Текст книги "Зимняя война 1939-1940. Политическая история"
Автор книги: Александр Чубарьян
Соавторы: Олли Вехвиляйнен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 36 страниц)
В КАНУН ЗИМНЕЙ ВОЙНЫ
© Н.И. Барышников, О. Маннинен
Со второй половины октября 1939 г. становилось все более очевидным, что советско-финляндские переговоры заходят в тупик и вряд ли будет достигнута договоренность по внесенным советской стороной предложениям. И.В. Сталин и В.М. Молотов начали склоняться к тому, что остается крайнее средство – прибегнуть к силе оружия. Ленинградский военный округ, Северный и Балтийский флоты получили указания о переходе на повышенную боевую готовность. 29 октября военный совет Ленинградского округа представил наркому обороны К.Е. Ворошилову «План операции по разгрому сухопутных и морских сил финской армии»1.
Этот план был одобрен генеральным штабом и утвержден Ворошиловым, хотя замысел его не являлся бесспорным. Им предусматривались наступление советских войск на пяти операционных направлениях одновременно, что распыляло силы. Нереальным являлся и расчет на возможность эффективного использования крупных соединений, танковых частей и тяжелой артиллерии при отсутствии широкой сети дорог и трудной проходимости местности. Имевшиеся же в округе войска были явно недостаточны для ведения наступления на весьма широком фронте (последовал приказ о выдвижении с 5 ноября четырех новых дивизий на границу с Финляндией).
Для подготовки операции военно-морского флота оставалось еще меньше времени. Нарком ВМФ Н.Г. Кузнецов только 3 ноября направил директиву военному совету Балтийского флота, в которой требовалось "быть в полной боевой готовности" к осуществлению наступательных операций против Финляндии. Имелось в виду блокировать побережье Финляндии, уничтожить крупные финские военные корабли и захватить ряд островов в Финском заливе. В штабе Балтийского флота составление плана боевых действий заняло около 20 дней2. После уточнений и поправок, Н.Г. Кузнецов подписал его 22 ноября. На следующий день военный совет КБФ поставил конкретные боевые задачи частям флота3. До начала войны оставалось семь дней.
Но и эти оперативные планы остались бы в стадии разработки, если бы на последнем этапе советско-финляндских переговоров в Москве 9 ноября удалось достигнуть компромиссных решений. Изменение позиции со стороны финского правительства могло приостановить процесс подготовки военных действий с Финляндией. 1 ноября Сталин совещался в Кремле с узким кругом военного руководства (К.Е. Ворошилов, Н.Г. Кузнецов, И.В. Смородинов) при участии командования ЛВО и КБФ (К.А. Мерецков, В.Ф. Трибуц, H.H. Вашугин). Через день он провел продолжительное, более чем четырехчасовое заседание Политбюро с участием руководства наркомата обороны, генштаба и главного политического управления4. Отсутствие документов о ходе этого заседания не позволяет раскрыть существа рассматривавшихся вопросов, но можно предположить, что и тогда еще были надежды на достижение договоренности с Финляндией, поскольку медлилось с отдачей последних распоряжений о выдвижении войск на исходные позиции. К тому же шел процесс перемещения соединений и частей Красной Армии в; Заполярье, Карелию и на Карельский перешеек из других военных округов, а также создания новых формирований армии и флота. Требовалось, в частности, развернуть Ладожскую военную флотилию. Об этом раньше вообще не думали, поскольку финляндскому направлению придавалось второстепенное значение5и отсутствовали необходимые боевые суда.
