Текст книги "Весёлые и грустные странички из новой жизни Саньки М. Часть вторая."

Автор книги: Александр Машков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

– Мы сейчас помониторим вокзалы, проще говоря, посмотрим, как работают наши «коллеги», кому носят добычу. Понял?

– Конечно! – закивал друг, улыбаясь, – Потом заберём всё сразу?

– К сожалению, нет. Нас могут, после этого, выследить, потом будет невозможно работать. Возьмём у них сотни две, пока хватит. Как думаешь? – Зяма пожал плечами:

– Как скажешь.

– Что, соскучился по работе? – улыбнулся я. – Остынь. Мы долго не разминали руки, занимались тяжёлой работой. Если тебя возьмут, что ты скажешь в милиции? Кто ты, чей ты? Откуда здесь взялся? Зяма, не скоро, но узнают, что ты должен где-то… блин, язык не поворачивается, про пацана такое сказать!

– Сидеть, что ли? Или чалиться? – подсказал мне друг.

– Да уж, сидеть! – саркастически сказал я, – Ну, ты понял! – Зяма кивнул, уже не мечтая пробежаться по вокзалам.

Полчаса хождений с независимым видом по площади, виадукам и по залам ожидания, хватило, чтобы вычислить небольшую группу мелких карманников, ихнего старшего, выбравшего наблюдательный пункт под деревом, на маленькой лавочке. Скоро к нему должен подойти «инкассатор», так что, пора познакомиться.

Как ни странно, меня тоже заметили, хотя я не «работал». Ко мне подошёл мальчишка лет двенадцати, и предложил пройтись. Я не возражал.

– Пах, их двое, – сказал он своему старшему, парню лет пятнадцати. Неплохо работает у них прикрытие, подумал я.

– Чего здесь трётесь? – подозрительно спросил Паха, – Для кого вынюхиваете? Мы мазу держим, кому надо отстёгиваем. Или поработать решили? Брали что-нибудь? – спросил он у мальчишки, который меня задержал.

– Нет, не брали. Точно, шпионы. На кого работаешь, сопляк? – наехал он на меня. Я промолчал, сунув руки в карманы, далеко сплюнув свозь зубы. Потом сдвинул кепку на затылок и посмотрел на Паху.

Паха медленно встал.

– На Угрюмого, что ли? – тихо спросил он. Я прищурился, разглядывая его, как насекомое, хотя он был, больше, чем на голову, выше меня. В это время привели Зяму. Зяма не сопротивлялся, как я его инструктировал, вид имел нейтральный, будто к происходящему не имел никакого отношения: идёт себе, будто с друзьями, по своим делам.

– Отойдём? – спросил у меня Паха. Я кивнул, вынул руки из карманов, и пошёл вперёд.

– Где это тебя так? – не выдержал парень, когда отошли метров на двадцать.

– Там, куда тебе лучше не попадать, – улыбнулся я своей жуткой улыбкой, – Там ещё клеймят, – я приподнял чуть-чуть рукав футболки, чтобы был виден некрасивый ожог. – Это за попытку побега. Собаки догнали, ползадницы отгрызли. В том месте тоже заклеймили. Ну, что скажешь? Хочется тебе туда?

Побледневший парень отрицательно помотал головой.

– А ведь попадёте. Вы так грубо работаете, мы сразу всех вас срисовали. Даже если милиция у вас прикормлена, не спасёт.

– Да за это, максимум, колония, на год, мы несовершеннолетние!

– Правильно, Паша, правильно. Только, если ты такой сговорчивый, может, и прокатит… хотя нет, у «опущенных», или «обиженных» жизнь не сахар, – вздохнул я, вспомнив, что на нашей плантации всё было наоборот, до определённого момента. – А желающие найдутся, Паша, на всю вашу компанию девочек. Понял? Учиться вам ещё надо, Паша, учиться.

– А ты, тогда, как туда попал? – спросил непонятливый Паха.

– Ты что, тупой? – удивился я, – Я же тебе только что сказал: зарезал я насильника, даже не одного. А кто-тот накапал. Понятно, как попадают? Или, молча, подставляйся, в надежде, что тебе скостят срок, или иди дальше, выбор невелик. Ну, я всё сказал, ты услышал, пока.

– Погоди, про кого ты говоришь? Кто может скостить срок?

