Текст книги "Зимняя война 1939-1940. Политическая история"
Автор книги: Александр Чубарьян
Соавторы: Олли Вехвиляйнен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 36 страниц)
Из донесений, поступавших в партийные органы и вышестоящему командованию, явствовало, что среди призывников запаса, направляемых в войска Ленинградского военного округа, и в его частях не наблюдалось каких-либо отрицательных эмоций в преддверии наступления Красной Армии. Докладывалось, в частности, что среди лиц финской национальности "настроение военнообязанных было хорошее"38.
В канун наступления в частях Ленинградского военного округа, на кораблях Краснознаменного Балтийского и Северного флотов велась постоянная разъяснительная работа. В одном из донесений в Москву из политуправления Балтийского флота сообщалось: "Ночь с 29 на 30 ноября все работники политуправления работали на кораблях и в частях, помогая военкомам организовать среди личного состава разъяснение внешней политики советского правительства"39. В другом документе сообщалось как бы о достигнутом результате: «Приказ о выступлении с оружием в руках встречен с исключительным подъемом»40.
Чувство уверенности в справедливость решения о применении силы при разрешении конфликта с Финляндией проявлялось в это время также среди подавляющего большинства гражданского населения. Характерно в этом отношении письмо рабочих Кировского завода бойцам, командирам и политработникам Ленинградского военного округа. "Все наши мысли и чувства, все желания и чаяния, – говорилось в нем, – направлены у нас сейчас к тому, чтобы как можно лучше, честнее и самоотверженнее трудиться на благо своей любимой Родины… А если понадобится, мы без колебания возьмем в руки оружие и вместе с вами до последней капли крови будем защищать наш родной город…41. При этом в письмах на фронт нередко присутствовала мысль о важности решения Красной Армией задачи «освобождения трудящихся Финляндии»42.
Вполне возможно, что отдельные письма, публиковавшиеся в печати, готовились лицами, которые руководствовались пропагандистскими целями. Однако без риска впасть в ошибку можно утверждать, что страна, и прежде всего ленинградский регион, были уверены в справедливости и обоснованности действий Красной Армии в Финляндии по обеспечению безопасности СССР.
На предприятиях, выполнявших военные заказы, администрация встречала необходимую поддержку своих коллективов, когда требовалось быстрое выполнение производственных заданий. В связи с уходом на фронт квалифицированных специалистов многие работали сверхурочно. На отдельных заводах и фабриках Ленинграда, где выпускалась военная продукция, рабочие трудились по 20 часов в сутки43, нередко совмещая ряд профессий. В начале 1940 г. число «многостаночников» и выполнявших работу по нескольким профессиям достигло на ленинградских предприятиях 19 тыс. человек44.
В итоге советское правительство получило возможность в полной мере оценить результативность работы.
В экстремальных условиях войны ленинградская промышленность фактически превратилась в главный арсенал страны. В отчете ленинградских областной и городской партийных организаций констатировалось 21 апреля 1940 г., что удалось в значительной мере преодолеть трудности, имевшиеся в обеспечении промышленности топливом и сырьем, сделав это прежде всего за счет внутренних ресурсов региона45. В 1939 г. произошло резкое повышение производительности труда – почти на 28 % по сравнению с 1937 г. Дополнительный прирост выпускаемой продукции за счет сверхплановой производительности труда составил в денежном выражении 700 млн. руб.46
В сложных условиях приходилось срочно осваивать выпуск совершенно новых видов военной продукции. В частности, была поставлена задача начать изготовление в большом количестве автоматического стрелкового оружия, фугасных мин и миноискателей, шанцевого инструмента, средств заграждения и различного военного снаряжения. Сталин потребовал от наркомата вооружения срочно наладить выпуск автоматов типа финского "Суоми", который показал высокие боевые качества. Для этого предлагалось возобновить ранее прерванное производство пистолета-пулемета Дегтярева, внеся в него конструктивные изменения с учетом положительных особенностей автомата "Суоми". Как вспоминал впоследствии нарком вооружения Б.Л. Ванников, "Сталин приказал все выпускаемые пистолеты-пулеметы комплектовать только такими же дисками, как "Суоми"47.
