Текст книги "Разум Вселенной"

Автор книги: Александр Студитский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц)

Глава восьмая
Новости космического масштаба

Действительно, обстоятельства сложились так, что мысли об уходе с кафедры космической биохимии перестали волновать Юрия.

В это утро трое друзей вышли из общежития, чтобы побродить перед началом занятий вокруг университета. Встретившиеся им студенты сообщили новую потрясающую весть.

– Какой корабль? – в недоумении переспросил Андрей. – Снаряд, космический снаряд? Еще один?

– Да нет, какой там снаряд! – ответили Андрею. – Советский космический корабль обогнул Луну на высоте пятидесяти километров и вернулся на Землю.

– С людьми?

– Да, с двумя космонавтами. На Луну спущен контейнер с собакой.

– Уже есть в газетах?

– Газет еще нет. Передавали по радио.

На кафедре все уже было известно. Юрий и его товарищи встретили в комнате для дипломников всех студентов пятого курса.

Майя читала вслух:

– «...Осуществлен полет управляемого советского космического корабля вокруг Луны. Основной задачей полета являлось изучение условий движения управляемого космического корабля с пассажирами по трассе Земля – вокруг Луны – Земля, с целью подготовки посадочной и стартовой площадки на Луне. В кабине находились два селенавта – майор Иван Николаевич Радугин и капитан Георгий Матвеевич Зотин, а также две собаки с кличками Крошка и Чернушка, кролики, крысы, мыши, насекомые и микроорганизмы. В кабине поддерживалась постоянная температура – около 20 градусов по Цельсию и давление около 760 миллиметров ртутного столба. Кабина оборудована приборами для регистрации и передачи на Землю всех необходимых данных, включая телевизионную информацию, на всем протяжении полета. Кроме того, в кабине размещены приборы для фотосъемки поверхности Луны...» Как интересно! – сказала Майя, отрываясь от чтения. Она увидела Юрия. Щеки ее вспыхнули.

– Читай, читай дальше! – затеребили ее студенты.

– «В 3 часа 50 минут утра 30 августа корабль прошел около Луны на расстоянии около 100 километров и обогнул ее по кривой, постепенно приближаясь к ее поверхности. Когда корабль находился на расстоянии 50 километров от поверхности Луны, была дана команда на отделение контейнера с оборудованием для регистрации физических и химических факторов, действующих на Луне, а также с собаками Крошкой и Чернушкой. Система управления и тормозная установка сработали с высокой точностью и обеспечили спуск контейнера и мягкую посадку в заданный район Луны. Отклонение точки прилунения от заданной составило не более 10 километров. Контейнер опустился в северо-восточном направлении от Моря Изобилия в кратер Колумб. Вспышка магния, запрограммированная для регистрации прилунения контейнера, отмечена всеми наблюдательными станциями СССР. Полученная информация от автоматических регистрирующих приборов расшифровывается».

– Здорово! – воскликнул Ярослав.

– «Селенавты майор Радугин и капитан Зотин выполнили полностью программу исследований и чувствуют себя отлично. Полет продолжался 38 часов 56 минут.

Таким образом, впервые в истории Земли люди, совершив полет в управляемом корабле вокруг ближайшего небесного тела – Луны, благополучно возвратились на Землю. Открыта перспектива космических полетов человека в районы соседних планет, которые будут осуществлены в недалеком будущем.

Полет управляемого космического корабля вокруг Луны и возвращение его на Землю демонстрируют безграничные возможности советской науки, вдохновляемой высокими целями мирного служения человечеству».

Майя замолчала. Студенты смотрели на нее в ожидании.

– Все, – сказала она.

– Ребята, – закричал Ярослав, – а вдруг эти животные попадут к нам на кафедру!

– Очень может быть, – отозвался Андрей. – Получил же Всеволод Александрович мышей, из которых он вывел свой лейкемический штамм.

– Вот бы получить такую тему! – мечтательно сказал Ярослав.

