Текст книги "Утопия у власти"

Автор книги: Александр Некрич

Соавторы: Михаил Геллер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 98 страниц)

Новому читателю

«Утопия у власти» имела три русских издания, но публиковало «историю Советского Союза с 1917 г. до наших дней» лондонское издательство. В 1992—1993 гг. «Утопия у власти» была напечатана в приложении к парижской газете «Русская мысль». В 1982 г., когда книга была закончена, о московском издании речи, конечно, быть не могло. «Утопия у власти» доходила на родину авторов, но одиночными экземплярами, которые не рекомендовалось держать открыто на полках.

Первое московское издание приходит к новому читателю. Он новый, ибо может читать историю Советского Союза, написанную свободно, без всякой цензуры, в России, которая перестала – или почти перестала – бояться своего прошлого. Читатель новый и потому, что он не живет в Советском Союзе. «Утопия у власти» заканчивалась констатацией факта: в результате неудержимой, как тогда казалось, экспансии над советской империей никогда не заходило солнце. СССР был супердержавой. Одной из двух, и шли споры: какая – первая. Экспансия остановилась. Империя рухнула. Сегодня книгу держит в руках новый читатель, гражданин России.

Александр Некрич, один из авторов «Утопии», был согласен с тем, что история Советского Союза, доведенная двумя авторами до 1985 г. (третье издание), будет дополнена «Седьмым секретарем», книгой о «блеске и нищете Михаила Горбачева», написанной Михаилом Геллером. Таким образом читатель получает историю самого значительного феномена XX в. – историю СССР со дня захвата власти большевиками в октябре 1917г., до роспуска Советского Союза бывшими коммунистами в декабре 1991 г.

Авторам казалось важным продемонстрировать, что советский феномен не был только главой русской истории. Он был явлением универсальным.

Николай Бердяев, бывший свидетелем революции в России, изгнанный Лениным из строившегося земного рая, писал, что человечество всегда мечтало об идеальном государственном и общественном строе и боялось только, что реализовать утопию невозможно. В 1922 г. русский философ предупреждал: утопию можно построить. И это его очень пугало. Николай Бердяев надеялся, что наступит век, когда будут найдены средства избежать утопии и вернуться к обществу менее идеальному, но более свободному.

Возможно, мы стоим перед этим новым веком. «Утопия у власти» – история строительства «идеального» мира, стоившего непересчитанных поныне жертв. Одновременно – это история трансформации человека в ходе строительства. Все знают сегодня, что история ничему не учит. Но всем знакомо предупреждение мудреца: те, кто не знают своего прошлого, осуждены вновь его пережить.

Об авторах

Михаил Геллер (1922, Могилев, БССР – 3 января 1997, Париж, Франция) – историк, публицист, писатель, критик, диссидент. По образованию историк, доктор исторических наук. Окончив исторический факультет Московского университета, работал преподавателем высшей школы. В 1950 г. был арестован и приговорен к 15 годам лагерей. Отсидел 7 (по другим данным 6) лет. В 1957 г. освобожден из тюрьмы.В конце 60-х г. вынужден был уехать из СССР. С 1969 года жил и работал в Париже. Профессор Сорбонны. В течение ряда лет вел регулярную хронику в парижской газете «Русская мысль», подборка которой была выпущена в России в виде книги «Глазами историка. Россия на распутье. 1990—1995». Под псевдонимом Адам Кручек (Adam Kruczek) вел постоянную рубрику «Русские заметки» в польском литературно-политическом журнала «Культура», выпускающемся в Париже. Автор ряда книг, исследующих различные аспекты русской литературы и истории, в том числе. «Концентрационный мир и советская литература», «Андрей Платонов в поисках счастья», «Под взглядом Москвы», «Машина и винтики. История формирования советского человека». Работы М. Геллера публиковались в Англии, Франции, Польше и других странах.

* * *

Александр Некрич (3 марта 1920, Баку – 31 августа 1993, Бостон) – историк по образованию, доктор исторических наук. С 1950 по 1976 год – старший научный сотрудник Института Всеобщей Истории Академии Наук СССР. Событием не только для ученых, но и широких кругов интеллигенции стала публикация в Москве в 1965 году его книги «1941, 22 июня». После ее выхода в свет А. Некрич был выдворен вначале из института, а затем и из страны. С 1976 года – научный сотрудник Русского Исследовательского Центра Гарвардского университета в США. Автор многих работ по истории Великобритании, СССР, международных отношений, второй мировой войны, в том числе: «Внешняя политика Англии. 1939—1941 гг.», «1941, 22 июня», «Наказанные народы», «Отрешись от страха. Воспоминания историка». Труды А. Некрича публиковались в СССР, США, Англии и других странах.

