Текст книги "Гроза над Элладой (СИ)"
Автор книги: Александр Колосов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)
– Значит, дело было так. У Ритатуя кончилось его любимое вино. Зная о том, что, в отличие от всего афинского войска, я известный абстинент, он отправил за любимым хиосским меня, четырёх близнецов из рода Гетидов и Медиса. Леон, ты его должен помнить – вы с ним боролись, он выступал от Ойнейской филы.
– Я его помню, – кивнул Леон. – Ух, и здоровый кабан! Чуть не задавил меня своими лапищами, но я поймал его на боковую подсечку, а потом…
– Про «потом» потом доскажешь, – перебил его Гифон. – Кан, давай дальше.
– Ну, меня, как малопьющего, назначили командиром отряда. Приехали в имение, передали указание управляющему, а он говорит: «Грамота где?» А грамоты-то у нас и нету – Ритатуй забыл дать. Поехали обратно, не солоно хлебавши. Тут меня близнецы и подбили к Коринфу сгонять – чего, мол, попусту по дорогам слоняться, лучше съездим в Коринф, почистим атлантов, пока они нетронутые. А парни-то не нам чета: ни доспехов, ни оружия доброго, так что поддался я на их уговоры, есть такой грех. Только разве набег на врага Афин можно считать попыткой дезертирства? Скажи, Гифон, – ты у нас в законах сильней всех.
– Разумеется, нельзя. Если ты нам всё рассказал, не умолчал о чём-то важном, то ничего у Литапаста не выйдет, – успокоил окружающих Гифон. – Но чувствую я, что-то ты не договариваешь. Почему именно к тебе Литапаст прицепился? Что ты ему сделал?
Кан внимательно осмотрел сидящих у костра. На их лицах был написан такой горячий интерес, что ему очень захотелось рассказать всё, как есть. Но он знал, что разочаровывать воинов, свято верящих в пророческий гений Ритатуя, не самый лучший способ мотивировать их для встречи с огромной армией захватчиков.
– Литапаст считает, что у меня есть сведения о вражеской армии. Он думает, что мы ездили не за вином, а на разведку.
Оглушительная тишина повисла над костром Норитов. Её нарушил осторожный вопрос Фидия:
– А это не так, да?
Выдержав недолгую паузу, Кан набрал воздуху полную грудь и выдохнул:
– Всё не так просто, ребята. Ездили мы за вином, но об имперской армии я знаю всё – мне удалось пробраться к Коринфу вплотную.
– Ничего себе… – растеряно пробормотал Леон.
– А Кэм – он кто? – уточнил проницательный Гифон.
– А Кэм Даретид – официальный представитель тирана Аристарха на выборах архистратега, – ответил Кан, понизив голос до шёпота. – Его послали по моей просьбе.
– Ну, допустим, что всё это правда, – задумчиво протянул Фидий. – Но почему тогда Литапаст обвиняет тебя в преступлении? За такие дела, вообще-то, лавровый венок дают, а не наказывают.
Гифон посмотрел на старшего брата, как на грудничка несмышлёныша:
– Десятник, ты что, совсем ничего не соображаешь?! Литапаст мечтает стать архистратегом! Но, чтобы стать им, надо доказать, что Ритатуй не пророк, а мошенник. Он хочет, чтобы Кан оговорил Ритатуя! Так, меньшой? Он этого от тебя добивался?
Кан, молча, кивнул; девушки охнули; старшие сыновья Тенция Норита переглянулись, нахмурившись. А грозный Кул Изолид, независимо сплюнув в костёр, заявил громко и решительно:
– Надо было послать его куда подальше! Кто он такой против Ритатуя?!
– Ну, я ему так и сказал, – пожал плечами командир разведчиков. – Мол, гоплит Кулион, сын тысячника Изолия велел послать тебя подальше. А, поскольку он мой старый друг, то я следую его совету.
