Текст книги "Актриса"

Автор книги: Александр Минчин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

– С удовольствием, я вам завтра же подарю.

– Ну, дарить не надо, почитать хотя бы…

Я рассмеялся:

– Почту за честь.

– Алеша, – воскликнула Тая, – налейте нам вашей удивительной смеси еще. Грех было бы не выпить по такому случаю!

– По какому? – спросил глава.

– За встречу! По большому, – сказала Тая, и все подняли бокалы.

Я встал и взял фотоаппарат.

– Папа, Алеша очень хорошо фотографирует, он занимается портретной фотографией. Ты увидишь в его книге.

– Вы еще и фотограф?! Скажите, а что вы не умеете делать?

– Все остальное.

Великому понравился ответ.

– Как вы хотите: чтобы я сел, встал, один или с дамами?

– Все перечисленное выше.

Я быстро отщелкал кадров двадцать – милой семьи – и в следующий раз обещал подарить. Я был уверен, что будет следующий раз и будет семья.

Жена актера угостила нас каким-то очень вкусным пирогом, самому – пришлось довольствоваться европейскими диабетическими сладостями, и к двенадцати ночи мы стали прощаться. Договорившись, что завтра вечером мы встречаемся с великим папой-актером и идем смотреть актрису-дочь.

Потом мы перешли из одного подъезда с Таей в другой и пили до четырех с половиной утра.

– Глупо было бы не выпить в сложившейся ситуации, – говорила Тая.

Я жду его у подъезда в выходном костюме и модном галстуке.

Он вышел минута в минуту.

– Добрый вечер, господин Буаш.

– Добрый вечер, Алеша.

Он был в великолепном, на заказ сшитом пиджаке.

– Хотите прогуляться, здесь минут десять? Я не вызывал машину.

– С вами – на край света!

Мы шли мимо Булгаковских прудов, и я вспоминал лед, танцы, ломание льда и «ралли» в прохладных дворах.

Мы шли достаточно бодро. Нас уже ждали у входа – главный администратор театра. Сразу сообщившая, что сможет задержать спектакль, пока сам будет готов пройти в зал. В семь ноль семь, подождав, когда огни погаснут, нас провели на наши места. В пятом ряду – это был лучший ряд. Сцена открылась, и в середине ее стояла Тая.

Одним глазом я наблюдал за ней, одним глазом – за ним. Наблюдение за наблюдаемым – мне было очень интересно. Тая волновалась, я чувствовал это по ее голосу. Два человека, которые, видимо, что-то значили в ее жизни, смотрели на сцену. Она играла…

В антракте я сначала не понял шума и шороха, пронесшегося, как вспышка бикфордова шнура, по рядам. Все смотрели и шептались – о великом актере. Он пропустил меня вежливо вперед и шел следом, не обращая внимания.

Главный администратор не знала, куда нас посадить и чем потчевать. Из мельхиорового самовара разливался чай, предлагались какие-то вкусные печенья. Но народному недиабетические сладости были категорически запрещены.

Еще не смолкли аплодисменты после второго акта, как нас вывели через служебный ход из театра. Буквально минуту спустя показалась улыбающаяся Тая (будто она сбросила большой груз с души) и сразу села за руль своей машины. Из актрисы в шофера перевоплощение было моментальным – мне это очень понравилось. Я подарил ей красные розы, купленные у театра.

– Куда, мои главнокомандующие?

– Домой, мама ждет нас с ужином. Если наш американский гость не возражает?

– Я бы возразил, но кто меня послушает.

Тая нервно засмеялась.

Актер вздохнул и сказал:

– Тая, мне понравилась твоя игра, играла роль уверенно, с подъемом и знанием образа.

Я молчал. Мы крутились по старым, милым, извилистым переулкам. Опять у Булгаковского пруда. Да что ж это за наваждение такое…

– А почему Алексей молчит, ему не понравилось? – спросил Эрос Буаш.

– Нет, мне понравилось.

Первый раз Тая поразила меня в этой роли, она играла на голову выше всех, действительно передавая нравы и эпоху. В этот раз присутствовали какая-то наигранность, жеманство, пародия прежнего рисунка роли, и мне – не понравилось.

– Папуля, у тебя остался джин, а то я зайду к себе домой и принесу?

– Конечно остался. Я не пью один.