Введение

Человек будущего – это тот, у кого окажется самая долгая память.

Фридрих Ницше

«Горе побежденным», – говорили еще древние римляне. Горе побежденным означало, и означает, не только истребление побежденных или превращение их в рабов. Оно означало, и означает, что победитель пишет историю победоносной» войны, овладевает прошлым, овладевает памятью. Джордж Орвелл, единственный, быть может, западный писатель, понявший глубинную суть советского мира, создал формулу четкую и беспощадную: тот, кто контролирует прошлое, тот контролирует будущее. Но английский писатель не был первым. До него первый русский историк-марксист М. Н. Покровский утверждал: история есть политика, опрокинутая в прошлое.

С древнейших времен историю писали победители. История Советского Союза не просто еще один пример, подтверждающий правило. Здесь в наивысшей степени история сознательно и последовательно была поставлена на службу власти. После Октябрьского переворота происходит не только национализация средств производства, национализируются все области жизни. И прежде всего – память, история.

Память делает человека человеком. Лишенный памяти, человек превращается в бесформенную массу, из которой те, кто контролирует прошлое, могут лепить все, что им угодно. Граф Бенкендорф писал: «Прошедшее России было удивительно, ее настоящее более, чем великолепно, что же касается ее будущего, то оно выше всего, что может нарисовать себе самое смелое воображение». Именно с этой точки зрения, полагал он, «русская история должна быть рассматриваема и писана».

Первый шеф корпуса жандармов был твердо убежден в справедливости этой точки зрения. А. М. Горький, учивший: «Нам необходимо знать все, что было в прошлом, но не так, как об этом уже рассказано, а так, как все это освещается учением Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина» – был твердо убежден в необходимости этой точки зрения. Фундаментальное учение Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина, как бы опираясь на благие пожелания графа Бенкендорфа, сумело лишить народ памяти. На протяжении нескольких послереволюционных лет была разработана техника манипулирования прошлым, контроля над историей, неизвестная ранее человечеству. Манипулируется и контролируется, как российское прошлое – история России и входивших в состав империи народов, так и советское прошлое – история СССР. Впрочем, история СССР, государственного объединения, возникшего в 1922 г., начинается в советских учебниках с истории государства Урарту. Таким образом, судя по этим учебникам, триумфальное шествие к сияющим вершинам зрелого социализма началось у подножья озера Ван в 9-м веке до нашей эры.

Многие западные историки, на словах отвергающие официальную точку зрения советской историографии, в действительности принимают ее. Истоки 1917 г. они ищут в неурядицах киевских князей, в татарском иге, в жестокости Ивана IV и беспощадности Петра I, в разорванных Анной Иоановной в 1730 г. «кондициях», ограничивающих монархическую власть, или в подписании Петром III в 1761 г. манифеста о дворянской вольности. Уход в далекое прошлое позволяет советским историкам доказывать, что мечту о социализме лелеяли еще смерды Юрия Долгорукого, а московский князь Иван Калита готовил будущий расцвет столицы первой в мире страны победившего социализма. Уход в далекое прошлое позволяет западным историкам тянуть прямую линию от Ивана Васильевича к Иосифу Виссарионовичу, от Малюты Скуратова к Юрию Андропову, легко доказывая таким образом, что Россия – со скифских времен – неудержимо шла к Октябрьской революции и советской власти. Ибо – таков национальный характер русского народа. Нигде больше, по мысли этих ученых, подобное невозможно.

Не подлежит сомнению, что исторические события сказываются на жизни народов не только непосредственно, но и много, иногда столетия спустя. Совершенно очевидно, что при изучении истории необходимо учитывать географию, климатические условия, характер почв, национальные черты жителей, формы правления. Сходны для всех современных обществ такие постоянные факторы, как индустриализация, урбанизация, демографические циклы.

Учет всех этих факторов оказывается недостаточным при изучении истории советского государства. Специфическая особенность – тотальное воздействие правящей партии на все области жизни в размерах никогда в прошлом неизвестных – определило характер всех советских институтов и характер Гомо Советикус, советского человека. Это тотальное воздействие исказило ход нормальных процессов, присущих современным обществам, и привело к возникновению небывалого в истории общества и государства.

