Текст книги "Меч Чести"
Автор книги: Александер Кент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)
Болито улыбнулся про себя, и Эвери, увидев эту улыбку, нашел в ней утешение, сам не зная почему.
Неподалеку стоял на якоре испанский фрегат, некоторые из его команды собрались на палубе, чтобы приспустить флаг в знак уважения, когда по траверзу двигалось судно с флагом адмирала.
Болито пытался смириться с этим. Они больше не были врагами. Он вспомнил слова Кэтрин, сказанные при их первой встрече. Казалось, она только что произнесла их вслух. Мужчины созданы для войны, и ты не исключение. Но это было не напоминание. Это было предупреждение.
7. Никакого выбора вообще
Адам Болито стоял у входа в большую каюту «Валькирии» и молча наблюдал, как контр-адмирал Валентайн Кин направился к кормовым окнам, его волосы едва не касались потолочных балок. Невозможно было понять, о чём он думал, но Адам чувствовал, что больше не считает этот корабль своим флагманом.
«Валькирия» бросила якорь в Галифаксе ранним утром, и капитан Генри Дейтон, почти не сказав ни слова, сошел на берег, чтобы доложить Кину. Переход был непростым, как до Бермудских островов, так и по возвращении. Дейтон без устали расспрашивал Адама практически обо всем, от районов патрулирования до опознавательных сигналов; Адам этого и ожидал после неудачного начала. Дейтон почти не разговаривал ни с кем из офицеров и ограничивался этой каютой. Кин, где тот обедал и писал бесконечные отчеты, для кого именно, оставалось неясным.
Кин выглядел хорошо, подумал он: его светлые волосы казались почти белыми на фоне загорелого лица. Он не выказывал никаких признаков напряжения, и Адам вдруг понял, что изменилось. Здесь, в Валькирии, он стал чужим.
Кин сказал: «В твоё отсутствие, Адам, многое произошло. Кстати, капитан Дейтон сказал мне, что ты проявил исключительную тщательность».
«Я полагаю, это несколько отличалось от блокадной службы, сэр».
Кин с любопытством взглянул на него. «Он тебе не понравился?»
«Я служил и более достойным людям, сэр. По моему мнению».
Кин кивнул. «Честность – вот чего я от тебя жду.
Как мой флагманский капитан и как мой друг». Он снова подошел к окнам и наблюдал, как несколько лодок проплывают мимо кормы. «Трудно вспомнить весь этот снег и лед». Казалось, он принял решение, явно, словно прилагая какие-то физические усилия.
«Должен сообщить вам, что повышение Дейтона до коммодора подтверждено. Я вручил ему звание сегодня утром, когда он сошёл на берег». Он резко обернулся, глаза его были в тени. «Я скоро отплываю в Англию. Как мой флаг-капитан, вы, конечно же, имеете право отправиться со мной». Он помедлил. «Хотя, учитывая нынешнее положение дел в Англии, я не могу обещать вам новое командование. Это может занять время».
Адам напрягся, его разум был готов, словно он ждал первого выстрела в битве. Или на дуэли.
Кин сказал: «Грядут великие дела. Скоро вы всё узнаете, но могу вас заверить, что «Валькирия» будет в самой гуще событий. Для защиты некоторых из тех солдат, которых вы недавно сопровождали, понадобится небольшая, но опытная прибрежная эскадра. Думаю, Бермуды вполне могут затонуть под их общим весом!»
Адам тихо спросил: «А коммодор Дейтон, сэр?»
«Он будет командовать эскадрой. Четыре фрегата, включая ваш».
Адам почувствовал, как сжались челюсти. Мои. Кин уже принял решение. Выбора не было. С повышением Уркхарта и его назначением на искупленного «Жнеца», кто с подобным опытом был в роте «Валькирии»? Дайер, первый лейтенант, был компетентен и надёжен, когда ему точно говорили, что делать. Двое других лейтенантов были гардемаринами всего несколько месяцев назад. Мастер парусного спорта был прекрасным моряком и штурманом, но иногда ему едва хватало воздуха из-за ран, хотя он предпочитал падать замертво, чем признаться в этом. А ещё был пьяный хирург Джордж Минчин, который служил с сэром Ричардом Болито, когда затонул «Гиперион».