С полминуты возле костра были слышны только треск углей да бульканье супа в котле. Первым остроту оценил Гифон – он расхохотался раскатисто и от всей души, через пару секунд к нему присоединились и остальные, включая и Кула. За громогласным весельем прихода Кэма Счастливчика никто не услышал, но Даретид стоически дождался его окончания и только после этого произнёс, грозно прищурив глаза:
– Я гляжу, командир, ты слишком скорый! Стоит сестру на полчаса одну оставить, а ты уже и руки распускаешь! А, ну-ка, пошли, поговорим, как мужчина с мужчиной! Один на один! И ты, глупышка, ступай за мной! – он на мгновенье повернулся к Фидию. – Десятник, не лезь – это семейное дело! – и по-борцовски покачивая плечами, удалился в сгустившуюся темноту.
Кан и Венета последовали за ним, крепко держась за руки.
– Будет вовсе тяжко, меньшой, ты свистни! – полетел в темноту ободряющий крик Торита.
– Ничего, отобьёмся! – донеслось оттуда.
Кэм обнаружился у малюсенького костерка, разложенного между лагерями ополченцев и обоза. И был он у огня не один – вокруг него в полном составе расположились разведчики Ритатуя.
– Привет, командир! – нестройным аккордом прозвучали их голоса.
– Здравствуй и ты, красавица, – добавил Медис. – Ну, я же так и знал, что ты, Кан, за наш общий счёт свою семью обогащаешь!
– Я больше не буду! – отшутился Норит. – Зачем звали?
– Что от нас Литапаст хочет? – спросил один из близнецов.
– Самую пустяковину – чтобы мы сделали его архистратегом союзной армии. Ему нужны сведения об атлантах и обнародование тайны разведки.
– Что мы должны делать?
– Распределить ответственность, – ответил Кан. – Идея такая: мы сгоняли за вином, но у нас не было грамоты к управляющему, он отказался выполнять устный приказ Ритатуя. Вы всё валите на меня, я – на свою неопытность. Потом кто-то из вас уговорил меня совершить набег на Первую имперскую, чтобы разжиться оружием и доспехами. А ну, колитесь, кто это совершил?
– Думаю, инициаторами такой выходки должны выступить Медис и Шат, – присоветовал Кэм.
– Кем-кем должны выступить?! – тут же завёлся Непоседа, приподнимаясь с угрожающим видом. – Ты говори, да не заговаривайся, коринфянин!
– Остынь, Торопыга! – улыбнулся Кан. – Счастливчик не знает, что вы не ходили в гимнасий. А инициатор – это заводила по-научному.
– Ну, если заводилами, то ладно. Заводилами мы быть могли. То есть не могли, а были, конечно!
– Значит так, в имение мы приехали в первую же ночь, поэтому утром нас и видели на коринфской дороге. Дальше всё валите на меня. Это я решил в одиночку проникнуть к городу, да так, в общем-то, и было. Гортензию мы не поверили, решили, что это местные разбойники.
– И ещё запомните накрепко, парни! – сказал командир разведчиков, повысив тон голоса. – Ритатуй был страшно разгневан нашей отлучкой и не захотел слушать добытой мной информации. Он всё знает без нас! И без тебя, Кэм, тоже – ты здесь не гонец с донесением, а участник выборов архистратега союзной армии.
– Чтобы гарантированно выкрутиться из этой ситуации не хватает одного, – сказал Кэм, – письма управляющего имением к Ритатую, где он извещает о нашем приезде. И хорошо бы ещё знать его имя.
– Это легче лёгкого, – с усмешкой проговорил Ним. – Зовут его Меланием, он очень толстый и прихрамывает на левую ногу; на лбу у него круглое родимое пятнышко размером с горошину; голос у него тонкий, но хриплый. Предпочитает ходить в синем гиматии; когда волнуется, начинает пыхтеть. Все запомнили? Тебя, командир, он знает по гражданке, порядочно наслышан о твоих проказах и легкомыслии, поэтому и отказался выдать вино. А письмо уже лежит у Ритатуя – его вместе с вином ещё вчера вечером привёз Мариарх – сынишка стратега.
– Кстати, – вновь подал голос Счастливчик. – Доказывая, что вы не собирались дезертировать, напомните судьям, что пленного мы взяли задолго до встречи с Гортензием. На кой ляд пленник дезертирам?! Требуй допроса Молосса, командир!
Разведчики замолчали, усваивая услышанное. В наступившей тишине были слышны ровный гул воинского стана, журчание ручья и потрескивание углей. Невзирая на опасность завтрашней схватки, Кан поймал себя на том, что на душе у него покойно, а учащённое сердцебиение происходит совсем не от страха. Он обвёл взглядом людей, собравшихся у костра, за время разведки ставших ему понятней и ближе родных.