Александра Александровна открыла нам дверь, и первый вопрос был:

– Как прошел спектакль?

– Удивительно, – сказала Тая. – Мой учитель и критик сидели в зале.

– Тайка, – сказала мама, – ты нервничаешь?

– Что ты, мамуля, никогда!..

Все стали говорить о всякой всячине, пока на стол ставилась всякая всячина.

Мы сидим в столовой, и он ест немецкую конфету.

– Знаете, все время хочется сладкого.

– А мне соленого.

Я приношу пакет и дарю ему две книги. Я прошу его подписать мне что-нибудь на память. Актер приносит свою знаменитую кинооткрытку и подписывает: «Американскому писателю Алеше, дружески. Э. Буаш. 5.4.92».

– Как долго вы пробудете у нас?

– Еще неделю.

– Надеюсь увидеть вас в гостях.

Мы просыпаемся в объятиях друг друга – с актрисой – в десять утра. Хотя я знаю, что она обычно не спит с шести. А слушает мое дыхание. Как говорит актриса.

Тая купает меня в ванне и предлагает сказочный завтрак и в довершение – себя. Ни от того, ни от другого я не отказываюсь.

Потом.

– Алешенька, какие у вас планы?

– Сегодня – великий день, обед у Издателя. Хотите пойти со мной?

– Зачем? Я вам буду мешать. У вас – деловые переговоры: я буду лучше ждать – с нетерпением.

– С большим?

– С очень большим, – говорит она серьезно. – Вы едете сегодня на кладбище?

– Как всегда.

– Возьмите, пожалуйста, машину. У меня щемит внутри, когда я думаю, что вам на углах нужно ловить такси.

Я целую ее в щеку. И сажусь на телефон, пытаясь выловить Ядовика Артамона, чтобы выяснить, что же происходит с книгой. Но это невозможно! Он неуловим, а мне, несмотря на все послания, не перезванивает. Я начинаю уставать.

Сначала я еду на кладбище поклониться папе, потом к живой (слава Богу) маме, выслушать серию обид и недовольств, а потом – в валютный, к предстоящему приему. Выхожу с тремя набитыми пакетами – для жены, для мужа, для дочки.

К шести вечера я подъезжаю к дому на набережной. Я еще не знал, какой забавный день мне предстоял завтра.

Дверь открыла дама, но не успела еще сказать приветствия, как я услышал:

– Это моя жена Ната, – сказал Джордж. И представил: – Это американский писатель А. Сирин. Книгу которого ты читала всю ночь.

Я вежливо улыбнулся и пожал пухлую протянутую руку. Она была крепко сбитая, ладно скроенная, но слегка перевешивала весы. Джордж был без пиджака, но в рубашке и с бабочкой. Это было трогательно, так как бабочек я не видел в Империи с начала века, сразу после 17-го. Бабочек всех выловили. И замуровали – для коллекции.

– Как нашел нас? – спросил внимательно Джордж.

– Легко, – ответил я и замер.

– Расслабься, чувствуй себя как дома и заходи. Буду тебя знакомить со своими домочадцами.

У Джорджа была большая квартира в высотном доме, с видом на реку. Пейзаж был красивый, дом – знаменитый, где жил реестр звезд, от всеизвестных поэтов до народно обожаемых певиц.

– Это моя дочь – Танька. Это ее гувернантка – Ду́ша. Тоже с недавнего времени твоя поклонница. У нас народ любит читать! – говорит он и улыбается.

Дочке было лет пять, девушке – лет девятнадцать. У девушки был немного шалавый вид, но с оттенками классицизма.

Я вручил Джорджу пакеты, и он радостно загудел:

– Ната, смотри, что американский писатель привез с собой. Это хорошие манеры классического воспитания – приходить с подарками.

Я воспитанно улыбнулся.

– А пока жена накрывает на стол, мы можем развлечься светской беседой.

Вокруг стояли недорогие книжные шкафы, набитые книгами от Рождества Христова до нашего времени. Лучшим, что было издано в Империи.

– Джордж, – не удержался я, – а как можно купить книги, которые выходили за последние пять лет в «Отечественной литературе»?

– Составь список, я все улажу. Только придется заплатить.

– В долларах. За книги – жизнь отдам.

– Что-то наша общая знакомая мне уже неделю не звонит. Я думал, она ваш литературный агент.

– …Джордж, а долго займет собрать все книги?

