Текст книги "Меч Чести"

Автор книги: Александер Кент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

Тьяке чувствовал себя смутно неловко, неуютно, сидя, пока Болито стоял. Он расхаживал по каюте, описывая то, что обнаружил в Алжире, время от времени останавливаясь, чтобы убедиться, что его сутулая секретарша поспевает за ним, и что он не думает и не говорит слишком быстро для пера.

Дело было не только в этом: Тьяк почувствовал это уже через час после возвращения Халциона в Великую Гавань. Почти мальчишеское рвение привести свои мысли в движение, снова что-то сделать. Но Тьяк уже знал его достаточно хорошо, чтобы видеть дальше. В нём чувствовалась какая-то хрупкость, возможно, потребность убедить себя, а также тех, кто в далёком Адмиралтействе.

Возвращение Болито было еще одним событием, которое Тайк запомнил надолго: порядок и дисциплина были на мгновение забыты, когда руки Фробишера ринулись к вантам и снастям, чтобы подбодрить лодку Халкиона, когда она приблизилась к борту и торжественно зацепилась за цепи.

Тьяк своими глазами видел, как это отразилось на лице Болито, когда он поднялся на борт: бурные приветственные крики едва знакомых ему людей вторили крикам с Халциона и других кораблей, присоединившихся к эскадре во время отсутствия адмирала.

Тьяке поерзал в кресле. Он разделил это, и его тревога и облегчение были забыты в этот очень интимный момент.

«Дей знает, что у него сильная позиция, Джеймс. Для всех этих пушек потребуется целый флот, и даже в этом случае затраты могут перевесить выгоду». Он сделал паузу, подождав, пока Оззард поправит шейный платок. «И если бы я запросил разрешение встать на якорь заранее, мне бы отказали или проигнорировали, как и мои предшественники».

Тьяке кивнул. Напоминать ему о риске и возможных последствиях было бессмысленно. Болито, возможно, сам произнес эти слова. Это было тогда. А сейчас.

Вместо этого он сказал: «Два фрегата – другое дело. Если они будут под флагом Дея, мы можем принять меры предосторожности, но если это корсары, – нахмурился он, – пираты, это создаст большую нагрузку на наши корабли». Он взглянул на открытый орудийный порт. «Теперь у нас семь фрегатов, включая «Альцион», под вашим флагом. Есть также бриги и шхуны, но им не сравниться с кораблями пятого ранга». Он посмотрел на флаг-лейтенанта, удобно расположившегося на кормовой скамье. «Вы в этом уверены?»

Эйвери сказал: «Я уверен, сэр».

Тьяк коснулся своего изуродованного лица. «Говорят, что Испания намеревалась избавиться от некоторых своих военных кораблей. Возможно. Но этот капитан Мартинес… Я ничего о нём не знаю, ни как о работорговце, ни в какой-либо другой роли».

Болито подошёл к наклонным кормовым окнам. Солнце стояло высоко в небе, дома вдоль берега были песочно-жёлтыми в пыльном блеске. Погода скоро изменится, и на принятие решения уйдут ещё недели. Он чувствовал, как в нём кипит прежнее беспокойство.

Всё тянулось так долго… Он повернулся спиной к остальным, чтобы рассмотреть проплывающую мимо лодку, но мысли его всё ещё были заняты письмом, прибывшим с курьерским бригом. Время. Кэтрин, должно быть, тоже думала об этом. О вечном барьере. Но дело было даже не в этом; дело было в тоне её письма, каким-то другим. Или это была его собственная усталость после быстрого перехода из Алжира? Он знал, что нет.

Тьякке сказал: «Фрегаты там не просто так. На якоре они бесполезны, никому не угрожают». Он думал вслух. Неужели он что-то заподозрил? Что меня разрывают на части?

Предположим, Кэтрин отказалась от борьбы. Она была прекрасна; она была богата сама по себе. Ей не нужно было терпеть разлуки и тревоги, которые на неё обрушивались. Значит, кто-то другой? Он вспомнил её последние слова в этом письме.

Что бы ты ни делал, где бы ты ни был, помни, что я люблю тебя и только тебя, ничто не сможет этого изменить.

Он перечитал бы его ещё раз, медленно, когда останется один. Но сначала… Он спросил: «Что-нибудь из твоих времён борьбы с рабством, Джеймс? Заставь их рассказать нам?»

