Текст книги "Два дурака на чемодан алмазов (СИ)"
Автор книги: Александр Богатырев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 34 страниц)
Глава 24
Возвращение валькирии
Натин укатила не куда-нибудь, а в Германию.
Уже будучи знакомой с теми теориями, которые крутятся в умах местных учёных и революционеров, решила очень хорошо покопаться в первоисточниках. Но не просто так.
Одно дело выдать «на гора» своё заключение, которое не привязано к местным реалиям и вообще накопленному научному опыту местных же учёных. Совершенно иное, если выводы будут органично вытекать из того, что она собиралась нарыть. Поэтому, прибыв в Германию, она первым делом взялась… за историков.
Задание было «простое». С виду простое.
Проанализировать по существующим хроникам как изменялась норма питания, потребление различных продуктов в зависимости от времени. Договориться было просто. Деньги делали чудеса.
Особенно, если их предложить много.
Естественно, по меркам местных профессоров. Боялась ли она, что будут представлены, мягко говоря, неточные данные? Да, было такое опасение. Но против этого был «орднунг» германцев и… знания самой Натин, давно просуммированные и сведённые в систему в её родном мире. Знания, полученные на основе изучения прошлого и настоящего очень многих миров.
Вообще, стоит пару слов сказать о предрассудках чисто подростковых.
То, что делала Натин и братья, со стороны пацанчикам (в том числе и преклонного возраста) может показаться абсурдным или, по крайней мере неэффективным. С их точки зрения, самое эффективное средство по наведению порядка – это сила.
Типа: собрали побольше армию, вооружили её получше и раскатали врагов. И тут всем настанет рай с процветанием на вечные времена.
Как бы не так!
Если представления о «рае» будут далеки от реальности, от того, что вообще осуществимо, от того, что реально принесёт процветание и благополучие народа, то никакая военная сила не удержит народ от сползания в катастрофу.
Поэтому главным во всех войнах были даже не военные победы, а изменение представлений о реальности народов.
В конце двадцатого века, оказалось, что для того, чтобы уничтожить ненавистную страну часто нужно даже не военная сила, а изменение представлений масс людей в нужную сторону. И эти массы уже сами, под радостные аплодисменты агрессора сметут страну. Собственную страну.
Поэтому Натин сразу же оценила усилия братьев Эсторских как очень эффективные. Уж кто-кто, а вот она, хоть и недоучившийся, но прогрессор, понимала как РЕАЛЬНО всё происходит в обществах. Особенно революции. Ведь большинство реально успешных и великих революций происходили часто вообще тихо, мирно и без кровопролития. Иногда да, с кровопролитием, но не таким большим, как можно было бы представить по наступившим последствиям.
В памяти людей остаются революции кровавые. А вот те, которые прошли тихо – о них помнят, но не воспринимают как революции.
Первое, что сделали Эсторские своей пропагандой, это сильно подорвали уверенность западных буржуа в том, что они всецело и всегда правы.
Теперь надо было делать следующий шаг. И Натин надеялась, что его сделает именно она.
Итак… Историки рыли архивы, старинные книги и рукописи.
А она занялась пристальным изучением того, что называлось гордым словом марксизм. Читать всё, что было издано – неэффективно. Прочитала «Капитал», Прочитала «Манифест». Тут же обнаружила, что теория явно неполная. Но за этой теорией чувствовался некий потенциал. Особенно тот, что явно поднимал людей на борьбу за свои права, за лучшую долю. Но вместе с тем, она чувствовала, что Маркс, будучи всё-таки учёным, не мог остановиться на том, что почитали как Библию его последователи. Он же сам говорил, что «марксизм не догма, а руководство к действию».
Подразумевалось, что теория должна развиваться и применяться в деле.
Пока что Натин видела в последователях только догматизм или жалкие потуги на развитие, которые вырождались быстро в тупейший ревизионизм. Причём ревизионизм с оправданием и возвеличиванием существующих порядков.
Пришлось ехать туда, где хранились труды Маркса. Изначальные. И говорить непосредственно с хранителями наследия. Поначалу, её не поняли. Не поняли, что она ищет. Но потом, где-то были таки откопаны «Экономические тетради» и другие труды Маркса, которые явно были развитием мысли, но остались неизвестны широкой публике.