– Когда ты уезжаешь?

– Через несколько дней.

– Дам команду, чтобы успели. Вот тебе каталоги этого и прошлого года, выбери.

Я не мог поверить, что смогу выбрать любые книги в лучшем издательстве Империи. Сам Издатель обещал!

– С кем флиртуешь? – спросил Джордж.

– Ни с кем, – сказал я, почему-то подсознательно держа имя Тая в бухте. (Не выводя его в открытое море.)

– Но тело и душа должны отдыхать. Вот у меня…

– Господа, прошу к столу, – сказала вошедшая Ната.

Принимали, как всегда, на кухне. Стол был накрыт разнообразно, но не пышно. Очень много солений.

– Жена старалась тебе угодить.

Я сначала не понял. Джордж предложил мне почетное место и сам сел рядом на оттоманку. Скорее восточный диван.

– Душа будет с нами есть? – спросил муж, и жена позвала гувернантку.

– Доставай, – последняя команда, и жена достала из морозильника замерзшую лимонную водку, новую, которую я еще не пил. «Имперская» – стояло на этикетке.

– Как ты любишь – замороженная!

– А откуда вы знаете?

– Книгу твою читал! Ну, садитесь, бабы, хватит суетиться, выпить хочется, да еще с таким гостем!

Я стеснялся, и Джордж, чувствуя это, пытался сделать так, чтобы я расслабился. Я поражался его доброте и деликатности.

Он налил по полной всем.

– За встречу – за дружбу! – сказал коротко он. И мы поехали.

Наши рюмки сошлись в середине стола. Дамы пригубили по скромности, Джордж – наполовину. Я опрокинул лимонное вещество в горло и, пока оно проходило внутрь, сразу понял, что нужно повторить еще.

– Ну, как?! Такой у вас не делают.

– Великолепно, – лаконично сказал я. Как Цицерон. С его умом – он сразу наполнил рюмки до края.

– «Одна маленькая, но очень гордая птичка полетела к самому солнцу, в самое пекло…», помнишь, откуда это, Алексей?

Я кивнул.

– «Так выпьем же за то, чтобы никто, никогда, как бы он высоко ни летал…»

Все выпили, улыбаясь, – акценту Джорджа.

– Я же «актер»! Снимался в кино.

– А почему Алексей ничего не закусывает? – спросила Ната.

– Он когда пьет, то не ест, – сказал Джордж с уверенностью. Впечатление, что он знал меня лучше, чем я себя.

Мы опрокинули еще по две, оставив дам в «хвосте», но Джордж при этом активно, с пристрастием, закусывал, пробуя все, что на столе. У меня наконец начало теплеть внутри.

– Нат, как тебе мои часы? Смотри, какие красивые, подарок Алексея.

Я натянуто улыбнулся и разлил всем водки: обычно это делает хозяин, но так как я был не местный гость, а…

– Ну, кажется, американский писатель расслабился. Можете начинать ему петь дифирамбы. Девоньки.

– Я прочла вашу книгу залпом, – сказала Ната, – ночь не спала, не могла оторваться. Я сама училась на факультете, подобном вашему в книге. Столько всего сразу нахлынуло. Такие впечатляющие персонажи.

– Но интересно читается или есть скучные места?

– Сирин, чего тебе еще надо, если баба всю ночь лежит спиной к мужику и читает твою книгу. Это называется – народная любовь! К писателю. В перерыве, когда встанем из-за стола, она расскажет тебе детали. А пока – надо выпить, а то ты опять начнешь стесняться. Нат, доставай вторую бутылку, – похоже, американскому писателю отечественная водка нравится.

Я не заметил, как мы «убрали» первую. Появилась новая бутылка запотевшей лимонной водки.

– Есть еще две – не переживай!

– У нас с вами вкусы совпадают – я очень люблю соления, – сказала Ната.

– А я прочитала вашу книгу два раза, – сказала гувернантка. – Мне очень понравилась главная героиня. Ната, помнишь эту сцену, когда они приезжают в закрытый подпольный ресторан?

И они стали говорить и обсуждать моих героев. Я сидел и тихо млел. Есть лучше слово: кайфовал, но оно блатное.

Я медленно плыл в нирване.

– Алексей, пусть бабоньки поточат языки насчет твоих героев, а мы с тобой сделаем оригинальную вещь – выпьем, – сказал Джордж, тем не менее внимательно прислушиваясь к разговору.

