Текст книги "Разум Вселенной"

Автор книги: Александр Студитский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)

Глава двенадцатая
В Париже

Корабли на приколе.

Сотни мачт, голых, без парусов, с мертвой паутиной снастей, точно лес после налета прожорливых насекомых.

Безжизненные тела судов у бесконечных пирсов, маленькие, большие, гигантские. Ни огонька, ни дыма из труб.

И люди на набережной – на скамейках, на камнях, на крупном морском песке, в позах безнадежной тоски по работе. Крепкие, жилистые руки апатично свисают с колен.

Работы нет. Море перестало кормить людей. Ленивая волна брезгливо шлепается на песок, выбрасывая мертвую рыбу.

Рыба гибнет от яда радиоактивности, которым заражен океан. Люди перестали есть рыбу.

Стоят поезда, когда-то бесконечными потоками уходившие от моря в глубь страны с бесценным грузом тунца, макрели, сардин, камбалы.

Закрыты на замки ворота рыбоконсервных заводов.

И тысячи, тысячи людей, которых перестало кормить море.

Молодой рыбак Антуан добывает хлеб, катая туристов на рыбацкой лодке.

Он сидит на корме, управляя полетом белоснежных парусов легкими, свободными движениями рук. Его открытым, приятным лицом откровенно любуется пассажирка – тонкая, пышноволосая женщина с властным, не знающим отказа взглядом огромных черных глаз.

– Хорош! – с восхищением говорит она своему спутнику. – Сын моря и ветра!

– Скорее сын безработицы, мадам, – лениво отвечает ее спутник.

– Пригласите его обедать с нами! – говорит женщина, не спуская глаз с юноши.

– Что за фантазия?

– Я так хочу.

– Будет исполнено, мадам.

И вот Антуан среди светского общества. Он не очень робеет. И совсем не конфузится. Он наблюдает, спокойно, внимательно, как разведчик, попавший в штаб неприятельской армии. Вокруг него люди, имеющие все. А он не имеет ничего, кроме искусства управлять парусным судном. За это ему платят деньги. Он не совсем понимает, чего хочет от него эта женщина. Она смотрит на него с восхищением. Но в ее восхищении – досада и недоумение.

– Он на дне, – говорит она своему спутнику. – Мы на вершине. Радиация лишила его хлеба и надежд. Нас она не коснулась. Почему же он счастлив, а нас сжигают тоска и отчаяние?

– Просто он не знает жизни, лучшей, чем его прозябание, – брезгливо отвечает тот.

– Ну, так я покажу ему ее, – говорит она.

– Это в вашей власти, мадам, – усмехается он. И вот какова эта жизнь.

Антуан одет в светский вечерний костюм. Он спокойно и добродушно выносит этот маскарад. Белизна накрахмаленной сорочки и черный цвет смокинга подчеркивают его суровую мужественную красоту.

Томительная скука светского обеда. Оживление подогревается вином. Блюда сменяются блюдами, мелькающими в руках проворных официантов. Антуан ничего не ест. Его глазам мерещатся молчаливые тени людей на набережной. Мертвая рыба, выплеснутая на песок.

К концу обеда общество охватывают приступы судорожной веселости. Корчи смеха в ответ на нелепые шутки. Начинает выть и грохотать оркестр. В соседнем зале танцуют.

Нет, это не танцы. Антуан смотрит в недоумении на конвульсивные движения мужчин и женщин. Их лица не выражают удовольствия, доставляемого танцем. Они напряженно мрачны, даже трагичны, как маски шаманов при исполнении какого-то дикого обряда. Мужчины бросают женщин, выворачивают им руки и снова бросают.

– Черт знает что, – говорит Ярослав, и Юрий приходит в себя.

Они сидят в удобных мягких креслах просторного кинотеатра. В зале прохладно, уютно, удобно. На экране возникают, движутся и исчезают картины чужой, странной, тяжелой, как бредовой кошмар, запутанной жизни. Фильм длится уже более часа, обволакивая сознание какой-то липкой паутиной.

