Текст книги "Век Дракона. Пути Стражей (СИ)"

Автор книги: Александр Гарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 43 страниц)

– Только кажется, что это место такое большое, мой друг, – подал голос эльф, тоже шепотом, и тоже – очень громко. – Но присмотрись, изнутри оно меньше Орзаммара. Город – слишком громко сказано. Скорее – действительно – крепость.

– И дрянь какая-то на стенах, – несмотря на бесцветность, в голосе Броски сквозило немалое отвращение. – Глядите. Там, там... и еще вон там. Что это?

Дома действительно кое-где были покрыты непонятными мясными наростами, похожими на коконы бабочек, либо паучьи яйца, из которых сочилась слизь. В стенах Боннамара сделалось гораздо жарче, чем было у пропасти. По-видимому, те подземные силы, что некогда своим смещением повредили творение Каридина, нарушили и какую-то из вентиляционных шахт, что отводили воздушные потоки и вытягивали лавовый жар. От жары казалось, что можно было почуять гнилостный дух, исходивший от влажно поблескивавшей в свете факелов мясной мерзости.

– Гарлоково дерьмо, что ж еще, – Огрен дернул себя за висевшую из-под шлема бороду. – Ежели и не найдем мою мохоедку, так хоть недаром сходил. Знать буду, как оно выглядит.

– Ищите следы экспедиции, – напомнил Кусланд, с усилием отводя глаза от поневоле притягивавшей его взгляд дряни. – И касайтесь всего поменьше. Скверна здесь повсюду. А в особенности – в этом мясе. Не надейтесь на броню.

Они двинулись вперед, по узкой улице между двумя стенами – внешней и той, что составляла высокий и длинный каменный дом, назначение которого было неясно даже Дюрану. Добравшись до первого же проулка, свернули в него, инстинктивно намереваясь добратся до центра диковинного города. Тянувшиеся по обеим сторонам квадратные каменные колонны и резьба поневоле заставляли вертеть головами, забывая все прочее, ибо город, посвященный Легиону Мертвых, был действительно красив. Красота эта была схожей, с теми творениями гномьей работы, что им доводилось видеть ранее, однако, размеры, величие и необычность построек вынуждали даже забыть об обуревавших печальных мыслях и созерцать, дивясь и восхищаясь одновременно.

Зевран оказался прав. Несмотря на высоту зданий, размеры самого Боннамара нежданно оказались не такими большими. Пройдя улицу, и миновав арочный зал, путники вышли к достаточно небольшой, однако, необычной для гномьих городов площади.

Необычность ее заключалась в том, что на этой площади не стояло ни статуй, ни каменных указателей, ни, даже, колонн. Вместо этого центр схождений всех улиц занимал большой рукотворный пруд округлой формы. Из него, приподнятый на камнях иного цвета, возвышался пруд поменьше, также заполненный водой, а еще выше – и вовсе небольшой, размерами более напоминавший круглую бадью в купальне. Из центра бадьи бил фонтан воды. Над поверхностью самого большого и самого малого из заполненных водой прудов, поднимался едва заметный пар.

– Чистая, – стащив перчатку, Зевран в изумлении сунул руку в воду. – И горячая. Но не совсем. В самый раз искупаться.

– Нашел время, – наблюдая, как все, даже невозмутимый коссит, подходят к фонтану, дабы сунуть руки в теплую воду, и смыть хотя бы с них последствия многодневного похода, Огрен приподняв наличник, презрительно сплюнул, и отступил к равнодушному ко всему бронто. – Ты бы еще спать тут лег.

Морриган сбросила обе перчатки, потом наплечники, и с наслаждением погрузив обе руки в воду, омыла лицо. Будто бы смыв раздражение, что уже долгое время не сходило с него, застыв окаменелой маской. Дюран снял шлем, аккуратно поставив его на каменный бортик бассейна, и умылся тоже, отшатнувшись, когда сунувший в воду лицо Фарен обдал его брызгами, помотав мокрой головой.

– Эльф тебя, что ли, делал? – принц смахнул последние капли с бороды, окидывая недовольным взглядом отжимавшего косицы Броску. – Смотри куда трясешь!

