Текст книги "Гроза над Элладой (СИ)"
Автор книги: Александр Колосов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)
«Тишина-то какая! Будто и нет никакой войны… вот бы её действительно не было! Хорошо бы так: закрыл глаза, сосчитал до трёх, открыл – и нету! Кто её только придумал? Люди в ту пору, наверное безмозглые были. Будь я на их месте, я бы тому, кто первый воевать начал, мигом башку открутил. Неужто люди настолько злы? Хотя, с другой стороны, То же Изолий очень добрый – кому угодно готов помочь, и Адамант и отец. А, может, и я таким буду? Поерепенюсь и привыкну? Гадство! При таких обстоятельствах всё может случиться.
Как всё-таки хорошо быть маленьким! Лежал бы сейчас в мягкой постели, поел, с ребятами подурачился, искупался… Да и взрослым быть неплохо, только бы война поскорее кончилась. Вот выгоним атлантов, вернёмся домой, на Венете женюсь…
Венета, Венета… как она там? Ждёт ли? Фу, ерунда какая! Конечно, ждёт, плачет по ночам втихомолку… ах, Венета, Венета! В недоброе время встретились мы с тобой! Ты там плачешь, а у меня здесь сердце болит. Быть бы мне сейчас под Коринфом, насколько бы легче на душе было! Но я приеду! Сегодня же повернём коней наюг. Вот только посмотрю на армию, какая здесь водится, пару вопросов кому-нибудь задам – и домой, к Ритатую!»
Всё было тихо, спокойно… мирно протянулся час, другой… жаркие лучи небесного титана начали припекать тело юноши: пришлось перебраться в тенёк на другое место. Третий час лениво проскользнул укротившейся тенью… Кан подождал ещё – на всякий случай. Никогошеньки! Дорога, будто вымерла.
Он спустился по склону вниз и нырнул в пещеру, где при свете тлеющих углей обнаружил Медиса, спящего сладким сном рядышком с Кэмом. Кан потряс Счастливчика за плечо, ещё сильней, коринфянин выругался бессвязно, но глаз не открыл.
– Ну, вы подумайте! – афинянин возмущённо всплеснул руками. – И у этого дрыхуна ещё хватает наглости обзывать меня засоней!
С этими словами он встал на колени и крепко зажал Счастливчику и рот, и ноздри. Спустя несколько секунд взъерошенный, ошалевший коринфянин с трудом выскользнул из бронзовых рук приятеля.
– Ты что, спятил? – злым шёпотом закричал он на Кана, и видя его веселье, пихнул его пяткой. – А если бы я спросонья за меч схватился?
– Так я же твою правую сразу блокировал! – объяснил Норит, заливаясь тихим хохотом. – Фиг бы чего у тебя вышло! – И становясь максимально серьёзным, добавил. – А теперь, марш умываться. Потом поешь и замени меня. Я пошёл.
– Послал же Арес начальничка! – услышал он, выскальзывая из пещеры.
На дороге было пустынно по-прежнему, а вскоре появился и Кэм… проснулся Афинянин, когда солнце уже садилось. Поужинали, наточили оружие, привели лошадей.
– Слушай, Лик, – обратился к эдейцу командир маленького отряда. – Эта дорога здесь одна, или ещё есть?
– Не, – потряс всклоченными кудрями малыш, – кроме этой дороги, только козьи тропы. Армия, если она тут, по ним не пройдёт.
– Это хорошо, – задумчиво протянул Кан. – Значит так, друзья мои, сегодня поворачиваем назад. Путь неблизкий, переходы будут большими, а посему, всем оставаться здесь. Я сгоняю до лагеря, если он, конечно, существует. Когда вернусь, тогда и тронемся. Если не вернусь, командиром назначаю Медиса. На разведку поедете вы Ним и Шат. Если и они не вернутся, мотайте домой.
Огромный серый жеребец размашистым галопом мчался по дороге, ведущей из Фессалии в Македонию. Мчался легко и свободно, будто не чувствуя тяжести своего молодого седока. Если бы посторонний зритель смог увидеть эту вольную скачку при тусклом неверном свете луны, ему несомненно показалось бы, что это мифический кентавр, не торопясь, прогуливается по ночной дороге – до того едиными, слитными казались тела всадника и его редкостного скакуна.
