Текст книги "Зимняя война 1939-1940. Политическая история"
Автор книги: Александр Чубарьян
Соавторы: Олли Вехвиляйнен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 36 страниц)
Угроза разрастания войны
© В.Н. Барышников
Развернувшиеся боевые действия между Советским Союзом и Финляндией резко осложнили международную ситуацию в Европе. В северо-европейском регионе возник сложный узел противоречий, в котором переплелись интересы как вступивших во вторую мировую войну государств, так и нейтральных стран. Нарастала опасность их вовлечения в советско-финскую войну. События в Финляндии приковали внимание всего мира, и реакция на них была неоднозначная. Общественность многих стран поддерживала Финляндию. Отношение к Советскому Союзу значительно ухудшилось. «Я пережил немало антисоветских бурь, – писал полпред СССР в Лондоне И.М. Майский, – но что последовало после 30 ноября 1939 г., побило всякие рекорды»1.
Большинство зарубежных политиков и военных специалистов глубоко сомневались, что финская армия способна выдержать натиск советских войск. Поэтому в первой половине декабря 1939 г. западные государства лишь определяли степень своего вмешательства в войну с учетом собственных интересов и возможных последствий.
Имевшиеся у советского руководства сведения позволяли предположить, что скандинавские страны, а также США не станут непосредственно ввязываться в военные действия. Так докладывали в Москву советские дипломаты из этих государств2. Но было неясно, как повели бы себя те европейские страны, которые находились в состоянии войны между собой. В сложившейся обстановке, как ни парадоксально, «кабинет Чемберлена значительно больше интересовала поддержка финнов против коммунизма, чем предоставление помощи полякам против Гитлера»3. Эта позиция совпадала со взглядами французского правительства.
Характер "странной войны" на западном фронте начал постепенно приобретать новый оттенок: внимание англо-французских союзников переключалось на европейский север. Это логически продолжало их политику, проводимую с начала второй мировой войны, когда в Лондоне и Париже рассчитывали добиться успеха в войне с Германией прежде всего путем ее экономической блокады.
Не случайно поэтому осенью 1939 г. разрабатывались планы операций с целью нарушения коммуникаций Германии с государствами, поставлявшими ей стратегическое сырье. В частности, предусматривалось минирование побережья Норвегии, чтобы блокировать поставки железной руды в Германию из Скандинавии, где особую роль играл порт Нарвик. Планировалась также операция с вводом английских военно-морских сил в Балтийское море. Сам этот замысел, а также французская идея нанести бомбовые удары по советским нефтепромыслам на Кавказе создавали непосредственную угрозу СССР, который развернул торговлю с Германией, поставляя ей важные виды сырья. Как отмечал английский историк Д. Дилкс, торговые отношения между Советским Союзом и Германией "делали блокаду менее эффективной"4.
В октябре 1939 г. британский военный кабинет поручил комитету начальников штабов проанализировать "преимущества и недостатки, которые могут возникнуть для нас в том случае, если мы официально или неофициально объявим войну Советскому Союзу…"5. Т. е. все это происходило еще до начала советско-финляндской войны. Нетрудно понять, что возникновение войны между СССР и Финляндией оказалось на руку западным союзникам. Они стали рассматривать ее как весьма благоприятный фактор в реализации своей стратегической линии. В Лондоне и Париже также рассчитывали, что советско-финская война будет способствовать консолидации скандинавских стран и упрочит англо-французские позиции в этом регионе. Вместе с тем допускалось, что Германия могла высадить свои войска в Скандинавии, чтобы предотвратить потерю там важного источника получения стратегического сырья – железной руды. Германия, предупреждал У. Черчилль, несомненно, применит «грубую силу», если только сочтет, что «ее интересы требуют установления насильственного господства над Скандинавским полуостровом», вследствие чего «война распространится на Швецию и Норвегию»6.
Скандинавии грозило превратиться в один из ключевых театров второй мировой войны. Возникла проблема переброски на этот театр войск противоборствующих государств, что, как отметил в своем дневнике немецкий генерал А. Йодль, имело "политические основания"7. К тому же создание фронта на севере Европы открывало для западных союзников удобную возможность отвести войну подальше от своей территории8. «Поскольку мы господствуем на море, – заметил Черчилль, – то почему бы французским и английским войскам не встретить германских захватчиков на скандинавской земле»9.
