Текст книги "Последний паладин"

Автор книги: Александр Горобец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 35 страниц)

– Сынок, это я. Все в порядке. Я пытаюсь открыть проход наружу.

– Я понял, папочка, – послышался из-за двери голос Данилы.

Китяж вернулся к проделанной щели и попытался расширить её дальше, но панель явно во что-то уперлась и двигаться дальше не хотела. «Не хочешь по-плохому – по-хорошему будет хуже», подумал Тяжин и скинув рюкзак, достал из него маленький ломик, загнутый с одной стороны под фомку. Взяв в руки ломик, Китяж начал выламывать из кладки нулевого цикла кирпичи, периодически останавливаясь, чтобы прислушаться, не привлек – ли он кого-нибудь своим шумом. Отбитые от кладки кирпичи, он складывал здесь же, на лестнице. Работа шла туго, Китяжу было не развернуться, однако через пятнадцать минут лаз был уже достаточно широким для того, чтобы Тяжин, без рюкзака пролез наружу. Китяж снял рюкзак и полез в новый мир…

Протиснувшись, как червяк в узкий лаз и, подтянувшись на руках, Тяжин сел на край разобранной стены и огляделся, на этот раз полностью. И только оглядевшись, понял, во что превратился его Павловск. Его маленький, уютный Павловск. От дома, стоящего на против кафе «Лето», осталось только два этажа, дальше торцом стояла трехэтажка в которой располагался книжный магазин. Из дверей магазина шел чёрный дым. Да и саму трехэтажку изрядно потрепало. У неё тоже не было верхнего этажа, он грудой битого кирпича, пронёсся по кабаку, уничтожив его. Ещё правее, через дорогу, напротив книжного стояла, теперь уже одноэтажная, сталинская трехэтажка. Ещё правее – Хрущевка, от которой осталось два с половиной этажа, а дальше – стадион. Устояли только маленькие деревца, которые были полностью голые, как будто на дворе была поздняя осень. И огромное количества битого кирпича, кровельного железа, сгоревших остовов машин и прочего мусора со стороны Питера, а километрах в трех, на юг, в сторону области виднелась огромный бруствер из деревьев, сгоревших машин и прочего не пойми чего. И тянулся этот бруствер, сколько хватало глаз. Пару раз там что-то очень серьёзно грохнуло. Возможно, эвакуационные службы МЧС пробивали проход для техники… Апокалипсис, мать его… Ударная волна накрыла Павловск, уже растеряв свою силу и, всё равно, изрядно здесь нашкодила.

Китяж посмотрел правее книжного, на бывшую улицу Марата, а ныне – Госпитальную. Там было какое-то движение. Тяжин вытащил из лаза рюкзак и спрыгнув на землю, плюхнулся на живот и быстро, по пластунский подполз к углу фундамента, из-за которого и Красных зорь и Марата просматривалась как на ладони, от стадиона, по Марата полз человек и Китяж достал из рюкзака оптику. И тут он услышал звук двигателей. Сначала далеко, но потом все ближе и уверенней, звук шел со стороны мусорного бруствера. И вот, со стороны Гатчины появилась колонна.

Первой ехала восьмидесятка, БТР-80 со странной пушкой. Из башни торчала система с вращающимся блоком стволов. Когда колонна подошла ближе, Китяж понял, что был прав. Восьмидесятка хищно водила из стороны в сторону четырьмя стволами скорострельного авиационного пулемета ГШГ – 7,62. За восьмидесяткой ехал ГАЗ-2330, он же – «Тигр». Вездеход, на подобие Китяжевского HMMWV, только бронированный, а из люка на крыше торчал стрелок, двумя руками сжимавший гашетку крупнокалиберного пулемета «Утес». За «тигром» следовали шесть тентованных «Уралов». Замыкал колонну такая же восьмидесятка, как и головная. «А вот это уже интересно. Что-то, вы, ребята не похожи на МЧС. Скорее наоборот. Шесть машин. Две роты», думал Китяж, рассматривая колонну в оптику.

А между тем, колонна повернула у рынка направо и доехав до следующего перекрёстка, остановилась. Не успевшие повернуть Уралы и замыкающий БТР тоже остановились. Из «Тигра» вышла фигура в легком защитном комбинезоне Л-1 и новеньком противогазе ППМ-88. За спиной у вышедшего из бронированного внедорожника болтался АКС-110/74, почти такой же, как у Вити Титаренко в подземке. В руке фигура держала мегафон.

