Текст книги "Чепель. Славное сердце"

Автор книги: Александр Быков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

– Вершко, ты как? – заглядывал ему в очи Святояр и ходил пересчитывать побитых братом.

Кудеяр, ставши рядом, спросил:

– Не зацепили тебя, Вершко?

А Вершко молчал. Вымыл в реке меч, стоя на берегу, обтирал его рукавами, осматривал, где царапины появились, не имея слов. Поводил плечами, не чувствуя ран.

Друзья и многие другие бойцы сошлись вокруг, обступили Вершислава и гордились благоговейно, молча. Пока Горобей не нашёлся:

– А что, может ему этот червоны плащ уже и оставить, всё равно весь продырявленый, хотя он и без плаща весь красный, как в плаще! Вообще же червонный плащ то и значит – «багрянец крови пролитой врагов!»

– Ну вот… не заминай мне в голове! – откликнулся Брыва добродушно. – видишь, человек не в себе. Надо было ТАМ помочь, а не ТУТ языком блевяскать*, такой умный!

– Я блевяскаю?! А что ты сам ему ТАМ не помог?! – хочу тебя спросить. – тоже без обиды парировал Горобей. – ты такой здоровый!

– Я был занят, разве тебе не понятно?

– А я, по-твоему, что – карасей разглядывал?

– Ты карасей шинковал, как капусту, я видел! По двадцать раз одного и того же всё тыркал, но зато быстро!

– А ты мог бы с такою своею силою и что-нибудь доброе уже сделать! Например, плотину от немцев, чтоб не лезли. Гляди, их больше, чем рыбы!

– Вот, что тебе скажешь?! – счастливо улыбался Брыва.

– Ничего не говори! Просто слушай! – так же в ответ посмеялся Горобей.

И Вершко улыбнулся, наконец, и потом сокрушённо махнул рукой:

– Это, наверно, с бати началось!

– Что началось?

– Да, кони мрут подо мной, как мухи!

– Жаль, конечно, коника, добрый был помощник. Вишь, тебя собой заслонил… Но не кручинься, братушка, твоё дело поправимое! Лишь бы на тебе мухи не жили, как кони!..

Полон нашли ещё дальше на три версты, в лесу – связанных, освободили. Небольшую охрану повязали без сопротивления. Селян привели ближе к месту побоища, где основная часть дружины отдыхала и перевязывала раны. Сказали селянам ждать, потому как, если самих дружинников побьют, то и селяне не спасутся. Пловда и Граник прискакали из разведки, сказали, что движется большой отряд немцев прямо сюда. Около тысячи конных. Будут быстрее, чем через час.

Любомир сидел в тени дерева с перевязанной правой рукой, лёгкая царапина над локтём, не до кости и рука шевелиться. Мечтательно поглядел в небо:

– «Речица, речица, ты волною грай, грай, речица, речица, хучей поспевай!»… Вот бы мир был! Сколько бы добрых дел можно было сделать!..

– А сейчас что делать будем? – спросил Вершко, лёжа на спине с травинкой в зубах.

– Всё идёт как задумано. – спокойно сказал Бранибор, сидя с прямой спиной, ноги сложены под себя. – Мы разбили три сотни. Потерь почти нет. Освободили полон. Опередили основные силы немцев. Сейчас надо только понять, как правильно сражаться дальше.

– Что-то не идёт мне ничего в голову, Бранибор. – сказал Любомир. Если уйти, селяне пропадут. Нельзя уходить. А нас неполные полторы сотни против тысячи. Ещё три десятка ранены, и все утомлены. Невозможно. Даже если мы поскачем отсюда сами, нас могут настигнуть по следам. У них могут быть кони свежее.

Угораздило нас на такую силищу немцев. Как раз после того, как большая часть нашего войска ушла. Даже если рыцарей там немного, скажем… сто, то всё равно – тысячу не раскидаешь.

Вершко прикидывал вслух:

– Какую можно сделать хитрость или отвлекающий манёвр. Или что??!

– Надо было бы броситься на них со всей мощью, напугать и повернуть в бегство… но только мощи у нас не хватает. – думал вслух Бранибор.