Тьяке улыбнулся, но не глазами. «Фробишер, сэр». Он оглядел каюту, которая стала менее просторной из-за восемнадцатифунтовок, вернувшихся к своим иллюминаторам. «Они поймут, что это ваш флагман. После вашего визита они, возможно, будут ожидать, что к нам присоединятся другие. Они не захотят рисковать потерей двух фрегатов». Он пожал плечами. «А если их присутствие будет доказано, мы ничего не потеряли».

Болито отошёл от окон и яркого света, остановившись и положив руку на плечо Тьяке. «Очередной блеф!»

Тьяке взглянул на руку на своём плече, сильную и загорелую, отражающую ум и опыт этого человека. Его было трудно растрогать, и сейчас он старался этого не показывать.

«Возможно, получится». Он посмотрел на Эйвери. «По крайней мере, это позволит команде корабля снова работать!»

Они рассмеялись, напряжение исчезло.

Болито вспомнил просторную каюту с видом на батарею и разбросанные останки трупов. Я командую там! Он сказал: «Там несколько человек из первоначальной команды «Галисии», которым разрешили уйти с нашим призовым экипажем. Капитан Кристи отделил их. Возможно, теперь, когда их безопасность обеспечена, их можно допросить». Он вспомнил описание самого Кристи: ужас, недоверие и истерию среди немногих матросов, избежавших жестокости и, в конечном итоге, смерти капитана, и тех, кто «сопротивлялся».

Эйвери взглянул на остальных, ощущая связь, тихое взаимопонимание. Он видел, как Болито вынул письмо из сумки, и видел выражение серых глаз, когда тот его читал. Должно быть, это было словно протянутая рука, чувство безопасности, которое мало кто мог понять. Он подумал о Сюзанне. Письма всё ещё не было, но он и не надеялся на него. Он грустно улыбнулся. Даже это было ложью.

Болито сказал: «Я разошлю приказы по эскадрилье, чтобы у каждого капитана не осталось никаких сомнений относительно того, с каким врагом мы столкнулись».

Тьяке за ним наблюдал. Так что, если мы окажемся неправы, виноват будешь ты.

Он был рад за Кристи. «Маджестик» мало что сделал для кого-либо ещё.

Часовой крикнул: «Старший лейтенант!»

Болито посмотрел на свою секретаршу: «Ты хмуришься».

Йовелл мягко улыбнулся за своими маленькими очками в золотой оправе.

«Я задавал себе вопрос, сэр Ричард, почему морские пехотинцы всегда кричат так громко?»

Лейтенант Келлетт стоял в дверях, держа шляпу под мышкой. «Офицер охраны, сэр». Он обратился к Тайаке, но его обманчиво кроткий взгляд был устремлен на Болито.

Тьяке взял у него конверт и сказал: «Генерал-майор Вэланси просит вас пригласить его на ужин в свою штаб-квартиру». Он оторвал взгляд от страницы как раз вовремя, чтобы увидеть разочарование и досаду, которые Болито не смог скрыть за эти несколько секунд.

Болито сказал лишь: «Прими необходимые меры, Джеймс. Это может быть важно».

Йовелл собрал свои бумаги. Пора было идти.

Он сказал: «Я немедленно сниму с них копии, сэр Ричард. Мне помогут клерк и один из молодых джентльменов».

Эйвери сказал: «Я буду сопровождать вас, сэр Ричард». Он увидел невысказанный протест и добавил: «Армия, сэр Ричард. Они будут этого ожидать».

Он ушел, и Тьяке сказал: «Вы можете отказаться, сэр».

Болито улыбнулся, и, как ему показалось, горько. «Люди думают, что нас вдохновляет долг. На самом деле мы – его рабы!»

Позже, когда баржа подошла к борту, команда в лучших клетчатых красных рубашках и просмоленных шапках, а также Олдэй, гордо расположившийся на корме, были готовы к боулингу, а морские пехотинцы и помощники боцмана. Капитан и старший лейтенант «Фробишера» проводили адмирала за борт.

Эллдэй подождал, пока Болито сядет рядом с Эвери, а затем отдал приказ отдавать швартовы.

Он видел это в глазах матросов, откинувшихся на своих станках. Их адмирал, который ни в чём не нуждался.