Решение самой проблемы сосредоточения и развертывания боевых сил армии и флота в пограничных с Финляндией районах оказалось крайне затруднительным. Перемещение воинских частей в условиях бездорожья изматывало военнослужащих, снижало боеспособность войск. К тому же на большие переходы и перевозки войск затрачивалось значительное время. По подсчетам финского историка М. Арниса, многим частям Красной Армии для того, чтобы достигнуть границы с Финляндией, пришлось преодолеть только железнодорожным путем в среднем более 1500 км6. Что касается развертывания Ладожской военной флотилии, которая должна была сыграть важную роль при взаимодействии с войсками 7-й и 8-й армий у западного и восточного побережья озера, то эта задача оказалась невыполнимой. Нева покрывалась льдом, и с Финского залива в Ладожское озеро смогла пройти лишь одна канонерская лодка7.
На проходившем 14 ноября в Ленинграде заседании большой группы военачальников A.A. Жданов выступил с резкой критикой в связи с отсутствием необходимых сведений о военных планах Финляндии и планированием операции советских войск без их учета. Командующий КБФ В.Ф. Трибуц получил распоряжение выехать в Москву, где 16 ноября Сталин, Ворошилов, Кузнецов, Мерецков и Вашугин, судя по всему, обсуждали конкретные вопросы предстоявших боевых действий. Вообще в течение 15–22, а затем 25–30 ноября Сталин ежедневно вместе с Ворошиловым проводил продолжительные совещания с представителями высшего военного командования и наркомата оборонной промышленности. В их числе были Б.М. Шапошников, Г.И. Кулик, Г.К. Жуков, С.К. Тимошенко, Л.З. Мехлис, И.В. Смородинов, А.П. Локтионов, Б.Л. Ванников, В.А. Малышев, И.Ф. Тевосян и др.8
15 ноября перед военным советом ЛВО была поставлена задача завершить к 20 ноября сосредоточение войск9. По существу за неделю требовалось завершить выход войск в районы сосредоточения и выполнить огромный объем работы по подготовке их к наступлению. Между тем генштаб не имел в это время даже подробных топографических карт местности, где должны были осуществляться боевые операции. Впоследствии не хватало и работников для составления карт военных действий, и для этого привлекли слушателей Академии генерального штаба10.
Просчеты в планировании и обеспечении самого наступления были, конечно, видны генштабу, а еще в большей степени тем руководителям, которые находились непосредственно в Ленинграде и всячески стремились ускорить подготовку операции. Командование ЛВО докладывало в Москву, что в Финляндии все более наращиваются боевые силы, форсируется проведение мобилизации, возводятся новые укрепления на Карельском перешейке и принимаются меры для получения необходимой помощи от западных стран.
В эти дни переданная в распоряжение Ленинградского военного округа 7-я армия в составе 19-го и 50-го корпусов заняла позиции к северу от Ленинграда. В западной части Карелии развертывались 8-я и 9-я армии, а Мурманская армейская группа преобразовалась в 14-ю армию. Учитывая трудности размещения в Карелии прибывавших войск, туда выехали Мерецков и Жданов, чтобы на месте решать возникавшие неотложные задачи11. В середине ноября получили приказ подготовиться к ведению боевых действий над финской территорией военно-воздушных силы Ленинградского округа, Балтийского и Северного флотов. Первоначально перед авиацией ставилась ограниченная цель – нарушить железнодорожную связь Финляндии и вести разведку. Более обширный план действий поступил в авиационные части позднее. Первостепенное внимание обращалось на действия бомбардировочной авиации. Директива военного совета КБФ, направленная частям ВВС за день до начала войны, требовала, чтобы самолеты избегали бомбардировок населенных пунктов, не занятых крупными силами войск. Это распоряжение имело важное значение, поскольку многие летчики были слабо подготовлены к выполнению боевых заданий. Их умение поражать цель при бомбометании оценивалось как находящееся «в зачаточном состоянии». По этой причине в ходе начавших боевых действий пострадали от бомбометания гражданские объекты. Командование ВВС вынуждено было отстранить от полетов ряд экипажей, заменив их летным составом из других округов и флотов12.
