Текст книги "Разум Вселенной"

Автор книги: Александр Студитский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц)

А.СТУДИТСКИЙ
РАЗУМ ВСЕЛЕННОЙ
РОМАН

Моему верному

другу

Ирине Александровне

Студитской

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ПИЦУНДСКИЙ МЕТЕОРИТ

Глава первая
Гипотеза профессора Панфилова

– Вот это здорово! – Ярослав хлопнул ладонью по развернутой книге.

– Что такое? – машинально спросил Юрий, очнувшись от сладкой дремоты.

Ярослав не ответил и опять уткнулся в книгу. Блаженный покой снова сковал тело Юрия, разогретое горячим черноморским солнцем. Шли последние дни каникул – чудесные, незабываемые дни, до краев полные ощущением молодости и здоровья, словно разлитых в воздухе, сверкающем над раскаленной галькой пляжа. Шестеро друзей лежали на гребне вала из гальки, намытой прибоем у самой кромки моря, подставив плечи и спины сияющему августовскому солнцу. Ярослав, как всегда, располагался с краю – самый подвижной и непоседливый из всей их компании. Справа от Юрия – Андрей. За ним, несколько поодаль, девушки – Майя, Тоня, Виола.

– Да ты только послушай! – снова встрепенулся Ярослав, толкая Юрия и бросая негодующие взгляды на неподвижные тела товарищей. – Будет вам спать, друзья!

– Ну, мы слушаем, – сказала успокоительным тоном Майя, приподнимаясь на локте. – Что случилось?

Ярослав поудобнее сел на теплую гальку, положив книгу на худые загорелые колени. Ему не терпелось поделиться впечатлениями от прочитанного, но в то же время сделать это так, чтобы произвести наибольший эффект.

– Знаете ли вы, мои дорогие друзья... – он выждал многозначительную паузу, – что такое космозоиды?

– Космозоиды? – недоумевающе переспросила Майя, широко открыв светло-голубые глаза. – Ну, по-видимому, обитатели космоса... А какие же в космосе обитатели? Это космонавты, что ли?

– Эх ты, космонавты! – насмешливо передразнил ее Ярослав. – Читать надо, друзья, следить за развитием науки.

Андрей перегнулся через плечо Юрия, приподнял обложку книги, лежащей на коленях Ярослава, прочитал название и снова улегся на свое место.

– Читали, – сказал он равнодушно. – Ну, и что ты всполошился?

– Как что? – возмутился Ярослав. – Неужели на тебя это не произвело никакого впечатления?

– Нет, почему же? Только еще большее впечатление произвела критика на эту книгу.

– Ну ладно, критика, критика, – поморщился Ярослав. – А что такое критика в науке? Чаще всего это вода, с помощью которой старое пытается погасить искру нового.

– Очень образно! – отозвался Андрей. – Скажи лучше – ветер. Слабую искру погасит, а сильную только раздует в пламя.

– Ну, перестаньте, мальчики, – попросила Майя. – Прочти, о чем там, Слава.

Ярослав кашлянул, покосился на лежащего ничком Андрея и прочитал:

– «Пыль жизни – несметные скопления космозоидов, выброшенные великими силами электромагнитных полей с обитаемых планет в мировое пространство, за неисчислимые сроки развития бесконечной вселенной стали неотъемлемым компонентом межзвездной среды, составной частью звездной пыли. И – кто знает? – может быть, это удивительное свойство жизни – существовать в виде комочков витрифицированного белка бесконечно долго в мировом пространстве – является залогом единства жизни во вселенной».

– А дальше? – спросила в недоумении Майя.

– Больше ничего. Так заканчивается книга, – ответил Ярослав, довольный произведенным впечатлением.

– Ничего не понимаю, – растерянно сказала Майя.

– Постой, постой, – вмешался Юрий, вдруг сообразив, о чем идет речь. – Так это же... Аррениус?

– Да, да, именно Аррениус, – насмешливо подтвердил Ярослав. – Тот самый Аррениус, который умер в 1927 году. А теперь вновь воскрес и издает новую книгу на эту тему... На русском языке...