Эллдей хмуро посмотрел на носового гребца, когда тот убирал багор.

Откуда им знать? В такие моменты у него не было ничего, кроме пустоты.

На следующий день после возвращения Болито на Мальту Фробишер снялся с якоря и вышел в море. С рассветом два фрегата, «Хантресс» и «Кондор», также вышли в море, получив приказ занять позицию у Алжира, где их присутствие будет заметно и понятно.

Болито наблюдал за их отплытием на палубе, его сердце и разум откликнулись на вид двух стройных фрегатов, расправивших паруса и послушно склонившихся навстречу раннему бризу. Больше всего на свете он мечтал познакомиться со всеми своими капитанами, но снова вспомнил, что время – его враг. Корабли его новой эскадры были ему известны в основном по имени или по репутации, даже небольшой бриг «Чёрный лебедь», которому предстояло стать единственным спутником флагмана.

После того, как Фробишер покинул гавань, Болито отправился в свою каюту, удивлённый тем, что не чувствует ни малейшего следа усталости с предыдущего вечера, несмотря на обильный ужин и угощения, устроенные армией. Эвери уснул за столом, но он был не один; хозяева, похоже, ожидали этого и не стали возражать.

Он вернулся на корабль и обнаружил капитана Кристи, ожидающего его в каюте Тайаке.

Небольшая информация, обрывок информации, но это всё, что у них было. Из горстки людей, отпущенных с «Галицией», один был боцманом, греком, который из-за захвативших его людей боялся за свою жизнь больше остальных. Он рассказал Кристи, как на них напали и взяли на абордаж, словно о присутствии «Галиции» алжирцы знали. Всех ограбили, судно разграбили, а двое матросов были убиты без всякой видимой причины. Сын капитана был на борту; нападавшие тоже знали об этом. Не сумев получить информацию от несчастного капитана, они избили его сына, а затем пригвоздили его к грубо сколоченному кресту, где он и умер. Неподалёку находились другие пиратские суда, которые после нападения изменили курс на восток. Боцман был уверен, что слышал, как кто-то упоминал Бону. На карте он был обозначен как небольшой порт, чуть больше части залива, примерно в ста пятидесяти милях от Алжира. Халсион проплыл мимо него всего несколько дней назад, и Кристи, вероятно, проклинал свою неудачу, не зная, что он служит базой алжирских пиратов.

Трегидго, капитан судна, ограничился лишь утверждением, что Бона, как известно, использовалась рыбаками в качестве убежища, а иногда и для торговли. Это был бы подходящий выбор для кораблей, выжидающих удобного момента, чтобы напасть на какое-нибудь неосторожное торговое судно.

Итак, демонстрация силы. После этого они должны были встретиться с двумя фрегатами у берегов Алжира. Интересно было бы узнать, что капитан Мартинес скажет об этом своему капитану.

Он сел и снова подумал о письме Кэтрин. Он очень внимательно прочитал его, вернувшись из гарнизона. Когда фонарь был открыт, а на корабле царила тишина, если не считать потайных звуков в каком-то живом корпусе, он снова ощутил её сдержанность, невысказанность, словно она хотела защитить его от чего-то, например, от бунтов, о которых она писала раньше.

Розы сейчас в самом расцвете сил. Хотелось бы, чтобы они цвели вечно.

Лето в Корнуолле скоро закончится. Он мысленно видел её на старой тропе, их тропе. Наблюдающую за пустым горизонтом. Ждущую.

Надеясь… Оззард поспешил к двери и открыл ее, хотя Болито ничего не слышал.

Это был Тьякке, внешне спокойный, радующийся возможности снова оказаться в море, даже если это оказалось бесполезным занятием.

Его голубые глаза быстро переместились на нетронутый кофе и снова на адмирала.

«Черный лебедь» занимает позицию впереди нас, сэр».

Болито кивнул. Бриг, возможно, и напоминал Тиаке о его прежнем командовании, но её командир был не из его мира. Сильный, решительный молодой офицер, он мог бы далеко пойти, если бы судьба была к нему благосклонна. Когда флот сократится в силе и численности, он будет лишь одним из многих, пытающихся преуспеть в карьере по своему выбору.

Тьяке прямо заметил: «У него большой рот, под стать голове!»