– Могет быть, что и эльф, – неожиданно согласился Фарен, присаживаясь на край и, зачерпнув воды, принялся намывать крепкую шею. – С кем ток моя мамаша не кувыркалась, спьяну, поди, сама не разбирала, – он ухмыльнулся и вдруг пошел на большую откровенность. – Папаши-то своего я ни разу не видал. Рика, сеструха моя, в одном чреве со мной сидела, и красотка такая, что даж брательник твой, Белен, ее как взял к себе, так уж и не отпускает. Оч могет быть, что оба мы – от эльфа. Можешь заранее начинать волноваться, ежели все ж таки породниться нам доведется.

Он демонстративно шмыгнул тонким носом. Дюран выпрямился.

– Ты что несешь, неприкасаемый? – тише обычного проговорил он. Броска дернул плечом, подхватив и вытерев лицо краем выступавшей из-под доспеха рубахи.

– Про Рику, что ль? Говорю ж, сеструха моя, из охотниц за знатью, – безразлично пояснил он. – Три седьмицы поджидала под воротами Алмазных залов. Берат, тот, что Хартией тогда заправлял, уж думал гнать ее взашей, потому как хуч красивее гномки нет во всем Орзаммаре, но че ж тут делать, как не везет? А она возьми да подцепи самого Белена. Едва не в последний день. Ну и... крепко запал брательник твой. Уж надул ей пузо, как она мне перед походом шепнула. Как заделается королем, посадит ее с собой королевой. Да, ее, Рику. Тряпку из Пыльного. Вот, терь могешь об этом думать. Ток смотри не переусердствуй. Я-то к этому ни при чем.

Против ожиданий, несмотря на свалившуюся на него новость, выяснять больше Дюран не стал. Отвернувшись, он, по примеру хартийца сел на край бассейна, однако, не трогая воду и, по-видимому, действительно крепко о чем-то задумался. Убедившись, что эти его спутники не собираются ссориться, Командор, к подавленному состоянию которого прибавились уже знакомые страдания от резкого запаха немытого проводника, сделал попытку воззвать к голосу совести Огрена, который, единственный из всех, даже не приблизился к воде.

– Вот еще, Страж, – возмущенный его притязаниями, Огрен попытался скрестить руки на груди, но не вышло. – Занимайся своими делами. А в мои – не лезь.

– Страж говорит дело, – вмешался Стен. Стоя рядом с Шейлой и ростом приходясь вровень с ее головой, он гляделся еще более внушительно и сурово. – Рядом со свежей кучей – и то свежее.

– Всамделе, окунуться б, а, воин? – Фарен вытер шею углом рукава. – Ить не убудет от тебя.

– Неужели тебе самому не приятно быть чистым?

– Когда гном чист – у него зуд по всему телу, – усмехнулся Эдукан, вынимая из крепления топор и пальцами пробуя шатнуть его острый клюв.

Лицо Огрена побурело. Он открыл рот, чтобы ответить всем обидчикам сразу, но внезапно Командор, который сам это начал, резко вскинул руку, призывая всех к тишине. По лицу товарищи поняли, что он не шутит.

– Скверна, – Кусланд выхватил меч, делая знак отряду сплотиться ближе. – Вдруг. Рядом. Среди нас.

Тиская оружие, члены невеликого отряда заозирались, однако, на хорошо освещенной кристаллами, вделанными в стены со всех сторон, площади, не было никого, кроме них. Ведущие к ней улицы тоже просматривались достаточно далеко, чтобы исключить внезапное нападение. Но чутью Стражей принято было доверять. Если Командор слышал поблизости порождения тьмы, значит, так оно и было.

– Странно, – Броска прокрутил в ладонях мечи, делая пробный выпад в сторону. – Никого не...

Лезвие задело словно что-то живое, вырвав дикий взвизг, и обдав Фарена брызгами темной крови. В тот же миг прямо из воздуха вокруг ошарашенной компании стали появляться долговязые и тощие, но к удивлению проворные твари, с узкими зубастыми мордами и очень длинными, вытянутыми ушами.

– Крикуны! – Дюран первым обрушил топор на ушастый череп рванувшегося к нему порождения тьмы. – Они могут обманывать глаз! Стерегитесь!