То же самое произошло и с запуском в производство миноискателей, потребность в которых на фронте была исключительной. Ленинградским специалистам поручили срочно разработать конструкцию миноискателя. "Взволнованные, хотя и несколько озадаченные, инженеры и преподаватели разошлись по лабораториям, – вспоминал К.А. Мерецков. – Уже на следующий день первый образец миноискателя был готов"48. Вскоре начался их массовый выпуск. Среди сконструированных в короткие сроки и запущенных в производство были новые полевые радиостанции, минометное вооружение, танковые тараны, бронещитки, бронесани, сухопутные торпеды49. Самым крупным достижением явился выпуск на Кировском заводе новых тяжелых танков типа «KB». Они были испытаны при прорыве линии Маннергейма и сыграли там исключительно большую роль.
С ленинградских предприятий на фронт было направлено несколько специальных бригад рабочих для ремонта в боевых условиях выходившей из строя боевой техники50. Они решали эту задачу в сложных зимних условиях, при отсутствии необходимых для ремонтных работ помещений.
Для облегчения положения бойцов, оказавшихся в суровых из-за морозов фронтовых условиях, ленинградские швейные и текстильные предприятия, изготавливавшие обмундирование для Красной Армии, трудились в исключительно жестком ритме. В ходе войны легкая промышленность Ленинграда и страны в целом направила за короткое время на фронт большое количество полушубков, теплого белья, головных уборов, валенок и другого зимнего обмундирования. Кроме того, были сконструированы и доставлены в действующую армию до 2,5 тыс. передвижных домиков, металлические печки-времянки и другие обогревательные приспособления51.
Единение тыла с фронтом нашло красноречивое выражение в инициативных действиях населения страны.
Среди ленинградцев развернулось движение добровольцев, заявлявших о желании принять участие в боевых действиях. Из их числа было сформировано и отправлено на фронт шесть лыжных отрядов численностью около 4 тыс. человек52.
Стремление оказать максимальную поддержку тем, кто сражался на фронте, выражалось в самых разнообразных формах. Тысячи рабочих, служащих, студентов Ленинграда дежурили в свободное время в госпиталях, помогая раненым. Свыше 60 тыс. ленинградцев стали донорами. Более 3,5 тыс. медицинских работников города и области были зачислены по их желанию в части, действовавшие на фронте53.
Забота о бойцах действующей армии ярко проявилась в движении по оказанию помощи войскам теплой одеждой и подарками. В конце 1939 г. – начале 1940 г. из Ленинграда на фронт было отправлено 60 тыс. посылок. Всего жители города и области собрали, по неполным данным, подарков для бойцов на сумму свыше 40 млн. руб.54Масса писем поступала в партийные комитеты и местные органы власти с различного рода предложениями и советами относительно эффективности проведения операций и улучшения обстановки на фронте для достижения решительного успеха55.
Несмотря на исключительно сложную обстановку, бойцы проявляли стойкость и упорство и при выполнении поставленных задач. Финны высоко оценили самоотверженность рядового и командного состава частей Красной Армии. Маршал Маннергейм писал, что "русский командный состав представлял собой людей смелых, с самообладанием", а "русский пехотинец был храбрым, стойким и малоприхотливым"56. Подтверждал это мнение также известный финский дипломат А. Пакаслахти. Он писал в своих мемуарах: «Вскоре мы поняли, что советские солдаты имели иммунитет к нашей пропаганде. Они сражались до последнего. И даже, оказавшись в безнадежном положении, они отказывались сдаться»57. Объективность такого рода констатации не вызывает сомнений.