Мелкие камешки, попадавшие под бронзовые подковы Дива, с треском разлетались вдребезги, рассыпаясь искрами, гаснущими будто упавшие звёзды. Топот был далеко слышен. Но Кан не боялся засады, сейчас он не боялся вообще ничего. Под седлом конь, равного которому нет во всей Ойкумене, на поясе меч, изготовленный лучшим оружейником Аттики и железный кинжал, пробивающий любые доспехи, а в теле неимоверная сила, доставшаяся от далёких предков, с дубиной выходивших на пещерного льва… кого ему опасаться?! Покачиваясь в такт плавным прыжкам Дива, Кан с наслаждением глотал прозрачный воздух, наполненный ароматом горных лесов и трав. Как прекрасна жизнь! Какая чудесная вещь свобода! Мчаться бы так и мчаться, ощущая свою силу, молодость и полную раскрепощённость! Эх!
К сожалению, всему хорошему всегда приходит конец. Словно окаменев, на всём скаку встал жеребец, замер всадник – за очередным поворотом горы расступились, и в долине, открывшейся взору молодого ахейца, тысячами звёзд замерцали огни вражеского лагеря.
Теперь ехали осторожно, не торопясь. Когда до лагеря оставалось не меньше пяти стадиев, Кан слез с коня, уложил его на землю. Див, привыкший к подобным штукам хозяина, лежал, не шевелясь, и только глазом косил вслед уползающему афинянину. Что-что, а ползать с бесшумностью змеи Кан умел в совершенстве. Если уж ходил, будто кошка, так, что не раз пугал приятелей внезапным появлением, то в те минуты, когда решалась не только его судьба, но и судьба его страны, он крался без единого шороха.
Зная, что сторожевые посты атланты выдвигают на стадий от ближайших костров, он замер в двухстах шагах от границы вражеского бивуака, до боли в глазах всматриваясь в малейшие неровности почвы. На фоне огней ему удалось заметить живой бугорок шагах в сорока от себя. Караульный часто оглядывался на лагерь, значит, вскоре ожидал смену. До прибытия новых сторожей Кан решил узнать дистанцию между постами, а во время смены, пробраться за спины охране. И это ему удалось – хорошо всё-таки быть любимцем Фортуны!
Пока сторожа обменивались паролями, пока глаза и уши новой смены привыкали к ночной обстановке, он ужом проскользнул между ними, и сзади подобрался к одному из охранников. Ближайшие часовые находились в полустадие справа и слева, так что их вмешательства можно было не опасаться. Медленно-медленно, тихонько-тихонько подползал он к намеченной жертве, и вскоре оказался в нескольких локтях от неё, затем стремительно, но с прежней бесшумностью, рванулся вперёд и схватил за горло оцепеневшего от испуга и неожиданности атланта. Тот попробовал, было сопротивляться, попытался закричать, но железные пальцы разведчика Ритатуя перекрыли ему воздух, а в ямку между ключицами ткнулось острие кинжала.
– Только пикни, и конец тебе, клянусь Кетлем! – прошептал ахеец на имперском наречии. – Отвечай немедленно, кто такой?
Услышав родной язык, часовой несколько успокоился:
– А ты? – спросил он шёпотом, когда пальцы незнакомца немного разжались.
– Мне своего имени стыдиться не надо. Я десятник шестого когопула Дарра Дарок.
– Шестого когопула?! – обомлел охранник. – А что ты здесь делаешь?
– Не твоё дело! – отрезал Норит. – Твоё дело отвечать. Болтаешь ты, вроде, по-нашему, но ещё поглядеть надо, что ты за птица. Отвечай!
– Я Видам Антаха, копейщик десятка Багеты третьей сотни седьмой тысячи четырнадцатого когопула.
– Складно врёшь, – отметил Дарок. – Это Вторая Имперская, не так ли?
– Ну, да.
– А кто вами командует? Живо!
– Фермопил Ролоин.
– Ух, слава Кетлю, добрался! – Кан отпустил горло Видама, сунул кинжал в ножны. – Где мне найти твоего сотника?
– А зачем он тебе, – опасливо поинтересовался атлант.