– Послушайте меня, братцы, – тихо сказал он. – Вне зависимости от того, как всё повернётся завтра, я счастлив тому, что познакомился с вами. Я горд тем, что вы зовёте меня командиром, и в вашей компании готов выполнить любое поручение Ритатуя. Это касается и тебя, Кэм Даретид.
– Я присоединяюсь к словам командира, – мягко пророкотал Медис и облапил за плечи Гетидов, сидевших по бокам от него; судя по тихому стону и скрежетанию зубов это были Эльид и Аробист.
– От имени братьев я, Ним Гетид хочу сказать, что мы гордимся службой под твоим началом, командир! – торжественно вымолвил признанный мастер меча. – Если нас вновь пошлют в разведку, мы будем требовать, чтобы нас возглавил ты – другого командира для нас нет.
– Пока идёт эта война, я готов присоединиться к вам в любой миг, – заверил коринфянин Кэм Даретид. – Я по гроб жизни обязан Кану, а теперь, как выяснилось, и вам тоже. За помощь, оказанную моей сестре Венете, примите мою клятву верности вашему отряду. Никогда не думал, что скажу такие слова афинянам.
– Ладно, – согласился один из братьев Гетидов. – Но мне ты должен быть верен вдвойне – я из-за твоей Венеты чуть головы не лишился!
В лагерь коринфско-афинская троица вернулась почти к полуночи. У багровых углей костра, подёрнутых седым налётом золы, сидел упорный Торит, старательно полирующий детали доспехов. С подозрением осмотрев вернувшихся, он успокоился и тут же улёгся спать. Коринфяне последовали его благому примеру.
Кан тоже постарался уснуть, но упрямец-Гипнос всё обходил стороной ложе юного героя, оставляя его с завистью присушиваться к сонному дыханию десятка…
– Ты чего не спишь? – раздался внезапно тихий голос Венеты.
– Тоскливые мысли одолевают, чем дальше, тем больше, – вздохнул хитрый потомок честной семьи Норитов. – Гипнос не желает касаться моей горемычной головушки. Скорее всего, я так полагаю, надеется на твою помощь. Перебирайся ко мне, – добавил он, затаив дыхание.
– Экий ты скорый, нахал! – тихонечко засмеялась прекрасная коринфянка. – Я порядочная девушка!
– Нет, правда, – прошептал Кан, услышавший в голосе девушки не столько возмущение, сколько игривость, – Кэм всё равно уже спит, он не заметит. Никто не заметит. А утром вернёшься обратно. У меня плащ широкий и мягкий… Иди ко мне.
– Мне и здесь не дует, – отозвалась Венета.
– Ох, пропадёт моя головушка! – простонал притворщик с почти искренним отчаянием. – Если сейчас не высплюсь, боюсь, не сумею от Литапаста отбиться… Неужели никто не поможет мне несчастному?!
Много ли надо любящему женскому сердцу, чтобы откликнуться на зов любимого?! Не стала исключением и первая красавица Коринфа – ведь её сердце было любящим, а любимому и вправду грозила нешуточная опасность. Она один раз уже потеряла своего смешливого и самоотверженного мальчика, и ей не хотелось расстаться с ним навсегда. Решительно выбравшись из-под одного воинского плаща, через несколько мгновений она забралась под второй. Там её ждали горячие, жадные руки младшего сына Тенция Норита…
– А нельзя ли потише влюбляться?! – раздался тихий оклик Орфея. – Весь стан перебудишь, малыш!
– Вот и верь после этого людям! – заливистый смех Эвридики туманом расстелился между ложами фракийцев и Кана. – Я ль тебя не холила? Я ль тебя не лелеяла, изменщик несносный?! Ведь обещался же хранить меня, беречь, как зеницу ока, а стоило разлучнице пальчиком поманить, забыл, забыл все посулы свои! Будь осторожней с этим прощелыгой, подруга!
Первым в десятке проснулся Счастливчик, который с наступлением утренней прохлады почувствовал нехватку сестры. Недовольно поворочавшись, он приподнялся и обнаружил недостачу в объятиях своего бывшего командира.
