Текст книги "Утопия у власти"
Автор книги: Александр Некрич
Соавторы: Михаил Геллер
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 90 (всего у книги 98 страниц)
Визит Бориса Ельцина в США не был удачным. В правительственных кругах о нем говорили: «Легковес, демагог, клоун, болтун». Президент Буш, уделивший визитеру одну минуту, отозвался о нем: «Веселый парень». Этот относительный неуспех Ельцина, несомненно, учитывается Горбачевым. Исторический опыт, однако, показал, что Запад всегда принимает и начинает любить советского лидера, когда он обретает подлинную силу.
Присмотревшись к высказываниям лидеров «правого» и «левого» крыла, нетрудно обнаружить, что они, во-первых, не составляют связной программы, а во-вторых, что они мало чем отличаются от взглядов Горбачева, если их рассматривать на протяжении минувших пяти лет. Генеральный секретарь-президент высказывал их, отказывался, возвращался, снова отказывался и так далее. Противники Горбачева – политические деятели, которые повторяют его взгляды в тот момент, когда он от них ушел. Спор идет между теми, кто считает, что динозавр сталинской эпохи, подтвердивший свое превосходство в годы превращения России в индустриальную державу в годы войны, остается могучей силой сегодня и во веки веков, и теми, кто настаивает на необходимости создания кентавра путем прищепления допотопному зверю элементов рыночной экономики и демократических нравов. Наука свидетельствует: динозавры существовали, были самыми могучими существами на земле и – по неясным причинам – исчезли. Наука свидетельствует, что кентавры существовали только в фантазии, в мифах.
Лавирование между давно исчезнувшими чудовищами и никогда не существовавшими зверями – политика Михаила Горбачева.
Щит и мечБез такого учреждения власть трудящихся существовать не может.
Ленин (23.12.1921)
Вождь советского государства, говоря о «таком учреждении», имел в виду ВЧК, политическую полицию, созданную им через несколько дней после захвата власти. Ленин говорил о необходимости ВЧК в тот момент, когда уже начался самый «либеральный» период советской истории – эпоха нэпа. И предупреждал, что без «учреждения» не обойтись, «пока будут существовать на свете эксплуататоры...»
Все повороты советской политики обязательно находили свое отражение в зеркале «органов». Изменения «генеральной линии» выражались прежде всего переменами наименования. В феврале 1922 г. был принят декрет, «упразднявший» ВЧК и его комитеты. Решение советского правительства было встречено с восторгом, прежде всего на Западе, где его приняли как свидетельство коренного изменения советской системы. Все функции ВЧК были переданы Государственному политическому управлению, ГПУ. Очень скоро эта аббревиатура – ГПУ или ОГПУ – стала вызывать такой же страх, как и прежняя – ЧК, ВЧК. В этом не было ничего удивительного: название изменилось, но все функции сохранились, многие расширились, преемственность подчеркивали неизменный председатель – Дзержинский и эмблема: щит и меч. В 1934 г., когда Сталин начал готовить «большую чистку страны», снова переменилось название – теперь ужас стали вызывать буквы – НКВД, затем – МГБ. После смерти Сталина министерство госбезопасности было превращено в Комитет. Сначала «при» Совете министров, затем, когда страсть к разоблачению «культа личности» Сталина начала проходить – КГБ Совета министров.
В эпоху Брежнева идет процесс сращивания аппаратов ЦК и КГБ. Юрий Андропов из ЦК идет в КГБ, затем возвращается – в новом качестве в ЦК. Тот же путь проделывает Виктор Чебриков. Владимир Крючков, возглавивший КГБ в октябре 1988 г., гордится своей идеальной биографией сегодняшнего советского руководителя: юридическое образование, работа следователем, прокурором, потом дипломатическая школа, в 1956 г. – советское посольство в Будапеште (когда послом был Андропов), затем – аппарат ЦК и переход в КГБ, где он 14 лет возглавлял советскую разведку. Его можно назвать профессиональным полицейским. В действительности он профессиональный партработник.
