Текст книги "Чепель. Славное сердце"

Автор книги: Александр Быков

Александр Быков
Чепель. Славное сердце.

Исторический роман

Моим любимым жене и сыну,

отцу и маме, родным и друзьям,

городу Пружаны,

моим предкам

посвящаю

Предисловие

Я родом из Пружан. Это маленький город в западной Беларуси. Рядом с Беловежской пущей. Там я родился и вырос, но потом волей судьбы почти всю жизнь прожил в России. И постепенно, на расстоянии величие моей «малой» Родины стало представляться мне всё яснее. И всё удивительнее становятся простые вещи, обычные для белорусов.

Я искал сведения об истории Беларуси, о её истоках, о родстве историческом и культурном с Россией. Ответов на многие вопросы не нашёл и сейчас, глубже XI–XII века всё погружается во тьму. Но поиск вознаградил меня многими интересными открытиями. Я предпринял попытку реконструировать события XI века, происходившие на земле Белой Руси. В основе этой работы несколько важных вопросов, не имеющих ответа в научной традиции.

Почему Белая Русь называется белой. Для этого должны быть важные основания. Были и разные другие Русии: червоная, чёрная. Но именно это имя не исчезло, не потухло, а живо и по сию пору.

Почему Беловежская пуща так называется, ведь нет нигде Белой Вежи, по которой она получила своё название. Нет её в нынешней Польше в пограничном местечке Бяловежа. Нет её в белорусском городе Каменец – Каменецкая башня построена в XIII веке из красного кирпича и именовалась «белой» только с XIX века. Где была Белая Вежа, и чем она была так известна, чтобы дать название целому огромному лесному массиву? Судя по последствиям – Беловежская пуща существует доныне без попыток переименования – Белая Вежа должна была быть явлением выдаюшимся.

Почему Польская королева Анна Янгелонка в XVI веке подарила свой родовой герб моему родному городу Пружаны? Так ведь не делают царственные особы – герб был её родовой, древний, известный с XI века, предмет семейной гордости.

На гербе изображён щит, на щите – синяя змея с короной, изо рта змеи высовывается наполовину человек. Древний этот герб объясняют удивительно разноречиво. Согласно привелею короля Сигизмунда III: «Из пасти змеи ребенок именно появляется, что символизирует вновь пробуждающуюся вечно юную силу в сочетании с мудростью, способность мира к самоочищению и обновлению». Согласно другим авторам – змея ребёнка глотает. Согласно третей древней легенде: «В первом крестовом походе, родоначальник рода Висконти (первых герцогов миланских) Бонифаций убил на дуэли предателя (либо сарацина) и взял себе его щит, на котором был изображён змей, держащий в пасти (белого, то есть европейского?) ребенка». На гербе же изображённом на внутренней стене дворца миланских герцогов, одном из наиболее древних изображений, из пасти высовывается взрослый мужчина… А Пружаны во времена королевы Анны были небольшим населённым пунктом в земской зависимости, никакого отношения, казалось бы, к гербу королевы не имеющим.

Почему, наконец, места географически находящиеся прямо посреди Европы, не имеют памяти о своей давней истории, которой не могло не быть.

В наши дни, к сожалению, историю народов России и Беларуси преподносят отдельно друг от друга, а ведь народы эти – издревле один народ. Те самые «литовцы», что досаждали молодому Московскому государству вплоть до времён Ивана Грозного и немало в том преуспели, – это и были наши родичи белорусы, которые шли с идеей «собирания русских земель» после падения Киевской Руси перед татаро-монголами, поскольку сами себя эти литовцы, а точнее, литвины считали русскими.

С изумлением я обнаружил, что и история России, которую я не разделяю с Беларусью, в понимании своей Родины, сильно укорочена. Начинается она по учебникам и руководствам как будто с призвания на княжение Рюрика. А кто такой Рюрик спорят – русский он или не русский? И Русь была до Рюрика Русью или не была? И утверждают, что здесь везде жили полудикие племена, неспособные к самоопределению, поэтому, мол, и призвали варяга-чужестранца на княжение.