– Эй, бесстыдница, – окликнул он Венету, – а, ну-ка, марш обратно!
Утомлённая длительной и ожесточённой борьбой сразу с двумя противниками – любимым парнем и самой собой – коринфянка не откликнулась на призыв брата. Зато проснулся Фидий, на глазах которого коринфянин, о воинском искусстве и задиристом нраве которого было хорошо известно, даже в Афинах, выбрался из-под плаща и навис над влюблённой парочкой, не размыкающей своих тесных объятий. Не вмешаться Фидий не мог – даже если бы Кан не был его младшим братишкой, он оставался воином десятка, а воинов командир обязан беречь.
– Не трогай Кана, Счастливчик! – мягко попросил он Кэма и поднялся во весь свой немалый рост, расправляя широкие плечи. – Назначь сам возмещение за свою обиду, а я, как старший брат этого охламона, обещаю тебе, что сразу после войны он женится на твоей сестре.
– То есть, мало того, что твой братец охмурил первую красавицу и гордячку славного Коринфа, так я за это ещё и замуж её за него выдать должен?! Так, что ли? Это такое наказание ему, да?! – медленно проговорил Кэм, искоса глядя на десятника. – То есть, ты хотел сказать, что женитьба на моей любимой сестре является наказанием для твоего брата?! Ты нас что – оскорбить хотел, Фидий Норит?!
– Наш Фидий просто слегка туповат, – подал голос Гифон, поднимаясь и вставая рядом со старшим братом. – Он хотел сказать, что возмещение за проступок нашего меньшого ты назначишь сам. А мы просим твоего согласия на то, чтобы породниться с вашей семьёй. Кан будет счастлив, если ты выдашь за него свою сестру, а мы будем гордиться родством с лучшим коринфским воином Кэмом Даретидом.
Влюблённая пара, разбуженная голосами трёх мужчин, стоящих рядом с ними, слушала их с открытыми ртами, вцепившись друг в друга так крепко, словно ожидала найти спасение в объятиях.
– А моего мнения что – никто не спросит? – поинтересовалась Венета.
– Обязательно спрошу, бесстыдница ты этакая! – пообещал Кэм Счастливчик, поднимая с земли свой пояс, укреплённый медными пластинами. – Вот отшлепаю, как следует, и потом спрошу твоё мнение о твоём поведении.
– Пусти меня, любимая, – попросил Кан и, высвободившись из нежных рук Венеты, встал напротив коринфянина. – Кэм, – сказал он с неожиданной для братьев твёрдостью, – если ты хочешь, ты можешь избить меня, я не шевельну и пальцем, чтобы помешать тебе. Но если ты поднимешь руку на свою сестру, то, клянусь Афиной, я перегрызу тебе глотку. Так и знай, – он обвёл глазами воинов десятка, разбуженных разговором, и прорычал тихо, но от того и убедительно. – Это же касается и всех остальных!
Над костром Норитов нависла неловкая пауза, грозящая затянуться на неопределённое время и испортить всем настроение. Если бы не Эвридика.
– Ах, ты ж, скотина неблагодарная! – подала голос невозмутимая фракиянка, поднимаясь с постели и подходя к лежащей Венете. – Мало того, что ты коварный изменщик, так ты мне ещё угрожать вздумал?! – она наклонилась и шлёпнула коринфянку пониже спины. – Вставай подруга, воинов кормить надо. А вы, жеребцы, вместо того, чтобы ржать, – обернулась она к мужчинам, – могли бы отвернуться; девушке при вас с супружеской постели вставать неловко. А ну, отвернулись, я говорю!
Во время умывания Кан ненавязчиво завладел гидрией, когда настала очередь коринфянина. Поливая воду на руки своему бывшему подчинённому, он тихо и виновато сказал:
– Не обижайся, Кэм. У нас с Венетой ничего такого не было…
Кэм поднял голову и уставился в глаза афинянина:
– Не понял! – сказал он громко и отчётливо. – Ты что – отказываешься жениться на моей сестрёнке?!
Весь десяток, как по команде, обернулся в их сторону.
– Я не отказываюсь! – горячо выкрикнул Кан, озираясь вокруг, заглядывая в глаза любимой, её брата, своих друзей и родных. – Я буду счастлив, если ты отдашь её за меня!
