Текст книги "Шевалье де Сент-Эрмин. Том 1"

Автор книги: Александр Дюма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 31 страниц)

Савари знал, что первый консул любил знать о событиях заранее, тонким и проницательным умом в мельчайших фактах улавливая самые потайные намерения. Прочитав письмо, Бонапарт задумался, но меньше чем через четверть часа уже отдавал приказ:

– Господин Савари, поезжайте и проведите несколько дней у вашего друга. Вы должны изучить Вандею и попытаться понять, что там готовится.

Савари инкогнито выехал в тот же день. Прибыв на место, он счел ситуацию настолько серьезной, что, переодевшись в крестьянина и заставив своего друга сделать то же, отправился вместе с ним по следам банды, о которой говорилось в письме.

На третий день они догнали нескольких человек, которые накануне покинули банду. От них они узнали все, что хотели. И Савари вернулся в Париж, полный уверенности, что достаточно поднести спичку, – и в Вандее и Морбиане опять вспыхнет пожар.

Бонапарт слушал его с нескрываемым удивлением. Он верил, что там давно все кончено. Он, конечно, знал, что Жорж Кадудаль объявил ему новую войну, но думал, что тот еще в Лондоне, как уверяли агенты Ренье, якобы не спускавшие с него глаз, и особенно не беспокоился.

В то время парижские тюрьмы были переполнены заключенными, которых обвиняли в шпионаже и политических интригах. Их не судили. Потому что сам Бонапарт заявил, что наступит время, когда можно будет уже не придавать значения этим мелким преступлениям и разом отпустить на волю всех этих несчастных.

На этот раз Бонапарт, в обход Фуше, запросил у Савари список всех арестованных с указанием даты и причины их ареста. В этом списке значились имена неких Пико и Лебуржуа, которые были арестованы год назад, приблизительно тогда, когда готовился взрыв адской машины, в Пон-Одемер в Нормандии, куда они прибыли из Англии. В протоколе их задержания было указано: «Прибыли для покушения на жизнь первого консула».

Чья судьба захотела, чтобы взгляд Бонапарта упал на эти две фамилии, неизвестно. Но только, выбрав еще троих арестантов, он приказал немедленно провести следствие и отдать их под суд.

Несмотря на доказательства, выдвигавшиеся против Пико и Лебуржуа, они держались с восхитительным хладнокровием. Но их связь с Сен-Режаном и Карбоном была настолько очевидна, что им вынесли смертный приговор и расстреляли. Они, казалось, к этому и стремились, бросая вызов властям и заявляя, что правительству недолго осталось ждать войны и в этой войне Бонапарту уже не выжить.

Из троих прочих· обвиняемых двое были оправданы, а третий приговорен к смертной казни. Его звали Кёрель, он был родом из Нижней Бретани и служил в Вандее у Жоржа Кадудаля.

Он был арестован по доносу ростовщика, которому имел несчастье выплатить только часть долга. Когда ростовщик не получил оставшуюся часть, он заявил на Кёреля как на заговорщика, и того посадили в тюрьму.

Между судом над Пико и Лебуржуа и судом над Кёрелем прошло несколько часов, в результате их должны были казнить в разное время. Двое приговоренных, расставаясь с товарищем, сказали ему перед смертью:

– Делай, как мы. У нас набожные души и честные сердца, мы боремся за престол и алтарь. Мы идем на смерть за дело, которое откроет нам небесные врата. Умри, ни в чем не признаваясь, если тебя приговорят. Бог поставит тебя рядом с другими мучениками, и ты познаешь райское блаженство!

Кёрель, как и предвидели его сообщники, был приговорен. В девять часов вечера секретарь суда отослал приговор начальнику штаба, чтобы тот привел его в исполнение, как обычно, ранним утром.

Начальник штаба был на балу. Вернувшись в три часа утра, он вскрыл депешу, спрятал ее под подушку и заснул.

Если бы приказ поступил раньше, если бы Кёрель пошел на казнь вместе со своими сообщниками, он, несомненно, ощущал бы их поддержку и из самолюбия умер вместе с ними, унеся в могилу их тайну. Но эта задержка, этот день, проведенный в одиночной камере в ожидании смерти, и медленное приближение рокового часа внушили ему непреодолимый страх. Около семи часов вечера он упал и забился в таких судорогах, что все подумали, не выпросил ли он яд у тюремщиков. Позвали тюремного врача. Он спросил осужденного, что явилось причиной его припадка, и уговаривал его признаться, что все дело в яде, мол, надо только сказать, что это был за яд, и тогда ему можно будет помочь.

