Текст книги "Чепель. Славное сердце"

Автор книги: Александр Быков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Часть II.

Глава одиннадцатая. Тревога

Двадцатое липеня лета 6574 (1066).

В тот день пламенеющее Око Богов не торопилось скрыться за край. Замерло в созерцании недолговечной красоты человеческого мира. Закат окрасил всё в кроваво-малиновый цвет. Крадущийся мрак подчёркивал огненные переливы в небе и на земле. Отблески на крепостных зубцах были похожи на пожар.

Вершко стоял за пригорочком, за краем городка – дальше от глаз. Весь в закатном огненном свете. Он держал свой боевой меч вдоль земли, привычно впитывая его тяжесть, вытянув к солнцу. Огонь бежал-струился по острому клинку, стекал каплями на траву, взлетал лучистыми искрами к набежавшим кучевым облакам, в которых великий художник мог бы взять себе всю гениальную палитру. Сварожий свет перетекал в руку, крепко и легко держащую рукоять. И Вершко удивлялся, как велика сила этого света-огня, что даже только видишь его, и сердце тоже наполняется могучей силой.

И р-раз. Лезвие с гудом рассекло воздух широкой дугой направо вниз, стряхивая капли огня. «Здесь он хуже видит мой меч». Ноги и всё тело превратились в боевую пружину. Солнце – опять в глаза, но Вершко его уже не замечает. Он представляет, как враг стоит против солнца, что хуже всего, его не видно. И надо верить не столько глазам, сколько всему своему существу, что знаешь о враге и чувствуешь его тонко и верно.

Он правша.

И медленно: уходя из-под удара вправо в сторону щитной руки противника, широкий режущий взмах над верхней кромкой щита справа налево – он должен слегка пригнуться и подставить щит. А его инерция ещё тянет его за своим ударом. И сразу с подскоком вперёд удар правой ногой в колено его левой ноги, в нижний край щита. Если он опытный боец, то резко отскочит в другую сторону, если очень хороший – резко прянет навстречу, опасно атакуя левую ногу или толчок в щит, или удар над щитом. Если он ас – он не ударит, как попало, а на сближении уже увидит перемену шага. Надо выиграть даже не полшага, а полстопы.

И р-раз. Снова лезвие рассекло воздух широкой дугой направо вверх, и капли огня застыли на нём.

И медленно обозначив отход от удара вправо, не уйти, а очень жёстко встречно отбить его меч щитом, и прямо буй-туром проломить ему щит ногой. Очень много силы потерять в один миг. Или. Отбить его меч и резко, очень быстро атаковать его мечную руку сверху справа влево вниз… Он отвёл отбитый меч в сторону, прикрылся щитом плотнее. Резко приседаю, вращаясь, бью мечом и краем щита по ногам, отпрыгиваю назад.

Если он очень быстрый – я предвижу и защищаюсь, сдерживаю атаку, атакую в конце его атаки слитно с ним в один поток, сразу после его последнего движения.

Как раздавить его сопротивление? Показать полное превосходство, смертельную угрозу, и великодушие. И так много раз. Пока не задрожит, пока не застонет, пока совсем не упадёт.

И р-ра-аз. Лезвие рассекло воздух сложным пируэтом, следуя за быстрыми ногами и твёрдой рукой. Огонь брызнул во все стороны.

Хорош меч Вершислава. Хорош – не то слово. Великолепен. Ковал меч друг отца дядька Ясь, почти такой же теперь седой, и такой же ещё крепкий как отец. Вообще-то Ясь больше известен как Колодрег. Прозвище такое ему досталось за то, что около болота жил, железо там доставал. Хоть болотное железо и считается хуже горного – всё дело в мастере. А Колодрег с молодости коваль. Он дело своё любит и знает, почитай, лучше всех. Однажды, лет чуть ли не тридцать тому назад он поручил свою семью попечительству родных и друзей, простился на всякий случай, и уехал за наукой, дивно подумать – в Дамаск. Через два года вернулся. Чёрный от солнца. Худой. С радостным блеском в глазах.