– Ладно, – великодушно махнул рукой Счастливчик, – я подумаю. Но за это во время переходов ты будешь носить её сариссу.
– Ох, и ловкие вы ребята, коринфийцы! – покрутил головой мудрый Гифон.
А к завтраку в десяток пожаловал сам тысячник Тенций Норит, хмурый, но спокойный. По-хозяйски усевшись у костра, он выслушал доклад Фидия, познакомился с пополнением, внимательно осмотрел выправку Кэма, потом обернулся к младшему сыну.
– Что натворил на сей раз? – спросил с видом полной покорности злодейке судьбе.
– Да, в общем-то, ничего дурного, – пожал плечами виновник отцовского неудовольствия.
– Ну, да, ну, да… – с откровенным недоверием протянул Тенций. – Суд тысячников за просто так не назначают! Стыдобище для всей семьи!
– А как же суд над нашим прадедом? – не сдержался справедливый Торит. – Тоже тысячники судили, между прочим! И – ничего.
– Да я бы только гордился, если бы кого-нибудь из вас, подобно моему деду, судили за оскорбление воинов всей царской дружины! Да где вам! – с тяжким вздохом протянул знаменитый боец.
– Вообще-то Литапаст обвиняет меньшого в том, что он Гортензия в заложники взял, – осторожно напомнил Фидий. – Для малолетки тоже нехило…
– Если не брешет, конечно, – поправил первенца отец семейства. – Кан, сознавайся, как тебе воюется? Пищей не обделяют?
– Его обделишь! – фыркнул Фидий. – У него скоро морда треснет, и, что особенно противно, я, как десятник, ничего с этим сделать не могу – прав таких не имею. Можешь проверить, если хочешь.
– А вот, представь себе, очень хочу! Угостите своего командира завтраком, сынки? Заодно и проверим.
Десяток привычно разбился попарно, выстроившись перед Эвридикой, раскладывающей кашу с мясом.
– А почему меньшого с девушкой соединили? – придирчиво поинтересовался Тенций.
– Они самые младшие в десятке, – пояснил Фидий. – Всё по закону. Ты к кому присоединишься, тысячник?
– А вот к младшему и подсяду, – с вызовом ответил Тенций.
– Мы тут пытались выяснить, в кого Кан таким хитрым уродился, – хохотнул Кул Изолид. – Гифон настаивал, что в прадеда, но сейчас-то, дядюшка Тенций, всё стало предельно ясно. Весь в отца!
Тенций хмыкнул, но промолчал – Кул ему всегда нравился, он напоминал ему старого друга Изолия, в те годы, когда они были молоды и так же дружны, как их сыновья. Усевшись рядом с Венетой и Каном, тысячник с аппетитом принялся за кашу, сноровисто орудуя корочкой хлебца. Котелок опустел почти сразу, но Эвридика наполнила его снова, а когда каша у них кончилась вторично, добавила ещё.
– Погоди-ка, – запротестовал Тенций. – А почему ты третий раз котелок заполняешь?
– По закону каждому воину полагается котелок каши, двоим – два, троим, соответственно, три, – любезно объяснила Эвридика. – Кушай на здоровье, тысячник. Если понадобится, у меня и добавка найдётся.
– А ты, красавица, почему очередь третий раз пропускаешь? – переключился на Венету неугомонный «инспектор». – Тебе, что, каша не нравится?
– Очень даже нравится, я сама её варила, – улыбнулась коринфянка, старательно облизывая «ложку». – Но толстых девушек парни не любят, вот я и стараюсь не переедать.
Во время делёжки сыра она отщипнула небольшой кусочек, остальную свою порцию разломила пополам и вручила Кэму и Кану.
– Это её порция, – ухмыляясь, прокомментировал сие действие Фидий. – Кому хочет – тому отдаёт. Всё по закону. Так же и с мясом, если дают порциями, так же и с вином, и с хлебом. Наш младшенький скоро лопнет от необузданного обжорства. Это сегодня у него разгрузочный день, поскольку и порции немного убавились, и кашу ты ему доесть помог…
– Ну, так гонять его подольше, чтоб не жирел, – предложил Тенций. – Пускай отрабатывает добавочный рацион.