Кин знал его лучше, чем думал. Ни один капитан не оставил бы командование, когда его корабль находится на пороге чего-то опасного, где мастерство и опыт имеют решающее значение.
Кин сказал: «Для «Валькирии» можно найти другого капитана. Но коммодор Дейтон – новичок среди нас. Бремя его ответственности будет достаточно велико».
Выбора нет. «Вы упомянули армию, сэр?»
Кин подергал что-то на своём пальто. «Нападение на американскую землю. Это всё, что я могу сказать».
Адам решительно ответил: «Я останусь, сэр».
Он чувствовал, что Кин был готов к любому решению, но не мог скрыть своего облегчения.
«Ваше присутствие, одно только ваше имя будут иметь решающее значение. И, конечно же, я буду следить за вашими подвигами так внимательно, как только смогу».
Англия. Дом адмирала в Плимуте, где он прогуливался с Зенорией. Он так старался оставаться на виду у других гостей. В последний раз он видел её.
Кин вдруг сказал: «Моё предложение руки и сердца принято, Адам. Жаль, что тебя не было здесь, когда об этом объявили».
Адам облизал губы. «Поздравляю, сэр. Я бы тоже хотел сказать то же самое мисс Сент-Клер».
Кин открыл ящик и снова закрыл его. «Она сейчас летит в Англию с отцом. Да, жаль, что тебя здесь не было».
Адам задался вопросом, сказала ли она ему то, что он сказал о Зенории, что его отсутствие было запланировано.
Он посмотрел на открытое лицо Кин. Она ничего ему не сказала.
В проеме сетчатой двери появился первый лейтенант.
«Лодка возвращается, сэр», – обратился он к капитану, но его взгляд был прикован к контр-адмиралу.
Спасибо, мистер Дайер.
Кин оглядел каюту, возможно, вспоминая долгие дни в море, скуку рутины и внезапную ярость опасности и битвы. «Здесь нет ничего моего».
Когда шаги лейтенанта затихли вдали, Кин сказал: «Полностью снабди корабль провизией, Адам». Он помедлил. «Будь с ним терпелив. Он опытный офицер, но он не такой, как мы». Он попытался улыбнуться, но улыбка не вышла. «Не такой, как ты».
Они вышли на солнечный свет, и Кин еще раз обернулся, чтобы взглянуть на наблюдающих за ними моряков и морских пехотинцев.
Он просто сказал: «Я буду скучать по тебе».
Адам снял шляпу, а гвардейцы Королевской морской пехоты хлопнули мушкетами и штыками в салюте.
Кого он имел в виду? Меня? Корабль? Собранные руки мало что значили для него; некоторых он, вероятно, уже забыл.
Возможно, он прощался с этой жизнью и обменивал ее на высшую власть, а также на повышение, где Адам был бы незваным гостем.
Дайер отпустил группу сопровождающих и присоединился к нему, чтобы наблюдать за отплывающей лодкой Кина.
«Могу ли я кое-что спросить, сэр?»
Адам повернулся к нему, удивленный и даже слегка шокированный нервозностью первого лейтенанта.
Неужели я был таким неприступным? Неужели я забыл о первой обязанности командира? Самый желанный дар, как называл его дядя.
Он протянул руку и коснулся руки Дайера. «Я остаюсь с Валькирией. Ты об этом хотел спросить?»
Дайер не мог скрыть своего облегчения и искренней радости. Его лицо было не из тех, что могли что-либо скрыть.
«Я передам слово, сэр!»
Адам посмотрел в сторону берега, но лодка Кина исчезла. Затем он поднял взгляд на плавно покачивающуюся верхушку мачты, где скоро должен был появиться широкий вымпел Дейтона. Не то что ТЫ.
Он резко обернулся, и с бака раздался хор радостных возгласов, хотя все старались не попадаться ему на глаза.
Несмотря ни на что, он был рад своему решению. Как будто корабль говорил сам за себя.