– За твои успехи, господин Сирин, – у нас!

И мы выпили до дна. После чего Ната, не спрашивая, положила мне сочный красный, малосольный помидор. Что это был за вкус, я вам не могу передать. Божественный.

– Как сидим, как сидим, Ната, давно так не сидели! Скажи Алешке, сколько людей рвутся в этот дом. Итальянцы приезжали, ведущие издатели, – умоляли, не пустил, японцы напрашивались на обед, спецделегация, не пустил на порог. А вот тебя – позвал, в дом, к нам, и как сидим! Сам не пойму, чем мне этот «америкашка» понравился.

– Джорджик очень переборчивый, кого он приглашает домой. Поэтому мы весьма рады вашему визиту, – сказала жена.

– Ладно, ты зубы не заговаривай, давай угощай американского писателя горячим. А то подумает, что у нас жрать в стране нечего.

– На горячее – жаркое из телятины. С черносливом. Надеюсь…

– Обожаю, – сказал я и, не сумев привстать, поцеловал даме локоть.

Душа ушла укладывать дочку.

– Алеша, как тебе моя жена?

– Весьма приятна.

Интересно, что люди еще ожидают услышать в ответ на такой вопрос – при жене.

– Я все говорю, что ей нужно ехать в Америку. И там искать счастья. Чего сидеть в развалившейся Империи. Хочешь взять ее с собой?

Я налил нам водки и подумал.

– Нет, ты знаешь, что этот ненормальный «вьюноша» эмигрировал один – без рубля и рубахи – и выжил там! Я преклоняюсь перед ним! Не зная ни одного слова по-английски, не имея ни одной родственной души.

Я знаю английский как Бог, имею связи во всех ведущих университетах Америки, знаю всех крупных издателей и ведущих писателей – и то не решился. А он… Он просто герой! Должны выпить за него. Садись!

Она сразу села.

– За второго американского Сирина! – воскликнул Джордж. – За Алешку должна выпить – до дна!

Мы выпили, и щечки ее запунцовели. Джордж встал:

– Ну, вы тут воркуйте, а я пойду облегчусь.

Мне уже было хорошо, тепло, блаженно и радостно. Я скромно отвечал на вопросы увлеченной Наты касательно героев моего произведения, которые ее почему-то интересовали.

– Мой муж будет издавать ваши книги? Я слышала, что вы написали несколько. И попросила их срочно принести.

Я улыбнулся, еще владея мускулами лица:

– Это лучше его спросить.

Те же, явление второе, вернулся Джордж.

– Жорж, ты будешь издавать Алексея книги?

– У вас что, с Душкой сговор, она меня сегодня это утром спрашивала?! Никаких деловых разговоров в домашней обстановке. Но коли спросили, должен ответить…

Я замер. Я и не мечтал. Куда мне до «Отечественной литературы»!

– Ты завтра сможешь подъехать в издательство, примерно в два часа?

– Конечно…

– Там и поговорим. А пока, в преддверии неизвестного – гуляй, душа! Наливай, Ната, будем пировать и веселиться, как это делали патриции в древнем Риме. Ты, кстати, читал Гибона?

Я кивнул.

– Занимательная штука, хочу издать ее в следующем году.

– У вас совпадают вкусы с Поэтом. Это его любимое произведение.

– Как он там, все преподает в университетах и колледжах?

– Получил Нобелевскую премию, стал великим.

– А как он как человек? Твое интервью с ним прочитал, впечатление, что он – с запахом… Но когда-то писал хорошие стихи.

– Давно перестал, теперь сам себе подражает. Но мозги – гениальные, написал классные эссе по-английски.

– Так хорошо языком овладел?

– Второй родной.

– Мы как-то предлагали ему издать трехтомник. Сразу после того, как Нобеля получил.

– И что же? – Я-то знал ответ.

– Кочевряжится. А ты сам собираешься что-то писать на английском? На имперском в Америке далеко не продвинешься.

– Через год. В голове уже написано. Надо чуть-чуть глубже в языке осесть.

– Какая тема?

– Называться будет «Нью-Йорк, Нью-Йорк» или «Учитель поцелуев».

– О, это интересная тема. Ваш Нью-Йорк всему миру урок. Вавилонская башня!

Мы мыслили одинаково. Он налил опять. Мне нужно было в туалет, я не мог встать.