Как только Натин ознакомилась с ними, то тут же поняла – это оно!
Пусть и непоследовательно, пусть недостаточно, но было видно, что Маркс был гораздо «менее марксистом» нежели сами современные марксисты. Но главное, что там было – мысли по поводу «азиатского способа производства» и русской революции. С точки зрения марксистов современных – крайне крамольные.
Потерев руки и отвалив денежку на скорейшее издание «Экономических тетрадей», того, что было нарыто, на их перевод на русский язык с последующим изданием русской версии, Натин с сознанием исполненного долга укатила.
Не подвели и профессора историки. Они таки выкопали. По их растерянным лицам было видно ясно. И ясно что откопали.
Сейчас они сидели все в кабинете того профессора, которого подрядила Натин. Подчинённые профессора сохраняли каменно-надменное выражение лица. Типа: мы исполнители. Мы всё сделали как надо. Ждём премии. Даже тяжёлая старинная мебель, которой уставлен был кабинет только подчёркивал эту монументальность мин присутствующих.
На Натин иногда бросались заинтересованные взгляды, но было видно, что её побаиваются. Сразу признали за лицо из Высоких. Теперь и тянутся как новобранцы перед сержантом.
В отличие от них, сам профессор пребывал в смятении.
Даже привычная манера среди германцев во время разговора смотреть прямо в зрачки собеседнику ныне его очень сильно напрягала. Не успокоили и традиционные ритуалы приветствия, комплиментов и всего того, что предшествуют светскому разговору. Но в том-то и дело, что разговор предстоял деловой. И он явно не знал с чего начать. Тем более перед такой особой. Явно из высшего света. Которой понадобилось вот это совершенно странное, для таких как она, исследование.
Натин скользнула взглядом по присутствующим, и по-хозяйски сложила руки на стол, приглашая взглядом начать отчёт. Профессор достал папку. Уже прошитую, проклеенную где надо. И остановился, видно не решаясь начать.
– Вы удивлены тому, что нашли? – слегка насмешливо спросила Натин у него поощряя к докладу.
Профессор смутился, замялся ибо слова в глотке застряли. Но справившись с собой он таки промямлил.
– Но это… Этого просто не может быть! Мы проверяли. Мы всё проверили… Мы не знаем…
– Не может быть потому, что считается общепринятым в обществе? – поддела его Натин.
– Мы не знаем, чем это вызвано. – наконец выдал профессор что-то более-менее связное.
– Дайте угадаю! – прищурившись бросила Натин – вы обнаружили, что при феодализме люди питались лучше, чем сейчас, при более прогрессивном строе.
Профессор набычился и покраснел.
Натин кивнула.
– У вас это вызвало… мнэ… когнитивный диссонанс, разрыв шаблона и вы впали в ступор. Ибо считается, что если строй более прогрессивный, то люди должны при нём жить лучше. Так?
– Да. Так. Так должно быть! – выпалил профессор и в этой его фразе прозвучала искренняя обида. Обида на факт, с которым невозможно поспорить. То, что бросила Натин, он понял с трудом. Понял лишь то, что дамочка оказалась не просто слишком умной, как он обнаружил при первом знакомстве. Но ещё и более образованной чем он сам. А это ещё больше заставляло его чувствовать собственное унижение.
До этого, весь мир казался понятным и стройным. Так было и с представлениями о «более прогрессивном строе» о котором трындели на всех углах, о «превосходстве Европейской мысли», о «магистральном пути человечества», которым, как следовало из всего предыдущего только «просвещённая Европа» и следует. Так же было и с представлениями о женщинах, которые суть все дуры и их единственная пожизненная стезя должна быть – церковь, кухня, дети.
Сейчас профессор чувствовал себя погребённым под обломками своих прежних представлений о реальности.
– Мало ли что «считается»… – развела руками Натин. – учёный имеет дело с фактом. Уж не считаете ли вы, что «если факты противоречат теории, то тем хуже для фактов»?
– Нет… Нет!
