Текст книги "Очерки по истории Вселенской Православной Церкви"

Автор книги: Александр Дворкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 79 страниц)

Из Египта христианство начало свое распространение на Африканском континенте.

7. История Царства Аксум (сегодня известного под названием Эфиопия или Абиссиния) началась, по меньшей мере, за 10 веков до Р.X. В территорию эфиопского государства периодически входила «Счастливая (или благословенная) Аравия», расположенная по другую сторону Красного моря. Именно в этом историческом факте следует искать корни легенды, гласившей, что царица Савская была на самом деле эфиопской царицей. Согласно легенде, результатом ее визита к Соломону стало рождение сына, Менелика I. По той же легенде, Соломон вручил покидавшей его царице поистине царский дар – сам Ковчег Завета.

Легенда эта возникла в раннем средневековье, скорее всего, с целью объяснить не только традиционный титул негусов (царей) Эфиопии – Лев Иуды, но и многие иудаистические обычаи Эфиопской Церкви (обрезание, диетарные предписания, соблюдение субботы и т.д.), происхождение которых было тогда неясным. На самом деле, скорее всего, эти обычаи были ввезены из исповедовавшего иудаизм Йемена (Химьяра), который был оккупирован Эфиопией в 525 г. (см. выше, раздел 5).

Исторически достоверные данные о начале христианства в Эфиопии относятся к середине IV в. Согласно приведенным Руфином сведениям, которые позже будут отражены в церковных историях V в. (Сократ, Созомен, Феодорит Киррский), в это время два юноши-сирийца из Тира, Эдесий и Фрументий, потерпели кораблекрушение в Красном море и были выброшены на эфиопский берег.

Они были проданы царскому двору и стали гувернерами Эйзаны – наследника царства. Когда он взошел на трон, то под их влиянием сделал христианство официальной религией царства. Его воспитатели вернулись в Римскую империю. Эдесий стал священником в своем родном Тире, а Фрументий направился в Александрию, где познакомился с Афанасием Великим, сообщил ему о своем миссионерском успехе и был поставлен им в епископы Эфиопские. Он навеки остался в памяти эфиопского народа под именем Абба Салама (Отец Мира) [20

[Закрыть]].

Эта история, несколько напоминающая обращение при помощи мирян-миссионеров Ирландии, Грузии и Армении, могла бы быть воспринята как легенда, если бы она не была подтверждена самим Афанасием Великим. Он в своем письме (в апологии Констанцию) приводит документы, связанные с деятельностью Фрументия – Аббы Саламы, – и вкратце рассказывает всю его историю.

Вопрос в том, зависела ли с тех пор Эфиопская Церковь от Александрийских патриархов (впоследствии монофизитских), остается открытым. Известно лишь, что с X в. традиционно (до начала XX в.) в Эфиопии был всего лишь один епископ, которого хиротонисали в Александрии.

История Эфиопской Церкви после царя Эйзаны мало известна. Согласно эфиопской традиции, в конце V в. в страну прибыли некие "9 святых", переведшие Новый Завет на гизский (древнеэфиопский) язык и основавшие 9 монастырей, которые стали колыбелью эфиопского монашества. Группу возглавлял Ара Михаил Арагауи, основатель монастыря Дебре Дауро, близ Аксума. Судя по терминологическому анализу сделанных ими переводов, эти девятеро были сирийскими монахами.

В V-VI вв. между Эфиопией и Византией поддерживались тесные связи. Во время правления Юстина I (518-527) и Юстиниана I (527-565) Аксумское царство было верным союзником и коммерческим партнером Империи, иллюстрацией чему и служит пример с инспирированным Византией вооруженным вмешательством Эфиопии в Южную Аравию.

С VII в., после захвата Египта мусульманами, связи Эфиопии и Византии затруднились, и Эфиопия на века осталась изолированным форпостом христианства в Африке. В поисках поддержки она консолидировала свои связи с коптскими братьями, жившими в низовьях Нила, и в конце концов к X в. сформировалась зависимость Эфиопии от ее матери – Коптской Церкви Египта. Их административные связи будут разорваны лишь в XX в.

Благодаря египетским миссионерам и имперскому вмешательству (при Юстиниане) была обращена в христианство Нубия (сегодняшний восточный Судан). Она оставалась христианской (монофизитской) страной до конца средневековья.

