Текст книги "Молох Империи. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Александр Валидуда

сообщить о нарушении

Текущая страница: 51 (всего у книги 54 страниц)

Ни под одну из этих категорий Масканин, конечно, не подходил. Но он был офицером. А здесь в королевстве, как и в Империи Нишитуран, как и в Русской Империи, да и некоторых иных державах, офицер может быть без гроша, но стоит в социальной иерархии неизмеримо выше любого толстосума. Если конечно, толстосум не аристократ. Ему и Веронике предоставили столик на одном из средних этажей, в огромном зале с высоким потолком. В самом центре зала исторгал причудливые водяные узоры фонтанчик в виде крылатого человечка, сидящего на корточках и запрокинувшего рогатую голову. Фонтан был натуральный, а не какая-нибудь там голограмма. Невысокое круглое узорчатое ограждение вокруг него было сделано из идеально отшлифованного камня, а крылатая человеческая скульптура ярко сверкала позолотой под сильным направленным на него освещением. Дальняя часть зала была отведена под эстраду, на которой размещался оркестр из дюжины музыкантов, и исполнялись песни несколькими часто сменяющим друг друга певцами. Перед самой эстрадой оставалось свободное место, отведенное для танцев, на котором уже кружились несколько пар. Все остальное пространство занимали бесконечные столики, за которыми веселились шумные компании либо одинокие влюбленные парочки. Последние преобладали. В самых дальних углах, подальше от эстрады и выходов, расположились уединенные кабинки, в которых обычно проводились деловые трапезы.

По части меню инициативу взяла Вероника, принявшая из рук официанта буклет с голографическими изображениями блюд. К моменту, когда блюда были поданы, Масканин был вынужден признаться себе, что успел изрядно проголодаться, тем более что пропустил обед.

Официант в строгой белой униформе подал заказ. Изучив карту вин, Масканин выбрал для вспоможения аппетиту Вероники опетское 'сухое вино' с примечательным именованием 'Алиса'. На самом деле вином этот напиток не был. Сок опетских ягод, названия которых Константин не помнил, обладал приятным, но сухим вкусом и служил аперитивом. По слухам, моду на это 'вино' ввела будущая королева Алиса.

Так, за трапезой с разговорами на отвлеченные темы и под музыку, незаметно пролетели два часа.

– Пошли потанцуем, – предложила Вероника и взяв своего спутника за руку, потащила в самую гущу танцующих.

Масканин вполне мог похвастаться некоторыми талантами в этой области, хотя любил больше танцы в невесомости. Но в этом заведении они не практиковались. Однако навыки, впитанные им еще в кадетскую бытность, оказались несколько утраченными. С тех пор ведь прошло много лет. Он почувствовал себя неловко, но Вероника сглаживала все углы и вскоре, ему стало просто нравится кружиться с нею, держать ее в руках, ощущая ее разгоряченность и доброе настроение. К счастью, они попали в промежуток, когда звучали спокойные композиции специально для медленных танцев. А когда на сцену выпорхнула юная певичка и ее сильный звонкий голос подхватила ритмичная музыка, Вероника сжалилась над Масканиным и они вернулись за столик.

Он заказал молочный коктейль "Лунный блеск" и торт "Волшебство".

– Выглядит и правда волшебно, аж слюнки текут, – восхитилась Вероника, отрезая себе большой кусок.

Глядя на нее, Масканин невольно сравнил ее с маленькой девочкой-сладкоежкой и почему-то ему упорно казалось, что она непременно перепачкает тортом и рот, и нос. Но этого не случилось. Он даже слегка расстроился из-за обманутых ожиданий.

– М-м, как вкусно! – девушка запылала от наслаждения, откусывая от очередного ломтика. – А ты почему не ешь? Я все это сама не осилю.

– Уж не думаешь ли ты, что я тебе позволю слопать весь торт?

– Ну, где-то в глубине души я надеялась.

Масканин тихо похихикал.

– Ты чего?

– Представил, каково тебе будет, если и правда…

– Ах вот ты как? Тогда я съем его весь. Тебе назло.

