Текст книги "Шевалье де Сент-Эрмин. Том 1"

Автор книги: Александр Дюма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц)

III
СОРАТНИКИ ИЕГУ

Наполеон уже не раз пытался привлечь этого грозного борца на сторону Республики и к себе на службу. Одно событие, случившееся с ним по возвращении из Египта, последствия которого мы еще увидим, оставило в его душе неизгладимое воспоминание.

17 вандемьера VIII года (9 октября 1799) Бонапарт, как известно, высадился во Фрежюсе, не пройдя карантин, хотя и возвращался из Александрии. Вместе со своим верным адъютантом Роланом де Монтревелем он тут же сел в почтовую карету и отправился в Париж [14]14
  В этой главе Дюма пересказывает события I и II глав романа «Соратники Иегу».


[Закрыть].

В тот же день в четыре часа пополудни он прибыл в Авиньон, остановился в пятидесяти шагах от Ульских ворот перед гостиницей «Пале-Эгалите», которую все чаще называли «Пале-Рояль», как она именовалась с начала восемнадцатого века и продолжает зваться по сей день, и вышел из кареты, понуждаемый желанием, которое одолевает любого смертного между четырьмя и шестью часами вечера, – получить обед, хороший или плохой.

Хозяин гостиницы обратился к Бонапарту, хотя от своего спутника тот отличался лишь более решительными манерами и более отрывистой речью, и спросил его, подавать ли обед в отдельный кабинет или же они будут ужинать за общим столом.

Бонапарт на мгновение задумался, но поскольку известие о его возвращении еще не успело распространиться во Франции и все полагали, что он в Египте, а он сам и его спутник одеждой не отличались или почти не отличались от окружающих, то непреодолимое желание видеть своими глазами и слышать своими ушами, что происходит во Франции, взяло верх над опасением быть узнанным. В столовой как раз накрывали, следовательно, приступить к трапезе можно было без промедления. Бонапарт ответил, что будет ужинать за общим столом.

Затем он обратился к сопровождавшему их форейтору:

– Через час карета должна быть готова.

Хозяин гостиницы проводил вновь прибывших к столу. Первым в столовую вошел Бонапарт, за ним – Ролан.

Молодые люди – Бонапарту было тогда двадцать девять или тридцать лет, Ролану двадцать шесть – сели на одном конце стола, через три или четыре прибора от остальных.

Любой путешественник знает, какое впечатление производит новый гость за общим столом, – все взгляды обращаются к нему, и в ту же минуту он становится предметом всеобщего интереса.

За столом сидели завсегдатаи гостиницы, несколько путешественников, ехавших почтовой каретой из Марселя в Лион, и торговец вином из Бордо, вынужденный остановиться в Авиньоне в силу обстоятельств, о которых будет рассказано в дальнейшем.

То, что новые гости будто нарочно сели отдельно, лишь усилило любопытство собравшихся. Хотя оба молодых человека были одеты одинаково, на обоих сапоги с отворотами, короткие штаны, фраки с присборенной талией, походные сюртуки и широкополые шляпы, и хотя держались они друг с другом как равные, вошедший последним, казалось, относился к своему спутнику с особым почтением, которое не могло быть вызвано разницей в возрасте и, следовательно, объяснялось различием в общественном положении. Кроме того, он говорил своему спутнику «гражданин», а тот звал его просто по имени.

Однако вскоре произошло то, что обычно происходит в подобных случаях. Через минуту интерес к новым лицам угас, их оставили, и прерванная беседа возобновилась.

Речь шла о том, что всецело владело умами присутствующих, – о термидорианской реакции и воскресших надеждах роялистов. За столом свободно обсуждалась грядущая реставрация Бурбонов, которую теперь, когда Бонапарт заперт в Египте, ожидали не позже чем через шесть месяцев. Лион, один из тех городов, что сильнее всего пострадали во время Революции, разумеется, стал центром заговора: там находились и настоящее временное правительство, и комитет роялистов, и администрация, и генеральный штаб и армия.

Но для того чтобы содержать армию и вести постоянные военные действия в Вандее и Морбиане, требовались деньги, много денег. Кое-что давала Англия, но не очень щедрой рукой. Содержать своих врагов было под силу одной Республике. И вместо того, чтобы начать сложные переговоры, от которых Республика все равно отказалась бы, комитет роялистов организовал шайки, которые грабили казну, нападая на кареты, перевозившие государственные деньги. Мораль гражданской войны, весьма гибкая, рассматривала нападение на карету казначейства не как разбой, а как военную операцию.