– Радость ему великая привалила. Проводит меня к светлейшему, хорошую награду получит. С весточкой я от нашей Глисты к вашему Поросёнку.
Кан рассчитал верно: кому ж не хочется награду получить?! Зачем она сотнику – он и так богатый.
– Слушай, дружок, – умоляюще прошептал Видам, – мне совсем недолго тут осталось, а сотник, поди, спит давно. Подожди, пока сменят, я тебя сам отведу. Только Носорога нет, его Парс замещает.
Кан недовольно поморщился, но махнул рукой:
– Ладно. Давай, пока поболтаем, а то я две недели человеческого голоса не слышал. Как у вас тут?
– Плохо, дружок, – вздохнул Видам. – Туземцы словно с ума посходили, дерутся злее тигров. Из двухсот тысяч, почитай тысяч сорок в убитых да раненных числятся. Одних всадников тысячи три перебили.
– Ну, это ещё по-божески! У нас и вовсе армию ополовинили. Крепостей много брать приходится.
– У вас крепости, а у нас горы, – резонно заметил Антаха. – А мы к горам непривычные. Ещё и Фессалия впереди…
– Вы уж постарайтесь, лоботрясы несчастные! Больно жарко у нас там.
– Как же, слышал, зато пограбили всласть, с бабами потешились. А тут на каждую старуху и то по двадцать охотников – про молодых уже и не говорю. Ну, да ничего! Свалим Фессалию с Беотией, в Аттику вломимся, там, говорят, город большущий – Афины называются. Уж там вволю погуляем – я девок страсть, как люблю! А вот как с Афинами разберёмся, глядишь, и вам пособим.
– Зря ты, парень, про Афины сказал, – с издевательским сожалением заметил Кан.
Его затрясло от ненависти. Девушек этому мерзавцу подавай. Афинянок! Может, и Вису прикажете?!
– Почему это зря? – удивился ничего не подозревающий сластолюбец.
– Потому что мог ещё и пожить! – шёпотом выкрикнул Афинянин, выхватывая из ножен кинжал.
С хищным шипением остро оточенный клинок мелькнул в воздухе, мелькнул и вошёл в тело по самую рукоять. В ту же секунду Кан навалился на голов Видама и вдавил его лицо в землю, заглушив предсмертный крик.
Прикончив неудавшегося завоевателя, Норит осторожно осмотрелся, прислушался. Всё было тихо. Видимо, звуки расправы не донеслись до ушей соседних часовых. Мысленно поздравив себя с успехом, Кан вырвал кинжал из неподвижного тела. «Ещё одной сволочью меньше!» – подумал он, и с гримасой брезгливости вытер клинок и руку о плащ часового, на душе было погано. Как уже говорилось выше, младший из Норитов не испытывал удовлетворения от собственных побед, хотя угрызения совести его тоже не мучили – к своему участию в боевых действиях он относился, как к неприятной, но необходимой работе. Что касается разведки, то обманом Вилена и Литапаста он гордился куда больше, чем непосредственно боевыми успехами. Понятно, что расправа с подонком часовым в его глазах выглядела заурядным и достаточно подлым убийством – он предпочёл бы зарезать его в честной схватке. Вообще-то, сначала он намеревался просто оглушить своего собеседника, но тот сумел-таки вывести его из равновесия, поэтому-то сейчас Кан не ощущал ничего, кроме брезгливости к покойному.
Убедившись, что своими действиями он не наделал переполоха, юный ахеец всё так же медленно и осторожно пополз в обратную сторону. Ползти пришлось довольно долго, однако смена охраны была недавно, естественно, что Антаху найдут нескоро. Поспешишь – людей насмешишь: не хватало ещё, чтоб его застукали на обратном пути!
Дива Кан не нашёл, но это его тоже не беспокоило. Отползя от линии часовых стадия на три, он легонько посвистел и тут же услышал частый топот конских копыт – скакун мчался на зов хозяина. Теперь нужно было поторопиться, атланты ведь тоже не глухие. Див с места взял в карьер. При неверном свете луны такая скачка могла плохо кончиться, но Кан свято верил в чутьё своего четвероногого друга. И тот не подвёл седока – в считанные минуты он вынес его на дорогу. Здесь Кан умерил бешеный аллюр скакуна, перевёл его на прежний размашистый галоп. Отдохнувший Див с охотой перешёл на свой любимый темп.
