Текст книги "Лёшка-"студент""

Автор книги: Александр Каменский-Мальцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

Вера, смеясь, показала на маленький столик в углу.

Макс набрал номер. Костя, не спуская с него глаз, тихонько поглаживал собаку, от удовольствия задравшую голову вверх.

– А может, сами съездим? – умоляюще глядя на отца, предложил мальчик.

– Да нет, – улыбнувшись, ответил Ковалев. – Пока туда доедем… Быстрее будет, если они привезут. Макс, запиши номер машины, сюда их не пустят. Здесь особый район. К вахте пешком сходим.

– Хорошо, – ответил Макс. – Это отель? – спросил он в трубку.

Через час они сидели у теплого камина, сжимая в руках стаканы с коктейлем. Костя устроился на ковре и знакомил нового члена семьи с одним из обитателей дома.

– Жук! – говорил Костя, прижимая к себе лохматую тяжелую голову собаки одной рукой, а другой почесывая живот тигренка. – Это тигр, но пока он еще тигренок, значит – малыш. Ты его должен любить, не давать в обиду и сам не обижать, когда он нечаянно сделает тебе больно…

Макс зачарованно смотрел на мальчика.

– А что, собака понимает его? – недоверчиво спросил Макс.

– Понимает.

– Не может быть!

– Может, Макс, может. Их с Жуком в лаборатории изучают, пытаются нащупать волны, с помощью которых передается мысль. Пробовали в клетку поместить, куда радиоволны не проходят, все равно они друг друга слышат! Кстати, и я с Костей так же общаюсь! – похвастался Ковалев.

Вера гордо посмотрела на Макса, мол, знай наших! Она ощущала свою причастность к уникальным способностям мальчика и гордилась им.

А собака потянулась к тигренку, развалившемуся на ковре, понюхала его и тихонько лизнула. Тигренок недовольно заурчал. Костя засмеялся. Собака тяжело вздохнула и легла рядом с тигренком.

– Это правда про компактную бомбу? – неожиданно спросил Ковалев.

– Правда, Леша, правда… – тихо ответил Макс. – Может, пройдем туда, где можно покурить?

– Костя! – строго сказала Вера, поднимаясь с кресла. – Пора спать! – она поставила перед мужчинами пепельницу.

– Ну, мама!.. – умоляюще сказал Костя.

– Друзей можешь взять в свою комнату, но играть с ними не больше получаса! – сказала Вера. – Давай, дуй отсюда, а то передумаю! – она улыбалась.

Костя взял тигренка на руки и поднялся с ковра. Собака мгновенно вскочила. Они вместе отправились наверх. Вера тоже вышла из комнаты.

– Отличный у тебя сын! – сказал Макс, поднимая стакан. – За него!

Ковалев отпил глоток и поставил стакан на столик. Достал сигарету и закурил.

– Кроме тебя, никто не сможет найти террористов, прежде чем они взорвут эту бомбу, – сказал Макс очень серьезно. В голосе его была грусть.

– Ты знаешь о том, что год назад на меня было подготовлено очередное покушение? – спросил Ковалев.

– Знаю.

– И знаешь, что это были русские?

– Знаю. Догадываюсь, и почему…

– Почему?

– Потому что кто-то из тех, кого кодировал ты, сейчас занимает высокий пост.

– Правильно. И знаешь какой?

– Нет. А ты знаешь?

– Знаю. Мне показывали фотографии всех членов правительства и заместителей министров…

– А почему ты не сказал кто? – удивился Макс. – Я же читал отчет об опознании!.. Почему ты не назвал его?

– Потому, что это было в той стране! – веско выговорил Ковалев и повторил с силой: – В той!!! Это было тогда!.. Сейчас я живу здесь, и никому нет дела, что происходит с людьми, закодированными в моей стране, пусть бывшей! Заметь это!.. Я забыл свою прошлую жизнь, тем более, что и жизни-то не было… Это их дело, не наше!!!

– Бомбу, про которую мы говорили, можно поместить на модель самолета, знаешь, в магазинах для детей такие продают… – тихо сказал Макс. – А если учесть, что заговорщики во всех бедах России считают виновной Америку, можно предположить и взрыв Капитолия…

– Блажь! – резко ответил Ковалев.