– Внимание! – фигура начала вещать в мегафон, – Становись!

Из кузовов тентованных Уралов высыпали вооруженные люди в ОЗК и противогазах и построились на рыночной площади. От характера приказов и армейской выправки, у Китяжа не осталось сомнений – перед ним – военные. Причем не рядовая пехота, а серьезные ребята. Все были высокие и, даже под ОЗК угадывалось крепкое телосложение бойцов.

– Ставлю задачу, бойцы. Обеспечить беспрепятственную эвакуацию гражданских лиц, находящихся в бомбоубежищах: ВОГ,?3, школы? 638 и школы? 64. Любые движущиеся объекты вне убежищ, подлежат немедленному уничтожению! Дальнейшие приказы получите от командиров взводов. Разойтись!

На первый взгляд, после команды «разойтись», рыночной площади началась суета и бойцы начали разбегаться, кто куда. Но опытный глаз Китяжа отметил, что каждый из бойцов выполнял поставленную ему задачу и ориентировался в Павловске, не хуже местного жителя. На каждом перекрёстке, который видел Китяж, встал боец с автоматом наперевес. Остальные, сформировав четыре группы разбежались в разных направлениях. Одна из групп бежала как раз в сторону Тяжина. В подвале полуразвалившейся сталинки как раз находилось бомбоубежище?3. Кирилл тенью метнулся за угол фундамента и затаился.

Через двадцать секунд после того, как тяжелый топот ног в ОЗК начал стихать, Китяж услышал, совсем рядом с собой лязг затвора и сухой, одиночный выстрел. Затем зашипела рация: «Кузнецов, что там у тебя?». Китяж тихонько выглянул из-за угла. Спиной к нему, прямо у дальнего угла фундамента, стоял боец. Повесив автомат на плечо он зажал тангенту на проводе, который шел под противогаз и что-то ответил. «Молодец! Конец связи», прошипела рация.

«А казачек то ростом, аккурат с меня будет», глядя из-за угла на бойца, Китяж вспомнил слова из старого советского фильма.

Кузнецов расслабившись от похвалы оперся на край фундамента. И тут же получил оглушительный удар по голове.

* * *

Оттащив оглушенного бойца за угол, Китяж затолкал его в лаз, закинул туда же рюкзак, автомат и полез сам.

Залез, столкнул обмякшее тело к двери и быстро задвинул сэндвич – панель на место, затем подпихнул кирпичи и подойдя к двери постучал, как договаривался с Данилой. В это время, на улице раздался выстрел, за ним ещё, а потом целая очередь. Рация у вырубленного бойца зашипела: «Кузнецов, епта! Не спать! С твоего участка прут!» Китяж снял с бойца рацию и убавил на ней звук, затем постучал снова. За дверью послышалось движение, затем звук падающей арматуры и в следующий миг, в глаз Кириллу уже смотрел его собственный ТТ. Глаза Тяжина ещё не привыкли к темноте, да и не ожидал он такого, поэтому шарахнулся от ствола в сторону и левой рукой выбил оружие из руки сына. «Мозг может забыть – тело никогда»

– Я просто хотел убедиться, что это ты, папа, – Даня сделал вид, что расстроился испугом отца, хотя внутри ликовал. «Один – один. Это тебе за СВД, когда я играл в СТАЛКЕРа», подумал Тяжин-младший, – А это кто с тобой?

– Не видишь? – ответил Китяж волоча бойца за руки, – гостя привел. Давай стул в пустую подсобку, живо!

И затащил бойца в подсобку.

Пока Данила бегал за стулом, Тяжин снял с пленника противогаз, вещмешок и ОЗК. Да, давно он не видел парашютов в петлицах. Перед ним лежал молодой, лет двадцати десантник. Перевернув его на живот, Китяж обрезком капроновой ленты, связал ему за спиной и оттащил в угол пустой подсобки. Тут Данила принёс стул.

– Сынок, сгоняй ещё за ветошью, – попросил Кирилл Данилу и тот снова скрылся в дверном проёме, – Да, и свечку захвати.

Тяжин посадил десантника на стул и привязав его ноги к ножкам, стал ждать, когда тот очнется. Даня принёс зажжённую свечу, которую Тяжин взял в руку, и ветошь, которая проследовала в рот пленника. Кляп получился отличный.

Боец начал приходить в себя и когда открыл глаза, Китяж демонстративно встал, взял сына за плечо и ласково сказал:

– Пойдем, сынок обедать.