Антуана водят по замку, в котором живут люди, задавшиеся целью показать ему «настоящую» жизнь. Он видит коллекцию картин, написанных словно в припадке безумия, – пейзажи с черной травой и голубыми силуэтами безголовых людей, натюрморты с гниющими фруктами, портреты, состоящие из глаз, ушей и волос, причудливо разбросанных по полотну.

В одной из мрачных, тускло освещенных комнат – сеанс спиритизма. Бледные, истерические лица, со взглядами, выражающими животный ужас перед будущим, о котором люди вопрошают души умерших.

Потом Антуан в ночном кабаре. Наглое сияние световой рекламы на фасаде. Танцы полуобнаженных женщин. Искаженные лица пьяных мужчин за столиками. И снова в замке. Антуан со своей прекрасной спутницей идет по бесконечной анфиладе пустых комнат. Последняя дверь. Она закрывается за Антуаном. Все исчезает во мраке.

Антуан просыпается. В недоумении смотрит перед собой, стараясь вспомнить, как он сюда попал. Вспомнил. Поворачивает голову и в ужасе садится на кровати.

Рядом с ним – старая, безобразная женщина, с поблекшим, морщинистым лицом, погруженная в глубокий сон. Антуан вскакивает, судорожно шарит кругом – ищет свое платье. Находит свой костюм, в котором он явился в замок. Натягивает брюки, куртку. Руки его трясутся. Ему страшно.

Он идет по пустым комнатам, все ускоряя и ускоряя шаги. Наконец он бежит, подгоняемый страхом. Поднимает глаза вверх – ему кажется, что потолок рушится над его головой. Выбегает в вестибюль. Не помня себя, бросается к выходу.

Утреннее солнце освещает широкую улицу и спокойное море вдали. Антуан бежит по дороге, объятый страхом. И только очутившись среди знакомых строений рыбачьего поселка, он замедляет шаги.

Ничего не изменилось. Те же скамейки и камни, тот же песок у моря. Антуан идет медленно, едва волоча ноги. Его лицо искажено ужасом. Спокойствие покинуло его. Он опускается на песок, бессмысленно смотря перед собой. Море выбрасывает к его ногам мертвую рыбу.

Экран гаснет. В зале возникает бледно-желтый свет.

– Ну, друзья, – говорит Панфилов, поднимаясь с места, – еще одна такая картина, и можно отправляться в сумасшедший дом.

– Философия отчаяния, – произносит Ярослав с комической важностью. – Одно из самых тяжелых последствий атомной катастрофы.

– Это, пожалуй, страшнее самой катастрофы, – сквозь зубы цедит Постников.

Медленно двигаясь за публикой, покидающей зал, они выходят на улицу. Вечерний Париж великолепен. Прошел дождь, мокрые листья платанов блестят, отражая неяркий свет уличных фонарей. Они идут с бульваров по узкой улице к себе в гостиницу. Это их последний вечер в Париже. Вчера закрылся Международный конгресс по биологии клетки, в котором они участвовали. Завтра – отъезд.

В гостинице предстоит встреча с французскими, американскими и английскими учеными – организаторами конгресса и руководителями секций. Инициатива была проявлена иностранцами – доклад Панфилова вызвал огромный интерес.

Все эти дни французские газеты кричали о победе советской науки над кошмаром колорадской катастрофы. Доклад Панфилова о биологическом методе борьбы с лучевой болезнью и лейкозами излагался в газетах и журналах, передавался по радио. Кроме того, в газетах появилась еще одна новость. В день открытия конгресса было получено известие о благополучной посадке советского космического корабля на поверхности Луны. Сообщалось об успешном начале работ по строительству грандиозного космодрома, предназначенного для посылки космического снаряда к системе шестьдесят первой Лебедя.

Юрий ощутил необыкновенное чувство гордости за свою Родину и радости за свою принадлежность к народу, совершившему новый гигантский шаг на пути покорения космоса.

Как только президент конгресса объявил о полученном сообщении, все делегаты поднялись со своих мест, оглушительно аплодируя. Генеральный секретарь конгресса профессор Рэй подошел к Панфилову и поднял его руку вверх, как у боксера, одержавшего победу. Делегаты сели, но продолжали хлопать, так что советской делегации пришлось стоять на виду у всех, принимая приветствие. Они простояли минут пять – Панфилов, Юрий Чернов, Ярослав Костромин, Постников и другие советские делегаты, – пока не смолкли аплодисменты.