– Может быть… Но если взорвут всего лишь американское посольство, одно это может означать прекращение всяких контактов не только Америки с Россией, но и всей Европы. Дело слишком скандальное… Департамент иностранных дел негласно отдал приказ о частичной эвакуации посольства в Москве.

Ковалев молчал.

– Слушай, а почему вы второго ребенка не заведете? – решил сменить тему Макс.

– Не получается… У Веры после стрессов что-то там нарушилось… Она же столько раз меня хоронила!

– Жаль…

Они молча выпили.

– Подумай, Леша! – тихо попросил Макс. – Если бы я мог это сделать, я бы не задумываясь поехал в Россию. Только от меня там мало толку…

– Да я ненавижу эту страну! – Ковалев поставил стакан так резко, что жидкость выплеснулась на полированную поверхность стола, и вскочил. – Не-на-ви-жу!!! – яростно выговорил он. – Что я там видел хорошего?! Да ничего! И не потому, что я сидел в тюрьме, нет! Ты спроси Веру, видела ли она что-то хорошее? Спроси!!! – он вдавил сигарету в пепельницу. – Страна рабов, страна нищеты и подлости! Ты давно там был? Так съезди, спустись в метро, и если увидишь смеющееся лицо, считай, что тебе крупно повезло! Там все ненавидят друг друга!.. Все – всех!

– Она, страна наша, такой и останется, если ты не захочешь помочь ей… – тихо сказал Макс. – А может, станет еще хуже…

– Наплевать! – яростно выговорил Ковалев, снова садясь в кресло. – Наплевать и растереть!

Он вытащил из пачки новую сигарету и закурил, глядя ненавидящими глазами в стену рядом с Максом. Макс протянул руку к бутылке и наполнил стаканы.

– О чем беседа? – весело спросила Вера, входя в комнату. – Эй, ребята, вы случайно не поругались? – она присела на подлокотник кресла и потрепала волосы мужа. – А у меня пирог готов… – сказала она.

– Ей ни слова! – успел шепнуть Максу Ковалев.

– Значит, вы сидите в уголке и молчите, а если он начинает врать, кашляете, – сказал Кириллов. – Так?

– А если он будет врать постоянно? – улыбнувшись, спросил Ковалев. – Что мне, чахотку изображать?

– Ну, надеюсь, этого не будет… – неуверенно произнес министр обороны.

Лешка вдруг остро почувствовал, что от министра, главного военачальника страны, прямо несет тревогой, настолько тот волновался.

Министр до сих пор молчал, и это была его первая фраза за полчаса беседы. Он очень боялся, и боялся именно Ковалева.

– А вы ошибиться не можете? – спросил министр.

– Нет! – твердо ответил Ковалев.

– Никогда? – не поверил маршал.

– Могу, – ответил Лешка, уперев свой тяжелый взгляд в переносицу министра. – Но крайне редко! Скажите, вы знаете, кто из ваших подчиненных подвергался воздействию психотропов?

– Все, кто служил в Афганистане… – ни на секунду не задумавшись, ответил министр. – В том числе и я.

– Вы уверены, что вы не закодированы? – спросил Лешка и почувствовал, как министр испугался еще больше.

– Вы что, решили с меня начать свои эксперименты? – жалко улыбнувшись, спросил министр.

Он уже ощутил силу человека, сидящего перед ним, и понимая, что не сможет отвести в сторону свой взгляд, даже не пытался скрыть страх.

– Да нет, что вы! – пришел министру на помощь Кириллов.

Ковалев отвернулся. Министр достал из кармана платок и вытер мокрый лоб.

– Значит, начнем с тех генералов, кто знал о существовании «красной ртути», – подал голос Каверзнев. – Потом проверки тех, кто бывал в Серпухове?

– Хорошо, – сказал Кириллов. – Это, пожалуй, самое разумное.

– Я свободен? – спросил министр.

– Да, конечно! – ответил Кириллов и встал, протягивая министру руку.

– Значит, я им звоню и говорю, что их вызывают к помощнику президента, не вдаваясь в суть? – еще раз уточнил министр.

– Да, – ответил Кириллов.

Министр пожал Кириллову руку и вышел. Ковалев проводил его долгим взглядом.

– Он знает, кто я? – спросил Ковалев.