Одна из этих шаек орудовала на дороге между Лионом и Марселем, и когда наши путешественники садились за стол, речь как раз зашла о нападении на карету, перевозившую шестьдесят тысяч франков, принадлежавших правительству. Это случилось накануне по дороге из Марселя в Авиньон, между Ламбеском и Пон-Роялем.

Воры, если можно так назвать благородных грабителей, совершенно не скрывали от кондуктора, получившего расписку на изъятую сумму, что отобранные деньги под более надежной охраной отправятся через всю Францию в Бретань и будут потрачены на содержание армии Кадудаля.

Все это представлялось новым, необычным, почти невероятным Бонапарту и Ролану, покинувшим Францию два года назад и не подозревавшим, как глубоко проникла безнравственность во все слои общества под отеческим крылом правительства Директории.

Все описанное случилось на той самой дороге, по которой они только что проехали, а рассказчик оказался одним из свидетелей этого происшествия. Это был виноторговец из Бордо. Бонапарт и его спутник выслушали рассказ молча, но пассажиров почтовой кареты, собиравшихся продолжать путь, заинтересовали подробности. Остальные слушатели из числа местных жителей были настолько осведомлены о случившемся, что, казалось, сами могут больше добавить к рассказу; чем узнать из него.

Виноторговец был в центре всеобщего внимания, и, нужно признать, он завладел им по праву, настолько любезно отвечал он на сыпавшиеся со всех сторон вопросы.

– Что же, гражданин, – спрашивал толстый господин, к которому жалась бледная и дрожащая от ужаса женщина, высокая, сухопарая и настолько худая, что, казалось, слышен стук ее костей, – вы говорите, что ограбление было совершено именно на той дороге, по которой мы только что ехали?

– Да, гражданин. Вы видели то место между Ламбеском и Пон-Роялем, где дорога поднимается между двух холмов, а вокруг много валунов?

– О да, друг мой, – сказала женщина, сжимая руку мужа, – я заметила его. Помнишь, я даже сказала: «Вот нехорошее место, его лучше миновать днем».

– Ах, сударыня, – сказал молодой человек, грассировавший даже сильнее, чем было модно в то время, и который, казалось, руководил беседой за обеденным столом, – вам должно быть известно, что Соратникам Иегу [15]15
  Соратники Иегу, или Иисуса (в документах того времени встречаются оба названия), – разбойничьи шайки, существовавшие на деньги роялистов, стремившихся посеять смуту в революционной Франции. После 9 термидора они свирепствовали в департаментах Роны, Эн и Юра и, вероятно, были связаны с вандейцами. В 1796 г. сто четырнадцать разбойников предстали перед судьями департамента Верхней Луары. После длительных проволочек казнены были только главари.


[Закрыть]безразлично, день или ночь!

– Действительно, – подхватил торговец, – нас остановили среди бела дня, было десять часов утра.

– Сколько было нападавших? – спросил толстый господин.

– Четверо, гражданин.

– Они сидели в засаде?

– Нет, они прискакали верхом, вооруженные до зубов и в масках.

– Так у них принято, – сказал картавый молодой человек. – А потом они, наверно, сказали: «Не оказывайте нам сопротивления, и вам не будет причинено никакого вреда. Нам нужны только деньги правительства».

– Слово в слово, гражданин.

– Да, – продолжал тот, кто казался так хорошо осведомленным. – Двое спешились, бросили поводья товарищам и потребовали у кондуктора отдать им деньги.

– Гражданин, – восхищенно сказал толстый господин, – вы рассказываете так, будто сами все видели!

– Возможно, этот господин был там, – сказал Ролан.

Молодой человек живо повернулся к офицеру.

– Я не знаю, гражданин, – сказал он, – не желали ли вы сказать мне грубость, мы поговорим об этом после обеда. Но как бы то ни было, не скрою, мои политические убеждения таковы, что я не считаю ваше подозрение обидным, если только вы действительно не собирались оскорбить меня. Но вчера утром, в десять часов, в то самое время, когда в четырех лье отсюда карета подверглась нападению, я завтракал здесь, между двух граждан, которые и сейчас оказывают мне честь, сидя по правую и левую руку от меня, и они могут это подтвердить.

