Текст книги "Очерки по истории Вселенской Православной Церкви"

Автор книги: Александр Дворкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 79 страниц)

Пальмирское правительство очень ценило Павла и даже назначило его на высокую гражданскую должность. После возвращения Аурелиана епископы подали петицию императору-язычнику, принявшему решение в пользу Церкви. В решении императора говорилось, что юридические права на церковное здание должны принадлежать тому, кто поддерживает письменные отношения с епископами в Италии и Риме. Павел Самосатский был смещен. Это первый случай, когда церковный диспут был решен при помощи светской власти. Тернистая проблема церковно-государственных отношений начала вырисовываться как сложный фактор во внутренних вероучительных спорах Церкви.

Настоящим основателем антиохийской школы считается Лукиан, пресвитер Антиохийский. Он был великим ученым экзегетом и исправил греческий текст Септуагинты, сверив его с еврейским оригиналом. В отличие от оригеновского аллегоризма его методом был буквализм.

Однако и у него были некоторые спорные высказывания, в частности, те, которые легли в основу арианства: "Было время, когда Сына не было" – или: "Сын был сотворен". Говоря это, Лукиан имел в виду цитаты из Писания: "Господь имел меня началом пути Своего, прежде созданий Своих, искони" и "Образ Бога невидимого, рожденного прежде всякой твари" (Притч.8:22-23; Кол.1:15).

Учениками Лукиана были Арий и многие из его единомышленников. Таким образом его можно в каком-то смысле назвать основоположником арианства, которое в зародыше уже существовало в адопционистских тенденциях Павла Самосатского. Однако сам Лукиан был весьма уважаем при жизни, никто его в ереси не обвинял, он умер мучеником и числится в наших святцах.

XVII. Великое гонение Диоклетиана и Галерия

Литература: Chadwick; Шмеман, Исторический путь; Болотов.

Император Диоклетиан (284-305) был великим правителем-реформатором. После тяжелого кризиса, пережитого Империей в III в., он реформировал всю ее сверху донизу: оборона, монетарная система, налоги и цены – все было переделано. Империя была разделена между двумя августами, у каждого из них был свой помощник-кесарь, который должен был ему наследовать. Август должен был сам назначать кесаря, выбирая наидостойнейшего. Таким образом, Империя должна была получать самых лучших правителей.

Система эта выглядела очень разумной, но оказалась не слишком практичной и начала рушиться еще при жизни Диоклетиана. Кесари не хотели дожидаться смерти августов, а у тех рождались сыновья, которых они хотели видеть своими наследниками, вместо чужих им кесарей. Но мальчики рождались и у кесарей тоже, и те также хотели сохранить наследство за ними…

Диоклетиан и его кесарь Галерий правили Империей к востоку от Адриатики, а на Западе правили Максимиан и его кесарь Констанций (отец будущего императора Константина).

Столицей Галерия была Никомидия, где на него оказывал влияние некто Херокл, губернатор Вифинии, неоплатоник, ненавидящий христианство. С 300 г. очень остро встал вопрос о лояльности армии, и восточный кесарь заявил о необходимости окончательного решения христианской проблемы, ибо, по его мнению, христиане оказывали на армию разлагающее влияние. На торжественном жертвоприношении, проведенном в присутствии Диоклетиана и Галерия, авгуры заявили, что не могут ничего прочесть на печени жертвенных животных, потому что кто-то из присутствующих христиан перекрестился. Диоклетиан обратился к оракулу Аполлона в Милете; тот также усмотрел вину христиан в плохих результатах гаданий.

23 февраля 303 г. христианский собор напротив императорского дворца в Никомидии был разобран, а на следующий день был опубликован эдикт, что все церкви должны быть уничтожены, все Библии и литургические книги сданы властям, богослужебные сосуды конфискованы, а все богослужебные собрания запрещены. Несколько месяцев спустя был издан второй эдикт (очевидно, он имел силу лишь для Востока) об аресте всего клира. Однако все не могли поместиться в тюрьмах, и следующей осенью была объявлена амнистия при условии принесения жертвы перед статуей императора. Указ вошел в силу в 304 г.: все граждане Империи под страхом смерти обязаны были принести жертву (но, очевидно, этот указ тоже имел силу лишь на Востоке). Началось кровавое гонение.

