Текст книги "Хозяин Зоны"

Автор книги: Александр Эсаулов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

Глава 11
Иванковский район, с. Кухари, место эвакуации населения из атомграда Припять. Апрель 1986 г.

– Тихо всем! У меня глотка не луженая! Не расслышите, самим же хуже будет! Да замолчите вы наконец! Толпа постепенно угомонилась, и наступила относительная тишина. Сопровождающий колонну представитель исполкома, тот самый полковник-отставник, который метался между автобусами у дома, поднял руку.

– Товарищи! Автобусы через несколько минут пойдут на Киев. Тем, у кого есть где остановиться в Киеве или кто намерен ехать через Киев дальше, – предлагаю воспользоваться этой возможностью. Автобусы уходят немедленно, поэтому времени для раздумий нет. Остальных будем расселять здесь.

Все заговорили сразу, главным вопросом был один: сколько продлится эвакуация? Если два-три дня, тогда уезжать не было смысла, а вот если неделю и больше, то, наверное, стоило уехать. Полковник ответить на этот вопрос не мог, да и кто мог? Толпа галдела, пока водители автобусов не объявили, что через пять минут они уезжают. И так весь Киев остался без автобусного сообщения, каждая минута простоя – лишние убытки предприятиям, да и им самим уже поднадоело это веселенькое мероприятие. Бессонная ночь, тяжелый день, а до Киева ехать еще больше ста километров, так что надо торопиться!

Эвакуированные – примерно одна треть от общего числа – снова забрались в автобусы. В их числе были и Настя с Оксаной, решившие вернуться на время эвакуации в институтское общежитие. Денис на прощание заглянул в серые Настины глаза и тяжело вздохнул. Настя улыбнулась уголками губ и слегка пожала плечами. Автобус уже отъехал метров на сто, а Денис все стоял с опущенными плечами на обочине дороги, не отрывая от него грустного взгляда. Мать в это время разговаривала с тетей Валей, бросая мимолетные взгляды на сына. «Ну вот, – подумала она, – пришло наконец-то его время. А я и не знала, как больно отдавать сына другой женщине. Лишь бы у них все сладилось…»

Председатель сельсовета, женщина лет сорока пяти, поднялась на крыльцо.

– Всем здравствуйте! Люди добрые, сейчас мы вас распределим по хатах.

– Извините, – вмешался отставной полковник, – сначала давайте зарегистрируем тех, кто остался, а то потом никого не найдем.

Потихоньку все наладилось. Нашлись добровольцы, которые принялись составлять списки оставшихся, а председатель сельсовета тут же распределяла их «по хатах». Местные встретили эвакуированных по-разному: кто с состраданием брал на постой сразу несколько человек, кто ограничивался одним, кто-то стал уточнять вопрос оплаты, но, тем не менее, часа за два все эвакуированные были устроены.

Благодаря стараниям Дениса, они с мамой и тетей Валей оказались вместе в одном доме. Глядя на тетю Валю, Денис вспоминал Настю, и потому ему было приятно ее видеть. Кроме того, он надеялся выспросить у соседки, где учится Оксана и где находится общежитие, в котором она живет, чтобы через нее узнать все, что касается Насти. Сказала же Оксана, что Настя ее подружка, значит, вполне логично предположить, что девчонки учатся вместе, а может, и живут в одном общежитии.

Хозяйка привела их к небольшой полесской хате в две комнаты, с верандой и маленькой кухней. Удобства, естественно, были на улице. За десять метров от дома виднелся хлев, в котором уже мычала недоенная корова, оттуда же доносилось хрюканье свиньи. По двору переваливались несколько уток и рылись в пыли пяток кур.

Денис устроился на веранде, куда хозяйка поставила видавшую виды выцветшую раскладушку, женщины устроились в одной комнате с хозяйкой. Еще одна комната осталась для хозяйского сына, который сейчас был на работе – в колхозе полным ходом сажали картошку. До конца дня топили печку, грели воду, мылись сами, стирали одежду – словом, хлопот хватало.