– Адвокат, – хмыкнул я, – кто же ещё? Ребята, вроде тебя, тоже сладко поют, многое обещают…

– Я тебе ничего не должен? – немного помолчав, спросил Пашка.

– То, что мне положено, я взял. Надеюсь, в следующий раз заметишь? И не шебутись. Не смотри, что я маленький, и кашляю, – я развернулся, и пошёл обратно, опять прикрыв козырьком половину лица.

Мой друг между тем непринуждённо беседовал с ребятами.

– Пошли, – кивнул я Зяме.

– Пока! – сделал он ребятам ручкой, ребята вежливо помахали нам в ответ.

Мы сели на трамвай и поехали домой. Причём были свободные места, куда мы с другом примостились.

– Здорово у тебя получилось! – заулыбался Зяма, – Жаль, не заработали ничего.

– Почему же? – выудил я из своего кармана несколько купюр, – Я взял немного, около двухсот.

– У кого? – удивился Зяма, приоткрыв рот от удивления.

– У Пахи. Сам взял, хотя он предлагал отступное.

– Отступное? Предлагал? – Зяма вообще ничего не мог понять.

– Зяма! – вздохнул я, – Ты никогда не слышал такое изречение: «вежливость – лучшее оружие вора»?

– Нет, – пожал плечами Зяма.

– Тёмный ты человек! – сказал я, вспоминая, однако, что этот фильм, где говорили эти слова, выйдет годика так через три.

– Я сказал Пахе, что они грубо работают, и в следующий раз приду и проверю, чему научились. Я даже сказал, что взял у него деньги! А он не понял. Теперь пусть учатся тоньше работать. Ученье – свет, Зяма, а не ученье – сумерки.

– Почему сумерки? – отозвался Зяма, – Тьма!

– Это точно! – рассмеялся я, – Ученье – свет, а неучёных – тьма!

– Сань, давай, на метро до Красной Площади прокатимся?

– Давай, – согласился я, – заодно подарок твоей Алёнке купим.

– Почему это «моей»? – залился краской Зяма.

– Потому. Знаешь, что она мне ответила, когда я сказал, что мы с тобой пойдём заниматься на военную базу?

– И что она сказала? – глядя в окно, спросил мой друг.

– Ты, говорит, можешь проваливать, куда угодно, а Зяму оставь, – Зяма смущённо засопел:

– Она мне, как сестричка…

– Да уж, а первое время ворчал на неё, что мешает тебе. Не помнишь, кстати, у неё ушки проколоты?

– Как, проколоты?!

– Для серёжек. Чтобы серёжки носить, чудо!

– Не заметил… – смутился Зяма. Я тоже не заметил. Что тогда подарить? Цепочку?

На метро я ездил в прошлой жизни. Надо сказать, ничего не изменилось, те же бесшумные чистенькие поезда, мчащиеся на магнитной подушке, просторные вагоны с кондиционерами. Наверное, гэдээровские или венгерские, вагоны. Может, и Чехословацкие. Это на первый взгляд.

Когда выходили, я увидел, мельком, что сделано это чудо техники на Рижском вагонном заводе.

Это меня удивило, правда, совсем немного, я пожал плечами, чуть скривив губы, потому что не вспомнил, чтобы старался узнать, где делали вагоны метро там, в прежнем Мире.

В остальном всё так и было: и станция Площадь Восстания, и множество изваяний на этой огромной станции.

Изваяния представляли собой композиции, изображающие Восстание рабочих, после которой грянула Революция, захват власти Большевиками и установление Советской Власти.

Вокруг этих изваяний крутилось множество иностранных туристов, в основном, японцев, каждый был вооружён фотоаппаратом. Некоторые даже вставали в группу революционных рабочих, или матросов, так как изображены те были в натуральный рост.

С трудом удержал я Зяму от профессиональной привычки познакомиться поближе с содержимым их карманов. Не то, чтобы я был за дружбу народов во всём мире, просто на станции присутствовали внимательные сотрудники милиции и не милиции. Нам же знакомство с любым служителем закона грозило обратиться немалыми неприятностями.

– Зяма! – прошипел я, – Ещё одно движение без спросу, и больше никогда не пойдёшь в город! Надеюсь, когда гуляли с Алёнкой, ничего не натворил?

– Совсем немного… – промямлил Зяма, – Денег не хватало на мороженое.