Преследование христиан не всюду было одинаково жестоким. В Галлии, Британии и Испании Констанций отнесся к эдикту весьма формально и лишь разрушил несколько церквей. Ни один человек не был казнен. После смерти Констанция в Йорке 25 июля 306 г. солдаты провозгласили императором его сына Константина.

Константин, как и его отец, поклонялся Непобедимому Солнцу. Однако в его семье было христианское влияние – сестра Анастасия. В критический момент своего восхождения к власти в войне 312 г. за власть на Западе Константин призвал помощь христианского Бога и не был разочарован. Но уже с его приходом к власти в 306 г. можно было рассчитывать, что гонения не коснутся той части Империи, которая была под его контролем.

На Востоке, где христиан было намного больше, все было по-другому.

Диоклетиан искренне хотел избежать кровопролития. Но в 304 г. он отошел от дел, а в 305 г. отрекся от власти и стал вести частную жизнь пенсионера-огородника в своем дворце в Сплите в Далмации.

Фанатик Галерий, уже никем не ограничиваемый, продолжил кровавое гонение при помощи своего кесаря Максимина Дайи. Казни свирепствовали повсюду. Они продолжались до конца правления Галерия.

В 311 г. Галерий тяжело заболел. А 30 апреля 311 г., уже при смерти, мучимый жестокими болями, Галерий издал эдикт. В нем он объяснял, что пытался убедить христиан вернуться к религии своих отцов, однако многие «продолжили упорно держаться своего заблуждения», так что теперь он дарует им веротерпимость и право собраний, чтобы они молились за его здоровье и за защиту государства.

После смерти Галерия в мае 311 г. гонения возобновились. Масса инспирированных сверху прошений от язычников была направлена Максимину Дайе с просьбами раздавить христианские нововведения. Но Максимин вскоре был втянут в междуусобную войну против Лициния.

Лишь к концу 312 г. определились два победителя – Константин на Западе и Лициний на Востоке. В феврале 313 г. Константин и Лициний в Милане издали эдикт о веротерпимости ко всем религиям – христианам и язычникам – и о восстановлении всей собственности христиан, как личной, так и церковной [5

[Закрыть]].

Худшим наследием гонений были новое разделение и расколы. Как и в нынешние времена, мнения христиан о том, до какого момента можно идти на компромисс с государством, резко разделялись. На Востоке жертвоприношение считалось равным отпадению, однако к сдаче властям церковных книг или церковной казны относились с терпимостью. На Западе (хотя гонений там было несравненно меньше) преобладала более экстремистская точка зрения.

Менсурий, епископ Карфагенский, по соглашению с властями не проводил открытых богослужений и только лишь сдал благорасположенной полиции (которая была этим вполне удовлетворена) несколько еретических томов. Ни одной священной книги он не отдавал. Его политика была вести себя спокойно и никого не провоцировать, пока не пройдет шторм. Папа римский Марселин придерживался такого же мнения. Ему пришлось сдать часть богослужебных книг с тем, чтобы полиция оставила его паству в покое. Однако в других местах, например в Нумидии, любая сделка с полицией считалась отступничеством. Один епископ сдал полиции несколько томов медицинских сочинений и был за это заклеймен нумидийцами как отступник. Сторонники этой точки зрения считали, что иное мнение оскорбляет память героев, которые предпочли умереть, но не пойти на сделку с властями. Если компромисс все-таки был возможен, значит, они умерли напрасно: они ведь тоже могли бы найти способ выжить?

Менсурий Карфагенский подвергался жестоким нападкам фанатиков. Он, со своей стороны, считал тех, кто отказывался от любого сотрудничества с полицией, обыкновенными провокаторами. Менсурий даже созвал собор, постановивший, что напрашиваться на мученичество – провокация. Провокаторы не могут считаться ни мучениками, ни исповедниками. После собора карфагенский архидиакон Цецилиан даже пикетировал местную тюрьму и предупреждал христиан не носить передач "исповедникам", разжигающим вражду к епископу и ко всем его действиям. Все эти события привели к тяжелому донатистскому расколу.

После смерти Менсурия в епископы был хиротонисан его архидиакон Цецилиан. Один из трех епископов, принимавших участие в рукоположении, по мнению его противников, сдал некоторые книги полиции и, следовательно, был предателем.

