Текст книги "Хозяин Зоны"

Автор книги: Александр Эсаулов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

– Ма! – весело закричала она с порога. – Я дома! Мам, завтра бюро комсомола, меня будут принимать!

На звонкий крик сестры из комнаты выглянула Наденька.

– Привет, Надька! А меня завтра в комсомол принимать будут, ага!

– Подумаешь! Когда я вырасту, тоже поступлю! Так что не задавайся!

Маруся забежала в комнату, быстро сняла школьную форму, переоделась в домашнее и взялась за портфель.

– Ма!

– Чего тебе?

– Обед скоро будет?

– Сейчас картошка доварится и покушаем.

– Есть хочется, сил нет! Ленку с Лидкой Иваненко видела, чего-то возле милиции стояли, на майдане.

Мать побледнела и схватилась за сердце.

– Подходила?

– Да нет, просто мимо шла, смотрю – стоят. Поздоровалась и дальше пошла.

– Ты не подходи к ним, – сказала Наталья, – и ты, Надя, тоже.

– Почему? Они что, заразные?

– Да, они теперь заразные… Лучше не подходите. Господи, на все твоя воля…

Глава 9
Киевская область, атомград Припять, в трех километрах от Чернобыльской АЭС. Апрель 1986 г.

– Так, спокойно, – сказал Денис неизвестно кому, – до прихода автобусов бездна времени.

– Что теперь будет? – потерянным голосом спросила мать.

– Да ничего не будет, – уверенно сказал Денис. – Ну вывезут на несколько дней, а потом вернут. Не война же! Город помоют, вот и все.

Он подошел к окну, из которого была видна часть улицы Спортивной, и тут же наткнулся взглядом на поливочную машину.

– Вон, видишь, уже моют. Ты вот что, ма, сложи в пакет документы, деньги и собери все, что есть в холодильнике.

Сам Денис попробовал дозвониться отцу, но ничего из этого не получилось. В его кабинете никто не брал трубку.

– Ма, а отец дома ночевал?

– Нет, – откликнулась из кухни мать, – он кого-то возил в Борисполь.

– В Борисполь? – удивился Денис.

Бориспольский аэропорт был в двухстах километрах от Припяти. Что там отец забыл ночью?

В это время в дверь позвонили. Пришла Оксана.

– Доброе утро, Дениска!

– Доброе…

– Денис, посоветоваться хочу. Отец на работе, дозвониться на станцию не можем, а что делать – не знаем.

– Проходи. – Денис гостеприимно распахнул дверь и сделал приглашающий жест. Оксана благодарно улыбнулась, но в ее глазах была видна растерянность.

– Знаешь…

– А где Настя? – перебил ее Денис. – Почему она не пришла?

– Погоди, Денис, не до этого. Слушай, я насчет эвакуации. У нас же бабуля, ты знаешь, ей под восемьдесят, ноги плохо ходят и с сердцем нелады… Уперлась: никуда не поеду, и все тут! И оставлять страшно, и с собой везти боимся. Она в автобусе и десяти минут не высидит, ей же лежать надо! Мы с мамой просто теряемся… Посоветуй, как поступить.

– Да, ситуация… Ну, идем к тебе.

Спустились на седьмой этаж. На звук открываемой двери в коридор выглянула Настя, улыбнулась и тихо поздоровалась. Сердце у Дениса екнуло. «Вот оно как бывает. Вижу всего второй раз, а словно всю жизнь знал!» – мелькнуло у него в голове.

Денис протянул девушке руку и неожиданно для себя взял ее теплую ладошку и поднес к своим губам.

– Здравствуй, Настя! – Притронувшись губами к сухой теплой коже, он почувствовал, как ладошка дрогнула в его руке.

– Ой-ой-ой! – засмеялась Оксана. – Мне так за всю жизнь руки ни разу не поцеловал, а Насте так сразу…

Подруга промолчала, но и руки не отняла. Денис слегка, незаметно для постороннего взгляда, сжал тонкие пальцы, словно поблагодарил за то, что девушка разрешила поцеловать руку, и спросил:

– Ну, где бабуля?