Вечером с работы пришел хозяйский сын, накрыли стол и отметили знакомство, для чего Денис достал из «мечты оккупанта» приготовленную на праздники бутылку водки, вспомнив, что вчера точно так же ставил на стол бутылку красного вина. Он тут же представил себе Настю и мысленно произнес самый, какой только мог придумать, нежный тост. В общем, все, казалось бы, устроилось и то, что с ними произошло, можно было воспринимать как необыкновенное приключение, если бы… Если бы знали, где отец, где муж тети Вали. Если бы знали, сколько продлится эвакуация и что же все-таки случилось на станции. Таких «если бы» насчитывалось десятка два, а тетя Валя мучилась из-за неизвестности вдвойне, потому что в городе осталась ее мама. В который раз она ругала себя за то, что послушалась бабушку и не забрала ее с собой.

– Вот дура! Надо было не слушать ее, сейчас бы не переживала.

– Успокойтесь, тетя Валя. Полковник вроде говорил, что исполком должен переехать в Полесское. Я завтра туда съезжу, поспрашиваю, что к чему. Может, отца найду.

– Вот спасибо, Денис, век тебе благодарна буду.

– Да ладно вам, тетя Валя. Заодно узнаю, что же нам делать дальше? Мам, у тебя как с работой? Что-то известно?

Мать работала на городском узле связи экономистом.

– За меня не волнуйся, я схожу в сельсовет, позвоню в областное управление. А сам, смотри, не рвись туда… Здоровье, знаешь, оно одно…

– Да ладно тебе, не так страшен черт, как его малюют. Да и своих найти надо, может, там без механика дело труба…

На том и порешили. Допили бутылку, добавили деревенской самогонки, нестройно попели песни и отправились спать.

Ранним утром, позавтракав вместе с хозяйским сыном жареной картошкой, Денис отправился на автобусную остановку, где уже собралась порядочная толпа эвакуированных. У всех были вопросы, и каждый хотел получить на них хоть какие-то ответы. С трудом пробившись в переполненный автобус, а затем стоя на одной ноге, он доехал до Иванкова, где пришлось сделать пересадку и уже оттуда добираться в Полесское.

Полесское вызвало у него удивление. По улицам ходили неприкаянные жители Припяти, враз лишившиеся всего: квартир, вещей, нажитых в течение всей жизни, благ цивилизации, соседей… Да что там говорить, целый город лишился привычного уклада жизни.

На площадке, возле дороги, стоял дозиметрист и всем желающим измерял уровень загрязнения одежды. Проводя датчиком по обуви, штанам, рубашкам, платьям, он монотонно, без всяких эмоций повторял:

– Вытряхнуть по ветру… Постирать… Выкинуть… Грязно… Чисто…

На многих была одежда, в которой бы раньше они никогда не вышли на улицу: старые застиранные домашние халаты, тапочки со стоптанными задниками, нелепые ботинки без шнурков. Денис тоже встал в эту очередь, двигавшуюся достаточно быстро. Было видно, что дозиметрист совершенно отупел от этого «грязно-чисто», но все-таки продолжал делать свое дело.

– Рубашку и брюки постирать, обувь выкинуть, – сказал он Денису.

Тот недоуменно посмотрел на свои новые, купленные за неделю до аварии импортные кроссовки и засомневался: они были совершенно такие же, как вчера и позавчера.

– Да ну… Выкидывать еще… Новенькие же!

– Молодой человек, не задерживайте очередь! – тут же возмутилась какая-то бабулька.

– Как хотите. – Дозиметрист пожал плечами и добавил: – Только имейте в виду, обойдется дороже…

Денис хмыкнул и пошел дальше. У большого кафе на площади выстроилась длинная очередь желающих перекусить. Денис безошибочно угадал, где находится Припятский горисполком: возле четырехэтажного здания собралась толпа в несколько сот человек. «Ого… – растерялся он. – Как же туда пробиться? Это сколько стоять надо?»

