Текст книги "Весёлые и грустные странички из новой жизни Саньки М. Часть вторая."

Автор книги: Александр Машков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

Готовила Алёнка, не подпускала меня к плите, сердито сопя. Девчонка была с норовом. Знала, что у меня лучше получается, а упёрлась!

Это в первое время она позволила мне сготовить обед, когда нас привели в эту квартиру. Квартира в бараке была однокомнатная, принадлежала одинокой женщине лет тридцати пяти – сорока. Алёнка у неё была единственной дочерью. Нас приняла безразлично, даже с каким-то облегчением.

Как позже оказалось, Алёнка боялась оставаться ночью одна, приходилось соседей просить приглядывать за девятилетней девочкой. Теперь же мы жили втроём, потому что мама Алёнки почти исчезла с горизонта.

По договорённости мы должны были присматривать за девочкой, но девочка есть девочка. Она сразу стала командовать нами. Теперь мы прописались в сарае, где рубили дрова, носили оттуда уголь, также ходили по воду на колодец. Колодец был почти за квартал от нашего дома.

Так вот, попробовав Алёнкину стряпню, я предложил готовить по очереди. Сготовил только один раз, после чего Алёнка разревелась и долго не разговаривала со мной. Пришлось уступить девочке.

Конечно, не весь день мы занимались хозяйством, находили время и поиграть.

Зяма с Алёной вполне нашли общий язык, играл с ней в тихие игры, такие, как в дом, выдумали какую-то страну, даже меня втягивали в игру. К своему удивлению, я испытывал сладость от такой игры, как будто на самом деле был малышом.

Думаю, это естественная реакция организма на перенесённый стресс. Маленький мальчик во мне стремился спрятаться от внешнего мира, старался восполнить потерянное ощущение детства.

Мыться мы ходили в местную баню. Чтобы было меньше вопросов, старались прийти к открытию, почти с утра. Ведь основная масса желающих помыться и попариться приходила вечером, когда баня хорошо прогреется. К тому же, взрослые могли спокойно выпить вечером после бани, без риска выслушать ворчание жены.

Мы не учли одного: соседские мальчишки тоже приходили рано, чтобы можно было пошалить, без окриков со стороны взрослых.

Маленькие, очень подвижные существа были помехой для медлительных, степенных взрослых. А пацанам всегда хотелось побегать, облить друг друга холодной водой. Особенно тех, кто выходил из парной. Так что мы попали как раз в детское время. Взрослые уже знали, что в эти часы здесь бесятся дети, и приходили только те, кому некогда было прийти вечером, или незнакомые с здешними порядками.

Поэтому мы появились в бане как раз в то время, когда здесь собрались все местные маленькие жители. Сразу же мы стали центром внимания ребят. Наши изуродованные тела, ещё не зажившие раны вызвали неподдельный интерес здешних малолетних разбойников. Среди них были те, кто побывал в специнтернате, даже в колонии, заимели синие татуировки, но таких знаков отличия, как у нас, типа клейма на заду, и, тем более, на плече, само собой, не было ни у кого.

Конечно, мы «раскололись», рассказали немного о своём жизненном пути.

«Что? Специнтернат? Смехатура! Детская колония строгого режима? Санаторий!»

Немного рассказали, как я из Врангеля оказался в пустыне, слегка приоткрыли занавес над порядками, установленными там. А Зямка с Мотей были этапированы из Днепропетровска. Они с садика дружили. За что попали, мы не говорили мальчишкам. «Попали по недоразумению, подставили», сейчас разобрались, и теперь ждём справки о полной реабилитации…

Конечно, нам не поверили. С такими лицами, особенно, с таким тяжёлым взглядом, как у нас, не бывает невинно осужденных. Ребята безропотно приняли наше превосходство над собой.

Старшие пацаны поговорили с нами, узнали, что мы вовсе не собираемся становиться главарями их местной компании, и успокоились. Только договорились, что, если на них будут наезжать пацаны из соседней рабочей слободки, мы будем на их стороне в разборках, и в возможных драках.

Я не отказался. Интересно, что после последних событий мне стало всё равно, взрослый передо мной, или ребёнок. Надо будет, буду бить без сожаления. Душа огрубела, что ли?

Правда, испытать нас на силу и ловкость не нашлось никого, даже самые смелые старались не смотреть мне в глаза.