Доклад Панфилова был поставлен на первом пленарном заседании конгресса, на другой день после открытия. Начало доклада было выслушано в глубоком и, как показалось Юрию, недоверчивом молчании. Однако демонстрация цейтрафферной съемки живой клетки на экране парамагнитного микроскопа была встречена бурей аплодисментов. Вывод Панфилова о защитных и восстановительных силах, регулирующих синтез белка в организме и противодействующих его извращенному синтезу, по-видимому, произвел впечатление. Но не эта сторона дела привлекла внимание аудитории. Неслыханный успех доклада Панфилова был связан с тем, что в нем содержалась информация о методе лечения радиационных лейкозов.

Излечение лейкемии у Зои Лапшиной препаратом ПЛФ стало жгучей сенсацией. Портреты Панфилова, Юрия, Ярослава, Постникова печатались во всех газетах мира.

В течение всех последующих дней Панфилова и его сотрудников осаждали корреспонденты. Юрию было ясно, что хромосомная теория, на которой строились все работы по природе лучевого поражения и противолучевой защите, дала теперь глубокую трещину.

Это стало очевидно из реакции аудитории на доклад Всеволода Александровича Брандта.

Юрий знал, что неудача с испытанием метода, завершившаяся трагической гибелью Андрея, тяжело подействовала на Всеволода Александровича. Но он никак не думал, что она оставит на нем такой неизгладимый след. В лице Брандта появилось несвойственное ему выражение беспокойства и озабоченности, точно его занимала какая-то неотвязная, тягостная мысль. И в его докладе Юрий уловил нотки сомнения, недостаточной убежденности в том, что совсем недавно казалось этому крупному ученому абсолютно достоверным.

На другой день в газетах опять появились сенсационные сообщения с интригующими заголовками: «Советский ученый Брандт пытается восстанавливать молекулы, испытавшие лучевую травму», «Советская наука ставит задачу – регулировать химию наследственности» и так далее.

Было обращено внимание и на расхождение позиций Брандта и Панфилова в оценке механизмов управления синтезом белка в клетке. «Рибосомы или хромосомы?» – увидел Юрий на другой день заголовок статьи в газете «Комба». «ДНК или белок?» – прочитал он в газете «Фигаро». Большинство статей сходилось на том, что прав Панфилов, и после его открытия хромосомная концепция жизни должна подвергнуться существенным коррективам.

Вот почему с таким интересом Юрий ожидал встречи с зарубежными учеными в гостинице «Эксельсиор-Опера».

– Любая теория, – сказал Панфилов, медленно подбирая английские слова, – удерживается в науке, только если она получает возможность проверки и подтверждения практикой.

– О да, конечно, – ответил профессор Рэй. – Но ведь практика никогда не заменит эксперимента. Простите меня, но ваши методы лечения лучевой болезни и лейкемии нуждаются еще в очень основательной экспериментальной разработке.

– Согласен, – кивнул Панфилов. – Но все же они созданы не путем простой пробы, что, очевидно, вы имеете в виду, говоря о практике, а на основе экспериментального анализа явлений развития клетки.

– Что вы имеете в виду?

– Регуляцию синтеза белков в клетке. Как вы себе представляете ее механизм?

– Примерно так же, как и вся современная наука, – засмеялся Рэй. – Я не сомневаюсь, что порядок чередования и расположения аминокислот, из которых строится белковая молекула, определен или, если хотите, закодирован в структуре молекулы ДНК.

– Соответствие в структуре нуклеиновых кислот и структуре белковых молекул ни у кого не вызывает сомнений, – сказал Панфилов. – Но пришло время сомнений для того, чтобы считать бесконтрольной власть нуклеиновых кислот над белком.

– Почему?

– В результате накопления фактов, противоречащих этой концепции. И в результате ее несоответствия общей теории развития, как она складывается в последнее время.

– Я не понимаю, что вы имеете в виду.