Но Кёрель схватил врача за плечи, прижался губами к его уху и прошептал:

– Я не отравился. Я боюсь!

И врач воспользовался моментом, так как понял, что этого человека можно заставить говорить.

– Вы знаете, – сказал он, – тайну, которая очень важна для полиции. Выдайте ее, и кто знает, а вдруг вас помилуют?

– Нет, ни за что! – зарыдал осужденный. – Слишком поздно!

Но в конце концов Кёрель под давлением врача взял перо и бумагу и написал губернатору Парижа, что хочет дать показания.

К тому времени губернатором Парижа был уже не Жюно, а Мюрат. По мнению Бонапарта, Жюно был слишком прост, и потому он сместил его.

Около одиннадцати часов вечера первый консул, озабоченный и нервный, беседовал с Реалем. Неожиданно дверь отворилась, Савари доложил о приходе губернатора, и Мюрат вошел в кабинет.

– Ах, это вы, Мюрат, – Бонапарт сделал несколько шагов навстречу своему зятю. – Надо думать, у вас что-то есть, раз вы явились сюда в такой час.

– Да, генерал, я только что получил письмо одного негодяя, приговоренного к смерти. Казнь должна состояться завтра утром. Он хочет дать показания.

– Ладно, – беспечно ответил Бонапарт. – Перешлите это письмо секретарю суда, пусть решает, что с ним делать.

– Я так и хотел сделать, – ответил Мюрат. – Но это письмо отличается такой искренностью и убежденностью, что оно меня весьма заинтересовало. Пожалуйста, прочтите сами.

– Вот бедняга! – произнес первый консул, прочитав письмо. – Хочет выпросить еще час жизни, только и всего. Делайте, как я сказал…»

И он вернул письмо Мюрату.

– Но, генерал, – настаивал Мюрат, – вы, наверное, не заметили: этот человек утверждает, что его показания имеют огромную важность.

– Заметил, я все внимательно прочитал. Тут все ясно, и именно поэтому повторяю: не стоит беспокоиться из-за этого приговоренного.

– Кто знает? – не уступал Мюрат. – Позвольте нам с господином Реалем разобраться с этим делом.

– Раз вы так упорствуете, – согласился Бонапарт, – я сдаюсь. Реаль, пойдите и допросите его. Мюрат, проводите министра, если хотите, но только никаких отсрочек, слышите, никаких отсрочек.

Реаль и Мюрат простились с Бонапартом, и он пошел спать.

XXXII
АГЕНТУРА ГРАЖДАНИНА РЕНЬЕ И АГЕНТУРА ГРАЖДАНИНА ФУШЕ

Было уже заполночь, когда Реаль и Мюрат покинули кабинет первого консула.

Расстрел Кёреля был назначен на семь часов утра. Мюрат получил его письмо во время большого званого ужина, который в тот вечер он устраивал у себя в особняке и на который непременно должен был вернуться. Поэтому он поручил навестить узника Реалю: предупредив первого консула, он свою задачу выполнил, теперь дело было за министром юстиции.

Реаль решил, что разговор с Кёрелем стоит начать за два часа до казни. Если его показания будут того стоить, исполнение приговора можно отложить, в противном случае все пойдет своим чередом. Кроме того, как человек, привыкший управлять человеческими чувствами, Реаль решил, что томительное ночное ожидание и предрассветный шум приготовлений к казни нанесут последний удар мужеству узника и заставят его быть полностью откровенным.

Мы видели, в каком состоянии пребывал несчастный заговорщик, когда попросил тюремного врача предупредить Мюрата о том, что у него есть важные сведения. Вообразите теперь, до чего он дошел, когда не получил никакого ответа и не дождался губернатора Парижа. Потеряв остатки мужества и сил, пожираемый страхом, он тихо, как послушный ребенок, ждал смерти, и лишь изредка нервная судорога сотрясала его тело. Он неотрывно смотрел на окно, которое выходило на улицу, боясь увидеть первые лучи солнца.

