Текст книги "Галопом по космоворотам (СИ)"
Автор книги: Александр Бычевский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)
23
Если в старой вселенной Уолли пират-капиталист с прозвищем «Лихой», то здесь вне всякого сомнения он талантливый светооператор и постановщик, хотевший показать спектакль своей мечты. Иначе невозможно объяснить почему в последний момент, когда до клубка силуэтов оставалось несколько сот метров он фанатично обнял лозами корабли и пришельцев, чтобы те не шевелились, а молча терялись в догадках, что же светит там на дне, если не цветы? И когда подобный вопрос слишком громко прозвучал в чьей-то голове – пространство наполнилось металлическим скрежетом, свидетельствующим о том, что под цветочным куполом всё будет по правилам Флора.
Кромешную тьму разрезали тусклые лучи цветов-прожекторов, демонстрируя убранство сцены: посреди лежал бездыханный зверь с броней из тысячи зубов по правую руку от которого стоял забавный кораблик, на котором учатся летать девчушки; по левую – смятая лозами танковая дивизия меж, которой разбросаны трупики трутней-дронов так и не дождавшихся команды «уничтожить». Между этих декораций расставлены актеры-марионетки, неспособные шевельнуться без дозволения Уолли, однако, имелось три исключения: Серебряный, Анигиляша и то ли какой-то святой, то ли диктатор, то ли святой диктатор. Троица безучастно смотрела вверх, но не на снизошедших полюбоваться пришельцев, а на звездочки под куполом, казавшиеся также далеко, как дом. Также безучастно они смотрели, когда отдавший себя полностью процессу Флор, сплел небольшую трибуну куда усадил марионеток. Цветочная хватка нервировала всех, ведь неизвестно чего ожидать от цветка, которого допек Саймон Кубовски.
– Продолжай репортаж, с момента выстрела, – прозвучал любовный шелест.
Анигиляша захлопала глазками, переглянулась с Серебряным, потом с человеком, о котором многие слышали, но никто никогда не видел его за стенами собственного города. Она несколько секунд вкрадчиво смотрела на трибуну, выискивая очертание головы Балехандро, которую она никогда не спутает из-за его взбаламученной прически. Она потратила еще несколько мгновений на поиски. Выражая утомление публики прозвучал менее ласковый шелест: «Репортаж».
– С вами Анигиляша с планеты Дестрой, – повисла небольшая пауза из-за шуршания лозы, которая ставила оператора на нужный по мнению Флора ракурс. – Мы находимся на сцене цветочного театра, где по левую руку от меня стоит Джонни Серебряный, новый любимец публики, а по правую руку – Коллекционер. Перед тем, как прервался эфир прогремел выстрел…
– БАМ! – все, кто могли подпрыгнули из-за выкрика Серебряного.
– А потом появился он...
Анигиляша слегка поклонилась публике, обеими руками показывала Коллекционера. Он блеснул улыбкой, которой можно смело спорить за звание самой обаятельной. Он выглядел, как человек с настолько прямой спиной, что, тщеславно поклонившись, пробудил в каждом вопрос: «И как он вообще сгибается?», – с таким высоким ростом это казалось чем-то из ряда вон. В то время, как для прозвища Коллекционер – забавные два маленьких усика, и блестящее пенсне казались самим собой разумеющимся. Несколько секунд он пронзал взглядом темноту, выискивая своего слушателя, а после заговорил так, будто открывает торги.
– Многим я известен под имением Коллекционер, и мне бы не хотелось этого менять, – он подмигнул камере. – Тем не менее, если мы и дальше будем изолированы этим чудесным цветком с планеты Флор, то он пойдет на крайние меры.
– Кто он? – осторожно, как актриса цветочной сцены спросила Анигиляша.
– Создатель, – с тоской какой вспоминают о старых друзьях проговорил он, а после окликнул Джонни. – Серебряный? Ты можешь не верить мне, но у тебя нет выбора.
Серебряный мерял сцену длинными шагами, не говоря и слова. По его виду невозможно определить: хочет он вышибить кому-нибудь мозги или прошло несколько бесконечностей за время которых он узнал, что бюрократическая вселенная больная фантазия идиотов, решивших поспорить, о чем спорят Создатели?
– Будь в моем мозговышибателе ещё один патрон, я бы обязательно им сейчас воспользовался! – обращался к публике пират.