Сведения, которыми располагало командование Красной Армии об укреплениях на Карельском перешейке и финской обороне в целом, были крайне скудными. К тому же занижено оценивались ее реальные возможности13. Было известно о наличии трех оборонительных рубежей железобетонных сооружений с пулеметными огневыми точками. Разведка, однако, совершенно не знала о модернизации этих укреплений в 1939 г.14Существовала уверенность, что огромная армия, вооруженная современными танками и самолетами, нанесет мощный удар, которым будет расчищен путь для продвижения войск через оборонительные линии. Медлить было нельзя, поскольку до начала зимы оставались считанные дни.
21 ноября командование округа оповестило 7, 8, 9 и 14-ю армии, что время начала наступления "будет указано особым распоряжением"15… 23 ноября военные советы Балтийского и Северного флотов поставили командирам соединений боевые задачи и сообщили, по какому сигналу их следует выполнять.
Одновременно войскам давались и установки политического характера. Они основывались на представлении, что Красная Армия не встретит в Финляндии серьезного противодействия "со стороны трудящихся и рядовых солдат". Существовало убеждение, что население стран, вступивших в войну с СССР, не будет рассматривать его в качестве своего противника и чуть ли не сразу же "восстанет и будет переходить на сторону Красной Армии", что рабочие и крестьяне выйдут встречать советских воинов с цветами16.
Представления такого рода укреплялись под влиянием информации, поступавшей по разведывательным и другим каналам. Как докладывалось в Москву, воинственность в настроениях финских военнослужащих проявляется "только среди молодых возрастов", а "среди резервистов старших возрастов настроение подавленное". Сообщалось также, что "рабочие массы и беднейшие слои крестьянства выражают скрытое недовольство политикой правительства, требуют улучшения отношений с СССР и угрожают расправой тем, кто ведет политику, враждебную Советскому Союзу…"17.
23 ноября в войска ПВО прибыл начальник главного политического управления Красной Армии Мехлис для контроля и руководства подготовкой предстоящего наступления. Он пришел к заключению, что командование группировки войск на Карельском перешейке недостаточно уяснило цель войны. При участии Мехлиса в Ленинграде разработали приказ войскам о начале боевых действий, а также обращения "К финским солдатам" и "К трудящимся, крестьянам и интеллигенции Финляндии". Этим обращениям придавалось весьма важное значение в пропаганде, направленной на то, чтобы вызвать разброд в рядах противника. В войска была также направлена директива политуправления ЛВО о проведении агитационной работы в частях в связи с обострением советско-финляндских отношений. В ней говорилось: "С провокаторами войны пора кончать"18. Но решение начать боевые действия против финской армии было известно лишь узкому кругу руководящего состава вооруженных сил. Поэтому в войсках разъяснялись, главным образом, события, связанные с советско-финляндскими отношениями, а также с проблемой обеспечения безопасности Ленинграда и северо-западных рубежей.
Тем временем в политических кругах Финляндии складывалось впечатление, что напряженность после возвращения финской делегации из Москвы спала и нет оснований ожидать возникновения военного конфликта. Горожане, эвакуировавшиеся в сельскую местность, начали возвращаться домой, возобновились занятия в школах. Комиссия правительства по иностранным делам приняла 20 ноября решение, чтобы приблизительно половина призванных в вооруженные силы (150 тыс. из 300) была демобилизована. Министр обороны Ю. Ниукканен согласовал эти вопросы 16 ноября на совместном заседании правительства и лидеров парламентских фракций, поскольку затраты на содержание войск были значительными, а промышленность испытывала большой недостаток в рабочей силе. Премьер-министр Каяндер в публичной речи 23 ноября призвал финнов ввести свою жизнь в нормальное русло19.
В кругах военного руководства также считали, что в ноябре военная угроза ослабла20. 25 ноября в обзоре разведотдела финской армии делался вывод, что Советский Союз не начнет войну в условиях наступления зимы и с учетом того, что Германия не проявляет активности в ведении военных действий на Западе. Советскую политику отсрочки наступления рассматривали в этом обзоре как типичное торгашество. Считалось, что Москва не предпримет силового давления и потому, что прервались переговоры, которые велись с Турцией21.