– А какую интересную песню пели бременцы! – заулыбался Любомир, – вроде про тебя и, сразу, про вашего отца – поучительную: «Не лезь на рожон, если не имеешь достаточно сил»… про спасение в реке…

Вершко поднял голову:

– Может, в самом деле наше спасение в реке – там столько ихних трупов валяется, может, этого и напугаются?!

– Надо обмануть, показать, что у нас достаточно сил… и напугать! – сказал Бранибор, – опасное, но единственное. Селян в дело! Быстро надо делать!!!

Любомир и Вершислав вскочили и хором:

– Что делать?!

Через почти час появилась голова вражеского отряда. Бранибор, отправивший всех раненых в задний ряд, перегораживал узкую лесную дорогу всей полуторной конной сотней, в десять плотных рядов. Вершислав с князем и стражей стоял сзади. Селяне, расставленные по всей ширине окружающего леса, должны были изображать спрятанное большое войско, выдавая его перешёптыванием и еле слышным бряцаньем оружия, подобранного у поверженных кнехтов. Русло реки было поперёк завалено свежесрубленными стволами деревьев, которые валили кнехтовскими мечами. Дерево рубить мечом – никудышнее дело, ну а приходиться. Навалили дерев вроде и немного, но они всё равно создавали труднопреодолимое препятствие. Впереди этого заслона по всей реке на треть поприща, наверное, по протяжению плавали все три сотни погибших немцев – жуткое зрелище. С другой стороны дороги деревья были подрублены, и приготовлены к повалу, если бы немцы атаковали. Засека значительно затруднила бы продвижение вражеской конницы, а кого-то из них просто передавила бы.

Немцы, завидев заслон издалека, пришли в движение. Пока они быстро соображали, что это значит и что с этим делать, им навстречу от руссов отделилась группа из четырёх всадников. Группа скоро, но не торопливо приближалась.

Во главе немецкой конницы двигался великого роста надменный рыцарь, магистр Олаф. Рядом с ним – старый вояка с выставленным подбородком, который наблюдал за бесчинством в Древляне. Немецкие находники уже успели втянуться по дороге откуда хорошо просматривалось усыпанное трупами наёмников-пикейщиков русло реки и дорога, местами обильно пропитанная кровью. Магистр брезгливо сморщился, смотрел внимательно, но не мог различить трупов врага. Магистр ощущал присутствие кого-то в окружающем лесу. То ли переговариваются, то ли оружие позвякивает, причём во многих местах, со всех сторон. Подумал: «Свиньи славянские спрятались в лесу, не могут даже замаскироваться, как следует». Тем не менее – невыгодный поворот дела. Нужны были ответы. Он остановил войско и тронул коня быстрей, навстречу приближавшимся послам русов. За ним так же привычно поскакал старый вояка Берг с выставленным подбородком и ещё двое таких же подручных рыцарей.

Съехались на расстояние копья. За Магистром – трое рыцарей в сплошных доспехах с тяжёлым оружием. За Бранибором – Брыва и ещё два похожих богатыря из отборной сотни, все в добротной средней броне, все очень хорошо вооружённые. Доспехи разные, оружие разное, люди разные.

Бранибор с выражением на лице, которое подошло бы монолитной железной горе, произнёс:

– Уходи, или погибнут все!

– Все твои?

– И все твои.

– Боишься?

– Не вижу смысла.

– Хочешь испугать меня этой сотней?

– У меня в лесу много людей.

– Сотня дешёвых рабов?

– Не только. Но, если ты пришёл ради своей смерти, можешь начинать.

Богатыри развернулись к магистру спиной и неспеша поехали к своим.

Немцы простояли полчаса, взвесили все за и против. И ушли. Не ради смерти пришли, видно. Выгоду искали.

Славяне сдерживали ликование. Провожали громадное вражеское войско победным молчанием. Выждали часа два. Разведчики убедились, что немцы не подстроили новые козни. Походным шагом понесли кони маленькое войско домой. В Белую Вежу. Копья держали по-удалому – навесу, остриями вверх. И селяне спасённые потянулись за войском.

А Вершку дали нового коня. Каурого. Из под Звенибожа. Самому Звенибожу каурый ныне стал не потребен… Пика угодила ему прямо под сердце, на всём скаку. Он от князя пику отвернул, и свою первую отбил, а свою вторую пропустил. Первая-то целила ему в лицо, он её щитом поднял, а вторая-то как раз под щит и поднырнула. Ныне везут его самого между сёдел в плащах, с краю от дружины. А душа его улетела на быстром крылатом скакуне прямо к Перуну. Все видели.