– Так ведь это же его идея – о переносе жизни в виде спор бактерий с планеты на планету...

– Ну, что значит идея? – с досадой отмахнулся Ярослав. – Одно дело идея, да еще антинаучная, реакционная, отвергающая возможность новообразования жизни, утверждающая вечность жизни. А другое дело – экспериментально обоснованный научный факт.

– Кем же это он экспериментально обоснован? – недоверчиво пожал плечами Юрий.

– Головой, какую дай бог всякому, – с уважением сказал Ярослав. – Нашим профессором Павлом Александровичем Панфиловым.

– Панфиловым? – удивился Юрий. – Павлом Александровичем? – Он невольно посмотрел на Виолу – она работала на кафедре Панфилова лаборанткой. Подняв голову, девушка внимательно слушала их разговор.

– Да, да, да. Нашим уважаемым и дорогим Павлом Александровичем. Он целый год читал тебе «Основы морфобиохимии», из которых ты, очевидно, ничего не понял, если тебя удивило то, что ты услышал. Чудак, это же его главная идея. А ты – Аррениус!

– Ну, довольно, довольно язвить, – опять вмешалась Майя. – Ты расскажи, что тебя так поразило в этой книге.

– Он доказал, что на высотах от пятисот до тысячи пятисот километров над Землей имеется белок.

– Ну и что же?

– Да ты понимаешь, о чем спрашиваешь? – возмутился Ярослав. – Белок. Основа жизни. Более того, сложный белок – нуклеопротеид, из которого построено все живое, и этот белок обнаруживается на высоте до тысячи пятисот километров, практически в космическом пространстве.

– А-а, теперь я вспоминаю, – разочарованно протянул Юрий. – Да, да, мы были тогда на втором курсе. Была какая-то дискуссия. И все признали, что Панфилов впал в ошибку. Это ведь методика ловушек?

– Да, ловушек. Здесь у него все подробно описано, – ответил Ярослав, перелистывая книгу. – Он добился, чтобы наши космические корабли снабжались такими ловушками – в виде широких воронок, смазанных изнутри вазелиновым маслом. На заданной высоте автоматическое устройство открывает ловушку, и на ее стенках оседает космическая пыль. Перед снижением корабля ловушка герметически закрывается.

– А потом? – спросила Майя.

– Потом, уже после приземления корабля, содержимое ловушек смывается и подвергается биохимическому анализу.

– И что же?

– Павел Александрович нашел в нем белок.

– А в чем же здесь ошибка?

– Никакой ошибки нет, – уже с некоторым раздражением ответил Ярослав. – Он подробно разбирает все сделанные ему возражения! Одно противоречивее другого! То опыт нечист – следы белка будто бы могли попасть в ловушку еще на Земле, то белок в ловушку попал на малых высотах, где его наличие не подвергается сомнению, то белок этот – продукт разложения, лишенный жизненных свойств. Нашлись и такие, что признали факт захвата белка на больших высотах, но отрицают возможность его заноса из мирового пространства. Как будто одно не вытекает из другого. Если уж белок с Земли выносится в мировое пространство, то что мешает попасть ему на Землю из мирового пространства? Да дело совсем не в этом. После той дискуссии прошло три года, и за это время Павел Александрович собрал новый огромный материал. Его критикуют как раз за идею Аррениуса.

– Вот видишь, – не удержался Юрий, – я же тебе говорил, что это идея Аррениуса.

– Ну и что же? Разве в идее дело? Дело в том, как и с какой целью эту идею использовать, – рассердился Ярослав. – Разве идея Пастера о невозможности самозарождения жизни в гниющих средах неверна? А ведь использовали же ее для защиты учения о сотворении жизни! Словом, друзья, как хотите, – Ярослав встал и сбросил свою широкополую войлочную шляпу, – а Павел Александрович гений!

– И ты тоже так думаешь? – обратился к Виоле Юрий. На ее смуглом лице выступил румянец. Но она сказала твердо, словно утверждая бесспорную истину:

– Да, он большой человек... А гений он или не гений, – она покраснела еще больше, смущаясь от взглядов товарищей, – покажет будущее.