– Пап, а с этим, – Данила старался подыграть отцу и кивнул в сторону десантника, – с ним, что будем делать?

– А его приготовим на ужин, – совершено серьезно ответил Китяж, – Он чистенький, не радиоактивный. Видал, какой у него комбез? – Тяжин кивнул в сторону лежащего на полу ОЗК, – С таким ни какая радиация не страшна. Да и мяса в нем много. Смотри, какой он раскаченный, – десантник в ужасе округлил глаза и дергаясь на стуле попытался что-то промычать, – Ладно, сынок, пойдем обедать. Оставим несчастного, Ему ещё о многом надо подумать.

Закинув на плечо вещмешок и взяв левую руку автомат, Кирилл демонстративно обнял сына за шею и пошел в коридор. У Даньки, от смеха брызнули слезы, но он держался, что бы не расхохотаться в голос. Зайдя в «холодильник», Тяжин сделал рацию погромче и стал разбирать вещмешок.

– Даня, сооруди что-нибудь перекусить, а я пока трофеи разберу.

Из вещмешка на свет божий появились четыре рожка к автомату, две гранаты РГО, две МОН-50, взрыватели различной инициации к минам, фляга со спиртом, походная аптечка, алюминиевая кружка, шесть таблеток сухого горючего и два обеда автономного подогрева. Улов был более чем прекрасный. «Ищущий, да обрящет!» Китяж явно был доволен.

Сев на «спинку» дивана, он взглянул на сына, который разогревал на свечке тушёнку. На самом деле, есть Тяжину не хотелось, поэтому он сказал сыну:

– Боец Тяжин. Приступить к приему пищи.

– Есть! – Даня наигранно вытянулся и тут же, с помощью своего ножа, принялся вытаскивать на хлеб куски мяса.

На улице послышались выстрелы. Сначала одиночные, а потом и очереди. Рация, дремавшая все это время на столе, вдруг зашипела. Китяж сделал звук по громче и начал слушать:

– Группам доложить о готовности.

– Я – Группа «Анна», загрузка гражданских завершена, потерь среди личного состава нет. Жду приказа на отправку.

– Я – Группа «Бэлла», гражданских с ВОГа загрузил, потерь не имею. Жду свистка.

– Я – Группа «Вера», загрузку из бомбоубежища?3 закончу через пять минут, наблюдаю большую активность «пораженных». Веду бой. Потерь нет.

– Я – Группа «Галина», загрузку у школы? 638 закончил, потерь не имею. К отправке готов.

– Я – Большой Папа, группе «Вера». Поторопитесь! Зачистку территории от поражённых закончат группы «Диана» и «Елена». Отправка через три минуты. Автобусы сопровождаем. Закругляемся, девочки. Точка выхода на фильтре. Конец связи.

От услышанного Тяжина перекосило. То есть, по решению какого-то большого Папы он, да что там он, все спасшиеся, отныне – «пораженные»! Ха, почти как – «прокаженные». Как все по военному. Все чётко, точно, лаконично… И мерзко!!!

* * *

Десантнику в соседней подсобке явно не хотелось стать «ужином». Через открытую дверь «холодильника», из коридора, доносилось ярко выраженное мычание пленника. Кузнецов цеплялся за жизнь. Он был молод, силен и красив. Девчонки на улице замирали, когда он, при параде, выходил в увольнение. И если бы этот громила, с рожей маньяка, который его сюда притащил, дал ему хоть шанс, то Кузнецов показал бы ему, на что способен взбешенный Русский десантник! Нет, нету у Кузнецова шанса. Не дал ему гад показать себя. Связал грамотно. А ещё противогаз снял, идиот! Не встанет теперь… А может, встанет… Сейчас медицина не такое подымает… Главное выбраться… Но как??? Если бы не серьезный взгляд мальчишки, Кузнецов подумал бы, что громила шутит, а тут… Нет… Не может быть!!! Мальчишка не может так виртуозно врать…

* * *

За стеной заработал четырехствольный ГШГ. После услышанного по рации Китяж понимал, что этот пулемет сейчас уничтожает ни в чем не виноватых людей. Люди, услышав шум техники, надеялись на спасение. Шум принёс им надежду на то, что всё позади, что сейчас их эвакуируют, спасут из этого ада. Люди выскакивали из подвалов и видели солдат. Своих солдат. Люди с молоком матери впитали простую житейскую истину – СОЛДАТ РЕБЁНКА НЕ ОБИДИТ. Они выходили из подвалов и получали пулю. И неважно было пуле, в кого она попадёт. В старика или в молодую беременную женщину, которая держала за руку трех летнего сына. Пуля, она ведь – дура…

* * *

Китяж взял ремень для правки бритвы и направился к пленному. Зайдя в подсобку, он демонстративно, глядя Кузнецов в глаза, достал кинжал и начал медленно его править.