Так что мы скоро стали в районе своими.

Ходили с Зямой по утрам на стадион, я начал разминку. Так-как я был ещё очень слаб, мы занимались вместе, наравне.

Но силы и навыки возвращались ко мне быстро, разве что вырванные куски мяса не давали восстановить прежнюю гибкость. На полный шпагат я не смог сесть ещё долго, мышцы стали короткими.

Зяму доводил до слёз. Он думал, что его мучения остались позади, а оказалось, со мной заниматься спортом ещё то мучение! Мой друг плакал от боли в теле, но не отставал. Когда я заикнулся о том, чтобы ослабить ему нагрузки, он обиделся на меня смертельно! На целых пять минут. Потом попросил прощения за свои надутые губы и продолжил тренировки.

По вечерам мы убегали на стадион играть с мальчишками в футбол.

Алёнка психовала, приходила за нами. Но тоже увлеклась, болела с остальными девчонками.

Пропылившиеся, мы потом мылись в оцинкованной ванне. Алёна специально грела нам воду, заставляя бегать на колодец.

Спали мы все на одной широкой кровати. Это была кровать мамы Алёны, она уступила нам её, сама ложилась на бывшую Алёнкину, односпальную, когда появлялась дома.

Алёнке постоянно было холодно, и она старалась забраться между нами. Зяма всё время с ней тихо ругался, но потом привык, его уже не так мучили кошмары, от которых он спасался, прижимаясь ко мне.

Продукты нам приносили мрачные молчаливые мужчины. Мы давали им список, они смотрели, и уходили. Деньги, на мелкие расходы, тоже оставляли.

Нашу жизнь можно было назвать счастливой. Успокоившись, я решился, и написал письмо Ниночке. Обратный адрес дал своего бывшего детдома, через который у нас была связь с отцом. Связным был Никита.

Я не поверил, как он обрадовался, когда получил от меня письмо! Он написал мне обширный отчёт о делах в родном детском доме. Я даже позавидовал ребятам. Оказывается, насколько я привык жить в коллективе! Наверно, потому убегали вечером к ребятам, на стадион. Мы ведь не только гоняли мяч по полю, но и общались.

Наша хозяйка, Алёнка, когда мы окончательно притёрлись и подружились, решила вывести нас погулять. Куда обычно водят гостей столицы? Конечно же, на Красную площадь!

Мы сходили в магазин и купили новую одежду, весь вечер её мерили, особенно Алёнка, она сначала в магазине перемерила весь ассортимент детской одежды, потом дома оккупировала зеркало, и всё спрашивала, какая юбочка ей больше идёт, какая кофточка ей больше к лицу. Честно говоря, к её чистому и гладкому лицу шло абсолютно всё, надень она платье из мешковины, была бы прелестна.

Я так и сказал, скрывая улыбку в кулаке: «Алёнка, ты прелесть!», после чего Алёнка порозовела и успокоилась.

А на другой день, после обязательной утренней зарядки, мы начли собираться на прогулку.

– Санька! Ну сколько тебя можно ждать? – капризно спросила Алёнка, входя в комнату. Они с Зямой дано уже оделись, даже вышли во двор. А меня заклинило.

Сначала было так хорошо! Песочного цвета длинные шорты, скрывающие шрамы, белые гольфы, серенькая пионерская рубашка с накладными кармашками, погончиками, с горящей звездой на коротком рукаве, который удачно скрывали шрамы и клеймо на руках.

В нашей комнате стоял шкаф с большим ростовым зеркалом. Я посмотрел в зеркало и остался доволен своим видом, в зеркале отражался стройненький мальчик в красивой одежде. Улыбнулся довольно.

Зачем-то подошёл ближе, и увидел своё страшное лицо. Мой кулак непроизвольно сжался, и нанёс молниеносный удар в эту ненавистную рожу.

Чудом, в паре миллиметров от поверхности зеркала задержал руку. Выдохнул. Куда ты собрался? Людей пугать? Алёна с её нежным личиком, Зяма, уже начавший принимать нормальный вид, и я, Квазимодо долбанный! Я отвернулся к окну, прижался лбом к холодному стеклу, внутри всё застыло.

Ниночке я написал, как советовал Зяма, что попал в аварию, порезал лицо, с ногой нелады.