Болито сказал: «Когда ты слышишь о рабстве, даже здесь, разве это не возвращает тебя в прошлое, Джеймс?»

Тьяке прищурился от внезапного яркого света, когда Фробишер слегка изменил курс.

«Тогда всё было иначе». Он не стал объяснять. «Но где есть золото, там найдутся и работорговцы. В конце концов, они не будут так быстро убегать, а будут сражаться. Турки, арабы – их всегда труднее всего контролировать». Он увидел Оззарда у кладовой. «Не принесёшь ли ты мне карту? Хозяин знает, какую».

Оззард едва не нахмурился, но поспешил уйти, взглянув на Болито.

Когда дверь закрылась, Тьяке сказал: «Прошу прощения за эту выходку, сэр. Я хотел поговорить. Корабль может стать небольшим рынком, когда речь идёт о конфиденциальности».

Болито ждал. Это был тот самый момент.

Тьяке сказал: «Много лет назад в моей жизни была девушка. Это было до…» Он помедлил. Нил. Потом я потерял её. Я никогда не думал, что когда-нибудь снова её увижу. Или захочу увидеть, если уж на то пошло». Он посмотрел на свои руки и просто добавил: «Итак, я её потерял».

Болито хотел сказать ему, что он понял, но если Тьяке сейчас потеряет желание говорить, оно уже не вернется.

«Она написала мне, а я написал ей, но так и не опубликовал это».

Болито промолчал. Это было письмо, которое он положил в сейф перед битвой с Неукротимым, и ещё одно его письмо, адресованное Кэтрин. Но мы оба выжили в тот день.

Тьяке повернулся и посмотрел на дверь, ожидая увидеть там Оззарда или кого-то еще.

«Потом, в Портсмуте, как раз перед нашим вводом в строй, она пришла ко мне». Он развёл руками, словно всё ещё не мог понять или поверить в происходящее. «Я знал, что мы когда-нибудь встретимся». Теперь он смотрел на Болито очень прямо. «Как вы, должно быть, знали, сэр».

Болито сказал: «Я надеялся».

«Когда пришёл курьер, у меня уже было другое письмо. Мне следовало написать ответ, но, поскольку тебя не было, а будущее было неопределённым, я решил подождать».

«Ты всё ещё переживаешь за неё и за то, что случилось. Ты переживаешь достаточно сильно, Джеймс?»

«Вот именно, сэр. Я не знаю. Я не имею права… Я так долго жил вдали от обычных, порядочных людей, что больше не уверен».

Он вспомнил платье, которое Тьяке носил в сундуке для девушки, которая его отвергла. То самое платье, которое он подарил Кэтрин.

«Ты когда-нибудь рассказывал ей о платье, Джеймс? Так же, как ты рассказал Кэтрин?»

Тьяке покачал головой. «Надо думать о двух детях, сэр».

Болито увидел, как открылась дверь. «А, Оззард. Холодного вина, если сможешь раздобыть!»

Оззард сказал: «Капитан не знал о карте, сэр». Это прозвучало как обвинение. Затем он поспешил прочь: всегда один.

Болито мягко сказал: «Когда будешь писать, Джеймс, расскажи ей. О платье.

Скажи ей."

Тьяке коснулся своего изуродованного шрамами лица. «Я никогда этого не замечал. Я всегда смотрю по сторонам, наблюдаю за другими».

Оззард вернулся, не изменив выражения лица. «Это круто, сэр Ричард».

Болито сказал: «Позволь мне». Он держал бутылку; в неподвижном воздухе она казалась почти холодной. Должно быть, Оззард спрятала её где-то в трюме. Это было чистое рейнское вино из того самого магазина в Сент-Джеймсе, в её Лондоне. Возможно, она даже держала эту бутылку в руках, прежде чем её упаковали и отправили в Портсмут.

Тьяке наблюдал, его неуверенность, его неспособность говорить так раньше на мгновение забылись. Неважно.

Он никогда не смог бы иметь то, что имел этот человек и чем поделился со своей прекрасной Кэтрин, которая поцеловала его в тот день на борту «Неукротимого» в Фалмуте, к радости собравшейся команды корабля.

Он видел это в серых глазах Болито, в том, как тот прикрывал повреждённый глаз, чтобы рассмотреть детали этикетки. Настолько интимной, но в то же время настолько сильной, что он чувствовал себя чужаком.