– Повезло нам, братцы! – Громко говорил Брыва, обращаясь ко всем и ни к кому в отдельности.

– Это не «повезло»… – поддразнил Горобей.

– Опять начинаешь?

– А что же теперь, терпеть, как ты врёшь?

– А что же это я успел соврать?

– Ты сказал, что «нам повезло»!

– Ну а как это называется, умник наш? Когда, судя по-всему, нам ухмылялась Мара Кривая, а вдруг, дивным образом, мы не только живы остались, а и напугали врага, большего по силе раз в десять! Конечно это удача великая, почти чудо! Можно смело сказать, что «нам повезло»!

– Это твой брат по весу, оказывается тебе отец по уму! – немного кипятясь, отвечал Горобей.

– Ах вот куда ты клонишь… Мол, это не повезло, а заслужено многоопытностью Бранибора! – всё также, без обид продолжал Брыва.

– А то как же, и важностью, и хитростью, и богатырством! У него по спине было видно, как мастерски он врёт тому магистру! С таким видом, будто у него силищи в лесу тьма! – язвенничал Горобей.

– То есть ты такой глазастый, что мою спину около Браниборовой ты не заметил, а зато видел издали по его спине то, что немец – полный дурак в лицо не различил!.. Вот какая же ты язва, Горобей! Маленький, а такой… не сказать какой. Вроде уже и похвалил Бранибора, а всё равно больше всех – себя! – Брыва съел хитринку в губах.

– Это я сказал для примера, что нам-то понятно было, а немца Бранибор обвёл вокруг пальца замечательно. – пришлось оправдываться Горобею.

– Не хочу с тобой говорить, бо ты выкручиваешься, даже когда неправ. – нарочито и как бы свысока высказал Брыва.

– А ты не говори, ты просто слушай, и на ус мотай. – не сдался Горобей.

– Горобей, пошли я тебя заборю!

– Ну, конечно, начинается «заборю»! Грубая сила – последний довод в споре!

– Хоть последний, зато действенный! – и Брыва обнял горделивого Горобея за плечи могучею рукой.

Весь отряд потешается над ними – такими разными друзьями!

Прытко гарцевал довольный – все славно бились, и он сам молодец!

– Вершко, а ты видал, как я копьём одного пропорол? Сквозь доспех с обеих сторон! Аж из спины вышло! – Прытко заглядывал Вершку в лицо.

– А шо ж ты думал, в тебе силы мало? Волю дать, так, небось, и всех бы нанизал. – отшучивался Вершко.

– А я одним махом три ноги подсёк! – нарочно громко сказал Кудеяр.

– Кого же это ты трёхногого нашёл?! – быстро отозвались остроязыкие друзья.

– Або, можэ, ты не обачы? что гэто была за трэтя нога?! – в ответ заржало полвойска.

Кудеяр смеясь, гладил по шее свою гнедую кобылку, приговаривал, успокаивал. Многие заметили, как боевая эта кобылка без седока не убежала, а всё ржала и тиснулась ближе к Кудеяру, и, вставая на дыбки, била копытами пикейщиков по головам. Наверное, человек двух-таки уложила.

А Вершко ехал, слушая шутливые перепалки друзей, и постепенно приходил в себя после такого всплеска нечеловеческой ярости. В голове звенело. В теле начинали просыпаться забытые во время схватки чувства. Гудело и саднело во многих местах. Много где попало по зброе, по наручам, по поножам, по шелому. «Ничего за седмицу заживёт – думал себе Вершко, – всё равно, что просто поколотили». Потрогал подковку на шее – тёплая, как живая. Прислушивался к себе и, украдкой поглядывая на свои руки, даже засомневался: «Это я сам всё сделал, или опять подковка помогла?»

День неуклонно шёл на убыль. Вероломство польского пана было очевидно. Предвидение грядущей, неизбежной и уже начавшейся войны, первые потери в купе с тем, что большая часть дружины с войском отправилась в чужие пределы, начинало гнести. Князь поднял голос:

– Ночевать будем дома! Шире шаг! Давайте, братцы, походную!

