Текст книги "Спасти СССР. Часть 7 (СИ)"

Автор книги: Александр Афанасьев (Маркьянов)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

Пацан бросил злобный взгляд – Торопова знали все.

– Родители где?

...

– Родители есть или детдомовский?

– Отец. Мать.

– Работают где?

– Отец в порту. Машинист крана. Мать бухгалтером, там же.

– Живешь где?

– Внизу.

Одессит показал на значок – "работник речного транспорта СССР"

– Отец дал? Гордишься родителями?

Пацан ехидно, несмотря на боль, усмехнулся, понимающе переглянулся с Тороповым

– Олег Иванович – сказал Торопов – это значок принадлежности к группировке. Его просто так не купить, да и негде. Если кто-то другой наденет такой значок – его жестоко изобьют как сегодня и отберут. Решат, за что пацана били?

– За дело – буркнул пацан

– На вашу территорию зашел? Это не ваша территория, вообще то. За что мстите?

– Не ваше дело.

– Ты в армию собираешься? – спросил одессит – тебя с таким послужным списком только в стройбат

Решат – в ответ грязно выругался матом.

Пацана увели – вниз, оформить и сдать под надзор родителей, которых звонком вызвали с работы. В качестве меры воздействия – еще применяли так называемые «сигналы». Сигнал на работу. Сигнал по месту жительства. Вроде как предполагалось, что воздействие коллектива как то заставит родителей принимать меры. Но – какие меры? Советским, глубоко патриархальным обществом предполагалось простое – выпороть. Но – что такое порка для пацана, который целыми днями дерется – на улицах, в школах. За опоздание на сбор, за то, что не принес положенный рубль или три в общак – старшаки, старшие возраста «пробивают фанеру» или заставляют молодняк драться друг с другом. И таких – испугаешь поркой?

– Будете?

Торопов покачал головой

– Не курю

Одесский полковник спрятал пачку – Мальборо кстати. И возможно, что не кишиневский

– Да... и много у вас таких?

– По оперативным данным, до двадцати тысяч человек. Только активных – сочувствующих и на разовых поручениях намного больше.

Полковник присвистнул

– И что делаете?

– Создали конный полк милиции, только у нас и в Москве такие есть. Лидеры возрастов на учете. Со временем познакомитесь с челнинским опытом – выявлять лидеров и сажать по любому основанию еще до совершеннолетия. Обезглавливать группировки, выбивать таким образом актив.

– Челны – это где КамАЗ?

– Да. Камазовские кстати – в последнее время шороха даже здесь наводят. А там, в Челнах – дерутся и взрослые...

Полковник покачал головой

– Ты по званию кто, напомни.

– Майор.

– Выйдем, покурим...

Вышли. Примета весны – развиднелось, пригревало солнышко. На асфальте – пленка льда превратилась в редкие лужицы...

– Держи.

– Не курю. Кстати... направо посмотрите... там, возле деревьев.

– Где двухэтажный дом?

– Да. Видите, малолетка стоит.

– Ты хочешь сказать... ничего что на ты?

– Какие церемонии? Да, все отделения, по крайней мере, в центре – под наблюдением. Постоянно, дают поручения малолеткам. Задерживать их не за что, если только доставить и родителям сдать – но через полчаса он будет на прежнем месте. Все что он должен сделать – добежать до телефонной будки и позвонить если что. На территориях – а у каждой группировки своя территория – тоже стоят на пиках. В крупных группировках существует своя система разведки и контрразведки. Сталкиваемся даже с попытками придумать шифры. Хотя они и так есть – например, тот же значок речфлота.

– А в райцентрах?

– По-разному. В Набережных челнах все еще хуже. Там тоже самое, плюс катастрофически не хватает людей. На весь город, считай, двенадцать разыскников

Полковник присвистнул

– Они что того?

– Камазовские жилые дома считаются одним районом, хотя там уже триста тысяч населения – как в иных областных центрах. Соответственно – раз район, то и штат районный. Ехали туда по комсомольскому набору, переженились, родились дети. Понимаете, примерно все – одного возраста и они как раз в самый подростковый возраст входят – от двенадцати лет. Родителям некогда они целыми днями на работе.