«Все присутствуют, сэр». Адам дождался, пока остальные капитаны рассядутся, и оглядел каюту, выискивая какой-нибудь знак или намёк на нового обитателя – чей-нибудь портрет, какую-нибудь памятную вещь с прошлого корабля или порта захода. Ничего не было. Каюта выглядела точно так же, как и тогда, когда Кин стоял здесь, за несколько минут до того, как в последний раз её покинул. Это было три дня назад. А тем временем, пока другие суда новой прибрежной эскадры стояли на якоре неподалёку, коммодор Генри Дейтон проводил большую часть времени либо на берегу, либо здесь, в своей каюте, просматривая судовые книги и навигационные журналы, и не пытался встретиться с капитанами до этой первой встречи.
Адам знал их всех: Моргана Прайса, валлийца с безумным взглядом, командовавшего фрегатом «Уайлдфайр», и Айзека Ллойда, капитана «Чивалруса», второго по величине фрегата в группе, дважды командовавшего кораблями Вест-Индии и обгоревшего так же смугло, как любой островитянин.
Он увидел, как Уркхарт встретился с ним взглядом. Его корабль, «Жнец», был вызовом, но Кин согласился, что он – очевидный выбор. Были и другие, кто наблюдал за возвращением Жнеца во флот с сомнением и недоверием. Корабль, проклятый мятежом, мог восприниматься как угроза, как грозное предупреждение любому капитану, злоупотребляющему своей властью во имя дисциплины.
А ещё был Джейкоб Боррадайл, командир четырнадцатипушечного брига «Алфристон». Его корабль был там, когда вспыхнул мятеж Рипера, и её отчаявшаяся команда набросилась на своего капитана и забила его до смерти. Боррадайл, пожалуй, был самой нетипичной фигурой из присутствующих сегодня: измождённая карикатура, с торчащими, плохо подстриженными волосами и глубокими, запавшими глазами. Он не был похож ни на кого, кто представлял себе командира королевского корабля, но те, кто его знал, клялись в его мастерстве и впечатляющем знании тех, с кем он сражался. Джеймс Тиак однажды охарактеризовал его как «хорошего игрока. Прошёл нелёгкий путь». От Тиака не могло быть более высокой похвалы.
Коммодор Дейтон сидел за столом, напряженно сцепив плечи и сцепив пальцы, его беспокойные глаза быстро переходили с одного лица на другое. Адам представил их по одному, и в ответ последовала быстрая улыбка, почти гримаса.
Он обратился к Уркухарту: «А что же Жнецы? Усвоили ли они урок?»
Уркхарт спокойно ответил: «Я думаю, что и другие так сделали, из-за нее, сэр».
Коммодор Дейтон нахмурился и повернулся к Айзеку Ллойду. «Ваш корабль, полагаю, показал себя очень хорошо. Я буду на вас надеяться». Его взгляд остановился на Боррадейле с запавшими глазами. «Алфристон. Мне нужно, чтобы вы поддерживали связь с основной эскадрой. Это будет непростая задача».
Боррадайл смотрел на него без всякого выражения. «Мы будем готовы, сэр».
Адам заметил, как Морган Прайс оглянулся. Возможно, он ожидал бокал вина – мелочь, но вполне обычная для такого сборища. Вина не было; даже странно выглядевший слуга Дейтона, Джек Норвей, не присутствовал. По слухам, вероятно, зародившимся в кают-компании, Норвега спасли от виселицы, что, возможно, объясняло, почему он держал голову под таким острым углом и, казалось, едва мог говорить.
Дейтон вскрыл длинный конверт и вытащил какие-то бумаги. Адам видел печати Адмиралтейства и другие, что, казалось, придавало этой встрече особую значимость.
Дейтон сказал: «То, что я вам скажу, держится в строжайшей тайне». Он нахмурился, наблюдая, как Боррадейл еле волочит ноги по палубе. «Планируется совместная военно-морская и военная операция, которая должна быть проведена при благоприятной погоде и позволит получить максимальное преимущество. Адмирал Кокрейн будет осуществлять общее командование, но операция будет разделена на отдельные этапы». Он поднял руку и коснулся своих рыжих волос, словно думая о чём-то другом. Затем он произнёс: «Нападение на Вашингтон, джентльмены».
Теперь он полностью завладел их вниманием, и Адам видел веселье в его глазах. Он был доволен выбранным моментом и своим эффектом.
