Текст книги "Меч Чести"

Автор книги: Александер Кент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

Кэтрин чувствовала страдания Ричарда, нечто вроде физической боли, так же как и присутствие других, стоящих рядом. Как они могли это заметить, даже если бы поняли? Высокомерие или проявление темперамента, хотя это было ни то, ни другое.

Силлитоу шагнул в круг света. «На минутку, сэр». Он протянул листок бумаги. «Мне только что доставил посланник Адмиралтейства».

Роудс сердито пробормотал: «Я первый об этом узнал!»

Силлитоу проигнорировал его. «Можно, сэр?»

Принц улыбнулся, хотя всего несколько секунд назад его разозлило вмешательство. «Это твой дом, чёрт возьми».

Силлитоу посмотрел на Кэтрин, но обратился к Болито: «Донесение от адмирала порта в Плимуте, сэра Ричарда. Капитан Джеймс Тайк отозвал свою просьбу о переводе в Западноафриканскую эскадру и предоставил себя в ваше распоряжение для исполнения обязанностей флаг-капитана».

Екатерина выскользнула из рук принца и подошла к нему.

«Они высказались за тебя, Ричард. Им тоже нужна твоя помощь».

Принц-регент слегка улыбнулся. Спасибо, леди Кэтрин. Спасибо. Я знаю, что был свидетелем чего-то, хотя и не знаю чего. Я не неблагодарный.

Можно было бы что-нибудь устроить, чтобы вы смогли посетить Мальту». Он кивнул сам себе, как она уже видела раньше. «Да, так и будет». Казалось, он расслабился. «Так вот, говорили об особом бордо, Силлито. Веди!» Но его взгляд задержался на Кэтрин, и её рука лежала на руке Болито. Конечно, желание, но была и зависть.

Позже, гораздо позже, когда они выезжали из дома Силлитоу, на подъездной дорожке всё ещё стояло несколько экипажей. Принц-регент исчез на своей барже так же тихо, как и появился.

Болито посмотрел на звезды и снова с тревогой подумал о Кэтрин и принце.

Она сказала: «Я оставила свою шаль дома!»

«Я принесу его».

Он был удивлён силой её хватки. Ву. Пойдём в Челси. Будем вместе. Лежим вместе. Это всё, чего я хочу.

Болито быстро обернулся. «Кто это?»

Это было очень.

«Ты всё ещё здесь, Джордж? Что случилось?» Хотя он думал, что знает. Как Тьяке. Счастливчики.

«Мне было интересно, смогу ли я поехать с вами в Челси, сэр Ричард».

Кэтрин встала между ними, ее плечи были бледны в отраженном свете.

«Она ушла без тебя, Джордж?» Она увидела, как он кивнул. Она взяла их под руки, соединив их; она была почти одного роста с ними.

«Тогда поедем с нами. А завтра ты приедешь с нами в Фалмут».

Он улыбнулся, сдерживая печаль. «Охотно, миледи».

Из окна своего кабинета Силлитоу наблюдал, как карета выезжает на дорогу. Он нахмурился. Слишком много гостей всё ещё злоупотребляли гостеприимством.

Он что-то с этим предпримет.

Он поднял тонкую шёлковую шаль, которую она оставила в прихожей возле библиотеки. Он чувствовал её запах. Словно жасмин.

Затем он поцеловал его, спрятал под пальто и вышел, чтобы сделать то, что должен был.

3. Адам

Капитан Адам Болито разложил карту на столе в каюте и взглянул на окончательные расчёты перехода, хотя знал их наизусть. Вокруг и над ним фрегат, сорокадвухпушечный корабль Его Британского Величества «Валькирия», уверенно держал курс, с убранными парусами, едва наполнявшимися водой. Стояло начало мая, но ветер всё ещё дул, как он обнаружил во время своей обычной утренней прогулки по палубе.

Это было время, которое он обычно любил. Корабль оживал, едва забрезжил горизонт. Палубы были вымыты шваброй и посыпаны святым камнем, боцман и плотник сверяли свои списки дел на новый день. Паруса должны были быть спущены и отремонтированы, такелаж осмотрел и сращен там, где это было необходимо. Бочки с водой были вымыты и подготовлены к наполнению, и на время покончено с несвежей, однообразной едой. «Валькирия» возвращалась в гавань, на главную военно-морскую базу в Галифаксе, Новая Шотландия, последний настоящий британский оплот на побережье Северной Америки.