Вновь встал вопрос, уже поднимавшийся во время св. Киприана: кому принадлежит власть в Церкви? Епископам или харизматикам? И если кто-либо утратил Духа в результате отпадения, может ли он передавать его дары? Нумидийские епископы рукоположили в епископы Карфагенские некоего Майорина из дома богатой дамы Люциллы, которая издавна враждовала с Цецилианом. Еще до гонений она любила во время поминовения усопших на Литургии вытаскивать из складок своей одежды кость того или иного не признанного Церковью мученика и покрывать ее страстными поцелуями. Архидиакону Цецилиану неоднократно приходилось призывать ее к порядку, за что она затаила на него смертельную обиду. Вражда между Люциллой и Цецилианом наглядно продемонстрировала, как подлинно принципиальные вопросы, вызвавшие раскол, на самом деле подстегивались вполне земными страстями.

Майорин вскоре умер. Его преемником стал Донат, подавший апелляцию к Константину. В 313 г. галльские епископы собрались на собор в Риме под председательством папы Мильтиада, выслушали обе стороны и подтвердили решение Карфагенского собора.

Донатисты подали новую апелляцию. Константин собрал новый собор в Арле (1 августа 314 г.), который вновь подтвердил решения предыдущих соборов. Прот. Александр Шмеман считает это серьезной ошибкой Константина, который должен был оставить в силе решение первого собора. Однако решения Константина руководствовались самым искренним желанием сохранить мир в Церкви, дать ей возможность самой разобраться до конца в своих проблемах.

Неудовлетворенные решением собора донатисты полностью обособились от Церкви, заявив о невозможности общения с нечистыми. Империя, в свою очередь, исключила их из указа о веротерпимости. Этот раскол так и не был залечен до завоевания Африки исламом в 700 г.

В Египте также был раскол. Тут проблема была не в сдаче книг, а в допустимости подчинения указу о запрете на собрания и богослужения.

Епископ Петр Александрийский укрылся вне города. Когда туда прибыл митрополит Фиваидский Мелетий Ликопольский, он нашел церковную жизнь полностью разрушенной: богослужений в городе не проводилось, пастырского окормления христиан не было. Он рукоположил двух пресвитеров, чтобы временно замещать епископа. Одного из них звали Арий.

Петр скоро вернулся, и раскол, хотя и не был остановлен, не успел разрастись. И все же он был достаточно серьезен, чтобы Никейский Собор принял несколько постановлений в связи с ним. В 328 г., когда св. Афанасий стал епископом Александрийским, этот раскол причинил ему немало беспокойства, но, в отличие от карфагенского донатистского раскола, он не продлился долго и к концу правления св. Афанасия был полностью преодолен.

Самым известным плодом мелетианского раскола в Александрии стало появление в городе нового пресвитера – Ария. Он вскоре воссоединился с Петром и сделался одним из наиболее популярных священников в городе. Петр принял мученическую кончину в 312 г. Ему наследовал епископ Александр, известный нам сегодня как святитель Александр, папа Александрийский.

Примечания

5. Веротерпимость, по крайней мере на бумаге, просуществовала до 528 г., когда она была отменена указом Юстиниана.

Часть вторая. Церковь в эпоху Вселенских Соборов

I. Император Константин и христианство

Литература: Walker; Карташев А. Вселенские соборы. Париж, 1963; Chadwick; Runciman S. Byzantine Civilization. N.Y., 1956; Runciman S. The Byzantine Theocracy. Cambridge, 1977; Meyendorff J. Imperial Unity and Christian Divisions. N.Y., 1989; Meyendorff J. The Orthodox Church; Шмеман, Исторический путь; Болотов; Ostrogorsky G. History of the Byzantine State. New Jersey, 1969; Vasiliev A.A. History of the Byzantine Empire (2 vols.). Wisconsin, 1952; Jones A.H.M. The Later Roman Empire (2 vols.). Baltimore, 1986; Previte-Orton C.W. The Shorter Cambridge Medieval History (2 vols.). Cambridge, 1982.

