Текст книги "Галопом по космоворотам (СИ)"
Автор книги: Александр Бычевский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)
Пока Анигиляша проклинала тот день, когда решила снова работать в поле, Бус обгонял всех сидя верхом на каком-то волкоподобном существе, стараясь нагнать Зуба, чтобы не пропустить расправу над Джонни. Док ехал по обочине, выкрикивая ругательства водителям, приехавшим специально, чтобы поглазеть на голый марафон. От этих воплей Флор окрашивался в боязливо-желтый, но лишь до того момента, пока перед ними не возникала большая машина, которую невозможно объехать, тогда он чернел, хотев задушить каждого, кто восхищается смелостью голых бегунов. На его радость улыбки на лицах марафонцев и зевак сменялись древней, как бюрократия злобой, которой заразил их Бус. Чтобы не свариться в ней марафонцам приходилось набегу выпускать пар, вначале скандируя, а затем распевая:
«Девятьсот девяносто девятый – обманщик проклятый, я тебя поймаю и на бланк обменяю!»
Средь этого гула, Н. Хьюго уловил знакомые ноты дребезжащего голоса, обещающего спустить эту вселенную в УниТаз, если ему не удастся докричаться до «парнишки на мерзком пони». Вращая головой, как перепуганный птенец, вывалившийся из гнезда – он нашел папу-Дока, чьи брови насмешливо подпрыгивали в такт скачущему пони, который успевал отбиваться от марафонцев копытцами, прыгая так высоко, будто исполнил мечту стать кенгуру. Встретившись взглядами Н. Хьюго и Доку казалось, что марафонский темп сменился трусцой, чтобы у них появилась возможность внимательно всмотреться в лица друг в друга и прочитать по губам единственную фразу, которую удалось уместить в образовавшуюся паузу:
– Может Роберт? – спрашивал Хьюго, считая, что имя Роберт ему подойдет.
– Вас подбросить? – спрашивал Док, считая, что ехать по обочине, всяко быстрее, чем продираться через толпу, бегущую за Джонни.
Н. Хьюго кивнул, словно разрешая одним марафонцам снова бежать с прежней скоростью, а другим марафонцам распевать про девятьсот девяносто девятого.
– КК, там Док! Там Док! КК! Док! Говорю тебе, там Док! – склонившись к уху КК кричал Хьюго.
– Кубовски… – прошипел пони, когда обернулся разглядеть идиота водителя, дирижировавшего своей трясущейся ручонкой.
Док нажал на руль и под знаменитую кукарачу, которая служила сигналом для Флора, пристегнувшегося вторым ремнем – начал втискиваться меж голыми и одетыми марафонцами.
«С вами Балехандро Кюроб, и у нас небольшие изменения. К Анигиляше летит корабль, несущий оператора, а пока мы ответим на звонок в нашу студию! Говорите?»
«Меня зовут Кхтон, и я бюрократ»
«Здравствуй, Кхтон», – Док руками что-то показывал Флору, который отбивался от него лозами.
– Протяни лучше лозы им, Уолли! – цветок протянул лозу, чтобы сделать чуть громче, прошелестев: «Подожди-подожди».
«Я бы хотел утончить на счет предложения Буса: он даст бланк тому, кто принесет голову Серебряного?»
«Именно! И того победителей может быть два, быть может наше руководство найдет третий бланк? Кто знает? Если это все, Кхтон, то я…»
«Нет, Балехандро, я, как и другие, хотел бы знать, чем закончилась история с Гарри?»
«Гарри больше нет с нами, он вышел…»
– За «бухлотоном», протяни лозу, мать твою! – свирепел Док.
Флор почернел, когда услышал из динамиков: «Он вышел за бухлотоном». Гневно шелестя листьями, цветок разочарованно пискнул, а после из всех щелей машины полезли лозы. Машина-осьминог имела не восемь, а тысячи ног, которые раскидывали всех, кто пытался добраться до Хьюго. В какой-то момент машина начала набирать высоту, и Доку оставалось лишь молча наблюдать, гадая почему привычный шелест сменился шуршанием февральского снега? Что именно таким образом проклинает Флор? Постановочное шоу? Бюрократическую вселенную? А может быть Кубовски и все остальное? Отбив троицу от преследователей и расфасовав по машине: девушку на переднее, Хьюго к себе, а смешную лошадку в багажник – он обиженно укутался листьями, плевав на то, что машина не умеет летать. Та обрушилась на зануду-трезвенника, скачущего верхом на бизосе. Марафонская симфония прервалась на миг из-за лязгающего звука похожий на разбившийся с большой высоты помидуз. Шайка голодных падальщиков тут же бросилась выгрызать мясо из-под колес уезжающей машины, и те, кто бежали мимо боялись их кровожадных взглядов. Мясо зануды не ел никто, лишь какой-то восьминог посасывал кусочек его мозга, словно конфету, которая кажется гадкой и через секунду-другую не останется ничего, кроме как выплюнуть её.