Но в зеркало я не смотрел. Не так внимательно. А сейчас вдруг понял: никому я такой не нужен.

Уже казалась наивной надежда на операцию. Где взять кожу для пересадки? У меня на теле живого места не осталось! А искусственную ещё долго не сделают.

– Я не пойду, – сказал я, не поворачиваясь.

– Санька, ты что? – с обидой спросила девочка, – Мы же договорились!

– Я не могу сегодня… Сходите вдвоём, а? Я попрошу присмотреть за вами.

– Ты… Ты… – Алёна, уже чуть не плача, выбежала из квартиры. Я начал раздеваться. Никуда не пойду.

– Санька, ну что ты выдумываешь опять? – Зяма пришёл, – Зачем Алёну обидел? Она плачет.

– Зяма, почему вы не хотите вдвоём погулять? Алёна же нравится тебе. Я буду третьим лишним.

– Куда нам теперь идти? Алёна расстроилась, вся в слезах. Почему ты передумал? Что случилось?

Не понимает? Считает, что я просто капризничаю? Зяма подошёл вплотную, обнял меня за талию:

– Саня, я всё понимаю. Думаешь, я слепой? Но ты хоть раз видел, чтобы мы с Алёной отворачивались от тебя? Зачем ты нас обижаешь?

– Меньше всего я хотел обидеть вас с Алёнкой. Вы мои лучшие друзья… Ой! Папа! – в окно я увидел, что к нам в гости идёт папа. Не успев ни о чём подумать, я уже нёсся по коридору, мимо плачущей девочки, к отцу на руки – прыг!

– Санька! – смеялся отец, подхватив меня, – Какой тяжёлый стал!

– Да, папа, я уже вешу 25 килограммов! Алёна старается! – я посмотрел на девочку, которая пыталась скрыть слёзы, вымученно улыбаясь.

– А почему Алёна плачет? – удивился папа, – Да ещё такая нарядная?

– Папа, пойдём домой, я тебе всё расскажу, – предложил я, и папа поставил меня на ноги, а я, взяв его и девочку за руки, потащил в нашу квартиру.

Алёна и Зяма, нарядные, но хмурые, стояли у двери, держась за руки, папа сидел у стола в комнате, а я, успевший снять рубашку, стоял по стойке «смирно» и отчитывался за свой глупый поступок.

– Конечно, Сашок, ты поступил некрасиво. Даже эгоистично по отношению к друзьям, потому что думал только о себе. Одно хорошо в этой истории: если бы вы ушли, я не застал бы тебя дома.

Я стоял, опустив голову, перебитые когда-то плёткой друга уши отчаянно алели.

– Мне надо поговорить с сыном, а вам лучше погулять вдвоём, вы очень хорошо смотритесь. Правда, рядом с Сашкой смотрелись бы ещё лучше… – я метнул на отца яростный взгляд, и он засмеялся:

– Ладно, Саня, не буду больше.

– Я не пойду, – капризно надула губы девочка. Она уже умылась, но следы от слёз, красные глаза выдавали её настроение.

– Алён, а если я сделаю из тебя принцессу, пойдёшь гулять? – я постарался улыбнуться ласковой улыбкой.

– Как это? – удивилась Алёнка.

– А вот садись сюда, на этот стул… нет, пока спиной к зеркалу, а я буду колдовать! – я усадил девочку на стул, накинул ей на плечи большое полотенце, потом выкопал тщательно упрятанный в шкафу косметический набор. Здесь было всё, вплоть до воды, удаляющей макияж.

Я пробовал привести своё лицо в более-менее нормальный вид, получалось плохо, шрамы и разрывы никуда не спрячешь, всё это надо резать и заново сшивать. Поэтому я спрятал косметику.

Теперь же я сначала расплёл Алёнке косички, переделал по-своему, открыв лицо.

Потом, вспомнив всё, чему меня учили, лёгкими, почти незаметными штрихами, очень тонким слоем грима и пудры убрал следы слёз с лица нашей принцессы, придал её лицу независимый и гордый вид.

– Зяма, рот закрой! – улыбнулся я другу, и он, спохватившись, подхватил упавшую челюсть. Папа постарался сделать каменное лицо, чтобы не выдать своего удивления.

– Теперь повернись и посмотри в зеркало! – я убрал полотенце и повернул Алёнку вместе со стулом к зеркалу.