– Да...

– Вы не знали?

– Ну, нет, довели до меня, конечно. Но одно дело на словах, а другое – на месте...

– В Одессе по-другому?

– Ну, в Одессе испокон века криминал был. Порт как не крути. Районы босяцкие. Но в том то и дело, что взрослый криминал всегда держал мазу. Обучал молодежь. Понятно, что шли на воровство, еще по малолетке. Но и такого чтобы на улицах толпа на толпу дрались в мясо... нет, такого никогда не было....

– У нас только так. Железка друг человека.

...

– Вы кстати с этим... переборщили немного, товарищ полковник

– Он на меня с пикой! На мента! В Одессе за такое...

– Здесь железки у всех.

Полковник вдохнул, задержал дыхание. Выдохнул

– И как боретесь?

– Как можем.

– Ну вот что, майор. Я понимаю... доверять нельзя никому. И мне в том числе. Я в розыске с шестьдесят девятого. За результат – спрошу, но и прикрыть – прикрою. Прекрасно понимаю, что с несовершеннолетними многое нельзя, но работать – как то надо.

...

– Ваш генерал в Москву собирается. За ним?

– Да – не стал скрывать Торопов – если назначат

– Добро. Держать не буду. Только мне помоги в курс дел войти.

– Обязательно.

То, что ждет впереди – Торопов и понятия не имел...

– Да кто ты, кто?

– Ещё узнаешь!

– А чья ты, чья?

– Ещё увидишь!

Вадим Абдрашитов

Время Танцора

Игорь Эйдельман все больше тяготился своей жизнью – даже не двойной, а тройной.

В одной из них он был учеником школы, думал как выпускаться и куда потом поступать. Пользовался презрением и ненавистью одной части своих товарищей и опасливым уважением других. В другой – он наскоро постигал – с самых низов – законы черного рынка. На практике. На рынок везли мясо, с документами нормальными, левыми и совсем без. В этом перевернутом с ног на голову мире рубщик мяса зарабатывал больше чем конструктор ракет, ранее судимый, ругающийся матом Зайдулла – зарабатывал больше чем его отец, который учился годами своей профессии и гордился этим. Это даже не было воровством, скорее всего, большая часть мяса выращивалась в хозяйствах подпольно. Зайдулла ругался, что Горбачев разрешил частникам растить мясо на продажу и скоро у них не будет работы. Но работа была, потому что колхозный рынок держали не колхозники, а воры, а санитарный инспектор был с утра готовый и его штамп, который он должен был ставить на осмотренные туши, находился у бригадира рубщиков.

В третьем мире он находился в жутком лабиринте бессмысленного насилия, которое катилось своим чередом, и для которого уже не надо было ни повода, ни оправдания. Как то раз он побывал на похоронах подростка, которого ударили ломом по голове. На похоронах мать, потерявшая сына, плача требовала от пришедших на похороны друзей (ходить на похороны убитых в драках было святое) клятву больше не драться. Пряча взгляд, они клятву дали, но уже вечером опять состоялась драка. Не по их вине – если бы они не стали драться, их убили бы. В этой бессмысленной карусели насилия не было места чести, мужеству, верности.

Бей или тебя убьют, вот и всё.

Несмотря на усилия (в городе создали конную милицию) драки продолжались. Теперь "вставали в отмах" даже девушки, он сам видел, как несколько девушек участвовали в драке с дружинниками, одна размахивала доской с гвоздями. Говорили, что в Брежневе дерутся уже и взрослые мужики, район на район...

Не драться было нельзя. Если, к примеру, ты живешь на такой-то улице и видишь "набег" врагов – то есть вражеской группировки – ты должен встать в отмах, даже если их в десять раз больше иначе тебя "опустят" – поставят на колени и обоссут. По городу ходили списки "обоссанных", кому нельзя подавать руки. Выйти из группировки можно было через отписку – то есть жестокое групповое избиение. Но чаще всего – за деньги, откуп. Кто просто переехал в другой район и не "описался" – тоже могли найти и опустить.