– Кузнецов… Кузнецов, где ты шаришься?… Почему нет на посту???… Кузнецов, твою мать!!! Ответь по вну… – Китяж отключил орущую рацию и отсоединил аккумулятор. Сто процентов, десантники начнут искать своего пропавшего бойца, и тогда…

Тогда они просканируют эфир и засекут искажения волны, оставляемые приемником рации. Засекут, запеленгуют и придут сюда, в подвал, освобождать своего товарища. А их с Данилой зарежут, как свиней. Это, в лучшем случае. Мертвые, не кусаются… Китяж спрятал кинжал и вернулся в «холодильник» Там он взял спинку от дивана и пошел баррикадировать дверь. Большой кусок арматуры он вставил в ручку и повернул его параллельно полу. Арматура по ширине была как раз, и встала как влитая, захватив косяк двери с обеих сторон. Дальше встала спинка дивана, под острым углом, упершись в арматуру. Теперь дверь нельзя было ни дернуть, и высадить плечом внутрь. Хотя, дверь можно было и взорвать…

Дальше, в «Золотую кладовую». Возможно, если их найдут, в подвал пустят газ, а по сему надо было подобрать Даниле противогаз. Найдя размер?1, и прикрутив к нему банку фильтра, Китяж зашел в «холодильник» и протянул Даниле готовый противогаз.

– В случае чего, надевай быстро. И не забудь вытащить заглушку из фильтра. Хотя давай я сам тебе ее вытащу.

И тут, наверху раздался шум. Китяж взял в одну руку автомат, в другую сына и задув свечку, они, на цыпочках прошли к пленнику. Тот тоже услышал шум наверху и активизировал попытки мычать громче, но рукоятка кинжала быстро нашла его затылок, и десантник снова заснул минут на пятнадцать. Китяж шёпотом спросил сына:

– Ты такое уже слышал?

– Да, папа, – Данила кивнул и продолжал шептать, – первый раз, когда ты ушел, а второй, перед тем как ты…

Но Тяжин не дал ему договорить и зажал ладошкой рот. Затем отпустил и прижал указательный палец к его губам. На лестнице послышался хруст строительного мусора, под тяжелыми ботинками, а потом дверь дернули на себя. Затем сильнее. Арматура ни давала шанса открыть дверь. Затем дверь попытались высадить плечом. Спинка дивана тоже не подвела. За дверью щёлкнул затвор и Тяжин зажал сыну рот ещё сильнее, Короткая очередь ударила в непреступную дверь и Китяж услышал как кафель к элеватора осколками сыпется на пол.

– Да завалено там, – послышался глухой голос за дверью. ППМ-88 был оборудован звукоотражающей мембраной, на манер обыкновенного динамика и Китяж по достоинству оценил эту функцию у противогаза.

Сквозь дверь ударили четыре лучика от фонаря. Тот, кто находился за дверью, явно пытался заглянуть внутрь хотя бы через пулевое отверстие.

– Может гранатой, – голос за дверью не унимался. Второй голос ответил что-то не членораздельное и тот, что был за дверью, обиженно ответил:

– Ладно, сейчас пойдем. Дай, хоть растяжку поставлю. – После этих слов за дверью началась возня и посторонние шумовые эффекты, которые стихли минут через пять.

Китяж и Данила сидели не шевелясь ещё пять минут, а вот их пленник, очнулся и попытался снова замычать, но кинжал, мгновенно оказался у его горла и десантник понял – с ним не шутят, поэтому лучше помолчать.

– Сиди, сука, и не рыпайся. – шепнул Китяж Кузнецову, – а то башку отрежу. Понял?

Десантник кивнул головой, дескать «Понял» и Тяжин убрал кинжал. На улице остановился БТР и через тридцать секунд дал газу и начал быстро удаляться. Но Тяжин решил проверить, ушли ли незваные гости. Знаком, он приказал сыну оставаться на месте, а сам на цыпочках пошел к двери. За дверью явно было пусто, если, конечно, стоявший там не научился задерживать дыхание на пять минут. Нет. За дверью, явно никого не было.