Прочтя, в общем теперь легко доступные, благодаря Интернету, документы, хочется сказать: «Да кто же он ещё может быть, если не русский?!» Ведь Рюрик – внук Новгородского князя Гостосмысла, сын дочери Гостосмысла Умилы и бодричского князя Годислава. А нынешний остров Рюген, откуда призывали на княжение Рюрика, в те времена назывался Руян, и в то время на нём проживало известнейшее славянское племя – руяне, они же: раны, русы, руги, рутены. И на этом острове сохранился до сих пор древний славянский город-храм Аркона. Рюрик был потомственный князь из русов и славян, и жил в русских землях, и разговаривал на руянском диалекте такого же русского языка, как на других диалектах его говорили новгородцы, псковичи, рязанцы, вятичи, туровцы, пинчане, берестейцы, городняне, менчане, волыняне, киевляне, владимирцы, перемышленцы, червеногородцы, ужгородцы, переяславцы, и другие части одного великого народа. Как мы в России теперь и москвичи, и питерцы, и пермяки, и архангелогородцы, и новосибирцы, и хабаровцы, и петропавловск-камчатцы, и калининградцы, и волгоградцы, а всё один народ и один язык.

Удивительно и, конечно, не случайно, что само имя Рюрик созвучно «ререг, рарег» – это «сокол» символ Рода, одного из главнейших богов славян. И родовой герб Рюрика, помещённый, например, на гербе Украины, не трезубец, как кажется на первый взгляд, а и есть сокол, сложивший крылья в стремительном полёте. Выходит не просто русского князя призвали на княжение в новгородские и поднепровские земли, а своего, родного, из очень уважаемого рода.

Удивительным мне кажется также то, что эти сведения, находящиеся в широко известных исторических документах, так до сих пор и не составляют красную нить официального изложения отечественной истории.

Даже и при этом белых пятен в истории Руси до Рюрика остаётся много. Возможно, сами рюриковичи в борьбе за власть внесли отрицательный вклад в наличие исторических документов о временах, предшествовавших их правлению. Возможно, такой вклад внесла молодая христианская религия. Скорее, и то и другое вместе.

В поиске исторических корней своего народа я обнаружил потрясающий по важности факт, если и не совершенно превосходящий другие древние антропологические находки, то выглядящий рядом с ними, как могучий дуб среди берёз. Под Новгородом в местечке Сунгирь с 1955-го года советскими археологами, вместе с которыми работал известный учёный Герасимов, реконструктор внешнего облика умершего по черепу, производятся археологические находки. Обнаружено захоронение человека-европеоида современного типа, всё тело которого было покрыто одеждой, составленной из костяного бисера. Какой кропотливейший труд был затрачен для создания такой одежды, какие искусные руки её «ткали», какое большое влияние имел этот человек! А ведь захоронению около 30 тысяч лет! Это превосходит по возрасту находки кроманьонца и неандертальца, которые, к тому же, в сравнении с Владыкой Сунгири выглядят бедняками. А это был наш генетический и культурный предок! А в местечке Костёнки найден культурный слой возрастом более 40 тысяч лет (в Западной Европе таких древностей ещё не найдено). И там тоже наши предки славяне, пусть даже тогда они этим именем и не назывались, одетые в шитую из кожи одежду! Этим всем положено законно гордиться, но данные факты, к сожалению, почти не известны широкой публике, и не включены ещё в теории о развитии цивилизаций.

Если тридцать-сорок тысяч лет назад наши предки имел вид более цивилизованный, чем предки западных европейцев, то почему есть основания думать, что тысячу лет назад что-то выглядело кардинально иначе. Известно, что все иностранцы, посещавшие Русь VIII–XII веков уважительно отзывались о ней как о высокоразвитой стране, Гардарике – Стране Городов.

