Текст книги "Лёшка-"студент""

Автор книги: Александр Каменский-Мальцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

– Вы не имеете права! Судить может только суд!

– А я и есть высший суд! Высший и беспристрастный… И судебной ошибки у меня не будет. А вашего суда я устал ждать. Да и не верю я вам…

– Ковалев, поймите, что если вы сейчас сделаете ошибку, то для вас все будет кончено! Поймите, все!!! – Каверзнев уже кричал. – Вы свой шанс упускаете! И неужели вам хочется, чтобы из-за вас пострадали невинные? Ладно, вам плевать на нас или Ветрова, но ведь с вами женщина!.. Почему она должна рисковать?!

Лешка посмотрел на Веру. Она спала.

– Майор, вы не трус?

– Что вы имеете в виду?..

– Придите сюда. А вдруг вы сумеете меня убедить – и я сдамся?

– Если вы еще не решили, то это не имеет смысла.

– А вдруг сможете? Трусите?.. Я обещаю, что против вас я не применю гипноз…

– Мы можем поговорить по телефону.

Лешка говорил тихо. Он устал, и у него опять кружилась голова…

– Нет. Я хочу видеть ваши глаза. А по телефону я говорить не буду. Не хочу. Я обещаю вам полную безопасность, – Лешка криво усмехнулся. – Конечно, если вы не задумаете какую-то подлость. Я даже обещаю, что не буду спрашивать, какую пакость вы приготовили для моего убийства…

Трубка молчала.

– Ну, вот… Вы говорите про шанс, а сами помочь не хотите… А ведь только я могу рассказать про то, что чувствует человек в шлеме!

– Шлем в городе?

Лешка усмехнулся.

– А я вам лично скажу. Приходите. Я не хочу говорить по телефону. Я устал.

Лешка положил трубку.

– У тебя выпить есть? – спросил он Ветрова. – Говори!

– В баре… – тихо ответил Ветров.

Лешка отыскал бар, открыл. Внутри стояло несколько бутылок. Лешка взял одну, посмотрел на этикетку. Нашел рюмку и прошел к креслу.

– Привычкам своим не изменяешь? – спросил он, наливая в рюмку. – Только коньяк!

Он выпил и сразу налил снова.

– Что, страшно? Ведь когда-то надо платить… Вот и тебе срок пришел…

– Лешка, отпусти меня… – тихо сказал Ветров.

– А зачем?

– Тебе легче будет, если я тоже буду сидеть?

– А ты сидеть не будешь.

– А ведь у меня много денег… Можно за границу… И ее можно взять…

– Ты, мразь, ее не трогай! – Лешка наклонился к Ветрову. – Она для тебя святая, понял?! Ты перед ней на коленях стоять должен! Ты червяк перед ней, грязь под ногами!!!

Лешка смотрел Ветрову в глаза и видел, что тот уже действительно червяк, он был готов признать святым и самого Лешку…

– И я тебе верил!..

Лешка застонал от ненависти и безысходности… Он сейчас ненавидел не только Ветрова, но и себя.

– Неужто из-за тебя я свою жизнь искалечил?

Но Лешка понимал, что не только Ветров виноват во всем, но и он сам… У него была, все-таки была возможность остаться человеком, и от понимания этого он еще больше злился на себя, а вместе с тем и на весь мир.

– Ты никогда больше не будешь делать плохо… – он наклонился к Ветрову и говорил медленно, тщательно выговаривая каждое слово. – Ты забудешь всю свою красивую жизнь и будешь жить только в мерзости… – Лешка вдруг задохнулся.

Он не мог придумать наказания для этого человека, он не мог, хотя столько раз мечтал об этом!..

Снова зазвонил телефон.

Лешка медленно выпрямился, устало поднялся и взял трубку.

– Ковалев, у вас нет выхода, вы окружены…

– Ну и что?

– Если вы хоть что-то предпримете, то будете уничтожены…

– Что, дом взорвете?

– У нас есть другие средства…

– Врете. Нет у вас ничего. А у меня есть. Я еще могу хлопнуть дверью. Громко!

Лешка говорил спокойно, как бы нехотя.

– Ковалев, вы же умный парень!

– Хватит! Надоело. Мне это еще в школе говорили. Глупый я. Хотя бы потому, что вам попался… И умным мне уже не стать… Вы придете или нет?!

– Чтобы вы из меня сделали идиота?