Но вслух он сказал: «Постараюсь, сэр. Когда буду писать». Он уставился на подволок и почувствовал, как Оззард подносит стакан к нему. «А потом я устрою учения орудийным расчетам и развею эту мальтийскую паутину!»

Болито поднял бокал. «Пусть это сделает мистер Келлетт, Джеймс. Он тобой очень восхищается, знаешь ли».

Неожиданно Тьяке рассмеялся, и напряжение спало. Болито несколько секунд смотрел на него, не притронувшись к вину.

«Думаю, мы будем бороться». Он откинул со лба непослушную прядь волос, и Тьяке увидел багровый шрам. «Честно говоря, я в этом уверен». Он улыбнулся, точно тот человек, каким он, должно быть, был, когда впервые встретил Кэтрин.

«Я рад, что ты мне рассказал… поделился этим со мной, Джеймс. Теперь мы действительно одна компания».

Вице-адмирал сэр Грэм Бетюн вскочил на ноги, испугавшись прерывания, когда двери его комнаты распахнулись, и Силлитоу, за которым нервно следовал протестующий клерк, направился к нему.

Бетюн воскликнул: «Милорд, я понятия не имел…» Он попытался снова, злясь на себя за то, что этот человек, могущественный или нет, так легко его вывел из себя. «Вас не ждали!»

Силлитоу огляделся по сторонам, заглянул в соседнюю комнату и подождал, пока клерк уйдет.

Он сказал: «Я здесь, чтобы увидеть Родса. Надеюсь, это не вызовет никаких препятствий?»

Бетюн указал на стул. «Посмотрю, что можно сделать, милорд. В любое другое время…»

Силлитоу сел, внешне спокойный и невозмутимый. «В любое другое время я бы предпочёл не посещать это место. Однако я воспользуюсь возможностью, чтобы сначала обсудить с вами один вопрос».

Бетюн наблюдал за ним через стол, одетым во всё серое, элегантным, уверенным в себе, с каплями дождя на пальто. Должно быть, он пришёл сюда из какого-то соседнего здания. На прогулку или чтобы подготовиться к встрече с адмиралом лордом Родсом, хотя Бетюн не слышал об этом упоминаний; его клерк, должно быть, сказал ему.

Стройный и холеный; мужчина, который ездил верхом, ходил пешком и фехтовал, чтобы поддерживать ум и тело в тонусе. Бетюн слышал, что он жил в весьма респектабельном доме недалеко от Адмиралтейства. Был ли он таким же и с женщинами – скорее по привычке, чем по необходимости?

Силлитоу сказал: «Я только что получил новости о нападении на Вашингтон в прошлом месяце, о сожжении и разрушении правительственных зданий и магазинов, а также о затоплении там американских кораблей».

Бетюн внезапно почувствовал тревогу и беспокойство. Адмиралтейство получило информацию только сегодня утром по телеграфу из Портсмута. Первым, кому сообщили, был принц-регент; Силлитоу, должно быть, был с ним в тот момент.

«Я с облегчением узнал, что атака увенчалась успехом.

Я тоже удивлён». Он проигнорировал негодование Бетюна и продолжил: «Я знаю, что капитану Адаму Болито будет поручено новое командование».

Бетюн сглотнул. Силлитоу резко и непредсказуемо сменил тактику, как и сам этот человек. «Он должен был получить приказ и вернуться в Англию прямо сейчас, милорд. „Валькирия“ получила серьёзные повреждения. Её снимут с вооружения».

Силлитоу холодно смотрел на него, его прикрытые веки ничего не выражали. Командир эскадрильи погиб? Несчастный случай, хотя, по моему опыту, офицеры, выбранные по необходимости для той или иной команды, не всегда подходят для этой задачи. Он поднял руку. «Есть ещё один вопрос. Который я предпочёл бы оставить только между нами». Он наблюдал за растущим смущением Бетюна, но не испытывал торжества; скорее, он ощущал гнев и презрение.

Он сказал: «Леди Сомервелл. Вы были там на приёме у герцога Веллингтона. Вы сопровождали леди Сомервелл, когда меня задержал Его Королевское Высочество». Он наклонился вперёд, словно подчеркивая свои слова. «Как я вас и просил!»