ВЧК была политической полицией Ленина. Под разными названиями она оставалась такой при Сталине и следующих секретарях. Генеральный секретарь осуществляет личный контроль за деятельностью КГБ. Свержение Хрущева убедительно подтвердило (если в этом была нужда), что ослабление контроля грозит Первому непоправимой катастрофой. Многочисленные свидетельства, появившиеся в печати, разнясь в деталях, говорят одно: заговор против Хрущева был подготовлен его ближайшими соратниками, прежде всего Брежневым, но удался он только потому, что руководство КГБ стало на сторону заговорщиков.
Каждый генеральный секретарь, утверждая свою власть, уделял особое внимание КГБ: тщательно выбирал председателя, вводил или не вводил его, в зависимости от своих политических целей, в Политбюро, усиливал или уменьшал интенсивность пропаганды «органов». Проблема политической полиции осложняется в периоды «либерализации» системы. Так было в годы нэпа, так было в послесталинскую эпоху – в хрущевскую эру. На каждом из «либеральных» поворотов встает вопрос: каким образом сочетать укрепление «органов», жизненно необходимых – по утверждению Ленина – власти, и изображение их внутри и вне страны изменившимися, гуманными защитниками прав и достоинства граждан.
Особенно остро стал этот вопрос в эпоху «гласности». Впервые об этом было сказано публично: как сочетать «гласность», разрешение говорить открыто о важнейших проблемах, и врожденную секретность политической полиции? Ответ был простой: необходимо изменить «имидж» КГБ. Представить Комитет учреждением, которое использует меч только для борьбы с подлинными врагами, главным образом внешними, а щит – только для охраны советских людей от зла, рожденного тлетворным влиянием Запада. «В настоящее время, – подчеркнул тогдашний председатель КГБ Чебриков, выступая по случаю 110-й годовщины святого патрона „органов“ Дзержинского, – органы безопасности видят одну из главных своих задач в том, чтобы способствовать успешному развитию процессов перестройки в нашей стране». Офицеры КГБ объясняли задержанным демонстрантам: «Гласность – поручена нам!»
Изменить образ «органов» мешало прошлое. Разоблачение «сталинизма», ставшее государственной политикой, Дало возможность раскрыть следы некоторых преступлений – их размеры превосходят почти все, что было известно в этом веке. Могилы в лесу под Минском, в Куропатах, где в 1937—1941 гг. было расстреляно 250-300 тыс. человек, могилы в Быковне, под Киевом, в Виннице, захоронения жертв НКВД на Донском, Калитниковском, Рогожском кладбищах в Москве, под городом Колпашевым в Томской области и во множестве других мест, реабилитации узников сталинских лагерей – подтвердили все, что знали и о чем боялись узнать советские люди. Писатель Алесь Адамович удивлялся, что Роберт Конквест, английский историк, исследовавший «Большой террор» и крестьянский геноцид на Украине в начале 30-х годов, «всегда занижает цифры репрессированных». Адамович объясняет это тем, что западный историк (которого западные коллеги всегда упрекали в преувеличении числа жертв) «просто не в состоянии поверить в истинный масштаб этих чудовищных цифр, поверить, что собственное правительство могло так истреблять народ». Писатель гордится: «А мы сегодня называем цифры еще более страшные и делаем это смело, решительно».
Советские историки еще не действуют «смело и решительно». Но открыто многое о преступлениях «органов». Они стараются обелить себя тем, что «около 20 тыс. чекистов» пало жертвой сталинских репрессий (это, действительно, имело место при смене одной группы палачей другой), что славные советские чекисты занимались не только истреблением собственного народа, но вели разведывательную работу на Западе, предохраняя страну от неожиданного нападения врага. Реабилитированы многие советские агенты за границей, погибшие либо дома, после вызова Центра, либо ставшие жертвами знаменитых «летучих отрядов» НКВД, ликвидировавших тех, кто осуждал Сталина. Неожиданно объявлены героями советских «органов» Игнаций Рейс, убитый под Женевой в 1937 г., Вальтер Кривицкий, один из руководителей советской разведки в Западной Европе, убитый в Вашингтоне в 1941 г. Опубликованы их письма, взятые из западных изданий, в которых осуждается Сталин и восхваляется Ленин. Прославляется деятельность Рихарда Зорге, Кима Филби и других советских шпионов, ставших известными в последние десятилетия.