– Пацанов ограбил?

– Что ты?! – испугался Зяма, – Одна горластая тётка в парке, всех достала, вот у неё немного позаимствовал денег. Думаю, она даже не заметила пропажи, всего «пятёрку» взял у неё.

– Смотрю на тебя, Зяма, и не пойму. Тебе понравилось на каторге? Или уже всё забыл? Тебе отменили приговор, и ты уже свободный человек? – Зяма только сопел, не отвечая на мои справедливые упрёки. Вокруг было довольно шумно, и вряд ли кто мог услышать, что говорит один мальчик другому. Да и неинтересно это взрослым.

Поднявшись по длинному эскалатору, вышли из дверей массивного здания. Где-то здесь ЦУМ…

– Сань, ты куда?! Вот же она, Красная площадь! – я дал себя увлечь на Площадь.

Ну и что? Кстати, на картинках Спасская башня выглядит более стройной и внушительной. В реальности же она оказалась приземистой, да ещё и эта побелка внизу…

Сама Площадь была неровной, какой-то волнистой. В Кремль идти я не захотел. Не понравилось мне, как выглядят руины некогда величественных зданий. Когда-то я спросил, почему не реставрируют здания, на что получил ответ, что так стараются сохранить дух времени. То есть, пусть будет так, как было триста лет тому назад, или шестьсот.

Вот, к примеру, Москве скоро восемьсот лет стукнет, Кремлёвским стенам, тоже. Но стены выглядят неплохо, хотя подходить и трогать рукой кирпичи я не стал.

Зяма ходил всюду, раскрыв рот. Хотел затащить меня в Военно-Исторический музей, где можно было потерять весь день.

– Зяма, хватит уже, а? – заныл я.

– Санька, неужели тебе не интересно? – искренне удивился Зяма, – Ты как старик! Ничего тебе не интересно! Как будто всё уже сто раз видел!

– Вот и будешь гулять с Ленкой, – несколько обидевшись на «старика», ответил я, – Пошли в магазин, купим Аленке подарок, и пора возвращаться.

В ювелирном отделе мы несколько растерялись. Что любит Алёнка? Золото, или предпочитает серебро? Какой камень ей подходит? Даже цвет глаз не помню!

– Зям, какого цвета глаза у твоей подружки? – на этот раз Зяма не возразил, что она его подружка, просто пожал плечами.

– Серого? Карие, голубые?

– Да не знаю я! – сердито ответил мне мой друг. Пришлось самому вспоминать. Если волосы светлые, значит, глаза, скорее, серого цвета, с небольшой голубизной. Серебро подойдёт, тем более, оно дешевле, не так будет подозрительно, что мелкие пацаны покупают дорогие украшения маленькой подружке.

Походив по залу под неприветливыми взглядами продавщиц, мы решились обратиться за консультацией к довольно молодой девушке. Дождавшись, когда она освободится, я подошёл к ней:

– Тётенька! Можно у вас спросить?

– О чём вы хотите спросить, молодые люди? – вежливо спросила девушка, поворачиваясь к нам с улыбкой. Я неосторожно поднял голову, и улыбка исчезла с её лица. Меня неприятно царапнуло такое отношение к моей физиономии. Я сказал:

– Это будет подарок для подружки моего друга, – кивнул я на симпатичного Зяму. – Подскажите, что можно подарить девятилетней девочке?

– У неё что? День рождения?

– Нет. Просто у нас появились деньги, и мы хотим сделать ей приятное. Она заботится о нас.

– Понятно! – широко улыбнулась девушка. – На какую сумму вы рассчитываете?

– Вы предлагайте, а мы скажем, сможем мы купить, или нет, – переглянувшись с Зямой, сказал я.

– Я бы предложила гарнитурчик из серёжек, и колечка. Какого цвета у неё глаза?

– Мм-м… – промычал я, – Кажется, серого, – я толкнул локтем Зяму, тот мужественно вытерпел.

– Немного синевы, – добавил я.

– Посмотрите серебряные серёжки с топазом, – девушка открыла футлярчик, в котором лежали две маленькие серёжки с бледно – голубыми прозрачными камешками, колечко, и цепочка с маленьким кулончиком, тоже, по-видимому, из топаза.