«Она ушла до вашего прибытия, милорд».

Силлитоу откинулся назад, положив голову на стул.

«Сэр Грэм, не принимайте меня за дурака. Я всё это знаю. Она ушла, потому что была возмущена высказываниями лорда Родса, его высокомерием, с которым он представил леди Болито как почётного гостя. Это было оскорбление».

«Меньше всего мне хотелось, чтобы ее унижали!»

Силлитоу холодно посмотрела на него. «Нет, она была зла. Она была зла. Будь я там, я бы высказался довольно резко».

Бетюн отвёл взгляд. «Знаю. Я был не в состоянии это предотвратить».

Силлитоу улыбнулся. «Знай вы об этом заранее, я бы сейчас здесь не сидел». Его глаза сверкнули. «И вы, сэр, тоже не знали бы!»

Бетюн сказал: «Я написал леди Сомервелл, чтобы объяснить. Но она уехала в Фалмут. Я постараюсь…»

Силлитоу тихо сказал: «Я думал, ты, может быть, потерял её лондонский адрес?» Он наблюдал, ожидая какого-то знака, намёка. Но ничего не было. Бетюн мог обманывать жену, но он сомневался даже в этом. Он протянул руку и медленно разжал её.

На этом листке бумаги написан её адрес». Он увидел, как глаза Бетюна расширились; в них также читалось определённое беспокойство. Он почувствовал, как к нему возвращается гнев. «Этот листок бумаги был найден у человека, которого я теперь знаю как Чарльза Олифанта, некогда капитана, командовавшего 74-м «Фробишером».

Бетюн уставился на него. «Она дала его мне. На случай, если у меня будут новости о сэре Ричарде. Должно быть, я его потерял, когда…»

«Когда Олифант приполз к тебе, чтобы умолять дать ему командование, прежде чем правда станет известна».

«Я не понимаю», – Бетюн наклонился вперёд. «Пожалуйста, скажите мне, если случилось что-то, что потревожило леди Сомервелл, я должен знать!»

Силлитоу ждал, считая секунды. «Олифант ждал её в Челси. Дом был пуст; она была одна». Он сделал паузу. «В основном потому, что ей разрешили пройти туда без сопровождения». Он увидел, как выстрелы достигли цели. «На неё напали, но я получил известие об Олифант. Люди мне всё рассказывают. Я успел вовремя добраться до дома, чтобы предотвратить…»

Чтобы... предотвратить что, ради всего святого?

Силлитоу резко сказал: «Олифант, офицер, выбранный на пост капитана флагмана сэра Ричарда, не только игрок и вор, он еще и настолько изъеден болезнью, что ему хотелось только отомстить последним и единственным известным ему способом».

Скажите, сэр, она в безопасности?

Силлитоу почувствовал, как его мышцы слабеют. Если бы Бетюн хоть немного проявил участие, он бы себе не доверял.

«Она в безопасности. И не нужно благодарить тех, кто мог бы её защитить».

Бетюн настаивал: «А Олифант?»

«Он под опекой». Его губы скривились. «И под охраной. Похоже, он либо умрёт, либо сойдёт с ума в ближайшее время. В противном случае его ждёт военный трибунал, где ему будет назначено самое суровое наказание». Он промокнул рот платком. «И заслуженно!»

Бетюн вспомнил ту ночь, когда это случилось. Несколько недель назад; он должен был что-то заподозрить. Но его жена была против его дальнейшего участия. Мне следовало бы догадаться… Силлитоу добавил: «У меня есть несколько небольших предложений для лорда Родса».

Я уверен, что их будет легко реализовать».

Бетюн посмотрел на часы. «Боюсь, у лорда Роудса уже есть дела, милорд. Как я уже объяснил,

Силлитоу сказал: «Объявите меня».

Бетюн повторил с тоской: «Предыдущее задание…»

Силлитоу слабо улыбнулся. «Знаю. С новым генеральным инспектором». Он положил конверт на стол. «Вот мои полномочия, сэр Грэм».

Бетюн перевел взгляд с него на конверт цвета хаки с королевской печатью.

«Я займусь этим немедленно!»

Силлитоу подошёл к окну и посмотрел вниз на мокрые улицы, на склонённые головы и плечи людей, спешащих в укрытие. Он должен был почувствовать что-то большее, чем презрение и нетерпение, которые они ему внушали. Но он мог думать только о женщине, обнажённой и связанной в этом маленьком тихом доме в Челси. Он обнимал её, защищал. Он хотел её.