Около пяти часов утра Кёрель вздрогнул, услышав шум кареты, остановившейся у ворот тюрьмы. Он жадно ловил каждый звук: вот открылись и закрылись двери, вот в коридоре раздались шаги то ли двух, то ли трех человек, вот они остановились, и загремел ключ в замке. Дверь отворилась. В последней надежде он взглянул на вошедшего: сквозь складки шинели он пытался разглядеть роскошный мундир Мюрата, сверкающий перьями и вышивкой, но увидел человека в черном, который, несмотря на мягкое и доброжелательное лицо, показался ему зловещим.

В настенных канделябрах зажгли свечи, Реаль огляделся и понял, что это не камера. И в самом деле, узник был так близок к смерти, что его переместили в канцелярию суда. Реаль увидел также койку, на которой несчастный всю ночь пролежал, не раздеваясь, и, наконец, посмотрел на Кёреля. Тот стоял, протягивая к нему руки.

Реаль подал знак, и они остались вдвоем.

– Я – министр юстиции, – представился он. – Вы выразили желание дать показания. Я пришел, чтобы выслушать вас.

Кёреля затрясло так, что он не мог произнести ни звука, его зубы застучали, а лицо задергалось в страшных судорогах.

– Успокойтесь, – государственный советник привык видеть людей, идущих на казнь, но никогда еще ему не доводилось встретиться с человеком, испытывающим такой ужас перед смертью. – Я пришел к вам с добрыми намерениями, хотя мои обязанности не всегда позволяют проявлять доброту. Теперь вы можете говорить?

– Попробую, – ответил несчастный, – но только зачем? Разве для меня не будет все кончено через два часа?

– Я не имею права что-нибудь обещать, – ответил Реаль. – Но если то, о чем вы хотите рассказать, действительно имеет огромное, как вы утверждаете, значение…

– Ах, вы сами все поймете! – вскричал узник. – Пожалуйста, что вы хотите узнать? Что вы хотите, чтобы я сказал? Помогите мне, у меня голова идет кругом.

– Успокойтесь и отвечайте. Прежде всего, ваша фамилия?

– Кёрель.

– Кем вы были?

– Офицером санитарной службы.

– Где вы служили?

– В Бивиле.

– А теперь сами расскажите мне то, что хотели.

– Во имя Господа я расскажу вам всю правду, но вы мне не поверите.

– Я все понял, – улыбнулся Реаль. – Вы не виновны, не так ли?

– Да, клянусь вам.

Реаль с сомнением покачал головой.

– Да, – продолжил узник, – я не виновен в том, в чем меня обвинили, и могу это доказать.

– Почему вы раньше этого не сделали?

– Потому что мне надо было предъявить алиби, которое, с одной стороны, меня спасало, а с другой – губило.

– Но вы принимали участие в заговоре?

– Да, но не с Пико и Лебуржуа. Клянусь, я не имею никакого отношения к адской машине. В то время я был в Англии с Жоржем Кадудалем.

– А когда вы приехали во Францию?

– Два месяца назад.

– Значит, вот уже два месяца, как вы расстались с Кадудалем?

– Я с ним не расставался.

– Как это? Вы здесь, Кадудаль – в Лондоне, по-моему, вы должны были расстаться!

– Жорж вовсе не в Лондоне.

– А где же?

– В Париже.

– В Париже! – подскочив на стуле, вскричал Реаль. – Но это невозможно!

– И все-таки он здесь, потому что мы приехали вместе, и я говорил с ним прямо перед моим арестом.

Значит, Жорж вот уже два месяца в Париже! Значит, предполагая, что признание этого узника может оказаться важным, никто и вообразить не мог, в какой степени!

– А как вы попали во Францию?

– Через скалы Бивиля. Это было в воскресенье, нас доставил к берегу маленький английский шлюп, и мы чуть не утонули, потому что погода была ужасной.

– Так, так, – задумался Реаль. – Все это гораздо важнее, чем я думал, мой друг, я ничего не обещаю, и однако… Продолжайте. Сколько вас было?

– Во время первой высадки нас было девять человек.

– А сколько с тех пор было высадок?

– Три.

– Кто встречал вас на берегу?

– Сын часовщика. Он проводил нас на ферму, название которой я не знаю. Мы сидели там три дня, а потом, двигаясь от фермы к ферме, добрались почти до Парижа. Здесь нас уже ждали друзья Жоржа, которые прибыли раньше нас.

– Вы знаете их имена?

– Только двоих: его бывший адъютант Соль де Гризоль и еще некто по имени Шарль д'Озье.