Уже нормальным, ровным шагом, Кирилл прошел мимо подсобки с пленником и вернулся туда с фонариком, посветив прямо десантнику в глаза. Кузнецов попытался отвернуть лицо от слепящего фонарика и закрыл глаза, но Данила долбанул по стулу ногой и заорал пленнику прямо в ухо:

– Ровно сиди, гад! В глаза смотреть, кому сказал!!! – Сын явно хотел произвести на Кирилла впечатление и показать, что он, дескать, тоже – крутой. Оказалось, что не крутой. Крутой, на самом деле, песни пишет.

Отец не оценил рвения Данилы и дал сыну хорошую затрещину.

– За что? – Данька надув губы исподлобья посмотрел на отца и стал тереть ушибленный затылок.

– За то! За то, что Венская конвенция запрещает оказывать на пленного психологическое давление, – ответил Китяж и посмотрел на пленника, – Зарезать – пожалуйста. Но, чтобы давление? Ни в коем случае.

Десантник зло, с нескрываемой ненавистью смотрел на своих врагов.

– Ну что, мил человек? Будем говорить, – Тяжин зажег свечу и передал Дане фонарик, со словами, – Сынок, сходи в кладовку, к ящику. Принеси мне оттуда аптечек, штук пять. Ну что? Боишься? – обратился он к пленнику, когда Даня скрылся в коридоре, – Не бойся. Я на себе убедился. Боишься смерти, боишься. Ждешь ее, а она все равно неожиданно приходит. Ко мне два раза приходила. Вот и ты не бойся, – Китяж ухмыльнулся, – Все равно, рано или поздно, но помрешь.

В подсобку зашел Данила со стопкой аптечек в руках.

– Спасибо, сынок. Иди. Иди в «холодильник», а нам надо с дядей Кузнецовым, за жизнь потрещать…

* * *

Китяж вынул кляп изо рта пленника и тот сплюнул на пол скопившуюся слюну. Взяв в руки аптечку, Тяжин достал из нее шприц-тюбик с промидолом и сунул ее под нос Кузнецову.

– Знаешь что это? – десантник промолчал, – Это – промидол. Сейчас, я всажу в тебя пяток тюбиков, и ты мне все расскажешь. Хочешь ты того или нет. – Кирилл дернул воротник кителя Кузнецова и всадил ему в шею шприц-тюбик. Десантник улыбнулся и закатил глаза. Старый спецназовский прием. Если тебе больно, возжелай для себя большей боли. Китяж был знаком с этим способом, по этому не дал Кузнецову помечтать о кожаной плетке, и тут же всадил ему второй шприц-тюбик… А за тем третий…

Десантник понял, что игры кончились, перестал улыбаться и открыл глаза. Практически в плотную перед его лицом было лицо громилы… И глаза… Огромные, серые глаза… Глубокие, как бездонный колодец… Нет… Эти глаза на столько сильные и настолько добрые… Они не причинят ему вредаааааааааа…

– Слушай, Кузнецов. А может, ты выпить хочешь? – Китяж увидел, что пленника «потащило» и он перестает себя контролировать. «Надо дожать».

Кузнецов улыбнулся, но уже не зло, а по детски, как ребёнок улыбается, когда ему дарят игрушку. Улыбнулся и ответил на распев:

– От спирта я не откажусь, – это его окончательно погубило. Сам по себе промидол, просто сильное болеутоляющее, но со спиртом… Кузнецов «поплыл», – Только как? У меня и руки то связаны…

– Ни чего, дружище, – ответил Китяж, как старинному приятелю, – Я тебе помогу. Тебя, кстати, как звать?

– Коля, а тебя?

– А меня – Китяж.

– Кииитяяяж, – повторил Коля.

– Ты, Коля посиди тут. Я сейчас. Договорились? – Тяжин скрылся в дверном проёме и через десять секунд появился с початой бутылкой, кузнецовской кружкой и обрезком бутылки. Быстро разлил по пятьдесят, поднял обе ёмкости и сказал тост:

– Ну, что, Колян? За знакомство!

Колян кивнул, и Кирилл поднёс пластиковый стакан к его губам. Выпив, Кузнецов закашлялся. Было видно, что спирт он начал пить недавно. Тяжин с сочувствием поглядел на молодого десантника, выдохнул и опрокинул содержимое кружки в глотку.