Необычайная ловкость и словно бы прозрачность тварей, однако, была уже видна всем. Застигнутые у воды, путники, сплотившись, пытались пробиться к одной из стен, чтобы иметь возможность прикрыть спины, и убраться с пути Шейлы. Вновь сделавшаяся молчаливой и малоподвижной с того самого памятного разговора с Командором о невозможности сделать ей смертную плоть, в бою каменная женщина словно ожила, делаясь проворной и быстрой. Каждый взмах тяжелого каменного кулака разил по твари, что падая, уже не поднимались. Воины из отряда Стража едва успевали разбегаться с ее пути. Твари, впрочем, быстро осознали преимущество предполагаемых жертв, словно имели разум для того, чтобы осознавать. Еще несколько мгновений – и крикуны растворились в воздухе так же внезапно, как и появились, успев даже утащить несколько тел дохлых сородичей. Все прочие валялись на площади, размазанные по камням. Над этими стояла Шейла – так же неподвижно, как и до начала стремительной схватки.

– Ушли? – огромная секира Огрена, единственного, кто, кроме голема, успел завалить тварь своим оружием, подрагивала в его руках. – Совсем, Страж?

– Ушли, – Командор подошел к убитым и склонился над ними, поводя головой. – При Остагаре довелось увидеть немало тварей. Но таких там не было. Клянусь Создателем.

– Это крикуны, – Дюран, морщась, сунул так и не обмоченный в крови топор обратно в крепление. – Встретить их можно очень редко. Даже во время Моров. Появляются и пропадают. Как они это делают – не знает никто.

– Но, как будто, мы им задали! – Броска плюнул на продолжавший истекать соками труп. – Пусть еще только сунутся!

– Все благодаря Шейле, – каменная женщина стояла по-прежнему неподвижно, но Командор чувствовал, что она как будто ждала похвалы. – Спасибо тебе.

На миг вспыхнувшие лириумом глаза голема слегка прижмурились. Вспомнив, что Шейле нравились прикосновения, Айан погладил ее по плечу.

– Да, без женщин мы никогда и никуда, – антиванец сунул мечи в ножны и обернулся. – Верно я говорю, моя прекрасная чародейка?

Его вопрос повис в воздухе. Все еще не понимая, спутники Стража заозирались. Морриган в начале схватки была среди них, о том свидетельствовали следы гари на камнях, там, где падали сгустки творимого ею огня.

Однако теперь ее не было. Когда и, главное, куда могла пропасть закованная пусть и в легкую броню, лесная ведьма, в пылу схватки не заметил никто.

Глава 48

Глава 48

Морриган открыла глаза. В первый миг ей показалось, что от резкого удара по голове, швырнувшего ее в небытие, она ослепла. И лишь позже ведьма поняла – вокруг просто царила темень. Вместе с окончательно проснувшимся сознанием пришли звуки – сопение, чавканье, неясные всхлюпы, сопровождаемые шуршанием и словно бы перекатами – точно рядом, во тьме, тяжело ворочался кто-то очень большой. С трудом присилив себя смотреть, ведьма огляделась. Из темноты проступало нечто дрожащее и влажно чмокавшее. Это что-то колебалось, пульсировало и исходило горячими соками, со всех сторон липко касаясь ее кожи, словно она находилась посреди огромного перебродившего студня. В нос шибанула вонь, густая и мерзкая. Чувствуя все более подступавшую к горлу дурноту, Морриган попыталась поднести руки к лицу, но и тут ее ждала неудача. Запястья были перехвачены мокрыми жилами – и широко разведены в стороны, должно быть, чтобы воспрепятствовать ей сотворить магическое действо. Закусив губу, ведьма для пробы попыталась обратиться в птицу, зверя, но окружавший ее живой кокон словно сжимал тело и мысли, туманил голову и мешал собраться. Морриган пыталась еще и еще, но каждая попытка будто вытягивала из нее силы, те, что еще оставались.