Двери снова открылись; пришел сам Родс.

«Должен поздравить вас – я понятия не имел!» Он бросил быстрый взгляд на Бетюна и другого офицера, следовавшего за ним. Он улыбнулся. «Думаю, нашу встречу стоит записать, Силлитоу. Всё должно быть открыто, да?»

Силлитоу не ответил на улыбку. «Как пожелаете. Есть несколько пунктов. Во-первых, дезертирство вашего кузена, капитана Олифанта, и непредоставление вами медицинского заключения, когда вы согласились его уволить. Военно-полевой суд по борьбе с мошенничеством, который вы не оспорите. Игровые долги, посещение мест, используемых проститутками, и болезнь до такой степени, что он практически потерял рассудок. И покушение на изнасилование». Он легко балансировал на одной ноге. «Мне нужно продолжать, лорд Родс?»

Родс огляделся, едва в силах говорить. «Вы мне не понадобитесь, джентльмены». Когда дверь снова закрылась, он хрипло воскликнул: «Я не знал о серьёзности его болезни, клянусь! Я просто хотел дать ему наилучший шанс улучшить своё положение».

«Да. При сэре Ричарде Болито, человеке, которого вы пытались унизить через другого».

«Что мне делать?»

Силлитоу взглянул на картину морского боя, старый корабль Бетюна. Люди сражаются и умирают. Он подавил нарастающую ярость. Из-за таких высокомерных глупцов.

«Продолжайте в том же духе, милорд, чего ещё вы могли ожидать? Ваш кузен не будет вас беспокоить. Даю слово». Он наклонился и взял со стула шляпу. «Я – новый генеральный инспектор, а не судья и присяжные».

Родс предпринял последнюю попытку: «Когда мне предложат пост Первого лорда…»

Силлитоу ждал, когда перед ним откроются двери.

«Будь уверен, Родс», – он холодно улыбнулся. «Не сделаешь».

Он вышел из здания и вдруг обрадовался мокрому тротуару и прохладному, влажному воздуху на лице. Он мог немного погулять и подумать. Он вспомнил жену Бетюна в тот вечер приёма, когда он опоздал и не обнаружил Кэтрин; он никогда не видел её в таком состоянии, близком к ликующей радости. Коварная женщина, которая использовала мужа, когда тот считал, что всё наоборот.

Он кивнул про себя, не замечая пристальных взглядов прохожих. Вот и всё. Для Бетюна, да и, возможно, для всех заинтересованных лиц, было бы лучше, если бы его отправили на новое место. Куда-нибудь очень-очень далеко от Англии.

Грейс Фергюсон наблюдала, как горничная поставила вазу со свежесрезанными розами у окна и дала им свое одобрение.

«Я видела, как вы сами их разрезали, миледи. Мое сердце потеплело».

Кэтрин улыбнулась. «Ненавижу, когда они заканчиваются». Она взглянула в окно, на серо-голубую линию горизонта за мысом. «Я постараюсь, чтобы они сохранились, на случай…»

Грейс занялась уборкой книг, которые в этом не нуждались. Она несколько раз высказывала свои опасения мужу, но Брайан настаивал, что её светлость чувствует себя хорошо, скучает по сэру Ричарду, но в остальном всё по-прежнему.

Грейс не была так уверена, но Брайан был таким. Все мужчины такими. Леди Кэтрин была прекрасной женщиной. Но, несмотря на это, она была человеком. Конечно, она скучала по своему возлюбленному, как и сама переживала из-за Брайана много лет назад, когда его вместе с Джоном Оллдеем похитила ненавистная вербовщица. А теперь посмотрите на нас… Она вспомнила о возвращении Кэтрин из Лондона, о напряжении и напряжённости на её лице. Однажды вечером Грейс заказала ей ванну и увидела синяки на её руке, заживший порез на шее. Она ничего не сказала, даже Брайану.

Кэтрин сказала: «Леди Роксби приедет сегодня днем, Грейс».