– Вы же только что обозвали меня умным человеком… Я обещал. А вот с этой мразью я поработаю!.. – Лешка кивнул в сторону Ветрова.

– Я иду. Не делайте ничего… Ведь человек же вы! Я иду…

Лешка положил трубку.

Минут десять Лешка сидел, тупо уставившись в стену и прикладываясь изредка к рюмке.

Мелодично прозвучал звонок.

Лешка встал, взял в руку пистолет, посмотрел на него и бросил на диван. Медленными, тяжелыми шагами подошел к двери и открыл ее…

Вошел Каверзнев.

– Вы, надеюсь, фокусов не задумали? – криво усмехаясь, спросил Лешка. – А то я могу нечаянно в вашей головке так напутать, что потом никто не разберется, что там у вас было…

– Я без оружия, – ответил Каверзнев.

По напряженному лицу, по движениям было видно, чего стоило майору прийти сюда.

– Пошли в комнату…

Прошли в гостиную. Сели…

– Ковалев, поймите, вас ничто уже не спасет от правосудия! – Каверзнев говорил твердо. – Дом оцеплен. Мы знаем, что с вами нельзя сталкиваться вплотную, – вы никого не увидите. Вас расстреляют, если вы попытаетесь выйти из дома. Вас уничтожат!

– Ой ли? – Лешка усмехнулся, не разжимая губ. – Вы ведь еще не все знаете…

– И заложника вам из меня сделать не удастся…

– Вы такой смелый?

– Вы же человек, Ковалев! Вы же не зверь! Ведь понимаете же вы, что мы не имеем права оставить вас на свободе во имя справедливости, во имя правды!..

– Вот про это не надо! Знаю я вашу правду! – повысил голос Лешка. – У вас их несколько. Одна на сегодня, другая на завтра… А майором ты стал не за то, что охранял широкую грудь нашего четырежды героя?! – и уже тише добавил: – Выпить хочешь?

Лешка протянул руку к бутылке.

– Мы проверили ваши судимости. Я убежден, что суд учтет ваше неправильное осуждение как смягчающее обстоятельство…

– А законы ты сменишь? – Лешка, прищурясь, смотрел на Каверзнева. – Кишка тонка… – и тихо продолжал: – Мне двадцать два года было, а мне припаяли после освобождения, чтобы я с восьми вечера до шести утра дома сидел! А я женщину несколько лет не видел! А ты видел шлюху, которая днем себя предлагает?.. Я не импотент и не урод, а мне дома сидеть целый год! Я пахал, как черт, уставал, как собака, а спать не мог… И в любое время ко мне приезжали проверять, дома ли я! Ночью, вечером, утром… Сержант один посоветовал онанизмом заняться, подонок…

Глаза Ковалева необъяснимым образом притягивали Каверзнева. Глаза как будто углублялись, становились бездонными, и невозможно было оторваться от них. Видя эти глаза, Каверзнев сам почувствовал ненависть, которая сжигала Ковалева. Ненависть глухую, беспредельную, когда хочется бить в лицо, топтать, грызть зубами и выть, кричать и ругаться… Одновременно в душе родилась тоска – тоска бессилия, когда знаешь, что сейчас, через пять минут произойдет что-то страшное, а сделать ничего не можешь. Как будто давит на тебя тупая сила, а ты не можешь не только убежать, но даже двинуться с места. Так бывает во сне…

Лешка снова наполнил рюмку и выпил.

Каверзнев с трудом отвел взгляд, и его передернуло…

– А ведь начал я благодаря этой гадине… – Лешка кивнул на Ветрова.

– Я знаю…

– А-а… – протянул Лешка. – Так вы потому меня и зацепили!.. А где же вы раньше были?

– Его тоже будут судить.

– Нет, я сам рассчитаюсь.

– Ковалев, одумайтесь!.. – в голосе Каверзнева звучала просьба. – Не усугубляйте свою вину. В любое время против вас могут начать действия, несмотря на мое присутствие…

– А ведь я могу спросить у тебя про ваши планы! – Лешка засмеялся. – Вы еще и толики не знаете про мое умение… Я почти мертвых могу поднимать!

– Знаем… Женщина, которую вы вылечили, целовала вашу фотографию… А ее сын за отказ рассказать о вас сидит сейчас в следственном изоляторе…

– Вот ваша правда! А ты бы предал врача своей матери?

– Вы слишком опасны… И у вас шлем. Где он?