Естественно, Запад скрывал свои истинные замыслы. О них стало известно лишь много лет спустя. В руководящих кругах Англии и Франции считали, что "коренной антагонизм между Советским Союзом и нацистской Германией"10должен неминуемо проявиться и наступит время, «когда конъюнктурная дружба между Москвой и Берлином осложнится»11. Исходя из этой перспективы, Черчилль до начала зимней войны не проявлял беспокойства по поводу усиления позиций СССР на Балтике. 16 октября 1939 г. на заседании военного кабинета он заявил: «Без сомнения обоснованным является стремление Советского Союза использовать сложившуюся обстановку для того, чтобы возвратить часть территории, которую потеряла Россия в результате первой мировой войны… В наших интересах, чтобы СССР укрепил свои силы на Балтике, ограничивая таким образом угрозу германского господства в этом регионе. По этим причинам с нашей стороны было бы ошибкой настраивать финнов против уступок СССР»12. В ноябрьских сводках английского командования появилась «обнадеживающая» информация о возраставшей напряженности в отношениях между Германией и СССР. До этого, однако, было еще далеко.
С началом зимней войны Великобританию захлестнула новая волна антисоветизма. Тот же Черчилль стал говорить, что Англии следует возглавить крестовый поход против большевизма и что помощь Финляндии представляет собой "замечательный, может быть, последний шанс привлечь антикоммунистические силы всего мира на нашу сторону". Советское руководство не могло не учитывать возможность столкновения "с соединенными силами ряда наиболее враждебных Советскому Союзу империалистических стран"13. Кроме того, в Москве стало известно о поставках немецкого оружия в Финляндию. Это противоречило советско-германским договорам, заключенным в августе и сентябре 1939 г. Одним из самых активных сторонников снабжения финнов вооружением был Г. Геринг. Он считал, что «оружия нужно поставлять в Финляндию столько, сколько возможно без ущерба для безопасности Германии»14.
Вскоре о скрытых действиях третьего рейха узнала англо-французская сторона. В министерстве иностранных дел Англии, пишет профессор Ю. Невакиви, германские поставки склонны были расценить как стремление Берлина к окончанию "братской войны между Германией и западными странами"15. В английском МИДе посчитали, что следует ограничить антигерманскую пропаганду.
Активно побуждали Германию к действиям, направленным против Советского Союза, ее итальянские союзники. 1 декабря начальник генштаба итальянской армии М. Роатта обратился к немецкому военному атташе в Риме с предложением объединить Европу "для борьбы с большевизмом"16. Естественно, что это не могло быть лишь инициативой армейского руководства. Подтверждением тому явились действия Б. Муссолини, который предпринял шаги, чтобы с помощью Франции реализовать идею объединения ведущих европейских государств на антисоветской основе и заключить соответствующий пакт17. В письме к Гитлеру Муссолини осуждал его за сотрудничество с Советским Союзом и призывал совместно уничтожить большевизм18. Но Гитлер, учитывая неготовность Германии к войне с СССР, руководствовался своими расчетами, хотя и заявлял (в январе 1940 г.), что видит «немецкую миссию в том, чтобы ликвидировать опасность с Востока»19. Позднее он откровенно говорил К. Маннергейму: «Крайне сожалею, что мы… не смогли помочь… Это было невозможно»20.
В руководстве третьего рейха не было полного единства относительно оказания помощи Финляндии. В противовес упоминавшейся позиции Геринга выступал министр иностранных дел И. Риббентроп, опасавшийся дипломатических осложнений с Советским Союзом в случае получения им конкретных сведений о германских поставках оружия финской армии. Гитлер же допускал скрытую поддержку Финляндии, но при условии, чтобы это не повредило Германии21.
Советское правительство, получив сведения об участии Германии в снабжении Финляндии оружием, не намерено было с этим мириться. 9 декабря Молотов вручил протест германскому послу в Москве Ф. Шуленбургу. Протест основывался на имевшихся у правительства СССР сведениях о том, что через территорию Германии в Финляндию перебрасывалось 50 итальянских военных самолетов22. Демарш поставил ведомство Риббентропа в затруднительное положение. Требовалось придумывать объяснение.