– Давай, давай. Я даже помогу – подолью коктейля.

Масканин плеснул из графина молочную, приправленную фруктовым сиропом жидкость по бокалам и провозгласил тост:

– За тебя, сладкоежку.

Девушка слегка скривилась, кокетливо надула губки, выпила вслед за кавалером и, приманив его к себе, прошептала:

– Я еще отомщу.

Она поцеловала его, что было не просто – их разделял стол, а на нем торт, словно того и ждущий, чтобы испачкать одежду.

– Что я слышу, Верочка? – Масканин отметил, что она только чудом не испачкала платье. – Ты, кажется, сказала "отомщу"?

– А ты как думал? И месть моя будет тонкой. Но она тебе понравится.

– Да? А тебе?

– А мне особенно.

– Ты что-то задумала?

– Возможно.

– Хм…

– Пускай это станет неожиданным. Скажу однако, что не сегодня.

– Кошки-мышки? Ладно, сдаюсь, – он вновь наполнил бокалы. – Пошли-ка лучше покружимся, пока ты не додумалась до чего-то еще.

Она улыбнулась.

– Что ж, охотно принимаю приглашение кавалера.

Каким-то удивительным образом получилось так, что они снова подгадали под медленные композиции. Протанцевав восемь или девять из них, Масканин отпустил Веронику в уборную, а сам вернулся за столик и закурил.

Не думая ни о чем определенном, он просто рассматривал сизый табачный дым и лениво окоемил по сторонам. И случайно его взгляд остановился на одном из столиков, за которым в обществе элегантной нишитки, судя по всему – аристократки, сидел генерал. Странно, генерал не был нишитом, однако его дама… А как же расовые законы? Или их Кагер отменил? Не отдавая себе отчета, Масканин машинально рассматривал его награды, отметив медаль за операцию на Альтаске. Глазел, пока не встретился с ним взглядом. Спохватившись и почувствовав себя неловко, он кивнул генералу и удостоился вежливого кивка в ответ. В этот момент к их компании присоединился еще один генерал. Нишит. Дама взяла его за руку и что-то прошептала на ухо. Следом подошла вторая дама, на сей раз ненишитка, и присела рядом со своим мужем. Все понятно, ничего Кагер не отменял. Масканин отвернулся и принялся ковырять ложечкой торт.

Почему-то в этот момент Масканину представились Бобровский и Чепенко, которые примерно в это самое время получали предполетный инструктаж перед заступлением в патруль по орболской системе. Потом пришла мысль о Паше-чудике, который, вероятно уже здорово упился, сидя в своей норе-комнатушке.

Вероника отсутствовала минут двадцать и он уже успел заскучать, отчего отрезал новый кусок торта себе на тарелку и уничтожил его с таким видом, будто в этом куске заключались все беды вселенной.

– Прости, что так задержалась, – сказала девушка вернувшись.

Масканин опустошил графин, разлив остатки коктейля по бокалам.

– Припудрила носик?

– Не только. Позвонила сестра, я поболтала с ней. Потом позвонили мама с папой.

– Это хорошо, когда семья такая дружная.

– А разве может быть иначе?

– Еще как может. Мой сосед по общаге, например, своих родственников недолюбливает.

– Я лично с таким не сталкивалась. У нас в семье всегда ощущалось тепло. Я, можно сказать, самая младшая. Кроме меня у родителей еще две дочери и сын. Иван и Виктория переехали во Владивосток III, у них теперь свои семьи. Я и Дашка остались в Амбаране и часто навещаем друг друга и родителей.

– А почему "можно сказать, самая младшая"?

Она грустно улыбнулась.

– Я приемная дочь. Мои настоящие родители умерли, когда мне было пятнадцать.

– Прости, я не хотел…

– Не стоит, Костя. Давай лучше доедим торт, допьем вино и потанцуем. А потом прогуляемся снаружи, я тебе расскажу свою историю.