– Вы когда-нибудь видели их раньше?

– Да, в Лондоне, год назад.

– И что было дальше?

– Эти два господина посадили Жоржа в кабриолет, а мы отправились дальше пешком и вошли в город через разные заставы. За два месяца я видел Жоржа только три раза, и всякий раз он сам звал меня. И мы всегда встречались с ним в каком-то новом месте.

– Где вы его видели в последний раз?

– У виноторговца. Его лавка находится на углу улицы Бака и улицы Варенны. А потом я не прошел и тридцати шагов, как меня схватили.

– Вы что-нибудь получали от него?

– Да, он передал мне сто франков через Фоконье, консьержа Тампля.

– Как вы думаете, он до сих пор в Париже?

– Я в этом уверен. Он ждал прибытия своих людей, впрочем, он не собирался предпринимать никаких действий, пока в Париж не явится один из французских принцев.

– Один из французских принцев? – Реаль не верил своим ушам. – И вы знаете, кого именно ждал Кадудаль?

– Нет, сударь.

– Хорошо, – Реаль встал.

– Сударь, – узник схватил его за руку, – я сказал вам все, что знаю, хотя мои друзья сочтут меня предателем, трусом, ничтожеством.

– Не волнуйтесь, – заверил его министр юстиции, – вы не умрете. По крайней мере сегодня. Я попытаюсь склонить первого консула на вашу сторону, но вы должны молчать, никому ни слова, понятно? Иначе я ни за что не ручаюсь. Возьмите эти деньги и попросите все, что вам нужно для восстановления сил. Завтра, может статься, я снова навещу вас.

– О, сударь! – Кёрель бросился к ногам Реаля. – Вы уверены, что я не умру?

– Я не могу вам этого обещать, держите язык за зубами и надейтесь.

Приказ первого консула: «Никаких отсрочек!» был настолько категоричным, что Реаль осмелился сказать начальнику тюрьмы только одно:

– Договоритесь с начальником гарнизона, чтобы он ничего не предпринимал до десяти часов утра.

Было шесть часов. Реаль знал, что Бонапарт велел будить его только ради плохих новостей. Обдумав новость, с которой он шел к первому консулу, Реаль счел, что она скорее плохая, чем хорошая, и, значит, Бонапарта придется побеспокоить. Он направился прямиком в Тюильри и разбудил Констана. Тот растолкал мамелюка, который дремал у дверей Бонапарта с тех пор, как первый консул стал спать отдельно от Жозефины.

Рустан разбудил хозяина. Бурьен уже не пользовался прежними привилегиями при своем бывшем товарище по коллежу, так как начинал впадать в немилость. Мамелюку пришлось дважды повторить Бонапарту, что его ждет министр юстиции, пока первый консул наконец не поверил, что никакой ошибки быть не может.

– Зажгите свет, – приказал Бонапарт. – И пусть войдет.

Зажгли свечи над камином, свет упал на постель.

– Как, Реаль, вы уже здесь? – сказал Бонапарт, когда министр юстиции вошел в спальню. – Значит, дело оказалось серьезнее, чем мы думали?

– Серьезнее не бывает, генерал.

– Что вы хотите этим сказать?

– То, что я узнал, очень странно.

– Расскажите, – попросил Бонапарт, подперев голову рукой и приготовившись слушать.

– Гражданин генерал, – сказал министр юстиции, – Жорж в Париже вместе со всей своей бандой.

– Что, что? – не понял первый консул.

Реаль повторил.

– Да нет же! – Бонапарт пожал плечами тем характерным движением, которое было свойственно ему в моменты сомнений. – Это просто невозможно.

– Но это правда, генерал.

– Так вот на что намекал мне этот разбойник Фуше, когда вчера написал мне, что кинжалы носятся в воздухе! Вот, возьмите его письмо. Я положил его на тумбочку и не придал ему никакого значения.

Он позвонил.

– Вызовите Бурьена, – приказал Бонапарт вошедшему на его зов Констану.

Бурьена разбудили, он оделся, спустился вниз и поступил в распоряжение первого консула.

– Пишите, – приказал Бонапарт, – пусть Ренье и Фуше немедленно прибудут в Тюильри по делу Кадудаля. Пусть захватят с собой все материалы, какие у них есть. Пошлите две депеши с ординарцами. Тем временем Реаль мне все разъяснит.