– Денис! – Кто-то хлопнул его по плечу.

– Папа! Ну прямо как в сказке!

– Где мама?

– В Кухарях, нас туда вывезли. Ждет меня с новостями. Как ты?

– Ничего, нормально.

Всегда аккуратный, отец сейчас выглядел осунувшимся и неопрятным: небритый, под глазами мешки, давно не глаженные брюки пузырились на коленях, а на воротник рубашки лучше было не смотреть.

– Вот что, сын, я сейчас уезжаю в Иванковский район, у меня в машине есть свободное место, садись, по дороге все расскажешь. За этим зданием «уазик» стоит, иди и жди меня там.

– Мне узнать надо…

– Ничего ты тут не узнаешь, мы сами ничего не знаем, только время потеряешь. В машине все обсудим. Иди быстрее…

– Хорошо, папа.

В Иванков выехали через полчаса. Старенький «уазик» трясло, как в лихорадке, едва стрелка спидометра переваливала за пятьдесят. Когда сын дошел до рассказа о тете Вале и ее старенькой маме, оставленной вместе с чужой собакой, отец озабоченно покачал головой.

– Этого не надо было делать.

– Чего «этого»? Собаку с бабкой оставлять?

– Да нет, собаку все равно пришлось бы оставить. Людей бы вывезти от беды подальше… Бабку не надо было оставлять!

– Так объявили же, что эвакуация временная!

– Никто тебе сейчас не скажет, сколько она может продлиться, и вообще…

– Что вообще?

– Неизвестно, вернемся ли мы в город…

– Да ну… – недоверчиво протянул Денис.

– Вот тебе и да ну… Мне мужики со станции говорили, что реактор разрушен, а это значит… Это много чего значит…

Денис учился на факультете тепловой энергетики, к тому же только на втором курсе, и об атомной энергетике имел самое общее представление, но даже его знаний вполне хватало, чтобы понять, какая огромная беда обрушилась на город.

– Вот почему столько пораженных, – пробормотал он, вспомнив, что рассказывала мать. – И сколько людей ты уже отправил в Москву?

– Сто тридцать человек двумя рейсами.

– Ого!

– Вот так-то…

В машине вместе с отцом ехали еще двое, Денис их не знал. Вымотанные предыдущими бессонными сутками, спутники спали, и только их головы мотались из стороны в сторону, когда «уазик» подпрыгивал на ухабах. Отец посмотрел на спящих коллег и сказал:

– Заедем в Кухари, к маме. Да и тебя завезу. На машине недолго.

Водитель согласно кивнул.

– Слышь, па, – хотел было спросить Денис, но вдруг увидел, что голова отца свесилась на плечо – он тоже заснул, как и его коллеги. Досталось, видно, родителю…

Денис не стал тревожить отца и молча уставился в окно.

О том, что в Кухари приехал работник исполкома, непонятным образом мгновенно стало известно всем эвакуированным, и они столпились во дворе дома, что вызвало у хозяйки полное неудовольствие.

– Швендяють… Швендяють… Уси грядки затопчуть! Вы б краще на вулыцю йшлы, га?

С полчаса отец разговаривал с припятчанами. Единственным бесспорным моментом было сообщение о том, что завтра, в семь утра, к магазину подъедет автобус. Всех трудоспособных просят собраться и выйти на работу. Автобус отвезет их в Чернобыль, где надо будет насыпать в мешки песок, а вертолеты начнут сбрасывать их в реактор, чтобы запломбировать его, как дантист пломбирует зуб. Пломба нужна, чтобы прекратить выбросы радиоактивного топлива.

– Работа тяжелая и небезопасная, – говорил отец, – поэтому дело сугубо добровольное. Мы постараемся наладить радиопередачи, слушайте вечерами радио. Будем сообщать новости.

Наконец он смог уделить время и семье. Обменявшись новостями, отец сказал тете Вале, что бабушку надо бы вывезти.