Вместе с тем маршал Маннергейм не был столь оптимистичен. Он считал необходимым держать войска, сосредоточенные в приграничных районах Карельского перешейка, в повышенной боевой готовности. Аналогичного мнения придерживался командующий Армией перешейка генерал-лейтенант Эстерман22.
В кругах политического и военного руководства Финляндии склонны были считать боевую готовность страны довольно высокой, что показали осенние маневры финской армии. По утверждению известного в Финляндии военачальника полковника П. Талвела, в войсках царило "воинственное настроение". Об этом же писал впоследствии и один из руководителей шюцкора в 1939 г. А. Мартола23. Более того, в оперативных планах допускалась возможность переноса боевых действий на советскую территорию. Впоследствии же, через несколько месяцев после зимней войны, официально высказывалась точка зрения о том, что если бы у Финляндии были достаточные силы, ей следовало вторгнуться в пределы Советского Союза и занять позиции «далее границ 1939 года»24.
Перед советским руководством в преддверии войны помимо чисто военных вопросов стояла и серьезная проблема общеполитического характера. Как обосновать, что предпринимаемое наступление и операция по разгрому финской армии вызвана ее собственными действиями? Требовалось доказать виновность Финляндии в том, что пришлось вынужденно прибегнуть к силе оружия. От этого во многом зависело морально-политическое состояние советского общества и отношение к войне финского населения. Важное значение имела реакция мировой общественности на то, что Советский Союз, активно выступавший в Лиге наций за обуздание агрессии, сам начал вооруженные действия против соседнего государства.
Судя по всему, поиски решения этой проблемы также протекали в большой спешке. Как показывает сопоставление отдельных документов и фактов, "политический сценарий" был принят после явно обозначившегося тупика на московских переговорах, но не позднее 11 ноября25. В узком кругу политического руководства (Сталин, Молотов, Ворошилов, Жданов) родился тогда замысел создания с началом военных действий альтернативного правительства Финляндии (после вступления на ее территорию Красной Армии), а также заблаговременного формирования подчиняемых ему вооруженных сил из числа финнов и карел, проживающих в Советском Союзе. Для реализации этого замысла бы привлечен находившийся в Москве в эмигрантском руководстве ко партии Финляндии и в Исполкоме Коминтерна О. Куусинен. Участие же Красной Армии в боевых действиях на территории Финляндии должно было официально осуществляться на основе договора с новым правительством. Хотя Сталин нередко выступал с критикой идеи экспорта революции, этот замысел реально означал попытку осуществления ее на практике26.
Мысль о создании правительства Куусинена, вероятно, появилась самое позднее 13 ноября, когда секретарю ЦК КПФ А. Туоминену, находившемуся в Стокгольме, был направлен вызов прибыть обратно Советский Союз. Конкретные указания (очевидно, устные) о формировании армии "народного правительства" опять-таки были даны еще до того, как Ворошилов 11 ноября отдал приказ о ее создании27. Подготовка альтернативного правительства Финляндии и его армии велась до конца ноября. Оставалось найти повод для начала войны.
В рекомендациях советского полпреда в Хельсинки Деревянского, направленных Молотову 17 ноября в форме докладной записки, содержалось перечисление ряда мер давления на Финляндию для создания напряженной обстановки в советско-финляндских отношениях. Имелось в виду использовать для этого средства печати, проведение массовых демонстраций в Ленинграде и принятие ряда других мер. В случае же, если правительство Финляндии не удовлетворит требования советской стороны, то идти на разрыв пакта о ненападении, сообразуя этот шаг учетом складывающейся международной обстановки28.