Слушающие терялись в догадках, но Флор по-прежнему держал их в лозовых рукавицах, однако, заложники консервных банок, преодолев места, напоминавшие гармошки сумели добраться до трапов. Шеф ничего не говорил, молча покуривая сигарету и шикая всякий раз, когда кто-то из экипажа хотел раззявить рот. Балехандро же, как только выбрался, то сразу окликнул Анигиляшу, пообещав спуститься к ней, как придумает подходящий способ. Он не уверен можно ли просить цветок, удерживающий всех против воли протянуть лозу дружбы. Гарри подумывал столкнуть его, и даже нашел в глазах Ларри одобрение, ведь Балехандро с завидной периодичностью был той еще сволочью, но что-то спрятанное под слоями жировой брони мешало это сделать. Ему стало тошно от того, что этому сукиному сыну, в который раз удалось вытащить его из студии, и если бы не он, то сейчас Гарри стоял в какой-нибудь унылой очереди на парковку. И завтра бы он стоял в ней. И послезавтра. Что-то необычайно горячее растапливало слой за слоем брони. Гарри чувствовал, что находиться здесь всяко лучше, чем в очереди.
– Может кто-нибудь объяснит, что здесь происходит!? – озвучил вторую в списке популярных мыслей Балехандро, но ему никто не ответил.
– Мне нужен Док, – обращаясь то ли к публике, то ли к Коллекционеру театрально проговорил Серебряный.
– Знать не знаю, кто такой Док, но…
Пространство под куполом наполнилось шелестом, прервавшим на полуслове Коллекционера и просившим всего-навсего подождать. Сидевшие рядом не без интереса наблюдали за тем, как лоза бережно потащила какого-то парня с трибуны. Оператор стоял в выгодном положении, чтобы запечатлеть крепкие, но короткие объятия двух друзей.
– Полагаю теперь, когда у тебя есть Док, тебе нужно посовещаться с ним? – Серебряный дебильно ухмыльнулся Коллекционеру. – Но знаешь, что Джонни Серебряный? Раз у нас полная изоляция от внешнего мира и сотни наблюдателей, то может объяснишь заодно и им?
– А какого хера я должен объяснять эти бредни? – по-пиратски с презрением бросил Серебряный, оглянув трибуну, где сотни глаз готовы испепелить любого, кто и дальше будет тянуть бюрократа за пиджак.
– Бредни? Отнюдь! Это чистейшая правда, и то, что ты отказываешься в это поверить, не делает это ложью или чем-то другим.
Анигиляша хотела что-то сказать, но вмешался Док, которого ни к чему не обязывала цветочная сцена, ведь в глубине его души нет никакой требухи, связанной с актерством или развлечением народа. Он глубоко вдохнул, прежде, чем заговорить и если до этого вдоха Доку хотелось на правах старого брюзги брюзжать, то теперь он чувствовал какое-то дебильное ликование от того, что сможет произнести со сцены:
– Вы, суки, передышали спорами и потому говорите загадками?! Объясните уже кто-нибудь, какого ляда здесь происходит, иначе я… – если бы сидящие на трибуне могли похлопать талантливой игре Дока, то обязательно это сделали. – И Уолли, твою через плечо, спусти сюда Хьюго и Джалинду, и того богомерзкого пони!
– И нас. – как типичный шеф произнес шеф.
– И нас! – подхватил Балехандро.
Уолли бережливо спускал марионеток. Серебряный взял Дока и Коллекционера под локотки, чтобы что-то обсудить пока на сцене творится кавардак. Одни обнимались, как Анигиляша и Балехандро. Другие, как шеф еле держались на ногах, смотря на спину Коллекционера. Третьи же еле держались на ногах перед спиной Джонни, который чувствуя на себе восторженные взгляды украдкой повернул голову, чтобы доказать – его улыбка первая в этой вселенной, и заметив её, шеф так и видел её в эфире Первого Бюрократического. Но вначале нужно уладить другие дела. Удовлетворить интерес большинства, требующих ответа на вопрос: какого ляда происходит?
– Пока не появился цветок, Уолли, – Серебряный скривил лицо, будто только осознал, что за цветок Уолли, но решив, что есть дела поважнее, продолжил. – Коллекционер рассказал о том, как появилась эта вселенная и предложил варианты.
– Варианты? – спросил Док, нелепо улыбнувшись толпе, которая и без этой вымученной улыбки не восторге от шушуканья троицы.
Приподняв ладонь, словно прося подождать, Коллекционер попросил направить все освещение на него, приглушив над остальными, чтобы его разглядел каждый.