Голос неожиданно охрип, и Денис неловко улыбнулся.

– Здравствуй, Денис! – донеслось из другой комнаты, и в коридор вышла Оксанина мама.

– Здрасте, тетя Вера.

– Ну, что посоветуешь, Денис? На четырех девок – один мужик! Бери нас под свою опеку, а? Возьмешь?

– Конечно! А бабуля где?

– А где ей быть, у себя. Может, задремала?

– Ничего я не задремала! Никуда я не поеду! Сказано, что эвакуация временная! Зачем мне мучиться? Приедем неизвестно куда, где жить будем, тоже не знаем. Кто меня такую возьмет на постой? Глупости это все! Никуда я не поеду!

Денис вошел в бабкину комнату. В комнате стояла двуспальная кровать, на которой, прикрытая по пояс легким одеялом, с распущенными редкими седыми волосами, лежала Оксанина бабка. Денис видел ее впервые: бабка из квартиры не выходила года два, с тех пор как заселился дом. Посмотрев на Дениса подслеповатыми глазами, она сказала:

– Что, силой поведете? Придумали эвакуацию какую-то! Война, что ли, на улице? Немец бомбит? Побуду денька три дома, а потом и вы вернетесь! Воды мне в ванну наберете, продуктов в холодильнике вон сколько на праздники наготовлено! Не поеду!

Бабка упрямо поджала губы и замолчала. Денис неуверенно хмыкнул. Может, и правда лучше бабку оставить дома? Что с ней за два-три дня сделается? А дорога с ее треволнениями для такого пожилого человека может оказаться губительной. И как там, в этой эвакуации, удастся устроиться, еще вопрос. С отцом бы переговорить…

Он подошел к телефону и набрал номер отца. Телефон не отвечал.

– Я, наверное, схожу к отцу на работу и посоветуюсь с ним.

– Хоть советуйтесь, хоть нет, я все равно никуда не поеду, – снова подала голос бабка.

Денис с недоумением посмотрел на соседку.

– Не пойму, зачем вы меня спрашиваете, если бабушка все решила сама?

– Да для меня эвакуация гораздо тяжелее, чем несколько дней пожить самой! – не унималась бабка. – Телевизор посмотрю, книжку почитаю… А тем временем и вы вернетесь!

Тетя Вера тяжело вздохнула:

– Ладно, мама, оставайтесь. И правда, не война ведь…

– Ну, девчата, встретимся в автобусе, – сказал Денис и поспешил домой.

Дома мать упаковывала самые разные вещи: рубашки, майки, брюки, туфли, кеды – все летело в ненасытную утробу огромной спортивной сумки, которую Денис шутливо называл «мечтой оккупанта». Сумка раздулась до размеров небольшого дирижабля.

– Не слабо… Мам, было же сказано взять только самое необходимое!

– А это и есть самое необходимое! Папа звонил.

– Да? А я ему только что от Оксаны звонил, но он трубку не снял.

– Он сейчас в медсанчасти, [14]14
  Медико-санитарная часть 126 – подразделение Чернобыльской АЭС, выполнявшее функции Припятской городской поликлиники и больницы.


[Закрыть]у медиков.

– С ним что-то случилось? – Первый раз с момента аварии Денис испугался по-настоящему.

Мать объяснила, что ничего с отцом не случилось, просто он курирует медицину от исполкома и находится там, чтобы координировать действия.

– Папа отвез в Борисполь для отправки в Москву двадцать шесть человек. Он сказал, что они очень сильно облучились.

– Оба-на!.. Двадцать шесть? Ничего себе!

– Сейчас готовят второй рейс. Набралось уже около ста человек…

– Сто?! – не поверил Денис. – Сто?! Что ж там такое случилось, на этой проклятой станции? Сто человек! [15]15
  Второй ходкой в Москву самолетом из Борисполя было эвакуировано 104 человека.


[Закрыть]

Несмотря на то что отец сообщил о таком большом количестве пострадавших, ощущения реальной опасности у Дениса не было: станция находилась в трех километрах от города, чего тут бояться? Ну, упадет там крыша или еще что-нибудь, так ведь где станция, а где город! Эвакуация? Радиация? Денис вышел на балкон.