Реаль остался с Бонапартом и слово в слово повторил ему свою беседу с Кёрелем: как заговорщики прибыли из Англии на английском шлюпе через скалы Бивиля; как их встретил часовщик, имени которого узник не знает, как он проводил их на ферму, как затем, перебираясь от одной фермы к другой, они дошли до Парижа и как Кёрель в последний раз видел Кадудаля в доме на углу улицы Бака и улицы Варенны. Передав все эти сведения Бонапарту, Реаль попросил его разрешения вернуться в тюрьму к умирающему от страха узнику, чью казнь он отложил на несколько часов из-за важности его показаний.

На этот раз Бонапарт согласился с Реалем и разрешил ему обещать узнику если не свободу, то, по меньшей мере, жизнь.

Реаль уехал, оставив первого консула, ожидавшего Ренье и Фуше, в руках его камердинера.

Ренье застал Бонапарта уже полностью одетым и причесанным. Сдвинув брови, он прохаживался взад и вперед, склонив голову на грудь и сложив руки за спиной.

– Доброе утро, Ренье, – поздоровался первый консул. – Что вы вчера говорили мне насчет Кадудаля?

– Я сказал, гражданин первый консул, что получил письмо, в котором мне сообщили, что он по-прежнему в Лондоне и что три дня назад он обедал в Кингстоне у секретаря господина Аддингтона. Вот письмо, возьмите.

В это время доложили о прибытии Фуше.

– Пусть войдет, – распорядился первый консул, довольный тем, что может столкнуть лицом к лицу двух своих министров полиции: официального и явного – Ренье и неофициального и тайного – Фуше.

– Фуше, – сказал Бонапарт, – я вызвал вас для того, чтобы вы рассудили Ренье и меня. Ренье утверждает, что Кадудаль в Лондоне, а я говорю, что он в Париже. Кто из нас прав?

– Тот, кого вчера я предупреждал: «Берегитесь, кинжалы носятся в воздухе!»

– Вы слышите, Ренье: это я получил такое письмо от господина Фуше, значит, прав я.

– Может быть, – пожав плечами, сказал Ренье, – вы передадите господину Фуше вчерашнее письмо из Лондона?

Бонапарт еще держал в руках письмо, которое дал ему Ренье. Он отдал его Фуше, и тот внимательно с ним ознакомился.

– Позволит ли первый консул, – обратился Фуше к Бонапарту, – представить ему человека, который прибыл из Лондона во Францию вместе с Кадудалем и с ним же прибыл в Париж?

– Черт побери! – воскликнул первый консул. – Вы доставите мне удовольствие!

Фуше вышел в приемную и вернулся с агентом Виктором. Агент, одетый с иголочки, как две капли воды походил на одного из юных роялистов, которые то ли по убеждению, то ли следуя моде строили заговоры против первого консула.

Он почтительно поклонился и замер у порога.

– Что же это такое? – спросил Бонапарт. – Если этот человек прибыл в Париж вместе с Кадудалем, то почему он до сих пор на свободе?

– Потому что, – отвечал Фуше, – это агент, которого я направил в Лондон специально для того, чтобы он следил за Кадудалем. И дабы не терять Жоржа из виду, он последовал за ним во Францию и добрался до Парижа.

– Когда это произошло? – спросил первый консул.

– Два месяца назад, – ответил Фуше. – Если господин Ренье хочет лично допросить моего агента, он окажет ему большую честь.

Ренье подал агенту знак, и тот приблизился. Тем временем Бонапарт с любопытством разглядывал молодого человека. Агент был одет по последней моде, ни дать ни взять юный щеголь после утреннего визита к г-же Рекамье или к г-же Тальен. Казалось, он делает над собой усилие, чтобы загасить дежурную лучезарную улыбку.

– Сударь, – обратился к агенту Ренье, – что вы делали в Лондоне?

– Гражданин министр, – ответил агент, – я делал то же, что и все, – строил заговоры против гражданина первого консула.

– С какой целью?

– Чтобы Их Высочества принцы представили меня Жоржу Кадудалю.

– О каких принцах вы говорите?

– О принцах из дома Бурбонов.

– И вы добились того, чтобы вас рекомендовали Кадудалю?

– Да, господин министр, мне оказал эту честь Его Высочество герцог Беррийский. Он отрекомендовал меня таким образом, что Жорж счел меня достойным войти в состав первой же экспедиции, которую он направил во Францию, то есть в группу из девяти человек, его сопровождавших.