Для внешнего мира она могла быть леди Роксби, но для Кэтрин, как сестра Ричарда, она всегда была никем иным, как Нэнси. Она жила в большом доме, окруженная лишь слугами, а управляющий присматривал за поместьем. Присутствие Льюиса Роксби по-прежнему ощущалось во время визитов Кэтрин, и она думала, что Нэнси, по-своему, была менее одинока, чем она сама.

Грейс Фергюсон повернулась к ней, приняв решение. «Вы неправильно питаетесь, миледи. Вы зачахнете, если не будете есть! Когда придёт леди Роксби, я принесу вам те маленькие пирожные, которые вам нравятся, я их сама испекла».

«Я не хочу тебя волновать, Грейс, нам всем этого хватило за последние несколько лет. Всё, чего я хочу, – это чтобы он был здесь, со мной, с нами. Он так много сделал, разве они этого не видят?»

Казалось, ее вдруг встревожили портреты, которые она наблюдала. «Я хочу быть сильной, быть терпеливой, как, должно быть, были все остальные».

Грейс сказала: «Вы будете сильной, миледи. Я знаю».

Позже, когда карета Роксби выехала на булыжную мостовую, Кэтрин увидела двух гостей. Нэнси сопровождала молодая женщина со светлыми волосами. Она была опрятно, но просто одета – служанка или, возможно, компаньонка. Она услышала, как Грейс Фергюсон приветствует их, и подошла к двери, надеясь, что её беспокойство и бессонница не будут так заметны Нэнси, как, очевидно, её экономке.

Нэнси обняла её и сказала: «Это Мелвин. Её мать – портниха и швея из Сент-Остелла. Я знаю её семью много лет, с самого детства».

Кэтрин посмотрела на девушку, ведь это была именно она. Серьёзные, почти суровые черты лица, но когда она улыбалась, в ней появлялась какая-то эльфийская прелесть, которая вскоре привлечёт внимание какого-нибудь молодого человека.

«Мелвин гостит у меня дома уже несколько дней. Она много работает и приятная в общении. И прекрасная швея, как и её мать». Она улыбнулась, и Кэтрин увидела в её улыбке теплоту Ричарда. «Поскольку ты потерял свою Софи, я подумала, что ты мог бы взять её к себе на службу».

Кэтрин сказала: «Мелвин. Какое красивое имя».

Нэнси сказала: «На старом корнуоллском языке это означает «ярмарка меда».

Кэтрин тихо спросила: «Ты хочешь уйти из дома, Мелвин?»

Девушка, казалось, обдумывала это. «Я… я так думаю, миледи. Мне нужна работа». Она посмотрела на один из портретов, её взгляд был отстранённым. «Мой отец ушёл солдатом в Вест-Индию. Он погиб там. Я до сих пор думаю о нём». Она снова повернулась. «Вы знаете Вест-Индию, миледи?»

Нэнси сказала с необычной строгостью: «Не задавай так много вопросов, моя девочка».

Но Кэтрин мягко ответила: «Да, я знаю их. Где я снова нашла свою любовь, потеряв его». Она почувствовала, как плечо девушки слегка задрожало под её рукой. Как когда-то и у меня.

«Говорят, что вы объездили весь мир, миледи».

Кэтрин похлопала её по плечу и улыбнулась. Эта история разрастается по мере рассказа!

Нэнси наблюдала с тихим удовлетворением. Мелвин не походила на большинство местных девушек, обслуживавших большие дома и поместья. Она была изящной работницей; её пальцы словно зачарованные скользили по шёлку или льну, а иногда она бывала замкнутой и немного мечтательной. Как и её замечания о покойном отце: сержанте Восемьдесят седьмого пехотного полка, это правда. Но хвастуне и сквернослове, пока его не завербовали в армию. Вероятно, пока он был пьян. Возможно, мечтать было безопаснее.

Кэтрин сказала: «Если ты этого хочешь, Мелвин, я буду рада принять тебя на работу».

Девушка очаровательно улыбнулась. «Ах, жизнь моя! Подожди, пока они об этом узнают».

Кэтрин отвернулась. Её голос напоминал голос Зенории, хотя во всём остальном она была совершенно иной.

Дверь слегка приоткрылась; Грейс, подумала она, хочет соблазнить ее своими маленькими пирожными.

Но это был Брайан. Она продолжала держать руку на плече девушки, чувствуя внезапный холод по телу, несмотря на гнетущую жару в комнате.