Город выглядел как обычно. Березки покрылись нежной зеленью, и издали казалось, будто они окутаны легчайшим зеленым инеем. Сосны стояли, как вчера, позавчера и год тому назад. На газонах начала пробиваться трава, работал телевизор, в кранах была вода – словом, ничего не изменилось. Воздух был таким же свежим и по-весеннему прозрачным. Только вот улицы опустели и появилось такое ощущение, будто из города вынули душу. Денис засомневался: может, не надо оставлять Оксанину бабку? Может, все-таки забрать ее с собой? Но сомнения мелькнули и исчезли: было не до того. Мать уже складывала в отцовский дипломат документы, решив забрать из дому все, вплоть до расчетной книжки за квартиру.

– Ма, зачем?

– Затем! Непонятно, почему нас вывозят и насколько.

– Сказали же «временно»!

– Вот именно! Нет ничего более постоянного, чем временное.

В душе Дениса снова шевельнулись сомнения, и снова он отбросил их, недовольно подумав: «Далась мне эта бабка!»

За час успели полностью собраться и сели пить чай, изредка поглядывая в окно, не приехали ли автобусы. Наконец в начале третьего один за другим к подъездам начали подъезжать автобусы самых различных моделей – тут были несколько «ЛАЗов» и красный «Икарус» с надписью «Полет» на борту. Сюда же затесался кургузый «пазик», поданный к первому подъезду.

Денис выдернул из розетки массивную вилку электроплиты, перекрыл воду, с трудом провернув неподатливые вентили, и взял в руки сумки.

– Ну что, ма, идем?

Мать с тоской осмотрела комнату и тяжело вздохнула.

– Ты чего?

– Ничего, сын, только у меня дурное предчувствие.

Денис тоже обвел взглядом комнату. Что-то толкнулось в его груди, и он не сразу понял, что это тяжело бухнуло сердце. Он сразу уверовал, именно уверовал, а не осознал, что мать права. Вроде бы ничего не говорило о том, что они покидают свой дом навсегда, но в воздухе висела такая тяжелая тоска, витал такой плотный, хоть режь его ножом, дух разлуки, последнего «прости» и чего-то еще, что Денис даже слов не мог подобрать, чтобы объяснить свои ощущения. Однако было очевидно: сюда они больше никогда не вернутся. Боясь расплакаться, Денис подхватил «мечту оккупанта» и грубовато сказал:

– Ну, мать, пошли, что ли…

И мать с готовностью зашагала вслед за сыном, вдруг признав за ним права взрослого мужчины, которого женщине надлежит слушаться.

У третьего подъезда, в котором жила семья Дениса, остановился «ЛАЗ». Денис посмотрел в конец дома и увидел с десяток автобусов, ожидавших своей очереди.

– Быстрее! Пожалуйста, занимайте свои места! – подгонял всех милиционер.

Между автобусами метался кто-то в гражданском, Денис узнал его – это был работник горисполкома, отставной полковник, приехавший в город месяц тому назад. В Припять с удовольствием ехали отставники всех рангов, начиная от прапорщиков и заканчивая полковниками. Генералов, правда, еще не наблюдалось. А что? Жилья строили много, квартирами обеспечивали быстро. В магазинах – невиданное, сравнимое разве что с Киевом, изобилие, почему и не поселиться здесь после увольнения в запас?

Соседи с четвертого этажа вышли из подъезда со здоровенной овчаркой на поводке.

– С собакой нельзя! – Милиционер перегородил им дорог).

– То есть как? – удивился хозяин собаки. – Она ведь член семьи!

– С собакой нельзя! Вы что? Тут полный автобус людей, дети, и кто его знает, что ей в голову взбредет? Ладно бы еще какая-нибудь маленькая, болонка например, а это же теленок настоящий!

Хозяин собаки растерялся:

– Послушайте, а куда же мне ее девать?

Милиционер оставался непреклонным:

– Вас привезут сейчас в Кухари. [16]16
  Население г. Припять было эвакуировано в Полесский (больше тридцати тысяч человек) и Иванковский районы. Кухари – село в Иванковском районе.