– Джордж… неплохо было б…

– Помыть руки! Ната тебя проводит и… подержит. А заодно проверит: отличается ли у американских писателей…

Он захохотал.

– Нат, нравится Алексей?

Она смутилась.

– Ладно, ладно, не стесняйся. Веди гостя, да не простого, а Сирина, в сортир.

Жена издателя помогла мне встать и проводила до нужной двери. Вернулся я нестройной походкой, но сам.

– Так что, берешь мою жену в Америку, Алексей? – продолжал предлагать Джордж.

– Конечно, – сел я с облегчением на свое место.

– Как вам жаркое? – спросила предлагаемая.

– Восхитительно, – ответил я, чувствуя, что мой язык не совсем слушается хозяина. Я не ожидал от него такого, от своего языка.

«Уж не подкладывает ли он мне свою жену…» – подумал я.

– Найдешь ей там богатого мужа. А она будет потом меня содержать. Как тебе план?

«В обмен…» – додумал я. Додумался я!

– Сегодня все хотят богатых мужей, и никто не хочет бедных.

– Давай выпьем, – сказал Джордж.

Мы выпили, и я понял, что мой корабль сорвался с якоря.

Ната заботливо готовила чай, заваривая его специальным способом. Она открыла коробки бельгийских шоколадных конфет и французского печенья – из валютного.

– Спасибо, Алексей, вам большое, мои любимые.

– Это я вам должен приносить благодарности – за великолепное угощение. – Я попробовал чай и почувствовал, что, возможно, два стакана приведут меня в выходное состояние.

Стояла полночь. Я был мертвецки пьян. Что называется, в доску. Но мне было хорошо. Мне нравился Джордж, меня восхищали его язык, вальяжность, славословие и быстрота ума.

– Ты как назад будешь добираться, Алексей?

– Уверенно.

– На чем?

– На машине.

– А руль найдешь?

– С закрытыми глазами.

– Ната, дай ему кофейных зерен, чтоб не пахло. И открой следующую бутылку, выпьем на посошок. Как гудим, а! Писатель, может, скажешь тост?

– Скажу, – сказал я и поднял стопку, которая, слегка расплакавшись, уронила слезы по щекам.

– Я хочу выпить… за Прекрасную Даму и ее удивительного Супруга – которых я желаю поблагодарить… за прием, радушие и лимонную водку. И еще пожелание: чтобы Джордж не переставал говорить, он поет, как соловей.

Издатель заулыбался:

– Лесть и мне приятна. За твои слова, Алеша. Bottoms up!

Мы выпили до дна, и я положил мандариновую дольку в рот.

С двух сторон, под руки, супруги провожали меня к лифту. Мы уже обнимались и целовались на прощание.

– Джордж, я вам очень…

– Говори мне уже «ты», американец, если хочешь, чтобы я был твоим издателем.

Я пьяно улыбался. Мне казалось, что это был мой лучший вечер в Империи, – человеку свойственно ошибаться.

Положив кофейные зерна в рот, я стал их жевать. Запах кофе смешался с запахом водки. На водке стоит эта страна!

И вдруг вспомнил: когда Великий Князь в начале XI века решал, какую религию принять на Руси – христианство или мусульманство. А посланники настаивали каждый на своем. И, узнав, что мусульманство запрещает алкоголь, и особенно в праздники, принял христианство. Он сознавал, что не справиться с народом – без алкоголя. Без веселия души. Пили, пьют и будут пить, на том и держатся! Но я не держался, я едва нашел замок зажигания, чтобы вставить ключ. Хотя мой папа говорил, что вставлять я умею. Он был уролог, видимо, знал, что говорил. Пошлые шутки. Игра слов…

Я включил передачу и, не видя дороги, выкрутил руль. Каким-то чудом я тронулся… Если бы меня остановили служители дорожного порядка, зовущиеся здесь на три буквы, я бы просто вывалился из-за руля к ним под ноги. Тая уже сбежала вниз, услышав шум мотора.

Я вышел, шатаясь, к ее изумлению. Больше я никогда не видел ее изумленной.

– Разве можно ребенка так напаивать. Пойдемте, мой золотой мальчик, я вас баиньки уложу.

Больше я ничего не помнил, до того момента, когда почувствовал ее язык, лижущий мою спину. Утром.