Христианские племена существовали во всей Сахаре, до Атлантического побережья. Например, до сих пор сохранились христианские термины в языке туарегов. Окончательная победа ислама в этих местах, согласно археологическим данным, очевидно, произошла лишь в XV веке.

8. Вышеприведенный рассказ о миссионерском распространении христианской миссии на Восток, конечно, далеко не полон. Готы и гунны в Европе, малые народы Кавказа, обитатели островов Персидского залива и Индийского океана, а также многие африканские племена – всех их в IV-VI вв. достигла проповедь христианского Евангелия. Информация об этих событиях часто полулегендарна, и многие факты еще предстоит открыть. Тем не менее общие тенденции исторического развития ясно видны.

Итак, безусловно, большинство миссий пользовалось прямой или косвенной имперской поддержкой. Но интересно, что в памяти многих наций сохранились как бы "случайные" истории их обращения через мирян-миссионеров. Конечно, со временем истории эти обрастали легендами, но главное их содержание остается неизменным – это естественное и свободное принятие христианства. Именно так народы хотели запомнить свое обращение ко Христу.

И второе, что нам следует отметить, – это роль монашеского свидетельства в миссиях: вспомним св. Симеона Столпника, св. Евфимия Палестинского, египетских монахов, "9 святых" Эфиопии и т.д. Но особенно следует выделить труды сирийских монахов, проведших громадную образовательную, просветительскую, евангелизационную и переводческую работу во всех народах, которых они достигали. Они заложили основы местных культур и дали возможность новокрещеным читать Писания, слышать богослужение и молиться на их родных языках.

Необходимо напомнить, что в то время большинство монахов были в мирском сане, т.е. мы говорим о той же миссии мирян, обращавшей Целые народы.

Итак, можно выделить два фактора, способствовавших быстрому распространению христианства на Востоке: его разнообразие (в формах культуры) и мгновенно прививавшиеся народные корни. В рассматриваемый нами период (в отличие от более поздних времен) христианство не распространялось некими империалистами от культуры, стремящимися включить новообращенные народы в свою цивилизацию. Писание и богослужение переводились либо одновременно с началом миссии, либо сразу же после ее принятия народом. Ни в коем случае христианство не отождествлялось с той или иной культурой. Лишь позже христианские общины Ближнего Востока, обороняясь от враждебного окружения, застыли в своем прошлом и приобрели мононациональный характер.

Такое культурное разнообразие и мгновенное приживание веры стало возможным благодаря верному пониманию христианского универсализма. Христос – Спаситель всего мира, а не племенное божество. И, как члены Церкви, все народы были объединены в единой вере, и все они принимали единую епископскую структуру. Этому способствовала также и насущная необходимость епископских хиротоний, которые связывали новые церкви с известными центрами христианства.

В заключение необходимо добавить, что т.к. Византийская империя являла собой мощную политическую силу, ее враги (персы, арабы и др.) прилагали все усилия, чтобы христиане в их границах отпали от этого единства. Этот чисто политический фактор, увы, сыграл свою роль в непрекращающихся расколах на Востоке. С другой стороны, как и любое авторитарное государство, Империя зачастую использовала силу, чтобы провести в жизнь решения, которые она считала верными в тот или иной исторический момент. Несогласные подвергались суровым преследованиям. Такой подход в применении к Египту – стране с достаточно сильным этническим самосознанием – неизбежно провоцировал здесь ранее неизвестный сепаратизм. Таким образом, военная и политическая природа Империи была явлена не только как объединяющая, но и как разделяющая сила. Восточное христианство никогда не принимало идеи непогрешимости императора (цезарепапизм). Более того, оно на собственном опыте быстро научилось сопротивляться деспотичным действиям государства. Но этот опыт был куплен слишком дорогой ценой – в частности, ценой раскола V-VI вв.

Отрицательные черты христианской имперской системы не должны, однако, заставлять нас воспринимать византийское наследие в Православной Церкви как нечто негативное. Принятие христианства всем обществом сделало возможным развитие христианской культуры, подлинно вселенской по своему охвату. Это не была "национальная" греческая культура, хотя она и была выражена в первую очередь на греческом языке. Армяне, сирийцы и египтяне, а позже и славяне не только внесли в нее свой неоценимый вклад, но и до самого конца средневековья занимали высокие административные посты как в Империи, так и в Церкви. Литургическое творчество, искусство и богословие, рождавшиеся в Константинополе, всегда представляли синтез различных элементов, происходящих из различных христианских традиций. Даже те, пусть неуклюжие из-за силовых методов, попытки унии, которые предпринимались Зеноном, Юстинианом, Маврикием и Ираклием, мотивировались христианским универсализмом, хранителями которого они считали себя.