[Закрыть]Кто возьмет вас на постой с такой псиной? На улице ночевать будете? С собакой нельзя!

Хозяин, волнуясь, оглядывался по сторонам, ища сочувствия и поддержки у соседей, но никому не хотелось ехать неизвестно куда и сколько с большой собакой в одном автобусе, поэтому все молчали.

– Так что же мне, на улице ее бросить?

Последние слова услышала Оксана, которая в этот момент вышла из подъезда вместе с мамой и Настей. Она мгновенно сориентировалась, позвала хозяина собаки и отвела его в сторону. Пошептавшись о чем-то, девушка кинулась в подъезд. Денис сразу все понял: Оксана хотела оставить собаку с бабушкой. Он не ошибся: вскоре девушка выпорхнула из подъезда, схватила мужчину за руку и потащила за собой вместе с овчаркой. Еще через несколько минут они вышли уже без собаки.

Когда начали размещаться в автобусе, Денис всеми правдами и неправдами добился своего и сел рядом с Настей. Мать сидела впереди, с соседкой, а Оксана и ее мать устроились где-то на задних сиденьях. Наконец автобус тронулся. Полтора часа пути прошло незаметно. Денис все дорогу о чем-то болтал с Настей, а мама, будучи настороже, затылком слушала их разговор. Благодаря какому-то особому женскому чутью она поняла, насколько важна для сына эта миловидная девочка, пока что незнакомая ей. И осознав это, решила оберегать их хрупкие отношения от постороннего вмешательства. По напряженному маминому затылку Денис догадался, что она переживает, и внутренне улыбнулся: ну вот, наконец-то мама не зря беспокоится! Настю он от себя ни за что не отпустит!

А автобус все катил и катил по дороге, и Денису хотелось, чтобы эта поездка не кончалась. Он ощущал тепло Настиного тела, держал в руках ее послушную руку и, казалось, тонул в серых глазах, не желая спасаться от нежданно нахлынувших чувств. Черт с ней, со свободой, не нужна она ему теперь, совсем наоборот, он готов был погружаться все глубже и глубже в омут этих глаз, чтобы никогда из него не выплыть, добровольно пропасть в нем навсегда.

Колонна наконец въехала в Кухари. Автобус покатил по разбитой сельской дороге, тяжело переваливаясь на ухабах, и остановился возле небольшого здания с красно-голубым флагом на крыше.

– Приехали! – крикнул водитель.

Возле здания стояла небольшая толпа местных жителей, с тревогой смотревших на приехавшую колонну автобусов.

Что-то будет дальше?

Глава 10
Каменец-Подольская область, г. Изяслав. Апрель 1938 г.

Лейтенант вышел на крылечко дома, где размещался отдел госбезопасности Шепетовского НКВД. В Изяславе своего отдела не было, а был только оперуполномоченный, то есть сам лейтенант, и несколько сержантов при нем. По всем мало-мальски важным вопросам приходилось ездить в Шепетовку, к начальству. Коробко это жутко не нравилось, но разве он мог не подчиниться? С другой стороны, при таком положении дел полностью отсутствовала мелочная опека и хотя бы в этом он был сам себе хозяин.

Только что лейтенант закончил доклад о выявленной польской резидентуре – в Изяславе накрыли целое шпионское кубло. Начальник отдела встретил доклад деловито и спокойно. Уточнив некоторые детали и сделав несколько пометок у себя в тетрадке, он что-то посчитал, уставившись в потолок, и сказал, что в целом доволен. После паузы начальник добавил, что надо бы копнуть еще глубже, присмотреться внимательнее, потому что он печенкой чувствует, что до кого-то пока не докопались, что кто-то до сих пор, возможно человека два-три, ходит на свободе. Лейтенант козырнул, приняв указание начальника к исполнению, и заторопился к выходу, где его ждала машина, взятая у председателя горсовета Гончара. Надо было спешить обратно в Изяслав, чтобы успеть к прокурору и получить у него соответствующее постановление.