Юрий взял из рук Ярослава книгу, раскрыл, перелистал первые страницы.

– «Часть первая, экспериментальная. Глава первая. Верифицированный белок», – прочитал он вслух. Перелистал еще несколько страниц, заинтересовываясь отдельными фразами. – Глава пятая, шестая, восьмая. Конец экспериментальной части. Заключение. Прочитать? – спросил Юрий.

– Читай, если не очень скучно, – снисходительно разрешил Андрей.

– «Из представленных экспериментальных данных вытекает, – начал Юрий, – что состояние остекловывания, или витрификации, приобретаемое белком под влиянием сверхнизких температур, близких к абсолютному нулю, сообщает белку и любым телам, состоящим из белка, а следовательно, всем живым телам, устойчивость против всех внешних воздействий, если они не нарушают состояния витрификации, в частности, устойчивость против проникающего излучения. Отсюда ясно, что для живых тел, попавших в верифицированном состоянии в мировое пространство, космическое излучение не угрожает последующему оживлению после выхода из этого состояния».

– Любопытно, – лениво протянул Андрей, – так и сказано: «белку и любым телам, состоящим из белка»? Значит, и высшим организмам?

– По-видимому, так... хотя... – Юрий быстро перелистал страницы. – Инфузории... Опыты с планариями... Лягушки... Ящерицы... Крокодил...

– Крокодил? – удивилась Майя. – Неужели и крокодила можно... – она остановилась перед трудным словом, – витрифицировать?

– Значит, можно, – небрежно сказал Юрий. – Крокодил размерами около полутора метров находился в витрифицированном состоянии четыре месяца. После девитрификации жил в лаборатории больше полугода, потом передан в зоопарк, где живет до настоящего времени...

– А теплокровные? – спросил Андрей, приподнимаясь на локте. – Что-то о крокодилах я не припомню... Это, кажется, новые эксперименты.

– Сейчас, сейчас, – ответил Юрий. – Вот, нашел. «Витрификация клеток кролика в культуре вне организма... Витрификация эндокринных желез...» Видишь, щитовидная железа и гипофиз прекрасно переносят длительную витрификацию и возобновляют свои функции при пересадке их животным... Теперь опыты на мышах...

– К сожалению, ничего не вышло, – с сокрушением сказала Виола. – То есть они переносят витрификацию и размораживание легко, – пояснила она, – но быстро гибнут. И функции не полностью восстанавливаются... Но Павел Александрович считает, что это дело техники. У нас еще нет удовлетворительной аппаратуры для быстрого отогревания животных. Сердце и мозг при размораживании получают повреждения.

– Интересно! – лениво протянул Андрей. – И эти работы у вас продолжаются?

– Насколько я знаю, в последнее время Павел Александрович к ним не возвращался, – ответила Виола. – Но, кажется, он готовит новый план исследований в этом направлении.

– Ну, скептик, что ты теперь скажешь? – торжествующе обратился Ярослав к Андрею.

– Да, над этим стоит подумать, – сказал Андрей. – Изложено заманчиво – ничего не скажешь. – Он сбросил шляпу и сел на гальку, щурясь от ослепительного солнечного света. – Неужели действительно это возможно – жизнь в космосе?

– Ну, довольно о науке! Купаться, мальчики! – крикнула Тоня.

Время приближалось к одиннадцати. Море у берега пестрело разноцветными купальными костюмами, как гигантский цветущий и волнующийся под ветром луг. Взявшись за руки, девушки, поднимая фонтаны сверкающих брызг, вбежали в воду.

– Три грации, – усмехнулся Андрей. Юрий проследил за его взглядом.

Темноволосая, похожая на мальчишку Тоня, рослая и статная блондинка Майя и маленькая смуглая Виола казались олицетворением красоты и молодости. Тоня небрежно, на ходу, через плечо оглянулась на Ярослава, он тотчас же бросился за девушками, размахивая руками.

– Пошли, старик! – сказал Андрей, хлопнув Юрия по нагретой солнцем спине.