– Может кто-то мне расскажет почему за вами бежит голая толпа? – спросил Док, проверяя в зеркале заднего вида не закончили ли падальщики с мясом, чтобы вновь присоединиться к марафону.
– Если бы какой-то идиот все не испортил, – КК начинал выходить из себя.
– Хватит, Карл, – буркнула Джалинда, а после развалилась в кресле, высунула ноги в окно и закурила.
– Держитесь!
Возвращение на обочину ознаменовалось успехом, но только лишь потому, что слоноподобное существо пнуло машинку вместо того, чтобы раздавить. Марафонцы по-прежнему бежали по дороге, машины ехали по обочине, а искатели бланка – орали на Дока, осознав, что слоноподобное существо едва их не отправило к праотцам. «Быть раздавленными всяко лучше, чем шум и гам, что здесь, что там», – заключил Док, а после рявкнул, как пират старой закалки: «МОЛЧАААТЬ», – и даже на улице, марафонцы близ машины решили заткнуться.
– На кой ляд вам потребовалась такая толпа?
– Для штурма одного местечка, Кубовски, хватит делать вид, что мы незнакомы! – отчеканил КК.
– Может Энакин?! – с осторожной ухмылкой человека, решившего разрядить обстановку прокричал Хьюго.
– Не думаю, что имя Энакин подходит тебе, Хьюго, – с нежностью матери проговорила Джалинда, и после этих слов в машине воцарилась тишина.
Из-под зеленых листьев показалась черная точка, напоминающая камешек, вставленный ребенком в снеговика. Уолли медленно моргнул, тряхнул бутоном на голове сбросив немного безвредной пыльцы, от которой все закашлялись, а после, словно несколько минут назад не размазал по асфальту зануду-трезвенника и бизоса, протянул лозу к радио, выкрутив на полную.
«В эфире Анигиляша с планеты Дестрой! Наконец-то руководство нашло трезвого оператора и небольшой корабль на котором мы подлетаем к лидеру забега, обманщику девятьсот девяносто девятому, едущему на авто…»
– Нужно нагнать Джонни и чем-нибудь помочь парню, – обращался к Хьюго Док.
– А причем здесь Джонни? – спросил Хьюго, не отрывая взгляда от отражения лба Джалинды, где появилась вопросительная складочка.
– И кто такой этот Джонни? – с пренебрежением к очередному компаньону Кубовски выкрикивал КК.
– И почему ты делаешь вид, что не знаешь нас? – превращалась в фурию Джалинда.
– Может объяснишь им? – убавив громкость прошелестел Флор.
Док выругался на нескольких языках, закурил, нервно погладил себя по волосам, а после начал свой рассказ со слов:
– То были давние времена, сама ткань мироздания…
[1]Помидор и арбуз, ягода, растущая только на заднем дворе бюрократа
21
Джонни выжал из машины все соки. Бедняжка устала, дважды стукнулась об воздух, прокашлялась и встала намертво. Преследователи затерялись в вечерних сумерках, и Серебряный тоже не прочь затаиться где-нибудь за большими кустами на обочине, но над головой навис розовый кораблик предательски подсвечивая его прожекторами. Главный герой репортажа прикрыл ладонью-козырьком глаза, чтобы, зажмурившись поглядывать на кораблик через щелку меж указательного и среднего пальца. «Обычно такие корабли дарят двенадцатилетним девчуркам, чтобы те учились летать на заднем дворе, но этот мерзостного вида пилот так и просит расчехлить мозговышибатель», – проблема по мнению Серебряного в том, что в мозговышибателе всего-навсего оставался один патрон. И по правде говоря он не уверен, что одного выстрела хватит, чтобы сбить назойливую муху. Впервые за долгие годы Серебряный жалел о том, что у него в кобуре старый-верный друг, а не какой-нибудь «БДСК», которым при должном навыке можно разделаться с кораблем, Зубом, преследователями, бюрократической вселенной.