Но все же по мере того, как война принимала затяжной характер и обнаруживалась неподготовленность к ней Красной Армии, а утверждения о благожелательном отношении финского населения к вооруженной акции СССР оказались несостоятельными, на фронте и среди населения в тылу стало проявляться негативное отношение к войне. В адрес высшего военного командования и советского руководства даже раздавалась критика. В одном из документов политуправления Балтийского флота, где упоминались подобного рода факты, отмечалось, что "отрицательные настроения идут, главным образом, по линии неправильного понимания и истолкования войны с белофиннами…"58. Среди высказываний военнослужащих доминировало прежде всего осуждение затянувшейся войны, приведшей к большим потерям. Утверждалось, что так «ей конца-края не будет»59. А по поводу отсутствия поддержки со стороны финского населения правительства О.В. Куусинена выражалось весьма определенное мнение: «Народное правительство создано Москвой»60.
Но такого рода настроения появились лишь с января – начала февраля 1940 г. Они выражались как устно, так и преимущественно в анонимных письмах в адрес руководства страны и в органы печати. В одном из писем неизвестного автора в "Ленинградскую правду" от 3 февраля 1940 г. (оно было переслано A.A. Жданову) говорилось: "Войну наши руководители и представители не предусматривали, стратегический план ее проведения был недостаточно жизнен… недостаточно был пропитан заботой о своих людях, о своих бойцах, о своей армии… В результате получилось такое, что невольно начинаешь сомневаться в искренности наших руководителей… Легкой рукой тысячи бойцов 30 ноября в обмотках и ботинках были брошены на холодные болота, и результат известен… большие потери и много паники, много замерзших, много больных, много раненых, много мертвых"61.
Неудачное проведение наступления Красной Армии вызывало даже такое мнение, что "боевыми операциями кто-то руководит предательски". Делалось при этом предостережение, что в войсках может возникнуть "политическое недовольство"62. Информация о подобного рода настроениях, естественно, докладывалась в вышестоящие органы, и принимались жесткие репрессивные меры. За высказывания с осуждением войны, а также направленные против правительства и руководства Красной Армии, было привлечено к суду военного трибунала 843 военнослужащих63.
Вместе с тем ответственность за провалы операций наркомат обороны стремился переложить на командующих армиями, командиров соединений и отдельных частей. За время зимней войны от руководства войсками были отстранены 3 командующих армиями, 8 командиров корпусов, 9 командиров дивизий и 31 командир стрелковых полков64. Такие решения принимались с ведома, а нередко и по инициативе Сталина. Военачальники, снятые с занимаемых постов, становились тем самым в глазах подчиненных и общественности конкретными виновниками всех неудач при осуществлении боевых операций.
В ходе тяжелых боев часть советских бойцов попала в плен. Всего их было чуть более 5 тыс. человек65. Им пришлось пережить суровые испытания и после возвращения из плена. Многие подверглись репрессиям, как не выполнившие свой воинский долг. Военкоматам же было дано указание сообщать семьям тех военнослужащих, которые считались без вести пропавшими, как о погибших «в боях с финской белогвардейщиной»66. Тем самым предрешалась и судьба многих, кто оказался в плену.
Но, наряду с этим, последовало небывалое для Советского Союза награждение орденами и медалями участников войны. Сражавшимся на фронте, а также более тысячи ленинградцам, отличившимся при выполнении военных заказов, было вручено около 50 тыс. правительственных наград. Впервые очень большое число военнослужащих – свыше 400 человек удостоились высокого звания Героя Советского Союза67.
Хотя в ходе войны провалы и просчеты в действиях высшего политического и военного руководства были очевидны, это всячески затушевывалось. Более того, подчеркивалась в ряде случаев его дальновидность. По словам Жданова, в руководящих кругах Советского Союза исходили из того, что военные действия с Финляндией будут иметь затяжной характер. Выступая в апреле 1940 г. по поводу итогов советско-финляндской войны, он заявил: "Главное командование и ЦК считали, по опыту прошлых войн в Финляндии, что вряд ли она окончится раньше августа месяца… На очень короткий срок мы не рассчитывали"68.
В итоге внешнеполитическая обстановка и внутреннее положение в стране заставили принимать срочное решение о прекращении войны. Окончание ее в начале весны 1940 г. явилось довольно неожиданным для населения Советского Союза и было воспринято им в целом с несомненным облегчением. Вместе с тем многие не понимали, почему это произошло после прорыва линии Маннергейма, когда уже началось продвижение в глубь Финляндии. Высказывалось даже мнение, что "надо было довести войну до конца"69. А что стало с «народным правительством»? В Ленинграде спрашивали: «Какова будет судьба правительства Отто Куусинена?» и «Что будет с договором, заключенным между СССР и правительством народно-демократической Финляндии?»70.