– Нет, я еще полежу, – неохотно ответил тот, продолжая перелистывать брошенную Ярославом книгу. – «П. А. Панфилов, Происхождение организмов», – прочитал он на обложке. И тотчас живое воображение Юрия нарисовало ему облик этого человека.

Он читал им курс морфобиохимии. Так называлась особая отрасль биологической науки – одна из многих новых научных дисциплин, рождавшихся в результате взаимного влияния бурно развивающихся смежных наук. Свое название эта наука получила от ее создателя – Павла Александровича Панфилова, основавшего кафедру и лабораторию морфобиохимии на биологическом факультете Московского университета. На кафедре космической биологии, где занимались Юрий и его товарищи, Панфилов появлялся редко. Студенты знали, что между кафедрами морфобиохимии и космической биологии существуют научные разногласия. И, что говорить, у Юрия и его друзей – студентов кафедры космической биологии – сложилось отношение к Панфилову как к чудаку, тугодуму, странному и непонятному человеку. Внешность, и манера чтения лекций, и все поведение Панфилова в какой-то мере оправдывали это мнение. Атлетически сложенный, чуть выше среднего роста, с каким-то особым, суровым и в то же время застенчивым выражением лица, он держался так, как будто боялся обидеть или причинить неприятность своей силой, превосходством знаний, авторитетом известного ученого. Ему было за пятьдесят. По мнению Юрия и его двадцати-двадцатипятилетних однокурсников, этот возраст означал уже старость, далекую от правильного восприятия жизни и всех тех понятий и ощущений, которые так волновали их.. И самой трудной для понимания и поэтому заставлявшей поспешно соглашаться с общепринятым мнением казалась та черта Панфилова, которой не было и не могло быть у Юрия и его сверстников, – его глубокая духовная зрелость. Она проявлялась в твердой убежденности Панфилова во всем, что он говорил, было ли это замечание студенту, мысль, развиваемая в лекции, или возражения в споре.

В нем было то, чего еще не было и быть не могло у Юрия и его сверстников: жизненный опыт, одухотворенный, преобразованный, обобщенный острой и бесстрашной мыслью исследователя.

– Юра-а! Юра-а!

Пять голов и пять поднятых рук ровной строчкой выстроились у буйка с флагом, отмечающего дозволенную границу заплывов. Юрий положил книгу на гальку и бросился в воду.

Глава вторая
Зоя Лапшина

Впереди было еще два дня: сегодняшний и завтрашний, но на послезавтра у них уже были взяты билеты на скорый поезд «Сочи-Москва». Все сидели молча, вдруг с грустью ощутив себя надоевшими гостями, ставшими в тягость хозяевам. Они не могли бы объяснить причины этой внезапной грусти, помнилось только, что вместе с пролетевшими чудесными днями летнего отдыха уходил в невозвратное прошлое кусочек их жизни, молодости, неповторимых чувств дружбы, товарищеской приязни и легкой взаимной влюбленности.

Юрий думал о книге профессора Панфилова. Он твердо решил сегодня же по возвращении домой прочитать ее так, как читают по-настоящему важные книги, вдумываясь в значение каждого слова. Книга поразила его не только интересной идеей, вложенной в ее содержание. В ней открывалась неведомая Юрию перспектива исследований, которая манила своим смелым прорывом к разгадке одной из самых сокровенных тайн природы, подходом к разработке большой научной проблемы, вызывающей желание отдать ей все силы, без остатка. Он уже мечтал о дипломной работе на эту тему и пытался представить себе, как отнесется к такому замыслу заведующий кафедрой, его руководитель профессор Брандт.

– Как-то встретят нас на кафедре, – задумчиво произнесла Майя, машинально перебирая и подбрасывая на ладони круглые, окатанные прибоем камни-голыши.

– А что думать об этом? – с неудовольствием откликнулась Тоня, встряхивая кудрявой головой.

– Всеволод Александрович прочтет нам вступительную лекцию, – сказал с подчеркнутым равнодушием Андрей.

– О задачах биологической науки в эпоху покоренного космического пространства, – с удовольствием подхватил Ярослав.