«Обманщик, вор, и просто подлец, участвующий в марафоне на машине девятьсот девяносто девятый, прикрывает свое стыдливое лицо. Кажется, у него закончился бензин, и он не знает, что делать дальше? Бежать ли по полям в попытках скрыться от преследователей, которые скоро настигнут его или сдаться в руки возглавляющему марафон Зубу?»
Жизнь в который раз по счету обрела предсмертное очарование, когда все предстает таким, каким есть: безразличным, скучным и простым. Серебряный убрал ладонь с глаз и улыбнулся обворожительной улыбкой, покорившей сердца всех бюрократов. Даже в свой первый репортаж Анигиляша так не мямлила в микрофон, как сейчас, смотря на человека, слышащего зубастый скрежет смерти. «Кто же ты такой Джонни Серебряный?», – её голос звучал в голове каждого, и каждому, как и ей, за исключением Балехандро хотелось разгадать эту тайну, ведь он знал, что этот голос нельзя охарактеризовать иначе, как «сраженный чем-то великим». Он слышал такой же, когда она впервые встретила его.
Серебряный закурил, как герой, которого заслуживал голый марафон, и в ту же секунду рейтинги Первого Бюрократического взлетели до небес. Сервера служб доставки сигарет обрушились, не выдержав наплыва жаждущих походить на нового кумира. Руководство о чем-то шепталось, впервые не обращая внимание на капризного Балехандро, уверяющего в бессмысленности затеи договориться с Бусом и его шестеркой. Руководству нужен Джонни в прайм-тайме, ведущий какую-нибудь авторскую программу «курение под прожекторами» или вечерние, а может быть вообще все бюрократические новости? Услышав это Балехандро нервно засмеялся, и этот надоевший руководству смех пришелся некстати. После отмашки его впервые вывели из студии охранники.
– Наши дни сочтены? – спрашивал Гарри, утирая салфетками капли пота со лба.
Балехандро полез в карман, достать сигареты, которые оставил в студии. Гарри по привычке протянул ему пачку с зажигалкой.
– Спасибо, Гарри, может…
– Объединим усилия? Ты же это хотел сказать!?
Именно это и хотел сказать Балехандро, ведь когда-то они с Гарри дружили пока между ними не встала работа.
– Да, Гарри, и кажется, я знаю, как решить эту проблему.
В такие секунды Гарри побаивался зловещей интонации Балехандро. Выбирать не приходилось, если Серебряный попадет в студию, то они оба останутся без работы, но если помочь с ним разобраться, то Балехандро, как обычно, сжалится над ним. Однако, Гарри после унижения на всю бюрократическую вселенную не нужна жалость. Ему нужно возмездие. Правда он не знал, как его осуществить, но имел эту возможность ввиду.
– Тогда чего же мы ждем?! – Балехандро не обратил внимание на наигранный энтузиазм, думая о том, как бы Анигиляша не сошла вместе вселенной с ума из-за одной паршивой улыбки.
Анигиляша слушала указания из студии, что ей сделать, как и зачем, но все слова походили на невнятное бормотание, среди которого лишь одно слово вернуло её из царства грез: «Интервью!».
«Почему обладатель чарующей улыбки стоит, как вкопанный, когда за его голову обещан бланк? Ваша покорная слуга Анигиляша постарается это выяснить!», – пилот, оператор, собравшиеся у экранов и слушатели радиотрансляции, как один кивали, требуя, чтобы она это скорей сделала.
С грацией присущей девушкам с планеты Дестрой, Анигиляша спрыгнула с трапа, чтобы эффектно приземлиться подле Джонни, который даже не удосужился поднять голову, чтобы заглянуть ей под юбку. Часть прикованных к экранам восхищались его стойкости, другие же не понимали, чем фонарный столб сумел увлечь Серебряного?
– Семнадцать, – сказал в протянутый микрофон Джонни.
– Что значит семнадцать?
– Уже шестнадцать, – Джонни посмотрел на хлопающую ресницами Анигиляшу. – Столбов осталось до того, как Зуб разорвет меня на куски. Слышите?
Анигиляша прислушалась. Ужасающий гортанный крик невозможно спутать с другим.
– И что же ты будешь делать? – голосом всех переживающих зрителей спросила она.