Углядел мастерство тамошних кузнецов! Секреты он и не спрашивал. Кто поделиться секретом?! Просто, добравшись с купцами до Дамаска, нанялся за еду помощником в кузню. Посмотрели на него – работать умеет, расторопный, крепкий – и взяли. Жил с собаками. Ел – что дадут. Как куют мечи, видел только издалёка.

Да ему видеть и не обязательно было. Он нутром всё впитывал: как жарко натоплен горн, чем топят, из чего наковальня, каковы молоты, каковы кузнецы, как меха раздувают, чем пахнет пар от закала, сколько раз окунали клинок, сколько раз стучали по нему каким молотом, с какой силой, звук какой выходит, и много всяких мелочей, из которых слагается мастерство.

А потом на базаре видел сами мечи. И понимал…

А после с караваном русских купцов вернулся домой. И, приехавши домой, взялся ночами из кузни не вылазить. Пробовал. Изучал. Много здоровья потратил на постижение тайн своего ремесла. Ясное дело, не сразу всё и получалось. Русские мечи спокон века славились на земле. В том числе и благодаря таким мастерам как дядька Ясь.

Однажды, вывез Колодрег на ярмарку в Менск вместе с другими товарами чудный меч – лёгкий, будто нож, гибкий, что им можно было опоясаться, острый как бритва, такой прочный, что дробил камень! А на самом – нет щербины. Вот как охали и ахали вокруг того меча! Сулили десять да три цены.

Отец это всё рассказывал, да и сам Вершко был на той ярмарке, маленьким ещё, видел тот меч, порезался об него, не заплакал, а подумал: «Я же тебя не обижаю, ты чего меня порезал?». И показалось ему тогда, что чудесный меч, будто, насупился на справедливый упрёк, и как бы в мыслях сказал ему: «Я не твой!» А купил тот меч тогда же князь Всеслав Брячеславович из Полоцка. За пять коней. Не торгуясь, князь цену предложил, а Колодрег, не торгуясь, продал.

Князь Всеслав звал дядьку Колодрега в Полоцк к себе, но тот сказал, что, мол, «Прости, князь, но далеко от своих и дерево засохнет, совсем к тебе не перееду, а ближе переберусь». И Колодрег перебрался жить в Менск. Много ему там было и есть и работы, и заработка, и почёта немало. И свои князья его не заревновали – в Менске у него большая кузница, помощники, он там и накуёт больше. Ныне, посчитали, не время для ревности – родственные семьи и племена переселяются ныне с побережья Варяжского вглубь земель – всем нужны мастера-кузнецы. А Менск как раз посредине земель переселенцев. И князь Всеслав до сих пор даёт мастеру-кузнецу заказы. Говорят, сковал Колодрег для Всеслава какой-то совсем особый меч, но про это даже отец не рассказывает, хотя знать должен. Они с Колодрегом с детства вместе росли, так всю жизнь и дружат. Отец сына Ясева от хвори тяжёлой спас. Вот коваль в долгу и не остался.

Этот самый меч для Вершко выкован на заказ. Колодрегом. Отец заказы давал для своих сыновей заблаговременно. Видя уже в старшем сыне доброго воина, но, вроде самого себя порою опрометчивого, для Бранибора заказал отец отличный щит. Когда Вершко исполнилось двадцать лет, отец подарил ему этот меч, лучше подарка не придумаешь, считает Вершко. А младшему Святояру достался редкостный шелом, наверно, для большей сохранности ума.