– Вот и я считаю, что вы всё-таки умнее многих своих коллег. Так что же вы обнаружили? Примерно что, как вы поняли, я знаю. Но меня интересуют цифры. Цифры – они… короли науки.
Профессор не знал что и делать. С одной стороны, ему отвесили крайне лестный комплимент. Как учёному. Но с другой стороны он чувствовал, что его, и его представления, сейчас, просто и без затей, невзирая на личности, хладнокровно ломают через колено.
Он тяжко вздохнул и открыл папку. Отлистал на нужную страницу, упёр палец в строку и прочитал.
– Потребление мяса в конце Средневековья – 100 килограмм на человека в год. В восемнадцатом и девятнадцатом веках, после перехода на рыночные отношения, установления фермерства – 20 килограмм на человека в год.[29]29
Данный факт был установлен впервые аж во второй половине двадцатого века и опубликован в трудах школы Фернана Броделя. Вообще исследования крестьянского хозяйства, проведённые в конце двадцатого века выявили просто эпическое количество лажи, что считалась прежде само-собой разумеющимся. И одна из них – что якобы фермерство, капиталистические хозяйства на селе более эффективны чем «классическое» крестьянство и кооперация крестьянских хозяйств. Кстати по нашей же недавней истории: При сломе колхозно-совхозной системы, на тех же землях, с теми же людьми мы получили падение производства продовольствия в ДВА РАЗА.
[Закрыть]
– Что и требовалось доказать! – тихо выговорила Натин и аккуратно хлопнула ладонью по столу.
Профессору же это показалось приговором суда. И ударом молотка судьи, что следует после слов «Приговор окончательный и обжалованию не подлежит».
* * *
– Слушай, брат! А чем таким под конец жизни заболел Жюль Верн? – обратился Григорий к Василию, за завтраком.
– А к чему вопрос? – не сразу сообразив переспросил Василий, так как голова была занята совершенно другим.
– Да вот… Переписываюсь я с этим очень интересным дядькой.
– Ты мне не говорил! – вздёрнув брови бросил упрёк Василий.
– Дык говорю! Я ему сразу же послал ещё когда мы в Гамбурге были первое письмо.
– После, уже в Питере, я с ним более активно стал переписываться. И ты знаешь, он просёк большинство наших проделок! Умнейший мужик. Я, ясно дело, не стал подтверждать или опровергать… Ну сам понимаешь! Переписку могли вскрывать и читать разные прочие…
– А что он, например, просёк?
– Нашу проделку с Ктулху. Даже описал как мы это сделали с его точки зрения. И ты знаешь… Толковое описание! Ну, естественно, с точки зрения технических знаний его эпохи и времени.
– А больше ничего? – обеспокоился Василий.
– Если ты имеешь в виду убиение английского конвоя, то нет. Он меня самого пытал насчёт этой «мировой загадки». Я отбрехался, что «не знаю» и «слишком мало данных для анализа». Кажется удовлетворился… Но ты не ответил на вопрос.
– Какой?
– Что за болезнь у мэтра.
– Ах да!.. У него – диабет.
– И что ты молчал?!! Чем можем ему помочь?
– Нужен инсулин.
– И что?
– Инсулин можно получить. Но… Соболев Леонид Васильевич… первооткрыватель инсулина. Работает сейчас в лаборатории Ивана Петровича Павлова.
– И как?
– Я те исследования слегка подхлестнул и направил. Так что будет у мэтра хорошее лекарство. Хотя… надо бы для начала установить какого типа у него этот диабет.
– Их два типа. – ответил Василий на немой вопрос брата. – от этого зависит и лечение.
– Так давай посылай ему… или врача, или описания!
– Подожди, не пыли. Через неделю, наши химики как раз выделят и очистят первую партию. Ещё неделя – на клинические испытания… Причём не только инсулин, но и лекарство, которое лечит второй тип диабета – метформин. У Верна, скорее всего как раз второй.
Григорий было, открыл рот, но Василий продолжил.
– … Это и так слишком быстро. Так что не кипятись. Будет презент нашему писателю. Главное что мы знаем как всё лечится.
– Гм! – вдруг задумался Григорий. – Ты сказал «нашему»?
– А что?