Ответы на вопросы относительно "народного правительства" были официально даны не сразу, а несколько позднее. Когда последовало преобразование Карельской автономной республики в Карело-Финскую союзную республику, О.В. Куусинен стал председателем Президиума ее Верховного Совета.
Процессы, происходившие в Советском Союзе в ходе войны в экономической и социально-политической сферах, отражали сложность внутренней обстановки. Они явились непосредственной причиной того, что такая крупная держава, как СССР, оказалась в весьма затруднительном положении в войне с Финляндией, хотя в конечном итоге и достигла своих стратегических целей.
1 Ванников Б.Л. Из записок наркома // Новая и новейшая история. 1988. № 1. С. 95.
2 См.: Социалистическое народное хозяйство СССР в 1933–1940 гг. М., 1963. С. 172.
3 Там же. С. 214; Промышленность СССР: Стат. сб. М., 1957. С. 106.
4 Промышленность СССР: Стат. сб. С. 207, 217, 220–224,226, 232, 236; Социалистическое народное хозяйство СССР в 1933–1940 гг. С. 260.
5 Социалистическое народное хозяйство СССР в 1933–1940 гг. С. 618.
6 Павлов Д.В. Из записок наркома. // Новая и новейшая история. 1988. № 6. С. 106.
7 Там же. С. 111.
8 История второй мировой войны, 1939–1945. М, 1974. Т. 2. С. 187.
9 Социалистическое народное хозяйство СССР в 1933–1940 гг. С. 590.
10 История второй мировой войны, 1939–1945. М., 1974. Т. 3. С. 381.
11 Великая Отечественная война Советского Союза. М., 1965. С. 38; Социалистическое народное хозяйство СССР в 1933–1940 гг. С. 172.
12 На роковом пороге (из архивных материалов 1939 года) // Вопр. истории. 1989. № 11. С. 98.
13 См.: 50 лет Вооруженных Сил СССР. М., 1968. С. 233.
14 Там же. С. 224; История второй мировой войны, 1939–1945. Т. 2. С. 189.
15 На роковом пороге (из архивных материалов 1939 года). С. 95.
16 Там же. С. 93.
17 Paasonen А, Marsalkan tiedustelupaallikona ja hallituksen asiamiehena. Hels., 1974. S. 60.
18 Из архивов партии // Известия ЦК КПСС. 1990. № 1. С. 194; Российский государственный военный архив. Ф. 34980. Оп. 1. Д. 139. Л. 22 (Далее: РГВА).
19 Из архивов партии. С. 204.
20 Дзенискевич А.Р. Накануне и в дни испытания. Л., 1990. С. 52.
21 Из архивов партии. С. 198.
22 XVIII съезд Всесоюзной Коммунистической партии (б): Стеногр. отчет. М., 1939. С. 368–369.
23 Очерки истории Ленинграда. Л., 1965. Т. 4. С. 413.
24 Очерки истории Ленинградской организации КПСС. Л., 1980. Т. 2. С. 559; Индустриализация северо-западного района в годы второй и третьей пятилеток. Л., 1969. С. 124.
25 Индустриализация северо-западного района в годы второй и третьей пятилеток.
С. 184, 189; Очерки истории Ленинградской организации КПСС. Т. 2. С. 559.
26 Социалистическое народное хозяйство СССР в 1933–1940 гг. С. 517.
27 Там же.
28 Там же.
29 Центральный государственный архив историко-партийных документов в Санкт-Петербурге. Ф. 24. Оп. 2 в. Д. 4336. Л. 93. (Далее: ЦГАИПД С.-П.).
30 Российский государственный архив Военно-Морского Флота. Ф. Р-34. Оп. 6. Д. 835. Л. 236. (Далее: РГАВМФ).