– Нету! Пшик, и все… А может, и цел… Он в машине был, которую вы сожгли.

– Как!.. Не может быть!.. – поразился Каверзнев.

– Может, майор, может… Ты еще не убедился, что в нашем мире все может быть? – он снова выпил. – А вы знаете, что я и на расстоянии могу достать всю вашу рать? Где они все? Из пушки с соседней крыши целятся? Или под квартиру мину подложили? А где гуманность? Честные граждане ведь могут без жилья остаться! Да и без жизней… А?!

– Из дома все эвакуированы…

– Ах, как здорово! – Лешка от показного восторга даже хлопнул в ладоши. – Вот бы Бес узнал… Он от зависти бы лопнул. Ну и работку я вам задал, да? Эх, разворотил я ваше болото… А ведь весело, майор? Будет что под старость вспомнить! Да и по службе ты сейчас из-за меня вверх пойдешь, так ведь? – Лешка заглянул в глаза Каверзнева, но обоим не было смешно. – А хочешь повеселиться? Да и ребят своих расшевелить? Они застоялись уже, тебя дожидаючись…

От Лешкиного неподвижного лица, так не сочетающегося с шутливым тоном, у Каверзнева мороз прошел по коже.

– Сейчас они все, слышишь, все, кто там есть, побегут в туалет…

Лешка напрягся и смотрел куда-то вдаль. Через минуту обмяк и снова налил в свою рюмку. Выпил.

Зазвонил телефон. Каверзнев вздрогнул. Он протянул руку и взял трубку.

– Каверзнев слушает.

– Он не врет, – сказал голос по телефону. – Все так и есть…

Каверзнев положил трубку.

– Ковалев, у вас пока есть шанс, так используйте его… – сказал он. – О себе не думаете, подумайте о ней!

– А я для нее вас и позвал… Вы ее уведете… А как вы собирались держать меня? Против меня ведь ни один тюремщик не устоит… специальную тюрьму построите? С пулеметами на фотоэлементах?..

– Ковалев, я сейчас еще больше уверен, что вам сохранят жизнь. Ведь вы единственный такой. Вас изучать, будут…

– Ага! Нацепят электроды, залезут в мозги, а потом, после опытов, пописал, покакал и – в клетку?.. А сам ты будешь так жить?!

– Но все равно решать надо!

– Правильно… Надо… А сейчас молчи и не говори ни слова.

Лешка подошел к Вере и опустился перед ней на колени.

– Милый мой малыш, ты вспоминай меня хоть иногда, ладно? – заговорил Лешка. – И не плачь обо мне… Я по ошибке родился… Я любил тебя, и никто в мире не сможет так любить, но я невезучий, и вокруг меня только зло и слезы!.. Не надо плакать, маленькая… Роди парня и вырасти его сильным… Ты сможешь.

Он встал и заговорил требовательно, непререкаемым тоном:

– Сейчас ты пойдешь с майором. Ты будешь жить и спокойно ждать ребенка. Ты должна жить, что бы ни случилось. Ты уйдешь! Молчи. Молчи и ничего не говори! – Лешка сделал шаг в сторону. – Мне тоже тяжело, но все будет так, – тихо закончил он. – Только так!!!

Лешка повернулся к майору.

– Вы пойдете с ней и выведете ее. Молчать!!! – неожиданно крикнул он, хотя никто и не говорил. – Вы все сделаете так, как я сказал.

Лешка повернулся к Вере и опять опустился на колени. Он медленно, ласково целовал Веру, а из глаз у нее текли слезы… Крупные блестящие капли падали на колени…

Каверзнев вынул из кармана плоский предмет и уронил его под кресло.

– Уходите! – крикнул Лешка и встал.

Когда хлопнула дверь, он повернулся к Ветрову.

Майор повернул за угол дома, пропуская Веру вперед. В доме глухо ударил выстрел, потом второй, а через секунду – третий.

Вера дико закричала, сжав руками голову. Каверзнев подтолкнул ее к оперативнику в каске и бронежилете…

– В машину ее! Бережно! И врача к ней!.. – уже на бегу крикнул он.

К дому бежали люди в противогазах, с автоматами и прозрачными щитами в руках…

– Вопреки договоренности, взрыватель газовой мины, доставленной мной в квартиру, включили только после первого выстрела… – Каверзнев докладывал стоя.