Мёртвым – память, а живым – жизнь. Запевалы из сотни Бранибора отозвались немедля, и заликовала над дорогой песня, и все подтянулись, распрямились, задышали полной грудью:

 
Пыль похода стала над дорогой,
За-алел румяницей закат.
Мать родная стоя у порога
Загляделась на своих ребят.
 

И всё маленькое войско подхватило:

 
Песню, песню дайте запевалы
По-вольне-е дайте на размах!
Чтобы слово в ней не застывало,
А плясало яро на губах!*
 

Глава пятнадцатая. Поединок

Это было накануне. А сегодня с утра Вершко проснулся вполне, как бравый огурец. Потянулся с мощным хрустом во всех суставах. Побаливает. Шумно вздохнул. Потрёс головой. «Жены нет, детей нет. Все уехали… в деревню». Похоже, ещё в основном спя, вышел босиком во двор, на травку. Смешно надул щёки и нырнул головой по плечи в бочку с водой. Порычал в воду с бульботанием и кулькотанием.

– Мга! Га-а-а… У-ух! – разогнулся, щедро обтекая потоками воды. – Утречко, здравствуй! Слава те, Ярило!

Занёс руки высоко над головой, старался до неба достать.

– У-уп-ффф! – согнулся локтями почти что до земли. И, припадая то на одну полусогнутую ногу, то на другую, загибая-махая руками во все стороны, изобразил, по-видимому, большого игривого коня, у которого ветряная мельница на спине. Вобщем, походил по двору здоровенной раскерякой, разминая затёкшие от богатырского сна члены. Этому тоже в дружине учат. Размялся. Молодец!

Тумана нет уже, петухи молчат, отпелись на сей день, похоже. Солнышко на четверть от края поднялось. Понял, что дали ему поспать подольше. Поглядел на себя, сложил руки напереди, на причинном месте. Осмотрелся вокруг, кто его углядел с могучей мужскою силою в мокрых исподних портках… А вроде, никого…

Пошлёпал мокрый на цыпочках вытираться. Быстро бритву направил об кожаный ремень, висящий у печи. Взбил в глиняной чашечке мыльную пену щетинным помазком. Подбородок и щёки аккуратно подголил для порядка, усы поправил, глядясь в маленькое бронзовое зеркало. Нарядился быстро, причесался. Выхватил из лукошка, заботливо поставленного на лавку кухаркой, три отборных куриных яичка, выпил смачно сырыми с солью, с зелёным луком и с ломтем чёрного душистого хлеба из того же волшебного лукошка. Рот прополоскал, чтобы луком не сильно духмянить. Пошёл до дела. Да и поесть надо по-существеннее, а то так и сила пропадёт…

После того, как со всеми повидался, обменялся думами на день и подкрепился ещё хорошим куском свежепечёной свинины со сладкой репкой, с распаренной пшённой кашей, со всякой смачной приправой, Вершко отправился к уже поправившемуся саксу Рихарду.

Прошло четыре с хвостиком недели после пленения Рихарда-сакса. Кормили его хорошо, не обижали, выдавали чистую, простую, но крепкую одёжу. Он выглядел здоровым как бык, только временами покашливал-похрюкивал. Косился в сторону Вершко, но делал вид, что вообще его не замечает. С последнего допроса Вершко с ним больше не общался. Уговаривать врага стать другом, покаяться, перейти на нашу сторону и всё рассказать – всё это казалось горячечным бредом деревенской бабы в отцовской избе-лечебне. Но надо было именно этого и добиться. Что с ним делать?..

Разорение Древляны и битва с немцами стронули с места затянувшийся поединок умов. Вершко зашёл в келью к Рихарду. Серьёзная, суровая злость подступила, как неизбежность. Подошёл к нему на шаг.

– Твои соплеменники позавчера уничтожили Древляны, нашу деревню, убили боле двух сотен человек, в том числе и жён слабых, и стариков ветхих, и детей малых. Им что мало своей земли?

Рихард упрямо молчал, смотрел в пол.