Тем временем советский Балтийский флот, осуществлявший блокаду финляндского побережья, стал подвергать обстрелу все транспорты, направлявшиеся в порты Финляндии. 10 декабря советская подводная лодка потопила в Ботническом заливе немецкое транспортное судно "Болхейм"23, что еще более осложнило дипломатическую обстановку. В тот же день Риббентроп, нервно реагировавший на развивавшиеся события, направил в Москву через свое посольство телеграмму, где утверждалось, что «с момента возникновения конфликта между Советским Союзом и Финляндией ни из, ни через Германию никаких военных материалов в Финляндию не поступало». Шуленбургу поручалось «уведомить об этом Молотова и решительно противиться появившимся подозрениям, а также недоверию русского правительства»24. В том же духе Риббентроп провел беседу с советским полпредом в Берлине A.A. Шкварцевым, специально приглашенным в министерство иностранных дел25.
По всему было видно, что германское руководство серьезно обеспокоено. В результате последовало распоряжение Гитлера прекратить поставки оружия в Финляндию26. Немецким дипломатам за рубежом Риббентроп дал указание избегать «антирусского тона» в беседах, касавшихся войны между СССР и Финляндией, а также «от выражения какой-либо симпатии в отношении позиции финнов»27.
Представители Финляндии в Германии с пристальным вниманием следили за действиями гитлеровского руководства. Финляндский посланник сообщал из Берлина в Хельсинки, что германское правительство официально демонстрирует свою индифферентность по отношению к финнам и стремится "отказаться от всех выгод в Финляндии в пользу России"28. Да и советскому руководству было важно не доводить дело до обострения отношений с Германией, демонстрировать верность договорным обязательствам. Прежде всего это выразилось в благожелательной реакции на просьбу со стороны германского руководства учитывать его экономические интересы в Финляндии. Речь шла о том, чтобы война не отразилась отрицательно на поставках в Германию финского сырья, а также сельскохозяйственной продукции и были бы сохранены промышленные объекты Финляндии29. Чтобы обеспечить безопасность немецких транспортов, был отдан приказ не допускать обстрела нейтральных судов вне блокадной зоны30. Примечательно, что начальник Генерального штаба Б.М. Шапошников дал распоряжение прекратить бомбовые удары по району Хельсинки, когда проводилась эвакуация немецких подданных из финской столицы. Немецкий транспорт, на котором они следовали из Финляндии, должен был сопровождаться советским миноносцем31.
Несомненно, события зимней войны рассматривались в Берлине в целом с позиции интересов и наибольшей выгоды для Германии, а не под углом зрения "заботы" о Финляндии. Такая оценка содержалась и в некоторых донесениях, направлявшихся в Хельсинки посланником А. Вуоримаа32. Когда боевые действия в конце 1939 г. развивались неудачно для Советского Союза, в Германии предпочитали, чтобы Красная Армия как можно дольше вела войну с Финляндией. Второй секретарь посольства США в СССР Ч. Болен, наблюдая за поведением германских дипломатов, сделал такое заключение во второй половине декабря: «Немцы в Москве очень довольны и смеются. Они полагают, что чем больше русские завязнут в Финляндии, тем выгоднее это для Германии, так как последняя тогда будет иметь Советский Союз в своих руках и сможет выставлять требования любого экономического и политического характера, угрожая в противном случае оказанием неофициальной помощи Финляндии»33.
"Неожиданный поворот", как оценил Черчилль войну в Финляндии34, побудил и западные государства по-иному взглянуть на свои возможности в Северной Европе. По словам посланника Финляндии в Англии Г. Грипенберга, интерес англичан к советско-финляндской войне через неделю после ее начала «возрос так, что они забыли о своей собственной»35. В Форин Офис считали, что «Финляндию надо было сковать длительным по времени конфликтом с Советским Союзом, а Скандинавию предохранить от нападения русских и, возможно, немцев…»36. Но чтобы война могла продолжаться, требовалось усилить помощь финским вооруженным силам.