– Да, – ответил Кириллов. – Всего знают семь человек. Министр безопасности и министр внутренних дел не знают.

– Понятно… – сказал Ковалев. – От них утечку вы допускаете… Ну что ж, начнем?

– Да, пожалуй…

Ковалев пересел в угол, где в полумраке спрятали кресла для него и Каверзнева.

Кириллов наклонился к микрофону.

– Пригласите генерала Гурова, – сказал он.

Странно, но Лешка почти не волновался, выходя из самолета, приземлившегося в России. Он чуть нервничал, когда стюардесса объявила, что самолет пересек границу, а потом… Он равнодушно смотрел на серое здание аэропорта с яркими огнями, как во время празднества, на черные «волги» и правительственную «чайку», встречавшие его и Каверзнева у трапа, прищурясь, вглядывался в лица нескольких мужчин в штатском, стоявших у открытых дверей машин, и молча, не проронив ни слова, спустился он на русскую землю.

Машины, изредка завывая сиренами, проехали мимо замерших бронетранспортеров и танков, пронеслись по пустынному ночному городу мимо серых унылых домов и въехали в лес.

– Нас решили поселить на правительственной даче, – сказал Каверзнев. – Там, кроме нас с тобой, будут находиться трое. Все предупреждены, что без разрешения входить в комнаты не имеют права. А с утра нас ждет помощник президента Кириллов.

Ковалев промолчал.

– Не радуешься возвращению? – снова сказал Каверзнев. – Воздух Родины сил не прибавляет?

– Нет.

– А что думаешь? О чем? – не отставал полковник.

Он ожил, как будто сбросив тяжелый груз, едва самолет приземлился в «Шереметьево».

– О чем?.. – Ковалев немного помолчал. – Думаю, что меня везут под конвоем…

«Волга», следовавшая впереди, мигнула боковым указателем и, прижавшись к обочине, остановилась. Машина, в которой сидели Ковалев с полковником, проехала мимо. Через пару сотен метров показался высокий забор с глухими воротами. Ворота медленно распахнулись, и «чайка» въехала внутрь.

– Территорию охраняет спецназ, – сказал Каверзнев. – Они не имеют права пропускать никого, кроме обслуживающей машины, которая возит продукты, и этой, – полковник похлопал по сиденью. – В случае нападения будут оборонять дом.

– Откуда ты все это знаешь? – неприязненно спросил Ковалев. – Ты же всю дорогу со мной был!

– Подготовили заранее! – улыбнувшись, ответил Каверзнев. – Хотя, признаться, я не был уверен, что ты согласишься!

Последняя фраза не понравилась Ковалеву, он повернулся к полковнику, но достойный ответ придумать не успел: машина остановилась. Водитель за стеклом сидел не двигаясь.

Каверзнев распахнул дверцу и вылез. За ним последовал и Ковалев…

Кириллов беседовал уже с пятым…

Ковалев, не глядя на генерала, чувствовал, как тот, отвечая на вопросы помощника президента, ежится, и тревога его обращена в темный угол, где сидели Ковалев с Каверзневым.

– Так вы были в Серпухове? Один раз? – переспросил Кириллов. – Когда?

– В девяностом, – ответил генерал. – В августе месяце…

Ковалев кашлянул.

– А точнее не помните? – спросил Кириллов.

– Нет, к сожалению… – генерал развел руками. – Можно поинтересоваться в генеральном штабе, в отделе кадров, я же по командировке ездил…

Ковалев поднялся со своего места, в несколько шагов пересек кабинет и присел в пустое кресло напротив генерала. Его глаза скрывали очки, а лицо – густая черная борода.

– А в этом году вы в Серпухов не ездили? – вкрадчиво спросил он.

– Нет… – тихо ответил генерал и повернулся к Кириллову. – Это кто такой? – возмущенно спросил он, и голос его сорвался на фальцет. – По какому праву?!

Ковалев снял очки.

– Друг я, ваш друг… – сказал он участливым, проникновенным тоном. – Я хочу вам помочь… Вы же ездили в Серпухов, только забыли, да? Ведь так? Но помните, зачем ездили… Так?!

– Ездил… – заторможенно ответил генерал и попытался встать, но не смог.

– А кто вам поручил? – продолжал Лешка. – Не Галкин?