Улица жила своей страшной жизнью – от драки до драки, от пробежки до пробежки. Все крутилось по раз и навсегда затверженному сценарию – пацаны в семь – восемь лет уже гордились статусом "сопля", бегали по поручениям старшаков. С одиннадцати до пятнадцати – шелуха, основная боевая сила. Дальше – старшаки. Если выжил.

Начиная еще с осени – начали говорить о планируемой массовой драке с участием нескольких группировок с каждой стороны. Первая по-настоящему массовая и заранее организованная драка имела место в январе 1984 года на льду Лебяжьего озера, в ней принимали участие по разным оценкам от трехсот до пятисот и более человек с арматурой. Сейчас говорили, что и тысячу легко соберут. Речь шла о переделе сфер влияния, тем более что у группировок появились первые крупные деньги.

Игорь прислушивался и докладывал, но пока ничего конкретного не было.

В январе на него наехали речпортовские. Их можно было отличить по значкам "Речфлот СССР". По данным торговли – никому не нужные значки внезапно скупили в количестве более 2500 штук...

Игорь на сей раз был без мяса, он шел по улице, когда навстречу из-за поворота выскочила компания. Не ждали, явно – но тут же пошли наперерез...

– Кто такой? – спросил один из наглецов, мелкий и прыщавый

Тут надо было или назвать контору или сказать "не при делах". Отказываться от принадлежности к конторе было нельзя, за это жестоко избивали. Если сказал "не при делах" – за это могли избить и ограбить...

Игорь молчал, сейчас ему главное было прикрыть спину. По совету Торопова он теперь занимался каратэ, благо его разрешили. Ударная техника бокса плюс бросковая и удары ногами – каратэ делала его смертельно опасным противником на улице.

– Я тебя спросил?

Косяк

– Спрашивать право имеешь?

Этому он уже научился на рынке, где подрабатывал в мясном ряду, нахватавшись уголовных понятий. Или говоря одним словом – наблатыкавшись. В уголовной среде каждое слово имеет свое, отличное от обычного мира значение. Например, слово "спрашивать" – спрашивать может только тот, кто имеет на это право. Другие – интересуются. Но группировщики уголовными понятиями не владели. За что на зоне – спросят уже с них, но про это не думали.

– Ты чо, борзый что ли? – группировщик шагнул вперед и поплатился. По подбородку – и пацан падает...

– Мочи его!

Группировщиков было много – двенадцать человек. Неизвестно, что бы стало – понятно, что рано или поздно кто-то вызвал бы милицию, но тут двое старшаков, перебежав улицу, присоединились к драке. На стороне Игоря. У одного из них – была самодельная дубинка из арматуры, на рукояти которой был на клей намотан шнур, у другого – толстый и прочный шнур, который он использовал и для захватов и бросков, и для отражения ударов холодным оружием. Как бы то ни было – старшаки дрались умело, молча и озверело. Минуты хватило – чтобы группировщики поняли, что удача не на их стороне.

– Валим!

На ногах осталось не больше пяти группировщиков – они рванули во дворы.

– Давай с нами, пацан!

Игорь побежал вместе со старшаками к остановке трамвая. Он прекрасно понимал, что нужно немедленно убираться отсюда, потому что отступление – временное, и минут через десять сюда сбежится человек пятьдесят с арматурой. Поднятый по тревоге весь наличный состав конторы.

Трамвай – подсвеченный изнутри аквариум – вынырнул из-за деревьев, они бегом заскочили в салон. Только когда тронулись – выдохнули: группировщики могли и пути перекрыть.

Только теперь Игорь смог рассмотреть своих спасителей. Обоим за двадцать, один русский, другой – явно татарин. Оба отслужившие, у одного на руке наколка – но не блатная.

Смотрят на него – без злости, с любопытством и еще чем-то.

– Как звать?

– Игорем.

– Я Рашид. А это вот Санёк.

И тут Рашид зачем-то добавил

– Рашид Замалиев

Игорю составило большого труда не выдать удивления. Замалиев?! Однофамилец что ли?

Или нет.

А другие – старались не смотреть на расхристанных в драке пацанов. Еще несколько лет назад кто-то обязательно подошел – но не сейчас. Сейчас – взрослые кроме самых отчаянных – быстро разучились влезать в дела молодых.