– Да мы тебя и девицу хотели выпустить! – недовольно сказал генерал. – Из разговора ясно было, что он вас не задержит! Тебя же берегли…

– Ковалев выстрелил в Ветрова, а потом себе в сердце, притом выстрелил дважды. Находится в реанимационном отделении, но практически безнадежен… – Каверзнев опустил голову и помолчал. – Шлем находился в сгоревшей машине. Непонятно, почему, но машина после того, как убедились в отсутствии Ковалева, даже не была осмотрена…

– Уж в этом я разберусь… – сказал генерал. – А что с девушкой?

– Она в больнице, – ответил другой оперативник. – Был нервный срыв, сейчас вне опасности…

– Похоже, что она одна может рассказать, как действовал шлем… – сказал Лебедев. – А не известно, она шлем надевала?

Каверзнев пожал плечами. Все подавленно молчали.

Встал космонавт.

– Мы исследовали шлем… Никакого излучения он не дает. Шлем выдержал космос, холод, перегрузки, но не вынес первого же человека, надевшего его… В сумке шлем был покрыт свинцовыми пластинами. От пожара свинец расплавился… Для чего Ковалеву был нужен свинец на шлеме – непонятно… Готовится новая экспедиция, но боюсь, что второго шлема на Луне больше нет.

– А космонавты не надевали шлем? – спросил Каверзнев. – Никто не решился?

– Космонавты слишком хорошо знают инструкции, – с горечью ответил Лебедев.

– Ну что ж, – сказал генерал. – Пишите объяснительные. Приехала комиссия, будет проверять наши действия… Все свободны. Пока… – добавил он.

Часть вторая

Лешка подошел к окну и замер, глядя на мрачное серое небо над белым забором, поверху опутанным рядами тонкой проволоки. Прямо под окном начиналась полоса вспаханной земли, отделявшая тот, внешний мир от Лешки. Под окном проходила граница его мира.

Он смотрел на низкие тучи, ползущие над забором, не знающие границ, которым ничего не стоило заглянуть в любое окно, видеть людей, животных и птиц, видеть волю, а он, Лешка, мог созерцать только небо, не надеясь даже через десять лет увидеть людей не в белых халатах или мундирах, а обычных, смеющихся и плачущих. Он понимал, прекрасно понимал, что ни одно государство, каким бы гуманным ни было его правительство, не рискнет выпустить на свободу человека, наделенного способностью повелевать, тем более, что он не смог разумно распорядиться этим даром…

Прямо под окном на черные комья земли опустился воробей. Этот воробей смешно подпрыгнул, покосился на окно, как будто видел Лешку, клюнул что-то, интересное только ему, и взлетел. Лешка проводил его взглядом.

Он вернулся к столу, взял сигарету, но не закурил, а долго мял ее в руке, глядя куда-то вдаль.

Резко зазвонил телефон. Лешка вздрогнул, отсутствующим взглядом посмотрел на аппарат, но трубку не снял. Телефон зазвонил раз за разом. В углу комнаты на небольшой телевизионной камере, укрепленной под потолком, замерцал красный огонек.

– Ковалев! – послышался громкий голос.

– Чего надо? – ответил Лешка, по-прежнему глядя в окно.

– Почему трубку не снимаешь?

– Когда Вера приедет?

– Как только приедет, тебе первому скажем.

– Где она?

– Я не знаю.

– Вы говорили, что она сегодня будет здесь…

– Слушай, Ковалев, она, между прочим, мне не подчиняется! – с сарказмом проговорил невидимый собеседник.

– Скучно мне… – тускло сказал Лешка.

– Слушай, Алексей, ну что ты опять голову повесил? Да приедет твоя Вера, куда она денется!..

Лешка наконец прикурил свою сигарету.

– Ничего, пройдет твоя хандра, – бодро закончил голос. – Слушай, к тебе тут просьба есть…

Говоривший замолчал, но ответа не последовало. Лешка молча курил, по-прежнему глядя в окно.

– В общем, один мужчина после травмы потерял память. Врачи считают, что благодаря внушению память может вернуться. Попробуешь?

Лешка повернулся лицом к телекамере. В его глазах зажегся озорной огонек.

– Ладно! Попробую. Но за две бутылки «Наполеона». Только настоящего.

Голос растерянно молчал.

Лешка подошел к столику в углу комнаты и включил электрический чайник.

– Ох, и наглец же ты, Ковалев!.. – наконец прорезался голос.

– Я выпить хочу, – спокойно возразил Лешка.