Начальник Шепетовского городского отдела госбезопасности капитан Самойлов, как только лейтенант из Изяслава закрыл дверь, достал из сейфа тетрадочку, в которой он вел особый учет показателей эффективности своей работы: сколько врагов советской власти арестовано и сколько передано в Каменец-Подольский. Данные из этой тетрадочки начальник отдела всегда использовал на областных совещаниях, раз за разом доказывая, что находится на своем месте, что он бдителен, неподкупен, напорист и вообще заслуживает повышения. Последнее волновало его больше всего, потому что захолустная Шепетовка надоела ему хуже горькой редьки. Вся ее слава была связана с именем вымышленного Павки Корчагина. Подумаешь! Таких героев в паровозном депо и сейчас можно найти сколько угодно. От этого в Шепетовке цивилизации не прибавилось, а он, капитан госбезопасности, как ходил дома в холодный сортир за сараем, так и сейчас, на двадцатом году советской власти, ходит…

Между тем лейтенант мчался в Изяслав. В его кожаном затасканном портфеле лежали несколько полученных от капитана документов, в том числе и этот.

Ф № 21/ф по делу № 152273

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

Г. Шепетовка 18 апреля 1938 года

Я, уполномоченный Шепетовского городского НКВД УССР Самойлов, рассмотрев материалы о преступной деятельности гр. Тысевича Николая Григорьевича, выразившейся в том, что он на протяжении ряда лет занимается шпионажем в пользу Польши,

ПОСТАНОВЛЯЮ:

На основании полученных при оперативной работе данных признать Тысевича Николая Григорьевича подозреваемым в контрреволюционной и шпионско-повстанческой деятельности, т. е. в совершении преступлений по ст. 54–10 и ст. 54-6 УК УССР и произвести у него обыск.

Какие чувства испытывал лейтенант, понимая, что каждый из таких листков влечет за собой аресты, а может, и смерть для девяти людей? Радость по поводу торжества закона? Удовлетворение от хорошо сделанной работы? Как ни странно, лейтенант испытывал только чувство голода, потому что вчера он лег поздно, часа в три ночи, а встал рано. С недосыпа есть не хотелось, а после обеда Коробко почувствовал, что голоден, как волк.

Приехав к себе на работу, он вызвал стажера. Когда Гребенкин зашел в кабинет лейтенанта, тот что-то быстро писал на маленьком клочке бумаги. Через секунду, воткнув ручку в чернильницу, Коробко поднялся со стула.

– Значит так, сержант, сейчас мы возьмем одну вражину, а потом ты самостоятельно проведешь у него обыск, понял?

– Сам? – В глазах Веньки загорелся радостный огонек: наконец-то ему поручили первую в его гэбэшной жизни самостоятельную работу!

– Сам, сам… – подтвердил лейтенант, понимая, какие чувства сейчас обуревают сержанта.

Он тоже через это проходил, когда только-только закончил училище. Коробко учился в Москве и первое в своей жизни самостоятельное дело помнил до мельчайших подробностей. Это был арест директора большого завода. Он навсегда запомнил наполненные ужасом и слезами глаза обритого наголо толстяка, когда они впятером вломились среди ночи в его квартиру. Лейтенант почувствовал себя сверхчеловеком, дав пинка под зад директору, который еще вчера руководил огромным, в несколько тысяч человек, заводом и у которого в распоряжении был прямой телефон в приемную самого товарища Сталина. Потом, когда в его столе нашли записи, сделанные рукой самого Тухачевского, директор валялся у них в ногах. Не важно, что там было написано, главное – была обнаружена связь с отъявленным и опаснейшим врагом народа.

– Хорошо начинаешь! – похвалил Коробко начальник. – Эдак ты далеко пойдешь. Послушай моего совета. Если хочешь вырасти в наших органах, тебе просто необходимо поработать самостоятельно, на периферии. Такой опыт работы у нас ценится превыше всего. Будут предложения – не отказывайся, езжай, только перед этим зайди ко мне. Поговорим о том о сем…

Предложение вскоре последовало, Коробко его принял и, выслушав доброе напутствие старшего товарища, в прекрасном расположении духа, полный радостных надежд, укатил в украинскую приграничную Шепетовку, а оттуда в Изяслав.