Меч Вершислава прямой, длиной в два локтя, годный и для ближнего боя в толчее и для поединка на просторе, обоюдоострый, облегчённый широким долом-желобом посередине вдоль всего клинка. У крестовины – шириной в три пальца, толщиной в один палец – надёжный, широкий, ровно сужающийся к острию, у острия – шириной два пальца. Само остриё плавно, округло стекается из двух бритвенно острых лезвий в острый, но не тонкий угол, годящийся и броню пробить и резануть наотмашь и не сломаться под тяжестью целого всадника с конём или под поперечным ударом топора. Свод лезвия начинается от самого дола, ничего лишнего, утяжеляющего. Клинок покрывает серая паутина тончайших тёмных и светлых слоёв серого тона, они как волны морские к берегу сбегаются к лезвию клинка. Лезвие отточено до зеркального почти блеска.

Крестовина тоже прямая не узка и не широка, хорошо прикрывает руку, не мешает крутануть кистью. Рукоять полуторная, при желаньи иль нужде удобно берётся обеими руками как влитая. А в одной руке не оползает – повита шершавой кожей. Навершие на рукояти простое – полукруглое стальное.

Весит меч меньше, чем дитя новорожденное, раза в два.

В простоте и отточенности формы всего меча и в многослойности его клинка видны не только традиции ковальского дела на Руси, но и угадывается великий опыт и громадный труд мастера-кузнеца.

Будто и не меч это вовсе, а идол. И не для резни живых существ он предназначен, а для священнодейства.

И капли Сварожьего огня стекают с него на траву. Убить врага этим мечом – доблесть. Погибнуть от него – честь. «Но мне не надо убить!» – подумал Вершко.

Меч, казалось, прошептал в ответ: «…Тогда – не убивай…»

И медленно: в момент его замаха – быстро вперёд, под руку, захват руки, присед-поворот и бросок слитным движением через себя. Он грянется оземь всем весом. И отойти.

Он колет прямо – провожаю его руку вправо от себя, захват руки, поворот вправо вокруг себя, почти выламываю ему руку, удар сзади по шее, шею не ломать… и под зад бы дать – но нельзя сильно унижать… бросаю его на̀земь… И отойти.

Он бьёт – прохожу вплотную к нему, отвожу его руку влево от себя, правым локтем – в зубы, поверх щита… подсечь по ногам, опрокинуть его на спину… И отойти.

Хорош и сам Вершислав как боец. Как говаривают, ни в сказке сказать, ни пером описать. Умелый так, что тело само знает, что делает, самые жаркие приёмы выкручивает и не запыхается. А голова холодная, трезвая, расчётливая до тех пор, пока уже с ног начинает от устали падать. А чтобы усталость его победила, должен он скакать на коне с утра до вечера и всю ночь до утра – коней загонит пятерых. Или биться полторы суток без передыху. Богатырь. А с виду не сказать.

Роста среднего… либо чуть повыше. В плечах, конечно, широк, но и не косая сажень. Руки-ноги – всё как у людей. Шея ни короткая, ни длинная. Грудь, конечно, широка, но у воина почти любого: грудь – не доска. В поясе не тонок, но и не широк. Осанка прямая, но в дружине кривых и нету. Сдержанно себя ведёт. Руку пожимает вежливо, меру знает, не клещами давит. Если обнимает, то, как бы, бережно. Лицо чистое, правильное, черты не мелкие и не крупные. Лоб высокий светлый. Может вот, нос слегка шишковат на конце, но не изъян – особенность. В подбородке ямочка-разорка, подбородок крутой, ну этим тоже никого не удивишь. Волос светло русый, мягкий, как ребячий, завивается по краям, стриженный по кругу. Усы носит тоже ни большие, ни маленькие, аккуратно но не сильно закрученные на концах. Глаза тёмно-серые, как бы голубоватые на свету, ни раскосые, ни широкие, ни узкие. А когда сильное чувство гнев ли, радость – глаза как будто синие делаются. Взгляд открытый, прямой, не исподлобья, не свысока. Одевается, как все дружинные добротно, просто и опрятно. Не выдаёт ничего в нём вроде бы ни силы, ни сноровки особенной.