У девочки тоже отвалилась челюсть, и, наверное, поэтому она узнала себя в зеркале. Она подскочила и, с визгом кинулась мне на шею, пытаясь поцеловать. Еле успел перехватить.

– Ленка! Не вздумай ни с кем целоваться! Размажешь весь макияж! Ну что? Прощаешь меня?

– На этот раз, да! – надменно сказала девочка, – В следующий раз получишь!

Мы все облегчённо засмеялись.

– Сашка, ты настоящий волшебник! – сказал папа, поднимаясь со стула, – Так что, принцесса, бери своего принца, и отправляйтесь на прогулку, а я пока поговорю с вашим другом.

– Как у тебя идут дела? – спросил отец, когда мои друзья, весело щебеча и взявшись за руки, побежали на автобусную остановку.

– Восстанавливаюсь потихоньку. – ответил я, – Раны медленно заживают, некоторые группы мышц вырваны, тело плохо слушается.

– Плохо! – вздохнул отец, – Смотри, что я тебе принёс, – он протянул мне тяжёлый свёрток, вынув его из своей сумки. Я развернул и удивился. Год назад я чуть не прыгал от радости, заполучив такое, в наследство от Лиски, а сейчас только недоумённо посмотрел на отца.

– Ты что, не рад? Это я заказал у мастера, который делал такие же вещи для нашей Лизы.

Я положил свёрток на стол, взял кошачьи когти, проверил их в действии. Да, работают, в них можно лазить не только по деревьям. Например, по стенам «сталинок» очень удобно. Ещё в свёртке был прекрасный набор отмычек.

Я вопросительно посмотрел на отца. Он понял меня по-своему. Встал, прошёлся по нашей комнате.

Меня неприятно скребнуло: мы утром старались, вымыли пол, а папка ходит в ботинках прямо по чистым половицам и коврикам.

Отец не заметил моей неприязни, у него были другие мысли и надежды на меня:

– Есть заказ на некоторых деятелей. Они крупные воры, эти высокопоставленные чиновники, директоры ресторанов, магазинов. Они не хранят деньги в сберегательных кассах, потому что боятся показать, столько у них денег. Если обнаружат пропажу, не будут заявлять в милицию…

– Просто прибьют на месте, – кивнул я. – Не поможет то, что воришка малолетний, даже наоборот.

– Боишься? – удивился отец.

– Боюсь! – глядя ему в глаза, ответил я, – За друзей своих боюсь, да и самого уже убивали не раз. Но страшнее всего было видеть, как детей заживо разрывают на куски собаки! Почему ты желаешь такое своему сыну, папа?

Отец долго смотрел в мои глаза, потом надел кепку, и сказал:

– Понял тебя, ты ещё не готов. Но просто так денег тебе на операцию никто не готов дать. Это очень крупная сумма. Будь здоров, сын! – отец быстро вышел из квартиры, аккуратно прикрыв за собой дверь.

– Папа! – крикнул я вслед, но никто не отозвался, а бежать за ним было выше моих сил. Я сел рядом со столом, тупо глядя на подарок отца. Плакать бессмысленно, надо делать выбор. Оставить всё, как есть, или становиться на скользкий путь?

Допустим, откажусь. Тогда надо идти, проситься в детский дом, потому что кормить нас больше никто не будет, мне уже десять лет, я могу работать. Могу и не работать, но это уже на усмотрение родителей.

– Подумаешь! – сказал я сам себе, – и не с такими лицами люди живут!

Приходили с войны с обожжёнными, страшными лицами, слепые, безрукие и безногие, даже без… И то, принимали, любили! Обойдусь! Я завернул подарок отца в холстину и спрятал в шкафу.

Бесцельно походив по комнате, переоделся в уличную одежду и пошёл на школьный стадион.

Здесь ребята уже гоняли мяч. Я не стал разбавлять их слаженный коллектив, ушёл на баскетбольную площадку, которая пока пустовала, и приступил к тренировке. Побегал, разминая мышцы, потом стал выполнять упражнения на растяжку, со злостью на своё неуклюжее тело, со злостью на отца, который даже не дал времени, восстановиться после суровых условий заключения.

В паху сильно заболело. Я так и остался сидеть на шпагате, не в силах подняться.