– Сегодня в городе отключили электроэнергию и воду. Когда мы вернемся назад, никто не знает, да и вернемся ли вообще? Зря вы ее оставили.

– Да кто ж знал? – тяжело вздохнула тетя Валя. – Сами ведь сказали, что эвакуация временная. Что теперь делать?

– Денис! – Отец посмотрел на сына.

– Я завтра на песок.

– Успеется. Завтра с рабочей сменой приедешь в Иванков. Я буду встречать автобусы, найдешь меня там. Думаю, решим, что с бабкой делать.

Денис пожал плечами: ну что ж, если надо, он готов.

Глава 12
Каменец-Подольская область, г. Изяслав. Апрель 1938 г.

Подвода, погромыхивая железными ободьями колес, катилась по булыжной мостовой. Чем-то эта повозка напоминала похоронные дроги, которые ехали прямиком на кладбище. На месте возницы сидел Венька. На ладонь левой руки он намотал вожжи, а в правой держал большой черный пистолет ТТ.

– Кулишовка… Кулишовка… Слышь, где там твоя Кулишовка? Название какое-то дурацкое…

– Обыкновенное название, – безразлично ответил Тысевич.

Он вдруг понял, что последние недели постоянно боялся.

Страх грыз его каждую минуту, да что там минуту, каждое мгновение. Он вздрагивал от резкого удара дверью, когда она захлопывалась из-за сквозняка, просыпался ночью в холодном поту от лая собаки, когда мимо дома проходил поздний прохожий. На работе он внимательно просматривал каждый документ, который ему приходилось подписывать, причем вчитывался не в цифры, как было положено главному счетоводу, а в текст, чтобы не пропустить чего-нибудь этакого. Этот страх пришел к нему в тот момент, когда он узнал, что арестован директор Шепетовского лесхоззага. Когда же арестовали Грехмана, у него возникло ощущение, будто у виска просвистела пуля. Появилось такое чувство, что кто-то словно бы пристреливается, чтобы в нужный момент послать пулю прямо ему в сердце. И вот, когда выстрел грянул, он наконец понял, что смертельно устал.

Сейчас, трясясь на подводе рядом с этим молоденьким сержантом, Тысевич неожиданно для себя почувствовал облегчение: мучивший его страх кончился, бояться больше нечего – все, что могло случиться страшного, уже случилось. Осталось только чувство стыда. Ему было стыдно перед соседями, что его привезут вот так, на телеге, под дулом пистолета, словно каторжника, убийцу или вора. Было стыдно перед женой и детьми, которые увидят его с наручниками на руках. А подвода продолжала громыхать по мостовой, и казалось, все горожане оборачиваются на этот грохот и смотрят на преступника Николая Тысевича.

Наконец подъехали к дому. Сержант спрыгнул с воза, накинул вожжи на штакетину и прикрикнул на арестованного:

– Слазь давай, это же твоя изба?

Тысевич, не имея возможности опереться руками, скованными наручниками, неловко сполз с подводы. В это время из соседнего двора вышел сосед, Володя Данилюк.

– Эй! – крикнул ему сержант.

Данилюк, увидев, кто его зовет, присел от неожиданности. Сержант засмеялся:

– Не боись, иди сюда, будешь представителем общественности. Ты что, глухой? Иди ко мне, говорю!

Данилюк враз побледнел: а кто ж тут не испугается? Не пойдешь – энкавэдист может обвинить как пособника, пойдешь – арестованный сосед обидится и на допросе твою фамилию брякнет. И пропал тогда ни за цапову душу! Ох, дернул его черт выглянуть, посмотреть, что за телега остановилась возле дома Тысевичей!

– Иди сюда! – не скрывая своего раздражения, крикнул сержант.

Видя, что деваться некуда, Данилюк медленно побрел к телеге. Венька вытащил из соломы папку, подошел к калитке и ударил в нее ногой. Из будки, насколько позволял цепок, рванулась Бобка, безродная дворняжка, в свое время подобранная где-то Тысевичем. На Бобкин лай из дому вышла Наталья. Увидев сержанта, женщина схватилась за сердце и медленно поползла по стенке.