– Кто были эти люди?

– Господин Костер Сен-Виктор, господин Бюрбан, господин де Ривьер, генерал Лажоле, некто по имени Пико, которого не надо путать с тем, кого только что расстреляли, господин Буве де Лозье, господин Дамонвиль, некто по имени Кёрель, который был приговорен к смерти вчера, ваш покорный слуга и Жорж Кадудаль [102]102
  Высадка Кадудаля в Бивиле состоялась в воскресенье 21 августа 1803 г. Среди его спутников были, за некоторыми исключениями, не те роялисты, которых перечислил Дюма, а Эрмели, Лаэ Сент-Илер, Бреш, под именем Кирша, Жуайо, под именем Дассас и Виль-Нёв, и Керель – все офицеры из Морбиана, Трош-сын и Луи Пико, бывший слугой у Кадудаля. См. Cadoudal Georges.Georges Cadoudal et la chouannerie («Жорж Кадудаль и шуаны»). Париж, Ε. Pion, Nourrit et Cie, 1887, с. 296.


[Закрыть].

– Как вы пересекли море?

– На чем-то вроде тендера, командовал капитан Райт.

– Я знаю его! – воскликнул Бонапарт. – Это бывший секретарь Сиднея Смита.

– Совершенно верно, – подтвердил Фуше.

– Погода стояла ужасная, – продолжал агент, – мы с большим трудом во время прилива подошли к скалам Бивиля.

– Где вы вышли на берег? – спросил Бонапарт.

– Недалеко от Дьеппа, генерал, – ответил Фуше.

Бонапарт заметил, что из почтительности, довольно странной для человека такого сорта, агент не отвечал непосредственно ему, а лишь слегка склонял голову, пока Фуше отвечал за него. Такое смирение тронуло его.

– Когда я вас спрашиваю, – сказал он агенту, – вы можете отвечать непосредственно мне.

Агент снова поклонился и сказал:

– Нас высадили под отвесными скалами Бивиля, которые в этом месте поднимаются на высоту около двухсот тридцати футов.

– И как же вы взобрались наверх? – поинтересовался Бонапарт.

– По тросу толщиной с корабельный канат! Поднимаешься наверх при помощи рук, а ногами упираешься в скалу, которая образует там что-то вроде каминной трубы. Для удобства на тросе навязаны узлы и кое-где даже горизонтальные перекладины, на которых можно немного передохнуть на манер попугаев на жердочке. Я полез первым, за мной – господин маркиз де Ривьер, генерал Лажоле, Пико, Бюрбан, Кёрель, Буве, Дамонвиль, Костер Сен-Виктор и последний – Жорж Кадудаль. Когда мы добрались до середины, многие стали жаловаться на усталость.

– Предупреждаю, – крикнул Кадудаль, – я только что отрезал нижнюю часть троса.

И в самом деле мы услышали, как с шумом падает к подножью скал обрезанный трос.

– Мы повисли между небом и землей, – продолжил агент, – спуститься мы уже не могли, надо было лезть до самого верха. И мы добрались без всяких происшествий.

Признаюсь, когда я коснулся земли, я был до такой степени напуган этим подъемом, что всем телом прижался к земле, боясь, что если встану на ноги, то голова закружится и я упаду в пропасть.

Господин де Ривьер, самый слабый из нас, лежал почти без сознания, Костер Сен-Виктор выбрался наверх, насвистывая охотничью песенку, а Кадудаль, тяжело дыша, признался:

– Тяжеловато для человека, который весит больше двухсот шестидесяти фунтов.

Затем генерал отвязал трос от кола, вокруг которого он был намотан и за который крепился, и послал эту вторую половину вслед за первой. Мы спросили его, что он делает и зачем, а он ответил, что этот трос служил контрабандистам, и какой-нибудь бедолага может полезть по нему, добраться до середины скалы и повиснуть над пропастью на высоте ста футов.

Проявив такую заботу, он каркнул, как ворона. Ему ответило уханье совы, и появились двое. Это были наши провожатые.

– Господин Фуше сказал, что Жорж добрался от Бивиля до Парижа, останавливаясь в заранее подготовленных местах. Вы запомнили эти места?

– Конечно, генерал. Я передал список господину Фуше, впрочем, я помню их наизусть, и если кто-нибудь может их записать, то я готов все продиктовать.