– Что вам дома не сидиться? Я не иду в твою деревню и не убиваю твоих старых родителей! И не убиваю твоих малых детей! И не насилую твою любимую жену! Что тебе здесь надо?! Кто тебя сюда звал?! Что ты лезешь за сра… деньги портить чужую жизнь?! Ты, что всё себе купишь на эти деньги? Нет! Ты добро не купишь. И любовь не купишь. И веру не купишь. И друзей не купишь. И славы не купишь. А у меня всё это здесь есть! Слышишь ты, находник! Может у меня денег мало, но не всё деньгами меряется! Моя Родина здесь. А ты иди в свою. И ТАМ ЖИВИ! Нет бы ты пришёл, как человек, как гость, мирно поселился, были бы друзья! А так ты – враг!

Вершко походил вокруг:

– Не могу доказать, что ты лазил в опочивальню… Но мне теперь доказывать ничего не надо! У меня теперь другие резоны.

Он развернулся и со всего плеча врезал саксу кулаком по морде. Сакс был настороже, но по лицу всё-таки получил. Давно его не били! Ведь не допрос, не пытка, он уже привык тут сидеть спокойно, хорошо ему было. Гость же. Своими делами занимался, как оказалось, продолжал шпионить. Разозлился! Как пружина распрямилась, что давили долго.

И пошла потеха. Вершко его кулаками, кулаками и всё по морде, по морде. Сакс руки подставляет, ногами отбивается, схватил лавку из-под себя давай ею махать. Вершко получил чувствительно по плечам. С разворота локтем дал Рихарду под дых, да по шее. Но тот крепкий. Схватил Вершко под ноги, грянул об пол. Пристроился душить. Вершко ему морду в сторону сворачивает, у другого уже голова отпала бы, а этому ничего.

Как они друг друга молотили, лучше всего поймёт дружинник, знакомый с крепостью старшинских ударов, а тут у старшины противник достойный. Сильная драка получилась, чуть келью не развалили, всю мебель переломали друг об друга. Народ сбежался на грохот, княжьи стали в дверях, на дерущихся смотрят, за Вершислава кричат, но не разнимают. Старшина же просто так драться не станет. Наконец, выпустив пар, Вершко перестал драться как просто рассерженный мужик, лишь бы бить, да битым быть, а изловчился, кинул сакса через голову об стену, вскочил ему на спину сверху и руку заломал за спину по самое не могу. Рихард только закряхтел, аж слезы выбежали из глаз. Вершко выдохнул:

– Всё, Рихард, ты на княжьего дружинника руку поднял. Это повод! Или ты мне поможешь, или я тебя убью, а хочешь – покалечу.

И Рихард, наконец, заговорил, правда, с акцентом:

– Как ты меня утомил, Вэршыслав! Я вижу тепер: или ты, или я. Отпусти! Давай говорить!

– У нас всё хорошо, ребята! – слазя с Рихарда и поправляя одежду, сказал Вершко радостным рожам, которых высовывалось в дверном проёме одна над другой штук семь. – Можно сказать: «отлично»…

– Что ты хочешь от меня? – трогая разбитые губы, начал Рихард, когда их оставили двоих.

Вершко тоже послушал тело, высморкал кровавые сопли:

– Правды хочу.

– И какой тебе правды? Это не мои соплеменники напали. Мои дома сидят. Далеко. А это – короля Генриха и всякий наёмный сброд.

– Ага. Знаешь, значит… Давай для начала так – почему не убежал?

– А мне понравилось тут. Кормят хорошо, светло, тепло, ты не лезешь. Осмотрелся. Я за этим и приходил – посмотреть, как живёте.

– И что ты вызнал?

– Всё! Всё вызнал. Сколько войска, какие запасы, велики ли владения у Любомира, крепка ли дружина.

– И как? Крепка?

– Крепка.

– Зачем тебе?

– Я всё лучшее из этого дома буду делать.

– Ты ещё доберись до дома.

– Я доберусь!

– Кто ты такой?!

– Я в своей земле – такой же как ты. Доверенный у малого саксонского графа.

– Ты шпион!

– Бывает.

– Летопись хотел украсть?

– Сначала хотел, но понял, что опоздал, вы уже груду копий написали… На ярмарке куплю.

– Зачем ты лазил к князю?

– Я ничего не украл, и держать меня не за что. – Рихард упрямо мотнул светлыми патлами и двинул квадратной челюстью.

– На вопрос отвечай!

– Я не лазил к князю! Я рыбу продавал и смотрел по сторонам. Ты меня с кем-то перепутал!

– Я твою голову на копьё насажу!

– Давай, давай, настоящий рыцарь!