– Сколько же вас было в карете? – на этот раз Ролан обратился к торговцу вином.

– Семеро мужчин и три женщины.

– Семеро мужчин, не считая кондуктора? – уточнил Ролан.

– Ну, разумеется, – ответил гражданин города Бордо.

– И вы ввосьмером позволили четырем разбойникам ограбить вас! Браво, сударь.

– Мы знали, с кем имеем дело, – ответил торговец, – поэтому у нас и мысли не было оказывать сопротивление.

– Позвольте, – воскликнул Ролан, – ведь вы имели дело с негодяями, грабителями, разбойниками с большой дороги!

– Вовсе нет, они назвали себя.

– Назвали себя?

– Они сказали: «Мы не разбойники, мы – Соратники Иегу. Сопротивление бесполезно, господа. Сударыни, не бойтесь».

– Действительно, – сказал молодой человек, – у них принято предупреждать, чтобы не вышло какого-нибудь недоразумения.

– Ах, вот как, – сказал Ролан, в то время как Бонапарт хранил молчание, – и что это за гражданин Иегу, у которого такие вежливые соратники? Он их капитан?

– Сударь, – сказал человек в одежде, напоминавшей сутану, скорее всего, местный обыватель и завсегдатай гостиничного трактира, – если бы вы более усердно читали Священное Писание, вы бы знали, что гражданин Иегу умер примерно две тысячи шестьсот лет назад и, следовательно, не может сейчас промышлять разбоем на большой дороге.

– Господин аббат, – ответил Ролан, – поскольку, несмотря на ваш язвительный тон, вы кажетесь мне весьма образованным человеком, позвольте жалкому невеже узнать подробнее об этом Иегу, умершем две тысячи шестьсот лет назад, но у которого, тем не менее, есть достойные соратники, носящие его имя.

– Сударь, – кисло отозвался человек в сутане, – Иегу был царем Израиля [16]16
  Десятый царь Израиля, воин. Вторая книга Царств, 9-10, описывает его как поборника справедливости.


[Закрыть]. Елисей помазал его на царство, чтобы он воздал по заслугам за преступления, совершенные домом Ахава и Иезавели, и казнил всех жрецов Ваала.

– Господин аббат, – смеясь, ответил молодой офицер, – благодарю за объяснение, не сомневаюсь, оно соответствует истине и свидетельствует о ваших познаниях, но, признаюсь, мне оно не очень помогло.

– Как, гражданин! – удивился тот. – Разве вы не понимаете, что Иегу – это Его Величество Людовик XVIII, хранимый Господом, помазанный на царство, чтобы карать за преступления Республики и казнить жрецов Ваала, то есть жирондистов, кордельеров, якобинцев, термидорианцев и всех, кто принимал участие в ужасных деяниях, которые последние семь лет называются революцией!

– В самом деле! – сказал Ролан. – Я начинаю понимать. А относятся ли к врагам, с которыми борются Соратники Иегу, отважные солдаты, отбросившие неприятеля от границ Франции, и прославленные генералы, командовавшие армиями в Тироле, Италии, на Самбре и Маасе?

– Несомненно, и в первую очередь!

В глазах Ролана промелькнули молнии, ноздри его затрепетали, губы сжались. Он привстал, но спутник потянул его за сюртук и заставил сесть обратно. Слово «негодяй», которое Ролан был уже готов бросить в лицо собеседнику, так и осталось непроизнесенным.

Затем тот, кто только что доказал свою власть над товарищем, спокойно заговорил:

– Гражданин, – сказал он, – простите двух путешественников, покинувших Францию два года назад, а теперь вернувшихся чуть ли не из Америки или Индии, словом, с края земли, и которые не представляют, что здесь творится, но были бы рады это узнать.

– Скажите, что именно вы хотели бы узнать? – спросил молодой человек, казалось, не заметивший вспышки Ролана.

– Я полагал, – продолжал Бонапарт, – что Бурбоны окончательно изгнаны, я полагал, что цель полиции – истребить разбойников и грабителей с большой дороги, наконец, я полагал, что генерал Гош давно навел порядок в Вандее.

– Откуда же вы? Откуда вы приехали? – воскликнул молодой человек, расхохотавшись.

– Я уже сказал вам, гражданин, с края света.