В 1987 г. было издано 235 книг, выпущено на экраны 10 полнометражных художественных и документальных фильмов, 40 короткометражных кино– и телефильмов, опубликовано семь с половиной тысяч статей – «на чекистские темы», как сообщил Виктор Чебриков. Ежегодно наиболее удачным книгам и фильмам вручается «премия КГБ СССР».
При выведении баланса – с одной стороны, «были допущены серьезные нарушения ленинских принципов», с другой стороны, героическая деятельность чекистов за рубежами – тщательно обходится вопрос об ответственности. В одном лишь случае правительственная комиссия расследовала массовые расстрелы советских граждан – в Куропатах. В результате было сильно сокращено число жертв, главное же, было объявлено, что «в архивах министерства юстиции, КГБ, МВД и прокуратуры Белоруссии, союзных органов материалов и документов, относящихся к событиям в Куропатах, не обнаружено». Все выявленные лица, причастные к расстрелам, сообщает Комиссия, были позже расстреляны. И приводится 4 имени. Возможно, и они включены в общее число чекистов – жертв Сталина.
Французский журналист, сотрудник «Юманите», Алэн Гэрэн, беседовавший с работниками КГБ, рассказал: «...наши встречи проходили очень мило, хотя они несколько схематизируют историю. Говорят, что до Ягоды были настоящие чекисты... потом наступил черный период... а вот теперь, начиная с Андропова, мы вновь гордо носим звание чекистов...» От себя французский журналист добавил: «Дзержинский и Андропов – это личности, которые вызывают большую симпатию». Алэн Гэрэн точно передал схему официальной истории «органов»: до начала 30-х годов – все замечательно, затем – «ошибки», «искажения ленинских концепций», а с 1967 г., когда главой КГБ становится Андропов, снова все отлично. В такой хронологии есть некоторое несовпадение с официальной историей страны: Андропов руководил «органами» в осуждаемую эпоху «застоя». Важнее логики – нужда в положительном шефе политической полиции. Андропов, вызывающий такую симпатию французского журналиста, очень подходит для этой роли, ибо ввел новые методы в борьбе с врагами – психиатрические лечебницы для «диссидентов», изгнание из страны. Кроме того – птенцами андроповского гнезда являются и Чебриков, и нынешний председатель КГБ Крючков.
Наследником Андропова-генерального секретаря представляют нынешнего Генерального секретаря. Это обстоятельство, в условиях «гласности» и острой борьбы за власть, становится поводом для разоблачений «симпатичного» Андропова. Владимир Семичастный, руководивший КГБ в 1961—1967 гг., чрезвычайно критически относится к своему преемнику. «Я говорю со знанием дела», – подчеркивает Семичастный, настаивая, что Андропов не мог не знать об узбекской «мафии», об уголовной деятельности министра внутренних дел Щелокова, друга Брежнева. «Если председатель КГБ не смог набраться смелости и прийти к Генеральному секретарю или в Политбюро доложить об остановке, которая складывается, то зачем такой председатель КГБ?» Семичастный справедливо считает, что хотя «Андропов – человек культурный и все прочее... он должен был по-своему отвечать за то, что происходило». Полковник КГБ в отставке Я. Карпович, каясь в «мерзких», по его выражению, делах, вспоминает о разгроме выставки художников-абстракционистов бульдозерами, о преследовании Солженицына, Сахарова и других акциях КГБ, проводимых под началом Андропова. Партийный функционер П. Родионов, признавая, что Андропов на своем посту «много делал для улучшения деятельности КГБ», глубоко сожалеет, что «именно тогда началась в стране «охота на ведьм», усиленно создавался образ врага, применялись непомерно суровые методы борьбы против инакомыслящей интеллигенции».