Переход от дооктябрьской России к СССР был, как выразился А. Солженицын, «не продолжением, но смертельным изломом хребта, который едва не окончился полной национальной гибелью». История Советского Союза это – история превращения России, страны не лучше и не хуже других, со своими особенностями, но сравнимой во всех отношениях с другими европейскими государствами, в СССР – явление неизвестное ранее человечеству.

25 октября 1917 г. начинается новая эпоха. История России кончилась. Ее место заняла история СССР. Новая эпоха начинается для всего человечества, ибо последствия Октябрьского переворота ощутил – и ощущает – весь мир. «История Гомо Сапиенс, – напишет Артур Кестлер, – началась с нуля». И, можно добавить: отсюда же началась и история Гомо Советикус.

Книга первая. Социализм в одной стране

Глава первая. Кануны

Первая мировая война

Октябрьская революция – детище первой мировой войны. Десятилетие, предшествовавшее войне, было временем бурного экономического развития России. Развитие это, начавшееся после освобождения крестьян, приобретает особый размах после поражения в войне с Японией. Необходимость постройки нового флота, вместо погибшего, необходимость перевооружения армии, вынуждают правительство ассигновать значительные суммы, идущие прежде всего в индустрию.

Французский экономист Эдмонд Тэри, выпустивший книгу «Экономическое преобразование России» за полгода до начала войны, приводит красноречивые цифры: в пятилетие 1908—1912 гг., по сравнению с предыдущим пятилетием, производство угля возросло на 79,3%, чугуна – на 24,8%, железа и железных изделий – на 45,9%. Прирост продукции крупной промышленности составил за 13 лет – 1900—1913 – с поправкой на рост цен – 74,1%. В 1890 г. в стране было 26,6 тысяч верст железных дорог, в 1915г. – 64,5 тысяч верст. Успехи русской промышленности вели к значительному сокращению зависимости от иностранного капитала. Правда, в «Истории СССР», учебнике для студентов исторических факультетов государственных университетов и педагогических институтов, утверждается, что к 1914 г. удельный вес иностранных капиталов составлял 47%, но советский же историк Л. М. Спирин полагает, что удельный вес иностранных вложений составлял «около одной трети». Английский историк Норман Стоун отмечает сокращение доли иностранных вложений с 50% в 1904—5 гг. до 12,5% накануне мировой войны.

Эдмонд Тэри подчеркивает, что сельское хозяйство в России не отстает от промышленности: в пятилетие 1908—1912 по сравнению с предыдущим пятилетием производство пшеницы возросло на 37,5%, ржи – на 2,4%, ячменя – на 62,2%, овса – на 20,9%, кукурузы – на 44,8%. Французский экономист комментирует: «Нет нужды добавлять, что ни один народ в Европе не может похвастаться подобными результатами. Этот рост сельскохозяйственного производства... не только позволяет удовлетворить новые потребности населения, численность которого возрастает ежегодно на 2,7% и которое питается лучше, чем раньше, но и значительно увеличить экспорт...» В годы хорошего урожая (например, в 1909—10) русский экспорт пшеницы составлял 40% мирового экспорта, в годы плохого урожая (например, в 1908 и 1912) он сокращался до 11,5% мирового экспорта.[1]1
  По подсчетам советских историков численность населения в России в 1917 г . – в границах 1914 г. – составляла 179041,1 тысяч человек.


[Закрыть]

Население Российской Империи, составлявшее в 1900 году 135 600 тысяч человек, насчитывало в 1912 году – 171 100. Исходя из этого роста, Э. Тэрри составил демографический прогноз и предположил, что в 1948 году население России достигнет 343900 тысяч человек.