– Я имею в виду то, что называется регуляцией процессов развития, – твердо сказал Панфилов. – Нетрудно видеть, даже не прибегая к понятиям кибернетики, что все процессы развития обеспечены как бы наблюдением со стороны организма в виде специальных регуляционных устройств. Можем называть эти устройства в терминах кибернетики следящими устройствами. Если тот или иной процесс совершается неправильно, с ошибкой, следящее устройство немедленно эту ошибку исправляет или чаще всего уничтожает. Для синтеза белков таким следящим устройством является прежде всего сам белок. Вероятно, существуют и другие следящие устройства. Но мне думается, что все они – белковой природы. Если в организме возникает ненормальный белок, организм с помощью следящих устройств его уничтожает. Ведь так?

– Так, – с улыбкой согласился Рэй.

– И трудно представить себе, чтобы это было не так. Организму нужны приспособления, чтобы исправлять ошибки своего развития. Все с этим согласны. Но когда речь заходит о контроле за синтезом со стороны ДНК, то никто ни о каких следящих устройствах не вспоминает. Как будто молекула ДНК должна в отличие от всех механизмов развития работать безошибочно. Никто не задумывается над вопросом о том, какое же следящее устройство контролирует работу ДНК.

– Пожалуй, верно, – согласился Рэй. – Но ДНК является первичным, исходным механизмом развития...

– И поэтому непогрешимым? Нет, материя не может быть непогрешимой. Непогрешим только святой Дух.

Рэй засмеялся.

– Вот почему, – продолжал Панфилов, – идея о контроле за синтезом белка со стороны рибосом мне кажется более приемлемой. Здесь-то уж мы, во всяком случае, – имеем не одну, а две системы – ядерные и плазменные рибосомы. Вот почему нетрудно представить себе, что одна из них обеспечивает синтез белка, а другая его контролирует, отбрасывая неправильно связанные цепочки аминокислот.

– Каким же образом?

– Скорее всего по тому же способу, с помощью которого происходит развитие антител. На каждый фальшивый белок, который формируют рибосомы-строители, возникает нечто вроде антитела с помощью рибосом-контролеров. Так я представляю себе эти отношения.

Юрий долго думал об этой идее, которую с такой легкостью изложил Панфилов в случайном и малоинтересном для него споре. Вечером, укладываясь спать, он заговорил о ней с Ярославом.

– Как тебе понравилась эта новая идея Павла Александровича?

– Какая идея? – равнодушно отозвался Ярослав, не отрываясь от развернутой газеты.

– Как какая? О контроле за синтезом белка в клетке. Путем взаимодействия рибосом.

– Что-то я не обратил внимания, – рассеянно пробормотал Ярослав, продолжая читать.

– Мне кажется, это совершенно гениальная идея, – пытался продолжить разговор Юрий. Но Ярослав не проявил к нему никакого интереса, упиваясь какими-то газетными сообщениями.

Юрий, долго не мог уснуть под восторженные возгласы Ярослава и шуршание развертываемых им газет.

А утром Юрий и все советские делегаты конгресса по биологии клетки стали очевидцами грандиозной демонстрации. Начиналось всенародное движение французских патриотов за международный контроль над использованием атомной энергии.

Весь транспорт в Париже остановился. За делегатами прислали посольскую машину, и которой с трудом разместилось восемь человек. Всю дорогу на аэродром они ехали по улицам, запруженным народом. Колонны демонстрантов с плакатами стекались с окраин к центру. Магазины, кафе, кинотеатры были закрыты.

Машина медленно двигалась в середине улицы. Справа и слева шли мужчины, женщины, юноши, рабочие, люди, которые были показаны во вчерашнем кинофильме, подлинные хозяева страны.

Юрий смотрел в окно машины и думал. Нет, капитализм теперь возродиться уже не может. Народы Земли никогда не забудут страшного испытания, которое принесла миру безумная игра с атомной энергией. И чем активнее капитализм будет проводить в жизнь свои бредовые планы, тем быстрее придет его конец.

Глава тринадцатая
Голос планеты Земля

Снова в Сочи – спустя два года после их первой встречи.