Одной из главных сенсаций съезда народных депутатов стало выступление писателя, бывшего олимпийского чемпиона по тяжелой атлетике Юрия Власова. Впервые публично было сказано: «КГБ – это не служба, а настоящая подпольная империя, которая еще не выдала свои тайны, разве только открытые могилы. И, несмотря на такое прошлое, эта служба сохраняет свое особое, исключительное положение». Юрий Власов говорит главное: «Она (эта служба. – М. Г.) самая мощная из всех существующих оружий аппарата. И по эффективности, и по безотказности ей нет равных».
Внимание москвичей и гостей столицы не может не привлечь комплекс новых зданий, в которых размещаются бесчисленные службы КГБ, «комплекс зданий, таких необъяснимо монументально громадных, как бы свидетельствующих, кому в действительности принадлежит власть в стране». По закону Паркинсона, учреждение расширяется, чтобы занять все имеющееся пространство. До сих пор для КГБ этим пространством является вся страна и все то, что лежит за ее границами.
Борис Ельцин говорил на съезде о гигантской сети «информаторов» КГБ в стране. Так было всегда, так, следовательно, остается сегодня. Известно, что «органы» старательно опекают церковь. Бывший офицер КГБ, попросивший убежище в США, привел множество подробностей о стандартной технике «органов»: проникновение и контроль. Используются информаторы и офицеры, поступающие по специальной квоте в духовные семинарии и Академию, а затем принимающие сан. Контроль над церковью осуществляется 5-м управлением (идеология) при поддержке 2-го управления (контрразведка), в работе участвует и 1-е управление, занимающееся шпионажем за границей. Слова бывшего чекиста засвидетельствованы К. Харчевым, долгие годы занимавшем пост председателя Совета по делам религии. Выступая перед слушателями Высшей партийной школы, кузницы партийных кадров, он говорил совершенно откровенно. Признав ошибочность Прежней антирелигиозной политики, плодящей бездуховность, К. Харчев задал вопрос: «Что выгоднее партии – бездуховный или искренне верующий человек?» И уверенно ответил: духовный, ибо «бездуховным тяжелее управлять». Для него нет сомнения, что, поскольку «религия всерьез и надолго», то «искренне верующего для партии легче сделать верующим также и в коммунизм». Как обычно в советской системе: все упирается в проблему кадров. «Перед нами встает задача, – говорит Харчев, – воспитание нового типа священников; подбор и расстановка священников – дело партии». К. Харчев говорит прежде всего об успехах в проникновении и контроле русской православной церкви. Не оставлены без внимания и все другие религии. Кардинал Винцентас Сладкявичюс, говоря о положении католической церкви в Литве, констатирует: «Епископат скован. Он скован той организацией, которую называют уполномоченный по делам религии. Мы никогда не знаем их последнего решающего слова, и оно всегда остается за ними». Совет по делам религии проводит политику партии, но выполняет ее руками сотрудников КГБ.
«Ребята с площади Дзержинского», как фамильярно называют их американские журналисты, играют важнейшую роль в экономике страны, добывая новейшую западную технику и технологию. Эпоха «гласности» существенно расширила возможности советской заграничной агентуры: число арестованных, высланных, пойманных с поличным сотрудников КГБ значительно возросло в эпоху Горбачева. Увеличение числа арестов вряд ли говорит о повышении эффективности западных разведок и бесспорно свидетельствует об усилении шпионской деятельности КГБ.
Директор ЦРУ Уильям Вебстер приводит данные об усилении шпионской деятельности КГБ: «Мы видим, что советские агенты стали агрессивнее, сильнее». В частности, возросла вербовка агентов в США и Европе. На КГБ возложена задача обеспечения повышения технического уровня советской экономики.