– А ведь это идея!!! Много чего ведь исключительно хорошо можно прокачивать через ФАНТАСТИЧЕСКУЮ ЛИТЕРАТУРУ!!!
– Что ты задумал? – с подозрением спросил Василий, так как хорошо помнил прошлые выходки братца с литературой. Например с эпосом про «Конана-варвара».
Да, Василий, в конце концов признал, что запуск этого эпоса был по крайней мере удачной коммерческой идеей. И проектом. Популярность – бешеная. Продажи – высоченные. Но тут пахло ещё большей авантюрой. Потому, что это не кто иной как Верн. Писатель-гуманист и прочая, и прочая, и прочая.
– Напоминаю тебе высказывание твоего же кумира.
– Какого-такого?
– Фурсова.
– Ну, он, положим, не кумир…
– Не важно. Но он сказал замечательную вещь: «В подъёме патриотических настроений в обществе, разоблачении фальсификаций истории страны, исключительную роль сыграла русская боевая ФАНТАСТИКА!».
Последнее слово Григорий выделил. Василий, судя по его реакции на этот пассаж, забыл сие высказывание. Но он наконец, понял основную идею.
– Ага! – сказал Василий и уставился на потолок. – Значит, если мы толканём описание социализма через Верна, то… Избегнем обвинения нас здесь в «революционном экстремизме».
– Именно!
– Значит… Основные идеи: социализм не возможен, если в обществе отсутствует культура взаимопомощи, коллективизма, солидарности. Еврокоммунистам эта идея – как серпом по яйцам…
– Ну это уже твои заморочки и придумки. Моё дело предложить… А откуда ты взял что «невозможно создать если…».
– Один очень умный человек написал. У нас…
– А, один чёрт! Если Жюль Верн напишет, он ещё и вторым Марксом тут станет! – заржал Григорий.
– Марксом или нет, но помочь ему надо срочно. – также глядя в потолок и уже что-то высчитывая бросил Василий.
Колокольчик у двери весело звякнул.
Братья переглянулись, так как никого не ждали. Григорий развёл руками и вылез из-за стола. Но горничная его опередила.
Когда же Григорий увидел кто пришёл. Он чуть не лопнул от смеха.
– Вы?!!! Вам что, мало было?! – выпалил он.
У пришедшего лицо пошло пятнами. Но он сдержался. Видно сильно припекло.
* * *
Развитая майором Келлом бурная деятельность, почти ничего не дала. Все его «панические» докладные, где он призывал принять меры по защите страны от смертельного заболевания – ушли в стол. Стол вышестоящего начальства Роял Нэви. Предоставленная информация была слишком необычной и… панической. Естественно, с точки зрения адмиралов. Но не самого Келла.
И тут одно за другим начали приходить крайне пугающие сообщения.
Во-первых, крейсер «Талбот» уже давно должен был прийти в Портсмут. Но его не было. По сообщениям из других источников, его видели. Видели входящим в Канал. После – как в воздухе растворился. Или в воде.
Во-вторых, от рыбаков поступило сообщение, что они наблюдали гибель «какого-то большого корабля на траверзе мыса Ландуэднак».
В-третьих, в самом Ландуэднаке видели каких-то моряков, спасавшихся на шлюпках. По описаниям это вполне могли быть моряки с «Талбота».
Но что сильно настораживало, все эти спасавшиеся моряки рванули кто куда. От моря.
Последнее было не таким уже необычным. После пришествия «Летучего Голландца». Местные жители именно на это всё и списали. Но происшествие было настолько похожим на то, о чём подумал Келл, что прошиб холодный пот.
Он достал лист бумаги и долго-долго никак не мог собраться с духом. Ведь если прямо сейчас объявить о своих догадках, а «Талбот» придёт в Портсмут – будешь посмешищем на все времена. А если нет… И промедлить…
В конце концов, страх перед эпидемией абсолютно смертельной болезни победил.
Когда он уже запечатал пакет, вызвал секретаря.
– Вот это, – кинул он пакет секретарю, – немедленно доставить по адресу. Лично в руки. Сверхсрочно.
– И ещё. Срочно связаться с нашим эмиссаром в Петербурге.