Доцент кафедры и первый помощник профессора Брандта Герман Романович Штейн вошел в комнату, когда обсуждение услышанных известий находилось в самом разгаре. Студенты поднялись со своих мест. Штейн предложил всем сесть и сел сам, закинув ногу на ногу, так, что из-под светло-серых брюк, над сияющими светло-коричневыми полуботинками показались элегантные, в мелкую бронзово-желтую клетку шелковые носки.

– Поздравляю вас, молодые друзья, – сказал он сочным, грудным баритоном, с удовольствием прислушиваясь к звуку своего голоса. – Сегодня мы с вами вдвойне именинники. Во-первых, как и все советские люди, мы празднуем первый космический полет наших людей вокруг Луны. – Он выдержал многозначительную паузу.

– ...А во-вторых, наша кафедра имеет поручение всесторонне обследовать животных, подвергнувшихся поражению космическими лучами в районе Луны.

– Собак? – радостно спросил кто-то.

– Нет, – улыбаясь, ответил Штейн. – Собаки здравствуют на Луне, и их обследование в компетенции медиков. А вот крысы, мыши, насекомые и простейшие поступают в наше распоряжение. Я получил телеграмму от Всеволода Александровича. Он предлагает привлечь к этой работе наших студентов, и в первую очередь дипломников. Таким образом, дорогие друзья, вам предстоит включиться в серьезную и ответственную исследовательскую работу.

– Вот это здорово! – закричал Ярослав. – И когда?

– Животные уже поступили в наш виварий. Медлить с работой нельзя. Руководить всем комплексом исследований будет, конечно, Всеволод Александрович. А вашими консультантами по конкретным темам будем мы – ассистенты кафедры и ваш покорный слуга.

Студенты оживились.

– Исследование этих животных, – продолжал Штейн, – будет направлено на разрешение основной проблемы, которую разрабатывает наша кафедра. Эта проблема, как вы знаете, – природа поражения живых существ космическими агентами и его последствия. Рабочая гипотеза Всеволода Александровича вам известна. – Лицо Штейна стало серьезным. – Космические лучи, как и другие виды частиц с высоким электрическим зарядом, проникая через ткани животных организмов, частично поглощаются нуклеиновыми кислотами клеточных ядер и разрушают их, вызывая нарушение кода генетической информации. Отсюда, если поражение коснулось телесных клеток, возникает раковый рост, а если оно концентрировалось в половых клетках, изменение наследственности. Наша тематика, таким образом, будет включать обследование различных тканей организма, чтобы выяснить степень поражения, ведущего к злокачественному росту, и изучение наследственных изменений в потомстве животных.

– Что возьмем: рак или наследственные изменения? – шепотом спросил Ярослав Юрия.

– Конечно, рак, – не задумываясь, ответил тот. – И тебе советую.

– А какими методами? – спросила Майя.

– Для исследования тканей пораженных животных мы будем использовать культивирование в искусственных питательных средах, – объяснил Штейн. – Кроме того, будем изучать поведение тканей при повреждениях различных органов, обследовать их регенерационную способность. Наконец, будем воздействовать на животных различными факторами, вызывающими раковое перерождение, чтобы определить, не ускоряется ли этот процесс после космического поражения.

По мере перечисления методов Юрий напряженно думал, какой выбрать. Он будет заниматься раковым перерождением – это казалось ему наиболее интересным и менее связывало с тем, что так тяготило его на кафедре космической биологии. Вопрос заключался в том, удастся ли ему получить такую тему, в которой можно не только обследовать процессы, возникающие под влиянием космического поражения, но и как-то воздействовать на их течение.

– А для исследования наследственных поражений, – продолжал Штейн, – мы будем скрещивать животных и изучать наследственные изменения в их потомстве.

– А если они не будут размножаться? – спросил Ярослав.

– Сомнительно, чтобы поражение было такой силы, – ответил Штейн. – Во всяком случае, если крысы и мыши станут стерильными, то насекомые и простейшие в этом отношении гораздо устойчивее. Будем изучать наследственные изменения у дрозофил и парамеций. Эти организмы вообще более пригодны для таких исследований, так как они размножаются с большой скоростью.