Новые, широчайшие возможности открылись для еще одной традиционной деятельности КГБ – распространения дезинформации. «Гласность», усовершенствование контроля «другими средствами» над советскими средствами массовой коммуникации, позволяет еще лучше, чем раньше, давать миру «направленную» информацию. КГБ получает и новые функции. Владимир Крючков в интервью, которое впервые председатель КГБ давал в своем кабинете, сообщил, что «в нынешних масштабах борьба с организованной преступностью – новая задача КГБ». Он информировал также об упразднении «пятого управления, боровшегося с идеологическими диверсиями». Владимир Крючков добавил, что «создается принципиально новое подразделение по защите конституционных прав». Видимо, с прежними кадрами.
Наконец, и это тоже выход к новым горизонтам, «мы выступаем инициаторами тех или иных шагов в сфере внешней политики». Крючков не объясняет, в чем выражается внешнеполитическая деятельность «органов», и соглашается с тем, что «законодательницей мод» остается министерство иностранных дел. Тем не менее, обращает на себя внимание, например, встреча председателя КГБ с послом США или неожиданный визит в Варшаву после поручения Тадеушу Мазовецкому составления нового польского правительства.
Не вызывает сомнения факт: в годы «перестройки» КГБ не только не потерял значения, но увеличил его, расширил свои функции и деятельность. Слежка за населением, контроль над духовной информацией и религиозной жизнью, важная роль в экономике страны (борьба с «организованной преступностью» позволит усилить контроль за народным хозяйством), внешнеполитические акции – совершенно очевидно, что нет нигде подобной секретной службы. Юрий Власов совершенно прав, говоря о «подпольной империи».
В годы «перестройки» сотрудники КГБ, по выражению западного наблюдателя, переменили черные шляпы на белые. Это сделали, однако, не все. Важная особенность горбачевской эпохи – феномен, который можно назвать полифонией. Это связано с разрешением высказывать разные мнения, с уменьшением авторитета центральной власти, но также с намеренным использованием многоголосности в политических целях. Модель двуголосности дает КГБ. С одной стороны – либеральные высказывания, нашедшие свое выражение в серии интервью, данных руководителями некоторых республиканских Комитетов, завершенные беседой с Крючковым, в статьях, инспирированных на площади Дзержинского, в критических замечаниях в адрес «щита и меча», появляющихся в печати. С другой стороны – последовательный, неуступчивый, грозный голос Виктора Чебрикова. С поста председателя КГБ он был переведен в Секретариат ЦК, где возглавил правовую комиссию. Член Политбюро, секретарь ЦК, председатель Правовой комиссии, недавний председатель КГБ, до этого заместитель Андропова, а еще раньше – многолетний шеф политической полиции на Украине, прославившийся безжалостными репрессиями, Виктор Чебриков – другой голос «органов». Его значение определялось высоким положением главного «правоведа» страны и постоянным, не меняющимся содержанием речей.
В марте 1986 г., на XXVII съезде партии, Чебриков предупреждал об опасности «идеологической диверсии», оружия, используемого империализмом против социализма. И делал тонкое различие между «идеологической борьбой», которую полагал «допустимой в межгосударственных отношениях», и «идеологической диверсией» – одной из форм «подрывной деятельности империализма», которая ведется «спецслужбами». В ноябре 1987 г. он возвращается к угрозе «идеологической диверсии», призывая помнить, что «у нас есть носители чуждых и даже откровенно враждебных социализму идей и взглядов», что опасны «экстремистские элементы...» Чебриков предупреждал: «Под прицелом империалистических служб находятся все слои населения». В сентябре 1988 г., в обстоятельном интервью для «Правды», Чебриков не может обойти свой любимый сюжет – «идеологическую диверсию», которая направлена на то, чтобы «расшатать социалистическое мировоззрение советских людей... толкнуть их к совершению антисоветских действий». Он подчеркнул, что в данный момент «спецслужбы, подрывные идеологические центры, стремясь осложнить перестройку, пытаются стимулировать организацию в нашей стране нелегальных, полулегальных и даже легальных формирований, которые действовали бы по их указке».