Рашид, явно старший в этой паре – показал на куртку

– Прилично распахали.

Игорь посмотрел... да, прилично. Это чем-же? Бритвой? Группировщики несмотря на всю отмороженность редко применяли ножи и бритвы, потому что нож – это сразу срок без вариантов. И следствие и суд хорошо знали что делать, накоплена практика... даже просто поймают с ножом на кармане – мало не покажется. А молоток...

– Да уж...

Куртка была приличной. Дорогой.

– Сам с какой конторы?

– Ни с какой.

– Не мотаешься что ли?

– Нет.

Старшие присвистнули

– Принципиальный? Молодец

Игоря что-то раздражало. Но он не мог закончить разговор

– А сами то вы откуда?

– А мы тоже. Принципиальные. Ты торопишься?

Игорь пожал плечами

– Давай, зайдем к нам. Куртку зашьешь, у нас нитка с иголкой найдутся.

– Да не...

– Тут недалеко

Место, о котором говорили двое пацанов – находилось в полуподвальном помещении, совсем недалеко от остановки. Надпись на двери гласила:

МОЛОДЕЖНЫЙ КЛУБ "АВАНГАРД".

Игорь сразу подметил, что как они спустились – а вход находился с торца, и к нему вела узкая, один человек пройдет – лестница, дверь открылась, а за ней был...дежурный.

Со столом, стулом, каким-то журналом

– Здравия желаю! – по-уставному поприветствовал он

– Есть кто?

– Пока никого. А это?

– С нами...

Внутри – все было прилично отделано, дерево, мебель самодельная, но аккуратная. Невыводимый потный дух качалки.

– Давай сюда

Рашид включил свет в тренерской. На стене – самодельный плакат: два барана на мосту уперлись рогами...

– Держи!

Игорь поймал армейский набор, в котором игла была заменена на самодельную кованую. Вдел нитку в иголку

Парни смотрели на него

– Мотаешься?

– Нет.

– Но сдачи даешь. Молодец, уважуха.

Татарин посмотрел на русского

– Иди пока, подготовь всё.

Русский беспрекословно вышел.

– А еще раз если выцепят как будешь?

Игорь положил нитку, шитье

– Зачем интересуетесь?

Татарин – явно отслуживший – внимательно рассматривал его. Именно рассматривал. Игорь понимал, что перед ним кто-то в боксе, скорее всего кандидат в мастера, а может и выше.

– Смотри – без наезда сказал татарин – расклад какой получается. Выходит пацан на улицу – у него какие варианты?

...

– Получать по морде раз за разом – раз. Пришиваться к какой-нибудь шобле – два. Три – ОКОД. Повязку красную надевать так?

– Есть еще блатные – сказал Игорь

– Ага. Черная масть. Только что-то их на улице то не видать. Все больше по хатам да по пивнухам. Не так?

– На зону шобла заедет, там с них спросят.

– До этого еще дожить надо.

– А вам то – чего надо?

– Ну, ходить тренироваться хочешь? Сам куда ходишь?

– Динамо.

– Пф... там ни в одном возрасте чемпионов нет, как так?

– Нормально там.

– Ну если это назвать нормально...

– А вы получается тренер?

– Тренер. И так тоже. Ты как бы посмотрел на идею ходить в наш зал. У нас тут от ДОСААФ между прочим.

– Такие же, как комса.

Странный "тренер" чуть было не плюнул на пол. Но вовремя передумал

– Комса – это мрази, я с ними в одном поле не сяду. Ты в курсе, что они какой-то центр открыли, джинсу шьют и барыжат.

– Слышал.

– А у нас барыг нет. У нас вообще младших возрастов нет, берем тех, кто отслужил. Но и к молодежи присматриваемся.

Игорь закончил шить, завязал узел

– А вступают у вас как?

– Ты не спеши. Подумай еще. И вот что мне скажи: тебе барыги – нравятся?

Игорь отрицательно помотал головой

– Молодец. Иди. Мы к тебе подойдем...

март 1986 года

СССР, ТАССР

Дербышки, пригород Казани

Электричка – прощально свистнула и растворилась в стылой утренней тьме. Казалось просто невероятным, что еще два месяца – и здесь все будет зеленым-зелено...