И что они почувствуют, когда доберутся туда? Он оглядел каюту, на резвые волны, падающие за кормой под причал фрегата, и снова ощутил негодование и нетерпение, которые так старался скрыть от экипажа.

Ведь «Валькирия» не была обычным или частным кораблём; официально она всё ещё была флагманом контр-адмирала Валентайна Кина, друга его дяди. И ваш тоже, словно настаивал голос.

Каким-то образом они отдалились друг от друга, даже после полного уничтожения двух американских фрегатов, в результате которого погиб всего один человек, мичман. Не так давно Адам едва мог вспомнить его лицо. Кин всё больше времени проводил на берегу, занимаясь перевозкой войск. «Валькирия» возвращалась из очередного конвоя. И с какой целью, гадал он. Новости из Англии были оптимистичными: война в Европе скоро закончится, и можно будет высвободить новые корабли для борьбы с американцами. Но надолго ли?

Наращивание военной мощи здесь должно было иметь какие-то причины.

Он услышал, как морской пехотинец, стоявший за сетчатой дверью, постучал мушкетом по палубе и крикнул: «Старший лейтенант, сэр!»

Он выпрямил спину, когда лейтенант Уильям Дайер вошел в каюту.

Это всё равно стало неожиданностью, словно он ожидал увидеть Джона Уркхарта лично. Уркхарт отправился командовать собственным кораблем, чему ему мало кто завидовал. По предложению Кина его повысили до командира фрегата «Жнец» – корабля, раздираемого мятежом, бесчеловечной дисциплиной и убийствами.

Адам знал, что Уркхарт способен на это, и был вознаграждён периодическими новостями о достижениях Рипера и его многочисленных успехах. Возрождение. Но теперь Адам скучал по нему.

"Готовый?"

Дайер посмотрел на точку над левым плечом капитана. Капитан говорит, что мы будем на якорной стоянке в течение часа, сэр. Если ветер сохранится с северо-востока, мы будем там до шести склянок.

Достаточно приятный офицер, который с пользой использовал свой опыт на этом корабле, одном из крупнейших фрегатов на станции с момента отплытия «Неукротимого» в Англию. Но этим дело и не ограничилось.

«Я сейчас поднимусь». Он не видел, как лейтенант быстро окинул взглядом каюту, но мог себе это представить. Дайер, вероятно, подумал, что его капитан ни в чём не нуждается. Как я когда-то думал о своём.

Адам был более чем успешным капитаном фрегата, и он был достаточно благоразумен, чтобы оценить это, и что удача редко выпадает ему, разве что для встречи с врагом и понимания его мыслей. А дальше – мастерство, решимость и люди, которые от тебя зависят. Он улыбнулся. И меткая стрельба.

Лейтенант увидел улыбку и, воодушевленный, спросил: «Поднимем ли мы после этого снова адмиральский флаг, сэр?»

«По правде говоря, я не знаю». Он беспокойно подошел к кормовым окнам и оперся руками о подоконник. Он чувствовал стук и дрожь руля, представляя себе корабль таким, каким он предстал бы перед сухопутными жителями, наблюдавшими за его осторожным приближением.

Флагман. Только капитан фрегата поймёт разницу. Это означало быть связанным узами флота и капризами и прихотями флагмана. Кин был хорошим командиром, но это было не то. Он старался отвлечься от своего корабля, «Анемона», который достался американскому коммодору Натану Биру. Только взрыв под палубой помешал его захвату и спасению, сохранив вражеский флаг. Нет, это было не то.

Дайер удалился, и Адам заподозрил, что вскоре ему придётся обсуждать их будущее с другими лейтенантами. Слухи в кают-компании были вполне ожидаемы, но Дайер ещё не осознавал, насколько быстро они могут дать сбой.

Он коснулся своего бока, куда его ударил железный осколок, когда Анемона сбросила свои знамена, а он не смог этому помешать.