Рассматривая вероятный ход дальнейших событий, западные политики склонялись к тому, что Германия "не вступится" за Финляндию, а будет скорее всего демонстрировать благожелательный по отношению к СССР нейтралитет. Чемберлен, в частности, не допускавший ранее мысли, что Германия и Советский Союз могут долго сотрудничать, считал в конце 1939 г., что они в данной ситуации "будут вместе"37.
Ободренные тем, что Красная Армия терпела неудачи, руководители Англии и Франции развили немалую активность, пренебрегая опасениями, что может сложиться обстановка, когда их военный противник – Германия пойдет на резкое сближение с СССР в тактических целях. Они считали реальным в тех условиях отвлечь внимание Гитлера от западного фронта и добиться вовлечения в войну скандинавских стран. Это были очень рискованные расчеты.
Более осторожные американские политики Ф. Рузвельт и К. Хэлл начали в это время уже отказываться от излишне резких антисоветских акций, поскольку усматривали их нежелательные последствия для Запада – вероятное усиление связей между СССР и Германией38.
Неубедительными были и утверждения относительно зреющей с советской стороны опасности для Скандинавии, поскольку наступление Красной Армии застопорилось и она несла значительные потери. Это учитывали в Швеции и Норвегии39.
Используя обращение финляндского правительства в Лигу наций и последующие ее действия, западные государства взяли курс на применение санкций по отношению к Советскому Союзу, а не на мирное улаживание конфликта. Но это вело лишь к эскалации войны. По мнению, высказанному одним из германских дипломатов в Швейцарии, если бы Лига наций санкционировала необходимость объявления всеми ее членами войны Советскому Союзу, то это в первую очередь "принудило бы северные государства включиться в войну, главная тяжесть которой легла бы тогда на этих новых союзников" западных стран40.
В Хельсинки учитывали опасность возможного сближения СССР с Германией в случае, если он окажется за бортом Лиги наций подобно вышедшему из нее третьему рейху. В телеграмме, направленной министерством иностранных дел Финляндии своему представителю в Лиге наций, указывалось, что "если Россия будет исключена, то это будет означать победу политики Риббентропа и со временем, возможно, Россия даже полностью присоединится к войне на стороне Германии"41. Как считали в Хельсинки, такое развитие событий неприемлемо, поскольку тогда «положение окончательно ухудшится в связи с прекращением необходимой от Германии военной помощи»42. Не случайно поэтому финский посланник в Берлине стремился заверить германское руководство, что «обращение Финляндии в Лигу наций не должно никоим образом выглядеть, как действие, направленное против Германии»43. 14 декабря, как к тому стремились в Лондоне и Париже, Советский Союз был исключен из Лиги наций. Это решение, безусловно, дало возможность западным державам более активно поддерживать Финляндию. За день до этого английский посланник в Хельсинки информировал свое правительство, что финский министр иностранных дел В. Таннер выразил твердую надежду на получение военной помощи от западных стран, в частности посылку в Петсамо польских военных кораблей44. Грипенберг вел переговоры о том, чтобы находившимся в Англии судам польского военного флота «дали распоряжение начать военные действия против Петсамо и Мурманска»45.
Вечером 14 декабря французский посол в Англии поставил вопрос о совместных англо-французских действиях для поддержки Финляндии, предложив "связать на Севере силы Советского Союза"46. На следующий день премьер-министр Франции Э. Даладье принял финских представителей в Париже – посланника X. Холма и полковника А. Паасонена, заявив им о своей готовности «разорвать отношения с Советским Союзом, если англичане сделают то же самое»47. Премьер-министр Франции выразил, кроме того, готовность направить Финляндии 30 новых истребителей и предложить Швеции и Норвегии поддержать предоставление ей военной помощи48.
В последующие дни активность правительств Франции и Англии в этом направлении нарастала, причем ставился уже вопрос о вооруженном вмешательстве этих стран в советско-финляндскую войну. 19 декабря на заседании Высшего военного совета в Париже Даладье выступил с предложением направить в Финляндию англо-французские экспедиционные войска. Оно не вызвало особых возражений, но реализация его требовала подготовки. Участники заседания не могли не отдавать себе отчета в том, что кардинально такая акция изменила бы военно-политическую обстановку в Европе, превратив Скандинавию в театр мировой войны. К тому же западным державам пришлось бы вести одновременно боевые действия на двух фронтах: против Германии и против Советского Союза.