– Нет…

– А кто? Вы же знаете, что не можете не ответить мне, вы же это знаете?! А я вам помогу вспомнить…

Ковалев говорил тихо, ничуть не повышая голос.

– Вы ведь скажете мне, кто вам давал распоряжения, да? Скажете?

У генерала задрожали губы, и, к удивлению присутствующих, он, захрипев, потянулся рукой к горлу.

– Спокойно! – повысил голос Ковалев. – Вам никто и ничто не угрожает, все спокойно!

Но генерал, казалось, уже не слышал. Его дыхание прервалось, как будто что-то или кто-то мощной огромной рукой передавило его легкие. Зрачки генерала расширились, и на губах показалась кровавая пена.

– Спокойно! – уже кричал Ковалев, склоняясь к самому лицу генерала. – Вам ничего не угрожает, приступ сейчас пройдет!!!

Руки генерала тянули воротничок рубашки, но расстегнуть пуговицу он уже не мог…

– Врача в мой кабинет, быстро! – сказал Кириллов, нажимая кнопку селектора.

Генерал так и не смог вдохнуть воздух… Когда прибыл врач, он был мертв.

– Скорее всего сердце… – сказал врач, выпрямляясь. – Точно можно сказать только после вскрытия. А что здесь произошло?

Генерал лежал на ковре, вернее, лежало то, что когда-то было генералом.

– Хорошо, – устало сказал Кириллов. – Подождите в приемной, я сейчас распоряжусь, и тело вынесут.

Врач вышел.

– Он был закодирован! – сказал Ковалев.

– Откуда вы знаете? – недоверчиво спросил Кириллов.

– Я допрашивал, вернее, принимал участие в допросе некоего Ника Макрелло, который на самом деле оказался совсем не тем, за кого себя выдавал, – сказал Ковалев. – Он был русским и должен был убить меня. Но при допросе, когда я начал давить на него, он умер. Точно так же…

– Как давить? – переспросил Кириллов. – Гипнозом?

– Да.

– А может, у него просто плохое сердце, а вы его…

– Может, – согласился Ковалев. – Но необходимо учесть, что я своим воздействием могу инфаркт ликвидировать! А здесь не смог… Плохо дело!

– Почему?

– Да потому, что если мы допускаем кодирование, значит, тот, кто задумывал это, предусмотрел возможность самоуничтожения в случае расшифровки. Слишком много умеет наш противник!

Кириллов встал.

– На сегодня работу придется прекратить. Мне необходимо доложить обо всем и получить указания! – он нажал кнопку селектора. – Андрей Иванович, вызовите машину Каверзневу. И свяжитесь с президентом. Мне необходимо переговорить с ним. Срочно!

В Кремль, где находился кабинет Кириллова, их привозили в «чайке» с затемненными стеклами, встречали у подъезда и, минуя приемную, доставляли прямо к кабинету, в маленькую комнатушку, в которой был собственный лифт.

– Выходит, мы не сможем допросить ни одного, кто был закодирован? – спросил Каверзнев, когда они сели в машину.

– Наверное, нет, – ответил Ковалев.

– И как же нам быть? Так мы и не узнаем ничего!

– Надо знать код. Иначе все бессмысленно! Закодировать могли двумя способами. Первый – искусственно вызвали наркотический сон, ввели препараты, симулирующие болезнь, связанную со стойкой утратой здоровья, вернее сказать, имитирующие такую утрату. Нужен страх смерти, страх такой, о котором докладывает не только мозг, но и все тело, да и не просто докладывает, а кричит! Инфаркт, астматический приступ, болевой шок, но, добиваясь этого фармакологией, можно легко промахнуться и изуродовать человека. Думаю, что у них нет второго такого гипнотизера, как я…

– А если есть?

– Откуда?

– А второй способ?

– Длительная, кропотливая работа. На протяжении нескольких месяцев сеансы гипноза каждый день. А перед этим еще надо провести проверку, может ли пациент вообще, в принципе, убить кого-то, может ли он на себя наложить руки…

– Значит, есть такие, кто не может?

– Да что вы, полковник! – Ковалев повернулся к Каверзневу. – Вы не читали выводов по эксперименту «Зерно»?

– Нет…

Ковалев, глядя в лицо полковнику, засмеялся.