Огненная вода пробежала по пищеводу и пропала где-то в желудке. Хорошо-о-о-о…

– Как настроение, Колюня? – Кирилл знал, что человека надо постоянно называть по имени, тогда, при определенных условиях им можно манипулировать, как хочешь…

– Отлично, Китяж!

– Ну, если отлично, то давай я тебя развяжу, – Тяжин не сомневался в действии промидола со спиртом, поэтому и позволил себе развязать пленника. Развязываемый не брыкался, а совсем даже наоборот – сидел смирно и ждал, когда его освободят от пут.

Развязав десантника, Китяж, на всякий случай, взялся за кинжал и отступил на шаг назад от свободного, но, все равно, беспомощного Кузнецова.

Коля же, увидав тактическое отступление столь грозного доселе, врага, наоборот бухнулся на пол. И стал хохотать, держась за живот.

– Ты что, – пьяным голосом, сквозь смех выдавил из себя Кузнецов, – Хочешь меня убить?

– Да. – Китяж не думал шутить.

– А за что? – Продолжая хихикать, десантник хотел поговорить. Пробило его на разговор.

– А за то, – все таким же каменным голосом ответил Тяжин, – За то, что ты, Коля – сучий потрох. Ты, Коля, поклялся под присягой, до последней капли крови, защищать свою страну и свой народ. И народ, поверил в твою клятву. И вышел к тебе, чтобы ТЫ его спас… А ты в него очередью… Понял за что, Коля?

Улыбка сошла с лица Кузнецова. Он попытался сесть на стул, но адский коктейль, который бежал по его телу уже действовал на всю катушку и десантник, промазав мимо спасительной опоры, снова уронился на свой десантный зад. Поняв, что сесть на стул не получится, Кузнецов махнул рукой и остался сидеть на полу.

– Ты… эээ… Извини, забыл, как тебя…?

– Кирилл.

– Да, Кирилл. Ты по серьезному? Ты хочешь меня убить?

– Нет, – Кирилл ответил с каким-то сожалением, – Я не хочу тебя убивать. Но я должен это сделать.

– А может, не надо? Может, – Коля перешел на шепот и заговорческим тоном предложил Китяжу, – Может, ты меня отпустишь? А я… Тсссс… – Кузнецов приложил палец ко рту и крепко зажмурил глаза, – Я никому не скажу, что ты здесь… Чесслово…

– Нет, Коля, не пойдет, – отрезал Китяж, – Идет война. Ты нарушил свою воинскую клятву – присягу. А по закону военного времени… В общем, ты и сам все понимаешь, не маленький. Так что, Николай, давай… Снимай «комок»… И не трясись ты так, ты же – десантура. Не кто, кроме вас!!! – Кузнецов посмотрел на Китяжа мутными глазами и стал расстегивать китель.

– Ты все равно умрешь, – продолжал давить Китяж, – Ну сам посуди, отпустил я тебя… Пошел ты к своим, дошел до фильтра… Они разбираться не будут, у них приказ. С-т-р-е-л-я-ть! Не будет «Стой! Кто идет» Коля! Пуля, промеж глаз, да! Гарантирую тебе. Кстати, ну раз уж мы заговорили о фильтре. Где он, Коленька?

– Фильтр в завале… Ударная всякий хлам тащила… До железки дошла… И сдохла… – десантник говорил отрывчато. Тяжело ему было от коктейля наркоты и алкоголя. – Насыпала говна прямо на железку…

– Молодец, Николай. А что там с боевым охранением, – «Он твой, Тяжин! Дави его, Гада!» – Ну в смысле – что с периметром? – Китяж закурил. Вот и возможность продумать, как вытащить отсюда Данилу.

– Охранение, как надо, – Кол уже снял китель, и принялся за брюки, но пуговицы выскальзывали из его пальцев, как тараканы.

– Давай помогу, – Тяжин потянулся было к десантнику, но тот отмахнулся

– Что я?! – обиженным голосом промычал пленник, – Без рук, что ли? Воооттаааак!.. Охранение сильное, мы там всю ночь и утро старались! – продолжил Коля справившись со штанами и сделал такую мину, будто совершил подвиг, достойный Звезды Героя. – По железке растянули колючку, от моста на юг… А на северо-запад, потянули её по полям. На юг колючку потянули до реки… Как её… Ижира, во!

– Ижора, – поправил Тяжин.