Уже четвёртый час ждали разведчики своего командира. Ждали терпеливо и, хотя нервы были напряжены до предела, ни один из прежних подчинённых Афинянина слова лишнего не молвил, лишь иногда кто-нибудь одёргивал непривычного к их делу, а потому не находящего себе места Лика. В конце концов, Медис схватил его и, насильно усадив его рядом, крепко прижал к земле. Все, не отрываясь, следили за Шатом, он слушал землю. Осёдланные и взнузданные лошади паслись неподалёку.
Было темно и тихо, как в погребе; хотя луна и изливала свой бледный свет на дорогу, но чёрные тени скал надёжно скрывали ахейцев от постороннего взгляда. Шат предостерегающе вскинул руку. Разведчики, и до того сидевшие неподвижно, вовсе окаменели. Через минуту неугомонный Гетид вскочил на ноги и заорал так, что все вздрогнули:
– Ведите лошадей! Это Див!
– Точно? – усомнился осторожный Ним.
– Точно! Конь один и кован на все ноги!
Словно вихрь сорвал с места шестерых разведчиков, лишь Шат остался возле дороги сторожить прибытие командира. Стук подков слышался уже совсем отчётливо, вот из-за поворота появилась оскаленная морда серого скакуна. В это мгновение позади Шата раздался топот многочисленных конских копыт; вспрыгнув в седло, подведённой Ликом лошади, Шат вслед за остальными выехал на дорогу.
– Как дела, командир? – прогремел в ночной тишине его весёлый голос.
– Всё в порядке, ребята. Где панцирь?
– Держи, – Медис перекинул Кану доспех, Лик протянул шлем.
С лихорадочной быстротой облачаясь в латы, Афинянин сыпал слова, как горох, выкладывая полученные от Антахи сведения.
– Они нацелились в Аттику, – закончил он, уже застёгивая ремень шлема, – хотя надо учесть, что планы Фермопила могут измениться. Впрочем, настроение у солдат неважнецкое, так что придётся ему поковыряться. Поехали! – и он пришпорил Дива.
Разведчики, вытянувшись в двойную цепочку погнали коней в сторону Оленьего прохода.
– Не нравится мне эта заваруха, – сказал Гревс, подкладывая в огонь несколько сосновых лап. Пережёвывая новую порцию дров, огонь сперва потускнел, потом заплясал, словно от радости, играя отражённым светом на звёздах Мужества. – Хоть тресни – не нравится!
– У вас тут ещё что! – утешил его Ульф. – К нам попадёшь – вовсе взвоешь!
– Ладно, не пугай, Великолепный! – длинный и худой Маниэ, прославившийся своими редкостными способностями фехтовальщика, небрежно махнул рукой. – Туземцы везде одинаковы, сам знаешь.
– Под Коринфом армия, приятель, – вздохнул Бартоно.
– А я со всей армией драться не собираюсь. Шесть-семь человек – моя норма.
– Это здесь норма, там из боя до конца не выйдешь, иначе сомнут.
Разговор затих. Кандидаты в ветераны плотнее закутались в плащи, кое-кто прилёг вздремнуть, другие хладнокровно ожидали появления ночных чудовищ – с дивами им ещё драться не приходилось, интересно! Впрочем, многие совершенно не верили в потусторонние силы. Как и Великолепный, они считали, что дело придётся иметь с крайне хитрыми ловкачами, а посему относились к засаде, как к обычной, хотя и тонко задуманной операции. Вокруг костра собрались лишь десять из тридцати будущих ветеранов. Остальные, разбившись на два отряда, залегли на флангах. Первый – под прикрытием маленькой крепостушки, разваленной неделю назад, второй у прибрежной полосы.
– Зато у вас там есть чем разжиться, – мечтательно проговорил Гревс, подперев подбородок ладонью. – А здесь мы все вскорости в дышло от колесниц превратились бы, усохли бы, ровно Маниэ, – он хохотнул.
Маниэ снисходительно смерил его взглядом – коротышка хренов! Хотя коренастый и плотный Гревс был выше среднего роста, но рядом с приятелем действительно казался малышом – этаким здоровячком-бутузом.