– Красота! – прошептал я, – Цепочка и серёжки, понятно. А колечко? Девочка же растёт. А нам хотелось бы, сделать такой подарок, чтобы девочке он служил долгое время.

– Умницы, мальчики! Колечко разрезное, можно будет раздвигать. Специально сделано для маленьких девочек, регулируется по руке, на месте.

– Можно посмотреть? – девушка кивнула. Я взял колечко, спрятал в кулаке, дунул в него, и открыл пустую ладонь. Перевернул тыльной стороной, показывая, что колечка нет и там.

– А где кольцо? – заволновалась девушка. Я накрыл ладонь другой рукой, провёл по кисти, на мизинчике оказалось надетым колечко.

– Нормально? – спросил я у Зямы. Тот кивнул, с серьёзным лицом. Я провел рукой по ладони, колечко исчезло.

– Серёжки будем мерить? – спросил я друга.

– На ком? – опешил Зяма, хлопая карими глазами.

– Тебе точно не подойдут, – решил я, – заверните! – обратился я к продавцу.

– А колечко? – спросила она.

– Посмотрите в футляре, – ткнул я пальцем. Девушка отпрянула:

– Не прикасайся! Сейчас, выпишу квитанцию, оплатите в кассе! Пять рублей, сорок пять копеек. Есть столько?

– Сорок пять копеек? – переспросил я, – Есть.

– Шутник! – покачала девушка головой, – Если ты такой волшебник, что же не приведёшь своё лицо в порядок? – не выдержала она.

– Это моя больная тема, – не подавая вида, что её слова как-то задевают меня, ответил я, – Порчу навели, надо специальное слово узнать. А для этого надо…

– Шесть пар железных сапог стоптать? – язвительно спросила девушка, выписывая квитанцию.

– Вы правы, – со вздохом ответил я, превращая квитанцию в червонец. – Вот вы, девушка, могли бы полюбить хорошего человека, но с таким лицом, как у меня?

– Если бы он превращал бумажки в деньги – легко!

– М-да! – вздохнул я, отходя к кассе. – Красавица готова выйти за чудовище ради денег, – бормотал я себе под нос, – И, заметьте, так ответит большинство взрослых девушек, потому что лучшие друзья девушек, это бриллианты.

– А что? – спросил я сам себя, – Допустим, у меня есть бриллианты. Есть два решения вопроса: первое – на эти деньги сделать себе пластическую операцию, стать красавцем, девочка в тебя влюбляется. Второе решение: отдать эти бриллианты девочке. Влюбится она в меня? Как вы думаете? – вдруг спросил я кассиршу.

– Конечно, влюбится! – заверила она меня, – Имея бриллианты, легко найти красивого любовника, а если ты потратил её бриллианты на свою внешность, то ты просто эгоист и козёл. Держи! – выбила она мне чек. Я не знал, что на это ответить.

– Никому не говори, сколько ты потратишь на операцию! – посоветовала кассирша мне.

– Вот так! – сказал я Зяме, – Понял?

– Нет! – честно ответил мой друг.

– Объясняю! – подойдя к девушке, которая уже упаковала наш подарок, сказал я, – Ты, Зяма, красив от природы, и никто не спросит, сколько стоит твоя красота… – Зяма сильно покраснел, – Не смущайся, это пример. А если меня увидят с красивым лицом? Обязательно спросят, если, конечно, меня узнают, во что мне это обошлось. Не только в деньгах. Это очень больно, Зяма. Пошли.

Опять спустившись в метро, мы доехали до станции, где можно уже было сесть на автобус и добраться домой.

В центре мы не стали толкаться в очередях, а здесь, в нашем микрорайоне, зашли в гастроном и купили кое-каких продуктов. Холодильника у нас не было, мяса и колбасы с сыром брали немного, потому что на другой день всё испортится. Немного подумав, я пришёл к абсурдному выводу: холодильники создали дефицит продовольствия! Всё перетащили из магазинов в свои холодильники! Хранят, хранят, потом выбрасывают и снова забивают морозилку…

Это потом стали делать еду искусственной, синтетической, и стало её много, а в это время всё было натуральное, скоропортящееся.

– Сань, а, Сань! – перебил мои странные мысли Зяма, – А как мы Алёнке подарок дарить будем?

– Действительно! – остановился я, – Сегодня же узнаешь, когда у неё день рождения!