Юрий лихорадочно размышлял. Необходимо было выяснить, не удастся ли ввести в тему, которую придется взять из числа предложенных, что-то свое.

– Разрешите спросить, Герман Романович, – сказал Юрий с напряжением.

– Я слушаю.

– А нельзя ли попробовать на этих организмах... Или на какой-нибудь группе этих организмов... Испытать какие-нибудь методы защиты от последствий космического поражения?

– Какие же здесь могут быть методы защиты? – удивился Штейн. – Если организм поражен – значит, он поражен. В клетках его произошли необратимые изменения. Помешать их реализации можно, только прекратив размножение и развитие клеток. А без этих основных процессов...

Он развел руками и улыбнулся, подчеркивая добродушную иронию своих слов.

– ...Бытие превратится в небытие. Жизнь прекратится.

Юрий встал, смущаясь и проклиная себя за поспешность.

– Допустим, – сказал он с запинкой, – что мы на время выключим жизненный процесс... ну, например, с помощью сверхнизких температур. Потом снова включим жизненный процесс, и, может быть, тогда пораженные клетки изменят свои свойства.

Штейн улыбнулся.

– О, вы, я вижу, читали работы нашего уважаемого Павла Александровича.

Он еще раз улыбнулся – с оттенком той же добродушной иронии.

– Но боюсь, что не совсем точно их поняли. Он подвергает организмы замораживанию при сверхнизких температурах до воздействия проникающим излучением. Считая, что витрификация предохраняет живое вещество от разрушающего действия жестких лучей. Но вы правы в своем... пожелании, или вопросе, в том отношении, что время применения этого приема не имеет никакого значения. Энергия излучения поглощается материей независимо от ее состояния. Реализацию химических процессов, вызываемых поглощенной энергией, можно, конечно, задержать теми или иными средствами, в частности, и действием сверхнизких температур. Но предотвратить этот процесс нельзя. Это противоречило бы второму началу термодинамики.

Штейн замолчал, но сейчас же, давая понять, что считает вопрос исчерпанным, заговорил другим тоном.

– Итак, молодые друзья, вам теперь ясна тематика дипломных работ. Подумайте, посоветуйтесь друг с другом. Когда у каждого определится желание взять ту или иную тему из перечисленных, милости прошу ко мне. Ясно?

– Ясно! – ответил за всех Ярослав.

– А теперь второй вопрос, о котором я хочу вас информировать, – сказал Штейн. – Речь идет о поездке сроком на один год двух студентов с кафедры космической биологии для обучения некоторым новейшим методам в Соединенные Штаты Америки. Всего с экспериментального отделения биофака будет направлено четырнадцать человек. По два с каждой кафедры. И так как времени для оформления этой поездки очень мало, решать вопрос о персональном составе нашей группы надо сегодня же.

Студенты молча, выжидательно смотрели на Штейна.

– Перед выездом в Сочи Всеволод Александрович сообщил мне, что самыми подходящими кандидатами среди пятикурсников он считает Андрея Александровича Цветкова и Юрия Николаевича Чернова. Однако придется остановиться на Цветкове, потому что надо свободно владеть английским языком.

– А второй? – спросил Ярослав.

– Второй должен быть с четвертого курса. Там сильный состав студентов, и выбрать было бы нетрудно, но свободно владеет английским только один новый для нас человек. Правда, он вполне достойный кандидат: его перевели к нам на кафедру с самыми наилучшими отзывами.

– Кто же это такой? – в недоумении спросил Андрей.

– Новая студентка нашей кафедры – Лапшина.

Сердце Юрия дрогнуло. Зоя Лапшина уедет в Америку. И он мог поехать вместе с ней, если бы знал английский!

– Ну, вот и все, – закончил беседу Штейн. – Этот вопрос также должен быть решен сегодня же. Подумайте, Цветков, посоветуйтесь с товарищами, поговорите с родителями.

– Я один, – нехотя сказал Андрей. – Родных у меня нет.

– Тем проще. К концу дня сообщите ваше решение.