Через пять минут «скачка» закончилась.

– Алеша, вам понравилось? – переводила она запыхавшееся дыхание.

– Безумно.

– Я имею в виду вчера? А вы?..

– Скачки по пересеченной местности…

– Поскачем еще раз? – спросила она с явно поддельным изумлением. – Вы мой неиссякаемый мальчик!..

Хотя я давно иссяк. Мы слились опять.

Артамона нигде не было, я сидел на телефоне уже час. Он был на заседаниях, «летучках», как у них называется это непонятное мне слово, вел переговоры о каких-то орловских рысаках в Италию. Мне перезвонить он никак не трудился, видимо выжидая, пока я уеду.

Я быстро одеваюсь…

– Алешенька, возьмите машину. – Тая голой протягивала мне ключи. – Иначе вы никуда не успеете.

Я взял.

– Во сколько вас ждать с обедом, мой огорченный мальчик?

Неужели это видно?

– С Великим?

– Нет, только вы и я.

– К пяти.

– Вы уже уезжаете скоро…

– Целый вечер ваш – обещаю.

– Спасибо, мой мальчик. Я благодарна – за ваше время.

Я с тревогой спускался вниз. Меня душило от бешенства.

Не став дожидаться лифта в размалеванном подъезде, я взлетел на пятый этаж.

– Алексей, без звонка, мы очень рады, – сказал зам. главного редактора.

– Где Артамон?

– На переговорах, ты знаешь, он деловой человек.

– Это я все знаю. У вас есть печатная машинка?

– Конечно, а что случилось?

– Я могу ею воспользоваться?

– Да, мой милый, да.

В отдельной комнате стояла допотопная печатная машинка, которой не было даже у Ильфа и Петрова.

– Мне нужно пять минут.

– Я буду ждать тебя в кабинете.

Молодая красивая секретарша принесла мне бумагу. Я посмотрел на ее ноги – ножки были стройные и аппетитные. Я знал, что Артамон женат. Мне было сейчас не до секретарш и психологий. Хотя не уезжай я, стоило…

Я посмотрел на клавиатуру и нашел первую нужную букву. Интересно – какая первая буква была в мире?

«В начале было слово, – пел Певец, – но кончились слова…» Я стал печатать:

«Сим уведомляю,

что автор – А. Сирин расторгает „Предварительный договор“ с „СООК“, подписанный А. Г. Ядовиком и автором, – на издание книги „5 интервью“.

Не дает права еженедельнику на издание интервью автора со Скульптуром, а также публикацию каких бы то ни было интервью, кусков, глав, фрагментов или отрывков из вышеназванной книги.

Требует оплатить за использование фотоматериалов из книги, а также за использование интервью „Автора с Поэтом“ на радио (без ведома или согласия автора).

Требует также вернуть три экземпляра книги, находящиеся в издательстве.

Без уважения, А. Сирин».

Я разрывал контракт на свое первое дитя – в Империи.

Алексей Наумович любезно улыбался. Я протянул ему лист.

– Алексей, ты вбежал в редакцию так, что я думал, следом за тобой ворвется ватага американских адвокатов. И нам несдобровать.

Зам был милый и любезный человек, дипломат и наблюдатель, он опасался последствий. Я мог им стоить «пару неприятных минут», судов и неустоек.

– Остынь, Алексей, не забирай у нас такую замечательную книгу. Она всей редакции и главному очень нравится. Мы издадим ее, дай только время.

– Сколько времени?

– Это главнокомандующему решать.

– Но прохвост от меня скрывается!.. А я не говорю с людьми, которые не говорят со мной.

– Алексей, Алексей!..

– Вы знаете, Алексей Наумович, что вы мне лично нравитесь и я вам симпатизирую. Но иметь дело с вашей «конторой» и вашим «командиром» категорически не хочу. Я свободный человек и не живу в вашей тюрьме. Слава Богу! Зачем мне нужен этот бред? Зачем?! Вылавливать кого-то днями, неизвестно кого!? Не хочу заводиться… Подпишите вот здесь, внизу, что вы получили письмо собственноручно, и сделайте мне копию.

Он подписал и позвонил секретарше.

– И если хоть строчка появится…

– Что ты, что ты, Алексей, мы знаем международные правила и законы. Но я хочу, чтобы ты помнил, что мы были вторые в Империи, кто тебя опубликовал. Тиражом в два с половиной миллиона.