Это были опытные офицеры, и Адам знал, что каждый из них смотрит на задачу по-своему. Боррадейл привык рыскать по американским прибрежным водам, собирая разведданные везде, где мог, и затем уходить, если вражеский патрульный корабль натыкался на него. Моргана Прайса больше беспокоило присутствие и размеры американских фрегатов; он уже скрестил шпаги с несколькими из них и, подобно Ллойду Чивэлрусскому, никогда не прочь был получить призовые деньги, если они ему попадались.
Адам осознал, что взгляд Дейтона, теперь уже совершенно пристальный, устремлен на него.
«Капитан Болито, что вы думаете об этом благородном начинании? Я так и думал, что вы опытнее любого другого».
Адам смотрел на сине-серую воду за кормовыми окнами. Что я чувствую? Честно говоря, отбросив неприязнь к этому человеку?
Он ответил: «Время должно быть выбрано идеально, сэр. Необходимо принять все меры, чтобы не допустить утечки информации к противнику. Они не замедлит сплотиться, чтобы противостоять такому нападению».
«Конечно, капитан». Дейтон поиграл уголками своих бумаг. «У вас нет причин любить американцев. Вы слишком близко с ними общались».
«Я потерял из-за них свой корабль, сэр, и стал военнопленным».
Глаза Дейтона заблестели. «А, но ты же сбежал. Я помню, что читал полный отчёт».
Это был человек, которого он мог понять. Расскажите о моём военном трибунале, сэр?
Прайс широко улыбнулся, а Ллойд заинтересовался его манжетой. Дейтон кивнул, не шелохнувшись.
«Как вы обнаружили, что ваши похитители – враги?»
«Они сражаются за то, во что верят. Во многом они похожи на нас», – подумал он о дяде. «Это как сражаться с единокровными».
«Придётся поверить вам на слово, капитан». Он улыбнулся, но безрадостно. Затем он продолжил: «И каковы наши шансы на успех, как вы думаете?»
Адам видел, что Уркухарт наблюдает за ним, ненавидя этот небрежный допрос в присутствии остальных.
Он ответил: «Это возможно, сэр. Другие так говорили. Но без кораблей и необходимой военной мощи это было бы невозможно». Он помолчал. «Теперь у нас есть и то, и другое. Это был бы жест, а не победа. Некоторые могли бы назвать это местью за американское нападение на Йорк».
Дейтон поднял руку. «И что ты скажешь?»
Адам услышал чей-то смех. Это был смех одного из его людей. Из тех, кого он чуть не бросил, бросил.
«Мне всё равно, сэр. Завтра, возможно, наступит мир». Он оглянулся на остальных, чувствуя, что они его понимают. «Но пока мы ещё воюем, мы должны нанести по ним удар как можно сильнее. Чтобы нас помнили, а вместе с ними и тех, кто погиб за это. Слишком много».
Дейтон положил руки на стол. Тогда мы согласны.
Словно по сигналу, в каюту вошел его слуга с подносом, уставленным бокалами.
Коммодор встал, и остальные последовали его примеру.
«Я хочу выразить вам своё почтение, господа. За эскадрон». Его взгляд снова остановился на Адаме. «И за победу».
Каждый выпил по бокалу, и слуга удалился так же бесшумно, как и вошел.
Дейтон улыбнулся. «Ваши распоряжения поступят завтра. Днём мы взвесимся и займём позицию, как я прикажу». Улыбка угасла. «Вот и всё, джентльмены».
Адам стоял на шканцах, провожая каждого капитана в свою гичку. Последним, как он и предполагал, ушёл Боррадейл.
Адам тихо спросил: «Ну что, друг мой? Что ты чувствуешь?»
Боррадайл взглянул на него и попытался поправить свою плохо сидящую форму, прежде чем спуститься к ожидавшей его лодке.
«Я только что подумал, сэр, пока смотрел и слушал». Его глубокие, запавшие глаза были скрыты тенью, нестареющий, словно человек моря. «Так похоже на вашего дядю, подумал я. Так похоже на того прекрасного, заботливого моряка». Он почти улыбнулся. «Но все глаза открыты для штормов. Я тоже так думал, сэр».
Он поплелся к входному порту, внешне не обращая внимания на вызовы и церемонию своего отплытия.