Бурное экономическое развитие страны сопровождалось коренными социальными изменениями. Население городов за последние полвека существования империи выросло с 7 до 20 миллионов. Разрушалась иерархическая структура государства. Крошились и падали преграды, отделявшие сословия. Теряло свое значение дворянство – бывшая основа российского государства. В. Шульгин, со свойственной ему лаконичностью и выразительностью, вынес приговор: «... класс, поставлявший властителей /.../ их больше не поставляет... Был класс, да съездился». Значительных успехов достигло народное просвещение. В 1908 году был принят закон о введении обязательного начального обучения. Его осуществление прервала революция. (Заметим, что советской властью он был реализован лишь в 1930 году.) Об усилиях государства свидетельствовал рост ассигнований на просвещение: с 1902 до 1912 года они увеличились на 216,2%. В 1915 году 51% всех детей в возрасте 8– 11 лет получил начальное образование, а 68% рекрутов, призванных на военную службу умели читать и писать. По сравнению с передовыми западными странами Россия еще отставала. Но цифры роста числа школ, увеличения ассигнований на просвещение свидетельствовали о значительных усилиях государства и немалых успехах. Английский наблюдатель отмечает важную особенность русской школы – высокие моральные и профессиональные качества учителя: «Наиболее распространенный тип среди русских преподавателей – тип идеалиста. Преданный своему делу и неутомимый, когда нужно помочь ученикам, это подлинный учитель молодежи. И хотя его жалованье ниже, чем в большинстве других стран, энтузиазмом своим он значительно превосходит преподавателей в передовых странах».

Первое десятилетие 20-го века – время замечательного расцвета русской культуры, ее Серебряный век.

Государственная структура России менялась несравненно медленнее, чем структуры экономические, социальные, культурные. Революция 1905 года, результат неудачной войны с Японией, вынудили царя согласиться на проведение целого ряда государственных реформ, на введение конституции. Россия стала конституционной монархией с представительным собранием – Государственной Думой, с гарантированными свободами печати, собраний, союзов. Эти права, как и права Думы, были более ограниченными, чем в европейских демократических странах, но они существовали. В Думе были представлены самые разные политические течения – от сторонников неограниченного самодержавия до большевиков, но выборы в нее были многоступенчатыми и цензовыми. В 1906 году председатель Совета министров П. А. Столыпин проводит закон, предоставлявший каждому крестьянину (главе каждой крестьянской семьи) право закреплять в собственность приходящуюся на его долю часть общинной земли. Значение этой реформы кратко и ясно выразил Троцкий: если бы она была завершена, «русский пролетариат не смог бы прийти к власти в 1917 году».

За короткий период между революцией 1905 года и кануном мировой войны Россия переживает политическую эволюцию, подобной которой она не знала в своей истории. Но все слои населения недовольны. Крестьяне, несмотря на значительное улучшение их положения, не перестают мечтать о земле, твердо веря, что ликвидация помещичьего землевладения решит все их проблемы. Рабочие, положение которых постепенно улучшается, которые получили право (с некоторыми оговорками) на экономические забастовки, и – с 1912 года – страхование на случай болезни и несчастных случаев, добиваются сокращения рабочего дня и повышения жизненного уровня. Расширения политических прав добивается молодая русская буржуазия, требующая для себя участия в политическом аппарате страны. Русская интеллигенция мечтает о революции, которая принесет свободу, и составляет ядро многочисленных революционных партий. В оппозиции к власти находились все нерусские народы, входившие в империю. Особенно остро проявляли свое недовольство поляки, финны и евреи.

В России накануне первой мировой войны подтвердилось наблюдение, сделанное великим французским историком Алексисом де Токвилем, анализировавшим причины Французской революции: самый опасный момент для плохого правительства – это время, когда оно приступает к реформам. «Очень часто, – заметил историк, – народ, который безропотно выносит наиболее суровые законы, силой сбрасывает их, когда они легчают... Феодализм в период своего расцвета никогда не вызывал у французов такой ненависти, как накануне своего исчезновения. Мельчайшее проявление самовластия Людовиком XVI казалось гораздо невыносимее абсолютного деспотизма Людовика XIV».

Дело Бейлиса, еврея, обвиненного в ритуальном убийстве христианского мальчика, отразило как в капле воды положение в стране накануне войны. Несмотря на открыто выраженное желание царского правительства и суда добиться осуждения обвиняемого, присяжные заседатели – малограмотные украинские крестьяне – оправдали Бейлиса.[2]2
  В. Д. Набоков писал в 1914 году в газете «Речь»: «Можно смело сказать: еще 10—15 лет тому назад такой процесс был бы невозможен». Для депутата Думы от кадетской партии процесс Бейлиса был нарушением норм судопроизводства, недопустимым после судебных реформ 60-х годов 19-го века. Пройдет менее 10 лет после статьи Набокова и процесс Бейлиса покажется образцом юстиции.