В состоянии ли были они решать эту задачу собственными силами? Ведь финские войска не могли долгое время выдержать натиска Красной Армии. А как бы отнеслись к их планам в Швеции и Норвегии? В данном случае считалось целесообразным "использовать взаимные симпатии народов Швеции, Норвегии и Финляндии как средство добиться от правительств этих стран согласия на ввод союзных войск"49. Имелась и другая точка зрения: «Мы больше выиграем, чем проиграем, от того, что Германия нападет на Норвегию и Швецию», – считал Черчилль50.
В Германии действительно разрабатывался план нанесения удара по Скандинавии, "если враг, как заявил Гитлер, будет готовиться распространить войну" на этот район51. По мнению Б. Лиддел Гарта, «Гитлер, несмотря на неразборчивость в средствах, предпочел бы оставить Норвегию нейтральной и не планировать вторжение в нее, однако, явные признаки готовящихся враждебных акций союзников в этом районе спровоцировали его на этот шаг»52. Сведения о намерении западных держав осуществить десантную операцию на севере Европы оперативно поступали в Берлин, в том числе от германского военно-морского атташе в Осло. Делался вывод, что «очень важно оккупировать Норвегию»53.
Подготовка "норвежской операции" была начата германским военным командованием в соответствии с распоряжением, отданным Гитлером 14 декабря. В этом его особенно убедили беседы с "фюрером" норвежских фашистов В. Квислингом, состоявшиеся 16 и 18 декабря54. В итоговом документе оперативного отдела штаба военно-морских сил Германии содержалось обоснование принятого решения. В нем говорилось, что, «исходя из общестратегических военных соображений, необходимо в принципе включить оккупацию Норвегии в наши оперативные планы»55.
Западные державы практически одновременно обдумывали свои планы оккупации ключевых районов Скандинавии. 20 декабря в Париже в развитие решений, принятых Высшим военным советом союзников, рассматривался вопрос о захвате Северной Швеции, что, по их расчетам, приведет к стремлению германской армии оказать противодействие и ускорит ход всей войны56. Но конкретно вопрос о направлении в Финляндию войск западных держав еще не был решен57.
О достигнутых решениях был поставлен в известность финский посланник в Париже X. Холма, который в свою очередь передал их в Хельсинки, вероятно, в искаженном виде. В телеграмме указывалось, что "Высший совет Франции и Англии единодушно решил направить в помощь Финляндии французские и английские войска, если Швеция и Норвегия примкнут к финляндской войне"58.
Из этого текста финское руководство могло понять, что вооруженная поддержка Финляндии гарантирована и остается только "в первый и последний раз запросить у Англии и Франции прямую военную помощь"59. Ответ из Хельсинки последовал 22 декабря. Посланникам в Лондоне и Париже сообщалось, что для помощи Финляндии непременно необходимы войска60. Холма и Паасонен, встретившись на следующий день с премьер-министром Франции Даладье, проинформировали его о заинтересованности Финляндии в военной помощи61.
В тот же день из Хельсинки в Стокгольм и Осло было направлено указание финским посланникам заявить правительствам Швеции и Норвегии, что западные державы могут предоставить Финляндии свою помощь, в которой она нуждается62. Иными словами, правительство Финляндии, опередив официальное обращение этих держав к Швеции и Норвегии относительно возможности прохода экспедиционных сил через их территорию, поспешило заранее уведомить о своем положительном отношении к решению Высшего военного совета Англии и Франции. Очевидно, оно хотело предостеречь соседей от негативной реакции на такое решение. Позиция финляндского руководства свидетельствовала, сколь быстро, без колебаний оно принимало предложение англо-французской стороны.