Адам обнаружил, что простота и честность слов Боррадейла тронули его больше, чем он мог себе представить. Возможно, после намёков и многозначительных замечаний Дейтона это было именно то, что ему больше всего было нужно. Он посмотрел на якорную стоянку. Четыре фрегата и бриг. По крайней мере, они снова будут чем-то заняты, вместо того чтобы сторожить беспомощные транспорты.
Он видел, как морские пехотинцы высыпали и спешили вниз, в свои столовые, в казармы, как они упорно их называли. Вашингтон, значит. Но эта перспектива его не радовала. Неужели и это тоже исчезло навсегда?
Каким бы ни был исход, вина ляжет на командира. Разница будет очень мала: успех или полная катастрофа. Затем он подумал о дяде. Об этом прекрасном, заботливом моряке. Благодаря ему он казался ближе. Он улыбнулся. И это было то, что ему было нужно.
Адам Болито, расслабившись, стоял у палубного ограждения и смотрел вдоль всей своей команды, за туго натянутым такелажем и кливерными парусами, на пустынное море впереди. Теперь оно было наклонено и совершенно неподвижно, словно «Валькирия» скользила по отлогому берегу тёмно-синей, обжигающей глаза воды.
Под трапом левого борта ритуал наказания подходил к концу; Адам научился принимать его без колебаний. Прошло три недели с тех пор, как новообразованная эскадра покинула Галифакс, и для наблюдателей на мачтах остальные фрегаты всё ещё были видны, готовые подойти и осмотреть любое подозрительное судно или отреагировать на сигналы коммодора.
Три недели учений, и ещё больше учений, влажные от невыносимой жары кают-компании, и накал страстей. Это было обычным делом для корабля такого размера, как «Валькирия».
Он взглянул вниз, когда помощник боцмана остановился и провел пальцами по плети, чтобы разделить каждый из ее девяти хвостов, затем барабан снова загремел, и плетка с треском опустилась на обнаженную спину.
Бидмид, главный оружейник, проскандировал: «Тридцать шесть, сэр».
По команде корабля, которую перевели на корму, чтобы увидеть казнь, раздался подобный вздох. Спина жертвы превратилась в груду разорванной и кровоточащей плоти. Но когда его запястья освободили от перевернутой решётки, он отступил и встал без посторонней помощи, и только его вздымающаяся грудь выдавала перенесённую боль.
Это было суровое наказание, но Спервэй был одним из суровых парней на корабле, смутьяном, которого много раз пороли, но он хвастался и доказал, что может выдержать это безропотно.
Адам ненавидел этот ритуал по многим причинам. На таком корабле всегда случались несчастные случаи, падения, порезы и ушибы, ведь матросы, порой неопытные, были вынуждены работать наверху в кромешной тьме, когда нужно было укоротить трубу или поставить парус. Для таких опытных матросов, как Спервей, освобождение от работы из-за порки было пустой тратой времени. И это не остановило бы других, подобных ему. Но дисциплина была жизненно важна, и Спервей ударил младшего офицера, который обругал его за симуляцию.
За своей спиной он ощущал шеренгу морских пехотинцев на корме – последнюю инстанцию капитана, если все остальное не сработает.
Он увидел Минчина, хирурга, который смотрел на него снизу вверх, его лицо было красным, как сырое мясо.
Отведите его вниз. И не будьте с ним слишком мягки.
Минчин прищурился на солнце и ухмыльнулся. «Ему бы лучше в армии, сэр. Его бы повесили!» Он пошёл прочь, словно отгородившись от всех остальных.
Дайер коснулся шляпы. «Разрешите выложить руки, сэр?»
«Да», – Адам посмотрел поверх плеча лейтенанта на небольшую курьерскую шхуну, которая встретилась с ними вскоре после рассвета, чтобы передать сумку с донесениями для коммодора.
Он смотрел, как паруса шхуны медленно вращаются, исчезая в дымке, словно розовые ракушки. Свободна, подумал он, её командир может двигаться по своему желанию, выискивая место следующей встречи.
Он посмотрел на трап. Решётка исчезла, и двое матросов смывали остатки крови.
Он сказал: «Поговорите с мистером мичманом Финмором. Он надеется вскоре получить звание лейтенанта. Ему следовало предотвратить неприятности со Спервеем».