Они остановились в том же пансионате, где два года назад им выпала сумасшедшая удача – наблюдать с балкона восьмого этажа падение Пицундского метеорита! Теперь их комната находилась еще выше – на верхнем, четырнадцатом этаже. Когда они, бросив свои чемоданы у дверей, выбежали на балкон, у них дух захватило от простора и света.

С того дня, как они поженились, Юрию все казалось, что б о льшего счастья не бывает. Это чувство впервые возникло у него, когда, приехав из загса, они вошли в его комнату. Зоя повела вокруг сияющими глазами и спросила: «А где повесить пальто?» Он понял, что теперь они всегда будут вместе, и эта мысль ошеломила его ощущением предельного, почти невообразимого счастья, выше которого уже никакого счастья быть не может. Но шли дни, и каждый день вносил что-то новое в их отношения друг к другу, и Юрий видел, что счастье беспрерывно обновляется и то, что было вчера, бледнеет перед тем, что переживается сегодня. И все-таки сейчас, очутившись вместе с Зоей в пространстве, сотканном из света, воздуха, голубизны неба и моря, Юрий не верил, что может быть б о льшее счастье.

Они стояли, прижавшись друг к другу, на узкой площадке балкона.

Зоя сказала:

– Сейчас к морю. А после обеда – в Пицунду. Хорошо?

Так было условлено. Они договорились прежде всего побывать в Пицунде, где месяц назад был поставлен монумент в честь прибытия первых посланцев из космоса и построен мавзолей, в котором покоились их тела.

Переодевание с дороги и душ отняли у них не более получаса. Они спустились в лифте. Побежали к знакомому пляжу. В первый раз больше часа на солнце быть не полагалось. Они посидели немного на гребне из гальки, намытой прибоем у кромки воды.

– Здесь я увидел тебя в первый раз, – сказал Юрий.

Воображение сейчас же нарисовало ему тонкую фигуру Зои в стремительном полете на синеве моря, среди белой пены, поднимаемой движением водяных лыж.

– Уже два года прошло, – с грустью сказала Зоя. Видение исчезло, и Зоя очутилась рядом с ним на горячей гальке, живая, нагретая сочинским солнцем, сама жизнь, сама радость и свет. Юрий осторожно накрыл ладонью тонкую кисть ее руки, которой она опиралась о гальку.

– Не уже, а только два года, – поправил он. – Ты подумай, что произошло за эти два года в истории Земли.

Да, прошло только два года. Два витка спирали Земли вокруг Солнца. И за это время какой невообразимым клубок событий!

– Не только истории Земли, но и нашей с тобой истории, – возразила Зоя. – Мы на два года стали старше.

– Не только старше, но и мудрее, – в топ ей ответил Юрий.

И в памяти его промелькнули фантастические события истекших двух лет.

– Ты думаешь, что сообщение будет сегодня? -спросила Зоя.

– Да, сегодня вечером мы сможем услышать его по радио, – ответил Юрий. – Так мне сказал Владимир Николаевич.

После купанья они пообедали на огромной веранде столовой пансионата. Зоя торопилась – ей очень хотелось поскорей попасть в Пицунду. Юрий решил взять такси.

Впечатление оказалось потрясающим. Монумент виднелся издалека – в конце проспекта, рассекающего знаменитую Пицундскую рощу до самого моря. Сквозь стекло далеко впереди засверкала серебром тонкая, стройная, взметнувшаяся в небо острием пирамида. За минуту, в течение которой автомобиль пролетел сквозь коридор из гигантских кипарисов до моря, пирамида выросла в величественную башню, возвышающуюся над соснами. Но это была не башня. Зоя и Юрий выскочили из такси и остановились на площади, ошеломленные увиденным.

Монумент изображал падение космического снаряда. Колоссальная, сверкающая серебром пирамида казалась невесомо легкой, словно пылающий след летящего в небесном пространстве метеорита. Она была построена из тончайших нитей, устремленных наискось к Земле в виде конуса, вершиной обращенного к небу. На вершине конуса помещалась модель космического снаряда, завершающего межзвездный полет. Конус стоял на гранитном кубе. Две человеческие фигуры, высеченные из розового мрамора, простирали руки к нему, приветствуя приближение вестника из космоса. Длинная очередь экскурсантов обвивала гранитный постамент. Голова очереди уходила под его своды в широкую, настежь открытую дверь. Зоя и Юрий встали в очередь. Перед ними было не меньше трехсот человек.