Если смотреть вниз с самого верхнего уровня "Белой башни", специально предназначенного для прогулок на "свежем воздухе", то кажется, что находишься на вершине мира. Только редкие заведения снабженные антигравитаторами забирались на такую высоту. Сверху, сквозь прозрачный экран, охраняющий клиентов от порывов ветра и холода, виднелись величественно проплывающие облака, до которых, казалось, можно дотянуться рукой. Снизу к ангарам то и дело подлетали или улетали гравитолеты, в основном местных марок, гравитакси среди них попадались крайне редко. А если высунуться посмотреть через башенные зубцы, то взору раскрывалась картина раскинувшегося и горящего миллиардами огней города.

– Я родилась на Риконе, – начала Вероника, прохаживаясь с Масканиным под руку, – это захудалый малонаселенный мирок в нарторийском секторе Империи Нишитуран. Мой отец был главным инженером арвельского космопорта – это один из самых крупных космопортов Риконы. Он отставной офицер, воевал с ассакинами, был бортинженером на малом тральщике. Благодаря старому Кагеру, не только в опетском секторе, но и по всей тогдашней империи во флот пришло много ненишитов. А мать была директором зоопарка Медона – самого большого города на нашей планете. Мы жили в Арвеле и она летала в Медон… У меня еще был младший брат. Когда мне исполнилось пятнадцать стандартных лет, на Риконе разразилась эпидемия, косившая народ со страшной скоростью. Естественно, среди моих земляков никто не знал, что это за болезнь и откуда взялась. Риконские иммунологи беспомощно разводили руками. Об этом знали только ее виновники и секторальные чиновники. Что касается виновников, то они сами погибли. А текронт нарторийского сектора и его сановники не потрудились хоть что-то сказать риконцам, они даже не сказали… ничего не сообщили гарнизону планеты, зато моментально ввели карантин. Никто не мог покинуть планету, а пытавшие счастья на частных яхтах – безжалостно расстреливались сторожевыми кораблями. Естественно, никто не горел желанием лететь на Рикон. Его жители решили, что их бросили на произвол. А эпидемия набирала силу. Но про риконцев не забыли. Империя, а точнее Безопасность Нишитуран, все же выделила часть судов, которые начали посещать Рикон для доставки вакцины. Но вскоре мой народ постиг еще один удар – гарнизон планеты и его командование решили, что империя отреклась от них. Конечно, среди военных так думали не все, бээнцы и часть армейских полков сохранили лояльность императору. По планете прокатилась волна кровавых боев и убийств. Но верх взяли обезумевшие бунтовщики. Они начали мстить – сбивать доставляющие вакцину суда. Эскадра БН начала бомбардировки, но это не помогло. А о высадке десанта, естественно, не могло быть и речи.

Вероника взяла с подноса у проходящего мимо официанта бокал с соком.

– Из-за чего же разразилась эпидемия? – спросил Масканин.

Девушка несколькими глотками выпила сок и продолжила:

– Как я потом узнала, на Риконе находился секретный завод по производству биомассы какого-то биологического оружия. Конечно, после всего этого информация о нем перестала быть секретной. Завод был отлично защищен от всяких неожиданностей, но каким-то непостижимым образом где-то произошла утечка. По официальной версии, какой-то смертельно заразившийся кретин взорвал цех, в котором производили боевой вирус, очень живучий и способный к самовоспроизводству без биологического носителя. Но есть версия, что это была диверсия. После взрыва произошла разгерметизация, вся эта дрянь попала в атмосферу.

– Не халцедонская язва, хоть?