1. Обращение Константина – поворотный момент в истории Церкви и Европы. Оно значило гораздо больше, чем просто завершение эпохи гонений. Император – суверенный самодержец – немедленно и неизбежно оказался вовлеченным в развитие Церкви, и, соответственно, Церковь оказалась все более и более втянутой в принятие важных политических решений.

Радикальная трансформация, которой в IV в. подверглись отношения христианской Церкви и римского государства, всегда была предметом особого внимания ученых и исследователей, пытавшихся определить последствия ее для государства и Церкви. Когда государство прекратило преследовать христиан, изменилось ли оно фундаментально? Или на самом деле изменилась Церковь? Интересно, что в западной историографии отношение к обращению Константина было куда более двойственным, чем в восточной. Согласно старому – еще со средних веков – традиционному взгляду, императоры внезапно преобразились из гонителей в "равноапостольных", и все, что они делали с тех пор, было в соответствии с Евангелием. Однако западные либеральные теологи, в Особенности протестантские историки XIX в., считали, что христианство было настолько порабощено государством и настолько отравлено проникновением в него в IV в. элементов язычества, что это равнялось измене евангельской Благой Вести. В конечном итоге, были ли последствия деятельности Константина на пользу Церкви или они изменили ее изнутри, направив ее по ложному пути?

До сих пор остается открытым и вопрос о причинах обращения Константина. Почему Константин выбрал христианство? По политическим мотивам? Было ли это макиавеллианской хитростью или глубоким внутренним убеждением, вызванным Божественной благодатью?

Немецкие историки Буркхарт и Гарнак считали, что все это был не более чем хитрый политический расчет гениального политика, стремящегося к власти любой ценой. Константин предвидел, что христианство становится ведущей силой на мировой арене, и решил его использовать.

Однако, по самым благоприятным подсчетам, число христиан не превышало 10% населения империи. Следовательно, никакой великий политик не стал бы из соображений выгоды связывать свою судьбу и карьеру с 1/10 частью населения, не принимающей участия в политической жизни.

Значит, обращение императора было вызвано его внутренним убеждением? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно рассмотреть раннюю биографию императора. Что мы знаем о нем?

Гай Флавий Валерий Константин (274-337) родился в семье кесаря Констанция Хлора и его супруги Елены в Наиссе (Нише). Происхождение его было, скорее всего, иллирийское. Мать, по всей видимости, была христианкой. Однако сам Константин, как и его отец, исповедовал солнечный монотеизм – культ Непобедимого Солнца.

В 305 г. августы Диоклетиан и Максимиан ушли в отставку. На Востоке стал августом Галерий, на Западе – Констанций. Кесарями были назначены два протеже Галерия – Севир и Максимин Дайя. Через год Констанций умер в Британии, и солдаты провозгласили императором Константина. Константин вынудил Галерия признать его кесарем – правителем Галлии, Испании и Британии. В это же время в Риме вспыхнул бунт. Сын Максимиана Максентий низверг Севира и провозгласил себя августом – правителем Италии и Африки.

Тем временем Галерий умер, его преемник Максимин Дайя заключил союз с Максентием, а Константин – с претендентом на восточный престол Лицинием.

В 312 г. Константин со сравнительно небольшой армией (что было весьма рискованно) быстрым броском перешел Альпы, вошел в Италию и атаковал Максентия в Риме. Константин весьма остро сознавал свою миссию. Сейчас должно было решиться все. Он дерзал идти против Вечного Города: не защищали ли его вместе с Максентием все древние силы прошлого? Все боги?

И тут, вместо того чтобы оставаться под защитой Аурелианских городских стен, Максентий вышел из города и устремился в бой на противника, находившегося по другую сторону Тибра. Это была такая необъяснимая глупость с военной точки зрения, что Константин принял свою победу в битве у Мильвийского моста в 312 г. как очевидный знак благорасположения Божества.

В результате всех этих событий Константин вошел в Рим – в подавляющем большинстве языческий город, во главе в основном языческой армии – и был провозглашен императором империи, где христиане составляли лишь незначительное меньшинство. На его монетах по-прежнему изображалось "Непобедимое Солнце", и он остался верховным жрецом – "pontifex maximus" – римского языческого культа. Римский сенат воздвиг арку в честь его победы (она и сегодня стоит близ Колизея), где изображены войска Максентия, тонущие в реке, и написано, что Константин победил с помощью божества. Имеется в виду Непобедимое Солнце.