Все, что происходило затем, дает основание заключить о довольно последовательном осуществлении на практике рекомендаций полпреда. Атмосфера в советско-финляндских отношениях с помощью средств массовой информации была доведена до крайней степени напряженности. Особенно резкий крен в сторону усиления конфронтации между двумя государствами стал наблюдаться после выступления с речью ноября премьер-министра Финляндии А. Каяндера. В Советском Союзе было обращено особое внимание на ту ее часть, где Каяндер подчеркнул, что правительство не пойдет навстречу предложениям СССР, в ответ "Правда" опубликовала 26 ноября запредельную по своей нахальности и формулировкам статью под названием "Шут гороховый на посту премьера"29.
В тот же день произошло еще более существенное событие, которое известно в истории как "Выстрелы у Майнилы". По сообщению ТАСС, 26 ноября в 15 час. 45 мин. финская артиллерия обстреляла Карельском перешейке пограничную местность у деревни Майнила, результате чего четыре красноармейца были убиты и девять ранены.
В ноте, которую через несколько часов Молотов передал финляндскому посланнику Ирье-Коскинену, происшедшее у Майнилы квалифицировалось с советской стороны как "враждебный акт против СССР", в связи с чем предлагалось отвести финские войска от границы на 20–25 км, чтобы не создавалась угроза Ленинграду30. В последующие три дня в советской печати появились и другие сообщения о вооруженных столкновениях на советско-финляндской границе в Карелии и Заполярье. В основе их были донесения пограничных войск и военного совета Северного флота31. Но центральным событием стали все же выстрелы у Майнилы. Именно вокруг этого инцидента сложилась острая конфликтная ситуация с драматическими последствиями.
С финской стороны происшедшее у Майнилы было истолковано как обстрел, который велся советскими орудиями. Маннергейм сразу же заявил, что в это время финские передовые батареи легкой артиллерии не могли обстрелять район Майнилы, так как находились на удалении 20 км от границы32. Данные финских пограничников, зафиксированные в журнале наблюдений, также свидетельствовали, что артиллерийские выстрелы производились с советской стороны. За период с 15.30 до 16.05 (московское время) было зафиксировано пять артиллерийских и два гранатометных выстрела. Характерно, однако, что, по данным советских документальных источников, в районе Яаппинен (в 5 км от Майнилы) располагалась одна из финских батарей33. По финским же данным, она переместилась туда после упомянутых выстрелов.
Советская сторона не проявила желания провести совместное расследование происшедшего, как это предусматривалось соглашением о режиме границы. Официально лишь сообщалось, что полковник П.Г. Тихомиров, являвшийся начальником оперативного отдела штаба ПВО, выехал на место конфликта. Итогов проведенного им расследования происшествия у Майнилы не публиковалось. К тому же не оперативный дежурный штаба ЛВО сообщил в Москву о случившемся, а, наоборот, изначально с запросом по этому поводу обращались к нему из генштаба34. Остались безвестными и те красноармейцы, о которых сообщалось, как о погибших от артобстрела у Майнилы.
Поиски историков пока не дали возможности получить точные сведения. В архиве А. Жданова найдены лишь лаконичные заметки, которые могут относиться к указанным событиям: «1. Батальон войск НКВД. 2. Рация. 3. Митинги. 4. Люди "о начале". Насчет полка. Войны не объявляются (последнее слово зачеркнуто. – Авт.). 5. Листовки 30-го. 6. Речь Молотова… 7. Радиоперехват. Обращение ЦК финской компартии. Крупными: К трудящемуся народу Финляндии (радиоперехват – перевод с финского)»35. Дата записей не указана. Финляндские историки расшифровывают все это как свидетельство намечавшихся действий, предшествовавших войне. При этом первый пункт о батальоне войск НКВД рассматривается ими как относящийся к событиям у Майнилы и делается ссылка на показания одного из советских военнопленных о том, что вблизи Майнилы видели начальника НКВД по Ленинградской области комиссара 3-го ранга С. Гоглидзе. По рассказам бывшего майора госбезопасности (впоследствии генерала) Окуневича, он вместе с двумя московскими «специалистами по баллистике» и 15 другими военнослужащими произвели пять артиллерийских выстрелов из нового секретного оружия в районе Майнилы36. Такая реконструкция событий все же не дает точного ответа о происшедшем.