– Молчал бы лучше, пузырь! Только Восену мешаешь.
Седая голова Восена была плотно прижата к земле – он слушал. Дожив до пятидесяти лет в бесконечных походах и сражениях, этот морщинистый «лунный дед» ни разу не нашивал головного убора ветеранов – Фермопил его слишком ценил, чтобы просто так отдать Онесси. Свои двенадцать железных колец Восен получал и здесь, да и отношение к нему во Второй Имперской было особое – таких стариков в этой армии больше не было, кроме Допа, естественно, так что ценили их одинаково. А иногда Восену даже отдавали предпочтение, ввиду его большего воинского опыта. Чего-чего, а опыта ему было не занимать, опытом он мог поделиться и с Допом и с Ульфом, и с Аллитом. В свои пятьдесят два года Восен не уступал в реакции любому из многих тысяч молодых солдат, а силой и выносливостью выгодно отличался от большинства более опытных, хлебнувших лиха войны бойцов, оставшихся в живых после египетской авантюры. Пять рубиновых значков Мужества были укреплены на его шлеме; ни один солдат Империи, кроме Грега Аллита, не мог похвастать таким набором отличий.
Аллит был тоже здесь. Он со свои любимым жеребцом по кличке Ураган прятался в развалинах крепости. Его задача была гораздо проще, чем у остальных: если кто-нибудь из призраков сумеет прорваться через пикет Грег его должен догнать, скрутить и привести обратно. И никто не сомневался, сто легендарный Грег это сделает. Подумаешь, дивы, если надо, Аллит скрутит самого владыку мёртвых Ягра и отвезёт, куда нужно! Никто и никогда не уходил от царя гонцов!
В молодости Аллит служил в лёгкой коннице и даже не помышлял о славе гонца и разведчика. Правда, никто лучше него не мог укротить самого строптивого жеребца, никто не содержал своего коня в такой чистоте и холе, как этот худой и кривоногий парнишка, но он был вообще-то обычным кавалеристом. Тем более, что лошадь ему досталась заурядная. Благодаря своему умению, он занимал обычно на скачках пятое-шестое места, но, как известно, власть предержащие никого, кроме призёров, не замечают. Не замечали они и Аллита.
Так царь гонцов и закончил бы свою карьеру обычным конником, получил бы кусочек земли в старости, либо лишился своей лихой головушки в каком-нибудь неудачном набеге, если бы не попался на глаза Ивену Аяхти. В одном из сражений с убнарами сотня, где служил Аллит, сумела опрокинуть бесстрашных чернокожих, и трём или четырём всадникам решено было вручить знаки Мужества. Увидев перед собой замухрышку Грега, Ивен, естественно, поинтересовался его заслугами. И оказалось, что замухрышка-Грег уложил пятерых здоровяков негров. Оказалось, что этот худой низкорослый парнишка в совершенстве владеет обеими руками, мечет копьё на сто с лишним локтей, а стрелы из лука пускает только в глаза противнику, чтобы не портить одежду и доспехи. Ивену нужен был разведчик, а ещё больше – гонец. Постаревший Аллан Пастух пока справлялся со своими обязанностями, но это на год на два, а дальше?
Одним словом, Грега забрали из сотни и прикрепили к Пастуху. Как ни странно, Аллан принял молодого соперника вполне радушно. Они вместе выбрали Грегу коня, вместе его обучили, а затем пришёл черед посвящения нового бойца в тонкости его новой воинской профессии. Аллит оказался смышлёным учеником, вскоре Пастух ушёл на покой с чистой совестью – его приемник перещеголял своего учителя. В короткие периоды между войнами, они встречались в маленьком имении Аллана, где он растил лошадей для армии.
Урагана он специально готовил для Грега: чёрный, как сажа, жеребец совершенно сливался с ночной мглой, как и положено иноходцу обладал мягким стремительным бегом, легко усваивал учение, а во время боя становился злей тигра-людоеда. Вообщем, конь для разведчика был идеальным. Только Кедр Ивена и Див во всей Империи превосходили скакуна Грега. Однажды Аллит попробовал объездить Дива, но тот почему-то невзлюбил его и сбрасывал регулярно, стоило только Грегу вскочить в седло. Возможно, легендарному наезднику, в конце концов, и удалось бы укротить строптивца, но он слишком хорошо изучил конскую натуру, чтобы доверить свою жизнь животному, которое его ненавидит. Он был мудр – этот пропахший лошадиным потом маленький наездник, и он отступился.