Меж тем, тьма перестала плыть перед ее глазами. Окончательно очнувшаяся ведьма нашла себя подвешенной на десятках крепких, толстых ремней, или жил, мокрых и терпких. Со всех сторон ее окружала будто чья-то горячая, пульсирующая плоть, обвивала спину, проходя под чревом, стискивала, не давая шевельнуться. Ноги по щиколотку утопали в теплой жиже, обволакивающей и настолько тугой, что пошевелить ими было нельзя, несмотря на упиравшиеся во что-то твердое свободные колени, на которых она стояла. Доспех, одежда и амулеты исчезли, исчез даже гребень с головы, и мокрые волосы Морриган липли к ее плечам и спине, лезли в лицо, мешая смотреть. А посмотреть было на что.

Когда цепкие глаза болотной ведьмы привыкли к темноте, та слегка расступилась, вырисовывая очертания большой пещерной залы, стены которой были сплошь залеплены густо смердевшей мясной дрянью. Дрянь эта спускалась даже с потолка, испаряя тепло и невыносимую вонь. Вся мерзость была словно живой, блестевшей в свете редких, проступавших на стене жил лириума влажным маслянистым блеском. Но не она сразу притянула взор магини.

Жилистые наросты, в которые была обернута подвешенная ведьма, находились у самой стены. На противоположной стороне зала, занимая почти половину пещеры, лежала, а может быть, сидела самая громадная и безобразная тварь из всех, что ей доводилось видеть ранее. Сперва Морриган показалось, что она состояла из одних только больших кожаных мешков. Но, вглядевшись, магиня сумела различить верх тулова, что отдаленно походил на неимоверно раздутое женское тело, с лысой головой, отвисшей нижней губой, оскаленными зубами и совершенно бездумное. Огромные отвисшие груди, что росли в два ряда, как у свиньи, спускались куда-то под чрево. Само же чрево, настолько большое, что могло вместить, по меньшей мере, две груженых крестьянских телеги, непрерывно колыхалось, бурча и булькая, словно что-то двигалось внутри. Чудовищная женщина, казалось спала, а может быть, полностью ушла в себя, лишь слегка подрагивая, как будто в беспокойном сне. Торчавшие из-под брюха толстые и гибкие, длинные щупальца, довершали картину.

Морриган вновь попыталась выдернуть из оскверненного мяса свои руки. Подгоняемая страхом, она рвалась прочь, однако, ее рывки, казалось, лишь еще туже затягивали путы. Через какое-то время пленница сдалась, опустив голову и сотрясаясь от беззвучного плача. Впервые в жизни она была напугана, и не просто напугана – черный ужас леденил ее грудь жутью, беспроглядной, как темнота оскверненной пещеры. Молодая ведьма не знала, зачем она здесь, но было понятно, что то, что ее ждало впереди, не сулило ничего хорошего. Близость чудовища наводило лишь на одну мысль – этой твари был нужен корм, а корм лучше всего было подавать свежим.

Откуда-то от стены совсем рядом с ней отделилось нечто, в чем вздрогнувшая от нового испуга магиня признала низкорослую гномью фигуру. Когда то и дело приседавший возле мясных наростов некто приблизился, Морриган смогла убедиться, что не ошиблась. Перед ней стояла молодая крупноносая гномка с цветущими по всему телу многочисленными и обширными пятнами скверны. Ее немытое обнаженное тело было дрябло, а оттопыренный живот кожаной тряпкой висел почти до колен. Кубло спутанных, грязных волос казалось совершенно седым.

Ведьма не ожидала, что с ней заговорят, однако, гномка-вурдалак, склонив голову набок, внезапно глухим и дребезжащим голосом исторгла из себя вполне разумное слово.

– Проснулась? Земная... красота...

Усилием воли Морриган вернула себе здравомыслие и холодность рассудка. Осознание того, что в лице женщины-вурдалака, быть может, стояла единственная надежда на спасение, придало ей сил. Нужно было лишь правильно воспользоваться ею до того, как вернутся порождения тьмы. Что-то подсказывало ей, что времени оставалось все меньше.

– Очнулась я, да. Не скажешь, что за место это?

К удивлению, лицо гномки расплылось в улыбке, гадкой, из-за отсутствия многих зубов и похожих на два куска сырого мяса, больших серых губ.

– Говорит! Жаль, недолго... Но хоть так! Хоть так...

– Что это за место? – раздельно и четко повторила Морриган, и тут же понизила голос, устрашившись, что спящее чудище может услышать и проснуться.