[Закрыть] Процесс Бейлиса стал как бы подсчетом сил, – антиправительственных и проправительственных. Оправдательный приговор Бейлису верно отражал слабость последних.

17 января 1906 года министр сельского хозяйства А. С. Ермолов, встревоженный революционными событиями и прежде всего расстрелом петербургских рабочих 9 января, имел очень откровенный разговор с Николаем II. «Необходимо думать о фундаменте, на который должно опираться самодержавие. Оно не может опираться только на вооруженную силу, только на армию...», – сказал министр. «Я понимаю, что это невозможное положение», – ответил царь. «Несколько лет назад, – добавил министр, – основой правительства было дворянство. Но теперь положение существенно изменилось».

Россия вступила в мировую войну в эпоху бурного, необычайно быстрого развития, в эпоху ломки и строительства, в условиях всеобщего недовольства и всеобщих надежд, вступила со слабым правительством, не умевшим обеспечить себе поддержку народа. Предупреждений об опасности войны для династии и страны было достаточно. Граф Коковцев, способный и энергичный государственный деятель, уволенный царем с поста председателя Совета министров в январе 1914 года, после поездки в Германию осенью 1913 года, предупреждал Николая II о том, что война окончится катастрофой для династии. «Все в воле Божьей», – ответил император.

Петр Дурново, министр внутренних дел в правительстве Витте, а затем член Государственного совета, направил Николаю II знаменитый меморандум, в котором пророчески предсказывал: «Всеобщая европейская война смертельно опасна для России и Германии независимо от того, кто ее выиграет... В случае поражения, возможности которого с таким врагом, как Германия нельзя исключить, социальная революция в ее наиболее крайней форме неизбежна...» Меморандум Дурново был обнаружен в царских бумагах после революции. Никаких отметок на нем нет. Возможно, что он не был прочитан. Предупреждал об опасности войны и Григорий Распутин, злой гений царской семьи, влияние которого на судьбы страны росло, начиная с 1906 года.

О причинах и виновниках первой мировой войны историки спорят и сегодня. Сегодня, однако, забывается то, что летом 1914 года было в Европе самым распространенным чувством: убежденностью в невозможности войны между цивилизованными странами. Вторая мировая война, вспыхнувшая через 20 лет после окончания первой, ожидалась европейскими народами как нечто естественное, в качестве неизбежного результата первой.

В первую же мировую войну Европа вступила после 45 лет мира, если считать франко-прусскую войну последней войной «белых людей». Война казалась немыслимой, но она пришла. К ней готовились, но все страны были захвачены врасплох. Для России война стала испытанием, проверкой на прочность всех частей ее гигантского государственного, экономического и социального организма.

Первое сражение и первое поражение русской армии в августе 1914 года отразило в себе состояние русского государства, позволило увидеть причины гибели царской России весной 1917 года. Мемуаристы-участники сражения в Восточной Пруссии, историки первой мировой войны, русские и советские, объясняли поражение русской армии преждевременным ее выступлением для спасения Франции и ее неподготовленностью в результате преждевременности выступления.

В действительности, еще в августе 1911 года тогдашний начальник Генерального штаба генерал Жилинский дал обещание союзникам-французам бросить против Германии 800 тысячную армию «на пятнадцатый день после мобилизации». После начала войны французская армия сразу же перешла в наступление и несла тяжелые потери. Русский военный атташе в Париже граф Игнатьев сообщал, что в некоторых французских полках потери составляют 50% и добавлял: «Стало ясно, что исход войны будет зависеть от того, что мы сможем сделать для того, чтобы оттянуть немецкие войска на нас». Совершенно очевидно, что поражение Франции неминуемо влекло бы за собой поражение России. Материальное оснащение русской армии было недостаточным, но стало это очевидно лишь позднее. На 12-й день мобилизации 1-я армия ген. Рененкампфа имела по 785 снарядов на орудие, а 2-я армия ген. Самсонова – по 737 снарядов. Это было ничтожно мало, но масштабов первой мировой войны еще никто в го время не представлял. 1-я маньчжурская армия израсходовала за год русско-японской войны – по 1 тысяче снарядов на орудие, а другие две армии – по 708 и 944. Все воюющие армии в 1914 году исходили в первые дни мировой войны, из опыта русско-японской войны. Причиной поражения русских армий в Восточной Пруссии было прежде всего плохое командование армиями, в особенности на уровне генерального штаба и ставки верховного командования.