– Испытывать любовь Удачи на прочность, – буднично, без тени пафоса проговорил Серебряный и окончательно укоренился у бюрократов, как народный любимец.
Впервые за свою карьеру Анигиляша не знала, что сказать. Она вытащила передатчик из уха, чтобы больше не отвлекаться на гул голосов, ведь перед её глазами разворачивалось захватывающее представление, полностью овладевшее ей, как и зрителями и слушателями. Серебряный с ловкостью небезызвестного фокусника достал из кобуры мозговышибатель, прокрутил барабан, пересчитывая патроны, словно их могло прибавиться. Вторым любимым занятием Джонни после чтения книг отцом – просмотр вестернов. Рисуя в детстве драматическую смерть, он представлял себе всё примерно так: переживающая за него красотка, двенадцать ударов часов и присвистывающее от своей наглости вмешаться в перестрелку перекати поле. И если красотка стояла рядом, а за место ударов часов Серебряный собирался выкрикивать «БАМ!» по мере того, как Зуб будет пробегать мимо разделяющих их фонарных столбов, то с отсутствием перекати поле приходилось мириться. Ведь идеально кинематографические смерти, к сожалению, бывают только в кино.
– БАМ! – от неожиданности Анигиляша подскочила, не отрывая взгляда от человека, ожидавшего рандеву со смертью. Приземлившись, она смогла лишь произнести восхищенное: «Ах!».
– БАМ! – в детстве Серебряный представлял, как со вторым ударов часов рой мыслей разлетится, оставив единственную, о самом главном, «Чёртова детская наивность», – подумал он, когда на поверку оказалось, что этот рой способна разогнать только пуля, загнанная в мозжечок.
– БАМ! – и тогда отомрут мечты, которые не сбылись, где есть он и Кейт маленькие ДжоКе (он решил, что нет времени заморачиваться с названием, потому что нужно произносить).
– БАМ! – под томным взглядом завороженной человеком-часами красотки особо остро чувствовалось, что не хочется умирать, не сделав бесконечно-многое.
– БАМ! – он не построил дерево, не вырастил дом, не посадил сына… из-за этого отсчета, неизбежно приближающего встречу с Зубом у него путались мысли.
– БАМ! – в эту путаницу врезался таран, на котором кто-то вырезал надпись «заунывная смерть».
– БАМ! – и вправду, за годы приключений можно было умереть столько раз, да ещё так, чтобы слагали бы легенды! Но здесь?
– БАМ! – в самой унылой вселенной, где пришельцы развлекаются Бухлотоном, очередями, да талоном?
– БАМ! – деньги, талоны, все это дерьмо, почему он думает об этом вместо того, чтобы думать лишь о Кейт? Её всепрощающем взгляде, который возвращал желание жить?
– БАМ! – может, потому что это дерьмо как обычно, привело туда, где ледяное дыхание Смерти ласкает слух фразой: «Сдайся Джонни»?
– БАМ! – «Ты мог сохранить столько жизней, но как обычно все умерли из-за тебя, как и твоя любовь прямо сейчас погибает в объятиях Гарри!».
Сучья Смерть. У Серебряного не остается времени, чтобы в очередной раз пообещать себе, ей, или Удаче, что он не будет вышибать мозговышибателем мозги на палубе, подписывать безумцев на приключения сулящие миллиарды. Ему принадлежал короткий миг, чтобы вместо «БАМ!» сказать, что обычно говорят перед смертью легенды:
– УДАЧА, СЛЫШИШЬ!?
Серебряный кричал это в морду, зависшему в прыжке Зубу, не успев договорить: «НЕ ДАЙ МОЕМУ СРАНОМУ БРАТУ ПРИКОСНУТЬСЯ И К ВОЛОСУ НА ГОЛОВЕ КЕЙТ», – что и сделало его легендой.
22
– Какого хера прекратилась трансляция!? – кричал Балехандро на Гарри, Док на Флора, шеф на режиссера.
Утерев салфеткой пот над верхней губой Гарри медленно стер сухой стороной слюни Балехандро с пиджака, и произнес: «Да сто процентов этот дебил в студии опять пролил кофе…», – Балехандро посмотрел в бесхитростные глазенки Гарри, и начал кивать как игрушка-болванчик на приборной панели: «Ага-ага-да-да-точно-точно».
– Можно быстрее Ларри!? – рявкнул Балехандро на пилота, чья рука медленно обвела пространство перед кораблем, а после указала на часы, которые тускло-зеленым цветом показывали «21:21», и каждый бюрократ знал – это время вечерней, перетекающей в ночную пробку.