– Нет, к счастью, этот вирус не такой страшный… Мои родители и брат умерли. Я знала, что заразилась, хотя и не ощущала симптомов. Было жутко. Вымирали семьями, кварталами, селениями. Вакцины на всех не хватало, да еще эти скоты обстреливали каждый заходящий в атмосферу корабль. Я была напугана. Жутко напугана. И решила бежать с Рикона. Когда в космопорте Арвела приземлился очередной звездолет со спасательным грузом, я чудом ухитрилась проникнуть на него и схорониться в грузовом отсеке в пустом контейнере, в котором доставлялась вакцина. Мне помогло хорошее знание космопорта и внутренних порядков. Все-таки я дочь главного инженера… Впрочем, режимные меры на тот момент были ужесточены. Но у меня получилось… У меня не было ни еды, ни питья, ни плана как потом оттуда выбраться – из корабля, прибывшего из зачумленной планеты. Только надежда. Звездолет оказался очень маленький, кажется, снятый с вооружения устаревший разведчик. Его пилотировал один-единственный человек, который меня обнаружил, когда мы покинули пределы риконской системы. Поначалу он заблокировал меня в отсеке, возможно, хотел убить и выкинуть в космос. Я много часов стояла перед видеокамерой и умоляла его меня пожалеть, и он пожалел. Его звали Валерий Аркинер, он был нишитом. Я его никогда не забуду. Он оказался осужденным. Из-за больших потерь эфор Ивола решил использовать в качестве пилотов только осужденных, которые имеют опыт пилотирования и астронавигации. Аркинер поместил меня в свою личную стерилизующую капсулу и ввел дозу вакцины. К счастью, болезнь не зашла далеко, у меня только-только начинался инкубационный период. Под конец полета я стала здоровой. Я была тогда наивной и многого не понимала. Это сейчас бы я ожидала, что он потребует благодарности – готовности отдаться… Но он не заставлял и даже не намекал. Аркинер вел себя как старший брат. Он просто видел перед собой смертельно перепуганную девочку.

Дальше они прогуливались в молчании. Масканину пришла неожиданная мысль: он своими руками убил Иволу, благодаря которому спаслись миллионы риконцев, да и сама Вероника.

– А как же ты карантинный контроль прошла?

– А никак. Хотя я уже была здорова, светиться перед властями космопорта было очень опасно. У меня неминуемо возникли бы проблемы и будущее не предвещало ничего обнадеживающего, не говоря уж о самом Аркинере, вскройся его участие. К тому, как он мне объяснил, факт массовой эпидемии на Риконе был засекречен и космопорты иных миров все прилетающие оттуда корабли ставили на тайный карантин, выполняя указ о неразглашении. Аркинер перед посадкой в космопорту на Окирамии II, спрятал меня в контейнере с пищевыми отходами. Выбирать не приходилось. Я просидела там весь карантин. Потом робот-погрузчик отвез контейнер на свалку, где на следующее утро его должны были забрать для утилизации. Той же ночью я выбралась и пешком покинула космопорт, где, к счастью, не было хорошей охраны, как у военных космодромов. Аркинер снабдил меня адресом своего друга, жившего на этой планете в городе Омия, что почти за тысячу километров от космопорта. Как я добралась до Омии – это тоже длинная история. Страх не покидал меня и тогда. Одна в чужом мире без документов и почти без денег – деньгами меня снабдил Аркинер. У него, как у осужденного, много их не оказалось. К тому же от меня, мягко говоря, воняло… Контейнер – не самое чистое место… С таким богатством меня могли запросто сцапать и посчитать беглой рабыней. Но все обошлось. Друг моего спасителя меня приютил и удочерил. Так я стала Вероникой Солонцовой. Так я обрела вторую семью.

– Так ведь… Окирамия черт знает где. Вы эмигрировали?

– Да. Мои приемные родители решили поискать лучшей доли в опетском секторе, куда их звали родственники. И теперь они просто счастливы, и что решились, и что вовремя. После отделения и войны это стало бы невозможно.

– Н-да, вот оно как… А знаешь, я рад, что они решились. Останьтесь вы в империи, я бы не встретил тебя.

– Встретил бы другую.

– Возможно. Но в сравнении с тобой… Словом, все другие женщины просто блекнут.

– Ах, лейтенант, – произнесла она слегка измененным голосом, – вы неисправимый выдумщик на милые дамским ушкам похвалы.

– Говорю от сердца.

– Верю, – она улыбнулась. – Очень хочется верить. И ценю.

Он обнял ее и они стояли так долго-долго, почти вечность.

– Ты помнишь родителей своих настоящих отца и матери? – вдруг спросил он.

– Конечно. Они тоже умерли тогда…

– Кем они были?