– Ну что же, сейчас вы все поймете. Бурбоны небогаты, а эмигранты, имущество которых продано, разорены. Без денег невозможно содержать две армии на западе и создать еще одну в горах Оверни. Ну так что же! Соратники Иегу, останавливающие кареты и опустошающие ящики сборщиков налогов, стали преемниками роялистских генералов. Теперь помощи следует ждать от Шаретта, Кадудаля и Тейсонне.

– Но, – робко вмешался торговец из Бордо, – если господа Соратники Иегу покушаются только на деньги правительства…

– На деньги правительства, и ни на какие другие! Не было случая, чтобы они ограбили частное лицо.

– Как же тогда вышло, что вчера, – продолжал торговец, – вместе с деньгами правительства они прихватили принадлежавший мне опечатанный мешочек [17]17
  Опечатанный мешочек с деньгами для пересылки по почте.


[Закрыть], в котором было двести луидоров?

– Дорогой мой, – отвечал молодой человек, – я уже говорил, что произошла ошибка, и рано или поздно вам вернут деньги. Это так же верно, как то, что меня зовут Альфред де Баржоль.

Торговец вздохнул и покачал головой, как человек, который, несмотря на все уверения, все еще сомневается.

Но в эту самую минуту, словно в знак того, что слова молодого человека, который открыл и свое имя, и положение в обществе, пробудили чувство порядочности в тех, за кого он поручился, у ворот гостиницы остановилась мчавшаяся галопом лошадь, в коридоре послышались шаги, дверь столовой распахнулась, и на пороге появился вооруженный до зубов человек в маске.

Все взгляды обратились к нему.

– Господа, – сказал он посреди глубокой тишины, вызванной неожиданным явлением, – есть ли среди вас путешественник по имени Жан Пико, который был в дилижансе, остановленном между Ламбеском и Пон-Роялем Соратниками Иегу?

– Да, – с удивлением ответил торговец.

– Это вы, сударь? – спросил человек в маске.

– Это я.

– У вас что-нибудь отобрали?

– Да, у меня отняли мешочек с двумястами луидоров, который я отдал на хранение кондуктору.

– И я должен сказать, – добавил г-н Альфред де Баржоль, – что как раз сейчас он рассказывал об этом и считал свои деньги безвозвратно потерянными.

– Он ошибался, – сказал человек в маске, – мы воюем с правительством, а не с обычными гражданами. Мы – борцы, а не воры. Вот ваши двести луидоров, сударь, и если еще когда-нибудь произойдет подобная ошибка, протестуйте именем Моргана.

С этими словами человек в маске положил мешочек с золотом перед торговцем, учтиво поклонился сидящим за столом и вышел, оставив одних трепещущими от ужаса, других – ошеломленными подобной смелостью.

В эту минуту пришли сказать, что карета Бонапарта готова. Он встал, велел Ролану расплатиться и вышел. Когда Ролан собирался присоединиться к своему спутнику, путь ему внезапно преградил Альфред де Баржоль.

– Извините, сударь, – сказал он, – мне показалось, что вы что-то хотели сказать мне, но сдержались. Могу ли я узнать, почему?

– Ах, сударь, – ответил Ролан, – потому, что мой спутник дернул меня за сюртук, и я, не желая вызвать его неудовольствие, не стал называть вас мерзавцем, как собирался.

– В таком случае, сударь, если вы собирались оскорбить меня, я могу считать оскорбление нанесенным?

– Если это доставит вам удовольствие, сударь…

– Это доставит мне удовольствие, если я смогу потребовать удовлетворения.

– Сударь, – ответил Ролан, – как видите, мы с моим спутником очень торопимся, но я охотно задержусь на часок, если вы считаете, что этого будет достаточно, чтобы уладить наше дело.

– Часа хватит, сударь.

Ролан поклонился и поспешил к почтовой карете.

– Ну что, – спросил Бонапарт, – ты дерешься?

– Я не мог поступить иначе, генерал, – ответил Ролан, – но противник, кажется, слабый, это займет не больше часа. Я возьму лошадь и наверняка догоню вас еще до Лиона.

Бонапарт пожал плечами.

– Сорвиголова, – сказал он и добавил, пожав ему руку: – Постарайся, чтобы тебя не убили, ты нужен мне в Париже.