Но, в глаза его ближе заглянувши, видишь какой-то яркий свет. Посмотришь и делается понятно, что человек этот особый, недюжинный. И проявляет себя именно так, особенно и недюжинно. Ежели осерчает на кого, а ударить нельзя – мимо может пройти, не замечая, а плечом нечаянно да вскользь так зацепит, что все посыплются в стороны, как досочки.

Вот если с князем его сравнивать, то сразу видна разница: тот – Князь! Ростом выше, лицом красивее, глазами мудрее, как-то величественнее. А Вершислав – как-то попроще. Простой, вобщем, воин… настоящий.

И солнце уже село а старшина княжий всё скакал с мечом, и вился вьюном, и меч порхал в его руках, как живой.

Князь Любомир, исполняя обещанное Изяславу Киевскому, вместе с Горынычем собирал войско. Сам Любомир на войну ехать не пожелал – там родственники разбираются. Зачем мешаться? Ещё будешь лично виноват не одному, так другому. Бранибора с отборной сотней князь от себя не отпустил, оставил в Белой Веже. Вершислава с охранной полусотней тоже не отдал. А сотник Судислав сам выпросил у князя, мол, не хочу никому больше служить, и тоже остался со всей сотней в крепости. Войско собрали быстро, несмотря, что осенью руки на пожинки могли понадобиться. Но уговор, дороже выгоды, особенно, как понимал благородный князь Любомир, дороже всего договор княжеский. Горыныч с войском в пять сотен доблестной беловежской дружины, тысячу лёгкой конницы из оруженосцев-помощников и четыре тысячи доброго пешего ополчения в конце месяца-травеня отправился в Киев.

В Белой Веже Элипранд гостил у радушно расположенных братьев Буривоевичей. Бранибор тут же взялся наставлять Элипранда военному делу.

– Может он военным не будет, но понимать, зато, будет. А в жизни себя оборонить, мужчине обязательно пригодиться.

Даже поднимал парня каждое утро обходить крепость.

– Нашему человеку там, на чужбине надо много знать!

Вершко учил двоюродного брата правильно держать лук. Ложить стрелу. Выпускать стрелы, не дёргая, плавно, нежно. Точно. И при этом быстро. По десять штук на один вдох. Не раз показывал приёмы мечного боя, ставил руку.

– Держи крепко! Во весь кулак сжимай! Больше у руки никаких положений нет – только твёрдое… Видишь, навершие у рукояти широкое – нарочно, чтобы рука не ёрзала. Взял в руку меч – всё, слился с ним в одно, он твоё продолжение. И твоей руки продолжение, и твоих мыслей, и всего норова!.. Ты ненавидишь врага – он тоже ненавидит. Ты щадишь – он тоже щадит. Ты решил обмануть – он тоже обманул. Ты – его душа. Он – твоя душа, твой стержень для битвы… В мирный час ты другим сделаешься. А в битве – вы одно.

… Сеча потому сеча, что в ней секут! Не гладят!.. Не жалей!.. Вот так с силой сечѝ! Р-раз! Отбил… Два-а! Руку отсёк… Три-и! Голову снял… И дале с разворота. Р-раз!.. Два-а!.. Три-и!.. И подшагнул, ежли не достаёшь, отскочил, подшагнул – ноги робят, отскочил. Р-раз!.. Два-а!.. Три-и!.. Четыре! – копьё отсюда летело! Разворот – набегает на тебя… Р-раз!.. Два-а!.. оставь его – у тебя угроза слева. Р-раз! Справа. Р-раз! Слева. Справа. Слева. Уйди от правого за левого! Р-раз!.. Два-а!.. Три-и!.. Следующий. Р-раз!.. Два-а!.. Три-и!..

– Ловко у тебя выходит, дядя Вершко! – восторженно горят глаза у Элипранда.

– Обучайся – у тебя получится!

– … А-а!

– Что?

– В руку отдало!

– Твёрже держи!..

Святояр сильно подружился с Элипрандом. Они и похожи как братья.