31 ЦГАИПД С.-П. Ф. 24. Оп. 2 в. Д. 3593. Л. 235.
32 Из архивов партии. С. 204.
33 ЦГАИПД С.-П. Ф. 4880. Оп. 1. Д. 367. Л. 94.
34 Там же. Ф. 24. Оп. 2 в. Д. 3882. Л. 3.
35 Vihavainen Т. Marssi Helsinkiin. Hels., 1990. S. 44–49.
36 Дзенискевич А.Р. Указ. соч. С. 54.
37 РГВА. Ф. 25888. Оп. 13. Д. 30. Л. 6.
38 ЦГАИПД С.-П. Ф. 24. Оп. 2 в. Д. 3687. Л. 22.
39 РГАВМФ. Ф. Р-1549. Оп. 1. Д. 223. Л. 6.
40 ЦГАИПД C.-IL Ф. 24. Оп. 2 в. Д. 3882. Л. 29.
41 Цит. по: История ордена Ленина Ленинградского военного округа. М., 1974. С. 166.
42 ЦГАИПД С.-П. Ф. 24. Оп. 12. Д. 12. Л. 4.
43 Очерки истории Ленинграда. Т. 4. С. 415.
44 Очерки истории Ленинградской организации ВЛКСМ. Л., 1969 С 271.
45 Индустриализация северо-западного района в годы второй и третьей пятилеток. С. 190.
46 Там же. С. 398.
47 Ванников БД. Указ. соч. С. 112.
48 Мерецков К.А. На службе народу. М., 1968. С. 183.
49 Там же. С. 186; Воронов H.H. На службе военной. М., 1963. С. 137; История ордена Ленина Ленинградского военного округа. М., 1988. С. 144; Очерки истории Ленинграда. Т. 4. С. 415; История второй мировой войны. Т. 3. С. 385.
50 Очерки истории Ленинградской организации КПСС. Т. 2. С. 331.
51 История ордена Ленина Ленинградского военного округа. М., 1988. С. 135.
52 Очерки истории Ленинградской организации КПСС. Т. 2. С. 331.
53 ЦГАИПД С.-П. Ф. 24. Оп. 2 в. Д. 4521. Л. 4; Очерки истории Ленинграда. Т. 4. С. 416; очерки истории Ленинградской организации КПСС. Т. 2. С. 568.
54 ЦГАИПД С.-П. Ф. 24. Оп. 2 в. Д. 4521. Л. 9; Дзеникевич А.Р. Указ. соч. С. 60.
55 РГВА. Ф. 34980. Оп. 1. Д. 323. Л. 93-200; Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1224. Л. 9-13.
56 Mannerheim G. Muistelmat. Hels., 1952. Osa II. S. 224, 225.
57 Pakaslahti A. Talvisodan poliittinen naytelma. Porvoo; Hels., 1970. S. 224.
58 РГАВМФ. Ф. P-34. On. 6, Д. 835. Л. 214.
59 Там же. Л. 215.
60 Там же. Л. 229; См.: РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1221. Л. 99; Ф. 34980. Оп. 5. Д. 46. Л. 3.
61 ЦГАИПД С.-П. Ф. 24. Оп. 22. Д. 226. Л. 42–44.
62 Там же. Д. 243. Л. 61.
63 Ващенко П.Ф. Если бы Финляндия и СССР… // Воен. – ист. журн. 1990. № 1. С. 34.
64 РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1378. Л. 155.
65 Там же. Д. 1395. Л. 285.
66 ЦГАИПД С.-П. Ф. 24. Оп. 26. Д. 4329. Л. 160.
67 История ордена Ленина Ленинградского военного округа. М., 1988. С. 145.
68 ЦГАИПД С.-П. Ф. 25. Оп. 2. Д. 2479. Л. 2.
69 Там же. Ф. 24. Оп. 2 в. Д. 4020. Л. 127.
70 Там же. Л. 125–128; Л. 157–158; Д. 4077. Л. 107–108; РГАВМФ Ф. Р-34. Оп. 6. Д. 963. Л. 4, 41,65.