– Да вы с этими выводами меня в вашей тюрьме знакомили!

– Я не знаю, что это такое.

О причинах Каверзнев уже сообразил… В его родной конторе каждый знал ровно столько, сколько для него было определено вышестоящим начальником. И ни грамма лишних знаний! Вот и получилось, что заключенный знал, а начальник тюрьмы и не слышал о том, что доверяли его заключенному…

– На протяжении нескольких лет, – рассказывал Ковалев, – как я понял из отчета, с заключенными тюрем проводились эксперименты по кодированию. Первое, что пытались выяснить, можно ли определить убийцу по особенностям поведения и можно ли заранее прогнозировать, кто из солдат может убить, а кто, в бою например, откажется. Кроме того, еще до войны была отработана методика определения убийцы. Оказывается, Бог вложил в нашу душу интересный механизм. В драке, в ссоре, под воздействием алкоголя убить может почти каждый, а вот хладнокровно… Короче, заключенному на протяжении месяца во время сеансов гипноза вдалбливали, что здесь, совсем недалеко, находится его враг, что из-за него он сидит в тюрьме и так далее… Когда экспериментаторы считали внушение законченным, они совали в руку несчастного нож и показывали «врага». Говорили: «Вот он, убей его!» Но, оказывается, даже после такой обработки не каждый мог убить. Некоторые впадали в психоз. Они рыдали, кричали, даже теряли сознание, но нож воткнуть в человека не могли. А другие… Другие били, кромсали и зверели, когда видели, что не могут убить – нож в их руках был всего лишь имитацией оружия. Так вот, били те, кто уже убивал, те, у кого был опыт УБИЙСТВА! Я эту историю слышал еще в зоне, да байкой считал…

– И я слышал… – сказал полковник. – Тоже думал – вранье.

– Нет, как видишь… В докладе и выводы были! Там слов много, а суть одна – перед тем, как забрасывать диверсантов на чужую территорию, пусть они дома кого-нибудь грохнут!

– Давай вернемся к нашим делам. Все-таки что ты можешь предложить?

– Ничего. Я не верю, что где-то, тем более здесь, есть человек моего уровня. Значит, кодируют с применением психотропов или путем подавления коры мозга излучением. Есть такие аппараты. А технический гипноз требует не менее семи – десяти дней постоянного наблюдения врачей. Следует искать тех, кто был в госпитале, в больнице, в закрытом санатории. И еще тех, кто на протяжении многих месяцев принимал психотропы, хотя, думаю, нереально их быстро найти…

– Весь генералитет раз в году лежит в госпитале. Ежегодная диспансеризация…

– Там и надо искать!

– Ясно!..

Машина высадила Ковалева у входа в дом, а Каверзнев уехал в управление министерства безопасности. Лешка мог отдыхать, а полковнику надо было успевать все.

Лешка лежал на диване и просматривал газеты. Он попросил, чтобы ему привезли подшивки за несколько последних лет, и с увлечением окунулся в проблемы все-таки остававшейся родной страны. Хлопнула входная дверь, и через минуту в коридоре послышались шаги. В комнату вошел Каверзнев.

– Слушай, а интересная у вас пресса! – сказал Лешка, с трудом отрываясь от очередной разоблачительной статьи. – И чем свежее, тем занятней!

– Да уж… Не говори!

Полковник присел на край дивана.

– Ну что, ложимся в госпиталь? Подлечимся…

– Что-то удалось выяснить?

– Не особенно… Всего в Москве госпиталей для высших чинов три. В одном, кроме генералов, лечились и члены правительства. Все подозреваемые обследовались в одном и том же. Только тебе придется убрать бороду. Несолидно…

– И так надоела. Выяснили, где находится Черный?

– Да. Шенгелая в Казани, в специальной психиатрической больнице. Только не в качестве врача, а пациента! Видать, ему тогда слишком большую дозу вкололи, когда допрашивали после твоего побега. Никак не отойдет…

– Или много знает! Надо бы выяснить, действительно он болен или продолжает «лечить» сам.

– Послали человека. Так что, ложимся в госпиталь?