Не было глупых, неспособных к государственности, неграмотных или как-либо по-другому ущербных народов в центре Европы, в том числе, на земле нынешней Беларуси и России! Были сильные и умелые. Иначе они не выжили бы до сегодняшнего дня, не удержались бы на занимаемых землях, канули бы в Лету. Другое дело – какую цену они за это заплатили…

Мой прадед построил первый кирпичный дом в Пружанах. Его фамилия, как и у моего деда, коренного пружанца – Чепелевич. Дедушка называл сам себя и своих сына и внука по мужской линии с особым чувством: «Чепель, Чепели». Для своего времени, первой трети XX века, он считался гвардейского телосложения и служил в артиллерии. Использовав множество исторических фактов, легенд и рассказов моего деда, я сплёл из них кружево занимательной повести о моих далёких предках, к которым отношусь с великим уважением. Ещё одно важное, на мой взгляд, соображение. В нотной записи ставят специальные значки, для того, чтобы манера игры, исполнения произведения соответствовала содержанию. Так, быть может, и в прозе надо ставить подобные пометки. Например: «Светло и беззаботно» или «Эпично, торжественно», или же «Печально, размеренно». Эту книгу надо читать медленно, не торопясь, вслушиваясь в тишину веков между строк, в шум ветра, в звон тетивы, в гулкие стуки сердца.

Быть может, в этой повести не всё правда, но, как известно, в ней намёк, добрым молодцам урок. И, если какое-то слово западёт вам в душу и даст сил жить, любить родных и близких, любить жизнь, Родину, свою землю, ценить добро, дружбу, верность, даст сил на добрые дела, я буду очень рад.

 
Когда смута туманит мой взгляд,
Сил на труд и борьбу не хватает,
Время беды несёт кругоряд,
Истекает жизнь, пропадает,
Я иду в Богом созданный лес
В рощу, в дебри, в святую дуброву,
Взглядом силу тяну из небес
И креплю роду данное слово.
 

Пролог: исторический обзор

От сотворения мира после победы северного народа Арийского над южным народом Тайским прошло более шести с половиной тысяч лет. Северяне сохранили память о великой победе и её символ – крылатого всадника, поражающего дракона. Но сокровенное знание об этом событии к этому времени, в основном, обнаруживалось уже только в среде посвящённых – Белых Хранителей. И ещё в сказках о победе богатыря над змеем.

Хранители поддерживали традиционное летоисчисление и культовые обряды, назначенные в память важнейших смыслов и богов. Но время, которое, как известно, сильнее памяти, постепенно стирало и смыслы, и символы, и былую вражду, и былое родство.

Тысячи лет на огромных пространствах Евразии по обе стороны от Уральских гор, от среднеазиатских степей, от священной реки Ра*, по Оби, Енисею, Иртышу, до самого синего Океана перемешивались, сродняясь и расходясь, белые и жёлтые народы, образуя многочисленные племена смешанной крови.

Народы эти, каждый – в своё время, стали называться: мурманы (мурома), мерь, весь, чудь, угры, пермь, вогулы, зыряне, катаи, башкиры, татары, булгары, уйгуры, половцы, печенеги, хазары, узбеки, таджики, казахи и другие, другие, другие.

Основным объединяющим фактором белых оставался общего корня язык, на котором говорили потомки древних арийцев и их вера, тянувшаяся корнями во тьму тысячелетий.

Славяне несли генетику северной расы, её язык, её древнейшую культуру и веру, в наиболее первозданном виде, являясь основным ядром и прямыми потомками переселенцев гиперборейцев, тех самых арийцев. Славяне были теми народами, которые наименьше смешались с другими этническими субстратами. Тогда как галлы, франки, саксы, тюринги уже впитали в себя кровь племён допотопной Европы, и, оставаясь ещё во многом понятными, всё же начинали разниться по языку и уже именовались славянами «немцы»*. Кимры, скифы и сарматы уже несли кровь Азии. Белые переселенцы на Юг смешивались с чёрным населением Индии, Аравии и Африки, формируя многочисленные разновидности индусов, персов, курдов и египтян.