В июне 1989 г., выступая в журнале «Коммунист» уже не как председатель КГБ, а как руководитель правовой реформы, Виктор Чебриков не меняет ни идей, ни словаря. Он отметает предложение отменить смертную казнь, считая, что сторонники отмены «абсолютизируют значение гуманизма по отношению к преступникам», он высказывается против ликвидации внутренних паспортов и прописки, аргументируя тем, что на Западе контроль населения строже, чем в СССР. В США, например, сообщает Чебриков, «уже длительное время существует практика снятия отпечатков ступени новорожденных с целью получения дополнительного идентификационного признака». Возвращаясь к идеологической диверсии, главный правовед говорил об активизации «в последнее время... сил, не скрывающих своей враждебности к социализму, противопоставляющих себя КПСС», и выражал надежду, что Указ, внесший изменения в закон «об уголовной ответственности за государственные преступления», наконец «отрезвит оголтелых экстремистов».
Отправленный в начале 1990 г. в отставку, Чебриков оставил в руководстве КГБ верных единомышленников. В марте 1990 г. группа работников КГБ адресовала драматический призыв Верховному совету СССР и его председателю Михаилу Горбачеву, настаивая на необходимости положить конец диффамации советских вооруженных сил и КГБ и навести порядок в стране. Призыв подписан «участниками совещания представителей управлений центрального аппарата КГБ». В истории «органов» никогда ничего подобного не было. Такое совещание и такое обращение не могло иметь места без согласия коллегии КГБ. Выступая 2 апреля по Центральному телевидению в передаче «На службе отечеству», которая транслировалась из здания КГБ, Владимир Крючков подчеркивал необходимость в сильных органах безопасности.
Он высказал также мнение руководимой им организации по важнейшим вопросам политической жизни. Объявив, что «мы не выступаем против многопартийности» (закон, изменивший формулировку статьи 6-й уже был принят), председатель КГБ сообщил, что в стране действует «в общей сложности от 70 до 80 тысяч различных организаций». И добавил: «Мы считаем, что 98% этих организаций конструктивны по своей сути, ими надо пользоваться, и где-то полтора-два процента организаций, которые, как мне кажется, если они будут развиваться в тех началах, которые они приняли, они могут превратиться в организации, вряд ли полезные для общества».
В разгар литовского кризиса КГБ СССР выступило с Заявлением, в котором резко осудило призыв Верховного совета Литвы от 27.3.90 г. к гражданам Литвы «не содействовать более органам безопасности в выполнении ими своих функций» и выразило «решительный протест в связи с принятием антиконституционного акта, попытками шельмования и морального давления на сотрудников КГБ Литовской ССР...».
Особенностью нового времени стало выдвижение работников КГБ в кандидаты на выборах. Причем, они усиленно подчеркивают род своей деятельности и свои должности в «органах».
Дуэт: голос сирены, успокаивающий, мягкий и соблазнительный председателя КГБ; тревожный, угрожающий голос предшествующего председателя, затем «реформатора» права и его единомышленников. Второй голос определяет границы, которые не может пересечь первый. Юрий Власов публично констатировал: «Демократическое обновление страны не изменило места КГБ в политической системе». Комитет продолжает осуществлять «всеохватный контроль над обществом, над каждым в отдельности».
Грузинский журналист Ираклий Гоциридзе, получивший по ходатайству Шеварднадзе широчайшие возможности для расследования обстоятельств кровавой резни в Тбилиси в ночь с 8 на 9 апреля 1989 г., искал, прежде всего, источник приказа применить все средства для разгона мирной демонстрации. Следствие, проведенное Гоциридзе, приоткрывает завесу над важнейшей тайной советской системы: механизм принятия решений. Генерал-полковник Родионов, командовавший операцией, на вопрос – кто дал приказ? ответил вопросом: «А если я скажу, что Генеральный секретарь?» Журналист отверг такую возможность под смехотворными предлогами: «Где подтверждающий документ? Горбачев лишь накануне вернулся из Англии». И тогда генерал, не споря, заметил: «Зато на месте был член Политбюро, отвечающий за вопросы правопорядка...» Имелся в виду Главный Правовед – Виктор Чебриков. К нему поступали все шифрограммы из Грузии, он направлял их, в частности, министрам обороны и внутренних дел. Отвечая на вопросы Гоциридзе, Чебриков не отрицал своей ответственности, подчеркивая, что ошибку допустили все: руководители Грузии, военные и «неформалы», т. е. население, собравшееся на площади. Жертвы и палачи – по мнению Чебрикова – виноваты одинаково.