– О, не беспокойтесь, генерал. Между Валенсом и Вьенной я дам о себе знать.

Бонапарт уехал.

За лье до Валенса он услышал топот лошади, мчавшейся галопом, и велел остановить карету.

– А, это ты, Ролан, – сказал он, – похоже, все прошло удачно?

– Великолепно, – сказал Ролан, расплачиваясь за лошадь.

– Вы дрались?

– Да, мой генерал.

– На чем?

– На пистолетах.

– И?..

– Я убил его, мой генерал.

Ролан уселся рядом с Бонапартом, и карета помчалась дальше.

IV
СЫН МЕЛЬНИКА ИЗ ЛЯ ГЁРШ

Ролан был нужен Бонапарту в Париже, чтобы поддержать его 18 брюмера. После 18 брюмера Бонапарту вспомнилось то, что он увидел и услышал за столом в авиньонской гостинице. Он решил беспощадно преследовать Соратников Иегу. При первой возможности он пустил по их следу Ролана, наделив его самыми широкими полномочиями. Позже мы расскажем, как возможность эта представилась благодаря женщине, осуществлявшей собственный план возмездия, и как после отчаянной борьбы четверо предводителей Соратников Иегу попали в руки Бонапарта, и как они умерли, до конца оставшись достойными своей славы.

Ролан вернулся в Париж победителем. Теперь речь шла не о том, чтобы захватить Кадудаля, – уже стало ясно, что это невозможно, – теперь нужно было привлечь его на сторону Республики.

Это дело Бонапарт снова поручил Ролану.

Ролан отправился в путь. Из Нанта он поехал в Ларош-Бернар, оттуда, расспросив, куда ехать дальше, повернул к деревне Музийак [18]18
  Центр кантона Морбиан, в 22 километрах к востоку от Ванна.


[Закрыть].

Действительно, Кадудаль был там.

Опередим же Ролана, войдем в деревню и приблизимся к четвертому дому по правой стороне, приникнем к щели в ставне и заглянем внутрь.

Перед нами – человек в одежде зажиточного морбианского крестьянина. Единственное отличие – золотой галун, шириной в палец, которым обшита его куртка, петлицы и поля шляпы. На нем фрак серого сукна с зеленым воротом, довершают наряд широкие бретонские штаны и кожаные гетры выше колена.

На стуле брошена сабля, на столе на расстоянии вытянутой руки – пара пистолетов. На стволах двух или трех карабинов, прислоненных к камину, – отблески яркого пламени.

Человек сидит у стола, на котором лежат пистолеты. Лампа освещает его лицо и бумаги, которые он читает с огромным вниманием. Ему около тридцати лет; открытое веселое лицо, обрамленное вьющимися светлыми волосами, оживляют большие голубые глаза. Улыбка его открывает два ряда белоснежных зубов, которых никогда не касались инструменты дантиста. У него, как и у его земляка дю Гесклена, большая круглая голова, поэтому он известен не только как Жорж Кадудаль, но и как генерал Круглая Голова.

Жорж был сыном фермера из Керлеано. Он едва успел получить прекрасное образование в колледже Ванна, когда в Вандее раздались первые призывы к роялистскому восстанию. Кадудаль услышал их, собрал товарищей по охоте и развлечениям, возглавил их, пересек Луару и предложил свои услуги Стоффле.

Однако у бывшего лесничего г-на де Молеврье были свои соображения, он не любил аристократию, а буржуазию и того меньше. Прежде чем принять услуги Кадудаля, он хотел увидеть его в деле. Кадудаль только этого и добивался.

На следующий день разразилось сражение. Увидев, как Кадудаль бесстрашно атакует Синих, не обращая никакого внимания на штыки и стрельбу, Стоффле не удержался и сказал стоявшему рядом г-ну де Боншану:

– Если эту круглую голову не снесет ядром, ее ждет большое будущее.

С тех пор прозвище «Круглая Голова» так и осталось за Кадудалем. Жорж сражался в Вандее да поражения при Савенэ [19]19
  23 декабря 1793 г.


[Закрыть], когда половина вандейской армии осталась на поле боя, а другая половина рассеялась как дым. Три года он проявлял чудеса силы, ловкости и отваги и, вновь перейдя Луару, вернулся в Морбиан.