Славянский мир был самодостаточен, его народы мыслили себя коренным населением громадного Евразийского пространства. Славянский мир был велик и густонаселён. Он распространялся от бодричей и лютичей проживавших далеко к западу от Лабы* (по-другому Альбы) и Водры* (Одры) до вятичей, сидевших по Вятке и до Урала на востоке. От северных поморов, живших по берегам Белого ото льда моря, и родственных поморян моря Варяжского до венетов, потомков великих этруссков, и адриатических сербов, до прикарпатских и подунайских русинов, до причерноморских антов, русичей и донских казаков (по-старогречески – мирмидонцев).

Из Варяг в Греки издревле ходили мореходы вокруг Европы. Но быстрее и удобнее получалось по рекам на небольших речных кораблях, из верховий одной в верховья другой – волоком, или же перегружаясь на сухопутный, а затем снова на водный транспорт. Один путь – по Западной Двине и Днепру. Другой – по Неману через Березину или через Птичь. Третий – по Бугу и Припяти. Четвёртый – по Висле и Днестру. И наконец, из Лабы и Одры в Дунай.

В этих землях от моря до моря, богатых горами, лесами и реками, зверем, птицей, рыбой, травами и плодами обосновались земледельцы, торговцы, ремесленники, находившие немалую выгоду в таком месте жительства. Это были сербы, чехи, ляхи, вагры, руяне, поруссы, ильмеры (словене), кривичи, древляне, дреговичи, радимичи, поляне.

Военные дружины славян-русов, известные и как многочисленные конные войска, непобедимые в стрельбе из лука и в обоеруком бою, и как дикие варвары, идущие в атаку нагими, и как стойкая пехота, сдерживающая кого угодно и совершающая невероятно дальние и быстрые переходы, успешно защищали эти земли.

Составляя все вместе одноязычный громадный славянский народ, сами они называли себя и своих соплеменников как угодно: по имени родоначальника, по имени выдающегося вождя, по названию местности, реки, горы, по особенностям разговора, внешности, одежды, по степени родства, формируя таким образом огромное разнообразие названий, навсегда запутавшее историков. Во многих именах сохранилось главное, героическое, фундаментальное – «рус». «Дарующий свет».

Они исповедовали веру предков в Единого Вышнего Бога Родителя, в его равнозначный смысл – Белый Свет, первозданный огонь и его символ – светлое солнце. У этого бога множество ипостасей, множество лиц, множество качеств и имён. Как белый свет распадается в радуге на разные цвета, так и Род становиться в разных проявлениях олицетворением стихий и важнейших сил, проявляется другими богами.

Славяне в своих капищах – местах религиозных служений – ставили не только храмы, святилища, избы для молений и прославлений, но и деревянные изображения-символы, олицетворения своих верований. Так же и нынешние христиане изображают Христа, буддисты – Будду, а мусульманам и иудеям даже пытаться изображать Бога запрещено. Символично было изображение нескольких ипостасей бога в виде нескольких ликов – трёх, четырёх, семи – на одном деревянном или каменном стержне, как нескольких качеств, имеющих единый исток…

Из поколения в поколение передавали мифы о природном космогенезе, поэтизировали природные стихии, заботились о продлении рода, физическом и духовном здоровьи своих родных и друзей.

Параллельно существовали другие миры, другие центры притяжения сил и умов. Тюркские народы двигались волнами на восток, перекраивая карту Европы. Мусульмане под предводительством османов набирали могущество, донеся знамя своего пророка до атлантического океана и захватив Иерусалим. Христианская церковь не только овладела большой частью мира, но и раскололась незадолго до описываемых нами событий в 1054 году от Р.Х. на римскую и греческую. Папа Римский и Патриарх Константинопольский предали друг друга анафеме, которую сняли их преемники только в 1965 году. Последствия этого раскола оказались судьбоносными для Европы на протяжении почти тысячи лет.

На Руси распространялась власть династии Рюриковичей, но не все ещё русские земли управлялись ими.