Примечания

20. Ср. библейское имя Авессалом.

XVIII. Распространение христианства на Западе

Литература: Meyendorff, The Imperial Unity; Previte-Orton; Jones; Ostrogorsky, History of the Byzantine State; James E. The Franks. Oxford, 1998; Thomas C. Britain and Ireland in Early Christian Times; A.D. 400-800. N.Y., 1971; O'Callaghan J.F. A History of Medieval Spain. Ithaca, 1983; Chadwick; Walker.

1. Как мы знаем, в V в. произошло окончательное падение Западной Римской империи, но – как мы тоже уже говорили – не имперской идеи греко-римской цивилизации. На развалинах Западной Римской империи поселились следующие народы: остроготы – в Италии; визиготы – в Испании и на юге Галлии; франки и бургунды – в Галлии; вандалы – в Африке.

Варвары, завоевавшие Империю, не могли и не хотели уничтожать цивилизацию. Они селились своими кланами на имперской территории и номинально признавали императора, с 401 г. жившего в Равенне. Даже после низложения Ромулуса Августа Одоакром (476 г.) императора они все равно признавали – Восточного. А тот, в свою очередь, признавал их союзниками (foederati) и давал их князьям титулы патрициев. Остроготский правитель Теодорих (493-526 гг.), например, был пожалован титулом magister utriusque militiae et patricius и также назывался princeps (князь) и rex (король).

Варвары (в подавляющем большинстве ариане) жили по своим законам, исповедовали свою религию, молились на своем языке, в то время как римляне продолжали жить по своим законам. Но по мере того как варвары приобщались к римской культуре, они все больше оставляли свое и присоединялись к римскому.

В этом процессе чрезвычайно важную роль сыграли Римские папы, остававшиеся в покинутой императорами столице единственными представителями «римскости». Они поддерживали постоянную связь с Константинополем и являлись представителями имперской власти на Западе. Все декреты и указы распространялись через них. Вместе с тем они были достаточно далеко от императора (географически), чтобы противостоять тем его решениям, которые они считали неправильными.

Из-за всего этого в политическом вакууме, образовавшемся на Западе, они стали восприниматься и как наследники св. Петра, и как наместники императора, обладающие как духовной, так и светской властью. Они сами стали видеть себя главой Тела. Но Тело они понимали не в широком павловском (св. Павел) смысле, а как конкретную административную структуру, находящуюся в опасности от ариан-варваров или еретиков-императоров. Эта точка зрения далеко не была универсальной: она не принималась очень многими на Западе и практически всеми на Востоке. Но в конце концов на Западе она победила.

2. Из всех стран, занятых варварами, кроме Италии, в Галлии была самая древняя христианская традиция, восходившая, по меньшей мере, ко II в. – вспомним св. Иринея Лионского. После Туринского собора (400 г.) Галльская Церковь официально восприняла организацию, сформулированную на Никейском Соборе. Во время правления императора Валентиниана III (423-455 гг.) талантливый римский полководец Аэтий смог поддерживать римское правление в большей части страны. Ему же удалось сплотить все население провинции (римляне, галлы и германцы) против опасности гуннов Аттилы. Аттила не смог взять Париж – чудо это приписывалось св. Геновьефе Парижской, – а затем был разбит Аэтием на Каталаунских полях возле Труа (451 г.). Но это была своего рода лебединая песнь римлян. Вскоре после смерти Аэтия (454 г.) римская власть в Галлии пала.

К концу V в. визиготы заняли юг и учредили свою столицу в Тулузе, а бургунды заняли долину Роны (и те и другие были арианами). Северо-Восток был оккупирован язычниками-франками.