– Дамы и господа, я буду максимально краток, и постараюсь донести всю суть не только нашего положения, в котором мы оказались по редкому стечению обстоятельств: я покинул стены своего города или как вы его зовете «Прибежище для лишенных», огромный цветок держит нас в заложниках, и с вероятностью в 90% мы умрем. – Уолли ослабил хватку услышав про смерть от самого Коллекционера, толпа недовольно загудела. – У нас нет времени на это, – отмахнулся от гула Коллекционер, но тот лишь усилился.
– Тогда используй время с большей пользой, чем описывая обстоятельства! – донеслось с трибун.
– Да! А то стоит, распинается! – подливал масло в огонь Док.
– Коллекционер? И что ты коллекционируешь, херовые обстоятельства? – в правое ухо прокричал Серебряный, но Коллекционер не повел и бровью.
– Вижу вам не терпится отправиться к праотцам? – недовольный гул утих, но взгляды казались такими острыми, что ими можно заколоть какого-нибудь ббм. – Хорошо, без проблем. Сейчас, пока мы заключены здесь, верные псы Создателя облепливают этот цветок со всех сторон, и кто-то, наверное, даже из того отдела уже находится здесь. Подтверди, если чувствуешь это цветок по имени Уолли? С минуты на минуту они закончат наши бюрократические страдания, чтобы он выиграл спор…
– Да, – суховато по-осеннему прошелестел Флор.
Одна часть толпы гудела, другая шипела, третья кричала, четвертая молчала. Последних так мало, что не слышно, как Коллекционер спрашивал у цветка: «Вокруг тебя скапливаются вооруженные силы Бюрократии?», – однако, стоявший рядом Серебряный ещё не забыл, каково быть самым опасным пиратом, а потому выкрикнул тот же вопрос так, что Флор от страха захотел иссохнуть, но вместо этого он тревожно, как перед дождем прошелестел: «Да», – и тогда толпа, которая не занята лобызаниями, как Анигиляша и Алехандро захотела выслушать, что же хочет предложить Коллекционер.
– Есть два путя: ждать смерти, – толпа нервно засмеялась. – Или вы все подпишете доку…
Коллекционер так долго сидел в стенах своего городишки, что успел позабыть, как искусно управлять толпой, чтобы та от смеха тут же не переходила к гневным обещаниям выпотрошить всю его семью, ведь просить подписать документы перед лицом смерти мог не коллекционер, а самый закостенелый бюрократ. Переглядываясь меж собой все понимали, что собрались под цветочным куполом не потому, что они бюрократы до мозга костей, которым только сунь бумажку, так они её подпишут. Не потому что Серебряный и Анигиляша очаровательны, а потому что этот забег – бегство от реальности, а в реальности всё, что угодно лучше, чем стоять в очереди!
– Прежде, чем продолжать слушать этот бред, мне бы хотелось прояснить, – начал Балехандро с оглядкой на шефа, который выпустил дым, как обычно выпускает, когда хочет показать всем своим видом, что ему плевать. – Мы умрем из-за того, что ты покинул свой город, чтобы полюбоваться Серебряным?
Толпа вонзила свои взгляды вначале в Джонни, который знаменито улыбнулся, сыграв на гневных струнах душ мелодию любви, от чего у них не осталось и толики теплоты, когда улыбнулся Коллекционер. Его улыбка выглядела так, будто он издевается, а толпы на грани смерти такого не любят.
– Вы умрете, потому что Создатель сделает всё, чтобы я не выиграл наш спор.
– Да кто ты нахер такой, чтобы спорить с Создателем!? – прозвучало откуда-то с трибун.
– Смотри, как разгоняет, сука! Отстроил город для изгоев, ну махнули сверху рукой: «Живете себе, юродивые», – а он смотри, как загнул!
– Может быть Гомер? – все посмотрели на человека неумело пытающегося разрядить обстановку, потом на красавицу рядом с ним, которой даже не нужно улыбаться, чтобы сыграть на их бомбардах[1], ведь при виде нее им хотелось гудеть.
– Нет, Хьюго, ты ещё не скоро научишься гомерически смеяться… – Док улыбнулся Джалинде, та улыбнулась Хьюго, Хьюго надул губы, ведь имя Гомер ему так понравилось.
– Ладно, давай перестанем ходить вокруг да около, ты можешь уже сказать им тоже самое, что сказал мне? – поглаживая мозговышибатель, словно там по волшебству материализовался патрон устало проговорил Серебряный.