Потом лёг на живот и перекатился на спину. Только тут увидел зрителей. Мальчишки и девчонки стояли недалеко от меня и наблюдали за тем, как я неловко танцевал на площадке, только иногда выпадая из их поля зрения. Самым позорным было моё падение на шпагат. Скрывая своё смущение, я отвернулся, поднял с лавки свою майку, и пошёл домой.

– Молодой человек! – услышал я за своей спиной. Голос принадлежал взрослой девушке, игнорировать её было бы невежливо. Пришлось обернуться.

– Вы мне? – спросил я, торопливо надевая футболку на потное тело. Клеймо я всегда заклеивал пластырем, но после упорных тренировок он иногда отклеивался.

– Да, я к вам обращаюсь. Вы у кого тренируетесь? – ко мне подошла девушка в светлом спортивном импортном костюме.

– Ни у кого. Я просто разминаюсь.

– Но вас кто-то научил всему этому?

– Отец, брат, сестра, – я посмотрел на девушку, прищурившись.

– Хотите заниматься в спортивном клубе?

– Нет.

– Почему? – удивилась девушка. – Мы не всех берём, у нас очень большая очередь.

– Я бы согласился тренироваться на военном полигоне, в условиях, приближенных к боевым. А у вас что? Спортивные танцы? Это я утрирую, конечно, не обижайтесь.

– Что у вас с лицом? Результат ваших, приближенных к боевым, тренировок? – я сверкнул глазом, но сдержался:

– Считайте, что так.

Девушка внимательно посмотрела на меня:

– Вы серьёзно, про полигон?

– Более, чем. Вы же видите, как здесь мало условий для нормальной тренировки.

– У меня папа тренирует ребят на полигоне. Хотите, я поговорю с ним? – немного подумав, спросила девушка.

– Хочу, конечно! Мне надо восстановить силы после… лагеря, – через силу улыбнувшись, сказал я.

– Где вас можно будет найти, если договорюсь? – спросила девушка, доставая блокнот. Я же подумал, что она такая настырная, потому что думает, что её папа откажется от меня, и тогда я попаду в её загребущие лапки, будет соблазнять лучшими условиями для тренировок, чем школьный стадион. Но попытаться стоит. Только, если это будет бесплатно. Платную секцию я не потяну пока. Тем более, придётся просить и за Зяму.

– Мы с другом бегаем на этом стадионе каждое утро, – ответил я.

Алёнка с Зямой вернулись ближе к вечеру, счастливые до невозможности. Я уже волноваться начал, когда они ввалились в квартиру, весело смеясь.

Я успел приготовить ужин, сварив картофель и зажарив курицу, купленную в ближайшем магазине.

Ребята отнекивались, утверждая, что они сыты пирожками и мороженым.

Я, конечно, был рад за них, что они так хорошо провели время, но, тем не менее заставил их умыться и садиться за стол.

– Зосима! Если не будешь нормально питаться, не буду тебя тренировать! – заявил я, удивляясь, как этот вечно голодный мальчик может отказываться от ужина. Совсем недавно он вылизывал моё лицо, в поисках остатков еды, не говоря уж о лохани для свиней, из которой мы ели. После ужина её вылизывали до блеска.

Видно, что-то такое отразилось на моём лице, потому что Зяма, не сказав ни слова, умылся, вымыл руки, после чего быстро переоделся и сел за стол рядом со мной. Алёнка всё же отказалась.

– Зря ты не пошёл с нами, – немного погодя начал рассказывать мой друг, – знаешь, как там интересно! Мы ходили на экскурсию в Кремль, видели Царь-пушку, Царь-колокол! Поднимались на Ивана Великого! Видели новый Дворец Съездов!

Услышав про Ивана Великого, я загрустил. Не смог сходить в церковь. Здесь, в Москве, церквей было много. Но, даже проходя мимо, чувствовал холод, веющий на меня от стен церквей.

Надо собраться с духом, найти детскую церковь, и покаяться перед лицом Мамы.

– Алёнка, ты будешь кушать? Тебе оставить? – спросил я девочку.

– Позже поем, оставьте немного, – отозвалась Алёнка из комнаты.

– Сань, а что тебе папа сказал? – спросил тихо Зяма.

– Ничего хорошего, – помрачнел я. – Позже скажу, если ничего не поменяется, пока рано беспокоиться.