– Да ты и так всеми благами пользуешься! Ни один заключенный не имеет того, что тебе предоставили!.. – возмущался голос.

– А вы много таких заключенных видели? – ехидно парировал Лешка. – А то отправляйте в зону, буду сидеть, как все люди…

– Ты прекрасно знаешь, что это невозможно.

Лешка не ответил.

Из носика чайника пошел пар. Лешка подошел к столику, засыпал чай в заварочный чайник и залил кипятком.

– Так попробуешь? – спросил голос.

– Коньяк.

В динамике вздохнули, и послышался щелчок выключения.

В Лешкиной комнате, совсем не похожей на тюремную камеру, было, пожалуй, даже уютно. Столик в углу заменял кухню, напротив стоял телевизор и на окнах висели симпатичные шторы.

Лешка налил дымящийся паром чай в синий бокал и сел в кресло перед окном. На колени к нему тут же прыгнул пушистый серый кот. Он свернулся уютным клубком и замурлыкал. Лешкина рука опустилась на спину кота и начала гладить его.

– Будет тебе коньяк! – опять неожиданно громко раздался голос, и Лешка снова вздрогнул. – Ты, кстати, своего кота выпускай хотя бы один раз, а не пять, как ты делаешь, а то охрана жалуется. Грозятся пристрелить…

– Пусть попробуют! С толчка потом слазить не будут, пока не оживят!.. Так и передай! – с неожиданной злостью ответил Лешка.

– Ладно, ладно, ты не психуй, их ведь тоже понять можно…

– А меня кто поймет?! – выкрикнул Лешка и вскочил на ноги. – Меня?!! Я уже четыре года здесь!.. Я тоже человек!.. И никто мне не говорит, когда мой срок кончится! Все, даже убийцы, имеют право знать конец своего срока! А я?..

– Алексей, ты успокойся!.. Успокойся…

– Да пошел ты! Козел вонючий…

Лешка резко размахнулся и кинул бокал с чаем в телекамеру. Испуганный кот в панике метнулся по комнате, заскочил на подоконник, громко мяукнул и кинулся под диван.

Красный огонек телекамеры равнодушно мерцал в сгущающихся сумерках, а Лешка опять смотрел в окно…

В комнате раздался мелодичный сигнал, над дверью зажглась красная лампочка, а Лешка, сидевший на диване, повернул голову к двери. В стальной массивной преграде, отделявшей Лешку от внешнего мира, повернулся небольшой люк, с обратной стороны которого на полочке в блестящем металлическом кювете лежал шприц. Лешка закатал рукав рубахи, взял шприц, поднял иглу вверх и выдавил небольшую каплю жидкости.

– А без этого нельзя обойтись? – с отвращением проговорил он.

– Но ты же знаешь, Алексей… – как бы извиняясь, ответил тот же голос. – Инструкция!..

Лешка вколол иглу в вену и выдавил жидкость. Положил шприц в ванночку и прилег на диван. Через минуту его глаза закрылись, а дыхание сделалось ровным и глубоким.

Минут через пять вошли двое мужчин, они переложили Лешку на носилки и вынесли в коридор.

Еще через несколько минут тяжелые ворота в сером высоком заборе медленно раскрылись, и из ворот выехала машина с синей мигалкой на кабине. Она мчалась по городу, изредка включая сирену, а внутри трое мужчин с автоматами в руках не спускали глаз с носилок, на которых лежал сверток, очертаниями похожий на человека.

Лешка открыл глаза и сел на кушетке. Он с удивлением смотрел на многочисленные приборы, заполнявшие комнату. Рядом с кушеткой на стуле лежало странное сооружение, похожее на шлем, от которого тянулись провода к ящику с несколькими мониторами и клавиатурой компьютера.

В комнату вошел черноволосый мужчина в белом халате.

– Здравствуйте, Алексей, – сказал он. – С сегодняшнего дня я буду работать с вами постоянно. К вам уже обращались за помощью в случаях, когда человек терял память, не так ли?

Лешка кивнул.

– Ну что, приступим?

Лешка снова кивнул. Говорить не хотелось, голова после снотворного оставалась еще затуманенной.

– Нам бы хотелось понять, что происходит с вами, когда вы внушаете что-то другому, ведь понять процесс – наполовину воссоздать его! А для этого вам придется надеть на голову вот это… – врач показал на шлем с проводами. – Как вы себя чувствуете?