– Герман соберет нас в дипломной, – продолжал Андрей.

– И спросит, что мы успели сделать за лето, чтобы подготовиться к дипломным работам, – подвел итоги Юрий.

– Что же, друзья, прочитать такую книгу, – Ярослав взял в руки «Происхождение организмов», – это неплохая подготовка к дипломной работе.

– В особенности если принять во внимание, что ты впервые открыл ее за два дня до окончания каникул, – сказал Андрей.

– Чудак, а тридцать часов на верхней полке цельнометаллического вагона в скором поезде «Сочи-Москва»? Я не просто прочитаю, а выучу эту книгу наизусть.

– Воображаю, как обрадует этот подвиг Всеволода Александровича. Да ты что, не знаешь, как он относится к Панфилову?

– Какое значение могут иметь личные отношения, если речь идет об интересах науки? – патетически произнес Ярослав, потрясая книгой.

– Представляю себе этот разговор, – Андрей подмигнул: – «Всеволод Александрович, я хотел бы взять тему о переживании белка в космическом пространстве». – «О каком переживании?» – «Белка в состоянии витрификации». – «Очевидно, мой молодой друг, – Андрей заговорил уверенно-снисходительным тоном, имитируя голос профессора, – я недостаточно ясно излагал вам главную идею космической биологии, которая заключается в том, что жизнь и условия космического пространства несовместимы...»

– Смотрите, смотрите! – Тоня вскочила на ноги.

Все головы повернулись влево, куда она показывала рукой. По голубой глади моря со стороны Мацесты, поднимая два белых разлетающихся в стороны столба брызг, неслась моторная лодка. За ней виднелась крошечная фигурка девушки в белом купальном костюме, летевшая с той же сумасшедшей скоростью на водяных лыжах.

– Хороша! – сказал с восхищением Ярослав.

– Что значит хороша? – возмущенно возразила Тоня. – Любая девушка на таком расстоянии будет хороша.

– Ну, положим, не любая, – протянул Ярослав, – а впрочем, если хотите, я вас с ней сейчас познакомлю.

– Что же, пожалуйста, крикни ей «будем знакомы», когда она с нами поравняется, – насмешливо предложил Андрей.

– А вот сейчас, – Ярослав встал во весь рост. Лодка стремительно приближалась. Уже видны были надпись на белом борту «Сочи» и номер, отчетливо обрисовалась стройная фигура девушки, смуглое, улыбающееся лицо, вспыхнувшие золотом кудрявые волосы. Ярослав сложил руки рупором и крикнул:

– Зо-оя! Зо-оя!

Девушка увидела его и приветственно махнула рукой.

– Скажи пожалуйста! – пробормотал Андрей, – наш пострел везде поспел. Когда он успел с ней познакомиться?

– Не далее как вчера, – ответил с показным самодовольством Ярослав. – И между прочим, сейчас познакомлю с ней всех вас. Она придет сюда.

– Брось шутить, – недоверчиво сказал Андрей. – Зачем такой девушке наша скромная компания?

– Она переведена на биофак с медицинского, – объяснил Ярослав. – И будет заниматься на нашей кафедре. С четвертым курсом.

– Интересно, – удивился Андрей. – Когда же ты ухитрился все это выяснить?

– Вчера вечером. Совершенно случайно. – Ярослав покосился на Тоню, низко наклонившую голову. – Она здесь с группой спортсменов медфака. Остановились в нашем пансионате.

– Воображаю, какое было у тебя лицо, когда ты с ней знакомился.

– Самое обыкновенное. И, если хочешь знать, не я первый с ней познакомился, а она сама.

– Конечно, прекрасная незнакомка заинтересовалась задумчивым молодым человеком с меланхолическим взглядом темных глаз.

– Не угадал, я просто забыл в вестибюле столовой свою книгу – вот эту, «Происхождение организмов», а когда прибежал за ней, она оказалась в руках у этой девушки. Словом, мы проговорили весь вечер. – Ярослав опять покосился в сторону Тони, – Вернее, так минут десять. Ей очень хочется познакомиться со всеми вами. Да вот она уже идет. Я сказал, что мы обычно располагаемся у самого моря, под часами. Найти нетрудно.