Рыхлая гномка подошла ближе и погладила пленницу по мокрым волосам. На несколько мгновений лицо ее сделалось благоговейным, точно от прикосновения к святыне.

– Красота... земная... жаль, недолго... очень жаль.

– Чего жаль тебе? – гася в себе раздражение, спросила Морриган. Рука гномки продолжала поглаживать ее, но ведьма терпела, раздумывая над тем, как уговорить утратившую разум оскверненную женщину ослабить хотя бы часть перетягивавших ее руки мяса и жил.

– Жаль... красоты, – широкая липкая ладонь гладила уже плечо Морриган, перебирая ее волосы между пальцев. – Испортят они... испортят такую красоту.

– Что говоришь ты? Кто они? Порождения тьмы?

– Да-да, они. Они, порождения. Они мерзкие твари, и хозяева... Надо служить... надо слушать... слушаться. Не слушаться – нельзя. Нельзя...

Ладонь гномки коснулась груди ведьмы, и Морриган отпрянула – непроизвольно и брезгливо. Женщина-вурдалак тоже вздрогнула, отпрыгивая. Но беспокойное, ее лицо вновь приняло умиротворенное выражение.

– Есть время, – она снова улыбнулась, складывая большие руки поверх своего отвисшего живота. – Еще есть... Мы будем говорить... Ты хочешь говорить? Да, хочешь. Потом... уже... не сможешь. Говори сейчас.

– Распутай руки мне, – Морриган пошевелилась, стараясь через силу говорить ласково. Она уже поняла, что имеет дело с вурдалаком, чье тело смогло справиться со скверной, но разум, хотя и остался необычайно ясным, все же немало пострадал. – Больно. Портит красоту.

Гномка запрокинула голову и хрипло захохотала. Огромная туша уродливой твари зашевелилась. Впрочем, вурдалак тут же оборвала смех.

– О, нет, – она снова подняла руку и погладила Морриган по мокрой от слизи и испарений щеке. – Это не портит. Они – портят! Они! Да. Они придут и испортят совсем. Руки – не волнуйся. Не важно.

Речь ее делалась как будто более связной. Она в последний раз тронула кожу кривящейся ведьмы и вздохнула.

– Красота. Но ненадолго. Видишь, – гномка обернулась, давая пленнице посмотреть на чудовище, начинавшее ворочаться все больше, – Ларин была... красива. Тоже. Волосы... золотые... маленькая... и смех... «твой смех прекрасный, серебристый, как ручеек в ночи звучит...» Предки... Но они... испортили. Изменили ее. И твою красоту... тоже... испортят. Скоро, совсем скоро. Я, Геспит... снова останусь... одна.

– Сказать ты хочешь, вот это раньше было человеком?

– Гномом, – безумная Геспит, словно по мере разговора вспоминая слова, говорила все складнее и четче. – Все мы – дети Камня. И Ларин. И Геспит. И Бранка...

– Бранка? Бранка та самая, что Совершенная из Орзаммара? Ты из дома ее?

– Да, Бранка. Бранка, моя любовь, – гномка-вурдалак снова тяжело вздохнула. – Жена без мужа, подруга без друзей, Совершенная без истинных ценителей, любовница без любви. Она всех использовала. И свой дом. И Огрена. Даже... даже меня. Смешно, – словно очнувшись, Геспит горько покачала головой, уже не пытаясь дотронуться до изумленной Морриган. – Здесь повсюду смерть. Но я умираю от чего-то худшего. Ей не была нужна моя любовь, – она дернула лицом, прикрывая ладонью рот. – Камень наказал меня, прекрасная наземница. Столько смерти вокруг. Но я... я умираю от предательства.

– Бранка жива? – Морриган уже удалось справиться со своим голосом. – Где она?

Геспит взглянула на нее из-под грязной ладони, прикрывавшей лицо.

– Я знаю, – она вновь пустила руки, принявшись по очереди массировать каждый из почерневших пальцев. – Знаю, где Бранка. Но хода к ней нет. Она никого не подпустит. И ее не подпустят. Она бесится. Но хода нет. Ни к ней. Ни для нее.

Пленница переступила коленями, сжимая руки в кулаки.