– В голове шумит…

– Ничего, это скоро пройдет. Вам дают хорошее снотворное, оно не дает побочных эффектов.

Ученый присел на стул напротив Лешки. Его холодные глаза внимательно наблюдали, как Лешка постепенно освобождается от дурмана снотворного. В свою очередь, за собеседниками следили несколько телекамер, висевших под потолком в углах комнаты.

– Так вот, мужчина, которого сейчас приведут, попал в автомобильную аварию и забыл о себе все, – продолжал врач. – Он не помнит своего имени, не узнает родственников и только недавно снова научился ходить. Судя по всему процесс восстановления идет и постепенно он и сам все вспомнит, ну а вдруг вы сможете его ускорить?

Лешка молчал.

– Так вы согласны?

– Я уже сказал.

– Хорошо.

Врач повернулся к столу и нажал на кнопку. Сразу, как будто ждали этого сигнала, дверь открылась и в лабораторию вошел бледный худой мужчина в сером костюме. Он безразлично посмотрел на врача, перевел взгляд на Лешку, скользнул взглядом по приборам и неуверенно, подталкиваемый двумя другими медиками в белых халатах, подошел к креслу, стоявшему на середине комнаты.

Один из медиков подошел к столу, взял склянку с остропахнущей жидкостью и маленькой кисточкой помазал Лешке виски, затылок и над бровями, после чего надел шлем на голову Ковалева. Осторожно прикрепил несколько проводов на кисть, предплечье, на щеку и сел за пульт перед мониторами.

– У нас все готово, – доложил он.

– Ну что ж, начнем, – ответил врач.

Лешка встал, и провода змеей потянулись за ним. Он жестом показал врачу, чтобы тот освободил стул, взял его за спинку, поставил напротив кресла и сел. Ковалев внимательно смотрел в глаза больного и медленно, выделяя каждое слово голосом и интонацией, заговорил:

– Ничего не надо бояться. Рядом с вами друзья, они хотят вам добра, и все у вас будет хорошо. Вы меня слышите?

Мужчина быстро перебегал взглядом с Лешки на врача, на экран компьютера с разноцветными графиками, смотрел на потолок и снова на Лешку. Его взгляд не выражал ни страха, ни удивления, ни интереса, а только безразличие и пустоту.

– Вы меня понимаете? – спросил Лешка.

Врач смотрел только на Ковалева.

– А сейчас вам захочется спать, – продолжал Лешка. – Вы уснете глубоко-глубоко, во сне вы увидите свое счастье, вы хорошо отдохнете и встанете бодрым и сильным, – Лешка говорил, то понижая, то повышая голос, его слова звучали проникновенно и тепло, но мужчина, судя по его бессмысленному взгляду, все так же метавшемуся от одного предмета к другому, не понимал его слов. Лешка смотрел на него в упор. На его лбу выступила испарина, вдруг он откинулся на спинку стула и повернулся к врачу.

– Нет… Он не слышит. Не понимает… Я не смогу помочь.

– Вы не сможете? – переспросил врач. В его глазах мелькнуло злорадство. Судя по всему Лешка только что подтвердил какое-то предположение врача.

– Нет. Похоже, не смогу.

– А если как-нибудь по-другому?.. Что для этого надо?

– Не знаю… Впрочем, чашечка кофе не помешала бы… Или чай, только крепкий. Но как с ним быть, я не знаю.

– Хорошо. Кофе сейчас принесут.

Врач посмотрел в одну из телекамер, как бы давая сигнал, и Лешка перехватил его взгляд. Ковалев встал и поднял руки, собираясь снять шлем.

– Осторожно! – крикнул тот, что сидел у пульта. – Я сам!

Техник или тоже врач, Лешке была неизвестна его профессия, подошел к Лешке и осторожно отсоединил провода. Так же осторожно, даже нежно, снял шлем и положил на кушетку.

– Объясните, что вы чувствуете, когда занимаетесь внушением? – спросил врач.

– Ничего. Вернее, то, что надо внушить.

– А поподробнее можно?

Лешка потер то место над бровью, где был прикреплен электрод, поднес руку к носу, понюхал, сморщился и вытер палец о простыню, покрывавшую кушетку.

– Надо ясно представить себе то, что хочешь внушить человеку. Если он должен сказать что-то, то мысленно проговорить эти слова, если сделать шаг, то мысленно шагнуть…

– А если надо убрать боль?

– Представить эту боль, а потом выкинуть ее наружу.