Но христиане верили, что победа была дарована Константину их Богом. Церковный историк Лактанций рассказывает, что во сне накануне сражения Константину было дано повеление изобразить на щитах монограмму (соединенные "Х" и "Р"). Писатели конца IV в. называют эту монограмму "лабарум". С 315 г. лабарум начинает появляться на монетах Константина. Возможно, название и форма этого знака связаны с двойной секирой "labrys" Зевса. Но в IV в. он повсеместно воспринимался как христианский знак, (две начальные буквы слова Христос), что доказывается хотя бы таким фактом: Юлиан Отступник, придя к власти, запретил использование его в государственной символике.

Возможно, христианская монограмма появилась на щитах Константиновых солдат еще до 312 г. Много лет спустя император сказал Евсевию Кесарийскому, что видел крест, перекрывающий полуденное солнце, на котором были написаны слова "Hoc vince" – "Сим победиши". Возможно, это видение случилось накануне его битвы против вторгшихся в Галлию франков возле Отэна (311 г.): один современный языческий оратор упоминает видение бога-Солнца накануне этой победы. Это доказывает, что, во всяком случае поначалу, Константин не отдавал себе отчета в несовместимости его собственной веры и христианства. Большую часть своего царствования он оставался верным унаследованным от своего отца синкретистским принципам, в то же самое время заявляя о своей приверженности христианству.

Константин почти ничего не изменил в традиционном поведении и методах римских императоров. Например, он приказал казнить своего бывшего коллегу Лициния (соавтора Миланского эдикта), которого он победил в гражданской войне (324 г.), а позже – собственного сына Криспа и жену Фаусту (326 г.), возглавивших заговор против него. Эти казни прошли почти в то же самое время, когда Константин председательствовал на Никейском Соборе (325 г.).

Однако за время его царствия Непобедимое Солнце все больше отождествлялось в его сознании с Христом христиан. Он принимал большое участие в делах Церкви и оказывал много милостей священству. Константин остро осознавал несовместимость императорской должности с христианской жизнью и не крестился до своих последних дней. Нужно сказать, что приблизительно до 400 г. эта практика была весьма распространена среди лиц, занимавших официальные должности, хотя бы потому, что в их обязанности входило применение пыток и казни к преступникам. Константин был крещен на смертном одре арианином-епископом Евсевием Никомидийским.

Возможно, не стоит называть Константина первым христианским императором, т.к. он до последних моментов не разделял сакраментальной жизни Церкви. Однако, несмотря на его арианское крещение, Церковь признает его святым "равноапостольным". Воистину, ни один другой человек в истории не способствовал, прямо или косвенно, обращению стольких людей в христианство.

Вернемся к "Непобедимому Солнцу". Переход от этого монотеизма к христианству не был совершенно невозможным. В ветхозаветном пророчестве Христос называется "Солнцем правды". Климент Александрийский сравнивает Христа с богом-Солнцем, въезжающим на небо на своей колеснице. В Риме недавно была найдена надгробная мозаика с тем же изображением. Тертуллиан сообщает, что многие язычники думали, что христиане поклонялись солнцу, т.к. собирались в воскресенье и молились лицом к Востоку.

В начале IV в. на Западе Рождество начали праздновать 25 декабря, в день зимнего солнцестояния – день рождения Непобедимого Солнца. Насколько христианство соединилось в народном сознании с религией солнца, доказывается фактом, что даже в середине V в. папа Лев Великий упрекал свою паству, что они молились Солнцу на ступеньках базилики св. Петра, поворачиваясь спиной к самому храму.

Можно сказать, что поначалу для Константина христианский монотеизм занял место солнечного монотеизма как учение, которое могло бы объединить все культы и религии. Во многом этот взгляд был приемлемым для христиан, тем более что внутренние убеждения самого Константина и его преемников развивались в сторону все большего принятия учения Церкви. Хотя монеты Константина еще долго продолжали быть украшены символом Солнца, содержание его писем, написанных после 313 г, не оставляет сомнений в том, что он считал себя христианином, чьей имперской обязанностью является сохранение единой Церкви. Из многих религий своих подчиненных он отдавал явное предпочтение христианству. Однако он не сделал ее официальной религией Империи. Этот шаг еще предстояло совершить его преемникам.