Торопов, одетый "по моде" сразу выделил взглядом полковника: тот оделся правильно, как работяга. Его здесь еще никто не знал...

И полковник увидел Торопова – но не подошел, остался ждать сигнала.

Наконец, Торопов посмотрел на часы – что сигналом и было...

– Нарушаете, гражданин... – весело спросил он, когда сблизились

Полковник зябко поежился

– Зусман, зуб на зуб не попадает. Таки, вчера была весна, а не зима...

– Здесь еще холоднее бывает. Пойдемте, купим вам что-нето...

Вместе – они влились в нестройный поток посетителей нелегальной толкучки в Дербышках – крупнейшего в Казани сборища спекулянтов и позорящей звание советского гражданина публики всех мастей...

В начале восьмидесятых, с попаданием в СССР западных модных журналов – советские люди обнаружили, что одежда нужна не только для того чтобы прикрыть тело. Советская же промышленность упорно выпускала одно и то же – неяркое, немаркое, неприметное. Достаточно сказать, что например шляпы для членов Политбюро, которые они одевали на ноябрьский парад – покупал А.А. Громыко в магазине на пятой авеню. В Нью-Йорке...

Сначала – писком моды были мохеровые шарфики, которые носили напоказ "матрешки" – подружки группировщиков, и вареные джинсы. За джинсы – группировщики били. Потом – появились леггинсы и майки кислотно-ядовитых цветов – чем ярче, тем лучше. Широкий ремень, сползающий на бедра, туфли – мыльницы. В Нью-Йорке это была рабочая униформа проституток, здесь – ее покупали за десять и более цен от себестоимости. К этому – полагалась прическа типа "стог сена". Я упала с самосвала, тормозила головой...

Так как в городе этим заниматься было нельзя – спекулянты облюбовали заброшенную промзону в Дербышках: очень удобно добираться на электричке. Продавцы были двух категорий – профессиональные спекулянты, связанные с Москвой, Ленинградом или Прибалтикой, и студенты из Китая или Вьетнама, которые тут получали высшее образование. Им – вещи присылали родственники, то что стоило рубль – продавалось за двадцать.

Еще в городе около вокзалов и гостиниц обосновались книжные спекулянты – они официально "давали книгу прочитать" под денежный залог, и торговцы косметикой и нижним бельем. Те обосновались в туалете рядом с ЦУМом, это были женщины, в основном цыганки. Милиция с ними мало что могла сделать, так как не могла соваться в женский туалет. Духи Шанель, разлитые в Турции или Китае и дающие резкий запах, белье Анжелика от которого кожа начинала чесаться как от стекловаты, "трехэтажные" косметические наборы...

Еще цыгане именно в то время привезли жвачки Турбо...

Жвачки были отдельной темой – они стоили рубль, но к каждой из них полагался вкладыш. На части вкладышей были иностранные автомобили, на другой – футболисты или даже футбольные команды. Тот кто придумал такой маркетинговый ход был гением потому что всех охватила жажды коллекционирования этих вкладышей. Себестоимость такой жвачки при продажной цене рубль – была несколько копеек максимум. Пацаны коллекционировали вкладыши и играли на них. Деньги на жвачку воровали у родителей, вымогали у младших, а некоторые – уже и зарабатывали. Много кто из бизнеров – пошел в бизнес, потому что не хватало нескольких рублей на жвачку в юности...

Милиции в Дербышках не было, как и удобств. В случае появления ОБХСС или комсомольского патруля – все подхватывались и разбегались...

Полковник Векслер впечатлен толкучкой не был

– И шо, это все? – спросил он, скептически смотря на ряды торгашей

– Что есть

– Да... не Привоз, не Привоз. Давай, пройдемся.

На полпути – полковник подобрался, как охотничий пес, почуявший дичь

– Видишь того в куртке – дутике?

– Да.

– Делаем его. Я на тебя погоню.

Больше Торопову ничего объяснять не надо было.