Сейчас он лежал на обрушившемся зубце бывшего ахейского укрепления и острым своим взором ощупывал ночную темень, откуда должны были появиться «призраки». Внезапно затанцевавший Ураган «сообщил» ему о том, что поблизости появились лошади.
– Тихо, Чернявый, тихо… – время от времени шептал он коню, потом бесшумно забрался в седло. – Приготовиться…
– Десяток подчинялся своему собственному командиру Фарфу, назначенному Великолепным, но авторитет Аллита в делах такого рода был непререкаем – десять будущих ветеранов поднялись на ноги, разобрали оружие.
– Приготовиться… – негромко сказал Восен, вставая и потягиваясь, пять рубиновых звёзд огнём горели на его шлеме.
– Приготовиться, – проскрипел десятник «прибрежного» отряда.
Дав знак, Восен снова уселся и потихоньку вынул меч из ножен.
А нет ли здесь какого подвоха? – спросил Ним, глядя на охрану ущелья. – Что-то больно мало их сегодня…
– Мало? – усмехнулся Шат. – Эх, ты, умник! Один такой старикашка десятерых Петухов стоит. Звёзды видел?!
Если бы Кан не торопился, он, скорее всего, прислушался к здравому голосу сомнения. Однако сейчас вся осторожность мира не укротила бы его нетерпение.
– Проскочим шагах в десяти от костра – ближе к берегу, – распорядился он, затягивая под подбородком ремень шлема. – Приготовиться…
Восемь лошадей роем стрел понеслись вперёд. Обмотанные тряпьём копыта мягко топотали по каменной ленте дороги. Атланты, до боли сцепив зубы, сидели не шевелясь. А всадники всё ближе, всё ближе…
– Стой! Кто идёт?! – на ноги вскочил командующий операцией Ульф Бартоно. В пламени костра тускло сверкнул обух его длинного топорика.
В ту же секунду взвизгнул конь… ещё один…
– Проклятье! – раздался вопль Шата. – Они натянули верёвки!
Див и конь Лика, скакавшие позади остальных, повинуясь приказу всадников, чудовищным прыжком перемахнули натянутые на расстоянии пяти шагов друг от друга крепкие пеньковые шнуры, промчались ещё полстадия и встали. Кан спрыгнул с коня, за ногу сдёрнул малыша наземь.
– Садись на Дива! – приказал он, скрипнув зубами. – Дуй в Коринф, во весь опор! Скажешь Венете… Нет, па-а-шёл!
Клинок меча плашмя стеганул Дива. Взвизгнув от боли и злобы, серый жеребец рванул во весь дух сквозь темноту, а Кан ринулся на подоспевшего Аллита. Грег на всём скаку отмахнул удар Афинянина, сбил его с ног плёчом Урагана и помчался за Ликом.
Неподалёку от костра кипела рукопашная – разведчики Ритатуя показали все свои зубы лучшим вражеским воинам: могучий Медис раскидал напавших атлантов; Аробист, обнявшись с каким-то пехотинцем, пытался пустить в ход кинжал; Ним, с первого же выпада уложивший своего противника, схватился с Маниэ; Кэм, оскалившись, точно молодой волчонок, наседал на Гревса. Но ахейцы наткнулись на куда более сильного и опытного врага: рычащего, матерившегося Эльида уже вязали; в воздухе мелькнули ноги дерзкого Шата. Это Великолепный Ульф Бартона применил один из самых любимых своих приёмов – бросок через плечо. Оглушив упавшего Гетида пинком в затылок, ветеран кинулся туда, где свирепствовал силач пастух, а с флангов уже бежали засадные десятки.
– Ним! – крикнул афинянин, поднимаясь с земли и подхватывая выпавший меч. – Ним, отрежь «горцев»! Кэм, задержи «моряков»! Держись, Медис! Я уже иду, держись!