– Сказать не можешь толком, – она с досадой попыталась прокрутить кисти, как перед творением магического действа, но, как видно, руки ее были перетянуты крепко, и разбухли в оскверненном мясе – даже этого сделать ей не удалось. – Тогда отведи к ней меня. Я найду ход.

Гномка сжала губы, с сомнением покачивая головой.

– Они не отпустят. Понимаешь? Они не отпустят тебя. Меня – да. Тебя – нет.

На некоторое время Морриган замерла, поднимая бровь.

– О порождениях тьмы ты говоришь? Зачем нужна я им?

Геспит еще раз обернулась, указывая на тяжело ворочавшуюся во тьме тушу.

– Вот, – она откинула за спину грязные седые волосы. – Вот Ларин. Она была... была как ты. Красива... очень. Она из дома Бранки. Как я. Как и все мы. Бранка... Бранка приказала идти в Боннамар. В Камнем проклятые Мертвые Рвы. Мы не хотели... многие не хотели, но пошли. И... мы... не смогли. Не справились. Их было слишком много. Слишком...

Бормотание гномки вновь делалось неразборчивым. Но до объятой гадливостью ведьмы долетали отдельные фразы.

– Мы пытались убежать, но они нас нашли... Они... схватили всех нас, превратили нас... М-мужчин они убивают... почти всегда. Им нужно мясо, много мяса. А женщин... они... Они забрали Ларин. Они заставили её есть остальных, наших друзей... Не сразу, нет, не сразу... Потом, когда она поела, она начала надуваться. Она распухла и посерела. И стала пахнуть как они. Они переделали её по своему подобию...

Собрав все силы, Морриган призвала Тень. Мясо, стискивавшее ее руки, стало нагреваться. Безумная Геспит бормотала рядом, как казалось, все более и более утрачивая связь с реальностью.

– Они берутся из нас.. Потому они ненавидят нас... Потому они не могут без нас... Потому они забирают нас... Потому они сытно кормят нас... Они возьмутся за тебя, – на пленницу взглянули затянутые поволокой мутные темные глаза. – Заставят тебя принять их, принять их скверну. А потом... потом они будут кормить тебя. Очень сытно кормить. Они... закроют твое тело, чтобы ты не могла исторгнуть из себя ничего, чтобы все оставалось там, внутри. Чтобы раздуть твое чрево... чтобы ты делалась больше и больше. Больше пищи, больше... скверны... Потом.... Потом будут растягивать, трогать, лепить, комкать, менять, пока ты не наполнишься ими... И тогда, когда уже будет все готово, они приведут к тебе... такого же как ты, длинноногого. Им нужен такой же, иначе не выйдет. Мужчина, принявший скверну. Ты пожрешь его живьем – кусок за куском... как Ларин пожрала своего мужа. И тогда... тогда ты будешь полностью, как они. И будешь делать их. Новых... Матка!

Чудище, бывшее ранее гномкой, наконец, пробудилось. С сопением распрямившись, оно задрожало, и принялось кхекать, словно чихая или отрыгивая что-то. Геспит отскочила в сторону. Глаза ее наполнились страхом.

– Они уже близко, я чувствую. Они... идут. Я... не должна быть так долго здесь. Я...

– Стой! – Морриган рванулась, стиснув зубы. – Помоги мне, и я тебе помогу! Слышишь? Вернись!

Однако, безумной в пещере уже не было. Чудовищая матка Ларин утробно взревывала, сопровождая это кхеканьем и влажными хлюпами. Откуда-то из темноты слышались приближавшиеся шаги, и Морриган, отчаявшись поджечь свои путы, вновь и вновь пыталась обратиться, гоня прочь из головы россказни Амелла о том, что даже он, в тесных объятиях скверны, не мог исторгнуть из себя простого магического действа.

Из тьмы одна за другой стали появляться полуодетые фигуры. Пленница задергалась, как попавшая в сети паутины букаха, разом растеряв всю свою холодность. Большая часть порождений тьмы отошла к еще более оживившейся при их виде матке, однако трое направились прямо к оцепеневшей Морриган.

– Страж, – еле слышно пробормотала ведьма, наблюдая, как подходившие вплотную гарлоки тесно обступают ее. – Кусланд, спаси меня!!!