Вокруг огромного для Европы лесного массива на реках Буг, Нарев, Белая, Мухавец также простирались русские земли. Многие десятилетия они управлялись князьями одной из ветвей древней династии Белояров, шедшей от легендарного её основателя Буса Белояра из северного Причерноморья IV века н. э.

Посредине древней реликтовой пущи, защищённая от быстрых, лёгкодоступных вторжений неприятелей стояла крепость, которая со временем должна была превратиться в могучую цитадель, опору княжеской власти. Посреди крепости стояла высокая, сложенная из белого камня башня – Белая Вежа, по которой назвалась и вся крепость, и поселение вокруг. Беловежские Белояры дольше других князей хранили обычаи и веру предков. Но княжество Беловежское в Полесьи лежало на перекрёстке интересов Рюриковичей и Ляховитов, на перекрёстке интересов западного и восточного христианства.

Весной 6574 от Сотворения Мира или, иначе, весной 1065 года от Рождества Христова в небе стояла Косматая звезда. Её называли ещё «звезда Чигирь-угорь». С неточной регулярностью, но завидным постоянством, примерно каждые семьдесят шесть лет навещает она земные небеса, знаменуя и великие доблести, победы и великие беды. Косматая звезда видела и рождение Христа, и рождение Буса Белояра и улетала каждый раз в неизведанные глубины мироздания, унося иногда с собой целые эпохи. Грядут перемены.

Сверкала звезда снова на утренней заре и в вечерних сумерках. Ночью она приковывала взгляды всех к небу. Знаменьем стояла на западе, была звезда превелика, «луч имущи, акы кровавы». Пребывала так семь дней. «Се же проявляше не на добро, посемь бо быша усобице многы и нашествие поганыхъ на Русьскую землю, си бо звезда бе акы кровава, проявляющи крови пролитье».

Люди чаще думали о своей судьбе. Христиане в страхе ждали конца света. Некоторые богословы даже находили, что она похожа на шестёрку, дополняющую ужасное сочетание цифр в году. Язычники видели небесное знамение великих перемен на земле. Кто-то хотел отгадать свою роль в переменах, особое предназначение на свете. Некоторые силились понять смысл происходящего. Кто-то брался за оружие, а кто-то хватался за голову. Великие обратились в прах. Многие погибли. Единицы стали великими в новом мире. Косматую звезду на семь веков позже стали называть «комета Галлея».

В том году, накануне описываемых нами здесь событий, находясь в военном походе на помощь к союзникам в Варяжском Поморье, при внезапном и вероломном нападении врага погибли старый князь Беловежья Годин Рекунович Белояр и его старший сын Годислав. Княжескую власть унаследовал младший сын Година – Любомир. Верные друзья Любомира, воины, закалённые в походах и боях, составляют главную княжескую крепость. О них этот рассказ.

Часть I.

Глава первая. Звёзды

Звёзды загорались и гасли, летели, светя, одни тускло и красновато, другие ярко и огненно. Пробуждали летящие звёзды мечты и желания, сыпались с божьего неба прямо над головою то редким, то частым дождём.

Наверное, люди, уходя отсюда в вечность, присоединяются к Своим – там наверху. Там ждёт их светлая семья: любящие отец и мама, деды и бабушки и все предки, и прежде ушедшие родные и близкие, и любимые… а после – и дети, и внуки… И там их души светятся всегда, и в темноте ночной мы их всех видим. А они смотрят на нас.

Светлые души эти стояли на небе великим безконечным хороводом, которому люди в простоте своей дали название Млечного Пути. Стояли семьями, родами, племенами, большие и малые, с именами и безвестные, наблюдая вселенскую игру в рождение и смерть, славу и забвение. Отдельные блистали особенно удивительно, будто в величии и славе блистают земные князья, цари, короли. Только земные величие и слава быстротечны, и люди смертны, а небесные величие и слава ВЕЧНЫ.

Надо только поднять взор и смотреть. И на твоих глазах светлые души небесного воинства дают в небесах представление, совершают таинство, если не смысл, то значительность которого, доступна и понятна всякому.