Начало мировой войны все воюющие страны встретили с твердым убеждением, что продлится она каких-нибудь 5-6 недель, и к тому времени «когда опадут листья» солдаты вернутся домой. Надежды эти развеялись быстро. Воюющие страны начинают перестраиваться – технически и психологически – для ведения длительной, позиционной войны.

После первых же боев русская армия начинает испытывать нехватку снарядов, патронов, винтовок. Как и в других странах это объяснялось прежде всего убеждением в краткосрочности будущей войны. В большой программе развития русской военной промышленности и армии прямо говорилось, что политическое и экономическое положение в Европе исключает возможность длительной войны.

Когда нехватка снарядов стала одной из причин сокрушительного поражения русских войск в 1915 году, поражения, потрясшего страну огромными жертвами, необходимостью отступить из Польши, техническая проблема – снабжение армии, становится государственной проблемой. Необходимость перестройки экономики страны для удовлетворения военных нужд порождает множество экономических и политических вопросов, затрагивающих самую суть царской России.

Нехватка снарядов не была единственной (как пыталась представить Ставка), не была даже основной причиной поражения 1915 года. Советские историки утверждают, что Россия была неспособна на ее стадии промышленного развития удовлетворить нужду современной войны. Но подлинные события 1916 года опровергают и алиби Ставки, и подобного рода мнение: несмотря на изобилие снарядов, поставляемых в необходимом количестве русской промышленностью, сумевшей перестроиться на военный лад, русская армия добивается успеха лишь однажды – в Брусиловском наступлении. «Нехватка» снарядов была внешним проявлением глубокой болезни государственного организма.

Едва прошел патриотический энтузиазм первых недель войны, как начинает нарастать «кризис власти» в армии. Ее численность возрастает до такой степени, что административная машина оказывается не в состоянии с ней сладить. К июлю 1915 года было призвано 9 миллионов человек. Численность офицеров, недостаточная даже для двухмиллионной армии мирного времени, резко упала в связи с тяжелыми жертвами первого года войны. За год войны офицерские потери составили 60 тысяч человек. Это значит, что из 40 тысяч довоенных офицеров не осталось почти никого. Офицерские школы выпускали в год 35 тысяч человек. К сентябрю 1915 года редкие фронтовые полки – 3 тысячи солдат – имели более 12 офицеров. Только в конце 1915 – начале 1916 годов стало практиковаться в значительных масштабах производство в офицеры отличившихся солдат. Еще больше, чем нехватка офицеров ощущалась нехватка унтер-офицеров, которые служили связующим звеном между офицерами и солдатами.

«Кризис власти» в армии был самым ярким симптомом кризиса власти в государстве. Убежденный монархист В.В Шульгин, один из талантливейших хроникеров революции, выразил свои претензии к верховной власти: «Не может же, в самом деле, совершенно крамольный Горемыкин быть главою правительства во время мировой войны... Не может, потому что он органически, и по старости своей, и по заскорузлости не может стать в уровень с необходимыми требованиями...» На место Горемыкина Николай II в январе 1916 года назначает премьером – Штюрмера. О нем тот же Шульгин пишет: «Дело в том, что Штюрмер маленький, ничтожный человек, а Россия ведет мировую войну. Дело в том, что все державы мобилизовали свои лучшие силы, а у нас «святочный дед» премьером. Вот где ужас... И вот отчего страна в бешенстве.»

Страна была в бешенстве ибо русские армии терпели поражения, отступали. Росли цены. В городах начались перебои с доставкой продовольствия, хотя продовольствия в стране было достаточно Страна была в бешенстве ибо устала от войны, а причиной несчастий в сознании народа, всех слоев населения, становится царь, царица и Распутин

Можно составить библиотеку из книг, посвященных Григорию Распутину, его неизъяснимому влиянию на императрицу, а через нее на Николая И. Переписка императорской четы дает обильный материал для самых разных предположений, гипотез, объяснений: мистицизм царицы, чудотворные способности старца Григория, трехкратно спасавшего от смерти наследника престола, страдавшего гемофилией, гипнотизм, колдовство и т. д. Важно, однако, другое. Как пишет Шульгин: «Кто не знает этой фразы: «Лучше один Распутин, чем десять истерик в день». Хроникер революции совершенно справедливо добавляет: «Не знаю, была ли произнесена эта фраза в действительности, но в конце концов это безразлично, потому что ее произносит вся Россия».