Оказавшись на родной земле, Кадудаль стал воевать уже сам по себе. Генерал, которого боготворили солдаты, повиновавшиеся по первому его знаку, оправдал пророчество Стоффле. Он превзошел Ларош-Жаклена, д'Эльбе, Бонашана, Лескюра, Шаретта, самого Стоффле, он был так же знаменит, как они, и гораздо более могуществен, потому что теперь едва ли не в одиночку боролся с правительством Бонапарта, который уже два месяца был консулом и готовился выступить к Маренго.

Три дня назад Кадудаль узнал, что генерал Брюн, выигравший сражения при Алкмаре и Кастрикуме, спаситель Голландии, командующий западной армией республиканцев, прибыл в Нант с целью любой ценой уничтожить Кадудаля и шуанов.

Ну что же! Он во что бы то ни стало должен доказать командующему, что не боится его, а устрашение – не то оружие, с которым можно идти против него. В эту минуту он обдумывал какую-нибудь громкую операцию, которая поразила бы республиканцев, но вскоре поднял голову, услышав стук копыт. Это был кто-то из своих, раз ему удалось беспрепятственно миновать посты шуанов, расставленные вдоль всей дороги на Ларош-Бернар, и столь же беспрепятственно добраться до Музийака.

Всадник остановился перед домом, прошел по дорожке и оказался перед Жоржем.

– А, это ты, Бранш-д'Ор [20]20
  Бранш-д'Ор (Branche-d'Or) – Золотая ветвь.


[Закрыть], – сказал Кадудаль. – Откуда ты?

– Из Нанта, генерал.

– Какие новости?

– Адъютант генерала Бонапарта сопровождает генерала Брюна, у него особое поручение к вам.

– Ко мне?

– Да.

– Ты знаешь, как его зовут?

– Ролан де Монтревель.

– Ты его видел?

– Так же, как вас.

– Что это за птица?

– Красивый молодой человек двадцати шести или двадцати семи лет.

– Когда он будет здесь?

– Примерно через час или два.

– Ты сообщил о нем часовым?

– Да, дорога будет свободна.

– Где сейчас авангард республиканцев?

– В Ларош-Бернаре.

– Сколько их?

– Около тысячи.

В это время снова послышался стук копыт.

– О, – сказал Бранш-д'Ор, – неужели это он? Не может быть!

– Это не он, всадник приближается со стороны Ванна. Второй всадник остановился у дверей и вошел. Кадудаль узнал его, хотя тот был с головы до ног закутан в плащ.

– Это ты, Кер-де-Руа [21]21
  Кер-де-Руа (Cœur de Roi) – Королевское сердце.


[Закрыть]? – спросил он.

– Да, мой генерал.

– Откуда ты?

– Из Ванна, куда вы послали меня следить за Синими.

– Отлично, и чем же они заняты?

– Они умирают с голоду, и генерал Харти собирается сегодня ночью совершить налет на склады Гран-Шана, чтобы пополнить припасы. Генерал будет командовать лично и, чтобы это легче было делать, выступит с колонной всего из ста человек.

– Кер-де-Руа, ты устал?

– Никак нет, генерал.

– А твоя лошадь?

– Она скакала довольно быстро, но не сдохнет, если пройдет еще три-четыре лье. Два часа отдыха и…

– Два часа отдыха, двойная порция овса, и пусть она пройдет шесть!

– Она пройдет их, генерал!

– Ты отправишься в путь и от моего имени прикажешь на рассвете очистить деревню Гран-Шан.

Кадудаль замолчал, прислушиваясь.

– Ага, – сказал он, – на этот раз, похоже, это он. Я слышу стук копыт со стороны Ларош-Бернара.

– Это он, – сказал Бранш-д'Ор.

– Кто это? – спросил Кер-де-Руа.

– Тот, кого ждет генерал.

– Ну, друзья мои, оставьте меня одного, – сказал Кадудаль. – Кер-де-Руа, ты должен как можно раньше попасть в Гран-Шан, а ты, Бранш-д'Ор, собери тридцать человек, и будьте готовы немедленно отправиться гонцами во все концы страны. И позаботься об ужине для двоих, пусть подадут лучшее, что найдется.

– Вы уезжаете, генерал?

– Нет, я выйду встретить того, кто приехал. Быстро выходи и постарайся, чтобы тебя не заметили!

Кадудаль показался на пороге в ту минуту, когда всадник, осадив лошадь, оглядывался по сторонам.