Тем временем полученная в Хельсинки советская нота требовала ответа без промедления. Судя по всему, у финляндского правительства и военного руководства не было единства в этом вопросе. 27 ноября Маннергейм подал президенту заявление об отставке с поста главнокомандующего. До этого он подготовил серьезные замечания относительно упущений в укреплении обороны. Представленные маршалом и министром обороны Ниукканеном государственному совету доклады, содержавшие оценку обстановки, во многом исключали друг друга. Маннергейм выражал несогласие с политическим руководством страны, недооценивавшим серьезности складывавшегося положения и возможности возникновения в ближайшее время войны. Он более реалистично оценивал обстановку. И хотя дело до отставки не дошло, он желал оказать давление на тех деятелей, которые пребывали в плену иллюзий.
Действительно, через несколько часов после инцидента у Майнилы атмосфера в Советском Союзе еще более накалилась. Призывы, раздававшиеся на массовых митингах и демонстрациях, по радио, а затем появившиеся и в утренних газетах следующего дня, имели весьма определенный смысл: "Ответить тройным ударом!", "Дать отпор зарвавшимся налетчикам!", "Уничтожить гнусную банду!" и тому подобное. В части Ленинградского военного округа было направлено указание: "В случае повторения провокаций со стороны финской военщины – стрельбы по нашим войскам, нашим войскам немедленно отвечать огнем вплоть до уничтожения стрелявших"37.
27 ноября финской посланник в Москве Ирье-Коскинен вручил Молотову ответную ноту финляндского правительства, в которой излагалась его позиция относительно происшедшего конфликта. В ней высказывалось предположение, что случившееся в районе Майнилы – возможно, следствие несчастного случая на советской стороне во время учебных стрельб и целесообразно образовать совместную комиссию для выяснения обстоятельств дела. Вместе с тем в ноте выдвигалось предложение отвести как финские, так и советские войска от границы38.
Ответ финляндского правительства вызвал резко негативную реакцию в Москве, поскольку считалось, что в таком случае советские войска пришлось бы отвести к пригородам Ленинграда, и подобная позиция расценивалась как стремление финской стороны "впредь держать" город "под угрозой"39. В ответе советского правительства 28 ноября финская нота рассматривалась как «документ, отражающий глубокую враждебность правительства Финляндии к Советскому Союзу» и желание «довести до крайности» возникший кризис. В заключение заявлялось, что СССР денонсирует договор о ненападении40.
На следующий день в ноте, направленной Молотовым Ирье-Коскинену, сообщалось о продолжающихся нападениях финских воинских частей на советские войска на различных участках советско-финляндской границы. В связи с этим советское правительство заявляло, что не может впредь терпеть подобное, а также далее "поддерживать нормальные отношения с Финляндией и вынуждено отозвать из Финляндии политических и хозяйственных представителей"41.
При вручении ноты Ирье-Коскинену В.П. Потемкин подтвердил, что это означает разрыв отношений СССР с Финляндией. Тогда со стороны финляндского посланника последовало сообщение о получении им уже ответной ноты из Хельсинки, в которой речь идет о принятии советского предложения об отводе финских войск от линии границы на 20–25 км.