Дня через три на стадионе, после наших с Зямой утренних тренировок, к нам подошла моя знакомая девушка, с папой, как я понял. Папа у неё оказался мощный мужчина, опасный даже с виду. На вид ему было лет под пятьдесят.

– Доброе утро, молодёжь! – приветствовал он нас, подходя. Девушка держалась немного поодаль, приветливо улыбалась.

– Даша уговорила посмотреть на вас, – продолжил мужчина, – говорит, перспективный молодой человек тренируется на школьном стадионе, – я поклонился.

– Даша сказала, ты хочешь тренироваться на военном полигоне?

– Мы хотим, – снова поклонился я.

– Ну, твой товарищ ещё слишком слаб для наших тренировок.

– Я тоже. Извините, что невольно отнял ваше время. Разрешите идти?

– Погоди, не торопись. Как ты правильно сказал, я потратил на тебя время, значит, хочу узнать, напрасно, или нет.

– Если хотите проверить меня прямо сейчас, то нет. Я не готов, в последний год мне пришлось заниматься совсем другими видами спорта, тело плохо слушается, связки закрепощены. Сейчас я однозначно проиграю.

– Хочешь сказать, что, будь ты в хорошей форме, сможешь победить меня?

– Прежней формы мне, увы, не достичь, так что и говорить не о чем. Тем более, как я понял, вы не допустите нас на свой секретный полигон.

– С чего ты взял, что он секретный? – постарался скрыть своё удивление мужчина.

– Спецназ ГРУ? – спросил я, глядя чуть мимо лица собеседника, чтобы видеть всю его фигуру боковым зрением.

– Спецназ… – согласился он, вдруг оказавшись на том месте, где только что стоял я. И ещё раз.

– Не в форме, говоришь? – задумчиво спросил он, проводя одновременно серию ударов руками и ногами. Удары были проверочными, и он и я понимали, что вреда они мне не принесут, я легко ушёл с линии атаки. Зато Зяма с криком бросился на папу Даши, вцепившись в него, как бульдог.

– Зяма! – крикнул я, бросаясь другу на выручку. – Пустите его! – сердито сказал я, останавливаясь рядом с мужчиной, который держал моего друга на вытянутой руке, с удивлением его рассматривая.

– Интересный у тебя друг! – улыбнулся тот, ставя Зяму на землю, – Бесстрашный и самоотверженный!

Хорошо, приходите оба на наш полигон. У меня есть группа кадетов. Немного старше вас, конечно, но для твоего друга сойдёт. А вот для тебя… Ладно, пока потренируешься с ними, потом посмотрю, куда тебя определить. Для чего тебе вообще это нужно?

– Здоровье поправить, – хмуро сказал я, прижимая к себе вздрагивающего Зяму.

– Не боишься за друга? Какой-то он… нервный.

– Он за меня испугался. Мы же его не предупредили, что просто играем.

– М-да, поиграли. Видок у тебя. В горах был, что ли? В зиндане сидел?

– В пустыне. Там нет зинданов, там белое солнце и белое золото.

– Тоже знакомо, – кивнул офицер, – на проходной спросишь полковника Бахметьева, держи адрес, слабый беззащитный мальчик! – усмехнулся папа Даши, – Через такие «игрушечные» проверки редко кто проходит, если честно! – полковник шутливо отдал мне честь, я ответил ему пионерским салютом, и он неторопливо пошёл к выходу со стадиона.

– Ну, вот! – расстроенно сказала Даша, – А я так надеялась!

– Хотели предложить спортзал? Я, может быть, не отказался бы, но без долгосрочного договора.

– Что ты такой упёртый? – в сердцах воскликнула девушка, – У тебя неплохие данные, возраст ещё вполне позволяет достичь прекрасных результатов!

– Огромное вам спасибо за полковника! – от души поблагодарил я Дашу.

– Да иди ты… к полковнику! – рассердилась она, и побежала к папе, который ждал её у военной машины.

– Что это было? – спросил Зяма, красный от стыда.

– Нам разрешили тренироваться на военном полигоне. Ты пойдёшь со мной?

– Куда я денусь? – обречённо ответил Зяма.

Когда мы вернулись домой, Алёнка уже приготовила нам завтрак. Мы с удовольствием съели кашу, для нас всё ещё любая еда казалась вкусной. Вот только Зяма был какой-то задумчивый.