– Кто был тот чернявый с тобой?

– Не буду больше говорить, ты слово не держишь!

– Ну, извини, погорячился.

– Всё равно не буду. Это ничего не даст.

– Почему?

– Потому, что ты разговаривать не умеешь!

Вершко подавил в себе приступ бешенства. Приложил ладонь ко лбу. Отнял. Сдержал просившийся «у-ух».

– Ты вообще понял, что твой чернявый напарник тебя предал? – Вершко посмотрел, как Рихард сплюнул кровью на пол, а в его глазах метнулась тень. – Он ведь тебя не стал выручать. Ты ему – до…! А нашествие он уже организовал. И твоя жизнь шпионская сейчас сильно подешевела… Война теперь. Все приличия и все поклоны только перед мечами.

Рихард совсем немного, но как-то сжался внутренне, и это не ускользнуло от глаз Вершко.

– Уже наёмники бесчинствуют по нашим деревням на окраинах. А мы их уже три сотни… насмерть! Один я вчера их положил человек тридцать.

– Что ты бесстыдно врёшь?! Один – тридцать!

– Не вру… Любого спроси.

– …

– Лучше бы ты для своего народа на своей земле старался… Зачем ты лазил к князю?

– Я тебе не верю. На испуг хочешь взять.

– Испуг? Это мелочи. Ты мне НЕ ВЕРИШЬ, не хочешь мне помочь… Будешь говорить?

– Нет!

– Встретимся с тобой на Божьем суде. А кроме меня твоя жизнь здесь никому не нужна… Но если ты мне поможешь – и я тебе помогу.

Формальная часть дела заняла немного времени.

Рядом с тренировочным плацем, ближе к Берестейским (южным) воротам – Поле Испытания. Здесь состязаются в боевом мастерстве по великим дням и на суде Правды. Пришёл князь, оставшиеся в крепости воеводы, не занятые на срочных делах дужинники и простой народ, кому интересно. Интересно оказалось многим. Весть облетела городок, как сорока, – Вершислав старшина княжий вызвал сакса-вора на Божий суд! Народ уже толпился и шумел в ожидании правосудия. Опять таки в полдень.

Любомир наклонился к Вершко:

– Сдюжишь, Вершко?

– Думаю, да…

– Если что – я остановлю…

– Благодарствую, князь… не должно. Он всё понимает… Всё по-настоящему… Только так.

Глашатай вышел на поле, поклонился на четыре стороны. Развернул свиток с княжеской печатью.

– По научению родных Богов, по обычаю Предков, по соизволению князя Беловежского Полесья Любомира Годиновича Белояра в Белой Веже начинается суд Правды! Старшина княжий Вершислав Буривоевич из Деречина вызвал на суд Правды Рихарда сына Годлафа сакса из Магдебурга, который принял вызов самолично. Суд назначен за оскорбление битьём при свидетелях. Поединок будет идти на мечах и щитах до тяжёлой раны, или до смерти, или до пощады, или до милости.

Не встающего не добивать! Просящего пощады может помиловать КНЯЗЬ! На звук трубы остановиться! Нарушивший правила поединка на суде Правды будет осуждён как лжец, соответственно тяжести нарушения!

Из оружейной принесли два новых одинаковых русских меча и два одинаковых круглых щита. Раздали оружие поединщикам. Рихард сакс криво посмеивался, чем немало удивлял собравшихся. Сильно самонадеян.

Доспехов на поединщиках нет. А против меча без доспехов – как голый.

Дали в колокол-било. Время для Вершко привычно переменилось. Он пошёл по кругу, замечая ноги и повадку Рихарда. Тот переминался пока на месте, перекатывал плечами, играл корпусом – разминался с оружием. Вершко пошёл на сближение медленно, быстрее, быстро. Сакс навстречу. Град ударов осыпался с обеих сторон, попадая по чужому щиту и мечу. Разошлись – Вершко по кругу, сакс отскочил и на месте будто ломается. Вершко – ближе, ближе, сакс навстречу, и снова град мощных ударов длинной чередой. Разнёсся по крепости звон и скрежет и лязг щитов и хриплые крики. Народ заорал за Вершислава. Противник то у него – не слабак!