– Я?! – воскликнул Зяма, вытаращив глаза.

– Ну, не я же! – парировал я его выпад, – Но, если он уже прошёл, или ещё не скоро, я всё беру на себя. Договорились?

– Договорились, – что-то прикинув, про себя, согласился Зяма.

Дома Алёнка встретила нас ворчанием, хотя видно было, как она рада нас видеть, глазки так и сияли, даже когда смотрела на меня.

Ворчала она на нас, наливая в тазик тёплой воды, чтобы мы помыли ноги. Алёнка каждый день мыла полы в квартире, ходила сама босиком, и просила так делать и нас.

Мы переоделись в домашнее, и Алёнка принялась нас кормить. Я подумал, что о лучшей жизни и мечтать не стоит, не нужен нам больше никто. Почему нас не хотят оставить в покое? Живут же счастливо другие дети?

Зяма бросал на меня настороженные взгляды. Чувствовал друг моё философское настроение. Целый день говорю какие-то странные вещи, совсем неподобающие десятилетнему ребёнку. Значит, не к добру. Что-то должно случится. Я подмигнул ему, поблагодарил девочку за прекрасный ужин, и отпросился у них в комнату, попить чай в одиночестве. Не успел я выпить чай, как явился обескураженный Зяма.

– У неё день рождения через неделю. Десять лет будет.

– Вот видишь, как всё удачно! – обрадовался я. – Подарок есть, тортик купим, надо бы проигрыватель с пластинками где-то попросить. Ты не знаком с соседями?

– Ты же знаешь, Сань, я только с тобой дружу…

– Ладно, не переживай. Наверняка Лена знает, у кого можно попросить проигрыватель. Я потом схожу, и принесу. Если тяжёлый, вместе сходим. Договорились? – Зяма с готовностью кивнул.

Отдохнув, мы с Зямой отправились работать по хозяйству, колоть дрова на несколько дней, носить воду в зелёный эмалированный бачок, который стоял на кухне.

Алёнке я отдал половину оставшихся денег, с трудом заставив отнести бельё в прачечную, а то девочка хотела сэкономить и заняться стиркой. Наши вещички ещё ничего, не тяжело стирать, но большие простыни!

Хотя их было всего две, плюс ещё три наволочки.

С другой стороны, где-то я читал, один из великих борцов вместо тренировок стирал и выжимал бельё. Только объясни это нашей девочке! Наверняка высмеет и не разрешит мальчишкам стирать.

Я хотел помочь однажды. Кое-как упросил отжать бельё, потом мы с Зямой всегда отжимали его, и развешивали на улице. Но стирать всё равно долго и нудно.

Сделав все неотложные дела, мы поужинали, посидели вместе, разговаривая ни о чём и обо всём, после чего улеглись спать пораньше, с утра я думал не лениться, сбегать на стадион. Кто его знает, вдруг не примут?

Алёнка отвернулась от меня, они с Зямой о чём-то шептались. Ну и пусть! Я лежал, глядя в потолок и думал, что завтра будет на полигоне и зачем мне это надо.

А надо мне это, чтобы выполнить задание отца. Надеюсь, на полигоне есть полоса препятствий, должны быть и макеты домов, в которые надо каким-то образом попадать.

Ногу надо подлечить, не заживает. Рана то затянется, то снова откроется. По-хорошему, не беспокоить бы, чтобы свежая кожица наросла, да времени нет. Покажу военврачу, если там есть медпункт.

– Сань! – до меня дошло, что меня окликают уже не первый раз.

– Что? – спросил я, поворачиваясь к друзьям.

– Ты что, обиделся на нас? Сначала думал, ты спишь, потом смотрю, глаза открыты.

– Нет, что ты! Задумался. Спите, не обращайте на меня внимания.

Алёнка тоже вопросительно смотрела, а после моих слов снова повернулась к Зяме.

Вот ведь! Хорошо хоть, не ко мне её тянет, как бывало с девочками раньше. Может, на самом деле, оставить его здесь? Попадётся. Кто его будет кормить? Пойдёт воровать, и попадётся. А Ленке лучше здесь, я думаю, чем в детдоме.

Немного подумав об этом, я заснул.

На другой день, размявшись с утра на стадионе, мы поехали по указанному адресу, на полигон. Все втроём.