Дед хорошо подлечил своего друга Меркула. Тот совершенно перестал кашлять, сделался румяный и помолодел на внешность лет на… двадцать! Оказалось, что он мужчина в расцвете сил, примерно лет пятидесяти. Он сам был весьма рад. Помогал деду по хозяйству, рассказывал, чем сильна италийская наука. Поскольку трудился долгое время кораблестроителем, знал много интересного и по инженерной части, и по плотницкой, и кое-что по навигции, по звёздам на небе.

Наступил липень. Пѐкло на дворе всех утомило до невозможности. Говорили, что у Чехов горят и леса, и поля, и дымы стоят круглыми сутками не сдуваемые ветром, и люди не знают, куда деваться от пожарищ, и просто даже мрут, задыхаясь в дымах.

Волхв Стрыйдовг ежедённо становился посреди Беловежской крепости и взывал при всём народе к небесам о дожде, чтобы не покидали землю, чтобы не сделались сушь, и глад, и мор. И у нас иногда шли дожди-ливни, что земля промокала насквозь, реки после них бурлили, грозя выйти из берегов, гремели грозы, молнии лупили в землю с такой силищей, как будто настали последние дни сотворённого мира.

Волхвы, сидящие отдельно в капищах, приходили в селения и вещали, что гневаются родные боги за отступление, за предание веры предков. Грозили христианам, велели держаться подальше от священных рощ и дубов, не осквернять своим присутствием святых родных мест.

Глава двенадцатая. Опасная игра

Ненависть к саксу у Вершко не была явной. Она скорее была похожа на отношение добросовестной хозяйки дома к мышам – мелкие докучливые твари бегают и грызут и се…т, где ни попадя. И основное желание такой хозяйки было бы вывести всю эту нечисть под корень, чтобы никогда больше и не вспоминать. Если бы такую добрую женщину заставить наблюдать за жизнью мышей, то вскоре она обнаружила бы, что их жизнь тоже имеет свои заботы, радости и печали. Она нашла бы, что прежде противные грызуны, на самом деле милые маленькие создания, которые тоже хотят кушать и делать всё, что положено живому существу. И что их маленькие глазки блестят как бусинки, и что они явно имеют право на существование. После этого погружения в другую жизнь прибить бедную маленькую мышку какой-нибудь палкой, что раньше она сделала бы без всякого колебания и сожаления, стало бы для этой доброй женщины очень затруднительно.

Конечно, Вершко не был сентиментален или особо жалостлив к подопечному саксу, но некое подобие уважения из-за длительного наблюдения, всё-таки сложилось. Вершко видел, что сакс не дурак, ведёт себя тихо, осторожен, ни разу не поддался на искушения, каких Вершко устроил немало. Сакс не клюнул своровать настоящую книгу Полесской Летописи, которую оставляли ему несколько раз в доступности. Он не стал приставать ни к дородным и нарядным, ни к простоватым девкам в княжьем дворе и вообще в крепости, хотя явно скрипел зубами и мычал по ночам от неустроенности личной жизни. Он даже не своровал ни ножа, ни гвоздя, ни верёвки, чтобы кого-нибудь в тихом месте прирезать или придушить по злобству натуры. Он даже не убежал, хотя вполне мог… на неискушённый взгляд. И никак не отреагировал на подсылов, что предлагали купиться, продаться, или втирались в доверие. На любые предложения одно сплошное: «Inschuldigen Sie bitte!» и «Nicht ferstehe»*. Вершиславу даже начинало порой казаться, что сам себе он и ошибся. Что Рихард Фишер просто крепкий, честный, добрый, довольно симпатичный человек, которому не повезло оказаться не в том месте и не в то время, и особенно не повезло с его Вершиславовым навыком стрельбы. Вершко изучил уже и манеру Рихарда двигаться, мягко перекатываясь с пятки на носок. И манеру смотреть немного исподлобья, как бы, не столько видя, сколько вспоминая. Видел, как Рихард украдкой разминается по утрам, делая и сильные выпады и резкие взмахи. Присматривался – какие… Нет, не мирный человек, боевые навыки оттачивает.