– Ничего, Наташа, ничего… – бормотал Тысевич, – все обойдется.

– Ой!!! – вскрикнула вдруг Наталья и заголосила, как по покойнику, со слезами и надрывом в голосе: – Коленька!.. Коленька!.. Что же это… За что…

– А ну, гражданка, пройдите в избу! – Венька совсем не хотел, чтобы на шум сбежались соседи. – Да прекратите этот концерт! – Он грубовато схватил Наталью за локоть, поднял на ноги и втолкнул в открытую дверь. – Заходи! – Сержант махнул рукой с пистолетом Тысевичу и повернулся к соседу: – Вы тоже!

– Я это… – вдруг залопотал Данилюк, – я не могу, у меня дела… Ребенок дома…

– Молчать! – прикрикнул Венька, входя в раж. Чувствуя за собой мощь всего НКВД, он и сам ощутил себя силой. – Молчать, говорить буду только я! Всем выполнять мои приказания, понятно?

В кухню заглянула Наденька, округлила от удивления глаза, посмотрела на чужих дядек, подошла и прижалась к отцу. У Тысевича от этого прикосновения по щекам покатились слезы.

– Нельзя! – крикнул Венька. – Не положено, уберите ребенка.

Наталья, до этого едва стоявшая на ногах, рухнула без чувств на пол, громко закричала и заплакала Наденька, бросившаяся к матери. Тысевич рванулся к жене, Данилюк под шумок едва не сбежал.

– А, черт! – Венька не на шутку испугался. Не хватало еще сорвать первое самостоятельное задание! Казалось, что может быть проще, чем поехать и провести обыск, а оно вон как обернулось. Соседа он успокоил быстро, двинув ему кулаком в челюсть, несильно, для проформы, и пригрозив пистолетом. Тысевича сержант схватил за наручники и оттащил в угол, а на Наталью с дочкой просто перестал обращать внимание.

– Стоять смирно, понятно?

В это время кто-то постучал в окно.

– Эй, сержант, вы здесь?

Гребенкин выглянул в окно: во дворе стояли двое милиционеров.

– Куда ж я денусь? Здесь, вестимо…

– Как это вы, товарищ сержант, в одиночку на обыск поехали?

– Мне лейтенант велел.

– Да разве на обыск в одиночку можно? Нас лейтенант вдогонку вам послал.

Внутренне Венька облегченно вздохнул, потому что не знал, с чего начинать этот самый обыск. Неожиданно вся мудреная теория, которую изучали в училище, вылетела из головы, но он виду не подал, скорчил на лице недовольную мину: дескать, от дела отрывают, мешают только…

– Бланк протокола с собой? – осведомился один из милиционеров.

– С собой, с собой, – все так же недовольно пробурчал Венька, доставая из папки бланк протокола обыска. – Начинайте!

А сам уселся за стол и строго взглянул на хозяйку, которая в полубессознательном состоянии сидела на полу, прислонившись спиной к стене.

Один из милиционеров остался в кухне и начал снимать с полок все подряд, заглядывая в каждую склянку. Другой пошел в комнату. Венька положил перед собой бланк, вытащил ручку и вдруг обнаружил, что не может начать обыск по самой прозаической причине: нет чернил.

– А, чтоб тебя!

Взгляд его упал на Наденьку, с испуганным видом сидевшую возле матери. Определенно, школьница.

– Девочка, у тебя чернила есть?

Наденька молча кивнула.

– Эй, как тебя! – крикнул Венька милиционеру, который обыскивал комнату. – Посмотри там чернильницу на столе!

Милиционер через минуту принес в кухню чернильницу-непроливайку.