Сначала на девятом автобусном маршруте, потом пешком, пока возле нас не остановился «бобик».

Это мы проголосовали.

– Далеко вы, молодёжь? – поинтересовался усатый майор, выглянув в окошко.

– На полигон, к полковнику Бахметьеву, – ответил я.

– Родственники? – поинтересовался майор.

– Считайте, что так, – согласился я. Нам сразу разрешили сесть в машину.

– На экскурсию, что ли? – не унимался майор, обернувшись к нам.

– Да, товарищ майор, хотим посмотреть, как здесь ребята тренируются. Может, тоже захотим.

– Похвально, только у нас набор с двенадцати лет. Вам, по сколько?

– Уже десять, – гордо сказал я.

– Солидно! – согласился майор. Нас завезли в воинскую часть, не стали высаживать на КПП, майор попросил дежурного лейтенанта позвонить полковнику, чтобы встречал племянников.

Полковник встретил. Мы стояли перед ним, с рюкзачками за спиной, опустив головы. Полковник выговаривал, в основном мне, что девочек он не собирается тренировать, здесь мужское общество, и мы можем отправляться восвояси, потому что он, полковник Бахметьев, привык к подчинению и выполнению приказов, а не к самодеятельности.

Выговорившись, он спросил:

– Всё ясно?

– Так точно, товарищ майор! – отдав ему пионерский салют, ответил я, – Разрешите идти?

– Куда? – удивился полковник.

– Восвояси, – вздохнул я.

– Никаких «восвояси»! Будете работать, раз пришли! Учиться дисциплине! И никаких скидок на то, что некоторые из вас девочки! – решил наш «дядя». – Спортивную одежду взяли?

– Шорты и майки, как на стадионе занимаемся, – смущённо ответил я, – посмотрим, в чём ребята тренируются, купим в «Военторге».

– Где же вы возьмёте форму, на свой рост? – ухмыльнулся полковник, – Думаете, мы призываем десятилетних детей? Если покажете себя, придётся заказывать на вас форму по размеру… Напра-во! Шагом марш! – полковник сам повёл наш маленький строй из маленьких людей куда-то на территорию. А я подумал, что полковник уже немного сожалеет, что взялся тренировать такую мелкоту, как мы. Особенно, когда привёл на небольшой участок полигона, оборудованный под тренировочную площадку ля подростков, где стояли, выстроившись в шеренгу, ребята.

Меня порадовало, что эта площадка была оборудована всем, о чём я мечтал: и различными спортивными снарядами, и полосой препятствий с четырёхэтажной стеной, изображающей стену жилого дома. Недалеко находился стадион с дорожками для бега.

Больше я ничего разглядеть не сумел, потому что нас подвели к ребятам. Где только набрали таких? По словам майора, здесь были двенадцатилетние пацаны, а мне приходилось смотреть на них, задрав голову. Ещё и ухмыляются…

– Взво-о-од! Смирно! – скомандовал лейтенант, вероятно, инструктор у ребят, – Товарищ полковник! Курсанты построены для учебной тренировки! Командир взвода лейтенант Кузнецов!

– Вольно! – козырнул полковник.

– Вольно! – скомандовал лейтенант. Курсанты были одеты в трикотажные шорты и майки защитного цвета, в кедах, не в кроссовках. Надо бы поискать в «спорттоварах», может есть в продаже что-то похожее на кроссовки. То, что не в сапогах, понятно: такие сапоги ещё поискать надо, да и легче пацанам в кедах.

– Знакомьтесь, ребята, с пополнением: курсанты Александр, Зосима, и… – вопросительно посмотрел он на нас.

– Алёна… – пропищала девочка, – Елена! – уже решительнее сказала наша подружка.

– И Елена! Прошу любить и жаловать. Не вздумайте обидеть кого. Переодевайтесь, ребята, и в строй. Лейтенант, проводите ребят в раздевалку, я проведу с курсантами инструктаж.

Лейтенант проводил нас под трибуны стадиона и сказал:

– Женской раздевалки, как и душа, у нас нет, так что, разбирайтесь сами, – он завёл нас в небольшую раздевалку, приспособленную для пацанов, показал два свободных шкафчика:

– Извините, больше нет. Если полковник решит вас оставить, сделаем ещё. Пока делите эти. Переодевайтесь, и бегите в строй, не задерживайтесь.