Цыгана – а это был именно цыган – они загнали быстро. Увидев полковника – тот ему улыбнулся – цыган побледнел и бросился бежать, но тут же нарвался на Торопова. Почуяв неладное – ближайшие спекулянты рванули наутек...

– Гожо... ты ли это.

...

– Ну, чего встал, дай дяде здрасте.

Цыган предпринял попытку рвануть – но Торопов был начеку

– Нехорошо, Гожо, нехорошо...

– Вы чего тут?

– Как чего? За тобой приехал, поц ты эдакий. Показывай, где лайба твоя.

У цыгана оказалась Волга, она стояла рядом со станцией, главный ход, по которому то и дело проносились проезда. Сели так – Торопов за руль, цыган рядом, Векслер на заднее сидение. Прошумела электричка...

– Ну, чего, знакомиться будем – вел партию полковник – ты, друг мой, джельтменов удачи смотрел?

– Было дело – сказал Торопов

– О. Одна из ролей – как раз для Бижо. Он у нас тоже – мочой разбавлял сукин сын. Только не бензин, так, Бижо.

...

– И теперь люди тебя ищут, Бижо. Ты же их получается – опомоил...

Цыган скривился как от боли.

– Что надо, майор. Я с Одессы свалил.

– Я уже не майор. А надо чо... с тобой познакомиться надо. Для дела полезно. Ты друг, подписочку не забыл?

– Неграмотный я... у меня даже фамилии нет

– Смотрите на него. Щас я тебя тогда в отделение – для установления личности. Потом – оформим тебя за тунеядство, и – в камеру. А в камере личность твою в момент установят. Как думаешь – сразу зарежут или под шконку?

– Чего надо начальник? Я человек мирный. Семейный.

– Про семью. Барон у вас кто?

– Будулай.

– Ты смотри. Сейчас у всех что ни барон – то Будулай. Чем живешь, человек семейный?

– Торгуем, начальник. Жвачка, одежда, косметика...

– По карманам в транспорте шарите...

– Это нет, начальник, зачем. Торговлю сейчас считай что разрешили. Кооператив думаем открывать. Жен за машинку посажу. Будем шить на продажу.

– Ты глянь. У тебя сколько? Жен то?

– Три – неохотно признал цыган

– И сил хватает. Если б я был султан, то имел трех жен...

– У нас не так как у вас, начальник. Жена дом ведет. Должна мужа кормить. Это вы под каблуком...

– Но-но. За языком следи, цыган. Не делай мне нервы. Кстати, клифт мне организуешь? Потеплее. А то я только с югов, замерз как цуцик.

– Это можно. Если браслеты снимешь.

– Сниму. Не сейчас. Сделаем как, Бижо. Одна из твоих жен в комиссионку клифт сдаст – а я куплю. Под квитанцию.

Торопов поморщился – у них так было не принято. Но промолчал

– Плохо живем, начальник. Тебе клифт, эти последнее снимают. Ты бы лучше за улицей смотрел. Там же звери...

– О. Рассказывай в подробностях. Где звери?

Три часа спустя – Торопов и Векслер сидели в оперативной шестерке в центре города. Ели перемячи, доставая их из пакета. Полковник был уже в новой теплой куртке – пуховике. Из швов – торчали нитки.

– Турция?

– Вся контрабанда делается на Малой Арнаутской, Торопов. А если серьезно – скорее Румыния или Болгария. Там в последнее время тоже реформы, спекулянтов не щемят, они цеха мелкие открывают. Качество так себе, конечно. У них там родственники, через них и возят.

– Давно у вас на связи этот Бижо?

– Этот? Еще со школы. Они все друг на друга стучат. Только записывать успевай.

Помолчали.

– А это? То, что он рассказал? Про двух убитых. Про автоматы.

Полковник посерьезнел

– Про то, что их заставляют деньги платить.

– Бижо он конечно и соврет, недорого возьмет. Но...

– Дело возбуждать?

– Заявления у тебя есть? Трупы? Свидетели разборки?

Так – Торопов впервые услышал слово разборка. Работая в угрозыске – он не знал ни про разборки, ни про крыши. Потому что в Казани разборок еще не было – только пробежки.

Но он прекрасно знал ментовские реалии. Возбуждать что-либо по одной агентурной информации – его за это в сумасшедший дом сдадут.