– И почему я не продлил лицензию на работу в поле…
– Действительно? – ухмылялся пилот, который тоже не продлил её.
– Я попробую кое-что сделать, – промямлил Гарри. Под насмешливым взглядом Балехандро, обливаясь потом и кряхтя так, словно у старушки, поднимающейся по лестнице прихватило сердце – он втиснулся в кресло второго пилота.
– Браво, – произнес Балехандро так, что Гарри оставалось лишь шикнуть на него и попросить помолчать.
– Я кое с кем свяжусь! – все эти «кое-что» и «кое с кем» всегда приносили пользу, поэтому Балехандро оставалось терпеливо ждать.
* * *
Н. Хьюго, Джалинда, КК с ужасом смотрели на черный цветок, писк которого растянулся на несколько километров, и никто не знал, что произойдет, когда тот стихнет.
– Ты подписал нам смертный приговор, Кубовски, – с отвращением, которое можно испытывать только к Доку бросил КК.
– Определенно, – проговорила Джалинда, выдохнув струйку дыма в окошко, а после принялась крутить радио, надеясь, что на другой радиостанции говорят про местную звездочку Анигиляшу.
– Может Мак?
– Нет, Хьюго, тебе не подойдет имя Мак, – Хьюго поверил Джалинде, считая, что у неё красивое имя и кто-кто, а она должна понимать в этом толк.
– ЗАТКНИТЕСЬ! – прогремел кто-то отдаленно похожий на Флора, и если остальные не предали этому значения, то Док узнал знаменитый раскатистый крик Лихого Уолли, который внушал страх.
– Хорошо, Уолли, только потом объясни нам пожалуйста, какого хера ты пищишь?
* * *
И если эти двое смогли охладить пыл кричащих и пищащих, то режиссеру-трансляции приходилось тяжко из-за врожденного чувства иронии и сарказма, подбивающих ответить начальнику: «Выстрел – эффектное завершение трансляции, жизни, и всего остального», – эта фраза вызывала у него довольную ухмылку, увидев которую шеф схватил его за шкирку и собирался разбить её об стол, и бить до тех пор, пока не получит ответа, либо голова горе-режиссера не разлетится, как помидуз. Поэтому ему пришлось сделать то, что делает любой режиссер, когда чувствует приближение падальщиков: «Аманда, какого хера прекратилась трансляция!?», – и внимание шефа, всего персонала переключилось на помощницу режиссера, работающую первый день. Бедняжка испуганно закрутилась на месте, ища ответ на вопрос в лицах коллег, но поняв, что его попросту нет, а многие скалятся как гиены она сделала то, что делают помощницы, которые далеко пойдут – упала в обморок.
– Чего стоите, помогите девочке?! – отпустил режиссера шеф, а после сделав несколько глубоких вдохов снова схватил того, и со злобой человека у которого ломка по радости прорычал что-то нечленораздельное.
– Конечно-конечно, босс, будет сделано!
* * *
Пообещав старому знакомому ужин с Анигиляшей, Гарри удалось получить в сопровождение стражей порядка, которые и так собирались лететь, чтобы посмотреть, чем закончилась история Серебряного?
– Да-да, я вижу, что ты кипишь от злости, Балехандро, но иначе никак!
– Зато ща, как без пробочек! – радовался Ларри.
Если бы не бюрократическое танцевальное радио, то скрежет зубов Балехандро свел бы Гарри и Ларри с ума. И только благодаря электронной долбежке они не слышали, как тот пыхтит, переполняясь злобой. Он качал головой в такт, жадно облизывая губы, что Гарри интерпретировал как предвкушение. И казалось вот-вот Балехандро разразится криком человека привыкшему к тому, что все вращается вокруг него: студия, мухи в студии, Гарри, Анигиляша, да даже сама Мать-Бюрократия… но этого не произошло. Вместо этого, он впервые за долгие месяцы рабочей вражды положил руку на плечо Гарри и тихонько, что Ларри показалось, будто бы послышалось, проговорил: «Спасибо, друг» – и в тот момент, помощник с пилотом переглянулись так, словно Балехандро не такой уж и невыносимый тип.
* * *
– Если ты и дальше будешь пищать, я сожгу тебя ко всем чертям! – демонстрировал своё знаменитое очарование Док.