Таким образом, поступательное движение, начатое Константином, привело к рождению нового феномена, известного под названием "христианская Империя", – империя, официальным титулом правителя которой было "правоверный царь во Христе Боге" и система правления которой все более вбирала в себя христианские взгляды и христианское вероучение. С IV по VI вв. различные императоры, в особенности сам Константин, Феодосий I и Юстиниан I, даровали Церкви громадные привилегии разного рода, отдали ей часть юридической власти государства и оставили за ней всю сферу социального обеспечения. В святых местах христианства и на гробницах мучеников были воздвигнуты великолепные храмы, и новая столица, Константинополь, была украшена уже не храмами Победы и Правосудия, но церквами, посвященными Христу – Премудрости Божией (св. София) и Христу – Миру Божиему (св. Ирина).

Несомненно, что императоры, принимая новую религию и все больше используя ее как основу для своих политических действий, пытались вдохнуть новую жизнь в государство и прежде всего обеспечить единство Империи. Церковь, получив гарантии своей безопасности благодаря имперской защите, широко распахнула свои двери для масс, стремящихся к вступлению в нее. Таким образом, когда Юстиниан в 529 г. закрыл последний языческий университет в Афинах, он мог без ложной скромности утверждать, что является главой стопроцентно христианского государства, ибо границы его политической власти совпадали с границами Церкви. Весь народ Божий воспринимался объединенным под скипетром единого монарха. Церковь и государство были теперь не отдельными единицами, озабоченными определением их взаимоотношений, но единым телом, управляемым двумя иерархиями: экклезиастической и политической, последняя из которых возглавлялась императором. Статус христианства на Востоке в течение всего средневекового периода был практически идентичным с его статусом на Западе, за исключением лишь одного фактора: на Востоке никому не удалось сосредоточить в одних руках столько верховной власти над гражданскими и церковными делами, сколько оказалось у пап на Западе.

Справедливости ради стоит отметить, что византийские императоры, особенно в эпоху после Юстиниана, предпринимали определенные усилия в этом направлении. Политико-религиозное единство, к которому они стремились, находилось под постоянной угрозой из-за догматических споров, ибо Вселенская Церковь, воспринимаемая ими как внутренний стержень Империи, была постоянно разделена: вначале арианскими спорами, а затем – воистину бесконечными христологическими разногласиями. Для восстановления церковного единства императоры созывали Вселенские Соборы, но это оказалось очень длительным процессом, результаты которого никогда не были гарантированными. Был и другой метод – издавать собственные вероучительные определения, но и тут императоры сталкивались с упрямым фактом: Церковь совсем не была расположена признавать их заявки на непогрешимость.

Кроме того, и Юстиниан, и его ближайшие преемники слишком хорошо разбирались в богословии, чтобы серьезно выдвигать цезарепапистские претензии. Их подход был сформулирован в 6-й новелле Юстиниана, датируемой 16 марта 535 г.: "Высочайшие дары Божии, данные людям высшим человеколюбием, – это священство и царство. Первое служит делам Божественным, второе заботится о делах человеческих… Оба исходят из одного источника…" Провозглашенная цель была добиться согласия или "симфонии" между этими двумя дарами, а не подчинения одного из них другому. В Византии эта "симфония" никогда не была выражена в четких юридических терминах: речь идет скорее о некоем умонастроении, а не о системе управления. Да, некоторые императоры могли воспринимать симфонию весьма произвольно, но в Византии Церковь никогда не была формально подчинена государству. Византийская Церковь всегда могла производить патриархов, способных противостоять произволу императоров. Даже если злоупотребления властью того или иного императора были приняты каким-либо слабовольным патриархом, рано или поздно они все равно бывали осуждены церковными властями.

В христианском учении отсутствует база для признания какой-либо религиозной власти за императорами. Сакральный характер императорства, как он понимался в языческой Империи, не мог выжить в Империи христианской – разве что в качестве пережитка прошлого. Но поскольку император правил Империей, хотя бы теоретически христианской, из-за вселенского характера его власти и из-за того, что Церковь, в равной степени вселенская, приняла его поддержку и защиту, византийский император воспринимался как избранник Христов и как земное отражение небесной власти Божией. Поэтому все библейские титулы, относящиеся к иудейским царям Ветхого Завета, повторялись в дворцовых церемониях, но уже обращенные к христианскому императору.