В ходе обсуждения этого решения правительством Финляндии часть министров считала возможным пойти на его принятие. Но большинство занимало отрицательную позицию. Самым непримиримым противником отвода войск был министр обороны Ниукканен. Его позицию разделяло и военное командование, которое готово было продолжать концентрацию боевых сил в пограничной полосе. В конечном счете ответная нота, содержавшая согласие на отвод войск, подготовленная Э. Эркко 29 ноября, была отправлена в Москву42. Произошло это уже с явным запозданием. Потемкин сообщил в заключение беседы с Ирье-Коскиненом, когда состоялось вручение ему указанной выше ноты Молотова, что представителям советского полпредства ужа дано указание немедленно выехать из Финляндии43.
Таким образом произошел разрыв советско-финляндских отношений. Далее события развивались стремительно и неожиданно для Финляндии, поскольку официально никакого ультиматума ей не предъявлялось. Существует вместе с тем мнение, что выдвинутое советским правительством требование об отводе финских войск от границы на 20–25 км можно рассматривать как своего рода ультиматум. В Финляндии, однако, это так не понимали и придерживались прежней позиции44.
Согласно появившимся уже во время войны публикациям советской печати, пограничные провокации происходили со стороны Финляндии даже непосредственно перед началом боевых действий. Как утверждалось, финские солдаты 30 ноября в 2 часа ночи пересекли границу у побережья Ладожского озера в Мантсила, а немного позднее финская пехота, поддерживаемая пулеметным огнем, наступала на Карельском перешейке в районе Раасули в направлении Коркиамяки, а две роты – на деревню Термолово45. В то же время еще до получения последней финской ноты советским подводным лодкам уже было приказано занять боевые позиции в Балтийской море, а спустя несколько часов поступило распоряжение приступить к задержанию всех финских кораблей, применяя, если потребуется, силу оружия46.
30 ноября в войсках Ленинградского военного округа, на кораблях Балтийского и Северного флотов закончились последние приготовления к началу боевых действий. Командованию оставалось получить приказ о вскрытии конвертов с оперативными документами о переходе в наступление. Части Красной Армии, выдвинутые непосредственно к границе с Финляндией к полудню 29 ноября, были сориентированы, что через несколько часов им предстоит начать боевые действия.
Об этих последних приготовлениях на границе с советской стороны у правительства Финляндии не было информации, не было ее и у финского военного руководства. В оценке обстановки исходили из того, что она не столь напряженная47, чтобы возникли военные действия.
В Москве большую часть ночи кануна войны Ворошилов находился у Сталина в его кабинете в Кремле. По времени это было их самое длительное совещание перед началом войны – более девяти часов48. В ту ночь военный совет Ленинградского военного округа, получив приказ из Москвы, передал командованию армий, сосредоточенных для перехода в наступление, совершенно секретную директиву: ввести в действие с утра 30 ноября распоряжение от 21 ноября 1939 г., где излагались ближайшие задачи наступления. Время перехода государственной границы было назначено на 8.30 после артиллерийского огневого налета по переднему краю финской обороны и в ее глубину. Командование Балтийского флота передало боевым кораблям отряда особого назначения приказ о выходе в море для проведения десантной операции по захвату островов в Финском заливе. В частях, готовившихся к наступлению, был объявлен приказ о начале военных действий с Финляндией.
1 Российский государственный военный архив. Ф. 25888. Оп. 14. Д. 2. Л. 1. План операции, представленный К.Е. Ворошилову 29.10.1939 г. (Далее: РГВА).
2 Российский государственный архив Военно-Морского Флота. Ф. Р-92. Оп. 2. Д. 543. Л. 11. (Далее: РГАВМФ).
3 Там же. Ф. Р-1877. Оп. 1. Д. 80. Л. 21.
4 Горькое ЮЛ. Кремль. Ставка. Генштаб. Тверь, 1995. С. 243.
5 РГАВМФ. Ф. Р-1529. Оп. 1. Д. 80. Л. 93.
6 Aarnio MA. Talvisodan ihme. Jyvaskyla, 1956. S. 62–63.
7 РГАВМФ. Ф. Р-1529. On. 1. Д. 59. Л. 95.
8 Горькое ЮЛ. Указ. соч. С. 243–244.