– Трупы они, конечно, сами прикопали, цыгане всегда так делают. Будут мстить, понятно, но возможно, не сразу. Интересно, кто с них получает...

– Получает?

Полковник глянул на Торопова с сожалением

– Рэкет, майор. Это у вас тут дятлы с молотками за бесплатно бегают, друг другу по голове стучат. А в таких местах как Одесса, за спасибо только кошки... это самое.

...

– Не убедил. Сколько в группировках ваших сборы?

– Денег, имеете в виду?

– Их самых. Не фантиков от Турбы

– По-разному. От рубля до трех.

– В день?

– В неделю.

– Ф... а теперь прикинь, что вот такой вот поц как Бижо делает эти три рубля за несколько минут. Конечно, можно у него эти рубли и отнять. А можно сказать – поделись и живи спокойно, дыши носом. У нас в Одессе – до этого уже доехали...

...

– Но вот автоматы...

Полковник Векслер на самом деле предвидел главное: то, что в движении группировщиков нет главного – денег. И что они скоро будут.

Если так в суть всмотреться – в чем движение? Ты живешь на улице и защищаешь ее от чужих поползновений, так? Но тебе не приходит в голову взять под контроль чужую улицу. Ты можешь живущих там избить, унизить, еще раз избить – но нет конечного действия. Потому что в нем нет смысла. Смысл контролировать улицу, если ты на ней не живешь?

В этом установлении и переустановлении иерархии улиц – проходил год за годом, на кладбищах прибавлялось могил... но ничего никуда с места не двигалось.

Первыми поняли проблему Хади Такташ. Они были родом с улицы Хади Такташа, она имела особенность: рядом с центром, где деньги и вся городская движуха – но половина это обширный частный сектор, который не перекроешь никакими милицейскими и комсомольскими силами. Потому на Хади Такташ было бесполезно устраивать облавы

Именно они первыми взяли под контроль сначала кафе, потом автосервис. Сначала там старшаки работали за зарплату, потом они поняли, что надо не работать – а получать. Потом они начали брать соседние улицы.

А потом стало: Хади Такташ – весь город наш...

01 марта 1986 года

СССР, БССР

Минск, здание Прокуратуры БССР

Каждый человек – преступник. Он ещё не совершил преступление, но может совершить!

М.К. Жавнерович

Михал Кузьмич находил невиновного, но слабого человека, прятал его в тюрьму и угрозами, иногда побоями, добивался признательных показаний. А потом уже, по ходу дела, подсказывал обвиняемому детали убийства или изнасилования. Бригада следователей из Москвы, распутывая «витебское дело», вдруг обнаружила, что «лучший следователь республики» имеет интеллект колхозного пастуха, косноязычен настолько, что не может правильно выговорить двух слов подряд, что его знание уголовного кодекса равноценно знанию им устройства атомной бомбы.

– Виктор Дашук о следователе Жавнеровиче

– По сейфу отдельную опись делать или в общую кучу?

– Отдельную, Вить, отдельную...

Следователь прокуратуры БССР, Виктор Колобко, совсем молодой, только в прошлом году пришедший в органы, вздохнул, закрепил на специальном пюпитре для письма – доске с зажимом наверху новые листы бумаги, переложил копирками, принялся заполнять шапку.

Хозяин кабинета, старший следователь по особо важным делам прокуратуры БССР Михаил Кузьмич Жавнерович – сидел в углу, на том месте, где обычно сидят посетители, рядом – стоял сотрудник КГБ.

– Ключи от внутреннего ящика будьте добры, Михаил Кузьмич – попросил старший следственной группы

– Там не заперто – сказал Жавнерович, зло посмотрев на коллегу. Бывшего коллегу

Колобко открыл внутренний ящик. Присвистнул, достал початую бутылку армянского, осторожно, взяв платком, перенес на стол

– Нормально... – прокомментировал один из понятых, тоже сотрудник прокуратуры

– Ты то молчи! – окрысился Жавнерович

– Это тоже писать? – осведомился Колобко

– Пиши, пиши. Как в том анекдоте – опер про всех велел писать...