ТРУДНАЯ ДОРОГА К МИРУ
Первые шаги к компромиссу
30 ноября 1939 года
© О. Вехвиляйнен
Во время осенних переговоров в Москве финская сторона была настроена против каких-либо уступок СССР. Но при этом почти никто серьезно не думал, что возможна война. Многие до последнего момента отказывались верить, что Советский Союз применит силу против своего малого соседа. За прошедшие недели после срыва переговоров, как казалось, ничто не предвещало войны, в стране утвердилась надежда, что все останется как было. Активная советская пропаганда против финского правительства воспринималась как попытка давления. Она не поколебала мирный настрой ни среди населения, ни в войсках, сосредоточенных у границы1. Тем более тяжким оказалось осознание действительности. Сообщение 30 ноября о бомбардировке Хельсинки и Виипури, обстреле советской артиллерией финских объектов и переходе советских войск на многих участках финской границы быстро облетело всю Финляндию. В первый же день войны только при налете на Хельсинки погиб 91 житель, а число раненых было гораздо больше.
В правительстве А. Каяндера также не предполагали, что дело дойдет до войны. Министры склонны были думать, что на Финляндию будет оказываться и далее политические и психологическое давление либо советское правительство предложит начать новые переговоры. Даже после того, как на Хельсинки упали первые бомбы, некоторые из министров все еще сомневались в том, что это означает начало войны. Когда рано утром министр внутренних дел У. Кекконен сообщил по телефону премьер-министру А. Каяндеру, что советские войска пересекли границу, и потребовал безотлагательно созвать правительство, то услышал удивленный ответ: "Означает ли это, что нам необходимо собраться еще до начала рабочего времени"2. В течение дня истинное положение дел стало понятно и правительству. Вечером в стране было объявлено военное положение. Президент республики К. Каллио передал свои полномочия главнокомандующего армией маршалу К. Маннергейму.
Министр финансов В. Таннер также не хотел верить, что началась война. Она представлялась ему слишком неразумным способом решения спорных вопросов, и, тем не менее, он считал необходимым все же принимать во внимание вероятность нападения Советского Союза на Финляндию. Подписанный Советским Союзом с Германией договор о ненападении, оккупация им восточной части Польши, заключение договоров со странами Балтии и его требования к Финляндии давали основание предполагать, что Советский Союз отказался от выдвигавшихся им прежде принципов, предусматривавших в том числе и признание прав малых народов3. Перед отъездом в Москву делегации, которую возглавил Ю. Паасикиви, на заседании Государственного совета Таннер говорил, что 90 % граждан Финляндии хотели бы избежать войны4. В Москве Таннер и Паасикиви были единого мнения относительно главной линии, хотя последний был более склонен к уступкам5. Фактически же взгляды этих двух участников переговоров не имели никакого значения, поскольку решения принимало заседавшее в Хельсинки правительство. Когда 4 ноября Паасикиви и Таннер запросили правительство, имеют ли они право предложить в аренду СССР о-ов Юссарё вместо морской базы Ханко, в этом им было решительно отказано. Это и привело к срыву переговоров. Позднее Таннер и Паасикиви сделали вывод, что компромисса на переговорах можно было достигнуть, если бы правительство одобрило их предложение6.
Возвратившись из Москвы, Таннер все же не решился оспаривать общее мнение, которое было против передачи СССР морской базы в устье Финского залива. Вместе с тем он надеялся, что Советский Союз предпримет новую инициативу, чтобы продолжить переговоры7. Озабоченный нестабильностью экономики страны, он поддержал предложение Эркко частично ограничить мобилизацию. В конце ноября Паасикиви просил Таннера взять на себя инициативу возобновления переговоров с советским правительством, предлагал назначить даже Таннера вместо Эркко министром иностранных дел8. Однако у министра Ю. Седерхьельма сложилось мнение, что Таннер хочет расколоть правительство, перейдя к политике частичных уступок9. Тогда Таннер решил ждать, когда услышанный из Москвы «шум» заставит народ поверить в серьезность положения10. Впоследствии он корил себя за то, что вовремя не воспротивился политике Эркко11.