Мы быстро переоделись. Алёна с Зямой, ожидаемо, разделили один шкафчик, мне выделили отдельный. Друг друга-то мы не стеснялись, могли быть проблемы с более старшими ребятами. Не скажу за Лену, а мне не хотелось переодеваться вместе со всеми, сверкать своими шрамами.

Проверив, плотно ли держится повязка на ноге, я заклеил лейкопластырем номер на плече, и мы побежали строиться.

Ожидаемо мы заняли левый фланг. Я, Зяма, и маленькая Алёнка.

– Что у тебя с рукой? – спросил полковник. – Я заметил ещё позавчера.

Я быстро прикрыл плечо рукой:

– Ничего особенного, некрасивый старый ожог, не хочу, чтобы его видели. Зажил давно.

– А с ногой?

– Ссадина… Почти не беспокоит, товарищ полковник! – вытянулся я.

– Ну, смотри, если что, беги в медпункт. Куваев, покажешь мальчику, где медпункт!

– Есть! – отозвался мальчишка, у которого на майке был пришит знак отличия, напоминающий сержантские лычки.

– Приступайте к занятиям! – разрешил полковник.

– Есть! Напра-во! По стадиону, бегом, марш!

Так началась наша служба. Разминка, потом упражнения на растяжку, прыжки и бег на стометровке.

Нас проверяли ненавязчиво, не специально, а, как бы, исподволь. Особо не нагружали, но и послабления не давали. Я решил не высовываться, что говорили, то и делал. Сказали, подтянуться на турнике десять раз, десять и подтянулся. Зяма, к слову, не отстал от меня. Видно было, что мог и ещё, но не посмел делать подтягиваний больше меня. Алёнка, правда, подтянулась только восемь раз, чуть не расплакавшись от досады, но она вдруг стала всеобщей любимицей, её поддержал и успокоил даже наш суровый инструктор.

Я уже думал, напрасно мы её жалели и не таскали с собой на утреннюю зарядку. Завтра тяжело ей будет.

Испытывать меня никто не собирался, а то я уже приготовился к борьбе, как в лагере, где я как-то сломал руку одному мальчику. Видимо, давали время втянуться в режим.

Тем более, что разнообразных упражнений набралось немало: тут и прыжки через коня, бег по бревну, лазание по канату, упражнения на брусьях, на турнике несколько подходов, и не только подтягивание. Алёнке наш инструктор умудрился разработать индивидуальную программу, несмотря на приказ командира «не делать скидок на слабый пол». Как тут не делать скидок, когда перед тобой такая малютка?!

К полудню сделали перерыв, умылись, и, строем, с незатейливой песней, пошли в столовую.

Когда становились перед входом, я заметил, что на площадь высыпали все свободные от службы солдаты и офицеры. Сначала я подумал, что что-то случилось, потом до меня дошло, что это они выбежали поглазеть на нас.

– Это что, всегда так? – спросил я у мальчишки, своего соседа по строю.

– Сегодня что-то особенно много! – прошептал мальчик, и я подумал, что майор разнёс весть, что прибыли на службу племянники полковника. Вон, какие умильные лица состроили.

После обильного обеда нас отправили отдохнуть в выделенную специально для детей, спальню, где уже приготовили кровати для нас.

Так что Алёнка осталась с нами.

Рядом со спальней была умывальная комната, где мы смогли умыться и вымыть ноги.

Здесь мы все перезнакомились. Ребята оказались просто замечательные, никто не задавался, не хвалился своей силой и умением. Несмотря на большую разницу в возрасте, мы сразу влились в команду. А были здесь ребята аж по тринадцать лет! Для нас они были взрослыми, совсем не похожими на тех доходяг, с которыми мы развлекались в пустыне. Ребят было десять, с нами – тринадцать! То есть, если увидят мой номер, никто не удивится.

Мы с Зямой также ещё не набрали нормальный для нашего возраста вес, мяса на костях почти не было, наша коричневая и не совсем целая шкура вызывала недоумение у мальчишек, но никто не стал задавать неприятных вопросов, а маек мы старались не снимать. Тем более, что к нам заглянул дежурный офицер и велел ложиться спать, через час построение.

Присутствие девочки в спальне никого не удивило: почти у всех были сёстры и братья, с которыми они делили одну комнату.