И, улыбнувшись на прощание студентам, Штейн вышел из комнаты.

Глава девятая
Сомнения Андрея Цветкова

К концу дня все прояснилось.

Пять человек захотели изучать изменения телесных клеток после поражения космическими факторами. Четверым достались темы по извращению наследственности под влиянием космического поражения. Андрей совсем не взял темы: он дал согласие ехать в Америку.

Вечером вся компания собралась у нового здания биофака. Главным предметом разговора была предстоящая поездка Андрея.

– Смотри, Андрей, – взволнованно говорил Ярослав, сверкая глазами сквозь очки, – не посрами биофака! Не только обучайся, но и учи сам.

– Было бы чему учить! – невесело отозвался Андрей. – Признаюсь, что чувствую себя для этого малоподготовленным.

– Что значит мало! – возмутился Ярослав. – Ты едешь в капиталистическую страну, вооруженный нашей социалистической идеологией, – разве тебе этого не достаточно?

– Что говорить, наша идеология – большая сила, – в раздумье ответил Андрей. – Так ведь не основы исторического и диалектического материализма я еду преподавать. Я буду заниматься наукой. И говорить мне с американскими студентами придется о науке. А ты четко представляешь себе нашу, советскую идеологическую линию в науке?

– Ну, в общих чертах, конечно, – замялся Ярослав.

– То-то, в общих чертах. А общие черты, милый мой, никого не интересуют. Всем важно получать конкретные ответы на конкретные вопросы. Вот приеду я в Калифорнийский университет. Будут изучать, допустим, изменения клетки под влиянием нейтронного излучения с помощью новейших методов. Без новейших методов с помощью просто новых методов, которыми мы пользуемся у нас на кафедре, показано, что нейтронное излучение необратимо разрушает в клетке материальную основу наследственности и приводит к появлению наследственных уродств и нарушений развития, включая злокачественное перерождение тканей. Так? То же самое, только с более совершенными приборами, доказывают и в американских лабораториях. Вот я, сколько ни думаю, не могу понять, какой идеологией в науке нас вооружали до сих пор на нашей кафедре. Мне ясно одно – что наши руководители так же убеждены в беспомощности науки против последствий атомного поражения, как и их американские коллеги. А это очень ненадежное идеологическое вооружение.

– Ну, довольно, мальчики, хватит разговаривать о высоких материях, – перебила их Тоня. – Пошли к обрыву.

Обрыв на Ленинских горах – любимое место студентов. Когда-то здесь восторженные юноши Герцен и Огарев поклялись друг другу сохранить на всю жизнь верность своим идеалам. Сто пятьдесят лет спустя на этом месте, на самом высоком, самом крутом обрыве Ленинских гор, воздвигнут памятник Владимиру Ильичу Ленину.

Студенты остановились у гранитной балюстрады, широким полукругом опоясавшей мраморные ступени подножия памятника. Нежаркое сентябрьское солнце озаряло все вокруг своим мягким светом. Красный полированный гранит излучал накопленное за день тепло. Снизу поднимался влажный запах земли, смешанный с горьковатыми ароматами осенних цветов. Все замолчали. Не хотелось говорить ни о лучевом поражении, ни о злокачественном перерождении клеток...

– Привет! – вдруг сказал Ярослав.

Юрий обернулся: у балюстрады стояла Зоя.

– Здравствуйте! – дружелюбно ответила она.

– Новая студентка нашей кафедры и кандидат на поездку в Америку, – торжественно объявил Ярослав.

Все окружили Зою.

– Я еще не знаю, поеду ли я, – сказала она, улыбаясь.

От ее улыбки сердце Юрия забилось сильнее.

– Поедете! – уверенно заявил Ярослав. – А вот и ваш спутник – Андрей Цветков.

– Я вас помню, – ответила Зоя, протягивая Андрею руку.

Студенты долго стояли у гранитной балюстрады. Потом спустились по дорожкам между деревьями в аллеи липовой рощи. Смеркалось. Ярослав с девушками ушел вперед. Зоя оказалась между Андреем и Юрием.