Некие звёзды горят сильно, неизменно, бывают видимы и сквозь облака, и сквозь утренний свет затмевающего их дневного светила. Они указатели для всех, кто в пути, кто ищет цель свою, свою дорогу. Они – маяки, ориентиры. Как вожди, любящие свой Народ, как ведуны, прорекающие Истину.

Некие звёзды, хотя и не путеводны, стоят ровно и притягивают взгляд, светят каким-нибудь удивительным светом – розовым, лиловым, голубым…

Другие звёзды переменчивы, то сильнее видимы, то вроде бы их нет. И нет на них надежды в поисках пути.

А некоторых звёзд вроде и не было вовсе, и вдруг р-раз! – и пронеслась над всем человечеством огненным знаком, и всем видно. Как будто Бог дал ей вдруг и волю, и силу, и свободу, и сказал: «Твоё время пришло! Лети и свети!». И звезда летит, горит, сгорает, отдав все силы, и умирает, исполнив своё предназначение, благодарная за свою короткую, но заметную жизнь, за свою судьбу, пусть не понятную ей самой, но данную ей для чего-то Богом.

Так и человек иногда бывает не виден, не заметен, не известен, но повернётся вселенский хоровод новой стороной, и человек этот заблестит яркою, прекрасною звездою. Иногда нет. У всех звёзд и людей разная судьба.

…Вот ещё одна небесная посланница полетела радостная через пространство, пела песню в вышине, пронзала облака, светила, рассыпала красивые искры, несла весточку.

Внизу ночи – лес, река, небольшой туман по ложбинам, поселение людское. Выбрала нужный дом. Стукнула легонько в дерновую крышу. Капелькой-слезою небесного металла скатилась на дорожку у входа.

Дружина не вся спала. Три десятка воинов вместе с князем, с воеводою, с другими княжескими ближниками уехали сегодня утром к истокам Мухавецким. На ловлю кабана. Кабаны повыходили к речкам – жара. Там сейчас князь с другими охотниками ночевали в шатрах и у костров.

Кроме того, а может и наперво, стали досаждать местным жителям волки. Может и Косматая звезда виновата, может и чары волховские, может волкодлаки-оборотни ищут добычи в волчьем обличье. А быстрее всего за прошлый год много наплодилось, а нынче оголодали и обнаглели – выходят на людей, несмотря, что уже и весна и дичь в лесу есть.

А дружину и в жару надо кормить, и среди мирного дня выучку военную обновлять князю как никому другому положено.

Истоки Мухавецкие – это где сливаются малые речки – там добыча всегда богатая. Болотца небольшие, леса не дремучие, светлые. Подлеска много, свежей травушки-муравушки полно, благо, что вся весна и с дождями, и с грозами – не как последние три дня. Поселение там рядом – Деречин* – так и называется, «где речки». И лес невысокий на песчине*. Рядом с тем селением, кстати, недалёко, в светлом кленовом пролеске в доме у столетнего дуба, живёт дед Буривой. О нём будет особый разговор.

Большая часть дружины – около семи с половиной сотен – спали по домам, как и положено дружинным людям после ратных и мирных трудов. Часть воинов, отряженная на охрану княжьего дома, крепости, посёлка и подступов к нему, бдили, глаз не смыкали, задирая иногда головы к звездопаду, и размышляли кто о вечности, кто о судьбе, кто о завтрашнем дне, кто о вчерашнем, кто о шорохах ночных. Здесь, в охранной избе четыре десятка воев дожидались своей караульной очереди.

Пол поднят на бревно и застлан крепкими струганными досками. Высокий потолок подпирают широкие деревянные опоры, увешанные кожаными ремнями, кнутами, свитками верёвок. Мощные стены из толстых ошкуренных брёвен, составляющие длинные проёмы между малыми зрительными оконцами, были чисты, никаких украшений, ничем не завешены. Вдоль стен – широкие проходы. В оружейных стойках ждут караульного дела щиты, мечи, лёгкие палицы и сулицы.