В отличие от Финляндии правительственные круги Швеции, а вслед затем и Норвегии весьма настороженно встретили известие о перспективе допуска войск Англии и Франции на свою территорию. 25 декабря министр иностранных дел Швеции К. Гюнтер изложил своему норвежскому коллеге X. Куту соображения о том, насколько негативно для обеих стран может обернуться согласие на реализацию выдвинутого замысла. Транзит англо-французских войск через территорию Швеции и Норвегии, объяснил он, чреват вовлечением обоих государств в мировую войну, поскольку Германия непременно предпримет контрдействия. В связи с этим, заключил Гюнтер, правительство Швеции возражает против намечавшейся акции. Министр иностранных Дел Норвегии согласился с такой позицией63. В конечном счете Швеция и Норвегия договорились о проведении общей линии, суть которой заключалась в том, чтобы не предоставлять Англии и Франции права десантировать свои войска на их территорию, но и не препятствовать транзитному передвижению в Финляндию иностранных военных грузов и «специалистов» в штатской одежде64.
В Москве, конечно, хорошо знали о том, что Швеция, тем не менее, превращалась в перевалочную территорию при транспортировке предназначавшихся Финляндии военных грузов. Однако при этом проявлялась определенная сдержанность по отношению к шведскому правительству. Дело в том, что на данном этапе, когда стала обнаруживаться тенденция к затягиванию и расширению масштабов советско-финляндского конфликта, а также опасность включения в него стран Запада, советское руководство не могло уже отклонять мирные инициативы и посредничество шведских правительственных кругов. Полпредство Советского Союза в Стокгольме сообщало, что по определенным каналам начинается зондаж возможностей найти пути, чтобы положить конец войне между СССР и Финляндией65.
На данном этапе войны наметился определенный поворот в дипломатической области. Он свидетельствовал о том, что в Москве, серьезно взвесив в совокупности такие факторы, как неудачные результаты наступления Красной Армии, неясность дальнейших перспектив в развитии боевых действий, несостоятельность расчетов, связанных с правительством Куусинена, и опасность консолидации на Западе сил в поддержку Финляндии, рассматривали теперь возможность мирных переговоров с правительством в Хельсинкиб6. Важно, что перемены в позиции правительства Советского Союза стали известны в Швеции, от которой в конечном счете зависело окончательное решение вопроса о пропуске через свою территорию экспедиционных войск.
Когда 27 декабря в Стокгольме и Осло получили меморандум Э. Галифакса с предложением принять решение Высшего военного совета, а 28 декабря подобного же содержания ноту из Франции, то ответа сразу не последовало. Именно в этот день у Гюнтера состоялась беседа с Коллонтай, которая сообщила ему о позитивном подходе Москвы к перспективе прекращения войны с Финляндией67.
Но в Хельсинки поступившую информацию из Стокгольма о наметившихся переменах в позиции советского правительства восприняли без энтузиазма. Начальник политического отдела МИД Финляндии А. Пакаслахти, детально описавший в своих воспоминаниях все тонкости "дипломатической кухни" этого периода, даже не упоминает о сообщении Гюнтера. В правительственных кругах многие были настроены на получение вооруженной помощи стран Запада. Механизмы по установлению связей по военной линии между Ставкой К. Маннергейма и генштабами Англии и Франции начали действовать.
Из Парижа в Финляндию во второй половине декабря прибыл подполковник Ж. Ганеваль "в качестве личного представителя главнокомандующего вооруженными силами страны генерала М. Гамелена при маршале Маннергейме"68. Между Лондоном и Хельсинки велась дипломатическая переписка относительно направления в Финляндию специального представителя вооруженных сил Англии. 27 декабря из Лондона телеграфировали в МИД Финляндии: «Военное министерство хочет как можно быстрее направить в Ставку генерала, который бы мог обсудить с Маннергеймом обстановку, чтобы получить ясное представление, чем Англия может оказать помощь… Считаю, что дело должно решаться секретно и исключительно быстро»69. Маршал ответил: «Я с большим удовлетворением воспринял сообщение относительно возможного прибытия ко мне в ближайшем будущем английского генерала»70. Вскоре, 29 декабря, в Ставку финского главнокомандующего направился бригадный генерал К. Линг71, уполномоченный английским военным командованием рассматривать оперативные вопросы. В Лондоне и Париже ожидали, что правительства Швеции и Норвегии согласятся допустить на свою территорию экспедиционные войска. Обнадеживало то, что во влиятельных политических и, особенно, военных кругах обеих стран имелись силы, которые были настроены на решительные действия против СССР. По данным советской разведки, английский посол в Стокгольме сообщал 25 декабря в Лондон, что шведский генеральный штаб настаивает на открытом вооруженном вмешательстве Швеции в военные действия Финляндии72. Четырьмя днями позднее посол, направляя телеграмму в МИД Англии, выразил уверенность, что политика Великобритании и Швеции должна быть направлена «на продолжение военных действий в Финляндии и недопущение принятия участия в них Германии»73. Под «недопущением» надо было, видимо, понимать упреждающие меры, связанные с планами направления экспедиционных войск в Скандинавию и решения там своих собственных задач. «…Нам надо спасать Финляндию не столько потому, чтобы она создала преграду России, – указывал 27 декабря один из руководителей МИД Англии О. Сарджент, – а для того, чтобы она встала на пути к шведской железной руде и побережью Атлантики»74.