Действительно, у причала остановилась лодка. Девушка вышла на берег, оглянулась, помахала рукой сидевшим в лодке и легкой походкой пошла по плотной мокрой гальке.

– «Зоя» по-гречески значит «жизнь», – сказал Ярослав. – Чудесное имя.

– Да, чудесное имя, – как эхо, повторила Майя.

– Ну, кто как, а я еще поплаваю, – сказала, ни на кого не глядя, Тоня. Она поднялась и быстро, не останавливаясь, пошла в воду.

Девушка приближалась, не обращая внимания на то впечатление, которое вызвало ее появление на пляже.

– Привет! – крикнул Ярослав, шагнув ей навстречу.

– Здравствуйте, – Зоя протянула ему тонкую, шоколадную от загара, крепкую руку.

– Вот, друзья, это наша новая студентка Зоя Лапшина, – представил гостью Ярослав, – как говорится, прошу любить и жаловать.

Андрей и Юрий встали. Юрий увидел, как девушка пожимает руку Андрею, услышал, как она сказала что-то, не улавливая смысла ее слов и воспринимая только звук ее голоса – не очень высокий, не звонкий, но очень чистый. Она посмотрела Юрию в глаза и пожала ему руку. Пожатие было сильным и крепким.

– Будем знакомы. Как я рада, что встретила здесь будущие товарищей! – негромко произнесла она.

Юрий собрался сказать ей что-нибудь соответствующее случаю, но она уже повернулась к Майе, потом к Виоле, с той же теплотой и сердечностью протягивая им руку. Потом она села на гальку рядом с Виолой и обвела всех своими ясными глазами, по-прежнему просто, без оттенка смущения ожидая вопросов.

– Вы замечательная спортсменка, – сказала Майя.

– Ну уж и замечательная! – улыбнулась Зоя. – Просто я люблю спорт, и мне все легко дается. А заниматься приходится мало. Свою команду – медицинского факультета – я вечно подвожу.

– Теперь будете в команде биофака, – сказал покровительственно Ярослав. – Какая же ваша спортивная специальность? Водяные лыжи?

– Ну, какая же это специальность! Я занимаюсь гимнастикой. Только думаю, что времени для нее теперь у меня не останется.

– Почему? – спросила Майя.

– Хочу серьезно заниматься наукой.

– И поэтому вы перешли с медфака на биофак? – удивился Андрей.

– Да.

– И выбрали кафедру космической биологии?

– Да.

– И можно узнать почему?

– Я хочу заниматься космической медициной, – сказала девушка. Юрия поразил спокойный, уверенный, твердый тон, каким была произнесена эта фраза. Он спросил:

– Зачем же тогда вы ушли с медицинского факультета?

– Долго рассказывать. Ну, в общем оказалось, что медицина на медицинском факультете – это не та медицина, которая меня интересует.

– Любопытно, – сказал Андрей. – Если уж на медицинском факультете Московского университета медицина не та, то какая же медицина вас привлекла на биофаке?

– Я же сказала – космическая медицина.

– Но все же что именно вы имеете в виду?

– Наука о болезнях, которые вызываются космическими факторами.

– Так. Космическими лучами, магнитными бурями, солнечными пятнами?

– Пока я об этом почти ничего не знаю, – с такой простотой призналась Зоя, что Андрей покраснел и смутился. – Речь пока идет скорее о мечтах, чем о реальных планах. Но действительно мне хочется специализироваться примерно в этом направлении. И я не совсем понимаю, почему вы так отнеслись к моим словам. Ведь вы же сами на вашей кафедре занимаетесь этими вопросами?

– Да, да, – неохотно подтвердил Андрей. – Примерно так.

– Ну конечно, так, – сказала Зоя убежденно. – Я несколько раз разговаривала с профессором Брандтом, прежде чем принять решение. И пришла я к этому решению под влиянием его статей.

– Вот как! – протянул Андрей.