– Оба деда – горные инженеры, бабушки были домохозяйками… У меня в роду многие поколения технарей, – Вероника слегка отстранилась и спросила: – А зачем ты спрашиваешь?

– Чтобы получить разрешение жениться на тебе…

Масканин сказал это настолько буднично, что Вероника не сразу уловила смысл. А когда через секунду до нее дошло, она застыла как громом пораженная. Мысли ее заметались и переплелись в невообразимую кашу. Но от Масканина исходило такое спокойствие и такая уверенность, что все это передалось и ей.

– Костя… – выдохнула она, выловив из сумбура мыслей одну, что сбивала ее с толку. – Костя, а что значит разрешение на женитьбу?

– Я подданный русской короны, а у нас такие вот порядки заведены. Союзы с иностранцами у нас очень редки и только с разрешения одного очень влиятельного ведомства. А поскольку я офицер, то тебя будет проверять контрразведка Доброкорпуса.

У Вероники не успели еще успокоиться мысли о женитьбе, как теперь ее избранник огорошил возможными препонами. Девушка внутренне сжалась. Почувствовав состояние Вероники, Масканин провел ладонью по ее голове, словно успокаивая ребенка, и вновь приобнял.

– Костя, а что, могут и не разрешить?

– Могут, – признал он. – Но не беспокойся. Я ведь вижу, что мы одной крови. Да к тому же ты из подходящей семьи.

– Выходит, у вас в империи как у нишитов? Сословные рамки?

– Да, но только у нас сословия несколько иные, – стал объяснять Масканин. – Не только по рождению, но и личные качества играют роль. Скажем, сын хлебороба может выслужить дворянство, а дворянский отпрыск потеряет титул, если он бездарь. Но последнее – редкость. В смысле бездари.

Вероника несколько мгновений обдумывала услышанное и решила отложить прояснение этих вопросов на когда-нибудь потом.

– Давай возвращаться, – предложил Масканин. – Потанцуем. Заказать еще тортика, а?

– Заказывай… Идем. А новолетие встретим у меня.

– Непременно.

…Вода была теплой и чистой. Из встроенных в потолок динамиков тихо лилась музыка. Масканин лежал на спине, абсолютно расслабившись и закрыв глаза, даже не думая, почему не тонет, если вода в бассейне пресная. Он просто наслаждался.

– Костя, вылазь! – в голосе Вероники прозвучали капризные нотки.

Он открыл глаза. Девушка сидела на краю бассейна, свесив ноги в воду, в руке держала бокал с шампанским. Как и он, она была обнажена. Масканин с явным интересом рассматривал ее юное тело, в который раз восхищаясь его совершенством. Вероника с не меньшим интересом рассматривала его. Заметив, как она капризно надула губы, Масканин не решился испытывать судьбу и вылез из воды.

– А ты загадала желание в полночь? – он уже успел изучить некоторые местные обычаи и суеверия, в частности про загадывания желаний. Он коснулся губами ее шеи и осторожно забрал опустевший бокал.

– Конечно, – прошептала она, разглядывая как с его коротких волос стекают капельки воды.

– Интересно было бы его узнать.

– Вот еще! Оно же не исполнится.

От ее прикосновений, от ощущения ее близости, Масканин вновь почувствовал зов плоти. Наполняющая его страсть готова была вот-вот прорваться и выплеснуться. Сколько он еще вытерпит?

– А откуда у тебя шрам? – Вероника коснулась его щеки. Этот вопрос отвлек его от коварного плана, назревающего под напором возбуждения.

– Память о прошлом.

– А твоя наколка? Ты ее стараешься прятать, но я все равно заметила. Что это за цифры?

Масканин глянул на предплечье и подавил начавшие пробуждаться неприятные воспоминания. Сейчас, в мягком, но не слабом освещении, флюоресцирующие буквы и цифры выглядели блекло, но не незаметно.

– Все это – память о Хатгале III.

– Это же… – девушка поразилась. – Один из миров смерти?

– Ну да. Пришлось там побывать. Имел такое несчастье… Однако мне повезло оттуда вырваться.