Вся область отношений между императором и церковной иерархией, между государством и Церковью, оставалась в Византии сформулированной лишь в самых общих терминах. За этими аморфностью и прагматизмом стоит положительный факт: византийцы никогда не забывали о фундаментальной нестабильности отношений между Церковью и миром, между Царством Божиим и падшим миром. Что бы ни случалось в их истории, осознание этого факта никогда не покидало их.

2. Другим эпохальным решением Константина было основание новой столицы – Константинополя – на месте древней мегарской колонии Византия (Византиума). В первой половине VII в. до Р.X. мегарцы основали небольшой город на азиатском берегу Босфора, который получил название Халкидон. Через несколько лет после этого другая экспедиция мегарцев во главе с неким Бизасом (Визасом) основала город Византий. Страбон и Тацит рассказывают историю о том, как перед началом экспедиции Бизас отправился за советом в Дельфы к Пифийскому Аполлону. Там жрецы посоветовали ему основать город напротив слепцов. Когда экспедиция мегарцев наткнулась на небольшой треугольный полуостров на европейском берегу Босфора – т.е. ровно напротив Халкидона, – они поняли, что пророчество было именно об этом месте. Действительно, проглядеть такое гениальное со стратегической точки зрения расположение могли только слепцы.

Константин вначале думал основать столицу в Никомидии, Сардике (София) или в Фессалониках. Потом он решил строить новый город на месте Трои, откуда вышел Эней, ставший родоначальником римлян. Император даже начал строить стены на месте древней Троады.

Однако вскоре строительство было прервано: Созомен, историк V в., сообщает, что Константину было откровение во сне искать другое место. В 324 г. император решил, что это будет Византий. В 325 г. начались работы.

Согласно легенде, император с копьем в руке шел впереди землемеров, определявших границу города. "Как долго ты будешь идти, господин?" – спросили у него царедворцы. "Пока не остановится Идущий впереди меня", – ответил император. Он явно осознавал Божественную волю в основании нового города.

Рабочие и материалы для строительства были собраны со всех концов мира. Памятники искусства из Рима, Афин, Александрии, Эфеса и Антиохии были свезены для украшения новой столицы. В строительстве участвовали 40 тыс. готских солдат. Для поощрения переселения в новую столицу ее жителям сразу же были предоставлены многие коммерческие и финансовые привилегии. Константин назвал город Новым Римом. Он планировал строительство столицы сразу как христианского города, не испорченного языческим прошлым. Первым делом он заложил две роскошные базилики: св. Апостолов и Агия Ирини, посвященную Христу – миру Божию [6

[Закрыть]].

Однако до конца последовательным Константин все же не был: на Форуме была поставлена статуя бога солнца в виде Аполлона с чертами самого Константина. Поначалу там стояла даже статуя матери-богини Кибелы.

11 мая 330 г. город был торжественно освящен. Празднества длились 40 дней.

Темпы роста и развития новой столицы впечатляют. К середине IV в. (т.е. через 25 лет после основания) население Константинополя превысило 200 тыс. чел. Город принял римскую муниципальную систему и был разделен на 14 районов, два из которых лежали за стенами города. Его положение между двумя частями света было ключевым для торговли и для обороны. Практически вся торговля между Европой и Азией (пролив Дарданеллы был весьма неудобен для переправы) и вся торговля с севером, идущая через Черное море, естественным образом шла через Константинополь. Столица была окружена с трех сторон водой, что было чрезвычайно выгодно для обороны. С другой стороны, залив Золотой Рог был идеальной – вместительной и безопасной для любой погоды – гаванью для судов. Стены Константинополя останутся неприступными в течение долгих веков. Город, основанный Константином, более чем на тысячелетие станет столицей Империи и всего христианского мира.

3. Благодеяния, оказываемые Константином Церкви, были громадными. Он финансировал строительство новых церквей и производство Библий и богослужебных книг. В Риме были построены базилики Петра и Павла, в Палестине – церкви в Вифлееме и у Гроба Господня.