* * *
Мистер Адамс попал в крайне щекотливую ситуацию. То, что он получил по телеграфу из Британии было настолько серьёзным и ужасным, что не оставляло ему никакого другого выхода. Другого, кроме как «идти на поклон», как говорят в этой дикой азиатской России, к своим же врагам.
К тем, кто совсем недавно над ним глумился как хотел. Но приказ был получен самый что ни есть конкретный. Там, на Островах, ситуация явно вышла из-под контроля. И дело было настолько угрожающим, что было уже не до сантиментов.
Мистер Адамс, только получив прямой приказ, понял, что все те планы по мести, что он лелеял – пошли не просто прахом. Этих двоих уже невозможно достать. И как бы не повторяли чрезвычайно популярную сейчас в Европе ИХ ФРАЗУ, что «вендетта – дело святое», тут уже ничего не поделаешь. От них зависит жизнь миллионов британцев. А может и всей империи.
Как он и предполагал, только приход к Эсторским его тут же, хотя бы в глазах самих Эсторских, сделал посмешищем. Гроссмейстер ложи, и на поклон к тому, кто ни в грош не ставит Великого Делания и самих Вольных Каменщиков. Кто наверняка ни капли не понимает сакральных смыслов заложенных в их Деле.
Адамс еле сдерживаясь посмотрел на веселящегося мистера Румату и перевёл взгляд на, меж тем сильно удивлённого Вассу, которого тут в народе потихоньку уже начинают называть по свойски Василием, Васей. Уж у этого Эсторского явно было больше почтения. Собравшись с духом Адамс принялся многословно извиняться, но был грубо и хамски прерван Руматой.
– Короче, мистер! У вас там на Островах, кой у кого хвост пылает синим пламенем. И вы решили попользовать наши знания в деле спасения высокосидящих задниц.
Нельзя не отказать в образности речи этого мистера. И каким бы ни был хамским заход, Румата Эсторский по большому счёту был прав. И глумливое выражение на лице Руматы это лишь ещё раз подчёркивало.
В отличие от него второй брат наоборот резко помрачнел лицом и коротко пригласил пройти. Румата смачно хохотнув, отправился в глубь жилища отдавать какие-то распоряжения служанке.
Васса сохраняя всё то же серьёзное выражение лица пригласил Адамса пройти в кабинет. Однако, нечто вспомнив, резко ускорился и пройдя первым, что-то в кабинете закрыл. От лишних глаз. Ещё раз оглядевшись по сторонам, жестом пригласил входить.
Кабинет был необычным. Не таким, к каким привык Адамс. В кабинете практически полностью не было книг. Но на столе, где явно работал хозяин, стояла какая-то очень странная машина, из которой торчала пачка бумаги. Лежали какие-то папки. Кстати, папки были и в книжном шкафу. Вместо книг. На корешках этих папок красовались надписи на неизвестном языке и шрифтом явно не латинским. Вот папок было много.
Пока рассаживались по креслам, быстрым шагом пришёл Румата. На его лице всё также светилась крайне ядовитая улыбочка. Тем не менее, постаравшись от этого как можно сильнее отвлечься, Адамс сосредоточился на деле. Тем более, что Васса тут же поломал «светский стандарт» ведения встреч и перешёл тут же к делу.
Так поступают янки. И это могло говорить за то, что они и есть янки. Если бы Адамс не знал того, что знал, наверное так бы и решил. Но… Они не были янки. Заведомо.
Впрочем и русскими эти господа тоже не были. Слишком далеки они от этих дикарей. Слишком уж много в этих двоих науки. Адамс тяжко вздохнул и выложил с чем пришёл. Смотрел же, пока рассказывал, только в глаза Вассе. Но когда закончил и взглянул на Румату, то увидел, что и тот слушает его вполне серьёзно. Более того, в глазах у него появилось какое-то ещё выражение… Её можно было бы назвать… безжалостная сталь.
– То есть, вы хотите сказать, – тут же вклинился Румата, как только Адамс закончил свою вступительную речь, – что грубо наплевали на предупреждения не соваться на Эболу и вообще в центральные области Африки? Наплевали на предупреждение о том, что сия болезнь не просто опасна? Наплевали на предупреждение, что если уж словили эту болезнь, то немедленно надо устанавливать жёсткий карантин?