Изменить позицию правительства Каяндера, и прежде всего министра иностранных дел Эркко, разумеется же, было нелегко. "Красно-земельное правительство" из всех существовавших ранее правительств независимой Финляндии имело самую широкую парламентскую базу, которая была представлена основными крупными партиями рабочих и крестьян. На выборах в июле 1939 г. они добились внушительной победы12. Иными словами, в начале московских переговоров власть Финляндии отражала настроения «как широких слоев ненаэлектризованного противоречиями населения курных изб, так и городских рабочих, имевших в своих домах плиту»13. Подавляющее большинство населения одобряло линию Каяндера на переговорах14.
30 ноября Таннер действовал все же решительно. Он надеялся, что еще не поздно продолжить переговоры с Москвой. Следовало образовать новое правительство и выступить с инициативой прекращения огня и возобновления переговоров. Во всяком случае, было необходимо, чтобы Эркко покинул свой пост, ибо этот министр стал олицетворением неуступчивости на переговорах.
Личные бумаги Эркко еще не использовались исследователями, и трудно с уверенностью сказать, на чем он основывался, отстаивая свою линию. Вероятно, оценку им обстановки предопределило взятое на себя обязательство проводить проскандинавскую нейтралистскую политику, а также представление о том, что юридические и моральные факторы делают положение Финляндии сильным. К тому же иностранная печать, за которой Эркко, несомненно, внимательно, следил, едва ли не хором вещала, что в споре с Советским Союзом право на стороне Финляндии и что нападение на нее СССР маловероятно15. Будучи самоуверенным и волевым, сосредоточив в своих руках рычаги руководства, Эркко, как министр, сохранял внешне спокойствие и утверждал, что войны не будет. Но его оценка оказалась неверной. 30 ноября перед взором шведского посланника С. Салина предстал подавленный, «совершенно изнуренный» человек16.
Каяндер в той обстановке также не был удачным выбором на пост премьера. Его критиковали за отсутствие опыта руководства. Советская печать вела против него кампанию грубых нападок, поэтому нельзя было ожидать, что Москва сядет за стол переговоров с возглавляемым им правительством. Таннер готов был к роспуску кабинета хотя бы таким путем, как выход из него социал-демократических министров, чего все же не потребовалось делать. Каяндер его поддержал. Правительство, которое совсем недавно получило единодушное доверие парламента, ушло в отставку.
Маршал Маннергейм не был удивлен появлением в небе Хельсинки бомбардировщиков. Именно этого он и опасался. Являясь председателем Совета обороны, которому с возникновением войны пришлось взять на себя обязанности верховного главнокомандующего, маршал еще в предшествовавшие годы говорил о необходимости вооружения. Он поддерживал также политику нейтралитета, которая бы основывалась на возможно большем сотрудничестве со Швецией. В преддверии осени, проявляя все большую озабоченность, он резко критиковал правительство Каяндера за то, что оно не предпринимало все необходимые меры для улучшения военной готовности государства. Это, пожалуй, нельзя признать в полной мере справедливым, поскольку правительство все же обращало на оборону страны значительно больше внимания, чем любое из его предшественников. Но у Маннергейма имелось свое мнение по поводу нехватки в армии зенитных и противотанковых орудий, слабости военно-воздушных сил и неполной обеспеченности боеприпасами. А самое худшее заключалось в том, что у России были развязаны руки для сосредоточения всех своих вооруженных сил против Финляндии. "Армия не способна вести войну", – заявил он министрам17, а успеха она могла достигнуть лишь ценой больших людских потерь. В то же время выигрыш войны являлся для России вопросом престижа, и совершенно ясно, что по сравнению с Финляндией она располагает неограниченными ресурсами и Финляндия в конечном счете потерпела бы поражение18. Так Маннергейм предсказал то, что затем в действительности произошло. Он настоятельно рекомендовал Финляндии идти на уступки СССР, что дало бы стране время для совершенствования военных приготовлений и упрочения связей со Швецией. На самом деле маршал, более склонный к компромиссам, чем правительство, не думал о значительных уступках – разве что о передаче о-вов Юссарё или Ерё для морской базы и; небольшой территории на Карельском перешейке, к чему и правительство было готово19. Когда Маннергейму не удалось получить поддержку правительства, он подал заявление об отставке, осудив политиков за действия, которые могли привести к войне20. Он заявил Паасикиви, который пытался склонить его к изменению своего намерения, что не может участвовать в обмане народа21. Но с возникновением войны все это осталось позади. Утром 30 ноября маршал встретился с министром обороны Ю. Ниукканеном и сказал ему: «Господин министр, я имею честь подтвердить, что готов исполнять функции верховного главнокомандующего»22.