– Да хрен с ней. Это уже не наша зона ответственности… Через каждые пятьдесят метров, оборудована огневая точка… В ней постоянно дежурит автоматчик… Через каждые двести пятьдесят – вышка. На вышке снайпер и пулеметчик. Оттак!!! – Кузнецов ткнул указательным пальцем в пустоту.

– Вот видишь, Коля, какие вы молодцы, – Тяжин уже начал прикалываться над пленником, но суть беседы не упускал, – Да только нестыковочка у тебя есть и мне кажется, что ты, мил человек, мне фуфло толкаешь. За ночь, около двадцати вышек, – гонишь ты, Колян!

– Двадцать шесть… И за кого ты меня принимаешь! – обидевшийся десантник попытался встать, но запутался в спущенных штанах грохнулся на пол и долго возился, но потом все же умудрился сдернуть одну штанину, – Вышки – модульные, алюминиевые. Собираются за два часа…

– Ну ну… Ладно, извини, Коля, – Кирилл хлопнул по плечу пленника, как будто старого приятеля, – я не хотел тебя обидеть. А сам то, фильтр. Он где?

– Да прямо под железнодорожным мостом, по Гатчинской дороге… Там точка удобная… Мы пару зарядов с утра заложили, ну и расчистили, а потом…

– Это потом, – перебил его Кирилл, – ты лучше вот что мне расскажи. От фильтра на юг, по железке. Там метров сто, не больше. Мост через речку, маааленькую такую, он как? Живой?

– Да… – раскумаренный Кузнецов медленно закивал головой, – под ним завал сильный, коряги, там… Деревья, от машин остатки… Геморройное место… Глухое… Мы там две вышки поставили… Специально…

– Ай да Николай, Ай да молодчик! Давай ещё по пятьдесят? – и не дожидаясь ответа Китяж плеснул в обе ёмкости.

– А за что пьем? – еле подняв стакан, спросил Коля.

– А давай за тебя, – «ни чокаясь» добавил Тяжин про себя.

Выпив, Кирилл поморщился в кулак, и продолжил: – Все, гвардеец, давай заканчивать, остался тельник. Снимай его и пойдем.

– Как? Совсем снимать? – непонимающе посмотрел на него Кузнецов.

– Нет, Часть себе оставь – передразнил его Китяж, – Конечно совсем, Или ты, Коля, меня стесняешься. Так ты не стесняйся. Я, Коля тоже Родине послужил… И со сверхмалой прыгал… И в вертолете падал…

Коля посмотрел на Кирилла и что-то в голове десантника щёлкнуло. Тяжин уже не казался ему свирепым людоедом. Нет, он не будет его есть. Как вообще это могло придти Коле в голову? Кирилл большой и хороший. Как отец. Точно! Отец был большой и хороший!!! Ведь только он сажал маленького Колю, себе на плечи. И Коля тоже становился большим… Выше всех. А отец, широким шагом шел в парк культуры и отдыха и нёс на своих плечах маленького Коленьку…

* * *

– На вот тебе, Николай, – накинь. – Китяж кинул десантнику белый поварской халат, – Хотя кого тебе на улице стесняться. Твои друзья все зачистили. Почти…

– А зачем – Кузнецов сидел на полу подсобки в трусах и носках.

– Ну, как это, зачем? – Тяжин пытался хот как-нибудь взбодрить в конец раскисшего бойца, – Мы сейчас с тобой гулять пойдем. Ты был когда-нибудь в Павловске раньше?

Кузнецов пожал плечами.

– То-то! Не был. А ведь это, твой последний шанс полюбоваться красотами нашего болота. Орхидеи уже зацвели.

– Зацвели? А я в носках… – Коля ничего, не понимая, смотрел на Китяжа.

– Да не ссы, Капустин…

– Я – Кузнецов, – виновато поправил его десантник.

– Ну, Кузнецов, Дам я тебе обувку. – Китяж вышел из подсобки и через минуту стоял в ней с кирзовыми сапогами в руке. – Во! Давай, обувайся.

Кузнецов засунул ноги в сапоги и удивленно-мутным взглядом посмотрел на Тяжина

– Кирилл… А они мне великоваты… Да и не ходил я в таких не разу…

– Да где же я тебе другие возьму. Нету других у меня. – «Что ты с ним, как с маленьким цацкаешься», сказал сам себе Китяж, и вдруг понял, что совсем не хочет убивать Колю. Вообще. «Нет, Соберись, Китяж! Ты его зарежешь. Приведешь на кладбище и зарежешь! Он бы зарезал.»