– Боюсь спросить, а кто его, пап, гонять будет?! – фыркнул Фидий. – Меня-то дополнительным рационом не балуют. Это не для него наказание получается, а вовсе для меня – его справедливого командира.
– Ну, как знаешь, – махнул рукой тысячник. – Раскормишь парня, сам за него сражаться будешь. Кончай завтракать, выходи строиться!
Площадка возле шатра командующего обозом афинского войска была густо усеяна роскошными доспехами тысячников – по традиции они расположились прямо на земле, подложив под бока меховые полости из бараньих шкур. Возле входа в шатёр на креслах расселись Эгей, его сын Тесей и стратеги Якхикс, Литапаст и Ритатуй. Яркое утреннее солнышко весело играло лучами на позолоте, серебре и драгоценных камнях, украшавших оружие и доспехи присутствующих.
Тенций присоединился к своим коллегам, демонстрируя незаинтересованность в исходе суда. А Фидий вышел в центр площадки и громко представился.
– Воин твоего десятка Канонес Норит обвиняется в попытке дезертирства и склонении к таковому воинов обоза Медиса Таисида и Аробиста, Нима, Шата и Эльида Гетидов. Присутствуют ли обвиняемые? – возгласил Литапаст Бореа, как верховный судья афинского войска.
– Я здесь, – ответил Кан, выходя пред взоры сотни глаз и вытягиваясь во весь рост.
К нему незамедлительно присоединились Гетиды и невозмутимый Медис. Шестёрка дерзких разведчиков Ритатуя была, как всегда, готова к отражению вражеского натиска.
– Свидетель Алексис Регио, выйди вперёд, – приказал Литапаст. – И расскажи то, что твой дозор обнаружил ночью ровно неделю назад.
Один из представителей многочисленного и довольно влиятельного аристократического рода – молодой рослый шатен в золочёном панцире и поножах вышел пред судом валкой кавалерийской походкой:
– Ровно неделю назад я со своим десятком выехал в дозор сразу после того, как колесница Гелиоса скрылась в водах Океана, – сказал он. – Часа через два после начала нашей смены мы услышали конский топот, удаляющийся от лагеря обоза в сторону мегарской границы. Я окликнул незнакомцев и предложил остановиться, чтобы они доложились о том, куда и зачем едут в такой поздний час. Вместо этого они прибавили скорость и оторвались от нас. Этими людьми были те, кто сейчас стоит перед вами, тысячники.
– Куда и зачем ты вёл свой отряд, Канонес Норит?! – спросил Литапаст.
– По приказу стратега Ритатуя Брети, в эту ночь мы с Медисом и братьями Гетидами выехали в имение нашего командира для транспортировки и охраны двух повозок хиосского вина, – спокойно ответил Кан. – Только отправились мы не через два, а через три часа после заката. Это могут подтвердить стратег Ритатуй, его сын Мариарх и вся охранная сотня.
– Возможно, этер Регио несколько напутал со временем вашей встречи, – улыбнулся Литапаст. – Но, в любом случае, имение всеми нами уважаемого стратега Брети находится в прямо противоположном направлении от того места, куда ты вёл отряд.
– Всеми нами уважаемый этер Регио, возможно, напутал не только со временем встречи, но и с отрядом, который встретил его дозор, – Кан с недоумением пожал плечами. – Мы после выезда никого не встречали, никто нас не останавливал и ни о чём не спрашивал. Возможно, потому, что мы ехали к Афинам, а не к Мегаре. Я не могу отвечать за всех, кого упустил дозор Алексиса Регио, я могу ответить лишь за себя.
В рядах тысячников послышались смешки – командный состав афинской армии умел ценить остроту. И не только остроту бронзы.
– Я что, по-твоему, слепой, что ли?! – поинтересовался этер, с намёком кладя руку на эфес меча.
– Нет, ты, этер, обладаешь воистину кошачьим зрением! – фыркнул Медис. – В полночь ты умудрился детально рассмотреть наши лица! Интересно бы знать, под клятвой свои слова подтвердишь?
– Медис, разве я давал разрешение вмешиваться в нашу беседу?! – с воистину надменным недоумением полюбопытствовал Кан, сверху вниз глядя на пастуха.
– Виноват, командир! Прошу прощения! – вытягиваясь по стойке смирно, отрапортовал богатырь Ойнейской филы.