Министр Ниукканен не разделял пессимистических взглядов военных профессионалов относительно готовности Финляндии к обороне. Он исходил из того, что армия вполне способна противостоять СССР, который не может сконцентрировать большого количества войск против Финляндии. Являясь руководителем группы министров-аграриев в правительстве, этот карельский крестьянин, будучи изворотливым тактиком, был главным оппонентом Таннера. В области внешней политики он встал на сторону Эркко вместе с двумя другими министрами-аграриями: министром просвещения У. Ханнула и министром внутренних дел Кекконеном. Ниукканен представлял разделявшееся многими финнами мнение, что конечной целью Советского Союза являлось уничтожение самостоятельности Финляндии и выдвигавшиеся им территориальные требования имели одну направленность – способствовать укреплению его позиций для достижения этой цели. Он допускал возможность, что Советский Союз может напасть на Финляндию, но и в этом случае война будет лучшей альтернативой, чем территориальные уступки, которые не могли привести ни к чему иному, как к пути, избранному Чехословакией23.
Таннер после отставки правительства Каяндера предложил, чтобы новым премьер-министром стал директор Финляндского банка Р. Рюти. До прихода "красноземельного правительства" две большие партии – социал-демократы и Аграрный союз считали необходимым, чтобы премьер-министр был от небольшой Прогрессивной партии, который мог бы сохранить внутри правительства равновесие. Кандидатура Рюти выдвигалась в премьер-министры еще в 1937 г., но тогда его отвергли и премьер-министром стал Каяндер. С возникновением войны Рюти отказывался от этого малопривлекательного тогда занятия, но Каллио и Таннер склонили его взять ношу на свои плечи. У Рюти была в деловом мире хорошая репутация как в стране, так и в англоязычных великих державах. В отличие от Каяндера он не подвергался осуждению в Советском Союзе и был подходящим партнером для переговоров в Москве. Поскольку правительству пока не оставалось иной альтернативы как вести войну, Рюти занялся внимательным изучением потребностей армии.
Таннер заявил, что охотно займет место министра иностранных дел, если это облегчит деятельность Рюти как премьер-министра, и проявил готовность сделать все возможное для достижения мира между Финляндией и Советским Союзом. Это намерение поддержали как Маннергейм, так и Паасикиви. Они, правда, не очень высоко оценивали дипломатический опыт Таннера, но считали, что теперь время не дипломатии, а борьбы. Таннер к тому же поддерживался внутренним фронтом. До тех пор, пока он мог быть министром иностранных дел, рабочие будут знать, что война не продлится дольше, чем это диктовалось необходимостью24. У виднейшего руководителя финского рабочего движения Таннера оказалась тем самым ключевая позиция в правительстве Рюти. Ниукканен, второй сильный человек правительства Каяндера, продолжал оставаться министром обороны. Поскольку ставилась цель стремиться к новым переговорам с Советским Союзом, было естественным, что Паасикиви также вошел в правительство – его считали в стране лучшим знатоком российской политики. Образование правительства Рюти означало расширение основы «красноземельного правительства», создание пятью партиями национальной коалиции. Шведская народная партия вошла в правительство еще в октябре. Когда Паасикиви и ведущий промышленник В. Котилайнен стали членами нового кабинета, то Коалиционная партия также оказалась неофициально в правительстве. Из парламентских партий вне кабинета осталось только профашистское Патриотическое народное движение, но и оно заявило о своей поддержке политики правительства.