– А почему я не могу пойти в своем? – не унимался Кузнецов.

– Почему, почему… Потому, что в твоем пойду я! – Тяжину вспомнился маленький Ильюшка. Тот тоже любил задавать много ненужных, как тогда казалось, вопросов. Как он там сейчас? – Твоя форма, мне как память будет. Ну? Одел? Вот молодец. А теперь посиди здесь, а я через десять минут вернусь. Данила!

Даня влетел в подсобку, как будто стоял у проёма и ждал, когда его позовут.

– Что, пап?

Китяж наклонился к сыну и на ухо сказал:

– Посиди с ним. Нож из рук не выпускай. Дернется к выходу, – Тяжин посмотрел сыну в глаза, – Бей прямо в шею. Бей – не бойся. И помни, сейчас ты меня прикрываешь.

Даня кивнул и взяв в руки нож, сел в уголок коморки. Тяжин пошел к двери на лестницу. Надо было там все осмотреть. Приходившие, за Кузнецовым гости, могли оставить «подарки». Китяж бы оставил.

Отодвинув в сторону спинку дивана и сняв кусок арматуры, Китяж начал аккуратно открывать дверь. Сантиметр за сантиметром, неспешно. Если растяжка прикреплена к двери, то он её почувствует. А если датчик движения? Нет! Давайте представим, что это растяжка.

Но на двери растяжки не было. Не было её и на лестнице. Она висела на куске арматуры над дверью, а леска была протянута вдоль стены. У верхней ступени леска цеплялась за гвоздь, торчащий из стены. Гвоздь держался на таких соплях, что стоило его зацепить, как вся система падала на пол. Сама система состояла из старинной гранаты Ф-1, стеклянной бутылки с отбитым донышком и собственно, лески. Выглядело это так: к запалу привязывалась леска и продевалась через горлышко бутылки. Затем из гранаты вынималась чека и удерживая спусковую скобу, она вставлялась в бутылку, запалом в горлышко. Стенки бутылки зажимали скобу и не давали гранате сработать. Но стоило этой конструкции упасть на каменный пол, а бутылке разбиться…

«Хорошо примастырили. Заметишь не сразу.» Китяж осматривал конструкцию.

– Даня, срочно найди мне что-нибудь, тонкое! Все что угодно, булавку, заколку шпильку. Все, что угодно! Бегом!

– А где мне ее взять? – послышалось в ответ.

– Не знаю! Подумай!

Пока не было возможности зачековать гранату и Китяж прикидывал варианты. Можно было, конечно пустить Колю, и он снял бы растяжку. Заплатив за это своей жизнью. Но тогда, Тяжин потерял бы гранату. А гранаты, как мы знаем, лишними не бывают. И потом, он симпатизировал Коле и хотел для него достойной смерти, а не такой как эта. Сними Коля собой эту растяжку, получалось, что Китяж его просто использовал.

Потом надо было бы вытаскивать Колины кишки. Нет. Лучше её снять самому.

Данила пришел с большой канцелярской скрепкой.

– Такая пойдет? – спросил он отца.

– Пойдет. – Китяж взял скрепку и разогнул ее на половину, – А теперь иди назад. К Коле. Сядешь в угол, закроешь ладонями уши и крикнешь мне о готовности. Крикнешь и широко раскроешь рот. Все понял?

– Понял, пап, – Даня кивнул и побежал в подсобку к Кузнецову.

– Готов! – отрапортовал Данька и хрустнув пальцами Китяж принялся за дело. Первым делом будущая чека. Ее Китяж зажал в зубах. Когда она понадобится – не надо будет хлопать себя по карманам и вспоминать, куда же её положил.

Последний раз он видел подобную конструкцию, когда сам ставил её в перелеске, в горах. Правда конструкция была немного другой и работала на нажим, а не на удар о землю. Но принцип был такой же.

Тяжин взял в левую руку конструкцию, зажав скобу большим пальцем, а правой рукой взял кинжал и перерезал леску. Леска звякнула от натуги. Тяжин спрятал кинжал в ножны и перехватил гранату по удобнее. Затем осторожно снял бутылку и положил ее на ступени лестницы. Дальше – чека. Скрепка встала как влитая. «Все. Перекур». Тяжин положил гранату рядом с разбитой бутылкой и достал сигаретку.