В Галлии ариане были чрезвычайно терпимы к Кафолической Церкви. Структура епархий осталась неприкосновенной. Митрополичья кафедра была в Арле. Уже тогда это не слишком нравилось римской кафедре. Борьба за церковную независимость Арльской митрополии, которую возглавил свт. Иларий Арльский (430-449 гг.), проходила с переменным успехом. Известный аскет и подвижник, св. Иларий ранее был аббатом Леринского монастыря. Он де-факто стал главой всей Галльской Церкви. Он председательствовал на епископских соборах в Риезе (429 г.), в Оранже (441 г.) и в Вэсоне (442 г.). В 444 г. св. Иларий вступил в открытый конфликт с папой Римским Львом из-за дела безансонского епископа Целидония (см. ниже). Лишь в 514 г. Рим взял верх и начал ставить в Арле своих викариев.

В течение всего V в. галльское христианство являло собой образец жизнеспособности в духовном, организационном и миссионерском плане. Не только из-за политических обстоятельств, но и благодаря духовному престижу и пастырским дарам таких людей, как св. Иларий и св. Цезарий Арльские, св. Авитий Вьенский и св. Герман Оксерский, арианство утратило свои позиции в Галлии, которая к концу V в. уже была практически полностью православной.

Наверное, самое решительное событие в этом процессе произошло в конце V в. В 493 г. молодой король франков Хлодвиг женился на православной Клотильде. Вскоре ему довелось сражаться с алеманнами, и он, прибегнув к помощи «ее Бога», победил. В 497 или 498 г. он вместе с тремя тысячами своих воинов был крещен в православие в Реймсе епископом Ремигием (Сан-Реми). Заручившись, таким образом, поддержкой римского населения, он разбил ариан-визиготов, расширив свое королевство до Пиренеев. Бургунды вскоре тоже перешли в православие, отвергнув арианство, но все равно были завоеваны франками.

В 511 г. прошел первый собор Франкской Церкви в Орлеане, который де-факто явился собором национальной Церкви, где король играл роль императора. С тех пор Франкская Церковь, на словах чрезвычайно почтительная к Риму, на деле была независимой и оказывала громадное влияние не только в германских землях, но и в Италии.

Хотя Галльской Церкви под правлением Рима не удалось развить настоящей оригинальной богословской традиции, сравнимой, например, с африканской (Тертуллиан, Киприан, Августин), из ее недр вышло несколько хорошо образованных церковных писателей и поэтов. В их числе Сидоний Аполлинарий – бывший преторианский префект и префект Рима, ставший епископом Клермонтским (+479), и св. Авитий Вьенский (+519). Большинство из них вели вполне благополучное существование под властью визиготских королей, которые, несмотря на свое арианство, стремились воспринять римскую культуру. Таким образом, некоторые историки даже считают, что готское правление было бы куда более благоприятным к органическому развитию христианской цивилизации в Галлии, чем франкское завоевание. Конечно, после антикафолических гонений визиготского короля-арианина Эрика (466-484) многие стали видеть во франках надежду православия, но такие гонения со стороны визиготов были, скорее, исключением, в то время как франкское правление, которое столь возвышенно приветствовалось св. Авитием, в длительной перспективе принесло культурный упадок.

Важным богословским центром был монастырь на острове Лерин (близ Марселя). Он был основан преп. Гоноратием под влиянием идей о подвижничестве, привезенных с Востока преп. Иоанном Кассианом. Монастырь стал островком восточного монашества на Западе. Леринская община воспитала целое поколение монахов, многие из которых стали ведущими епископами Запада. Выходцы из Лерина весьма отличались от таких ученых аристократов, как Сидоний Аполлинарий и св. Авитий. Леринцы, безразличные к светской культуре, были известны своим безупречным аскетизмом и высокой социальной активностью, что завоевало им популярность среди народных масс и уважение варварских правителей. Среди известных леринцев – Руриций Нарбоннский, Венерий Марсельский, Люпий Труазский, Эвхер Лионский, Валериан Симьезский, Фауст Риезский и, наконец, великие Арльские митрополиты – свт. Иларий и свт. Цезарий. Некоторые из них оказались вовлеченными в дебаты, оказавшие решающее влияние на дальнейшее развитие западной христианской богословской мысли, – дебаты, связанные с учением блж. Августина о предшествующей благодати и предопределении.