Он снова посмотрел на море, на рыб, безмятежно прыгающих по волнам Валькирии.

А что же Кин? Женится ли он на Джилии Сент-Клер, и если да, то почему он должен позволять этой перспективе мучить себя? Зенория умерла, но его горе по ней не утихло. Он взял шляпу и вышел из хижины. Дело в том, что Кину нужна была жена, пусть даже любовь и не имела к этому никакого отношения.

Он легко взбежал по трапу и окинул взглядом знакомую панораму, простиравшуюся перед носом корабля, словно рваная преграда. Корабли всех видов: военные, торговые, транспортные, захваченные призы и маленькие, похожие на бабочек паруса, которые создавали движение в каждой живой гавани.

Он кивнул Ричи, штурману, и увидел, что тот стоит в стороне от компасного ящика; он прислонился к нему. Значит, раны снова беспокоили его. Хирург сказал, что его следует выписать.

Адам нахмурился. Разряд? Это убьёт его быстрее, чем любые американские осколки.

Взгляните на недавно убранные паруса и длинный, развевающийся язык мачтового шкентеля. Она будет представлять собой гордое зрелище: все паруса, кроме марселя и кливера, убраны, команда на своих местах у брасов и фалов, матросы готовы убрать последний парус, как только будет отдан якорь.

Зрелище, которое прежде всегда согревало и волновало его. Но теперь это возбуждение ускользало от него, словно нечто недостижимое.

«Ли подтяжки там! Руки носят корабль!»

Босые ноги глухо застучали по палубе, а блоки заскрипели, когда все больше людей навалились своим весом на извивающиеся канаты.

Топс простыни!"

Адам скрестил руки на груди и увидел, как один из молодых гардемаринов повернулся и стал изучать его.

«Лучшие клубки! Живо! Запишите имя этого человека, мистер МакКри!»

«Руль под ветер!»

Адам отошел в сторону, чтобы наблюдать, как большой фрегат медленно разворачивается и поворачивается по ветру, ветер с него спадает, а его оставшиеся паруса уже натянуты и сжаты в кулаки, чтобы привести их в порядок.

"Отпустить!"

Дайер поспешил на корму, не сводя глаз с судна, пока оно не остановилось на якорном кабеле.

«Вам нужна двуколка, сэр?»

Ричи, мастер, скривился от боли, а затем воскликнул: «Аплодисменты, сэр!»

Адам взял подзорную трубу и направил её на два других фрегата, стоявших на якоре неподалёку. Их ванты и такелаж были заполнены кричащими и машущими руками матросами и морскими пехотинцами.

Он с грохотом закрыл стекло. «Да, мистер Дайер, мне нужна двуколка как можно скорее».

Дайер уставился на него. «Что это значит, сэр?»

Адам посмотрел на землю. «Это означает мир. Возможно, не здесь, но мир, надежду всей жизни». Он взглянул на мичмана, уставившегося на него. «Он ещё даже не родился, когда прозвучали первые выстрелы в этой войне».

Некоторые моряки улыбались друг другу, другие пожимали руки, словно только что встретились на каком-нибудь переулке или портовой улице.

«Я навещу контр-адмирала Кина. Он будет этого ждать». Он увидел, как первый лейтенант пытается с ним справиться. «Принимайте командование, мистер Дайер. Я поговорю с матросами позже, когда вернусь». Он коснулся его руки и почувствовал, как тот вздрогнул, словно его только что задела мушкетная пуля.

«Они хорошо справились. Многим повезло меньше».

Позже, забираясь в двуколку, он вспомнил свои последние слова.

Как эпитафия.

Контр-адмирал Валентайн Кин поднял взгляд от своего стола и увидел своего флаг-лейтенанта, достопочтенного Лоуфорда де Курси, наблюдавшего за ним через дверь.

"Да?"

Де Курси лишь мельком взглянул на гостя Кина и сказал: «Сообщается, сэр, что «Валькирия» приближается к якорной стоянке».

Спасибо. Дайте мне знать, как только прибудет капитан Болито.