После тихого часа мы размялись и вновь приступили к спортивным тренировкам.

В принципе, мне понравилось, почти не было упражнений, которые бы противоречили моим личным занятиям по достижению выносливости, гибкости и скорости. Когда надо будет, попрошусь заниматься индивидуально, а пока хватает и утренних занятий. Посмотрим, насколько Зяму утомит сегодняшний день, он мне нужен будет в будущем деле.

Расписание занятий оказалось очень простым: в неделю один выходной, когда ребята могли уезжать домой, в остальное время они оставались на казарменном положении. Для нас сделали исключение, хотя я был бы рад остаться здесь.

Почему бы не остаться?! Кормят, спать укладывают, позволяют заниматься нужным делом, не отвлекая на всякие глупости, типа колки дров и таскания воды! Хотя и в этом что-то полезное есть…

Только Алёнка вряд ли бросит своё хозяйство. Даже для маленькой женщины любая, но своя, конура, предпочтительнее любой благоустроенной казармы.

В течение недели менялись занятия, кроме общефизической подготовки будем обучаться различным видам боевых искусств, проводить спарринги, также преодолевать полосу препятствий, даже проводить учебные бои. Не знаю, правда, есть ли здесь и сейчас пейнтбол, или стрелять будем условно, как все дети? Пах-пах! Ты убит!

Но и это неплохо, под руководством опытных инструкторов можно многому научиться. Тем более, стрелять мы тоже будем.

После ужина мы пошли переодеваться, предварительно надо было сходить в душ. Так-как мы уезжали домой, тем более, с девочкой, нам великодушно предложили помыться первыми.

Алёнка быстро разделась и убежала в душевую, мы задержались, ожидая её.

Но скоро её весёлая мордашка появилась в дверях:

– Вы что не идёте? Здесь отдельные кабинки!

Мы разделись тоже. Кабинки отдельными назвать можно было с натяжкой: перегородки между рожками. Злодейка хихикнула, выглянув из своей кабинки, и снова спряталась.

Ничего, главное, не поворачиваться к ней спиной. То, что было пониже спины, меня смущало даже больше изуродованного лица. Там и неаккуратно выжженный номер, на половину ягодицы, и выхваченные собаками части мышц, вместо которых остались впадины.

Так что, постаравшись помыться быстрее всех, закрыл рукам себя сзади и побежал вытираться.

Быстро одевшись, я распутал намокшую повязку на ноге, вынул из рюкзака захваченную с собой небольшую аптечку в виде йода, ваты и бинта.

Рана снова открылась. Обработав йодом, перевязал её чистым бинтом, и тут прибежали смеющиеся Зяма с Алёной.

– Перестаньте беситься! – поторопил я их, – Ребята ждут! Ты как, Лена? Не тяжело было?

– Нормально! – ответила девочка, вытираясь, – Дома бывало тяжелее, когда вас не было, всё самой приходилось делать… – девочка сразу расстроилась, подумав, что скоро она опять останется одна.

Но скоро они с Зямой снова развеселились, и по дороге на остановку бегали, забыв, что целый день занимались спортом. А у меня разнылась нога. Даже захромал. Или оттого, что сильно нагрузил, или завтра пойдёт дождь. Я усмехнулся: старик, что ли, кости к дождю ноют!

Когда уже шли домой, от остановки, нас окликнул какой-то парень:

– Ребята, а где здесь улица Черёмуховая? – я оглянулся, и увидел Жорку. Первым порывом было броситься к нему в объятья, но потом передумал, решил дать ему шанс узнать себя. Неужели не узнает?

– Какой дом вас интересует? – немного хриплым голосом спросил я, – А то мы идём на эту улицу, можем проводить.

– Пятый номер, – достав из кармана бумажку, сказал мой брат.

– Мы тоже там живём, – сказал я, – пойдёмте, мы покажем, – и пошёл вперёд, хромая.

– Что, Сань, нога сильно болит? – спросила Алёнка.

– Да, дома посмотришь? – спросил я её.

– Конечно! – с готовностью согласилась девочка.

– Ребята, а вы случайно не знаете такого парнишку, Сашу Милославского?

– Случайно знаем, – ответил я спокойно. Мою настоящую фамилию ни Зяма, ни, тем более, Алёнка, не знали, поэтому они удивились, откуда я знаю этого мальчишку.