Миф о Распутине – темном сибирском мужике, околдовавшем царскую семью и бесстыдно властвующем в Петрограде, – несмотря на отсутствие современных средств связи распространился по всей России. И нанес смертельный удар престижу императора.

Разрыв между властью и обществом становится физическим, когда Николай II в августе 1915 года принимает на себя верховное главнокомандование. Пребывание в Ставке – в Могилеве – удаляет его из столицы: последствия этого станут очевидными в феврале 1917 года, когда царь, оказавшись как бы в западне, не сможет даже доехать до Петрограда. В то же время возрастает влияние царицы на политическую жизнь в стране. А следовательно – для всей России – влияние Распутина.

Став Верховным главнокомандующим, Николай II взял на себя полную, безраздельную ответственность за все, что происходит в стране. И вина за все поражения, беды, несчастья падает теперь только на него – и его окружение.

Страна живет сама по себе, а власть сама по себе – в безвоздушном пространстве. Несмотря на войну, можно бы сказать – в связи с войной – продолжается быстрое экономическое развитие России. В 1914 году русская экономика составила – по сравнению с 1913 годом – 101,2%, в 1915 – 113,7%, в 1916 – 121,5%. Добыча угля возросла за это время на 30%, возросла добыча нефти, значительно увеличился выпуск машиностроительной и химической промышленности. Резкое сокращение импорта заставило русских промышленников начать производство отечественных машин. По данным на 1 января 1917 года русские заводы выпускали больше снарядов, чем французские в августе 1916 года и вдвое больше, чем английские. Россия производила в 1916 году 20 тысяч легких орудий и импортировала 5625. Производство гаубиц было на 100% отечественное, а тяжелых орудий – на 75%. Запасов царской России хватило на три с лишним года гражданской войны.

Для обуздания бурного стихийного процесса развития экономики, для ликвидации возникающих в его ходе узких горл, необходимы структурные изменения, реформы. Николай II хочет лишь одного: сохранить страну в том виде, в каком он застал ее, вступив на престол после смерти отца. Все действия царя, а в еще большей степени его бездействие были направлены на эту цель. Шульгин дает краткую и красноречивую характеристику состояния, в каком оказалась Россия в разгар тяжелейшей войны: «самодержавие без Самодержца». «Власть, – писал Александр Блок, – раздираемая различными влияниями и лишенная воли, сама пришла к бездействию; в ней/.../ не было уже ни одного «боевого атома», и весь «дух борьбы» выражался лишь в том, чтобы «ставить заслоны».

Даже советский историк вынужден отметить: «В 1917 году в России почти все классы имели партии». К этому следовало бы добавить, что возникли эти партии задолго до 1917 года и что большинство из них действовало легально, имело своих представителей в Думе. Только в ноябре 1914 года представители партии большевиков в Думе, открыто выступившие за поражение России в войне, были арестованы и после суда сосланы.

К середине 1915 года все партии, представленные в Думе, оказались в оппозиции к царю. Ядром парламентской оппозиции стал Прогрессивный блок, созданный в августе 1915 года. В него вошли конституционно-демократическая партия (кадеты), «Союз 17 октября», прогрессисты и националисты. Главной силой этого объединения, включавшего либералов, центр и правых (кроме крайне правых), была единственная в истории России либеральная партия – кадеты. В ее программе подчеркивался внеклассовый и всенародный характер партии. Высшей ценностью партия объявила Россию, сильное русское государство. Свою оппозицию царской власти она объясняла желанием укрепить русское государство. Прогресс определялся для кадетов в значительной степени способностью России защищать свое международное положение. Они провозглашали необходимость подчинения «всех без исключения» закону, обеспечения «основных гражданских свобод» для всех граждан страны, введения 8-часового рабочего дня, свободы профсоюзной деятельности, обязательного государственного страхования по болезни и старости, распределения среди крестьян монастырской и государственной земли и выкупа помещичьей. Кадеты были категорически против федерализма или других изменений государственной структуры, которые могли бы ослабить империю. Они считали своей задачей подготовку России к «парламентской системе и власти закона». Главной базой конституционно-демократической партии было земское движение, земские учреждения, созданные в России после реформ шестидесятых годов 19-го века. Возникшие в начале войны всероссийские союзы – земский и городской, – ставившие задачей привлечение широкой общественности к совместной с правительством деятельности по укреплению обороны государства, значительно расширили сферу влияния партии кадетов.