Последние ее слова сорвались на крик, когда самый большой из трех, по всей видимости, эмиссар, запустил лапу в длинные черные волосы Морриган, запрокидывая кверху ее лицо...

Глава 49

Глава 49

Кусланд тяжело опустился на большую каменную скамью, одну из четырех, что окружали открытое пространство между домами. Должно быть, когда-то здесь было что-то вроде городского сада, однако, теперь в больших кадках из белого и зеленого мраморного камня, произростали одни только мясные коконы, к которым опасались приближаться все, кроме Стража, и ко всему безучастной Шейлы. Помимо привелегии без боязни бродить меж очагов скверны, эти двое также оставались единственно сухими в отряде. Все прочие, мокрые из-за обильного обливания водой из фонтана, дабы исключить оставание мельчайших частиц заразы на доспехах, да еще натертые слизью синего гриба, что, по утверждению Эдукана, препятствовала распространению скверны, гляделись не в пример потрепаннее и жальче. Натруженные многочасовым хождением по Боннамару ступни нещадно гудели даже у самых длинноногих из наземников. За то время, пока шли поиски похищенной ведьмы, город Легиона Мертвых был обойден из конца в конец, по меньшей мере, трижды. Он оказался не большим, но и не малым, и проверить все дома и улицы оказалось делом непростым и долгим.

– Значит, они увели ее дальше, в пещеры, – Эдукан присел рядом, вытягивая короткие ноги. В стороне, где было видимо чище и дальше от мясных наростов, расположились остальные. Бронто глухо постанывал, тяжело отдуваясь. Не решавшиеся оставить, спутники Стража везде таскали его с собой, что было мучением и для них, и для зверя. Но, несмотря на все их усилия, им не удалось найти даже следов похищенной ведьмы. Из-за обилия скверны вокруг, Айан не мог понять, в какую сторону ушли порождения тьмы и, если в начале поисков, у них еще была надежда найти похитителей, теперь, спустя такое продолжительное время, она почти угасла.

– Плохо, – подал угрюмый голос коссит. Говорил Стен нечасто, и уже одно это указывало на самый мрачный настрой.

– Жаль девчонку, – поддержал его Броска, присаживаясь на гранитый уступ, и роняя руки на колени. – Должно быть, ее уже сожрали. Сохрани Камень от такой смерти.

Огрен всхрапнул – без всегдашней смачности. Несмотря на скрывавший лицо глухой наличник шлема, можно было почувствовать исходившие от него волны дурного настроения. Зевран молчал, оглаживая морду бронто. Его гладкий смуглый лоб перечеркивали две морщины.

– И что мы теперь будем делать, Страж? – негромко спросил он, отирая зудевшую от слизи щеку о плечо. – Мы не можем ее бросить.

– Могем – не могем... Она уже мертва, – Броска скрутил с головы шлем и, взяв его подмышку, сплюнул под ноги. – А не мертва, так уж точно заразилась. И терь все одно помрет. Как, мать его, Леске. Ваще че мы тут делаем? – он поочередно посмотрел в неприкрытые шлемами лица Кусланда, Эдукана и Зеврана. – По три раза обшарили этот долбанный город. Даж этих... как их... сколов Бранкиных... И их не нашли. Не было ее здесь. А ежели и пришла, все, что от дома ее осталось, еще тогда растащили по норам и сожрали. Как нашу девчонку. Че смотрите? Не так говорю?

Кусланд обернулся на Огрена. Тот всхрапнул еще раз, дернув прикрытыми железом плечами.

– Нет тут ее меток, – нехотя подтвердил он, глухо вздыхая. – Но чтоб Бранка – и не смогла пометить место, хотя б, где она протянула ноги – в такое не поверю. Здесь она. Иль дальше в пещерах. Хотя нет, нет. Если ушла дальше, оставила бы указатель – как в Ортане. И еще на самом видном месте.

– Страж, – голос антиванского эльфа, поймавшего взгляд Командора, был как никогда серьезен. – Мы не можем уйти без Морриган. Ты представь только, каково ей сейчас.