– Какие неожиданности приносит жизнь! – задумчиво сказала она. – Неужели мы поедем в Америку?

– Ну, эта неожиданность ничего особенного собой не представляет, – ответил Андрей. – Из того, что произошло в последние несколько дней, это событие совсем крохотное.

– Кто знает! – возразила Зоя. – Любое, даже незначительное, событие может иметь самые удивительные последствия. Возьмите путешествие Дарвина на корабле «Бигль». Может быть, если бы оно не состоялось, Дарвин не пришел бы к идее о происхождении видов. А путешествовать отправился только потому, что его дядя смог уговорить его отца дать согласие на эту поездку.

– Для того чтобы из такой поездки вынести идею происхождения видов, – возразил Андрей, – требовалось еще одно необходимое условие – быть Дарвином.

Зоя остановилась и в упор посмотрела на него.

– А неужели найдутся юноши или девушки, которые не думают о себе как о будущем Дарвине? Или Жолио-Кюри?

Андрей усмехнулся.

– Если вы хотите увидеть такого человека – так он перед вами.

– Не может быть! – решительно заявила Зоя. – Если у вас нет никакой цели, то зачем вы живете?

– Сам не знаю, – ответил Андрей. – Скорее всего по инерции.

– Ну, что ты несешь, Андрей? – не выдержал Юрий. – Живешь ты, как и все, с интересом работаешь, думаешь о будущем. Чего же тебе еще нужно?

– Так ведь, милый мой, в том, что ты говоришь, и заключается инерция. Общество наше развивается, движется вперед, а вместе с ним и я. А спроси меня, что я сам для себя вижу впереди, я тебе ничего не смогу ответить.

– Не понимаю. Какой-то дешевый пессимизм.

– Называй, как хочешь, я не обижусь. Дешевый он или дорогой, но я так думаю.

– И я тоже никогда не поверю, что ты не видишь перед собой свое будущее. Что же, твою кандидатуру выдвинули на поездку в Америку просто так, за твои красивые глаза? Значит, видят твое будущее, если ты сам его не видишь.

– Весьма польщен, – буркнул Андрей. – А впрочем, друзья, не кажется ли вам, что это не тема для беседы в такой чудный вечер?

– Да, лучше поговорим о чем-нибудь другом, – согласилась Зоя.

Аллея вывела их на крутой, открытый бугор над рекой. Здесь собралась вся их группа, поджидая отставших. Ярослав читал стихи:

 
Юнландия! Край утесов и струй!
Империя голубых и синих,
С династией грезы, монетой – полтинник,
Звонкоголосой как поцелуй.
Где ввоз – пессимизм, чернила, бутсы,
А вывоз – любовь и революция.
 

– Хорошо! – сказала Зоя. – Откуда это?

– Ранний Сельвинский, – ответил Андрей. – Последнее увлечение Ярослава.

– «Где ввоз – пессимизм, чернила, бутсы, а вывоз – любовь и революция», – повторила Зоя. – Пессимизм есть, если иметь в виду Андрея. Ну, чернилами, если понимать их как символ учения, оснащены мы больше чем достаточно.

– Друзья, а как насчет полтинников? – перебила ее Тоня. – Я смертельно хочу мороженого.

– У меня есть два! – торжественно заявил Ярослав. – Готов израсходовать, имея в виду, что завтра – стипендия.

– А вывоз – любовь и революция, – произнес Андрей. – Да, пожалуй, больше ничего не остается.

Возвращались поздно. Вечер спустился теплый, безветренный, ясный. Стадион в Лужниках сиял множеством огней. Всей компанией проводили Зою до троллейбуса – она возвращалась к себе на Стромынку, в общежитие медиков. Юрию было грустно, но, когда, прощаясь, Зоя пристально посмотрела ему в глаза и еще раз сказала ему «до свиданья», его настроение сразу изменилось.

Он шел с Андреем, отстав от остальных, и все вокруг ему улыбалось. Даже гранитные фигуры Сеченова, Менделеева, Тимирязева, Павлова дружественно и поощрительно смотрели на него со своих постаментов.