– Ещё раз, скажи, что сожжешь меня ко всем чертям, – преспокойно прошелестел Флор.
– Не надо, Кубовски! – побаивался цветочного спокойствия КК.
– Если Мак не нравится, то может быть Чарли?
– Нет, Хьюго, тебе не подойдет имя Чарли, и кстати цветок явно добивается того, чтобы ты это сказал Док!
– Ну раз он добивается, то почему бы и нет? – и что-то в этом пренебрежении Джалинде показалось очаровательным.
* * *
«Почему бы и нет?» звучало эхом по всей студии. Вопрос быстренько пробежался по коридору, покрутился в лифте, попрыгал с одной ноги на другую на парковке. Он звучал в корабле, между разговорами с пилотом и инструктажем правительства, которое впервые за долгие годы не просто ласково просило, оно требовало, чтобы всё подали под привычным бюрократическим соусом. Без упоминания всей этой кутерьмы с Создателем и их спором с Коллекционером.
– Ты слышал? Придумай пока, как всё обставить, так, чтобы каждый поверил в это! – по привычке схватив за шкирку режиссера прошипел шеф.
– А можно меня просто уволить?
Переборов желание впечатать лицо режиссера в приборную панель, шеф трясущимися руками достал пачку сигарет, извлек оттуда три штуки, протянул одну пилоту, другую режиссеру, третью своему охраннику, который отказался, как и все остальные.
– Лучше бы вам начать курить, потому что, если этот «гений» не придумает, как все обставить – этот полет будет последним полетом в наших сраных, мать ваших, жизнях! – шипел шеф так, что мог влюбить в себя любую змею.
Проживая подобные сцены в тактильном костюме, режиссер всегда с насмешкой говорил жене: «Никто никогда не будет «лучше думать» с бластером у виска!», – однако, когда охранник приставил бластер к виску «гения», тот расплылся в широкой улыбке, которая нервировала шефа.
– Надеюсь эта дебильная улыбка обозначает, что ты что-то придумал?
* * *
В бюрократической вселенной из-за бланков практически невидно звезд, но те, что мелькают на экране освещают рутинные будни бюрократов. Смирившимся с бюрократией пришельцам нравится смотреть на них, и из глубины души наскребать веру на то, что во все блестяще, как улыбки на экране. Однако, когда они увидели улыбку Джонни Серебряного, то осознали, что годами обманывали себя, ведь поистине, блестяща только она. Никто не мог себе позволить остаться дома, так и не узнав, что с ним стало? Впервые жители бюрократической вселенной заболели звездной болезнью. Они наплевали на установленные своды правил, законы о полетах, и всех тех чертовых ограничениях, которые сдерживали их долгие годы. Кто-то отключил все энергетические барьеры в городе, запрещающие взлетать выше стандартизированной высоты. Начался хаос.
Рою летающих машин и кораблей плевать на мигалки, объявления, если те не касались Джонни, и любые требования соблюдать предписания. Они хотели и летели посмотреть на развязку истории. И чем ближе становилось место прогремевшего выстрела, тем больше становилось кораблей, образующих собой живую металлическую стену, скрывающую сцену. Никто доподлинно не знал, что происходит? На радиочастотах играла электронная долбежка, но корабли, видевшие нечто, покидали железный строй, стараясь спикировать вниз, где пилоты казалось просто решили присоединиться к марафону. Только бежали они в противоположную сторону, и многие марафонцы присоединялись к ним. В бреши стальных рядов протискивались стражи порядка, повторяя по радио раз за разом сообщение про первоочередное право пролета, но бюрократы знали, что те выдумали это на ходу. Тогда звучали угрозы расстрела, и если те не работали, то стражам приходилось выжигать себе путь плазмой. Только поэтому Балехандро, Гарри и Ларри смогли разглядеть воочию кошмар садовника. Никто, зная миролюбивый нрав цветов с планет Флор не думал, что один из них станет олицетворением апокалипсиса.
– ТЫ РАНЬШЕ НЕ МОГ ЭТОГО СДЕЛАТЬ?! – кричал куда-то Док, которому не нравилось быть марионеткой в лозе цветка, но выбирать, как и другим не приходилось. Искатели бланка болтались в воздухе, наблюдая с высоты за трагедией первого ежегодного голого марафона.
Огромный, как великан на плечах которого стоит другой великан на чьих плечах тоже стоит великан… с сотней тысяч щупалец-лоз, танцующих смертельный танец, оставляющий после себя лишь груду обломков.