– Да никаково, – Броска с досадой звякнул шлемом о доспех. – Нет ее уже, как те непонятно? Была, да вышла. И нам пора. Куда еще пойдем? Дальше по Тропам? А толку? Ежели только хошь выйти где-нить в Тевинтере. Ток вряд ли те там особо обрадуются. Хоч тебе, мож, и обрадуются. Слыхивал я, тамошние магистры охотно обращают в рабство эльфов.

– И гномов тоже, – прогудел Стен, единственный из всех, кто оставался на ногах. – Для работы в шахтах.

– И косситов, – Эдукан сорвал очередной сочившийся светящейся слизью гриб, вокруг которого на расстоянии нескольких локтей не было ни крупицы скверны, и принялся натирать им лицо. – Доводилось мне читать о бойцах из вашего племени, которых тевинтерцы стравливают между собой на специальной Арене, чтобы те сражались насмерть...

– У вас тоже есть Арена, – Зевран оставил в покое голову зверя и взялся катать желваки. С момента исчезновения Морриган он не сказал ни одной шутки, что само по себе никогда не было для него свойственно. И вообще сделался немногословен, чего, как казалось ранее, с ним вообще не могло приключиться ни при каких обстоятельствах.

– Не сравнивай, эльф, – Эдукан выпрямился. – Наша Арена – это ристалище доблести. Немногие удостаиваются чести драться на ней. А та, что в Тевинтере – для развлечения праздной толпы и магистров, которые не ведают меры в своей жестокости...

– Как по мне – невелика разница, – Броска шмынул своим тонким носом и поморщился. – Че там погибель и кровь, че там – все едино.

– Ты неприкасаемый, – опальный принц одарил бывшего хартийца презрительным взглядом. – Тебе не понять.

– Не, благородный. Именно потому, что я неприкасаемый, я в таких делах понимаю куда лучше тебя. Вот брательник твой понимает, Белен. Того и весь Пыльный за него. Да и Средний Орзаммар. Вы, благородные, о честях своих печетесь, а проблем, реальных, в натуре, дальше носов своих не видите и не нюхали, хуч шнобели у вас – будь здоров. Че? Услышал? Услышал. Терь смотри, не лопни от злости.

Эдукан вскочил. Кусланд – тоже, уже не сдерживая лица, перекосившегося в гримасе сильного раздражения. Однако, несмотря на стремительность, ничего больше произойти не успело.

Раздавшиеся словно бы прямо за их спинами шлепки могли издавать только ступни босого, идущего ими прямо по сопливым лужам из скверны. Мгновенно забыв о ссоре, спутники Стража выхватили оружие, оборачиваясь, и обучено занимая круговую оборону вокруг заволновавшегося зверя. Шлепки, меж тем, делались все явственнее. Уже было понятно, что шел кто-то один, и этот один шел прямо на них, не опасаясь и не таясь. Наконец, в пятно света шагнула низкорослая бесформенная фигура. Отблески пламени воткнутого у скамьи факела заплясали в больших полубезумных глазах.

Женщина – а без сомнений, это была женщина, остановилась, не доходя до воинов всего несколько шагов. Ее длинные, покрытые пятнами скверны, руки чуть подрагивали, в такт отвисшему пустой кожаной складкой животу.

– Т-ты кто? – первым решился подать голос Кусланд, когда уже сделалось понятным, что странная женщина-вурдалак пришла одна, не приведя за собой стаи тварей. И, без сомнения, разыскивала она именно их. Точно знала, что найдет всех на этом месте.

Женщина медленно подняла голову. Грязные, полуседые волосы открыли беспокойное опухшее лицо с мутными глазами.

– Г-геспит, – Огрен шагнул вперед, срывая шлем. – Предки! Геспит! Это ты, мохоедка проклятая? Но... но что с тобой произошло? Что случилось? Где Бранка? Она жива, моя лапушка? Жива?

Гномка-вурдалак шагнула вперед. Ее большие серые губы тронула почти осмысленная улыбка.

– Огрен. Не думала... увидеть тебя... здесь. Ты... всегда был просто надутым пивным бочонком. Бранка... удивилась бы... удивится тоже.

– Ты из дома Бранки, – Кусланд помнил имя поэтессы, не раз слышанное в проклятиях, что посылал на ее голову рыжий проводник. – Где ваша Совершенная? Она не погибла? Ты можешь нас к ней провести?