– И все? – недоверчиво спросил врач.

– Не совсем, – почему-то раздражаясь, ответил Лешка. – Я по-разному это делал. Иногда мысленно представлял этот орган… Больной орган, – уточнил Лешка. – И гладил его, разглаживал…

В лабораторию вкатили столик с кофейником и чашками.

– Кстати, вы помните мужчину, которым занимались три месяца назад? – спросил врач.

– Помню.

– У него был СПИД. Похоже, сейчас нет…

– Да? – искренне удивился Лешка. – А почему вы мне тогда ничего не сказали?

– Так вы же сами говорили, что вам все равно, какую болезнь лечить. Что вы лечите не один определенный орган, а весь организм! Вот мы и проверяли.

Лешка налил себе кофе, попробовал.

– Так все-таки как нам быть с ним? – врач показал на пациента, все так же сидевшего в кресле.

– Он что, совсем ничего не понимает?

– Ничего. Полная амнезия. Если не накормить, умрет от истощения, там, куда посадят, может просидеть несколько часов, описаться… Трое детей у него.

Лешка пил кофе и всматривался в пустые глаза мужчины.

– Хоть что-то выводит его из себя?

– Звук автомобильного мотора.

– Да?.. В той аварии кто-то погиб?

– Его мать. Она на переднем сиденье сидела, рядом с водителем, – врач отставил пустую чашку. – У нас есть один шанс помочь ему. Понимаете, самое качественное внушение достигается тогда, когда человек находится в пограничном состоянии между сном и явью, между жизнью и смертью. Существует один очень эффективный способ лечения алкоголизма…

Лешка внимательно слушал, впрочем, как и двое других присутствовавших в лаборатории.

– Так вот, – продолжал врач, – некоторых пьющих, но особо нужных стране людей нам удавалось вылечить от этой пагубной страсти довольно сложным, но эффективным способом. Больного искусственно вводили в коматозное состояние, подключали к приборам искусственного дыхания, а иногда и кровообращения, после чего специальными препаратами резко замедляли работу сердца. Пациент все чувствовал, он понимал, что сердце останавливается, легким не хватает кислорода и живет он в этот момент только благодаря работе аппаратов. Дело еще в том, что в состоянии крайнего волнения резко усиливаются все психические реакции. Вы слышали, наверное, рассказы о том, как больные перед смертью вспоминают всю свою жизнь за доли секунды?

Лешка криво усмехнулся. Врач, видимо, не знал, что Лешка сам был на грани смерти и даже по ту сторону смертной черты, оказавшейся совсем не страшной… И неоднократно…

– Выяснилось, что в момент перехода в клиническую смерть, если замедлить сам этот процесс, внушение в подсознании остается надолго, вероятно – навсегда. Но сложность еще и в том, что внушить удается только достаточно маленькую команду…

– Одну фразу? – уточнил Лешка.

– Иногда две и даже три. Но долго держится только компактная команда. Пусть она несет и достаточно сложный приказ, но команда должна быть компактна. Вы понимаете?

– Да.

– Этот больной обречен. Ему суждено всю оставшуюся жизнь провести там, где его оставят. Кушать то, что дадут. Лежать там, где положат. Ему не мешают сырость и холод, он не испытывает затруднений от такого образа жизни, он не чувствует ничего!.. Остался только один шанс вернуть его к жизни – это ввести в кому и медленно выводить, одновременно заставляя вспомнить все, что случилось с ним за сорок прожитых лет. Возможно, таким образом нам удастся вернуть ему память.

– Погодите, ввести в кому, значит, почти умертвить?

– Да. Но для жизни никакой опасности нет. У нас приготовлена реанимационная аппаратура.

Лешка до сих пор слишком ярко помнил, как нажал на курок шесть лет назад – и острая, ослепляющая боль разорвала грудь, а в то же время какой-то бешеный нечеловеческий крик, разрывающий на части не только грудь, но и голову, бился во всем его теле. Он тогда выстрелил, целясь прямо в сердце, но частицей угасающего сознания понял, что не доделал своего дела, что одного выстрела недостаточно, и выстрелил снова. Он помнил даже то, как тяжело ему было поднять пистолет до уровня груди во второй раз. К счастью, а может, и нет, ни первый, ни второй выстрелы цели не достигли…