Прохлада цветочного купола сменилась жаром бурлящего котла, где из-за насмешливой улыбки Коллекционера толпа близка, чтобы дойти до кипения. Древняя злоба превращала их не понимающие взгляды в горящие звезды, которые после коллапса разорвут ткань мироздания, чего уж говорить про какого-то человечка на сцене? Однако никто не решался преступить к задуманному. Благодаря этим взглядом Коллекционер вспомнил, как управляться с толпой. Жестами он прогнал всех со сцены, разрешив остаться лишь оператору, Анигиляше и Серебряному, ведь тот одним своим видом успокаивал публику. Пират настоял, чтобы рядом с ним остался Док. Коллекционер пожал плечами, а после на правах звезды цветочной сцены начал щелчками пальцев обозначать для Флора, какое нужно освещение. Досчитав от трёх до единицы и произнеся в конце: «Мотор», – Коллекционер начал свой рассказ.
– Мы заключили пари с Создателем: «Если ты найдешь все бланки, Коллекционер», – то я создам вселенную, какую пожелаешь! Хочешь розовых пони? Будут розовые пони! И всё в таком духе. Мы, как полагается бюрократам закрепили все документально и с того дня я ищу бланки. С каждым бланком нападки от Создателя становились всё грубее и грубее, а в какой-то миг, если вы помните он разрушил мой старый город «случайно упавшим метеоритом», да Анигиляша? – Анигиляша, ведущая тот репортаж стыдливо опустила глаза.
– Это по-прежнему не объясняет почему тебе нужны подписи! – выкрикнул как-то из толпы.
– Чтобы получить последний бланк мне нужно передать триста тысяч душ церковникам, они считают это справедливой ценой за бланк, и тогда всё изменится!
Что может быть более пугающим для бюрократа, чем церковник, который получит их душу, если подписать бумажку? Никто под куполом доподлинно не знал ответа, ведь бюрократы делятся на два типа: те, которые знают наверняка, что подписями делают вселенную лучше, и те, которые подписывая очередную бумажку знают, что ей можно подтереться, как и заверениям человека, уверяющего с цветочной сцены: «И тогда всё изменится!». Мнение толпы делилось и дробилась от самого популярного до самого неочевидного, и каждый мог найти себе сторонников по вкусу.
– Нужно забрать бланки у Коллекционера и просто покинуть вселенную! – кричали первые.
– Нужно подписать документы, и настоять на том, чтобы Создатель создал Эдем! – кричали вторые.
– Никакой Эдем не будет создан, будет создана очередная бюрократия… – зверели другие.
– Нужно закончить марафон, получить бланки и потом уже думать! – наивно выкрикивали те, которые не расслышали слова Коллекционера о том, что последний бланк находится в лоне церкви.
– Вы идиоты, нет никаких бланков! – поправляли их те, кто считали, что имя «Одиссей» не подойдет для Хьюго.
Однако, самой многочисленной группой оказались те, кто считали, что не существует: бланков, Создателей, УниТазов, коллекционеров, цветочных сцен; есть только истощенный «бухлотоном» мозг, который в горячке придумал всю эту цветочную историю, чтобы дотянуть до утра, где если по волшебству не появится вселенский запас минералки, то само небо сжалится над их похмельем. И голос этой многочисленной, изнывающей от жажды группы взывал к другой части толпы, которая жалела, что не налакалась «бухлотоном». В момент, когда градус всеобщего безумия дошел до максимальной отметки, откуда-то, за куполом прогремел голос, который слышал любой, кто просыпался под стойкой бара «Круг».
– На правах поставщика «бухлотона» и человека, обещавшему награду за Серебряного, меня избрали на роль переговорщика. Пустите меня в свою… – Бус замялся, пытаясь придумать, как бы выразиться поизящнее и без ругательства. – Цветочную, чтоб меня, обитель!
Толпа смотрела на Коллекционера, который повернулся к оператору, заглянул в объектив камеры и несколько секунд медленно хлопал глазами, нагоняя драматизма, как полагалось любому, кто находился на цветочной сцене. Насмешливое выражение сменилось решимостью человека, чьи молнии, сверкающие под пенсне способны испепелить любого, кто издаст хоть малейший звук. «Пусти его, пожалуйста, Флор по имени Уолли», – произнес Коллекционер так, что каждый прочувствовал, как магия под цветочным куполом иссякла, настало время торгов за их души. Смешок, скачущий от осознания, что переговоры будут с Бусом вернул толпе настроение истощенных от «бухлотона», а потому, усевшись поудобнее они с нетерпением ждали, чем всё закончится.