Разошлись, Вершко по кругу, сакс недолго пережидал, видно разошёлся, разгорячился, запросило тело удали. Стал нападать на Вершко. Нападает умело, дерзко, то вверх бьёт, то вниз подсекает, то в щит толкнёт, то выбить норовит, меч только вжикает. А Вершислав стал отступать, прогибаться. Холодная у него сегодня стала голова, задумался, только на зашиту силы хватает… Вдруг, как гром и молния! Вершко на удар ответил сильнейшим ударом, на толчок сильнейшим толчком, на выпад – крутанулся вихрем каким-то, мог бы голову снять саксу, но только стукнул его плашмя по затылку несильно.

– Веришь мне, Рихард? – спрашивает уже на расстоянии.

– Это не ты, а спесь в тебе! – говорит Рихард.

Дальше стали биться. Чуть не каждый удар смертельным кажется. Но успевают оба. Вершко споткнулся! А не нарочно ли?! Падая, повернулся к саксу спиной, разворачивается быстро, а сакс уже сверху уязвить готов, набегает. Удар – и провалился меч у сакса в пустоту, а ему в живот упёрся старшинский сапог, и полетел Рихард со всей скорости вверх ногами за голову Вершислава. Грянулся изрядно, вскочил ещё не полностью, и уже получил сапогом в зубы, опрокинулся на спину с помутившимся рассудком. Пришёл в себя за миг, но, лёжа, продрал глаза – а Вершко уже над ним идёт по кругу.

– А теперь веришь мне, Рихард?

– Это не ты, а учили тебя хорошо! – отвечает сакс, поднимаясь.

– Не я? Да вроде я. – задумался Вершко.

Стали снова биться. Рихард нападает теперь осторожно. Вершко мечом, как будто щи помешивает, всё пробует, всё пробует. Народ за оградой извёлся совсем. Орут, галдят, требуют быстрее победить. Рихард взорвался как бочка с порохом, чуть щит у Вершко не проломил. Щитной рукой Вершиславу грудь раскровавил, под грозные крики толпы.

– Вот так будет, я верю! – говорит Рихард, на толпу внимания не ообращает.

Вершиcлав пошёл в натиск. Мечи звенят, будто песня звучит очень скорая, разухабистая, весёлая. Щиты трещат, будто лёд на реке на самый ледоход. На белом утЗанёс руки высоко над головой, старался до неба достать.

&оптанном песочке кровавые отметины от обоих уже есть. Час бьются! Сила на силу. Быстрота на быстроту. Хитрость на хитрость. Ловкость на ловкость. Не видно, чья верх возьмёт.

Через два часа оба уже оглушённые, порезанные в десяти местах, дышат тяжело. Народ поутих, вся крепость посмотреть сошлась. Дивное дело – какой-то саксонский вор Вершиславу противостоит, как равный. Некоторые наоборот разочарованно ушли. Сказали: «Вершислав комедию ломает! Уже мог сто раз его прибить, а всё жалеет. Чего жалеть?! Убивать таких надо!» Чувствует Вершко, силы скоро кончаются. Вчерашний бой, видно, много забрал. Встал посередине меч опустил.

– А что, – говорит, – в самом деле, хочешь убить меня? Ну, так попробуй, а то всё рядом, да около! Не бойсь, тебя отпустят, всё по чести. Я просил князя, а он пообещал!.. У нашего князя слово, что брульянт – не согнётся, не рассыпется, даже ежели из грязи, всё равно блестит!.. Ты уже и так ему жизнью обязан, если б не он – давно бы тебя на воротах повесили. Давай, Рихард, «львиное сердце», морда твоя квадратная!

С новой силой стали биться. Пуще прежнего страшен стал бой. Тут уже и все говорливые неверы приутихли. Всё взаправду! Щиты на щепки разлетелись. Выбросили щиты. Потом сломался у Вершислава меч… Народ аж выдохнул, по большей части – замер, а кто-то в тишине заматерился громко, горячо, семиярусно. Рукоятку бесполезную выронил Вершко на песок, приготовился безоружным противостоять. Рихард криво усмехнулся и свой меч тоже бросил. Подальше выкинул к ограждению. Все аж с облегчением загудели: вор-то этот саксонский – тоже человек! Любомир уже всю рукоять у меча своего рукой измял. У Бранибора грудь и ноздри раздулись шире, чем у зубра. Брыва грозно морщит переносье, кричит громче всех, но в толпе и его не особенно слыхать. Кудеяр в ограждение вцепился, думает, если самый край, прыгнет всё равно в круг, будет спасать Вершка, хоть что ему потом делайте. Прытко, тот вообще про себя забыл, превратился в сплошное изумление. Один Горобей стоит сухощавый, скулы твёрдые, ни мускул не дрогнет на лице, ногу левую вперёд выставил, корпус вполоборота, подбородок слегка приподнят, даже как будто не мигает, пристально смотрит, будто только что из лука стрельнул… Вот, понятно теперь, с кого Вершко манеру-то перенимал!