* * *

Тысевич сегодня, как никогда прежде, задержался с обедом. Ему не удалось сбегать на полчаса домой и перехватить чего-нибудь горячего. Всухомятку есть не хотелось, в последнее время после таких перекусов у него начиналась сильная изжога. Наконец, уже ближе к трем часам дня, суета в правлении закончилась. Тысевич накинул плащ, бросил взгляд на настольный календарь, на котором с одной стороны значилась дата «17 апреля», а на другой его торопливым почерком были перечислены срочные дела на сегодня, половина из которых уже была вычеркнута, и подкинул на ладони ключ от бухгалтерии. По списку дел значилось столько, что ему надо было бы сидеть в правлении до первых петухов: послезавтра предстояла сдача квартального отчета, а тут как назло его помощница, бухгалтер, заболела, поэтому Тысевичу приходилось отдуваться сейчас за двоих. Не успел он переступить порог, как зазвонил телефон.

– А чтоб тебе… – Несколько секунд Тысевич стоял в нерешительности, но потом служебный долг все-таки взял верх над чувством голода, и он, вернувшись к столу, поднял телефонную трубку.

– Николай Григорьевич? – услышал он в трубке незнакомый голос.

– Да, я…

– Николай Григорьевич, с вами говорят из милиции, следователь Прушевский. Вы, наверное, в курсе, что нами арестован начальник отдела снабжения Грехман?

Тысевич напрягся. К чему клонит следователь? Он-то здесь каким боком?

– Да, я слышал…

– Николай Григорьевич, в документах, изъятых у Грехмана на работе, есть некоторые неточности. Мы совсем запутались, что именно получал колхоз по линии снабжения горсовета. Расхождения существенные, и нам хотелось бы сделать сверку с вашими данными. Не могли бы вы взять ваши первичные документы за последний квартал и подойти к нам, в НКВД, кабинет двенадцать.

– Да, конечно… Я, правда, на обед собрался… И у меня квартальный отчет горит… – неуверенно произнес Тысевич.

– Это ненадолго. За полчаса, я думаю, мы закончим.

– Я понимаю, сейчас выхожу. Буду у вас минут через десять.

Контора колхоза размещалась в Старом городе, и дорога домой все равно проходила мимо майдана, где располагалось здание НКВД. Вот и нашлось объяснение аресту Грехмана, наверное, тот был связан с простым хищением, а может, просто недоразумение. Сейчас уточнят кое-что и отпустят. Однако нашли время разбираться! Во время квартального отчета!

Тысевич покопался в шкафу, нашел нужную папку, окинул взглядом кабинет, и вдруг что-то толкнуло его в грудь. Он не сразу понял, что это тяжело ударило сердце.

– Чертовщина какая-то!

Он сел на стул и прислушался к себе. Вроде бы все было в порядке. Сердце, один раз ударив, словно язык огромного колокола, который бьет в набат медленно и тяжело, вновь заработало нормально, но в душе от этого удара словно бы осталась насечка, которая начала набухать, наливаясь недобрым предчувствием.

А не послать ли их к черту и никуда не ходить? И что дальше? Они ведь дома найдут… Сбежать? Куда? В каждом городе, в каждом поселке и селе есть недремлющее око НКВД. Всюду найдут, всюду возьмут… Может, все-таки обойдется? Может, им действительно нужно что-то уточнить по делу Грехмана? А-а, будь что будет! От судьбы не уйдешь!

Тысевич прислушался к щелчку замка, сунул ключ в карман и, зажав под мышкой папку, вышел на крыльцо правления.

Хотя снег в этом году сошел рано, по-настоящему весной запахло только в начале апреля. Март теплой погодой не баловал, только снег сошел да почки набухли. А в апреле солнце расщедрилось, наполнив воздух весенним теплом, которое вызвало к жизни решительно все. Березки покрылись зеленоватым пушком молоденьких листочков, на обочинах разбитых дорог появилась нежная травка, затихли, наоравшись вдоволь, мартовские коты. Совсем потерял покой и сон председатель колхоза: посевная на носу, а нынче с этим делом ух как строго! Чуть что – и на майдан, а там сгинешь неизвестно где, и косточек твоих никто не найдет!