На широких лавках ногами в сторону стен спят крепкие, в основном молодые, как на подбор светлорусые мужи – княжьи люди. В изголовье у каждого – кольчужка, пояс с бляхами, наручи, боевой шелом, под лавкой – кожаные сапожки с нашитыми щитками, тонкие обмотки. Отблески огня выхватывают из темноты мужские лица, простые, но добротные льняные рубахи, мускулистые руки и торсы, привычные к тяжёлой борьбе.

На длинном столе, что стоит посередине избы – большой хлебный каравай с ровненько отрезанным боком, заботливо покрытый рушником, посыпанные солью ломти, ополовиненная крынка молока, глиняные и деревянные кружки, кувшины с квасом и водой, пучки свежей огородной зелени. Через равные промежутки на столе стоят миски с ложками по счёту на каждого бойца. Пахнет нагретым деревом, хлебом, чесноком, дымом очага. Ещё, конечно, пахнет терпким мужским потом, но не вонью грязных онучей*, а здоровым телом.

Пятеро сидят с краю стола, рядом с немудрёным, собранным из речных валунов, очагом. До второй ночной смены еще четверть песка в часах.

Вершко поглядел на дутые стеклянные колбы – хорошая вещица, красивая, но, ежели в поход, то лучше не брать. Хрупкая, рассыплется. Лучше по-старому – по чутью, да по звёздному кругу. Князь подарил в охранную избу. Не столько пользы ради, сколько уважения и внимания для. Но опять же теперь не надо каждый раз на двор выскакивать звёзды проверять. А вещица недаремная* чешской, богемской работы.

В середине ночи мысли текли неспешно. Надо было бы спать, но дневная жара до того утомила, что очень хотелось ощущать опустившуюся ночную прохладу.

Прытко – дружинник молодой, да ранний, рыжеватый, конопатый подложил полешко в очаг, пошевелил угли. Поднявшиеся искры потянуло под крышу в кругом обмазанную глиной дымовую дыру. Прытко глядел на уголья и казалось ему – сражение, звон мечей, хруст копий, крики.

Со старшиной в охрану ходить – добрая наука, старшина – сноровистый, смекалистый, храбрый, справедливый и рассудительный. Воин с большой буквы «В»…

«Надо сделать дымоход… да, пожалуй, что и с плитой… и с печью… мы тут больше времени, чем в доме… суровая была зима… а зимой не погреться с мороза – всё равно, что пропасть… и пищу приготовить удобнее…» – думал, следя за искрами, Вершко.

– Прытко, тесть твой – когда придёт дымоход класть?

– Как посеют, так и придёт, сразу! Я ему три раза сказал!

– Ты ему скажи, чтоб подумал ещё и как печку нам сложить с плитой, пока не дожди… А мы ему за это потом косить– молотить на досуге пособим.

– Ага, добре… после караула и скажу.

С другого края стола на командира глянул с разумением Кудеяр – светлокудрая голова.

– Помочь ему надо, это верно. – потиху пробасил, поднявши широкую бровь могучий воин Брыва, который потягивал домашний квас, сидя на лавке рядом со старшиной. – Мастеровитый мужик, и семья большая, а рук пока не хватает. Хотя и у нас – что ни день, то потеха до упаду. Ратная учёба, как перед походом.

Не то, чтобы Брыва был против воинских тренировок, наоборот, он мастерство в бою ставит превыше всего, и не его, конечно, отправят на обмолот, а так просто – поговорить со своим старшѝм, и совет добавить если что. Просто, поговорить.

Старшина моложе его на семь лет, но не против могучий воин – старшина по заслугам на своём месте. Одно только вспомнить как в прошлом годе во время стычки с разбойной ватажкой, старшина отсёк руку с булавой, занесённую сзади над его, Брывиной головой. Нет, конечно, и Брыве доводилось выручать старшого, но вот чтобы так, увидеть в толчее и взяться, откуда ни есть в последний миг… – булава то ведь ударила по шелому, но уже без силы, и отскочила вместе с отсеченной рукой. Воспоминание пронеслось в Брывиной голове, он пошевелил усами, и носом с горбиной, сжал нижнюю губу крепким раздвоённым подбородком, нахмурил, было, лоб, но прекрасный момент настоящего смахнул с его лица тяжесть и Брыва озарился улыбкой.