Довольно сложно точно определить позиции различных протагонистов в этих спорах, которые начались еще до смерти блж. Августина (430) и св. Иоанна Кассиана (433) и продолжались в Южной Галлии еще несколько десятилетий. Очень мало кто на Западе отваживался дерзнуть и высказать хоть малейшее критическое замечание в адрес уникального во всех отношениях наследия блж. Августина. К его писаниям относились как к единственному первоисточнику для толкования Писания и к уникальной отправной точке для богословского мышления. Лишь немногие умы могли заметить некоторые нюансы и противоречия августиновской мысли и тем более высказать конструктивную критику ряда радикальных взглядов африканского философа. Даже Римский папа Целестин в своем письме галльским епископам превозносил учение Августина. В результате такой поддержки августинианства из Рима критическое отношение к нему, которого придерживались леринские монахи, приобрело дополнительный привкус местной галльской автономии.

Через св. Иоанна Кассиана леринские монахи восприняли восточные идеалы аскетического подвижничества как условия для стяжания божественной благодати. А блж. Августин в своей полемике против Пелагия утверждал исключительную суверенность Бога, ибо только и исключительно Его благодать могла спасти человека от греха; ошибка Пелагия состояла именно в отнесении спасения к человеческим заслугам, а не к Божественной благодати. Августина информировал об исходящих из Марселя возражениях против его богословия друг и ученик Проспер Аквитанский (прибл. 390-463), также галльский монах, впоследствии сделавшийся секретарем папы Льва I. Узнав об этой критике, африканский философ еще более ужесточил свои позиции, заявив, что благодать необходима не только для процесса спасения, но что лишь она способна возбудить веру в человеке и, следовательно, спасаются лишь избранные, получившие «предшествующую» благодать. Большинство человечества, помимо этих немногих привилегированных душ, обречено на вечную погибель, ибо падшая человеческая природа по справедливости не может претендовать на Божественную милость. Не только спасение невозможно без «предшествующей» благодати, но даже и «стояние» в добродетели возможно лишь благодаря благодати, а не человеческим усилиям.

Такие взгляды, с еще большей последовательностью разрабатывавшиеся и развивавшиеся даже не самим блж. Августином, а рядом его учеников, выглядели весьма спорными для всей восточной традиции, которая – возможно, не сумев разрешить этот вопрос рационально, – восприняла позицию обыкновенного здравого смысла: и Божественная благодать, и человеческая свобода равно необходимы на всех ступенях духовной жизни для общения с Богом и для спасения. На Востоке ветхозаветные праведники – цари, пророки, прародители Христа, – хотя и не затронутые благодатью крещения, литургически почитаются как святые. Таким образом, очевидно, что Церковь признает возможность человеческих достижений в духовной жизни. Ну и, конечно, вся монашеская традиция с уважением относилась к человеку, который не только благодаря благодати, но и благодаря собственным подвижническим усилиям обрел "дерзновение" перед Богом.

Преп. Иоанн Кассиан первым высказал возражения против ряда аргументов блж. Августина, правда, не назвав его по имени. Но вскоре другой леринский монах – Викентий, брат свт. Люпия, епископа города Труа, – также начал скрытую атаку на августинианство, исходя уже из других предпосылок. Справедливо относясь в августинианству как к особому и в высшей степени индивидуальному христианскому учению, он указал на его противоречия с Преданием Вселенской Церкви. В своем знаменитом труде "Commonitorium" он выступил против монополии августинианской мысли, которая, как казалось, просто придавила всех его современников. Как писал Викентий, обязательно для всех лишь то учение, которое держится "повсюду, всегда и всеми" ("quod semper, quod ubique, quod ab omnibus creditum est"). Экзегетическому авторитету блж. Августина Викентий противопоставляет, например, авторитет Оригена. На аргумент, что Августин "развил" догматы, леринский монах возражает, что каждое изменение формулировки "должно воистину быть развитием, а не трансформацией веры. Понимание, знание и мудрость должны расти и развиваться… в тех же догматах, в том же смысле, в том же значении" и всегда соответствовать критериям вселенскости, древности и консенсуса. Очевидно, что Викентий вдохновлялся взглядами на Предание, выраженными во II в. Тертуллианом и св. Иринеем Лионским. Так же как и они, он использует круговой аргумент: Истина – это то, что повсеместно принято, а повсеместное христианское общение и единство невозможны вне истины. Викентий Леринский обличает монополизацию Предания и ссылается на тайну Св. Духа, сохраняющего Церковь на истинном пути. Несомненно, что чувство кафоличности и заботы о вселенском единстве, явленное "марсельскими монахами", может быть объяснено восточными связями, установленными св. Иоанном Кассианом. Конечно, леринцы подчеркивали свое отвержение пелагианства и избегали любой лобовой атаки на самого Августина.