Он оглядел комнату, которую использовал в качестве своей штаб-квартиры в Галифаксе. Карты, папки и книги сигналов. С де Курси и несколькими нанятыми клерками он умудрялся быть в курсе дела, чего не смог бы сделать, находясь в море подолгу. Это давало ему ощущение своей принадлежности, и то, что он делает, – прогрессивно, позволяя каждому кораблю и учреждению выкладываться по полной. Так было до тех пор, пока несколько дней назад из Англии не прибыл фрегат «Уэйкфул» с вестью о победе и капитуляции Наполеона. Так далеко, по ту сторону Атлантики, и всё же весть о победе в Европе тронула его гораздо сильнее, чем война, которая велась здесь против американцев; возможно, потому, что это была его война так долго, со множеством врагов, но всегда французами.

Он бы получил эту новость раньше, если бы молодой капитан «Уэйкфула» не потерял пару рангоутов во время шторма в Западном океане, стремясь первым доставить донесения. На «Уэйкфуле» также находился пассажир.

Теперь Кин посмотрел на него: капитан Генри Дейтон, следующий; исполняющий обязанности коммодора эскадрильи Галифакса, и вскоре им стану. непосредственно под командованием сэра Александра Кокрейна, который принял на себя управление всей станцией.

Все произошло так быстро, что Кин не мог решить, радует его или встревожена эта неподобающая поспешность.

Среди донесений было несколько писем, в том числе от Первого лорда, возможно, заверявших его в том, что скоро начнётся новый этап его карьеры. От отца писем не было, что было верным признаком его продолжающегося неодобрения.

И вот Джилия. Он не замедлит спросить её, и, конечно же, её отца, приемлемо ли его предложение руки и сердца.

Дейтон спросил: «Капитан Болито, какой он, сэр?»

Кин внимательно посмотрел на него. Он был старшим капитаном, имевшим за плечами несколько лет блокадной службы и два боевых вылета во флоте. Крепкого телосложения, с короткими рыжеватыми волосами и беспокойным взглядом. С таким человеком нелегко было работать, а ещё труднее было его узнать, подумал он.

«Хороший капитан фрегата. И успешный».

«Да, конечно, я знаю его по репутации, сэр. Должно быть, ему очень повезло иметь рядом с собой сэра Ричарда Болито».

Кин промолчал. Дейтон уже принял решение, или же решение было принято за него.

Дейтон сказал: «Насколько я понимаю, изначально он был одним из гардемаринов сэра Ричарда».

Кин сказал: «Я тоже. Вице-адмирал Бетюн из Адмиралтейства тоже был таким. Похоже, он оказал на меня хорошее влияние».

Дейтон кивнул. «Понятно. С нетерпением жду встречи с ним. Потерял корабль, попал в плен, а потом сбежал… он, похоже, находчив, хотя и немного безрассуден».

«Он мой флагманский капитан, по крайней мере, пока я не уйду отсюда».

Это было сказано тихо, но он видел, как выстрел угодил в цель. Дейтон приехал из Англии; он лучше всех знал, что имелось в виду. Это означало дальнейшее повышение до вице-адмирала. Он всё ещё не мог поверить в это.

Он подумал о Ричарде, который теперь дома, в Англии, со своей Кэтрин. Он сам видел эту легенду и разделял её. Он слегка приоткрыл ящик и увидел миниатюру девушки, смотрящей на него снизу вверх. Она могла быть и его. Нашей.

Он вполуха прислушивался к топоту сапог у здания и хриплым крикам сержантов-инструкторов. Эта часть здания была предоставлена ему в аренду генералом; вскоре, как только будет спущен его флаг, она перейдёт армии.

Что Адам подумает о мире? Он согласился стать его флагманским капитаном, и это решение удивило Кина. Адам был самостоятельным человеком, Дейтон был прав, и в какой-то степени безрассуден, хотя Кин никогда бы не признался в этом кому-то, кроме «Счастливой четверки». Он мог остаться здесь и служить под началом нового коммодора, или же подать заявление об освобождении, попытать счастья в Англии, пока ищет новое командование. Это будет нелегко; он знал это по опыту других договоров, других передышек за долгие годы войны.