Поняв в какую неприятную ситуацию он попал, Регио нашёл, как казалось ему, достойный выход:
– Мои парни изучили следы, оставленные вашими конями, гоплит!
– Разреши мне ответить этеру Регио, командир, – учтиво обратился к Кану один из близнецов, делая шаг вперёд. – Я – Ним.
– Говори, Ним, – благосклонно кивнул властолюбивый командир разведчиков.
– Я хотел бы напомнить благородному этеру Регио о том, что в обозе армии града великой Афины наличествует больше ста тысяч голов скота. Чтобы прокормить эту ораву, мы вынуждены гонять её на выпас вплоть до дороги на Мегару и дальше. Здесь всё перепахано копытами на десять раз. Какие к воронам следы обнаружили его ребята в этой кутерьме? Да никаких! Это я заявляю, как табунщик, неоднократно преследовавший конокрадов, умеющий разбирать следы получше воинов из этерской дружины. Я не знаю, зачем этер Алексис пытается оговорить нас, но могу сделать предположение. Командир, можно я выскажу предположение?
– Табунщик, ты, кажется, забыл, где находишься, и кто здесь даёт разрешение! – подал голос судья афинского войска.
– Извини, стратег Литапаст, – Ним отдал короткий поклон, приложив правую руку к сердцу, – но у нас принято соблюдать дисциплину; для нас самым главным является наш непосредственный командир. Это он отвечает за своих подчинённых, а мы отвечаем только перед ним. У нас даже поговорка такая сложилась: «Мы пред нашим Норитом, как пред Зевсом великим, чисты!» Но если ты так настаиваешь, то дозволь ты высказать мне своё предположение.
– Нас твои предположения мало интересуют, – отмахнулся Литапаст. – Нас интересуют ответы на поставленные судом вопросы!
– Видать, не зря, совсем не зря мы уважаем только командира, – вполголоса промолвил Ним.
Ни царь, ни Литапаст этого не услышали. Зато хорошо услыхали тысячники афинского войска. Они сами были командирами своим воинам, и преданность Нима командиру произвела на них благоприятное впечатление. Судьи по-иному стали смотреть на подсудимых.
– Подведём итоги, господа тысячники, – улыбнулся Кан, выступая вперёд. – Этер Регио упустил какой-то конный отряд и решил, что это были мы. На кого-то же надо было списать свою безалаберность, свою нерасторопность. Небось, сразу после дежурства побежал узнавать – не отбыл ли кто-нибудь из лагеря…
– А вы, стало быть, отправились в имение, – язвительно подсказал Литапаст, делая знак Регио уйти с площадки.
– Разумеется, стратег. Я из рода Норитов, мы приказы всегда выполняем. Привычка у нас такая.
– А вот у меня имеются другие сведения, – жёстко заявил Литапаст. – Свидетель Гортензий Мелот, выйди вперёд. И расскажи нам о встрече с отрядом Канонеса Норита.
Огромный сотник встал рядом с Каном, возвышаясь над ним на целую голову. Какой-нибудь из драматургов Эллады, окажись он в числе зрителей этого действа, не преминул бы отметить, что эта пара являла собой неотвратимость праведного суда над жалким преступником. Если б не язвительная усмешка, с которой преступник встретил своего обвинителя.
– Давай, и ты нам соври что-нибудь, благородный Гортензий! – промолвил он, как и Ним, вполголоса.
По рядам тысячников пробежал недопустимый смешок.
– Узнав о том, что какой-то конный отряд сбежал в сторону Мегары, стратег Литапаст, охранную сотню которого я возглавляю, вызвал меня и велел настигнуть беглецов, чтобы они предстали перед воинским судом, – начал свой рассказ Гортензий. – На следующее утро после доклада этера Регио, я с десятком своих всадников проехал Мегариду, где от беженцев мне стало известно об отряде афинян, двигавшихся к Перешейку. Именно там мы и встретили подсудимых. Я представился и потребовал, чтобы Канонес Норит и его подчинённые следовали за мной. Однако подсудимый взял меня в заложники, воспользовавшись тем, что я не ожидал неповиновения. Они сбежали, но я и мои люди нашли Канонеса и арестовали его. После чего десяток Фидия Норита, поддержанный сыновьями тысячников Изолия и Адаманта, вломился в шатёр стратега Литапаста и освободил подсудимого. У меня всё.