Бонапарт позвонил.

– Позовите Савари, – сказал он. – Сегодня его очередь.

Когда Савари пришел, Бонапарт велел ему сесть за стол и записать все, что скажет агент.

Виктор начал диктовать:

– Сначала мы переночевали в матросской хижине, которая стоит в сотне шагов от обрыва, она служит для того, чтобы те, кто ждет посадки на судно или встречает прибывших, могли укрыться от ненастья. Оттуда мы отправились на первый пункт, в Гильмекур, к молодому человеку по имени Пажо де Поли. Вторую остановку мы сделали на ферме в Потри, община Сен-Реми, у супругов Детримон. Третью – в Прёзевиле у человека по имени Луазель.

Теперь позвольте мне, господин полковник, – продолжал агент с присущей ему вежливостью, – обратить ваше внимание на то, что после Прёзевиля дорога расходится в трех разных направлениях, и по всем трем направлениям можно дойти до Парижа. На дороге, крайней слева, четвертым пунктом был Омаль, хозяин по имени Монье, пятым – Фёкьер, хозяин – Кольо, шестым – Монсо, хозяин – Леклерк, седьмым – Отёй, хозяин – Риго, восьмым – Сен-Любен, хозяин – Массиньон, и девятым – Сен-Лё-Таверни, хозяин – Ламот. Если же следовать от развилки по центральному направлению, то четвертым пунктом будет Гайфонтен, у вдовы Лесёр, пятым – Сен-Клер, у Саше, шестым – Гурней, у вдовы Какёрей. По крайне правому направлению четвертым пунктом был Роншероль, у Гамбю, пятым – Сен-Греспен, у Бертангля, шестым – Этрепаньи, у Дамонвиля, седьмым – Вореаль, у Буве де Лозье, и восьмым – Обон, у Ивоне [103]103
  Эти маршруты взяты из кн.: Марко де Сент-Илер. Два заговора времен Империи. Ed. Hippolyte Souverain, 1845 (Bibliothèque des romans nouveaux. T. 85) T. I. C. 132. Прим. 1.


[Закрыть]. Это все.

– Савари, – приказал первый консул, – храните эту бумагу как зеницу ока, она нам еще пригодится. Итак! Что скажете, Ренье?

– Ей-богу, или мои агенты ничего не стоят, или данный господин – ловкий мошенник.

– В ваших устах, господин министр, – сказал агент с поклоном, – эти слова – уже похвала, но я не мошенник, я всего-навсего обладаю чуть большей проницательностью, чем другие, и необыкновенным даром перевоплощения.

– Ладно, расскажите теперь, что вы с Жоржем делали в Париже, – вмешался первый консул.

– Я следил за ним, а он переезжал раза три-четыре: сначала он остановился на улице Фермы, потом – на улице Бака. Там он и встречался с Кёрелем, после чего беднягу схватили прямо на улице. Сейчас генерал Кадудаль живет на улице Шайо под именем Ларива.

– Но как же так, сударь, – Ренье не выдержал и обратился к Фуше, – если вы давно уже в курсе…

– Два месяца, – уточнил Фуше.

– …почему вы не приказали арестовать его?

Фуше захохотал.

– Простите, господин министр полиции, – сказал он сквозь смех, – но пока я сам не сяду на скамью подсудимых, я не раскрою вам мои тайны. Впрочем, обещаю открыть этот секрет генералу Бонапарту.

– Мой дорогой Ренье, – консул тоже рассмеялся, – думаю, после того, что мы только что слышали, вы можете спокойно отозвать из Лондона вашего агента. Но прежде всего, мой дорогой Ренье, как министр юстиции проследите за тем, чтобы бедняга, которому вчера вынесли смертный приговор и который нам поведал чистую правду – мы должны это признать, так как его показания полностью совпали с заявлениями этого господина, – Бонапарт указал на агента Виктора, – не был казнен. Я не говорю о помиловании, потому что хочу посмотреть, как он поведет себя в тюрьме. Вы будете наблюдать за ним и через полгода представите мне отчет о его поведении. А теперь, мой дорогой Ренье, мне остается только выразить сожаление, что я так рано поднял вас с постели, ибо я вполне мог обойтись и без вас. Фуше, останьтесь.

Агент Виктор отошел как можно дальше в глубину кабинета, как бы оставив первого консула и настоящего префекта полиции наедине.