Дайер сказал: «Он очень молод, сэр».
Адам повернулся к нему. «Он был там. Он был главным. Скажи ему!»
Он обернулся, когда его слуга Джон Уитмарш поспешил с кормы.
«Что случилось?» Хотя, по правде говоря, он был рад, что его прервали. Он был слишком резок с первым лейтенантом. Но ему тоже следовало бы это знать.
Уитмарш сказал: «Коммодор передаёт привет, цур. Не могли бы вы присоединиться к нему на корме?»
Адам улыбнулся. «Сейчас же». Возможно, шхуна привезла окончательный приказ о предстоящей атаке. Казалось, прошло так много времени с тех пор, как Дейтон объявил об этом в своей каюте, что вся срочность потеряла всякий смысл.
Он вошёл в прохладную тень юта и увидел, как двое матросов взглянули на него и так же быстро отвернулись. Никто на корабле не любил наказанного, но порка есть порка, и они никогда не встанут на сторону своего.
Он остановился, прежде чем войти в большую каюту.
«Вполне похоже на нас», – подумал он.
Дейтон сидел за своим столом, опираясь на руки, изучая открытую карту и папку с тщательно составленными инструкциями.
«А, вот и хорошо». Он поднял голову, но остался силуэтом на фоне сверкающей морской панорамы. «Наказание свершилось, да? Как раз то, чего заслуживают эти мерзавцы. Никто не уважает добрую руку, какими бы благими ни были её намерения». Он указал на стул и добавил: «Я думал, ты принципиально против порки».
Адам сел. «Да, сэр. Но пока их светлости или королевские постановления не предложат иных мер наказания, я буду высечь любого, кто попытается нарушить дисциплину на этом или любом другом корабле».
«Рад это знать, сэр», – Дейтон постучал по карте. «Всё это есть в донесениях адмирала. Атака состоится через две недели. Я хотел бы, чтобы вы как можно скорее ознакомились с инструкциями. Конечно, я всецело доверяю предложенной стратегии, но, возможно, вы захотите что-то оспорить».
«Да, сэр». Странно слышать, как кого-то, кроме дяди или Кина, называют «адмиралом». Это было словно носить повязку на глазах, не зная, кто за ней стоит, разве что по слухам. Болито всегда понимал важность и одновременно безрассудство такого предприятия, если успех не был гарантирован.
«Это будет двухсторонняя атака: по реке Потомак и поддержанная другой атакой вдоль реки Патаксент». Он сжал и разжал кулак, словно краб. «Генерал-майор Роберт Росс будет командовать сухопутными операциями». Он быстро взглянул на него. «Вы его знаете?»
Адам сказал: «У него репутация человека дела, сэр». Генерал-майор. Так что это было так важно.
Дейтон кивнул. «Хорошо, хорошо. Наша эскадрилья будет размещена и займет позиции в первый же день, и нашей главной задачей будет не допустить вмешательства противника во время высадки наших солдат». Он подождал, пока Адам встанет и подойдёт к столу. Карты были актуальными и полностью исправленными, что было совершенно недопустимо, особенно учитывая настойчивое желание американцев изменить названия стольких городов и достопримечательностей. Он чувствовал, как Дейтон наблюдает за ним, возможно, выискивая сомнения.
Он сказал: «Всё будет зависеть от погоды. Переброска войск с транспортов на катера займёт время; это всегда занимает время». Он сделал паузу, ожидая, что Дейтон его перебьёт. Он обвёл пальцем береговую линию. «Слишком много кораблей. Подготовка займёт слишком много времени».
«Вы хотите сказать, что это невозможно сделать?»
Адам наклонился ближе к карте; мысленно он уже видел это. Солдаты, падающие в шлюпки, многие из которых никогда не участвовали в десантных операциях. Для взаимодействия с ними требовалось всего несколько небольших, но решительных судов, и даже при подавляющей поддержке флота любое вторжение закончится, не начавшись.
Он выпрямился и посмотрел на море. Ветер был сильным, но ровным, корабль всё ещё шёл тем же галсом, но он знал по опыту и по словам бывалых моряков, что ветер может измениться в течение часа. Слишком много кораблей село на мель у берегов Чесапикского залива, чтобы относиться к заходам на посадку легкомысленно.