Кэм и Ним, выполняя приказ командира, набросились на фланговые десятки. Самый опытный фехтовальщик из братьев Гетидов обрушил на врага ливень жесточайших ударов, прыгая из стороны в сторону так быстро, что атланты вынуждены были остановиться. Тогда Ним начал уводить их за собой, вовлекая противника в бой преследования. Умело маневрируя, вовремя отступая, Ним ухитрялся раз за разом избегать окружения. Правда, ни одного из преследователей ловкому Гетиду не удалось ни только убить, но и ранить. Впрочем, этого пока не требовалось. Зато Кэм убил одного и одного ранил… и в итоге, позволил себя окружить, оглушить и обезоружить.
Арабист, прикончивший-таки соперника, попал в железные руки ветеранов и его уже вязали, угостив парой другой крепких пинков. Медис ещё сопротивлялся, щедро раздавая удары ногами и секирой, Ульфу никак не удавалось добраться до этого богатыря – его оттесняли свои же.
А Кану, спешащему на помощь друзьям, преградил дорогу старый Восен. Молодой ахеец попробовал с ходу сломать его силой, но атлант так ответил нахалу, что тот едва удержал эфес меча. Пока они изощрялись в искусстве фехтования, Медис рухнул наземь – пятка Великолепного угодила ему в подбородок. Настала очередь последних разведчиков Ритатуя.
– Уходи, Кан! – кричал Ним, которого прижали к скале, он отбивался уже через силу и думал только об одном, кого бы выбрать из всей толпы, чтобы зарезать до того, как погибнет сам. – Уходи, всё кончено!
Нет, кончено было ещё не всё! Оставленный без присмотра, Медис порвал опутавшие его запястья ремни и, оглушив кулаком двух беспечных сторожей, вооружился двумя мечами. Пять или шесть ветеранов вынуждены были оставить Нима и переключить своё внимание на афинского богатыря.
Тем временем, Кан улучил момент и с такой силой заехал в щит ногой, что «лунный дед» кубарем покатился вниз.
– Ахайя! – взревел Норит и помчался на выручку Ниму.
Атакованные с тыла атланты несколько опешили от подобной наглости, позволив Гетиду, под шумок, вырваться из западни.
– Перережь наши верёвки, я прикрою! – Кан внезапным выпадом проткнул бок Фарфу, отбросил щитом одного и пинком в грудь другого атланта.
Обозлённые свыше всяких пределов, ветераны Второй Имперской насели на молодого сорвиголову, но Кан был ещё опаснее Нима – ведь его обучал сам Тенций Норит. Он не защищался. Он нападал, отступая. И кто знает, чем бы всё закончилось, но в эту секунду Гревс выбил у Медиса последний меч, а Маниэ и Восен свалили обессилевшего Нима. Правда, Медису удалось подмять Гревса и задавить его своими ручищами, но это была уже агония – атланты со всех сторон навалились на богатыря и связали его так основательно, что он и пальцем бы не пошевельнул. Кан остался один.
«Теперь действительно – всё!» – мелькнуло в мозгу юного афинянина – даже, будь они простыми копейщиками… Бежать, бежать!»
– Беги, братишка! – услышал он хриплый бас Медиса. – Беги!
Не крикни, Медис, промолчи, и Кан действительно убежал бы – он уже ничего не мог поделать, но вопль пастуха привёл к обратному эффекту. Его друзья, избитые и связанные, думают о нём, пекутся о нём… А он?!
Повернувшись, он помчался по дороге прочь от связанных товарищей. Разъярённые ветераны бежали вслед, ругаясь и потрясая клинками. Кан остановился и выхватил из чехла дротик – знаменитое изделие кузнеца Норита… передний атлант рухнул на колени, хватаясь руками за древко, торчащее из груди. Второй прикрылся щитом, но железный наконечник легко пронзил это тонкое препятствие и впился в тело. Третьему короткое копьё угодило в живот; он тоже умрёт, но не скоро – рана мучительная и безнадёжная.
Кан ликовал: десять дротиков – это десять сражённых врагов, а с остальными… Там будет видно, что сделать с остальными! Однако радость его была несколько преждевременной – широкими лёгкими прыжками к месту кровавого представления приближался лучший воин Первой Имперской – сам Ульф Бартоно. На бегу он уклонился от летевшего навстречу дротика, отбил топором второй… Афинянин понял, что времени у него почти не осталось. Он обнажил меч.