– Вы обещали, – Бонапарт кипел от возмущения, – объяснить, почему держали от меня в секрете пребывание Кадудаля в Париже.

– Я держал это в секрете, гражданин первый консул, прежде всего для того, чтобы вы ничего не знали.

– Оставьте ваши шутки, – нахмурился Бонапарт.

– Упаси Боже, гражданин консул, я вовсе не шучу, и очень сожалею, что сегодня вы вынудили меня раскрыть все карты. Дело в том, что честь, которой вы меня удостоили, приблизив к своей особе, позволила мне досконально изучить вас… Черт! Ну что вы сердитесь, это же моя профессия! Так вот. Когда вы в ярости, вы не способны удержать в себе любой, даже самый мелкий секрет. Пока вы не теряете хладнокровия, все хорошо, вы запечатаны, как бутылка шампанского, но стоит вам взбеситься, как – хлоп! пробка вылетает и все выходит вместе с пеной.

– Господин Фуше, – скривил губы Бонапарт, – избавь те меня от ваших сравнений.

– Я, мой генерал, с удовольствием избавлю вас от моих откровений. Позвольте мне откланяться.

– Ладно, мир, – Бонапарт взял себя в руки. – Я хочу знать, почему вы не арестовали Жоржа.

– Вы в самом деле хотите это знать?

– Решительно.

– А если из-за вас я проиграю мою битву на Риволи, вы не станете меня обвинять?

– Нет.

– Хорошо. Я хочу поймать всех ваших врагов одной сетью. Я хочу, чтобы вы первый кричали «ура!» этому сказочному улову. И я не хотел брать Кадудаля, потому что только вчера в Париж приехал Пишегрю?

– Что? Пишегрю в Париже!

– На улице Аркады [104]104
  Так называлась дорога, проложенная через замок Терн. В настоящее время эта улица носит название Байенской.


[Закрыть], к вашему сведению, потому что у него еще не было времени, чтобы связаться с Моро.

– С Моро! – вскричал Бонапарт. – Да вы с ума сошли! Вы что забыли, что они насмерть разругались?

– Ах да, потому что Моро изобличил Пишегрю, которому завидовал! Но вы-то, гражданин первый консул, лучше всех знаете, что Пишегрю, брат которого тот, что аббат, чтобы выплатить Гайену долг в шестьсот франков, который Пишегрю не успел отдать до своего отъезда, вынужден был продать шпагу и эполеты с надписью: «Шпага и эполеты покорителя Голландии». Вы прекрасно знаете, что Пишегрю не получал миллиона от господина принца де Конде. И вы тем более знаете, что Пишегрю, который никогда не был женат и, следовательно, не имеет ни жены, ни детей, не мог в своем договоре с принцем Конде потребовать ренту в двести тысяч франков для своей вдовы и в сто тысяч франков для своих детей. Это все мелкие клеветнические измышления, которые используются властями против человека, оказавшего им такие услуги, что за них можно заплатить только черной неблагодарностью. Что ж, Моро признал свою вину, и вчера Пишегрю приехал в Париж, чтобы простить его.

Узнав, что два человека, которых он считал своими заклятыми врагами, объединились, Бонапарт не удержался и быстро осенил себя корсиканским крестом – эта привычка была свойственна ему так же, как и всем его соотечественникам.

– Но когда они увидятся, – спросил Бонапарт, – когда они договорятся между собой и когда те самые кинжалы, что носятся в воздухе, направятся в мою сторону, тогда вы, наконец, избавите меня от них? Вы арестуете их?

– Пока нет.

– Но чего вы ждете, черт вас дери?

– Когда особа, которую они ждут, прибудет в Париж.

– Какая еще особа?

– Принц из дома Бурбонов.

– Им нужен принц, чтобы убить меня?

– Прежде всего, кто вам сказал, что они хотят вас убить? Кадудаль определенно заявил, что никогда не станет вас убивать.

– А на что же он рассчитывал с адской машиной?

– Он клянется всеми святыми, что не имеет никакого отношения к этой дьявольской затее.

– Но чего же он хочет?

– Драться с вами.

– Со мной?

– Почему бы и нет? Вы же совсем недавно хотели драться с Моро.

– Но Моро – это Моро, то есть великий генерал, победитель, правда, я называл его генералом отступлений, но это было до Гогенлиндена. А как они хотят драться со мной?