«Будет сделано, сэр, если будет приказано. Я хотел бы обсудить это с мистером Ричи».
Дейтон уставился на него. «Ричи? Кто он?»
«Начальник парусного спорта, сэр. У него большой опыт плавания в этих водах, и я ценю его мнение».
«Ну, ладно, полагаю, что…» Он отвернулся. «Этот вопрос не подлежит обсуждению».
Адам ждал. Какое это имело значение? Очередная битва, вероятно, спланированная где-нибудь в уютной комнате умами, уже притуплёнными годами войны, измученными новыми методами, движимыми новыми амбициями, которые редко принимались во внимание.
Но это имеет значение. Так было всегда, и так будет всегда. Когда барабаны гремели, отбивая по четвертям, и матросы бежали на свои места, некоторые смотрели на корму, чтобы увидеть своего капитана, пытаясь уловить в его лице хоть каплю надежды, хоть намёк на их шансы. Они никогда не сомневались в том, что им приказано делать. Конечно, это имеет значение.
Он тихо сказал: «Когда мы в следующий раз встретимся с Альфристоном, я думаю, нам следует поговорить с командиром Боррадейлом».
Дейтон расправил плечи. «Если ты считаешь это полезным. Опыт жизни на побережье или что-то в этом роде?»
«Мы должны захватить и удержать преимущество, сэр, каким бы малым оно ни было». Он видел, как Дейтон задумался. «Как я уже говорил, сэр, враг слишком похож на нас. Он будет сражаться всеми силами. Как и мы, если бы французы поднялись по Темзе и атаковали Лондон».
Дейтон внимательно посмотрел на него, ожидая чего-то большего. Но он лишь сказал: «Дайте сигнал эскадре приближаться к «Валькирии». Я передам каждому капитану последние указания. После этого…» Он не стал продолжать. Вместо этого он сменил тактику. «Я знаю, что контр-адмирал Кин очень доверял вам. Несомненно, у него были на то свои причины. Я ожидаю от вас такого же доверия и компетентности. Понятно?»
«Понятно, сэр».
«Может быть, вы выпьете со мной по стаканчику, капитан?»
Адам снова сел. Этот новый Дейтон, эта осторожность, эта настороженность, было нелегко принять.
«Благодарю вас, сэр».
Но Дейтон, в отличие от Кина, никогда не допустит пролома в стене формальности. В тот день, когда Дейтон назовёт меня по имени, я пожму ему руку.
Незнакомый слуга бесшумно вошел и приготовил несколько кубков.
Дейтон резко ответил: «Конечно. Капитан, вы ведь не женаты?»
«Нет, сэр», – вечное напоминание, колкость.
«Не всё так гладко, знаешь ли». Дейтон взял стакан и поднёс его к отражённому свету. Он снова повернулся к столу и открыл ящик. «Когда нужно было изучить и решить столько деталей, я забыл об этом. В сумке для вас было письмо». Он выдавил улыбку. «От леди, клянусь».
Адам взял его и взглянул на печать и письменные инструкции. Должно быть, его передавали с корабля на корабль, прежде чем он попал на курьерскую шхуну.
Адам видел её без усилий, тёмные глаза и высокие скулы, и уверенность, которую она давала другим. Мне.
Он сказал: «Кэтрин, леди Сомервелл, сэр». Он наблюдал за ним, ожидая какого-то удивления или намёка на то, что он знает её настолько хорошо, что получил от неё письмо.
«Мне сказали, что она – волшебница, – он поднял рыжую бровь. – Возможно, она принесёт нам удачу в этом великом деле».
Адам вышел из каюты, ощущая привкус вина на языке. Он не отличал один сорт от другого, но не думал, что Кин или его элегантный флаг-лейтенант оценят его по достоинству.
Джон Уитмарш был в своей каюте и собирался уйти, когда он вошел. Он полировал свою капитанскую саблю, короткую,
изогнутый боевой клинок, который Адам выбирал с такой тщательностью после того, как его другой клинок был потерян в Анемоне.
«Нет, останься. Ты меня не потревожишь». Он сел под окном в крыше и вскрыл письмо.