Непосредственные аргументы против предопределения и представления о полной порче человеческой природы вне крещения далее развивались Фаустом, игуменом Леринским, в течение 30 лет (433-462), а затем епископом Риезским (462-485). Отвергнув пелагианство, он тем не менее – совершенно в духе восточного богословия – ссылается на потомков Авеля – праведников и праведниц Ветхого Завета, в которых образ Божий оказался неистребимым и которые использовали свою свободу – даже до пришествия благодати Христовой – для выбора между грехом и праведностью.

Вскоре "марсельские монахи" столкнулись с мощной реакцией августинианцев, которые нашли неожиданных союзников на Востоке. Стремясь защитить природное "добро" человеческого естества от августинианского пессимизма, Фауст употребил выражения, подчеркивающие целостность человеческой природы во Христе и Его подлинные человеческие характеристики и действия. При несколько поверхностном рассмотрении эти выражения могли использоваться для установления параллелизма между главной идеей пелагианства (автономии humanum'а) и строго "дифизитской" мыслью Феодора Мопсуэстийского и Нестория. К этому поверхностному параллелизму – который обходил восточную святоотеческую концепцию "синергии", т.е. сотрудничества между благодатью и свободой – прибегли в Константинополе (в основном для политических целей) скифские монахи, которых возглавлял Иоанн Максентий. Стремясь уничтожить все остатки несторианства и утвердить теопасхитские (т.е. утверждающие страдание Бога) формулы св. Кирилла – "Сын Божий пострадал во плоти", – они искали поддержки Римской Церкви, чей престиж был восстановлен в Византии во время правления императора Иустина I (518-527). Скифские монахи, вначале через посредничество Поссессора – африканского епископа, проживавшего в изгнании в Константинополе, – а затем и сами отправившись в Рим, обратились к папе Гормизде и потратили массу усилий на то, чтобы в умах иерархов как Востока, так и Запада Несторий ассоциировался бы с Пелагием, а Кирилл – с Августином. В свете этого отождествления они потребовали осуждения Фауста Риезского как врага св. Кирилла и блж Августина – двух великих светил богословия Вселенской Церкви.

Папа Гормизда не высказал особого энтузиазма по поводу предложений скифских монахов. Тогда они прибегли к поддержке нескольких африканских епископов, проживавших на Сардинии в изгнании из оккупированного вандалами Карфагена. Африканцы всегда готовы были встать на защиту своего великого богослова – блж. Августина. Один из них – Фульгентий, епископ Руспский – написал монументальное опровержение Фауста, в котором встал на самые крайние августинианские позиции о радикальном растлении падшей человеческой природы и полном бессилии свободной воли, без благодати неспособной ни к какому добру, приятному в очах Господа.

Деятельность скифских монахов и писания Фульгентия – хотя им пока и не удалось склонить Римскую Церковь к принятию теопасхитской формулы – сделали невозможным дальнейшее молчание галльского епископата по вопросу августинианства.

Епископом Арльским в то время был бывший леринской монах свт. Цезарий (503-542). Он полностью восстановил отношения с Римом, и с 514 г. ему был присвоен титул папского викария Галлии и Испании; он также установил регулярное сотрудничество с готскими королями Аларихом II Тулузским (его власть в конце концов будет уничтожена франками) и особенно с Теодорихом (508-526). Последний, проживая в Равенне и контролируя Рим, в то же время поддерживал готскую власть над югом Галлии. При таких благоприятных условиях Цезарий стал широко известен как пастырь и проповедник. На соборе в Арле (506 г.) он провел ряд дисциплинарных реформ в духе Romanitas (римскости, имперскости), которые подтвердили независимость епископов от местной гражданской и юридической властей, провозгласили неотторжимость церковной собственности, ввели дисциплинарные правила для клириков (в том числе и целибат для священства) и утвердили сакраментальные обязательства для мирян (регулярное причащение, условия для брака и т.д.).