– Да сэр. – Сухо подтвердил Адамс. И это признание ему далось очень дорогой ценой. Как будто пришлось собственноручно отсекать тупым ножом себе руку… Или что там происходило в их романе «Бриллиантовый заложник» среди самураев, когда они считали себя виноватыми?
«Чёрт побери! – подумал Адамс, – Я уже и думаю по шаблонам их книг!».
Но, как будто угадав его мысль, отозвался Васса.
– Выходит, для вас и книга предупреждением не стала. А ведь мы прямо говорили мистеру Сесилу, чтобы он отнёсся к описаниям в ней с очень большой внимательностью.
Адамс осторожно развёл руками.
– Ладно. К делу, мистер Адамс! – вдруг жёстко выпалил Румата. – вы утверждаете, что крейсер утоп. И что возможно, утоп по причине того, что на нём вспыхнула паника связанная с эпидемией. Эпидемией среди экипажа. Так?
– Да сэр!
– Где высадились остатки экипажа? Это какое графство? – немедленно вступил в разговор Васса. – Корнуолл? Девон? Дорсет?
– Корнуолл сэр!
– Чуть легче, но не намного. – с каким-то «медицинским» выражением, отозвался Васса.
– Если вы начнёте действовать немедленно, то эпидемия может ограничиться только Корнуоллом. Но это при условии, что Немедленно. – своим «стальным» голосом тут же дополнил брала Румата Эсторский. – Как я понимаю, вам очень бы не хотелось, чтобы эта болезнь дошла даже до Портсмута?
– Да сэр! Это крупный город и там верфи.
– Но в любом случае, вам придётся устанавливать карантин по всему графству Девон.
– Но… Почему Девон?!
– Считайте, что Корнуолл уже потерян. Если там будет эпидемия, вы её не сдержите.
– Но… Я уполномочен вам заявить… что мы готовы… – начал заикаясь Адамс. Только сейчас, глядя в стальные глаза Руматы и очень озабоченное лицо Вассы, он понял ЧТО нависло над Англией. Он сглотнул слюну и закончил. – Мы готовы закупить всё, что вы наработали на вашей фабрике. Всё ваше лекарство которое называется роганивар.
– Роганивар на вирусы не действует. – ответил Васса и тут же добавил – … К сожалению. Да, он лечит множество болезней, вызванных стафилококками, стрептококками, а также многими другими болезнетворными бактериями. Он очень много чего лечит. Но против эболы он бесполезен. Даже против гриппа. Который тоже вирусная инфекция.
На лице Адамса – полное непонимание о чём речь.
Пришлось братьям провести небольшой ликбез по части различия что такое вирус и бактерия. Напомнить работы Иваницкого и ещё больше надавить на то, что они последнее время очень жёстко продавливали в массы: Европа слишком чванлива. И за это поплатится. Видно эта тема у них была больной. Однако, спич братьев, в этой части, прошёл мимо. У Адамса все мысли были заняты эболой.
– Но… Что же делать? – через силу выговорил Адамс, ощущая, как всё внутри него наполняется льдом.
Васса бросил многозначительный взгляд на Румату. Тот и бровью не поведя начал пояснять что и почему.
– Вам сейчас надо поднять все вооружённые силы, что есть в Англии и бросить на блокаду Корнуолла. С суши и моря. Ни одна живая душа оттуда не должна выскользнуть. Блокировать также и все населённые пункты Девона. Их снабжать продовольствием. Но это снабжение должно иметь направление «только туда». Но не из них. Не от них. Кордоны должны иметь три пояса. Внутренний – самый ответственный и самый рисковый. Если среди них кто-то контактировал непосредственно с местными, касался их, даже касался их одежды вещей – в карантин! Не менее чем на месяц. Не заболели – повезло! В карантине – все, кто обслуживает, охраняет – в спецкостюмах. Никаких вскрытий трупов. Почему? Все кто будет вскрывать – сами трупы. Уберечься от заражения при аутопсии очень сложно. Почему я и говорил вам это… даже В КНИГЕ! Трупы – сжигать. Полностью.