– Пожалуйста, можно побыстрее!? А то по одному виду этой двенадцатилетней гарпии, усевшейся на шее какого-то… монтажера? Инженера? Пустите меня!
– Интересно, если Саманта доберется до Буса, то кого они пошлют на переговоры?
Шеф громко прокашлялся, чтобы Уолли также навелся лучом прожектора на него, а после, несколько раз сказав: «Меня слышно?», – и услышав затяжное «даааа» от толпы, достал из кармана удостоверение. И нет в бюрократической вселенной ничего пугающей, чем надпись, гласящая: «Отдел по работе с общественностью», – ведь после встречи с ними – никто никогда возвращается.
[1] Музыкальный инструмент из семейства деревянных язычковых, предок фагота
24
Любители быть где угодно, кроме очереди в экстазе от калейдоскопа эмоций. Никто не мог предположить, размахивая своим хозяйством или гонясь за вознаграждением, обещанным за голову Серебряного, что увидят воочию: легендарного Коллекционера; кумиров – Анигиляшу и Балехандро, нежно обнимающих друг друга, что даже не веря – поверишь в любовь; шефа того самого отдела, который согласно бюрократической иронии возглавлял «Первый Бюрократический», отвечающий за мнение рядового бюрократа; нового любимца публики Джонни Серебряного, чья улыбка способна осветить собой все очереди, и конечно же Буса, чьё появление в «Круге» всегда эффектно; поэтому ожидая его под цветочным куполом толпа предвкушала что-то особенное. Так оно и оказалось: цветочная изгородь выключала свои чарующие лампочки, а после расплелась так же быстро, как прорезался свет тысячи прожекторов. В центре появилась фигура знаменитой десятилетки. Земля задрожала от басов, а после заиграла электронная долбежка, знаменующая начало шоу Буса.
Прожектора военной техники мерцали, как в припадочную пятницу, когда бюрократы заполняют собой клубы, чтобы выпустить пар. Световое шоу и заводной мотив пришелся толпе по вкусу. Они только и успевали моргать и удивляться тому, как за Бусом возникают новые и новые фигуры над головами, которых ящики с «бухлотоном».
– Будь я проклят, если ещё раз усомнюсь в Бусе! – выкрикнул кто-то, кто слышал от кого-то, но никогда воочию не видел, как проходят игры Бухлотона.
Изнывающих по «бухлотону» можно понять – они бы продали родную мать, но другие смотрели на это представление так, что на лице каждого от пришельца с планеты Колосс до обычного бюрократа отражалось вселенское пренебрежение к этому простому, но эффективному методу управления толпой.
– Нельзя давать им пить, – проговорил Хьюго на ухо Джалинде, вспоминая, как начался голый марафон.
– И что ты предлагаешь делать? – он как жеманная девушка заерзал, когда её дыхание защекотало ухо.
Из дыры в изгороди прекратил бить свет. Светомузыка сменилась тревожным шелестом цветка, который смирился с тем, что не при каких обстоятельствах не справится с армией бюрократов, а потому всецело доверился тому, что происходило на сцене. Изнывающая по «бухлотону» толпа ждала, когда Бус и его помощники начнут бросать бутылки в зал, но те лишь заняли авангард сцены терпеливо ожидая отмашки. Выдержав на себе суровые взгляды всех искателей бланков, Бус обратился к толпе: «У вас от этого цветочной вони голова не идет кругом?!» – со злобой цветка, который считает, что он благоухает Флор прошелестел: «Нет». Никто с ним не стал спорить, ведь даже самый прожженный запивка до сих пор не мог понять его мутит от бухлотона или от цветочного аромата.
– Ближе к делу, – утомленно проговорил Коллекционер.
Закурив сигарету, чтобы не задохнуться от цветочного аромата, Бус начал расхаживать вдоль стройных рядов помощников, стоявших друг от друга на расстоянии одного шага так, что он сумел разглядеть Джонни и прошипеть в знак приветствия, разбрызгивая яд: «Серебряный». Серебряный давно привыкший к подобного рода любезностям погладил мозговышибатель и безразлично произнес имя маленькой змеи. Если бы не переговоры, то Бус рассвирепел подобно десятилетке и укусил пирата за пятку.
– Я не понимаю, Гарри? Слухи про «ОПРСО» не врут? Шеф работает на Создателя?
– Да, Балехандро, и полагаю сейчас они будут решать, что делать с нами. Смотри!