Сошлись опять с саксом в рукопашную рьяно. Сил не жалели, как только не переломали друг другу кости. И боролись до изнеможения. В конце концов Вершко отскочил от сакса, тряхнул головой, как будто наваждение какое-то с себя стряхивал. Ринулся обратно и так скрутил Рихарда, что опять тому ни вздохнуть ни…! Навалясь саксу на спину, достал нож засапожный и к горлу саксонскому, уже однажды подранному, плотно приложил.

Вот наши-то все как заорут! «Режь!!!» – кричат, как ополоумели.

– Ты поверил мне? – спрашивает Вершко, а у самого аж в глазах темнеет.

– Умеешь… поговорить… и убедить… – чуть не задыхался, а всё равно, похоже, съехидничал Рихард.

– Расскажи мне!

– Я хочу домой, Вэршислав!

– Я тебе помогу!

– Gut…

– Зачем ты лазил к князю? – Вершко ослабил хват немного.

– Искал свитки. Договор Любомира со Всеславом Полоцким. А их нет.

– Зачем тебе знать о договорах со Всеславом?

– Потому, что Всеслав – сила… А Любомир этого не понял… Если бы он и другие малые князья сделали союз со Всеславом, русские окрепли бы единым центром в Полоцке. Посреди всех ваших земель. Под началом сильного князя… А сейчас – вы порвёте друг друга – вопрос времени… Этим сейчас все воспользуются… Я видел, как ушло войско. Понимаю куда.

– Кто был тот чернявый с тобой?

– Это не поможет.

– Почему?

– Потому что уже всё давно пришло в движение. Даже если бы я вместо того, чтобы лезть ночью по стенам, пришёл к Любомиру и сказал: «Заключи союз с Всеславом, тогда у тебя больше шансов сохранить своё княжество» – он что – послушался бы и пошёл заключать?? Я только проверял – всё ли мы правильно понимаем. Война была неизбежна. Вопрос только – кто на чьей стороне.

– Кто он?!

– Посланник епископа.

– Какого епископа?.. Какого Рихард?

– Миланского…

– Какого рожна ему тут надо, миланскому?!

– Большая политика.

– Большая…!!! Что он должен тут сделать этот Максимилиан?!

– О! – усмехнулся с ножом у горла Рихард. – Да ты не спал! Делом занимался!.. Он будет делать всё, чтобы продвинуть епископаты сюда. Будет лгать, разорять, убивать. Он войско короля Генриха привёл, малую часть, и наёмников. Подкупил пана Войцемежа из поляков. Он твой враг! А теперь вижу – и мой… И ты не переделаешь весь мир. Не убедишь и не упросишь. Этот – враг навсегда.

Теперь мы можем быть друзьями. Хы-хы, если ты окончательно не перережешь мне глотку!..

Между всяких других дел в крепости Вершислава не оставляло воспоминание о детях, выведенных зубром. «Враг уже здесь, – думал Вершко, – надо было бы всех селян переправить отсюда подальше, в том числе мальчика этого Тверда. Смелый мальчик, памятливый и верный. Хороший. А ну как его здесь всё равно настигнет война? Тогда выйдет, что делали дело, да недоделали. Спасали-спасали, да не спасли. Неправильно получится». Вершислав улучил пару часов времени между трудами в крепости, нашёл Тверда.

– Поехали, Твердятко, со мной, окрестности крепости тебе покажу.

Добравшись по нехоженному лесу с восхода от крепости до дальней излучины речки, Вершислав говорит:

– Оглядись вокруг, не видишь ли чего особенного?

– Вон там, под валежиной, как будто логовище чьё-то.

– Чьё?

– Лесного царя?

– Верно, молодец! Поехали дальше…