– Лучше бы не публиковали…

Я встал, пожал ему руку, взял копию письма и вышел вон из редакции.

Будьте уверены, что мне никто ничего не оплатил и не вернул. Да я и не надеялся…

Джордж встретил меня с распростертыми объятиями.

– Как вчера доехал американский писатель по колдовыбоинам отчизны?

– Как-то.

– Садись, будь гостем. Чай или кофе? Таню или Наташу?

Я растерялся.

– А можно и то, и другое?..

– И Таню и Наташу, ты силен!

– И чай и кофе – вместе…

Рассмеялся Джордж.

– А жаль, ты моим секретаршам очень понравился. Хотел удружить! Естественно, бартером.

– Что это значит?

– Натуральным обменом.

– A-а. На кого, если не секрет?

– Потом, потом. Давай чайком сначала побалуемся. Устал тебя ждать.

Он меня ждал…

– Таня! – он нажал кнопку селектора. – Двум одиноким, необласканным мужчинам хотелось бы…

Я отключился. Что он был «бабник» – слухи доходили, но что он был «одинок» – я не знал.

Вежливо и кокетливо согнувшись, секретарша сервировала ореховый стол.

– Ему слабый, – сказал Издатель, – они там все здоровье берегут.

Улыбнувшись, она бесшумно вышла.

– Алексей, – он поднял чашку с чаем, – ты, я надеюсь, не думаешь, что я сидел сложа руки и о своем обещании забыл?!

Я замер. Речь могла идти только об одном. (Больше меня в мире ничто не интересовало.)

– Я ведь не зря давал читать роман своим дамам. Они – читатели. Мнение народа для меня очень важно. Оно не является решающим, так как решаю все я только один, но они, это мнение (и реакция), имеют корректирующее влияние. На мое окончательное решение. Я долго думал, какую выбрать из твоих книг. Ты ж понимаешь, я не могу их все опубликовать. Хотя хотел бы…

Ага. «И решил не публиковать ни одной», – докончил я.

– Пей, пей чай, а то с таким выражением лица забудешь попробовать свои любимые сушки.

Я взял машинально бублик.

– Кусай, не стесняйся, – вел он меня дальше, готовя к удару.

Я механически откусил.

– Ната и Душа в восторге от твоей книги и прожужжали мне все уши. Уже как неделю. Можешь себе представить: Сирин захватил мой дом. Ни секса, ни блядства, одни разговоры о тебе.

Я автоматически начал жевать.

– Жуй и запивай чаем. Чай хороший. Тебе нравится?

Я попробовал что-то сказать, но…

– И решил издать твой «Факультет». Возможно, тебя интересует почему?

Я все еще сидел с глотком чая в зобе.

– Он более ярок и, как мне кажется, больше подходит к нашему времени. Что ты мне скажешь по этому поводу?

Я проглотил чай.

– Я что-то должен сказать?

Я никак не верил в происходящее. И считал это из области фантастики.

– Может, ты возражаешь, что твоя первая книга здесь будет…

Я уже знал, что сейчас начнется, и спросил:

– Когда?

– Это хороший вопрос. Мой издательский план составлен, если хочешь, забит, на три года вперед.

Мои плечи поникли…

– Но как я тебе говорил, для хорошей книги, а ее персонажи мне, подчеркиваю, очень нравятся, забыв про «бабские» мнения, всегда найдутся место и бумага. Главное – бумага. Бумага у нас большая проблема. Даже для классиков, бо́льших, чем ты. Хотя уверен, что и ты им станешь.

Ах, как пел соловей. Как мне нравилось его пение!

– Поэтому послушай, что я хочу тебе предложить. И поверь, что этого я в последние годы никому не предлагал. Дай мне год, это нормально, и я издам твою книгу тиражом в двести тысяч.

Я привстал невольно.

– Садись. Издам ее в твердой обложке, с супером, и на каждом углу, в каждой газете будет реклама твоей книге. Тебя будет знать здесь каждая собака, как сегодня эта собака знает Набокова. Я сделаю тебе имя в Империи, среди читателей, а не в каких-то там редакциях еженедельников и журналов, где тебя знают только специалисты. Ну как? Удивил я тебя?!

– Я не могу поверить в происходящее… Все похоже на невероятную сказку.

– Я тебе докажу, чтобы ты всегда верил моим словам. Все, что я говорю, я делаю!