– Напрасно я разболтался, – поморщился Андрей.

– Конечно, напрасно. Тем более что это несерьезно.

– Несерьезно? Почему? Нет, это совершенно серьезно.

– Серьезно? – удивился Юрий. – Так говорить о своей жизни?

– И о моей, и о твоей, и о чьей угодно. Незачем наклеивать на мои мысли ярлык – пессимизм, или скептицизм, или нигилизм, или что-нибудь еще в этом роде. Просто я хочу четко знать, для чего живу. И думаю, что имею право на это, если только я человек, а не «тварь дрожащая», как говорил Раскольников у Достоевского.

– Да брось ты эту чепуху, – сказал Юрий. – В наше время терзаться размышлениями о смысле жизни! Смешно!

– Возможно. Но, признаюсь, я не понимаю, почему мы сочувствуем Пьеру Безухову, который ищет смысл и цель жизни на протяжении четырех томов «Войны и мира», а для себя должны считать эту проблему уже решенной.

– Но все-таки некоторая разница между Пьером Безуховым и нами есть. Пьер размышлял о счастье людей, а мы это счастье делаем сами.

– Во-первых, Пьер не только размышлял, но и действовал. А во-вторых, его представление о счастье было гораздо конкретнее, чем наше.

– Ну, что ты только говоришь, – опять возмутился Юрий.

– А ты подумай сам. Он нашел свое счастье в том, чтобы бороться за счастье других. И это было вполне понятно и оправданно, так как большинство людей были несчастны. Той же целью вдохновлялись все лучшие умы девятнадцатого и первой половины двадцатого века, да, собственно, и в наши дни, на мой взгляд, это единственная задача, способная воодушевлять к. делам, достойным человека. По крайней мере до тех пор, – Андрей усмехнулся, – пока на свете еще не все счастливы. А мы с тобой живем в окружении счастливых людей, которые располагают всем необходимым, чтобы строить свое счастье.

– Не понимаю, что же здесь плохого, – пробормотал Юрий.

– Плохого в этом ничего нет и быть не может, – сказал Андрей. – Именно за это боролись и умирали все лучшие люди предшествующих эпох. Но как только из жизни исчезает элемент борьбы за высокие цели, она катастрофически лишается смысла. Ведь недаром же Маркс в ответ на вопрос своих дочерей, в чем; он видит смысл жизни, ответил: в борьбе.

– Погоди, погоди. А разве наша жизнь – это не борьба? Разве победа коммунизма – это не высокая, вдохновляющая цель?

– Кто будет спорить против этого? Конечно, да, Но ты представь себе характер этой борьбы на самых подступах к коммунизму, то есть фактически уже в. наших условиях. Вот мы с тобой этим летом два месяца были на стройке плотины на Оби. Жили, как и все, в благоустроенном городке, работали на машинах, с минимальными мышечными усилиями. Семь часов в день. Потом городки или лапта. Вечером – кино или танцы. Если плохая погода – телевизор.

– Чудесно провели время, – сказал Юрий.

– Милый мой, неужели этим и исчерпывается жизнь? – воскликнул Андрей. – Неужели мы сокращаем рабочий день для того, чтобы так бессмысленно убивать оставшееся время? Спорт, кино, танцы, телевизор? И для чего мы его сокращаем, если труд – главное в нашей жизни, если труд становится высшей потребностью человека коммунистического общества?

– Не понимаю, – рассердился Юрий. – Почему только спорт, кино, танцы и телевизор? Потребности советского человека гораздо шире. Музыка, театр, литература, живопись, каждый может проявлять себя в любой области.

– Да, да, можно еще заниматься художественной самодеятельностью или играть в шахматы, – насмешливо подхватил Андрей. – Ну, конечно, тогда действительно все становится ясным, и вопрос о смысле жизни снимается с повестки дня.

Юрий не ответил. Его тяготил и удивил этот неожиданный и странный разговор. Всю остальную дорогу они шли молча.