– Вот так! – обрадовался Венька и начал заполнять протокол обыска:

Ф№ 17

НКВД УССР

Управление НКВД по Каменец-Подольской области

ПРОТОКОЛ ОБЫСКА

17 апреля 1938 года я, помощник оперуполномоченного Изяславского РО НКВД УССР Гребенкин на основании ордера Изяславского РО НКВД УССР №…

– Номер… Какой же номер у ордера? Куда я его засунул? – пробормотал Венька. Он перелистал все бумаги в папке и внутренне похолодел: ордера не было. Что за напасть? Не хватало только документ потерять! Он судорожно захлопал себя по карманам и испытал огромное облегчение, когда ордер все-таки нашелся в левом нагрудном кармане. Глубоко вдохнув, сержант продолжил свою многотрудную работу.

…№ 94 произвел обыску гр-на Тысевича Николая Григорьевича, проживающего в городе Изяславе по ул. Кулишовка в доме № ____ кв. № ____

При производстве обыска присутствовали:…

– Эй, сосед, как там тебя… Кличут как?

– Данилюк я… Данилюк Владимир Антонович, – пролепетал сосед и повернулся к Тысевичу: – Коль, ты уж не обижайся, ладно? Я здесь ни при чем, просто вышел глянуть, кто это к тебе приехал. Вот и посмотрел на свою голову…

Тысевич ничего не сказал в ответ, что еще больше напугало Данилюка. Венька продолжал водить по бумаге пером:

…Данилюк Владимир Антонович

Согласно полученным указаниям задержан гр. Тысевич Николай Григорьевич.

При обыске изъято для представления в РО НКВД УССР следующее…

Венька воткнул ручку в чернильницу и встал со стула.

– Ну, нашел что-нибудь? – спросил он милиционера, возившегося в кухне.

– Да ничего, – ответил тот, пожимая плечами.

Венька прошел в комнату.

– Фью-ю-ю… – присвистнул он, увидев два шкафа, забитые книгами. – Да тут смотреть – не пересмотреть… Эй, Тысевич, может, добровольно укажешь, где шифровки прячешь?

Тысевич молчал, а Наталья, словно этот вопрос пробудил ее, снова зарыдала.

– Тьфу ты, баба…

Между тем милиционер достал из шкатулки паспорт и положил его на стол, рядом с открытой тетрадкой по арифметике, в которой писала Наденька до прихода незваных гостей.

Венька тоже решил присоединиться к работе и полез в шкаф. Он сразу же наткнулся на ружье, завернутое в чистую белую тряпицу.

– О-о! – удовлетворенно протянул он и, размотав тряпку, вышел в кухню. – Тысевич, это что такое?

Тысевич пожал плечами и негромко ответил:

– Охотничье ружье.

– Да? Для чего же?

– Ну… Для чего может служить охотничье ружье? Для охоты.

– И когда вы были последний раз на охоте?

Тысевич промолчал, потому что охотой никогда не увлекался, да и патронов дома отродясь не было, а ружье хранилось еще с гражданки.

Венька положил ружье на стол рядом с паспортом.

– Ну-ка, ну-ка… – Милиционер вытащил из шкафа стопку писем. – Кажись, переписка…

– Дай сюда, – потребовал Венька. – Ишь ты, из Киева, из Орла… Изучим…

Стопка писем тоже перекочевала на стол. Милиционер снял с полки маленькую шкатулочку и достал из нее два медальона, один желтого цвета, другой белого, а также серебряный рубль царской чеканки. Последним на столе оказался членский профсоюзный билет.

– Веди их всех сюда, – распорядился Венька.

В комнату завели Тысевича и представителя общественности Данилюка. Наталья, все еще не пришедшая в себя, не могла подняться на ноги. Похоже, у нее не осталось сил даже на рыдания.

– Скажи, Тысевич, эти вещи принадлежит тебе?

– Медальоны не трогайте, они остались на память о Наташиной матери…

– Ты мне не указывай! Это драгоценности, а каким путем они нажиты, мы еще разберемся!

Венька сходил в кухню, взял бланк обыска, чернильницу и перенес все в комнату. По-хозяйски отодвинув в сторону тетрадки и учебники, он разложил на столе казенную бумагу и сунул перо в чернильницу.