Кудеяр ездил на встречи с Максимилианом Ипполитом и получал от того задания: то ограбить кораблики речные, то разорить хуторки отдалённые, то просто пошалить-побаловать-поозорничать кровопролитно на какой-нибудь большой дороге. Привозил Кудеяр золото наёмника, рассказывал Вершко о заданиях, и вместе они придумывали, как замутить глаза Максимилиану, чтобы и свои люди целы, и чтобы кровожадный венецианец думал, что его задания выполняются лихим атаманом разбойничьей ватажки. Ждали, когда чернявый выведет на того, КОМУ надо учинять в беловежской земле разорение.

Иногда Кудеяр просто приходил в бешенство от очередного чёрного плана. И в кругу друзей злился и метался, и просил разрешения покончить с высокородным чернявым бандитом. Вершко также об том советовался с Любомиром. Тот качал головой и наказывал пока чернявого не трогать, а узнать как можно больше и одобрял скрытное противодействие злобным планам. Пару раз Вершко ловил Кудера за шею, прижимался лбом ко лбу и упорно просил того не скакать, и успокоиться, что ещё не беда, что наберись терпения, друг! Горобей печально хмурился, говорил, что лучше бы чернявую заразу выжечь сразу, а то, как бы не случилось поноса или ещё како-либо холеры. Брыва предлагал ударить первыми в любом возможном направлении, чтобы, если и неправильно, зато будут бояться, меньше будут лезть. Прытко, помогавший, как и все друзья, в организации секретной и непонятной игры, сосредоточенно ухаживал за оружием и зброей, поправлял седло, ремни, холил коня с каким-то самозабвением, как с молитвой.

Однажды, числа второго-третьего травеня, вскоре после того, как воевода Лютобор, смахнув скупую слезу, попрощался со всеми в крепости и повёл войско в Киев, Вершко со своим отборным десятком переодетые под торговый люд поехали на дело по очередному замыслу Максимилиана. Впереди – Кудеяр, как «предводитель разбойников», Горобей по правую руку от «главаря», Прытко – по левую, Брыву «спрятали» в середину, чтобы меньше выделялся, Вершко пристроился замыкающим. Задание было в том, чтобы стать в засаде на большой дороге между Волковыском и Белой Вежей и напасть на торговый обоз, идущий по этой дороге из Кракова на Королевиц.

Обычно в подобных случаях вершиславский особый отряд нападал внезапно, жёстко, но безкровно обезоруживал охрану, ну, разве что зуб выбитый да синяки в наставление и назидание, пугал торговцев. А Кудеяр объяснял тут же в сторонке от всех господарю этой торговой артели, что разбой на него заказали иностранные торговцы-соперники, что, мол, сами они честные местные разбойники, с чужих деньги взяли, а своих не трогают. Но с жёстким условием, что господарь артели пустит слух, что был безжалостно обворован, и чтоб никому не проболтался, иначе это урон разбойничьей славе и его тогда ограбят по-настоящему. Народ был понятливый, всё делали, как надо. Хотя попахивало от этого всего каким-то нехорошим душком, приходилось мириться, а то ведь главного не узнаешь.

Ныне торговый обоз был польский и был он большой. Вершко подозревал, что в нём может ехать какое-то важное лицо, вроде посла из Кракова в Новгород. Тогда нападение должно было подорвать договор о мире Болеслава с Любомиром, разрушить и так недолговременное добрососедство между ляхами и беловежцами. Решили, что если будет посол, такового «спасти» из лап разбойников отдельным смельчаком-боярином, «проезжавшим мимо», которым Вершко определил себя, остальное, как обычно. По случаю своей особой роли Вершко ехал отдельно от других и одет был красивее, как на торжество. Даже рукава были длинные не закатанные*. После выезда из крепости, после тайного переодевания Вершко примеривался, как в этих рукавах не запутаться, в случае драки.