Я глубоко вздохнул.

– Зная вашу американскую жизнь и ее привычки, я уже подготовил контракт. Договор готов.

Он нажал кнопку селектора.

– Танюш, принеси бумаги.

Я так и не верил в происходящее, но надеялся, что – со временем – поверю.

Дверь бесшумно открывается.

– Положи один контракт перед господином Сириным, другой – мне на стол.

Дверь бесшумно закрывается.

– Читай!

Я читаю, но все прыгает перед глазами. Поэтому я вряд ли понимаю до конца, что читаю:

«Настоящий договор между издательством „Отечественная литература“, в дальнейшем именуемое „Издатель“, и писателем Алексеем Сириным, в дальнейшем именуемый „Автор“…»

Я спорадически-спазматически глотаю чай, когда вижу цифру: 200 000 экземпляров.

– Нравится тираж?

– Безумно.

Сегодня в Империи пятьдесят тысяч считался громадным тиражом и был равен в соотношении бывшим полумиллионным тиражам.

– Ты как, готов подписать? Я готов.

Он привстал и взял ручку со своего стола. Я достал свою. Я все еще не верил в происходящее, но оно – происходило.

– Ты – первый.

Я расписался. Потом он.

– Вот и вся недолга. Расслабься ты, большое дело: издать книгу. Я простой издатель – простого издательства.

Мы оба понимающе улыбнулись.

– Джордж, я вам очень, очень благодарен.

Я встал, обошел и поцеловал его в щеку. Издатель обнял меня.

– Поздравляю, мистер Сирин. Ваш первый книжный контракт!

Я не стал ему говорить, что первый я расторг сегодня утром. Убив…

– У тебя есть ко мне как к издателю вопросы?

И хотя их был миллион, я задал один.

– Джордж, почему «Факультет»?

Мы говорили по-английски об издании романа не на английском языке.

– Я тебе открою секрет. Хочу, чтобы была полка, уставленная книгами, где написано обо мне. Ты живо пишешь, с натуры, и я знаю, что если стану твоим первым издателем, то рано или поздно попаду в твои писания.

Я улыбнулся невольно.

– Ты зря смеешься, я уже послужил прообразом в двух книгах, написанных женщинами. Но бабы писать не умеют, а ты – пишешь хорошо.

Я склонил голову. По этикету.

– Даже если бы вы не стали моим издателем, вы бы все равно попали в мои писания, Джордж. Вы слишком колоритная фигура. Персонаж.

Он с приятностью к себе – улыбнулся.

– На этом, Алексей Сирин, я с вами прощаюсь. Надо мчаться в министерство выбивать фонды. Чтобы издавать и американских писателей!

Как пел соловей!..

– Позвони перед отъездом, если не затруднит передать пару писем в США. Список книг составил?

Я вынул и положил на стол. Он бегло глянул.

– Хорошая подборка. Дай только время. К следующему приезду соберу. Но только…

– Естественно – заплачу, заплачу.

– Это ж не мое. Издательское, а расхищение народного добра…

Мне нравилось его чувство юмора. И уже в дверях я услышал:

– Привет актрисе и низкий поклон. Скажи: «идем заданным курсом».

Я откланялся.

На двадцать первом облаке я несся к Тае домой. Периодически поглядывая на пассажирское сиденье, где лежала белая с желтизной бумага, на которой черными буквами было напечатано:

«ДОГОВОР».

Я взлетел на четвертый этаж и затарабанил в ее дверь.

– Алешенька, что случилось?

– Я подписал контракт! Я подписал контракт!! Я подписал контракт!!!

И мы начали танцевать, как маленькие дети. Казалось, Тая не была удивлена. Как будто это ожидалось. В конце танца она почему-то смущенно отвела глаза, на что я не обратил никакого внимания.

– Я так рада за вас. Я вам предсказывала, что все будет хорошо, нужно только… время.

Я целовал ее лицо, которое до этого целовал редко.

– Представляете, в одиннадцать утра я расторгаю контракт с «СООК», а в два часа – подписываю договор с «Отечественной литературой».

– Вы отчаянный человек – разорвать контракт на собственную книгу.

Она смотрит мне в глаза. А там – любовь. Или мне кажется?

Она даже не спрашивает, какую книгу Джордж будет издавать. Как будто это само собой разумеется.