№ Наименование изъятого Количество Качественное состояние

Паспорт выдан Изяславским РОМ серия ЕМ № 676776 1

Охотничье ружье одноствольное 1

Переписка листов 10

Мендалион серебряный и бронзовый 2

Серебряный руб один 1

Профсоюзный билет 1

– Не густо, товарищ сержант, – сказал милиционер.

– Тебя не спросил, – огрызнулся Венька, понимая, что результат обыска действительно не впечатляет. – Значит так, выносите на телегу все книги.

– Зачем? – удивились милиционеры.

– Поговорите мне! Пересмотрим в отделе! Или хотите здесь ночевать? Не верю, что у такой вражины ничего дома нет! Скорее всего, в книгах спрятано! Вон их сколько! Выносите книги на телегу!

Недовольно бурча, милиционеры начали выносить книги. А Венька продолжал заполнять бланк протокола обыска:

Жалобы на неправильности, допущенные при производстве обыска на пропажу ценностей и документов…

– Эй, Тысевич, жалобы есть?

Тысевич молчал.

– Жалоб нет, – удовлетворенно констатировал Венька и окунул перо в чернила:

…жалоб со стороны домохозяина нет, никаких заявлений. В протокол все занесено правильно, протокол нами прочитан, в чем подписываемся

Обвиняемые __________

Представитель домоуправления __________

Производивший обыск __________

Копию протокола получил…

– А на фиг вам копия протокола? – Венька почесал затылок. – Надо будет – в деле оригинал посмотрим.

Он продолжил читать бланк.

Примечание:

1. Все претензии и заявления должны быть внесены в протокол до подписания. После подписи никакие жалобы и заявления не принимаются.

2. За справками обращаться в Мзяславский НКВД УССР по адресу…

– Ну, адрес вы и так знаете, незачем чернила переводить! Подписывайтесь! – приказал он и первым расписался.

После него дрожащей рукой расписался Данилюк, последним поставил свою подпись Тысевич.

– Вот теперь порядок! – удовлетворенно произнес Венька.

Милиционеры продолжали носить книги, Наталья все еще сидела на полу, а рядом с ней Наденька.

В этот момент в дом зашла Маруся.

– Это… Это… Это что такое?.. – растерялась она. – Папа?.. Мама, а ты чего на полу сидишь?

– Пропустите. – Милиционер бесцеремонно отодвинул ее, вынося очередную стопку книг.

– Папа? Что случилось? – Дочь только сейчас заметила наручники на его руках. – Папа!!!

Маруся бросилась к отцу, но Венька успел перегородить ей дорогу:

– Не положено!

– Это же мой папа! – закричала Маруся ему в лицо.

– Поэтому и не положено.

Милиционер сгребал с полки оставшиеся книги, положив на самый верх стопки толстенный роман «Война и мир» Льва Толстого.

– Оставьте, пожалуйста! Это же из школьной библиотеки! – закричала Маруся, еще не осознавая масштаба того, что происходило в их жизни.

Милиционер вопросительно посмотрел на Веньку. Тот взял книжку в руки, перевернул и потряс над столом – не выпадет ли чего – и сунул Марусе в руки.

– Забирай…

Обыск подходил к концу. Наталья с помощью старшей дочери поднялась с пола и теперь сидела на табурете. Наденька не отходила от матери ни на шаг, со страхом наблюдая за милиционерами, которые хозяйничали, как у себя дома, и даже хуже. Разве дома они стали бы разбрасывать вещи? А папа почему-то не ругает их и стоит молча, а говорит только этот противный, в синей фуражке…

– Так… – Венька сунул в папку протокол обыска, завязал тесемки и поднялся с табурета. – Идем, Тысевич…

Снова зарыдала Наталья, Маруся погладила мать по плечу и пошла вслед за отцом, которого уводили милиционеры и этот, она не знала, как его назвать…