Потом он летел по темному коридору, пока какая-то сила не разворачивала его и не начинала тащить назад, в боль, а Лешке не хотелось на землю, где его опять будут водить под конвоем и допрашивать, а он будет опять ждать и ждать… Он хотел туда, в черноту тоннеля, в конце которого был свет, он знал, это – добрый свет, но вдруг слышал голос Веры, звавший его назад. Она плакала и кричала, а Лешка все слышал, она говорила, что так нечестно, нельзя оставлять ее одну там, где у нее почти никого нет, кто может понять, понять и простить… И он не мог ей объяснить, что здесь, в тоннеле, в конце которого свет, лучше, чем на земле, в царстве боли и лжи…

Лешка временами приходил в себя и видел, как чужие, казавшиеся ему врагами, люди в зеленых халатах, в масках, закрывавших лицо, медленно ковырялись в его теле. Они именно ковырялись, разрывая его, Лешкину, плоть блестящими хирургическими инструментами, о чем-то переговариваясь друг с другом, как будто они не спасали сейчас жизнь молодому, еще полному сил мужчине, а строгали, пилили, не спеша подгоняли детали для бездушной, не чувствующей ничего машины. И снова лавиной обрушивалась боль, а Лешка пытался разлепить спекшиеся губы, кричал, но из его рта не доносилось ни звука. Он снова летел по тоннелю и радовался приближающемуся свету, но опять эта нечеловеческая сила разворачивала его, и опять Лешка был вынужден возвращаться туда, куда ему так не хотелось. И он не мог сопротивляться…

– Вы меня слышите? – ворвался в Лешкины воспоминания голос врача.

Он смотрел на Ковалева встревоженно.

– А вы хотя бы у родственников спросили согласия?

– Они хоть на что согласятся… Вы поймите, в таком состоянии это – не человек! С ним трудней, чем с животным! Собаку, конечно, хорошую, – врач улыбнулся, – можно приучить оправляться на улице, а вот его – нет. Так вы согласны попробовать?

– Да.

– Ну что ж… – и врач опять повернулся к телекамере, подавая знак.

Через несколько минут вкатили каталку, положили на нее больного и потянули от стен провода, шланги, опутывая мужчину, все так же безучастно переводившего взгляд с одного движущегося предмета на другой. Глаза его как будто навсегда приняли выражение вечного страха.

В лабораторию вошел еще один врач – анестезиолог, он встал у изголовья больного. Под потолком включилась большая яркая лампа.

– Вы готовы? – спросил врач анестезиолога.

– Да.

К Лешкиной голове и рукам опять присоединили электроды.

– Первая доза, – сказал анестезиолог и ввел лекарство в вену больного.

Мужчина все так же безучастно смотрел на медика, пока зрачки его не начали расширяться и тускнеть. Дыхание постепенно замедлилось.

Анестезиолог вставил пластмассовые трубки в ноздри больного, и где-то за стеной ритмично захлюпал аппарат искусственного дыхания.

– Пульс замедляется, – ровным голосом произнес анестезиолог. – Может, еще дозу?

Врач кивнул. Из-за спины анестезиолога рука помощника положила рядом с лицом мужчины черную резиновую маску с длинным толстым шлангом, уходившим в стену. Тот же помощник ввел в вену больного иглу, соединенную с капельницей, и бесцветная жидкость по каплям начала поступать в вену больного.

– Пульс нитевидный. Состояние критическое… – бесстрастно сказал анестезиолог.

– Пора… Начинайте, – заметно волнуясь, проговорил врач и тронул Лешку за плечо.

Лешка склонился над каталкой.

– Я говорю медленно и внятно… – начал он. – Вы слышите каждое мое слово и понимаете все! Если вы и не совсем понимаете, то поймете потом. Все, о чем я рассказываю, происходит с вами, – Ковалев глубоко вздохнул и продолжил: – Вы едете в машине. Вы очень торопились, чтобы успеть, вы бежали и волновались, а сейчас вам хорошо и спокойно… – Лешка говорил, постепенно ускоряя темп. – Вы сидите в тепле, вместе с вами в машине ваша мама… Это мама, которая учила вас ходить, правильно выговаривать слова и объяснила разницу между мальчиками и девочками… – Лешка говорил и все ниже склонялся к лицу мужчины. – Это мама ласковыми, нежными руками гладила вам лицо, когда вы падали и разбивали губу, она вытирала ваши слезы и радовалась, когда вам было хорошо!.. Вместе с вами она грустила, когда вы совершали плохие поступки. Она жила для вас, и она дала вам жизнь!..