Чувствовал парень, что наше безмятежное существование подходит к концу. Наш отпуск явно заканчивался. Тогда я решил спросить у Алёны.

– Слушай, Лен, – начал я издалека, – А как ты жила до нас?

– Плохо жила, – не раздумывая ответила девочка, убирая за нами посуду, и вдруг замерла:

– Что-то случилось? Вы что, собираетесь переезжать?

– Не то, чтобы переезжать… – протянул я, – Мы не можем всю жизнь здесь сидеть, надо определяться, что делать дальше. Понимаешь, Лен, у нас даже документов нет, нас в школу не возьмут.

– Хорошо вам, – буркнула Алёна, наливая воду в тазик, для мытья посуды. Мыть посуду с порошком горчицы я уже её научил.

– Это кажется, Лен, что бездельничать, хорошо. Вся беда в том, что мы вырастем, что будем делать потом? На работу никто не возьмёт без образования. Я имею в виду, хорошую работу, не грузчиком. Тогда что? В тёмном переулке грабить прохожих? Или квартиры обносить? Поэтому у меня есть план…

– В котором места для меня нет, – тихо сказала Алёна, погромыхивая в тазике посудой. Я промолчал.

Не было в моём плане места для всех моих знакомых девочек, включая Ниночку.

У меня в плане было подружиться с полковником Бахметьевым, признаться, что мы с Зямкой беспризорники, без документов. Тогда, чем чёрт не шутит, может, удастся проникнуть в одно из Суворовских училищ, или Нахимовских, сменить фамилию, всё равно у отца нет на меня прав.

А после окончания училища я вовсе не обязан связывать свою жизнь с армией или флотом, вполне можно и на гражданке устроиться, или в высшее пойти учиться… Вырваться из порочного круга!

Этот не моя война!

Кстати, о войне. Может быть, повезёт, и повстречается человек, который мне поверит? Тогда не будет Афганской войны, а, может быть, и Чеченской. Если бы был Союз, не посмели бы натовцы бомбить Югославию, да и междоусобную войну там задавили бы сами.

Во-первых, где взять такого человека? Во-вторых, даже сейчас видно, то Союз держится не очень крепко. В республиках своя власть, не всегда Советская. Средняя Азия живёт по своим устоям, Кавказ – по своим, Прибалтику друзьями назвать можно лишь с натяжкой.

Расскажи я, что в Средней Азии происходило с нами, постараются не поверить, но, скорее всего, поверят, ничего с этим делать не будут, спустят на тормозах. А нас отправят убирать снег в Сибири, если не понравилось убирать хлопок в солнечном Узбекистане. Дружбы народов для.

– Ну, что молчишь? – немного громче спросила Алёна.

– А что я могу сказать? – ответил я, – Завтра я собираюсь сходить на военный полигон, хочу там возобновить тренировки. Я имею ввиду, серьёзные, Лена, тренировки, приближённые к боевым. Для того, чтобы выжить. Зяму я тоже заберу с собой.

– Как – «заберу»?! – вскинулась Алёна, – Я тебе заберу! Сам можешь проваливать, куда хочешь, Зяму оставь!

– Алён… – пытался образумить девочку Зяма, но девочка не слушала его.

– Мы не на казарменное положение перейдём! – воскликнул я, – Здесь будем жить! Пока позволят. В конце концов, мы не можем вечно сидеть на шее у твоей мамы!

– Она не моя мама, – тихо сказала Алёна, – меня так же, как и вас, привели и сказали: «эта девочка будет жить у тебя». Потом записали в школу, и теперь я будто по-настоящему её дочка.

– Тебя не обижают здесь? – осторожно спросил я. Алёна отрицательно покачала головой:

– Никто не обижает. Ни дома, ни в школе. Только друзей нет, всё одна да одна. Я понимаю, у тебя папа есть, когда-нибудь он заберёт тебя. Придумай что-нибудь, чтобы Зяму не забирали? Ты же можешь! – умоляюще посмотрела Алёна на меня.

– Алёна! – строго сказал я, – Во-первых, не забывай, что мне всего десять лет! Я не сам по себе! Во-вторых, чтобы что-то из себя представлять, мы должны что-то уметь. Хотя бы защитить себя, а, может статься, что и тебя. Так что не надо злиться и печалиться, мы пока не уходим, будем рядом.