Их поединок был короток, но жесток и обоюдоопасен. Кан почти не уступал Великолепному в силе и знании фехтовальных приёмов, совсем не уступал в реакции гибкости и ловкости, но значительно хуже изучил кулачный воинский бой, включавший в себя и бой ногами. Это его и сгубило. Мощный удар ногой, нанесённый афинянином пришёлся в пустоту, а Ульф не промахнулся – его каменная пятка угодила точно туда, куда он её и нацелил, «под ложечку», в солнечное сплетение. Любой другой был бы неминуемо сбит с ног. Канн согнулся лишь на долю секунды, но Бартоно было достаточно и этого – он успел обрушить на голову своего противника обух своего топора, удар был настолько силён, что Норита буквально швырнуло на колени, он потерял сознание и повалился на бок – в пыль каменистой фессалийской дороги.
Тёмный силуэт беглеца маячил шагах в тридцати от Урагана, несущегося во весь опор. Аллит уже не раз хватался за дротики, притороченные к седлу, но снова со вздохом опускал руку – он должен взять соперника живым, и только живым – или грош ему цена. Он пробовал ещё ускорить бег своего скакуна, но ничего не получалось – Ураган делал всё, что было в его силах и даже свыше собственных сил. И всё же беглец постепенно почти незаметно увеличивал разделявшее их расстояние!
Тысяча дивов! Никакое умение! Никакой опыт не могли помочь Алитту – беглец удалялся! Это было невероятно! Немыслимо, Но это было так – он не мог догнать ахейца! Ярость душила знаменитого конника, такая ярость, какой он давно не испытывал. Много лет назад последний раз испытал он горечь поражения. Казалось бы, пора забыть о тех временах, когда никому не известный всадник лёгкой кавалерии выжимал из своего невзрачного конька все силы, но оставался за чертой призёров. И он успел о них забыть, проклятый беглец своим существованием напомнил забытое, возбудив в Греге настоящую ненависть. Грег не мог даже предположить наличие у туземцев коня более быстрого, более сильного, чем Ураган, выращенный самим Пастухом. Значит, беглец гораздо лучше знает своё ремесло, чем он – царь гонцов, живая легенда. Это было маловероятно, но такую возможность нельзя было исключить. И всё же самый опытный, самый умелый наездник, оставляя позади себя Урагана, должен был иметь коня, по крайней мере, равного Урагану. Только это удерживало не знавшего промаха руку Аллита, иначе он давно мог убить вражескую лошадь, но в данных обстоятельствах, ему хотелось захватить не только всадника, но и коня.
Лик, конечно, не знал от кого убегает, но, судя по тому, что Див никак не мог оторваться от преследователя, преследователь этот, по крайней мере, вдвое превосходил маленького фессалийца по части верховой езды. У себя в городе Лик считался одним из лучших наездников, он не уступал и взрослым. Так что гнавшийся за ним атлант был явно не простым кавалеристом, а если ещё учесть скоростные качества Дива, за которым враг следовал, как привязанный, то не мудрено, что малыш обеспокоился не на шутку. Впрочем, у него хватило сообразительности не подгонять серого жеребца, не сбивать ему темп, да и подгонять Дива и не было никакой надобности – он сам постепенно набирал ход, чувствуя позади себя запах ненавистного человека, пытавшегося когда-то лишить его свободы. Если он подчинился своему нынешнему хозяину, то это отнюдь не означало, что давнишнему недругу можно позволить сесть в седло. Всхрапывая от страха и ненависти, злопамятное животное наконец превзошло самого себя – оно помчалось так, что Лику пришлось на секунду закрыть глаза – у него закружилась голова.
– Чтоб я сдох! – Грег выпучил глаза. – Это же Див!
Да, не один жеребец в Ойкумене не мог бы уйти от Урагана, да ещё с такой лёгкостью – за минуту он оторвался от преследователя на двадцать шагов, и наддал ещё! Теперь было поздно хвататься за дротики – на таком расстоянии, да ещё во время такой скачки попасть в беглеца не было никакой возможности. Гнаться тоже бесполезно, сейчас Аллиту не помог бы даже Кедр и Вена. Проклятье!