Но никому смешно не было...

Девятого декабря восемьдесят пятого в доме у своего шурина – был арестован некто Михасевич. При обыске – обнаружили вещи, которые по ориентировкам принадлежали убитым женщинам. Стало понятно, что взяли наконец того самого – Витебского монстра, державшего несколько лет в смертельном страхе всю область. Последние годы, когда было понятно, что в области действует маньяк – женщины отказывались выходить во вторую смену, потемну с улицы родители забирали детей, улицы городов и сел пустели. По слухам – на счету витебского монстра было несколько сотен жертв...

Геннадий Михасевич имел, в общем, обычную биографию – как у всех. Семья была полной – но отец попивал и пьяный, поколачивал мать. Доставалось и Геннадию. Большим успехом у девушек он не пользовался – но и импотентом как Чикатило не был. Отслужил в армии.

В 1971 году его бросила девушка, по этой причине он раздобыл веревку и решил повеситься. В укромном месте, где он собирался это сделать – он встретил девятнадцатилетнюю Людмилу Андаралову. Пришла в голову мысль – а что я давлюсь из-за бабы – лучше удавить саму бабу. После чего Михасевич напал на Андаралову и задушил ее.

Борис Лапоревич, инспектор угрозыска который расследовал это дело, был уверен, что имеет дело с психопатом. Однако, в Советском союзе – психопатов быть не могло. Вызванный на место следователь прокуратуры БССР Михаил Жавнерович – быстро раскрыл преступление, обвинив в нем некоего Глушакова, которого приговорили к пятнадцати годам. Лапоревичу он сказал – вот как надо раскрывать преступления!

Оставшийся безнаказанным маньяк – вышел на тропу войны...

Вечером 29 октября 1971 года в окрестностях на окраине Витебска Михасевич совершил два нападения, одна их жертв осталась в живых. В руки следователей попала веревка с кровью Михасевича. Однако, дело спустили на тормозах.

Третье и четвёртое убийства Михасевич совершил 15 апреля и 30 июля 1972 года в районе железнодорожной станции "Лучёса" на окраине Витебска, пятое – в апреле 1973 года. В 1975 году Михасевич убил ещё двух женщин в Полоцком районе. Свидетельница убийства, совершённого 30 июля 1972 года, показала, что видела недалеко от места преступления трёх молодых людей с овчаркой. Это преступление снова расследовал Михаил Жавнерович, он нашел этих молодых людей и угрожая смертной казнью добился признательных показаний. Никаких улик против них кроме показаний свидетельницы, что они гуляли с овчаркой в месте, где было совершено преступление и их признаний – не было. Тем не менее, все трое были приговорены к лишению свободы, один получил пятнадцать лет, другой – двенадцать.

Михасевич окончил техникум, вернулся в деревню, женился. Родились дети. В 1978 году принят в КПСС. По месту жительства имел отличные характеристики – семьянин, непьющий, двое детей. Командир отряда народной дружины и неосвобожденный секретарь низовой партийной организации. Все это время он убивал: до своей поимки он совершил сорок три убийства. Все – по одной и той же схеме: располагая собственным красным Запорожцем и сельским автомобилем техпомощи, он выезжал на трассу, смотрел голосующих, предлагал подвезти. Тех, кто садился – в живых больше не видели. Не всех даже находили – семерых нашли только тогда, когда он после задержания указал на места захоронения. Михасевич работал над собой, он научился бойко говорить, был достаточно симпатичным. Некоторые жертвы – перед смертью добровольно вступали с ним в интимную связь. Но он не щадил никого, кто сел в его машину – путь всегда был в один конец.

Работал и Жавнерович с коллегами. За убийства, совершенные Михасевичем было осуждено пятнадцать человек, из них один – Николай Тереня – был расстрелян, другой – Владимир Горелый – в заключении ослеп.

Наконец, в начале восьмидесятых стало понятно, что в Витебской области происходит что-то страшное. На место была направлена оперативно-следственная группа из Москвы, уволен начальник областного УВД, на его место был назначен подполковник Мечислав Гриб, будущий генерал и народный депутат. Уже тогда – были ясны масштабы фальсификаций по этому делу.