Обоз из десятка крытых повозок с луговой широкой дороги втянулся в лес. Охрана составляла десяток добрых молодцев по три спереди и сзади, остальные вдоль обоза. «Разбойнички» испытанным способом загородили дорогу поваленным деревом и выскочили на переднюю и заднюю охрану, скрутив и положив их в два счёта. Но тут раздался чёткий приказ по-польски, исходивший из средины обоза, и из повозок посыпались хорошо снаряжённые шляхтичи. Их ждали! Завязался не шуточный бой. Вершко стоял дальше всех, тоже выхватил лук и стал защищать своих, крича: «Отходи! Назад!» Десяток Вершислава стал отходить в лес. Чутьё спасло: Вершко почему-то пригнулся, и вместо того, чтобы пробить ему голову короткий топор жахнул в соседнее дерево. Вершко быстро развернулся с луком – скрываясь от него за деревьями, уходил всадник, так же как и он отдельно наблюдавший за боем. Вершко за ним было поскакал и было у него чувство, что знает он этого всадника, но разглядеть не успел. Развернулся прикрывать отход друзей. Если бы не были они готовыми ко всему воинами, а были и в самом деле разбойной ватажкой – не сносили бы головы. Выходит своих «разбойничков» Максимилиан решил пустить в расход? С чего бы это? И кого же это он нанял? Каких таких поляков? И кто же так кидал топор? Сутуловатый. Хорошо кидал…

Через ещё пару дён после этого случая из разведки по следам Максимилиана Кудеяр прискакал снова возбуждённый. Из глаз молнии сверкают.

– Вершко! Я проследил за «мордой». Он был у Войцемежа в Ломже!

– Как ты видел?

– Из-за открытого окна слушал! Как муха висел на карнизе.

– И что говорят?

– …!!! У Войцемежа был немец, я его не видел, только слышал – мощный голос – могучий воин. Они разговаривали втроём с «мордой». Войцемеж за мзду от грабежей собирается пропустить немцев на нашу землю!

– … Говори дальше!

– Это всё. Трепались много, хаяли нас «язычников»… Я не рискнул сразу и в одиночку на них бросаться.

– Это… да-а… Ты уверен?

– … Своими ушами!

– Как же это, а?.. Как же можно было? Он же мир утверждал!..

– Так вот!.. Видно думает, раз он не сам идёт, так это можно. Вероломец!

– Любомир не поверит.

– Да я сам себе плохо верю… Но так и было.

– И как раз когда войско ушло!

– Может у «морды» здесь глаза и уши? Не зря приезжали с саксом в Белую Вежу.

– Ну не сакс же…

– Кто-то другой, а может несколько… Хотя, до сих пор никого знакомого у «морды» я не видел.

– Эту мысль надобно домыслить…

– Думаешь на кого-то?

– Думаю… не передавай никому… На Гордея!

– Ух ты!.. Так ведь он справный воин… Князя вон на охоте выручил.

– Справный то справный… Не верю ему…

– … Вершко, прости, не серчай, скажу тебе: может, ты из-за Радуницы зуб на него имеешь? Если человека не любишь, легко его и предателем представить.

– Кудеяр, ты мне друг… Правильно говоришь… Нет доказательств… Но вот когда нас на волковысской дороге чуть не перебили, на него был ТОТ похожий! Что топор метал. Я тебе говорил. Это же знать надо было про нас всё!..

– Ну давай мы за ним внимательнее посмотрим!

– … Давай… посмотрим… И много ли будет немцев?

– Этого не слышал я, Вершко.

Через полчаса Вершислав докладывал Любомиру:

– Мой светлый князь, Максимилиан Ипполит, за которым мы следим, в сговоре с паном Войцемежем Ломжицким. И Войцемеж с его участием сговорился пропустить через себя войско немцев.

– Куда?

– На нас.

– Не может быть!.. Наше войско уже в Киеве…