– Он здесь, сударь, – сказал ему Жорж.

– Кто именно? – спросил всадник.

– Тот, кого вы ищете.

– Почему вы думаете, что я кого-то ищу?

– Об этом нетрудно догадаться.

– И кого же я ищу?

– Жоржа Кадудаля, об этом тоже легко догадаться.

– Хм, – произнес молодой человек.

Он спрыгнул с лошади и хотел привязать ее к ставню.

– Бросьте поводья, – сказал Кадудаль, – и не беспокойтесь о вашей лошади. Когда она вам понадобится, вы легко найдете ее. В Бретани ничего не пропадает. Вы на земле, где царит порядок, – и, указав на дверь, продолжал: – Окажите мне честь, господин Ролан де Монтревель, войдите в этот скромный дом. Сегодня я могу принять вас только в этом дворце.

Как ни прекрасно владел собой Ролан, он все же не смог скрыть удивления, и при свете огня, который разожгла чья-то заботливая рука, яснее, чем при свете лампы, было видно, что Ролан тщетно пытается понять, как тот, кого он искал, смог заранее узнать о его приезде. Однако Ролан счел неуместным обнаружить свое любопытство, сел на стул, предложенный Кадудалем, и вытянул ноги к огню.

– Так это и есть ваша штаб-квартира? – спросил он.

– Да, полковник.

Ролан оглядел комнату.

– У вас довольно странная охрана.

– Вы говорите так потому, что по пути сюда не встретили ни души?

– Признаюсь, на глаза мне не попалось даже кошки.

– Но это не значит, что дорога не охраняется, – рассмеялся Кадудаль.

– Бог мой, может быть, ее сторожат совы, которые всю дорогу перелетали за мной с ветки на ветку? В таком случае беру свои слова назад.

– Именно так, – ответил Кадудаль. – Совы – мои часовые. У них прекрасное зрение, ведь в отличие от людей они видят ночью.

– Пусть так, но если бы я заранее не разузнал дорогу в Ларош-Бернаре, мне бы не у кого было спросить, куда ехать дальше.

– Где бы вы ни остановились по пути, вам стоило громко спросить: «Где найти Жоржа Кадудаля», и вы бы услышали голос: «В деревне Музийак, четвертый дом по правой стороне». Вы никого не видели, полковник, так что же! Сейчас полторы тысячи человек знают, что господин Ролан де Монтревель, адъютант первого консула, беседует с мельником из Керлеано.

– Но если эти полторы тысячи человек знают, что я адъютант первого консула, как же они пропустили меня?

– Потому что они получили приказ не только пропустить вас, но и оказывать любую помощь, которая только понадобится.

– Так вы знали, что я должен приехать?

– Я знал не только то, что вы должны приехать, но и зачем.

– В таком случае не имеет смысла рассказывать вам об этом.

– Пожалуй, да, но, возможно, мне будет приятно услышать то, что вы скажете.

– Первый консул желает заключить мир, – полный мир, а не перемирие. Он уже подписал мирный договор с аббатом Бернье, Отишаном, Шатийоном и Сюзанне. Его огорчает, что только вы, кого он считает храбрым и достойным противником, упорствуете и не прекращаете сопротивления. Итак, он послал меня прямо к вам. На каких условиях вы согласны заключить мир?

– О, мои условия очень просты, – смеясь, сказал Кадудаль. – Первый консул должен уступить трон Его Величеству Людовику XVIII, он должен стать его коннетаблем, генерал-лейтенантом, командующим его армией и флотом, и в тот же миг перемирие превратится в настоящий мир, и я первый стану верным солдатом консула.

Ролан пожал плечами.

– Вы прекрасно понимаете, что это невозможно, – ответил он, – и первый консул ответит решительным отказом на это предложение.

– Ну что ж, поэтому я и намерен вновь открыть военные действия.

– И когда же?

– Сегодня ночью. Вам повезло, вы сможете присутствовать при этом.

– Известно ли вам, что генералы Отишаи, Шатийон, Сюзанне и аббат Бернье сложили оружие?

– Они вандейцы, и от имени вандейцев вольны делать, что им угодно. Я – бретонец и шуан, и от имени бретонцев и шуанов могу поступать, как мне заблагорассудится.

– Послушайте, генерал, но таким образом вы втягиваете этот несчастный край в истребительную войну!