Мой дорогой Адам… Это было написано в мае, три месяца назад, целая вечность назад. Насколько хуже было бы для неё.
Он даже мог представить, как она пишет это, возможно, в библиотеке, окна которой выходили на сад, который она создала. Столько воспоминаний, бесчисленные образы, и последний из них – тот, который он нес, словно епитимью: Кэтрин на пляже с изломанным телом Зенории на руках.
Стоявший у переборки мальчик Джон Уитмарш наблюдал за лицом своего капитана, в то время как его ткань беспрестанно двигалась вверх и вниз по острому клинку.
Так что помни, дорогой Адам, что ты не один. На прошлой неделе я снова был в Зенноре, лучшего места для отдыха не найти. Говорю тебе, Адам, теперь она обрела покой. Я это чувствую. Меньше всего она хотела бы, чтобы ты погрузился в горе. У тебя есть своя жизнь, и ты можешь многое предложить и открыть. Не трать её по какой бы то ни было причине. Ты снова найдёшь свою любовь. Как и я.
Рука мальчика замерла на вешалке, когда Адам открыл шкаф и достал небольшую книгу в бархатном переплете.
Он очень осторожно открыл её и посмотрел на спрессованные остатки дикой розы, которую сорвал для Зенории. Книгу, которую Кин небрежно подарил ему, не понимая её смысла. Он прижал её к щеке на несколько секунд, вспоминая, и в то же время ясно помня о женщине, которая ему написала, что она достаточно заботилась о нём, чтобы протянуть ему руку и дать это утешение.
Мальчик осторожно спросил: «Это плохо, цур?»
Адам посмотрел на него. «Нет, неплохо, юный Джон». Он сложил письмо и снова услышал её голос. Теперь она обрела покой.
Екатерина понимала лучше, чем кто-либо другой, что ни любовь, ни мир никогда не были бы ему доступны; что без нее было бы только горе, разрывающее его на части.
Он тихо сказал: «С чьей-то помощью я достиг взаимопонимания».
Кэтрин вернулась в Зеннор ради него, в церковь, где он стоял с ней и с Болито, когда Кин взял Зенорию в жёны. Возможно, она узнала, что русалочка вернулась в море. И обрела покой. Для нас обоих.
Мальчик смотрел, как он выходит из хижины. Он ничего не понял, но это не имело значения. Он был частью этого.
8. Одна рука за короля
Коммодор Генри Дейтон беспокойно бродил по своей огромной каюте, протягивая руки, чтобы потрогать предметы мебели и оборудования, явно не видя их.
Адам ждал под световым люком каюты, радуясь, что кто-то его закрыл. Дейтон был почти вне себя, не в силах сдержать недоверие даже перед Адамом и лейтенантом Дайером, невольным зрителем, висящим рядом. Иначе любой, кто работал на палубе, услышал бы его.
Дейтон резко обернулся, тыкая рукой в воздух, чтобы подчеркнуть каждое слово. «И вы хотите сказать, капитан, что только из-за какой-то обрывочной информации, которую капитан Альфристона…» Он щёлкнул пальцами, и Дайер услужливо подсказал: «Боррадейл, сэр!»
Дейтон проигнорировал его. «Ты говоришь мне, что я должен связаться с кораблями контр-адмирала Кокрейна и транспортами и предложить ему отложить атаку! Чёрт возьми, мужик, ты понимаешь, о чём меня просишь?»
Адам чувствовал, как его нетерпение сменяется гневом, но понимал, что любая вспышка гнева сейчас будет как спичка в пороховом погребе. Он сказал: «Алфристон остановил португальского торговца, сэр. Известен коммандеру Боррадейлю. В обмен на информацию торговец…»
Дейтон крикнул: «Ты имеешь в виду контрабандиста!»
«Контрабандист, сэр. Тот, кто в прошлом оказался очень полезным».
Он подождал, пока Дейтон снова всматривался в карту. Там находится американский коммодор по имени Барни. У него в заливе флотилия небольших судов. Похоже, он укрылся в устье Патаксента, возможно, из-за информации о нас, а может быть, просто из предосторожности. – Его голос стал твёрже. – Туда, где наши корабли и четыре тысячи солдат должны быть переправлены и высажены послезавтра.