– ЧТО ЭТО ЗА ХЕРНЯ!? – верещал шеф, как обычно верещит его жена, когда он приползает домой на рогах.
– flos[1], который почему-то все именуют «Флор», наверное, потому что он с планеты Флор. – беспристрастно ответил режиссер.
– Я САМ ЗНАЮ, ЧТО ЭТО ЦВЕТОК С ПЛАНЕТЫ ФЛОР, НО КАКОГО ЛЯДА…
Пилотам приходилось вилять кораблями, надеясь, что их пронесет, потому что никто до конца не знал какого размера лозы? И когда серия маневров удавалась, те кто не пролетали к эпицентру – получали заряд земельной дроби от Матушки-Бюрократии, которая прошибала игрушечные кораблики насквозь. Каждый бюрократ, стоявший всю свою вшивую жизнь в очередях, не мог понять: почему до сих пор нет военных? Почему стражи порядка не стреляют в обезумивший цветок? Где тот знаменитый орбитальный удар, который принес бюрократический мир несколько веков назад?
– ЛАРРИ, ТЫ МОЖЕШЬ ДОСТАВИТЬ НАС К АНИГИЛЯШЕ?!
Ларри на мгновение повернул голову через плечо, чтобы заглянуть в глаза Балехандро, который до жути боялся смерти, хоть и маскировал это за суровым видом. В глазах Ларри он увидел лишь желание отпустить штурвал и сказать: «Если ты, сама Мать-Бюрократия, Коллекционер, Создатель, да кто угодно будет мешать мне пилотировать сраный корабль, я просто подставлюсь под лозу», – но не произнес и звука, а лишь молча повернул голову и тут же заложил корабль влево, слушая, как Гарри визжит, как свинья на бюрократических горках в воскресенье.
По мнению искателей бланка, самое страшное не стоны ужаса, доносящиеся со всех сторон; не скрежет металла и даже не шелест древнего зла, пробудившегося спустя пять лет заточения. Их страшил звонкий смех Дока, который олицетворял собой всю ненависть какую только можно испытывать к бюрократам.
– ФЛОР, ОПУСТИ НАС К ДЖОННИ! – верещал Н. Хьюго, но его крик утонул втуне.
– ЦВЕТУЛЕК! – выкрикнул КК, но увидев сколько лоз поднято в небо побоялся обрушится с ними, а потому прикусил язык.
– Пожалуйста, – со всей нежностью на какую способна обладательница чуткой женской натуры пролепетала Джалинда.
Флор прошелестел что-то неразборчивое, а после поднятые в небо лозы сплелись в венок, который он плел слой за слоем, пока не укрыл от взоров бюрократов, не успевших проскочить, то, к чему они стремились. И чтобы любопытные глаза остались в неведении Флор сплел крышу, спрятавшую заунывные бланки и те редкие, проклевывающиеся через них звёзды. После пережитого искатели бланка и остальные не боялись кромешной тьмы, сколько тишины. И то, и то просуществовало недостаточно, чтобы соскучиться, однако, Н. Хьюго успел полюбить темноту, а потому громко спросил:
– Может Tenebrae?
– Нет, Хьюго, тебе следует выбрать что-то более светлое, – ласково произнесла Джалинда.
«Если вернусь в свою вселенную, то обязательно внесу запись в энциклопедию о том, что цветы с планеты Флор очень любят нежный тон», – размышлял Док, смотря, как распускаются тысячи цветков похожих на вечерние анемоны. На импровизированной крыше зацвели тысячи фиолетовых и синих цветков, средь которых загорались, как подружки звезды нежно-былые цветы, чаруя каждого, кто оказался по эту сторону живой изгороди. По всей длине стебля распустились маленькие тускло-желтенькие лампочки, а сама изгородь с одной стороны тускнела бордовым, а с другой фиолетово-розовым. Никто не мог остаться равнодушным, но лучше всех выразила изумление Джалинда, произнеся: «Это просто волшебно!», – от которого Флор довольно зашелестел. Запахло последними днями мая, когда впереди целое лето, и кажется, что только-только по-настоящему можно будет зажить, но жить всегда лучше настоящим, а в настоящем Флор медленно опускал искателей бланков, марафонцев и игрушечные кораблики во тьму, которую по мере спуска выжигал свет цветочных лампочек.
[1] Цветок (латынь)