Широкие ступеньки вели в коридор, окружающий центральный зал. Еще несколько шагов в сумрачной прохладе. Последний поворот. И взглядам Юрия и Зои открылись фигуры аоитов, лежащие под прозрачным колпаком. Зал был наполнен серебряным светом, отражающимся от сверкающего ложа, на котором находились тела аоитов. Их лица казались изваянными из прозрачного алебастра и словно светились изнутри. Руки были вытянуты вдоль тел, так что кисть юноши касалась тонких пальцев девушки.

Только на мгновение, у поворота к выходу, Юрий оторвал взгляд от лиц аоитов и посмотрел на Зою, идущую рядом с ним. Ее лицо было напряженно, даже страдальчески серьезно, губы плотно сжаты. О чем она думала?

– Как это прекрасно! – прошептала она, когда они вышли из зала и стали медленно продвигаться к выходу.

– Что? – спросил Юрий.

– Такая судьба. Пройдут годы, мы узнаем их имена, и они навечно останутся в нашей памяти... как символы дружбы и братства.

– Всех мыслящих существ во вселенной! – добавил Юрий.

Они вышли на воздух, жмурясь от солнца. Зоя подбежала к цветочному ларьку у остановки автобуса, купила огромный букет пунцовых цветов и положила его на гранитную ступеньку вокруг постамента, всю заваленную цветами.

Обратно они возвращались в автобусе. Зоя сидела у окна, притихшая, молчаливая.

– О чем ты думаешь? – спросил Юрий.

– Я думаю, каким мужеством нужно обладать, чтобы решиться на такой подвиг.

Зоя замолчала и опять погрузилась в свои мысли. И только когда позади осталась Хоста и панорама Сочи открылась с поворота шоссе белыми кубиками зданий и зеленью садов и парков, она оживилась.

– Еще только полдня прошло, – сказала она. – Двадцать семь с половиной дней впереди. Как хорошо!

Перед закатом солнца они снова были на пляже, купались. Кожа на их плечах уже порозовела от первого загара. Потом сидели в кафе над морем, наблюдая закат солнца. Юрий хотел показать Зое зеленый луч. Но горизонт затуманился. Солнце садилось медленно, незаметно растворяясь в розовой пелене над морем. Уже смеркалось, когда они вернулись в свою комнату.

– Включи радио, – попросила Зоя, забираясь с ногами на широкий диван. – Я никуда не хочу идти. Будем ждать сообщения.

Из репродуктора на стене полилась музыка. Юрий сел в плетеное кресло у двери на балкон и молча смотрел на синюю полосу горизонта.

Вдруг музыка оборвалась, и громкий мужской голос сказал:

– Внимание. Сейчас будет передаваться важное сообщение.

– Юра, слышишь? – радостно воскликнула Зоя, садясь на диване и разыскивая брошенные сандалеты.

– ...будет передано важное сообщение, – повторил голос.

Юрий поднялся с кресла и сел рядом с ней.

– Внимание. Слушайте специальное сообщение ТАСС. В соответствии с программой работ в области межпланетных и межзвездных связей сегодня, первого сентября, в девятнадцать часов по московскому времени в Советском Союзе будет осуществлен запуск космического снаряда на трассу Земля – система планет шестьдесят первой Лебедя протяженностью одиннадцать световых лет (около ста триллионов километров). Снаряд будет выведен на трассу с космодрома на Луне посредством многоступенчатой ракеты, обеспечивающей разгон снаряда по выходе из поля тяготения Солнца до скорости, соизмеримой со скоростью света, порядка ста тысяч километров в секунду. Снаряд содержит информацию, составленную Международным институтом межпланетных и межзвездных связей, в виде специальных книг, кинематографических, телевизионных и магнитофонных лент особой прочности и соответствующих аппаратов для воспроизведения информации и облегчения ее перевода на язык планеты Ао.