Ни сам св. Цезарий, ни римские епископы того времени не обладали достаточной богословской подготовкой для разрешения головоломных дебатов о благодати и свободе воли, начатых полемикой между св. Иоанном Кассианом и блж. Августином. Но авторитет последнего был настолько высок на Западе и так часто поддерживался папскими посланиями, что вопрос не мог быть оставленным без внимания. Собор в Валенсе (528 г.), на котором была высказана критика в адрес августинианства, остался незавершенным. Однако мысль блж. Августина была официально поддержана в канонах собора в Оранже (529 г.). Их подписал св. Цезарий и только 12 других епископов: остальные либо не участвовали в спорах, либо принадлежали к антиавгустиновской оппозиции, поддерживавшей леринские традиции.

С 1-го по 8-й каноны собора в Оранже утверждают истинность августиновского учения о первородном грехе, т.е. что свобода потомков Адама нарушена и что они нуждаются в благодати даже для того, чтобы обрести "начало веры" ("initium fidei") или желание спастись. Сама по себе падшая природа не способна сотворить никакое доброе дело, заслуживающее спасения. В канонах с 9-го по 25-й собраны цитаты из блж. Августина, но также содержится и попытка смягчить крайний августинизм. Августиновские тексты, в которых особенно ясно утверждается предопределение или отрицается любая роль человека в стоянии в добре, в этой подборке не содержатся. Такое умолчание весьма знаменательно.

Относительная умеренность собора в Оранже обычно приписывается личному влиянию св. Цезария, который не забыл своего леринского образования. Ни св. Иоанн Кассиан, ни Фауст, так же как и ни одно из их писаний, не были напрямую осуждены. Писания св. Иоанна Кассиана, хотя с тех пор их часто называли "полупелагианскими", продолжали использоваться не только самим св. Цезарием при составлении его знаменитого монашеского правила, но и св. Бенедиктом Нурсийским и его преемниками. Почитаемый как святой на Востоке, Иоанн Кассиан также почитается как местный святой марсельской Церковью. Несмотря на то что его имя было включено в каталог еретиков – составление которого приписывается кругу папы Геласия, – его авторитет не смог быть полностью уничтожен.

Тем не менее факт остается фактом: несмотря на свою умеренность, собор в Оранже, чьи решения были одобрены папой Бонифацием II, подтвердил особую роль блж. Августина на Западе, таким образом обезоружив его критиков. Позже использование решений собора приведет к созданию многих богословских тупиков и трагических противоречий. В ретроспективе, наверное, можно сказать, что для авторитета блж. Августина было бы гораздо лучше, если бы он не был таким абсолютным, таким эксклюзивным на Западе и если бы второразрядные богословы, какими были его ученики в V и VI вв., обращали больше внимания на подлинно кафолическое и избежавшее крайностей наследие леринских монахов и их ссылки на веру Церкви, содержимую "всеми, всегда и во все времена", – веру, которая никогда не может быть ограничена единственным местным толкованием, каким бы престижем и уважением ни пользовался его автор – даже такой, как блж. Августин.

3. В IV в. в Кельтской Британии, так же как и в Галлии, существовало христианское меньшинство, тесно включенное в римский мир. Британцы принимали активное участие в жизни христианской Церкви: мы помним, что Пелагий был британцем. В провинции были три епископские кафедры: Эборакум (Йорк), Лондиний и Колония Линдиенсий (Линкольн).

Где-то между 397 и 401 гг. св. Ниниан построил первую христианскую церковь в Каледонии (Шотландии).

После 407 г. из-за постоянных вторжений варваров на континенте римские войска эвакуировали Британию. Вскоре начались вторжения англов и саксов; к 441-442 гг. они завоевали значительную часть острова. Кельты отступали в Корнуолл, Уэлльс и в Бретань, оказывая захватчикам яростное сопротивление, которое было отражено в цикле легенд о короле Артуре.

Существуют легенды о распространении христианства в Шотландии; согласно одной из них, греческий монах св. Регул (Saint Rule) привез туда мощи св. апостола Андрея, обратил короля и построил церковь. Эта легенда связана с преданием, что св. Андрей проповедовал в Скифии, т.е. на Руси, и что шотландцы (скотты) являются родственниками скифов. Скорее всего, распространению легенды о св. Андрее помогли варяги, экспедиции которых проходили в средние века от Константинополя до Новгорода, Северной Европы и Исландии.