Расследование, обеляющее, не слишком убедительно, Горбачева,[73]73
После публикации в сентябре 1989 г. необычайно резкого по тону Заявления ЦК о положении в Прибалтике понадобилось специальное разъяснение относительно согласия Горбачева на этот текст. Все хотели верить, что Лидер ничего не знал, действовали «консерваторы».
[Закрыть] засвидетельствовало важную роль, которую играл Виктор Чебриков, «отвечающий за вопросы правопорядка», имеющий в своем распоряжении могущественный арсенал репрессий. В том числе, конечно, и КГБ.
Неожиданный спор на пленуме ЦК в феврале 1990 г. подтвердил то, чего не хотели признавать поклонники генерального секретаря. Егор Лигачев, обиженный нападками и желанием представить Чебрикова (его уже отослали на пенсию) главным виновником решения потопить в крови манифестацию в Тбилиси, вступил в спор с Эдуардом Шеварднадзе и раскрыл, что 7 апреля 1989 г. члены Политбюро во главе с Горбачевым постановили навести порядок в столице Грузии. Шеварднадзе смог лишь возразить, что заседание Политбюро было неформальным, ибо собрались вожди на аэродроме, провожая Горбачева в Англию. Генеральный секретарь, таким образом, получил алиби – его не было дома.
Страх, вызываемый аббревиатурой – КГБ – еще далеко не рассеялся. В мае 1989 г. был опубликован результат опроса на тему: как работают различные советские учреждения? В 1988 г. на вопрос – как вы расцениваете работу КГБ? – отказалось ответить 46% респондентов. В 1989 – 53%. Многие из отвечавших после упоминания КГБ отказались давать ответы на другие вопросы анкеты.
Все, что предполагалось, что говорилось о деятельности КГБ в предшествующие годы и в эпоху «перестройки», нашло сенсационное подтверждение в разоблачениях бывшего генерал-майора КГБ Олега Калугина. 23 июня 1990 г. он привел в полное изумление всех присутствовавших на конференции Демократической платформы в КПСС, поделившись некоторыми «секретами» КГБ. Затем он дал интервью «Московским новостям», «Комсомольской правде», стал выступать на политических митингах. 29 ноября указ президента лишил Олега Калугина государственных наград, воинского звания, знака «Почетный сотрудник Госбезопасности». Недовольство власти подтверждало подлинность слов Калугина. В его высказываниях особой сенсации не было: они лишь подтверждали авторитетом человека «изнутри» то, что было известно. «Комитет, – заявил в частности Олег Калугин, – сохранил практически нетронутыми структуру и тот мощный потенциал, которые десятилетиями были главной опорой советских диктаторов. И через пять лет перестройки это – государство в государстве, орган, наделенный колоссальной властью, теоретически способный подмять под себя любое правительство». Рассказав о практике КГБ, в частности о существовании, как он выразился, «некоторое время назад» практики политических убийств, об использовании всех средств для «дискредитации и опорочивания людей, ведущих себя не так, как кому-то бы хотелось», о существовании специального подразделения, распространяющего дезинформацию, Олег Калугин резюмировал: «Единственная организация, которая может давать указания КГБ, – это ЦК партии». Могучие «органы», репрессивная, контролирующая и интегрирующая сила, остается ultima ratio regis, последним доводом Генерального секретаря. Без них, как пророчествовал Ленин, советская власть существовать не может.