2 и 3 января 1940 г. заседания английского военного кабинета были посвящены обсуждению планов намечавшейся интервенции в Скандинавию, при этом вопрос о защите Финляндии не рассматривался в качестве первостепенной задачи. Считалось, что только после установления надежного контроля над норвежским портом Нарвиком, а также еще несколькими районами Северной Норвегии западные союзники смогут оказать поддержку Финляндии. "Если рекомендации начальников штабов будут приняты, – говорил 3 января на заседании военного кабинета английский маршал авиации С. Нюолл, – то Скандинавия будет рассматриваться в настоящее время как решающий театр военных действий"75.
Лондон в это время стремился дать понять Советскому Союзу, что Англия намерена действовать решительно. Посол Великобритании У. Сидс покинул Москву. Официально было заявлено, что он отправился в отпуск "по состоянию здоровья", но комментарии английской прессы намекали на возможность разрыва дипломатических отношений с Советским Союзом76, что привело бы к резкому обострению международной обстановки в Европе.
Между тем и Италия отозвала своего посла из Москвы "в отпуск". Активно выступая за расширение поставок оружия в Финляндию, итальянское правительство, по данным советской разведки, вело переговоры с Берлином о том, как удобнее переправлять туда военные грузы77. Вопрос снабжения оружием финской армии становился по сведениям, поступавшим из Хельсинки от зарубежных военно-дипломатических представителей, одним из самых острых78.
В складывавшейся ситуации многое зависело от того, какое окончательное решение примут скандинавские страны. К 3–4 января Париж и Лондон получили, наконец, официальный ответ от правительства Швеции по вопросу о вводе войск в Скандинавию. В нем было заявлено о нежелании Швеции участвовать в такого рода акции по оказанию помощи Финляндии. При принятии этого решения учитывалась вероятность вмешательства Германии уже на стадии подготовки союзников к высадке своего десанта на скандинавский плацдарм. По оценке финского исследователя П. Висури, "ресурсы шведских вооруженных сил не позволяли оказывать помощь Финляндии, так как требовалось принимать во внимание также Германию"79.
Характерно, что накануне принятия шведским правительством своего решения, 2 января, К. Гюнтеру нанес визит германский посланник в Стокгольме В. Вид и выразил сожаление, что отношения между обоими государствами "основательно испорчены"80. В Берлине шведским дипломатам неофициально разъяснили, что «если вмешательство англичан и французов в дела Финляндии зайдут настолько далеко, что те направят туда войска, то военное руководство сочтет необходимой оккупацию Германией части Швеции»81.
Внимание третьего рейха к поведению скандинавских стран в дальнейшем становилось все более пристальным. Немецкие дипломаты настойчиво интересовались тем, как в Москве "расценивают возможность помощи Финляндии третьими государствами, в частности, Швецией и Норвегией"82. Беспокойство в этой связи проявлялось, естественно, и в Советском Союзе. В нотах, направленных 5 и 6 января руководством СССР в Стокгольм и Осло, содержалось предостережение от попыток отступления шведского и норвежского правительств от политики нейтралитета и указывалось, что это может привести к нежелательным осложнениям в отношениях83.