– Печка, думаю, нужна – отозвался, покивал Брыве головой Вершко, – хоть и не делали раньше. А почему нет? Мы тут днюем и ночуем. А что ныне спекота – что с того, зима снова будет, никуда не денеться.

– Дело, дело говоришь. Мы к зиме привычные, а всё равно один-другой да и заболеет, когда мороз – добродушно опустил Брыва густую бровь, прихлебнул кисленького кваса с хорошим хлебным духом.

– В нынешний студень* Сыромятин сын неделю отлежал с горячкой, да и я думал не удержусь! – отозвался тоже вполголоса из-за стола напротив Брывы старый боец Горобей, самый старший за столом, ветеран боёв с крыжаками*, сухой, жилистый со светлыми бровями вразлёт, с усами, какие в моде у варягов, с небольшим шрамом на левой скуле. Ещё с молодости у него этот шрам – вовремя от стрелы увернулся. – Правильно говоришь, старшой, только ты попроси князя кирпичами пособить, а то у Прыткиного тестя глинобитная будет, а её ещё сушить долго.

– Глинобитная такая бывает, что лучше кирпичной – и топить быстро, и тепло держит долго! – сказанул Прытко в защиту тестя – всё-таки молодая жена Прыткина родила в сакавике первенца, месяц прошёл, и вся родня во главе с тестем до сих пор охала и ахала от счастья. Второго, говорят, готовься, подавай.

– Да хто ж твоего тестя трогает, сынку! – добродушно ухмыльнулся в светлые усы Горобей, и Брыва гыгыкнул, и Вершко тихо посмеялся, и Кудеяр с интересом посмотрел. – А кирпичная зато дороже, а князю нашему для дружины ничего не жалко! – прокряхтел Горобей, копируя известного купца Дидюка Околицкого, и сделал страшные подвыпученные дидючьи глаза. Купец этот как мог экономил, а попросту скряжничал на ружении* княжьей дружины. Но всегда громко хвалил князя за растраты на дружинное содержание, оружие и зброю**.

Тут потихоньку засмеялись все вместе с Прытком.

– А можно большу-у-ю печку построить, чтоб на неё залезть и там уже сторожить – хитро зажмурился Кудияр, намекая на общий для всех нередкий недосып. Кудеяр высовывался в круг света из-за Брывинского монументального плеча, облокотившись на стол и уперев кулак в лохматую голову.

И русые длинноватые кудри, и мягкая короткая борода, и серые умные глаза, и вся поза делали его похожим скорее на гусельника-певца, барда, песняра, чем на скрытного и опасного бойца разведчика, первейшего следопыта. Что-то гибкое кошачье в нём настораживало мужчин, зато девки – так и липли.

– А то в ряд пять штук! Чтоб на всех хватило. – сдержанно подхватил шутку Вершко.

«Кудеяру так шутить можно – разведчик, всё умеет, в лежебочестве не замечен, только всё ещё мечтает… пока молодой» – подумал про себя Вершко. А самому старшине всего-то на три года больше, чем Кудеяру.

– Так и избу же тогда надо шире перестроить, а то же всё не влезет – будет шире княжьей. – серьёзно так сощурил глаза Горобей.

– Так и по бабе с собой на печку – дрова беречь. – заметил экономный Брыва.

– И ещё парочку, чтоб кормили – совсем размечтался Кудеяр.

– И чтобы Горынычу (за глаза прозвище княжьего воеводы) отдельную печку посередине, а то обидится, начнёт в разведку посылать. – пожалел неустанную долю Кудеярову Горобей.

– Заживё-о-м! – с восторженной безуминкой в глазах оглядывал старших товарищей Прытко.

А старшие товарищи посмеивались добродушно. Легко друзьям между собой и просто, и радостно на душе.