Наряду с информацией, характеризующей культуру, науку, технику и общественные отношения на Земле в эпоху перехода от классового к бесклассовому общественному строю, снаряд содержит предметы, приборы и произведения искусства социалистического общества. Информация включает сведения о прибытии космического корабля с планеты Ао на Землю и о судьбе его экипажа.

Кроме того, в специальном контейнере в среде из жидкого гелия помещены кролики и собаки – в охлажденном до твердости стекла (витрифицированном) состоянии, с целью испытания условий космических полетов в этом состоянии.

Космический снаряд снабжен автоматическими устройствами, обеспечивающими последовательное включение всех ступеней ракеты, разгон снаряда до предельной скорости, на которой будет осуществляться полет в межзвездном пространстве, включение тормозящих устройств при вступлении в поле тяготения системы шестьдесят первой Лебедя, направление на планету Ао и спуск на ее поверхности.

Момент запуска многоступенчатой ракеты с космодрома «Цирк Колумба» на Луне будет виден в европейской части СССР и примыкающих странах в девятнадцать часов по московскому времени в виде двух последовательных вспышек, различимых невооруженным глазом.

Голос замолчал и снова начал читать сообщение ТАСС. Они выслушали его опять, не пропуская ни одного слова. В комнате стало совсем темно. Сквозь дверь на балкон светились звезды.

– Который час? – вдруг спохватилась Зоя.

– Без пяти семь, – ответил Юрий, вскакивая. Они вышли на балкон. Над темно-синим морем висел молодой месяц, опустивший в воду белое острие отражения. Тысячи людей безмолвно стояли на набережной, подняв к нему лица. Было необыкновенно тихо.

– Внимание! – раздался мощный голос из репродукторов. – Включаем сигналы времени. Короткий сигнал будет дан в девятнадцать часов ноль-ноль минут ноль секунд по московскому времени.

Раздалось четкое, усиленное репродукторами стрекотанье метрономов.

– Восемнадцать часов пятьдесят девять минут сорок пять секунд, – сказал голос. – Пятьдесят секунд...

Тонко пропел короткий сигнал. И сейчас же на светлом серпе Луны вспыхнула ослепительно белая точка.

Буря аплодисментов гремела под балконом. Тысячи людей приветствовали великий подвиг науки.

– Семь... Восемь... – отсчитывал Юрий. – Сейчас.

Теперь уже рядом с выпуклой поверхностью лунного серпа вновь вспыхнула еще более яркая, синевато-белая точка.

Снова снизу донеслись громовые аплодисменты.

– В добрый час, – прошептала Зоя. Ее глаза были полны слез.

– После запуска первого советского космического корабля-спутника с пассажиром на борту, ознаменовавшего начало завоевания околосолнечного пространства, – заговорил голос диктора, – запуск космического снаряда в сторону системы шестьдесят первой Лебедя знаменует собой начало эры межзвездных связей. Это новая выдающаяся победа человеческого гения над слепыми силами природы.

Слава советским людям, слава строителям коммунизма, несущим знамя великого братства обитаемых планет в космическое пространство! – произнес голос и замолчал.

– Какое счастье – переживать такое! – сказала Зоя.

Торжественная южная ночь горела перед ними тысячами огней. Бледная при лунном свете лента Млечною Пути наискось перерезала черное небо.

– Покажи мне, где это, – попросила Зоя.

Юрий нашел пять звезд Кассиопеи, растянутой буквой «М», застывших высоко над их головами на фоне Млечного Пути. К западу от Кассиопеи, там, где Млечный Путь расходился двумя широкими потоками, ярко горело созвездие Лебедя, опустившее голову благородной птицы к морю.

Они еще долго молчали. Ощущение счастья не покидало Юрия. Ему чудилось, что он стоит на борту фантастического корабля, который несет его и Зою в какие-то неведомые края, оставляя позади сверкающие звезды. И каждая звезда представлялась ему теперь чудесным островом, населенным мыслящими существами, которые так же, как и дети Земли, мечтают о великом братстве населяющих обитаемые миры народов. Он вспомнил Панфилова и его мысли о единстве жизни во вселенной. Вот оно, это единство, воплощенное в связях между обитаемыми планетами. И не только единство, это торжество жизни над силами неживой материи. Это торжество разума вселенной.