Держа в руке папку, Тысевич несмело открыл двери серого дома. У входа, за столом, сидел дежурный с красной повязкой на левой руке.

– Слушаю вас, – сказал он, неприветливо покосившись на посетителя.

– Моя фамилия Тысевич, меня вызывали в комнату номер двенадцать.

Дежурный сверился с журналом.

– Налево, вторая дверь по правой стороне. Проходите, вас ждет следователь.

Тысевич прошел в указанном направлении и негромко постучал.

– Тысевич Николай Григорьевич?

– Я и есть.

– Вы арестованы!

Тысевич инстинктивно бросился назад, к двери, но на его пути возник крепенький сержант, который мимолетным, казалось бы, движением схватил его за руку и ловко вывернул ее, из-за чего арестованный едва не ударился лбом о собственные колени.

– Ты что, не понял, где находишься? Зачем дергаешься? Сержант, держи. – Лейтенант подал Веньке ту самую бумажку, которую писал двадцатью минутами раньше.

СССР

НАРОДНЫЙ КОМИССАРИАТ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ УПРАВЛЕНИЕ ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ

ОРДЕР № 94

Выдан 17 апреля 1938 года

Действителен «_____» суток

Сотруднику Управления Государственной Безопасности НКВД УССР тов. Гребенкину поручается провести обыск и арест гр-на Тысевича Николая Григорьевича

Всем органам советской власти и гражданам СССР надлежит оказывать законное содействие владельцу ордера при исполнении им необходимых действий и поручений.

Райуполномоченный НКВД

Лейтенант _______ подпись

Секретарь _______ подпись

– Вот так, сержант. Арестовать мы его арестовали, а теперь поезжай к нему домой, проводи обыск. А ты, Тысевич, не трепыхайся, не подводи молодого товарища!

Все случилось так быстро, что Николай даже не успел прийти в себя. Ему казалось, будто все это происходит не с ним, а с кем-то другим, незнакомым и далеким человеком. Ведь он же точно знал, что ни в чем, совершенно ни в чем не виноват. Это не просто ошибка, а стопроцентная ошибка! Надо сказать об этом тут же, немедленно этому лейтенанту, пока тот не ушел! Он уже и шинель накинул на плечи, куда-то собираясь.

– Товарищ лейтенант, это ошибка! Я…

– Тысевич, органы не ошибаются! И я тебе не товарищ! Гусь свинье… Сам знаешь! Я тебе гражданин следователь, усек? Все остальное тебе расскажет сержант. Заткнись, сказано тебе!!! – рявкнул лейтенант, увидев, что Тысевич пытается еще что-то добавить. – Контра недобитая… Я тебя, гнида, сразу вычислил. Еще раз вякнешь, ребра переломаю. Я, когда голодный, жутко злой! В твоих же интересах дать мне спокойно уйти на обед. Действуй, сержант! А на его вопли не обращай внимания, будет кочевряжиться – дашь по печени.

– Понял, товарищ лейтенант, так мне на обыск?

– На обыск! Дайте мне спокойно пожрать, чтоб вас всех…

– Понял, товарищ начальник! Исчезаем! Идем, контра!

– Сержант, подводу возьми – может, что-то везти придется!

– Есть, товарищ лейтенант! А где?

– У дежурного спросишь, на хоздворе должна быть.

– Понял. Руки назад!

Тысевич все еще пребывал в шоке. Он не понимал, за что его арестовали, что будет дальше.

Жена… Дети… Петька в военном училище… Жорка… Что будет? А Маруся с Наденькой? Господи!.. Сердце ухнуло.

Он вспомнил, как несколько дней назад относил картошку в узелке Лиде с Леной, дочкам арестованной Марии Иваненко.

Может, его кто-нибудь заметил? Тогда худо, могут политику пришить! Лучше уж воровство соцсобственности…

Задумавшись, он не заметил, как остановился в дверях, за что сразу получил коленом под зад.

– Замечтался? – ухмыльнувшись, спросил сержант. – Будет еще время! Шагай вперед! Транспорт ждет, не видишь?