– Но как? Туда разве не на пожизненно ссылают?

– Зачислили в черный легион. Слыхала о них?

Она кивнула.

– Потом ирианская война. Ирбидора, где меня только по чистой случайности не угрохали.

Вероника уловила его неохоту рассказывать, восприняв это, как неприятные воспоминания. Она не стала больше пытать. Да и момент не тот. Воспоминания о былом грозили разрушить магию их единения, слишком много, видимо, у Масканина осталось тягостных воспоминаний. Слишком много. Она не хотела теребить его прошлое, тем более сейчас, когда так радостно на душе. Да и как не радоваться? Настал конец ее долгому одиночеству, ведь он сказал, что в следующую их встречу заберет ее регистрировать их союз. Если конечно будет готово разрешение… Он не спрашивал ее согласия, просто сообщил как уже давно созревшее решение. Вероника даже растерялась сперва, но виду не подала. Она чувствовала его внутреннюю силу и эта сила пленила ее крепко-накрепко. Как скажет, так она и сделает.

– Прости меня, Костя, я не хотела, – в ее шепоте промелькнула грусть. – У нас еще турка с кофе не остыла…

– Намек понял, – он улыбнулся и повлек ее к ложу, где на мягкой водонепроницаемой материи на подносе ожидали своего часа сочные фрукты и ягоды, печенье в вазочке, турка и кофейные чашки.

Выпив вместе с ней под музыку кофе и заев сладкими персиками с шелковицей, Масканин повалил Веронику на ложе и начал собирать губами капельки влаги с ее кожи. Она закрыла глаза и каждый раз ее пробивала легкая дрожь, когда мужские губы касались чувственных мест.

– Поцелуй меня, – тихо-тихо произнесла она.

– Погоди… У тебя тут две пикантные маленькие родинки в очень интересных местах.

– Ты их нашел, теперь знаешь мои тайны.

– Ну, первую найти не сложно… – он улыбнулся, (а она тронула пальцами чуть ниже левого соска). – А вот эту разыскать куда труднее…

– Та, что у пупка? Но она всегда видна…

– Хм! их же три… – Масканин погладил холмик мягких завитушек. – Про эту ты, похоже, не знаешь.

– Где? – ее глаза открылись. В них читалось всамделишное удивление.

– Та, что рядом… – он осекся, не так уж и давно они знакомы и некоторые барьеры все еще не преодолены. – Как бы тебе сказать…

– О-о… Но я и не подозревала о ней.

– Я тоже, до недавнего времени.

Она хихикнула.

– Потом, когда переберемся в спальню, я тебя тоже всего исследую, открою все твои тайны.

– Это случится нескоро…

– Но случится обязательно.

– Интригующее обещание.

– Я не обещаю, я предсказываю.

– Так ты у меня прорицательница?

– Ага. Вот погоди, я еще возьму власть в свои руки…

– Интересно, каково это попасть в плен очаровательной богини?

Ее глаза закрылись, а на щеках проступил румянец…

ГЛАВА 25

Пришелец из Малого Магеланова Облака мчался с просто невообразимой скоростью. Верховный Адобвар Айх-Оно-Икеори бесстрастно наблюдал за развернутой объемной проекцией пришельца – черного тетраэдра. Ничто во вселенной не могло его удивить, тем более что там – на тетраэдре, он бывал бесчисленное множество раз. Он ощущал недоумение с примесью страха всех находящихся на мостике аскни. Только его помощник Адобвар Тиху-Оно-Норх был также не возмутим.

Здесь, на периферии этой галактики, Верховный Адобвар (что означало главнокомандующий) должен был соединиться с ИКТИ-первородными – правителями его расы, одним из которых являлся он сам.

Гигантский черный тетраэдр начал стремительное торможение, но все равно, его скорость оставалась невообразимой, что серьезно обеспокоило командира флагмана Верховного Адобвара. Самый мощный и быстроходный корабль, какой только имелся в армаде и который люди классифицировали бы как линкор, не мог и в помине сравниться скоростью с мчащимся к нему объектом.