– Я призываю христиан и роялистов принять мученическую смерть.

– Генерал Брюн в Нанте, у него восемь тысяч французских пленных, которых нам передали англичане.

– Очень жаль, полковник, но пусть они не ждут, что с нами будет так же. Синие научили нас не брать пленных. Что до численности противника, то это мелочи, на которые мы привыкли не обращать внимания.

– Знаете ли вы, что если генерал Брюн и восемь тысяч его пленных, к которым присоединятся двадцать тысяч солдат, перешедших под его командование от генерала Гедувиля, не смогут вас победить, то первый консул полон решимости лично выступить против вас со стотысячным войском?

– Мы будем признательны за оказанную нам честь, – отвечал Кадудаль, – и постараемся доказать, что достойны сражаться с ним.

– Он сожжет ваши города.

– Мы укроемся в деревнях.

– Он сожжет деревни.

– Мы уйдем в леса.

– Подумайте еще, генерал!

– Окажите мне любезность, проведите со мной сутки, и вы увидите, что я уже все обдумал.

– И если я соглашусь?..

– Вы доставите мне большое удовольствие, полковник. Только не просите у меня больше, чем я могу дать: сон в деревенском доме, лошадь, чтобы сопровождать меня, пропуск, чтобы уехать отсюда.

– Я согласен.

– Дайте слово не оспаривать приказов, которые я буду отдавать, и не пытаться расстроить сюрприз, который я готовлю.

– Генерал, мне так интересно увидеть вас в деле, что я даю вам слово!

– И не вмешиваться в то, чему вы станете свидетелем?.. – продолжал Кадудаль.

– Что бы ни случилось, я ограничусь ролью зрителя. Я хочу сказать первому консулу: «Я видел».

Кадудаль улыбнулся:

– Ну что же, и вы увидите! – сказал он.

Дверь отворилась, двое крестьян внесли накрытый с гол, на котором дымился капустный суп с куском сала и стояли два стакана и огромный кувшин, доверху полный пенящегося сидра. Стол был накрыт на двоих, «то было явным приглашением разделить трапезу.

– Видите, господин де Монтревель, – сказал Кадудаль, – мои ребята надеются, что вы окажете мне честь отобедать со мной.

– И они совершенно правы, – ответил Ролан, – я умираю с голоду, и если бы вы не пригласили меня, я бы попытался силой получить свою долю.

Молодой полковник с удовольствием уселся напротив генерала шуанов.

– Прошу меня извинить за обед, который я вам предлагаю, – сказал Кадудаль, – мне, в отличие от ваших генералов, не возмещают убытков, понесенных на войне, поэтому у меня некоторые перебои со снабжением с тех пор, как вы отправили на эшафот моих банкиров. Я бы мог предъявить вам претензии по этому поводу, но я знаю, что вы не прибегали ни ко лжи, ни к хитрости, и все было по-солдатски честно. Стало быть, мне не в чем вас упрекнуть. И к тому же я должен поблагодарить вас за ту сумму, которую вы мне передали.

– Среди условий мадемуазель де Фаргас, предавшей в наши руки убийц брата, было и такое: деньги, которые она потребовала от вашего имени, должны были быть переданы вам. Первый консул только сдержал данное слово.

Кадудаль поклонился. Ему, как человеку безупречной честности, это казалось вполне естественным.

– Что ты нам еще подашь, Бриз-Бле [22]22
  Бриз-Блё (Brise-Bleu) – Сокрушитель Синих.


[Закрыть]? – обратился он к одному из бретонцев, ставивших стол.

– Фрикасе из цыпленка, генерал.

– Вот полное меню нашего обеда, господин де Монтревель.

– Это настоящий пир, но меня смущает одно обстоятельство…

– Что же?

– Когда настанет время поднять бокалы…

– А, вы не любите сидр! – сказал Кадудаль. – Черт побери! Я в затруднении. Признаюсь, сидр и вода – это все, что есть в моих погребах.

– Дело не в этом. За чье здоровье мы будем пить?

– Так вот что вас беспокоит, господин Монтревель, – с необыкновенным достоинством отвечал Кадудаль. – Мы поднимем стаканы за здоровье нашей общей матери – Франции! Мы служим ей по-разному, но, я полагаю, с равной любовью. За Францию, сударь! – сказал он, наполняя свой стакан.