– Поняла я, что «пока», – почти прошептала девочка, шмыгнув носом.

– А давай, её тоже возьмём? – предложил Зяма, введя нас с Алёной в недоумение, – А что? Чем Алёна хуже нас? Сейчас наколем дров, натаскаем воды, и завтра будем все свободны!

– Мне бельё стирать надо, – задумчиво сказала Алёнка.

– Узнаем расписание, не каждый же день будут занятия. Да и вообще, надо бы узнать, где здесь ближайшая прачечная. Не дело маленькой девочке столько стирать! Тебе ручки беречь надо! – решил я.

– Прачке платить надо, – напомнила Алёнка.

– Деньги, как раз, не проблема. Я думаю, надо сходить, заработать, а то, как бы нас мой папаня не оставил на скудном пайке.

– Вы что, поругались? – удивился Зяма.

– Это семейные дела, – отмахнулся я, думая, во что лучше одеться. Лучше всего в неброское, как у всех, чтобы даже с такой рожей быть неприметным, серым пацаном.

Футболка, уже неопределённой расцветки, серые шорты, кеды. Ещё кепка. Эту тоже, как наденешь, так и будешь выглядеть. Если козырьком назад, да свистнуть, будешь хулиганом. Только ещё надо ковбойку и длинные широкие штаны надеть, чтобы не видно было худосочного тела. Если надвинуть на нос, идти вихляющей походкой, сплёвывая на каждом шагу, явно, ворюга и хулиган, наглый и циничный, не скрывающий своего рода занятий.

Можно капку сбить на затылок, идти с открытым лицом и доброй улыбкой, в любой одежде тебя примут за наивного весёлого мальчугана. Вот так и пойду.

– Я с тобой! – подхватился Зяма.

– Остался бы с Леной! – предложил я.

– Лен, я схожу? – спросил он у хозяйки дома. Я даже улыбнулся. Алёна заметила эту улыбку, иначе не отпустила бы своего друга:

– Иди уж! А то потом Сашка тебе проходу не даст, засмеёт!

– Над чем? – удивился Зяма, ему переодеваться не надо было, и так сойдёт, почти все мальчишки в таком ходят.

– Ни над чем! – хором ответили мы с Алёной.

Спокойно ходить мы не умели, добежали до остановки, как раз подходил автобус.

Зяма, или не понял, что я задумал, или сам прекрасно ориентировался в этом деле, но не задал ни единого вопроса, по поводу цели нашего путешествия.

А я решил потереться у площади Трёх вокзалов, присмотреться к ребятам, что там работают.

Зяма тем временем обнаружил щипача, показал мне на него подбородком.

Паренёк лет пятнадцати ловко чистил сумочки гражданок.

Я жестом дал понять другу, что это не наше дело, но личность запомнил: мало ли!

На конечной остановке автобуса мы, пройдя немного, сели в трамвай. Судя по маршруту, он шёл туда, куда надо.

Площадь Трёх вокзалов оказалась довольно большой, есть где разгуляться и затеряться. Где-то я слышал, или читал, что, если ты торопишься, можно перейти от вокзала к вокзалу под землёй, не выходя на поверхность, там сесть на другой поезд, и – до свидания, Москва!

Тем не менее, на площади сновало немало народу. Подумав, я решил проинструктировать друга насчёт своих намерений.

– Зям, – обратился я к нему, – я решил немного подзаработать…

– Да понял, я! – усмехнулся друг. – Давай разделимся, я схожу на Ярославский, а ты по этим двум пройдёшься.

– Почему это ты на Ярославский? – удивился я. Дело в том, что Ярославский вокзал, по слухам, похож на Владивостокский, я хотел сравнить.

– Я здесь был, знаю некоторые места.

– Понимаешь, Зяма, – задумчиво сказал я, – мы никого трогать не будем… пока.

– Почему? – распахнул свои глазищи Зяма. Вот же! Почти год каторги, а за неполный месяц мальчишка уже пришёл в норму. Ну, если его не раздевать, конечно. Личико очистилось, кожа стала нежная, щёчки слегка округлились. Нормальный пацан, со слегка оттопыренными ушами, чистым лицом, ясными большими глазами.

А себя я сам пугаюсь, когда в зеркале увижу.