Среди тысячников афинского войска послышались одобрительные реплики, направленные в сторону их коллег Тенция, Изолия и Адаманта. Атаковать охранную сотню двумя десятками – это вам не пустяки какие-нибудь! Ай, да парни, ай, да удальцы!
– Что ты скажешь на это обвинение, Канонес Норит? – зловеще промолвил судья афинского войска. – Что ты делал на Перешейке, и с какой целью напал на моего телохранителя?
– С твоего позволения, стратег Литапаст, я отвечу сначала на второй вопрос, – улыбнулся своему сановному врагу младший сын Тенция Норита. – Я всегда полагал, что люди, посланные арестовать афинского воина, обязаны иметь при себе грамоту, подтверждающую их полномочия. Так меня учили в гимнасии, – тут он повернулся к сотнику и достаточно громко предупредил. – Не вздумай утверждать, Гортензий, что у тебя такая грамота была! У нас есть целых два независимых свидетеля, которые могут это опровергнуть. Одним словом, господа тысячники, к моему отряду посреди ночи подкатили неизвестные всадники, командир которых заявил, что он афинянин и хочет нас арестовать. Причём мы ему должны сдать оружие. Я потребовал грамоту с приказом об аресте, а он в ответ стал пугать меня своими головорезами, – Кан шагнул вперёд и дерзко вскинул подбородок, покрытый юношеским пушком. – Он думал, что способен напугать гоплита великой армии Афин! И я решил, что афинянам такое в голову не придёт, что афинский сотник уважает своих соратников и уверен в их отваге. Короче говоря, мы приняли их за разбойников, с которыми уже имели дело. И поступили с ними соответственно. Пусть скажут спасибо, что мы торопились, иначе весь десяток бы к воронам перебили! Господа тысячники, разве вы поступили бы иначе на моём месте?!
– Ну, допустим, ты не поверил Гортензию, – обличающе вытянув руку с указательным пальцем, нацеленным в лицо нахального мальчишки, процедил Литапаст. – Но как ты оказался на Перешейке, если ехал в Афины?!
– Если быть более точным, то ехали мы не в Афины, а гораздо ближе, – Кан пожал плечами. – К утру мы прибыли в поместье, расположенное между Афинами и Элевсином, и передали приказ Ритатуя Брети его управляющему Меланию. Но этот толстяк не поверил мне точно так же, как я не поверил Гортензию. Он тоже потребовал с меня письменный приказ.
Тут он смущённо улыбнулся и развёл руками:
– Я ведь впервые выполнял такое поручение, а стратег Ритатуй Брети к ночи был не очень трезв… Одним словом, грамоты у меня не оказалось тоже. Возможно, если б он был знаком со мной чуть хуже, он доверил бы мне две повозки с дорогущим вином. А тут как запыхтит – он пыхтит, когда нервничает: «Пошёл прочь, шутничок! И приятелей своих забирай!». И пришлось нам возвращаться восвояси, не солоно хлебавши. Вот тут мои подчинённые обратились ко мне с просьбой, касавшейся проведения рейда под Коринф.
– Кто конкретно, и что подразумевается под словом «рейд»? – подал голос командующий афинской тяжёлой пехотой Якхикс.
Медис и Шат гордо выступили вперёд и встали в ряд с Каном:
– Командир, разреши, мы ответим сами, – промолвил Медис.
– Что? Совесть заела? Ну, валяйте, раз так, – великодушно позволил тот, делая приглашающий жест.
– Когда Канонес Норит прибыл в шатёр к стратегу Ритатую, мы были уже там, – начал Медис. – И, увидев его, мы наглядно поняли, что ожидает нас на этой войне. Да вы посмотрите сами, господа тысячники, и вы тоже всё поймёте. Он же в полном доспехе!
– И что? – усмехнулся Литапаст.
– Он-то в полном доспехе, – пояснил Шат, – а мы – в одних хитонах! У него и копьё, и меч чёрной бронзы, и железный кинжал, и дротики седого железа. А у нас ничего, кроме ножей. И означает это только одно – в первой же серьёзной битве наш командир, может быть, выживет, а мы точно поляжем все до единого!