– Как скажешь…

– Значит, так… Ты – работал послом в маленькой стране Исландии, чуть сдвинутый на почве долгого отсутствия в родной стране. Так как ты не буйный, значит – не опасный, но все-таки номенклатура, тебя и поместили в госпиталь, а не в психушку. Ходи, всех расспрашивай, ко всем приставай. Машина наша будет дежурить в трех минутах езды. Кроме нас, в госпитале будут находиться трое оперативников, все под видом санитаров, но тебя они не знают. И снаружи нас страхуют… А борода послу ни к чему! У нас бородатых послов нет.

– А ты? Кто ты?

– А я шпион, Леша! Шпион, отслуживший свое! Слух про нас уже сегодня будет пущен, так что завтра все будут знать.

– Понятно. Кстати, мне очень не понравился сам Галкин, министр, он явно меня боится.

– Так и я боюсь. Ну и что?

– Да нет… Это не тот страх! Когда мы с ним разговаривали, он ни разу со мной взглядом не встретился.

– Да нет, это пустышка. Не может министр с террористами связаться! Он министр, и этим все сказано!

– Ладно… Давай спать. Скоро утро.

Каверзнев ушел в свою комнату.

Госпиталь охранялся внутренними войсками, по крайней мере, если верить погонам.

Ковалева с полковником встретили радушно и поселили в соседних одноместных палатах. На целый день растянулись сдача анализов, заполнение медицинской карты, рентген, и встретились они с полковником только под вечер.

– Ну, больной, что тебе назначили? – спросил Каверзнев.

– Сауну, гидромассаж, плавание в бассейне и прогулки на свежем воздухе.

– А мне все то же самое, но еще и лечебные грязи! Нервный я, говорят… Ну что, погуляем по новому дому?

– Пошли.

Это был странный госпиталь, скорее похожий на дом отдыха. Внутри ничто не напоминало больницу. На всех подоконниках цветы, приятные для взгляда шторы, и даже сотрудники одеты не в застиранные серые халаты, когда-то бывшие белыми, а в ослепительно-белоснежные, и даже накрахмаленные, превращавшие врачей и медсестер в жриц медицины. Большинство больных ближе к вечеру гуляли по многочисленным дорожкам старого парка, кто-то играл на бильярде, а кто-то сидел в кресле с газетой. В основном это были люди значительно старше пятидесяти, хотя работники госпиталя в большинстве красовались молодостью.

Каверзнев с Ковалевым вышли на улицу.

– Ну, как впечатления?

– Тоска. Где смогли столько стариков отловить?

– В армии, милый мой, в армии! Здесь в основном люди из министерства обороны и дипломаты. Правда, иногда и наши попадают… Все-таки здесь лучшие медики собраны!

– Скука.

– Завтра не скучно станет. С утра начнем с врачами знакомиться. Слушай, ты мне можешь объяснить, как отличить гипнотизера от нормального человека?

– Вряд ли… Понимаешь, это особый тип людей. Конечно, есть особенности – сильный взгляд. Они, в силу простой привычки, в первую очередь определяют, внушаемый перед ними или нет. Это своеобразный условный рефлекс гипнотизера! Но точно так же смотрят милиционеры…

– Но все-таки, есть что-то общее?

– Есть. Глаза. Им, этим врачам, трудно врать, и под их взглядом становится неуютно. Хочется уйти…

– Хоть кое-что…

– Именно кое-что! Оставь это мне. Ты узнал, есть здесь кабинеты, где музыкой лечат?

– Есть. На третьем этаже. Врач – Гиголов Альберт Михайлович. Вместе с ним работает медсестра Кубанцева Лидия Петровна.

– Быстро…

– Так я все-таки полковник министерства безопасности! – Каверзнев довольно засмеялся.

То ли осенний чистый воздух на него так подействовал, то ли еще что, но полковник искрился радостью, уверенностью и смехом.

– Что-то ты больно веселый… – неодобрительно сказал Ковалев.

– А чего грустить? Да не дрейфь, Леша, все равно мы их найдем! Сейчас проводится тщательная ревизия, ищут недостающий обогащенный уран. При нашей бюрократической системе нельзя не найти! Так или иначе – бумажки останутся!

– А вот я не уверен…

– Зря! Найдем.

– Ладно… Ну что, пройдемся по парку? Подышим свежим воздухом…

– Пошли.

Вечером Лешка на удивление быстро и крепко уснул, а проснулся от детского голоса.

– Папа, папа, где ты?!