9 РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 233. Л. 4. Директива К.Е. Ворошилова и И.В. Смородинова (не позднее 17.11.1939 г.).
10 Штеменко СМ. Генеральный штаб в годы войны. М., 1968. С. 17.
11 РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 284. Л. 104. Шифровка Н.Е. Чибисова Б.М. Шапошникову 19.11.1939 г.
12 РГАВМФ. Ф. Р.-1529. Оп. 1. Д. 59. Л. 160, 162.
13 Мерецков КЛ. На службе народу. М., 1968. С. 182.
14 РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 722. Л. 411-Ш.
15 Там же. Д. 243. Л. 19. Распоряжение военного совета ЛВО 21.11.1939.
16 Известия ЦК КПСС. 1990. № 3. С. 201.
17 РГВА. Ф. 25888. оп. 11. Д. 17. Л. 194, 196, 199; Оп. 13. Д. 76. Л. 200. Доклад П.Г. Тихомирова, подготовленный для К.Е. Ворошилова 10.11.1939 г.
18 Там же. Оп. 13. Д. 30. Л. 1. Директива начальника политуправления ЛВО Горохова 23.11.1939 г.
19 Kansallisarkisto. Paasikiven pvk. 16–20.11.1939. (Далее: KA.).
20 Manninen O. Suomi toisessa maailmansodassa // Suomen historia. Espoo, 1987. Osa 7. S. 281.
21 KA. Mannerheimin kokoelma. Tiedustelukatsaus 25.11.1939.
22 Manninen O. Talvisodan poliittiset ja sotilaalliset valmistelut // Yksi sota – monta nakemysta. Tampere, 1990. S. 19; KA. Paasikiven pvk., 18–22.11.1939.
23 Talvela P. Sotilaan elama. Muistelmat. Jyvaskyla, 1976. Osa I. S. 153; Martola A. E. Sodassa ja rauhassa. Keuruu, 1973. S. 99.
24 Ulkoasiainministerion arkisto. 12 L. Sahko Suomen ulkomaan edustaistoille 11.11.1941. (Далее: UM).
25 РГВА. Ф. 33987. On. 3. Д. 1380. Л. 1; Brotherus H. Eljas Erkko. Hels., 1973. S. 131; Kleemola P. Helsingin Sanomat sananvapauden monopoli. Hels., 1981. S. 26; Pakaslahti A. Talvisodan poliittinen naytelma. Hels; Porvoo, 1970. S. 203.
26 Stalin's Letters Molotov, 1925–1936. Birghamton, 1995. S. 182.
27 Jussila O. Terijoen hallitus. Porvoo etc., 1985. S. 49; Baryshnikov V.N. Neuvostoliiton ja Suomen sisaisen kehitystekijoiden vaikutuksesta keskinaisten turvallisuusongelmien ratkaisemisen 1930-luvun lopulla // Talvisota, Venaja ja Suomi. Hels., 1991. S. 225; РГВА. Ф. 33987. On. 3. Д. 1380. Л. 1.
28 Архив внешней политики Российской Федерации. Ф. 06. Оп. 1. П. 18. Д. 194. Л. 18–19. Докладные записки В.К. Деревянского В.М. Молотову 17.11.1939 г. (Далее: АВП РФ).
29 Правда. 1939. 26 нояб.
30 Внешняя политика СССР: Сб. документов. М., 1946. Т. IV. С. 463.
31 РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1240. Л. 121–122. Информация Л.П. Берия К.Е. Ворошилову 28.11.1939 г.; Пограничные войска СССР: 1939 – июнь 1941 г.: Сб. документов и материалов. М., 1970. С. 57–58; РГАВМФ. Ф. Р-970. Оп. 2. Д. 147. Л. 106. Шифровка командующего Северным флотом В.П. Дрозда коменданту Беломорского укрепрайона 28.11.1939 г.