Шеф и режиссер – ненавистный им стажер – тоже поднялись и направились в сторону сцены. Балехандро посмотрел на Гарри, который не хотел вставать с места, ведь только-только привык к цветочной прохладе, но взгляд Балехандро пугал настолько, что он достал платок, не чтобы закрыться от сверлящего взгляда, а, чтобы утереть по дороге на сцену пот.
– Может Марк?
– Не знаю, Хьюго, пойдем, спросим у Дока?
– Не пойдем, а поскачем! – пока стены цветочного купола отбивались от богомерзкого «иго-го» пони, тот уже доставил парочку на сцену, которая переглядывалась так многозначительно, что Балехандро и Анигиляше захотелось передать титул «любимой пары Бюрократии» этим двоим.
– Может Марк? – прошептал Хьюго, как и другие ожидая, когда заговорит Бус.
– Тсс-с! – поднял руку, как рок-звезда Бус.
Флор трактовал этот жест, как просьбу о персональном прожекторе. Выверенными шагами десятилетки поведавшего внутренности космоворота Бус дошел до края сцены и скорчил гримаску, словно ему тоже приходится мириться с происходящим: «Создателю так понравился голый марафон, что он попросил поскорее его возобновить, поэтому отдайте мне некоего Саймона Кубовски, и все смогут продолжить пить «бухлотон», марафон, а может какой-нибудь ещё «он»?», – ненасытные алкогольные демоны, пьющие соки жизни из печени заурчали. Те, кто держал демонов на привязи слушали глас рассудка, который требовал пояснений, ведь совсем недавно со сцены Коллекционер сказал, что Создатель их убьет?
– А что будет с нами, если мы отдадим его? – выкрикнул кто-то с последнего ряда.
Бус сделал несколько шагов. Остановился у оператора, чтобы показать объективу камеры язык, а после издевательски выкрикнул тому в лицо, что сигнал трансляции глушат. Оператор посмотрел на Анигиляшу, та на шефа, тот на помощника, который смирился с обязанностью громоотвода и виновато сказал: «Да».
– Это мог быть мой лучший репортаж!..
– Что-то мне подсказывает, что это наш последний репортаж, – крепко обняв Анигиляшу проговорил Балехандро.
– Если говорят отдать Кубовски, значит – отдать Кубовски, – преспокойно сказал шеф и медленно направился к Бусу. Так ходят только те, кто знают, что каждый удар каблука отмеряет оставшиеся секунды до начала судного дня. Шеф расчесал большим и указательным пальцем усы, этими же пальцами взял себя за подбородок сдвинув его в правую сторону, словно проверяя способна ли челюсть перемолоть всех, кто возникнет?
– Бюрократы, марафонцы и все те, кто оказался здесь, думая, что тут лучше, чем в очереди, – ещё более безжизненно шеф мог произнести это лишь, будучи мертвым. – Вы сделаете огромное одолжение вселенной, если просто отдадите Кубовски и Коллекционера.
– О Коллекционере речи не шло! – выкрикнул кто-то с передних рядов.
– И почему мы вам должны что-то отдавать? Надо – забирайте, будто нам не плевать!
– Ага-ага! Точно-точно! – подтверждала толпа.
– Этот le float simple – пугает своим видом, – Флор зловеще зашелестел. – Утихомирьте свой цветок, отдайте нам этих двоих, и мы продолжим марафон, поставим «бухлотон», и даже вручим победителям обещанные бланки!
– Ну нихера одолжение! – недовольные безжизненной интонацией шефа кричали переднее ряды.
– А Коллекционер говорит, что все бланки, кроме последнего у него! – кричали со средних рядов.
– Ага, а последний «в лоне церкви», чтобы это не значило! – кричали с задних.
– Кажется, я знаю, что это значит…
– Шёл бы ты нахер! Безымянный Хьюго, чтоб твою! – кричал неопределившийся за кем бежал в марафоне человек одетый лишь в одну футболку.
Перебранки между зрителями и находящимися на цветочной сцене напоминали начало старой-доброй резни. Шеф сделал настолько громкую затяжку, что на секунду повисла тишина. Этой секунды хватило, чтобы он, поднял удостоверение вверх на манер Буса, и рявкнул: «Тихо!», – и щёлкнул пальцами, будто это по волшебству выключит толпу. Флор, привыкший к капризам ходивших по цветочной сцене погасил все освещение, и тогда-то Шеф понял, что совершил ошибку. Зал освещали горящие глаза зрителей, которым больше не нужно скрывать желание накачаться бухлотоном.
– Свет! Свет! Свет! – кричали со сцены, но Флор его не включал. У него есть дела поважней.