Лешка узнал голос сына.

– Папа, ответь мне! Ты меня слышишь?

Лешка включил свет, но в комнате никого не было. Несколько секунд он недоуменно вглядывался в темное окно, посмотрел на дверь и только потом сообразил, что происходит. Он выключил свет, лег на спину и постарался расслабиться как можно сильнее. Он слушал голос и знал, что услышит его.

– Папа, ты меня слышишь?

– Слышу, малыш… – ответил он мысленно.

– Мама тебе передает привет, хотя и не верит, что я говорю с тобой!

– Скажи ей, что я ее люблю…

– Ладно. А тигренка я назвал Брык!

– Рык? Это потому что рычит?

– Да нет! Брык, слышишь, папа, Брык! Это потому, что он часто падает! Брык, и все!..

У Ковалева в глазу навернулась слезинка, хотя он, в общем, и не был сентиментален. Не потому, что сынишка так далеко и даже не предполагает, что его папа вернулся в страну, где его не раз пытались убить, пусть убивали не всегда тело, а гораздо чаще душу… Просто он любил сына и любил больше всех в мире, даже больше Веры… А он сейчас здесь, где могут убить его тело, если узнают, кто он такой и, главное, зачем сюда приехал… Впрочем, убить здесь могут многих!

– Папа, а Жук здесь, рядом, он хочет тебя увидеть! – говорил Костя.

– Погладь его за меня… Почеши ему шею!

– Ладно. Ты приезжай скорей, хорошо? А мы с мамой завтра идем в «Диснейлэнд»!

– Хорошо…

– Я все потом тебе расскажу, когда вернешься!

– Ладно, малыш…

– Ну ладно, папа, пока, я иду кормить Брыка, уже молоко для него привезли.

– До свиданья, малыш.

– Пока, папа!

Ковалев уснул только под утро.

Он долго лежал, глядя в темный потолок, и вспоминал, как впервые встретился с Верой, как радовался рождению сына, как вместе учили они английский, но у сынишки, особенно произношение, получалось значительно лучше… Уже через два месяца он свободно общался с любым американцем и поправлял маму с папой, если они произносили слово неправильно…

Он вспоминал, как катались с Костей на «американских горках», и маленькое сердечко сына замирало, когда их кабинка проваливалась в пустоту, потом взлетала вверх и снова падала… Костя, как и отец, боялся высоты, но никому не хотел признаваться в этом и раз за разом заставлял, упрашивал папу снова прокатиться с ним на этих проклятых горках, пока не перестал бояться… А Лешка все это чувствовал… Он чувствовал все, что происходит с его сыном.

Он вспоминал, как принес в дом Жука, маленького слюнявого щенка, через год вымахавшего в огромную черную собаку… Он вспомнил свой испуг, когда в супермаркете увидел, как семилетний Костя вошел в специальный отсек, где ждали своих хозяев огромные псы. Но Костя, приговаривая что-то, почесал за ухом у боксера, да так, что тот от удовольствия перевернулся на спину, подставив розовый живот, а всего минуту назад, до прихода Кости, этот боксер яростно дрался с догом и дрался потому, что не смог достать Жука через спину дога, и по пути, или просто так, цапнул дога в бок… А Костя справился с ними всеми! Ни одна собака не посмела укусить мальчика… Все, кто эту сцену видел, не забудут, наверное, до конца жизни… Куча разъяренных псов и маленький мальчик…

В дверь постучали.

– Войдите! – сказал Лешка, вытирая мокрые волосы.

Вошла девушка в белом халате, толкая перед собой столик.

– Здравствуйте! – приветливо сказала она. – Ваш завтрак! – она откинула салфетку со столика и положила на прикроватную тумбочку лист бумаги.

Ковалев окинул взглядом аппетитные булочки, ветчину и сыр, а девушка из кофейника налила дымящийся паром кофе.

– Здесь график ваших процедур, – сказала она. – Просьба не опаздывать. Кроме того, в столовой висит меню, вы можете заказать блюда на день. Буфетчица все запишет. Сегодня я не знала, что вы предпочитаете, так что на завтрак набрала побольше всего… – она мило улыбнулась.

– Спасибо…

– Кушайте на здоровье! – девушка вышла.