– Да, конечно. Все сейчас увлекаются загадкой непобежденных болезней – рака, сердечно-сосудистых, нервных. Я, естественно, не составляю исключения. Но у меня за все четыре года обучения на медфаке создавалось впечатление, что наша медицина, с теми ее подходами и приемами, какие практикуются в медицинских вузах... – Зоя остановилась, затрудняясь выразить свою мысль. – Словом, в статьях профессора Брандта, как я их понимаю, какой-то путь все-таки намечается. По крайней мере я из них сделала такой вывод: если в числе действующих на Земле сил причины болезней не обнаруживаются, значит, нужно их искать за ее пределами. Вот и все. Разве это дело не стоит того, чтобы для него покинуть медфак и перейти на кафедру, где можно им заниматься?

– Ну конечно, стоит, – помолчав, ответил Андрей. – Если уж вы говорили с Брандтом и он поддержал ваше решение, то что мы вам можем сказать?

– Но ведь вы действительно работаете над этими вопросами? – снова, но уже с некоторой тревогой спросила Зоя.

– В общем мы изучаем, как космические факторы действуют на живой организм, и прежде всего на его наследственность, – неохотно пояснил ей Андрей. – И в том числе, конечно, и наследственные заболевания, вызываемые действием космического излучения.

Зоя испытующе посмотрела на Андрея. «Ты говоришь не все, что думаешь. Но это твое право, и я не хочу ничего выпытывать, если ты не хочешь говорить больше того, что сказал», – прочитал Андрей в ее глазах.

Тоня выбежала из воды и бросилась ничком на горячую гальку.

– Тонечка, это Зоя, – сказала Майя. – Она будет заниматься на нашей кафедре.

Тоня молча протянула Зое влажную руку, окинув девушку быстрым, изучающим взглядом.

– Она перешла к нам с медицинского, – объяснила Майя.

– С медицинского? – удивилась Тоня. – Чем же у нас лучше, чем на медицинском? Предложите мне перейти на медицинский – ушла бы немедленно, не задумываясь. По крайней мере настоящее дело.

– Тоня! – укоризненно перебила ее Майя. – Что ты говоришь?

– А то, о чем вы все думаете! – резко ответила Тоня. – Ничего на нашей кафедре нет хорошего. Одна болтовня. Самая безответственная болтовня, и больше ничего. И вы все это прекрасно понимаете. Даром, что ли, Ярослав вдруг накинулся на книгу Панфилова?

Юрий посмотрел на Зою. Лицо ее стало грустным. Но она ничего не сказала, очевидно раздумывая над услышанным.

– Ну, мне пора, – поднялась она. – Меня ждут. Будем встречаться. Я остановилась в вашем пансионате.

– Приходите к нам вечером, – пригласила Майя, – наша комната на восьмом этаже. Легко запомнить – номер восемьсот восемьдесят. Приходите часов в шесть. Пойдем вместе на танцы.

Зоя кивнула и ушла. Юрий проводил ее взглядом. Тоня стала собирать свои вещи.

– Мне пора домой. Надо хоть немного подготовиться к отъезду, постирать, погладить.

– Я с тобой, – отозвалась Майя. – А вы, мальчики?

– Куда же мы денемся без вас? – сказал Ярослав. – Мы вас проводим.

– Не надо! – остановила его Тоня. – Можете лежать до обеда. Встретимся, как всегда, в три часа в столовой.

Девушки ушли.

– Загадки непобежденных болезней, – пробормотал Андрей, устраиваясь поудобнее на гальке.

– Интересная девушка, – мечтательно произнес Ярослав. – «Как мальчик кудрявый резва, нарядна, как бабочка летом».

«Значенья пустого слова в устах ее полны приветом», – пронеслось в голове Юрия.

Он откинулся на спину, закрыл глаза. Облик девушки, летящей в облаке водяной пыли над морем, сейчас же возник в его воображении.

– Космическая медицина... – как будто издалека донесся до него голос Андрея, но он не старался вникать в смысл этих слов, весь поглощенный ощущением радости, которую вызывало плывущее перед его мысленным взором видение. Какое счастье, что такая девушка существует на свете!