Иктиоратш – так называли тетраэдр, это означало Храм Первородных. Он был единственным высокоинженерным наследием древней исчезнувшей и теперь забытой расы, павший первой жертвой ментальных ударов коварных, вероломных ассакинских властелинов. Иктиоратш – реликт исчезнувшего гения той расы. Реликт, "чуда" которого никто не смог повторить. И даже сами ИКТИ не смогли до конца изучить и выяснить все его многогранные возможности. Все пятьдесят перворожденных собирались в нем крайне редко и исключительно ради выработки общих согласованных стратегических решений. Так было и в этот раз. Собравшиеся из всех концов их родной галактики, которую люди называют Туманностью Андромеды, ИКТИ желали сами оценить, как силы, населяющей и господствующей в этой галактике расы, так и проделанные приготовления Айх-Оно-Икеори. Они желали оценить армаду вторжения.

На дистанции светового города Иктиоратш погасил скорость, сравнявши ее со скоростью хода встречного корабля, пилот которого мог теперь спокойно совершать маневр сближения и захода в ожидающий его гигантский шлюз.

Темный тетраэдр быстро рос на экранах передней полусферы, своими очертаниями закрывая россыпь далеких галактик. Он просто поражал своими размерами. Вскоре, из общей картины неясного "пейзажа" стали выделяться отдельные модули и сотни уровней, к одному из которых и направился корабль. Через пару минут, на уровне, расцвеченном по границам отблесками огней и защитных полей, стали выделяться гигантские надстройки, в десятки раз превосходящие по размерам приближающийся флагман, который уже принял наводящий луч и спешно нырнул в отверзшуюся пропасть приемного шлюза.

Едва только опорные стойки флагмана коснулись посадочной площадки, вокруг него засуетилась армия техников и роботов, а перед опустившимся трапом выстроилось подразделение эскорта.

Айх-Оно-Икеори покинул корабль и остановился перед воинами. Все они были иктонтами – представителями одного из видов сверхрасы, одинаковые, двухметровые, инсектоиды с наружным прочным скелетом, тем не менее, облаченные в бронекостюмы. Верховный Адобвар отметил их лишь краем сознания, его внимание привлек прибывший его встречать Тиху-Самх. Тиху означало принадлежность к СИНГИ – второму кругу власти, Самх – административный руководитель. Айх-Оно-Икеори приял его поздравляющие с прибытием мыслеобразы и просьбу следовать за ним, а также узнал его имя – Обор, на которое, впрочем, не обратил внимание.

Стоящие шеренгой солдаты произвели манипуляции с ручным оружием, что означало воинское приветствие.

Айх-Оно-Икеори тронул размыкатель у основания шеи, в ту же секунду защитная, плотнооблегающая голову маска вздулась и стала складываться, пока не превратилась в нашейник. Теперь он смотрел двумя не мигающими глазами, расположенными на выпуклостях черепа этого покрытого чешуей рептилоидного тела коргона, обладающего сильно выступающей челюстью и балансирующим массивным хвостом.

Тиху-Самх-Обор напомнил о себе мыслеобразом, который, если его выразить человеческим эквивалентом, звучал бы примерно так: "прошу следовать за мной, первородный". ИКТИ оставил без ответа его мыслепросьбу и двинулся вперед, давая понять, что принял предложение.

СИНГИ сопроводил его до гравилифта, которым они спустились на другой подуровень, где Верховного Адобвара ждал телепортер, чтобы перенести во внутренний относительно небольшой сектор Иктиоратша, куда имели доступ только первородные.