Ковалев выпил кофе, съел бутерброд и посмотрел на листок… Первым в графике значился гидромассаж. Он доел булочку и направился в процедурный корпус, соединенный с основным зданием крытым переходом.

Массажем распоряжалась длинноногая девица. Она смотрела на Ковалева с нескрываемым интересом.

– От чего мы лечимся? – спросила она и заглянула в большой, своими размерами похожий на амбарную книгу, журнал. – Так, вам прописан активный массаж… Раздевайтесь.

Ковалев разделся.

– А это что такое? – вдруг спросила медсестра.

– Что?.. – не понял Лешка.

Медсестра показывала на плавки.

– Как что… – Ковалев смутился.

– Снимайте! – категорично заявила длинноногая и отвернулась, скрывая улыбку.

Ковалев, помедлив, снял плавки и быстро влез в воду. По дну и стенкам ванны темнело множество отверстий. Медсестра подошла к небольшому пульту, нажала на кнопку. За стенкой приглушенно загудел мотор. Медсестра взяла в руки тонкий шланг и подошла к Ковалеву.

Множество мелких иголок вонзились в Лешкину кожу. Но эти иголки не кололи, нет, они приятно щекотали кожу и, казалось, проникали даже в мышцы. Медсестра подошла вплотную, опустила руку с шлангом в воду, а свободной рукой повернула что-то внизу. В грудь Ковалева ударила тугая струя. Медсестра, улыбаясь, водила шлангом слева направо, потом справа налево, опускаясь все ниже, а Лешка чувствовал, как невидимые пружины нервного напряжения постепенно выпускают его тело, как кожа становится прозрачной, а мышцы уже не часть его тела, а полностью растворены в воде. Он лежал, расслабляясь все больше, а медсестра, глядя в его глаза, смеялась уже откровенно, и капельки воды, блестевшие на ее свежих губах, легко подрагивали вместе с губами.

Иголки уже пронизывали тело насквозь, и Лешка, с трудом разжав губы, со стоном потянулся всем телом. Каждая мышца, каждый нерв, казалось, пропитались теплой и приятной водой, хотелось повернуться, сделать усилие и подставить этим ласковым струям грудь, голову и даже мозг…

Медсестра засмеялась низким горловым смехом и опустила руку со шлангом еще ниже. Ее свободная рука тоже вошла в воду и начала гладить грудь, плечи, живот… Тело Лешки уже не хотело расслабляться, тело наливалось силой и желанием. А медсестра все гладила, гладила…

Лешка поднял руку, положил ладонь на шею девушки и, опираясь локтями о края ванны, резко взметнулся вверх. Медсестра испуганно вскрикнула, но не отстранилась, а Лешка уже стоял на ногах и прижимал ее к своей мокрой груди, второй рукой распахивая халат девушки. Под халатом у нее, кроме узенькой полоски на бедрах, ничего не было… Просто совсем ничего!

Они не видели, как тугая струя воды из брошенного на пол шланга хлестала по стенам комнаты, по двум телам, слившимся в одно, и это еще больше возбуждало, и они постанывали, когда уже не могли молчать…

– Это мне было назначено? – спросил Ковалев, одеваясь.

– Что?.. – не поняла медсестра, натягивая мокрый халат.

Лешка повел рукой, показывая на стены в каплях воды. Девушка вспыхнула румянцем.

– Дурак! – крикнула она. – Все вы сволочи!.. – она отвернулась и заплакала.

Лешка смотрел на ее трясущиеся плечи, на руки, закрывавшие лицо, и жалость шевельнулась где-то внутри. Он подошел и обнял девушку, потом повернул ее к себе и прижал к груди. Он гладил ее плечи, спину и что-то шептал, пока девушка не начала успокаиваться.

– Давай вечером встретимся? – сказал он. – Ладно?

– Нам нельзя… – тихо сказала медсестра, вытирая слезы. – Меня за это выгнать могут…

– А почему ты?..

– Не знаю… Понравился!

– Во сколько ты кончаешь?

– В шесть…

– Я приду за тобой, ладно?

– Ладно… – ее слезы уже высохли.

Каверзнев сидел на диване рядом с номером Ковалева. Он вошел вместе с Лешкой в комнату.

– Новости? – спросил Ковалев.

Каверзнев кивнул и показал рукой на балкон. Они вышли.