– Кста-ати! – вдруг прервал его Васса. – Экспедиция!
Оба тут же посмотрели на него.
– В экспедиции был цирюльник?
– Да, сэр! – ответил Адамс, как само собой разумеющееся.
– Вот! – удовлетворённо воскликнул Васса. – Никто не подумает на цирюльника. А ведь он брил всех. В том числе и заболевших. И…
– …Через его инструментарий, болезнь передалась остальным. Прежде всего офицерам. Могу предположить, что у мистера Сесила был свой цирюльник? Если да – он из тех, кто возможно, выжил. До посадки на крейсер. А если так – постарайтесь его найти. Там очень много интересного с ним будет. В частности, как я полагаю, записи врачей экспедиции.
– Но не он ли стал источником заражения экипажа?
– Возможно, но не так вероятно как если бы болезнь прошла на ком-то из чудом уцелевших солдат.
Адамс степенно склонил голову в согласии. Чем больше он говорил с этими господами, тем меньше их боялся. Было очень хорошо видно, что они искренне хотят помочь. И возможно также напуганы перспективой эпидемии в Англии. Это говорило за предположение, что они – англичане. Ренегаты… Возможно. Но беспокоятся о жизни британцев они так же как и за свои.
«Всё-таки они выпускники Итона!» – мелькнуло у него в голове. Не зря же майор Келл специально просил его проверить эту версию.
– Как одну из мер, вам в Англии стоит прикрыть временно, месяца на два, все цирюльни. И сделать ограничение, что один цирюльник может обслуживать только одного клиента. Все эти два месяца. Ничего! Ради выживания, господа могут потерпеть два месяца и слегка обрасти бородами.
Адамс и это записал в своей записной книжке. С некоторых пор он всё, что рекомендовали братья, аккуратно, не стесняясь заносил в неё. Даже если какое-то предложение казалось ему слишком уж… бредовым.
– Дальше вам придётся на островах вводить гигиену. Чтобы все мылись и мыли руки. Поголовно все. Как вы это будете внедрять – ваши проблемы. Но это, конечно, никакого эффекта не принесёт, если ваши города не будут чисты, в ваших городах не будет канализации и станций по очистке стоков.
– Помилуйте! За месяц и даже два это невозможно сделать! – воскликнул Адамс.
– Возможно, что невозможно. Но многое стоит попытаться успеть сделать. В том числе и меры по предотвращению паник. Их надо пресекать беспощадно. Потому, что при паниках гибнет людей больше, чем от самой эпидемии.
Беседа длилась долго. Румата даже расписал кое-что из военной карантинной службы при таких эпидемиях.
– Но… всё-таки, господа! – вдруг осторожно выговорил Адамс, уже когда консультация подошла к концу. – Не могли бы вы быть так любезны, всё-таки предоставить хотя бы партию Вашего лекарства.
– Роганивар? – скучающим голосом спросил Васса Эсторский.
– Да сэр!
– Элементарно! Хоть сейчас можем отгрузить. – пожал плечами Васса. – Утром – деньги, вечером – лекарство. Цена – стандартная, экспортная.
– Завтра утром деньги будут у Вас. – Заверил Адамс.
– Договорились.
Все дружно поднялись из своих кресел.
Когда уже выходили, Адамс, таки исхитрился хоть краем глаза, но заглянуть за ширму. Узенькой щели хватило.
За ширмой была скрыта картинка… Или фото?… Слишком уж детальное. Два на два фута. На фото – планета. С огромным каньоном поперёк. Он понял, что это планета потому, что сверху и снизу виднелись маленькие белые пятна – полярные шапки. Рыжий же цвет… Рыжий цвет картинки наталкивал только на одну кандидатуру – Марс.
На фото были видны, кроме огромного каньона ещё и множество пятен, похожих на лунные кратеры.
«И как эти братья умудрились сделать это фото? – с удивлением думал Адамс, направляясь к выходу. – То, что братья „балуются“ цветной фотопечатью было известно уже давно. Ещё с новогодних празднеств. Но такая детализация на фотографии Марса!.. Это какой телескоп они изобрели, чтобы получить такое качество? Ведь даже на самых лучших фотографиях и рисунках Марса, были видны в лучшем случае только размытые пятна».