ИКТИ вошел в разъехавшиеся перед ним, висящие в воздухе друг над другом, портальные обручи матово-белого цвета. Сфокусировал мысли на приказе по переносу и указанию места назначения. Телепортеры были чисто ассакинским научно-технологическим достижением, установка их в Иктиоратше – единственное изменение, что коснулось последнего. Телепортерами могли пользоваться только первородные и СИНГИ, так как для осуществления переноса тела сквозь пространство требовались огромные ментальные возможности носителя. Тело Айх-Оно-Икеори рассветилось мерцающим туманом и брызнуло во все стороны миллионами тончайших белых ярких всполохов. В ту же секунду он появился в своих апартаментах, где хранил некоторые из своих тел. Для единения ему требовалось тело с большой разрешающей способностью мозга, поэтому он решил сменить тело коргона на иктонта, очень похожее на тела встретивших его у трапа воинов эскорта, с тем отличием, что все они были молоды, а его тело насчитывало уже более пяти тысяч лет, деформировалось, разрослось, мозг (и естественно, череп) превратился в непомерно разросшийся орган.

Ярко-оранжевые тона апартаментов воспринимались им успокаивающе. В центре одного из залов располагалась галерея погруженных в питательные растворы тел, контейнеры которых защищались экранирующими полями и полупрозрачным металлом. Повинуясь команде, одна из пустующих камер раскрыла створку и впустила внутрь. Он погрузился в густой раствор, голову накрыла просторная и теплая энергетическая полусфера, которая тут же плотно обволокла всю голову. Отдав следующие мыслеуказания, ИКТИ на пару секунд потерял сознание, а очнулся в другой камере, в другом теле – теле иктонта. Эту способность – перенос сознания в другое тело, имели лишь первородные. Несколько минут он наслаждался умственной разминкой, восторгаясь возможностями нынешнего более мощного мозга, одновременно проделывая восстановительные упражнения с полуатрофировавшимися мышцами. Он установил полный контроль над телом, насытил все ткани кровью, задал нормальный ритм всем трем сердцам, нарастил периферийную нервную систему. Когда створка камеры открылась, у нее уже поджидала миниатюрная гравитележка, чтобы доставить в Хирсу – зал единения, в котором ожидали остальные сорок девять ИКТИ.

За тысячи лет почти полной неподвижности, это тело нарастило очень мощный внешний скелет, уплотнило и развило новые органы, увеличило размер головного мозга (что, правда, было сделано целенаправленно), а голова стала уродливо-несуразной и крайне тяжелой. Ноги высохли и полностью атрофировались. Используя силу ручных мышц, Верховный Адобвар переместился на гравитележку. Он уже ощутил отголоски настроений других ИКТИ. И он знал, что убедить их не тянуть со сроками вторжения ему вполне удастся, слишком уж благоприятны условия. Одно из сильнейших государств расы, населяющее эту галактику – Империи Нишитуран, раздирает себя междоусобицей. Если тянуть, то ее экономика скоро сможет обслужить любые военные запросы, так велик ее индустриальный потенциал. Успешно ведет себя и шпионская сеть, раскинутая по галактике.

Айх-Оно-Икеори испытывал уверенность и не сомневался, что передаст эту уверенность остальным первородным (хоть те еще будут некоторое время ждать донесений от своих личных представителей), ведь трофеи очень заманчивы: высокий технологический потенциал, новые территории и около тридцати миллиардов гуманоидов – биологический материал для производства нового поколения аскни.

ГЛАВА 26

18.01.622 г.с.в. Пространства Опетского Королевства

– Не нравится мне этот Кетрер, очень не нравится, – приглушенно сказал первый помощник капитан 3-го ранга барон Самер, когда он и командир «Тэргнена» оказались одни в дальнем уголке центральной рубки управления призрака.

Ревенцер посмотрел на двух десятков вахтенных операторов, сидящих за мониторами, пультами и голограммными панелями. Как и положено, все были заняты своим делом и никто не обращал на них внимания.

– Не вам одному, барон.

– Да, к сожалению. Этот Кетрер обладает редкостным талантом вызывать антипатию. И это меня беспокоит. Видели, как он ведет себя с экипажем?

Ревенцер кивнул.

– Я не понимаю, командир, почему вы это терпите и почему он здесь командует? В его словах часто скользит презрение и, вместо того, чтобы скрывать это, этот недоносок выставляет его на показ. Людям это не нравится и я их понимаю. Мы элита империи, а он разговаривает с людьми, как с недоумками или грязными фагами.