Но тут его мысли были прерваны шумом от входа. Горничная как раз впустила очередного гостя. Это было интересно.
И вдруг… Адамс похолодел в который раз за этот день. Он узнал голос пришедшей. Впрочем и сама пришедшая на аудиенцию к братьям быстро появилась из коридора.
Она никогда не вела себя как чопорная англичанка.
Она никогда не вела себя как тупая немка.
Она по богатству мимики и жестов больше всего была похожа на огненную итальянку. Но даже её она превосходила по всем параметрам. И была смертельна. Как Королевская кобра далёкой Индии.
«Может у этой кобры она и училась!» – вдруг мелькнула у него шальная мысль. В ином месте и ином окружении она бы сошла за великолепную шутку. Но Адамс так и не оценил её юмора.
Так как перед ним была…
Та самая Натин!
«Надо всё-таки отдать ей должное, она, даже наряжаясь в европейское платье, не носила корсет. Платье всегда на ней сидели как влитые и никогда не скрывали пластику великолепного тела».
А уж какова может быть эта пластика, Адамс имел несчастье узнать на собственных костях. И не дай Иисусе, чтобы ещё раз сподобилось!!!
Адамс резко шарахнулся в строну. Но драпать было просто некуда. Оставалось лишь прижав к груди свой саквояж крокодиловой кожи влипнуть спиной в стену.
Пришедшая первыми, естественно, заметила хозяев. И радостно поприветствовала их… на том самом мяукающем диалекте, на котором часто общались братья. Причём сразу было заметно, что говорит она на нём так же свободно, как и сами братья. Как на родном.
Это был ещё один шок. И Адамс понял, что если что-то ещё произойдёт… Нервы ведь не железные. Он уже как маленький мальчик был готов просто расплакаться. От бессилия. От безысходности.
Получалось, что эта ведьма, очень хорошо знакома братьям. И, возможно, именно в её загадочной стране, эти двое хулиганов, выучили тот «кошачий» язык. Картина, что внезапно сложилась у Адамса в голове была уже совсем…
Но тут помяукав в своё удовольствие, принцесса таки заметила фигуру, стоящую у братьев за спинами. Бледнолицую, перекорёженную страхом, с круглыми глазами.
У Натин был вид, какой имеет сытая кошка внезапно столкнувшись с жирной мышью – удивление и предвкушение забавы. Адамс от этого ещё плотнее вжался в стену.
Он понял, что обещание, данное этой дамочкой при последней встрече, вполне может быть исполнено. И приготовился получать по голове. Возможно ногами. Как любила Натин.
Ведь именно так – влупив ногами по ушам его подручным, она с ними расправилась. А после, приставив стилет к горлу, долго-долго ему шипела в лицо. Как заправская кобра.
Пообещав при следующей встрече, если он не «поцелует землю за тридцать шагов», «нарезать его тонкими ломтиками».
Вспомнив, с чем и зачем шёл, что получил, и что должен срочно донести, Адамс, издав стон умирающего мученика, сполз по стеночке на пол и стал на колени. Всё также прижимая к груди драгоценный свой саквояж.
Поцеловать пол ему не дали.
Увидев такое дело, Васса что-то быстро на том самом кошачьем языке спросил у Натин. Она ответила. Васса развёл руками и что-то сказал ещё. Натин переменилась в лице, сделала шаг в сторону, и красноречиво махнула рукой – пшёл вон!
Адамс, не веря ещё в своё счастье, со всех ног рванул к выходу.
* * *
Василия очень сильно повеселила картина встречи Натин с этим надутым индюком-масоном. Ведь было видно совершенно ясно, что Адамс Натин боится до полусмерти.
Сначала даже поразил до невозможности тем, что бухнулся перед ней на колени. Но после, рассуждая здраво, Василий понял, что не трусость вела Адамсом. А патриотизм. Когда речь шла о жизни и спасении Родины, этот «надутый индюк» хоть и с колебаниями, но пожертвовал своим честолюбием. Чтобы услышанное от братьев, дошло до адресата в Англии.
Да. Серьёзная жертва.