Он вспомнил все их лица: Инча, Нила и других, вроде Тайка, которые каким-то образом выжили. Это слово редко употреблялось на флоте, но каждый из них был героем. Возможно, именно это не раз подразумевал его отец. Что на войне нужны герои, чтобы добиться успеха. В мирное время они были позором для тех, кто ничем не рисковал.

Это вызвало у него смутное беспокойство, словно он подвёл Адама. Это было абсурдно. Выбор был сделан, и к моменту прибытия следующего курьерского судна всё могло снова измениться.

Он закрыл ящик, поняв, что де Курси вернулся.

«Мы заметили шлюпку «Валькирия», сэр».

Де Курси отстранился. Идеальный помощник, всегда готовый помочь, когда он был нужен, хотя Кин прекрасно понимал, почему они с Адамом терпеть друг друга не могли.

Дейтон поднялся на ноги. Несмотря на свой грузный вид, он двигался легко, с настойчивостью и целеустремлённостью. Командорство стало для него серьёзным шагом. Сэр Александр Кокрейн собрал под своим началом столько старших офицеров, что Дейтон вряд ли поднимется выше. И он это понимал.

Дейтон сказал: «Я должен идти, сэр. Мне нужно завершить кое-какие дела».

«Мы встретимся снова сегодня вечером, капитан Дейтон. Я познакомлю вас с высшим обществом Галифакса!»

Дейтон пристально посмотрел на него, словно ища какую-то ловушку. Затем он вышел из комнаты.

Кин вздохнул и неожиданно подумал об Англии, о Хэмпшире. Там будет весна. И там будет Джилия.

Внезапно он обрадовался, что уходит.

Адам Болито открыл ставни двух фонарей в своей каюте, создавая атмосферу гостеприимства и уединения. Он потер голень, тихо ругаясь про себя: он только что врезался в стул в темноте.

Он коснулся часов, тяжёлых в кармане, но не взглянул на них. Было около трёх часов ночи. «Валькирия» спокойно стояла на якоре, корабль, насколько это было возможно, покоился, на борту которого находилось около двухсот пятидесяти человек, матросов и морских пехотинцев. Некоторые, вероятно, ещё не спали, услышав о капитуляции Наполеона, и гадали, что это может для них значить.

Вернувшись из своего визита во временную штаб-квартиру Кина, он приказал очистить нижнюю палубу и собрать матросов на корме. Все эти поднятые лица: люди, которых он хорошо знал, и те, кто сумел держаться на расстоянии от него и всех остальных властей. Объединенные дисциплиной, кораблём и преданностью друг другу, они составляют силу любого военного корабля.

Позже он объяснил своим офицерам, что может принести ближайшее будущее. С улучшением погоды это почти наверняка означало бы усиление боевых действий против американцев. Этого ожидали.

Дайер был весьма возмущен, когда он сообщил им, что будет назначен исполняющий обязанности коммодора, как будто обмен контр-адмиральского флага на простой широкий вымпел был сродни личному оскорблению.

Послезавтра «Валькирия» выйдет в море в составе еще одного небольшого конвоя, но ее главной задачей будет продемонстрировать коммодору Дейтону важность и эффективность разведки и патрулирования эскадры в открытом море.

Адам сгорбился на стуле и снова потёр голень. Он выпил слишком много, хотя и не помнил этого. И это было на него не похоже.

Он переоделся в свою лучшую форму и вернулся на берег на вечерний приём, который Кин счёл необходимым в честь своего преемника. Встреча была шумной и непринуждённой, и не было видно конца, даже когда Адам извинился и вернулся на причал, где команда его гич дремала на веслах.

Там, как он и предполагал, присутствовали Дэвид Сент-Клер и его дочь Джилия, а также местные торговцы и поставщики флота, офицеры гарнизона и несколько других капитанов. Бенджамин Мэсси, близкий друг отца Кина, не присутствовал; говорили, что он вернулся в Англию. Зато присутствовала любовница Мэсси, миссис Лавлейс. Она улыбнулась Адаму тем же прямым, вызывающим взглядом, что и раньше. Но на этот раз её сопровождал муж. Приглашение в её глазах было совершенно явным.

Джилия Сент-Клер сочла необходимым поприветствовать его и намекнула, что Кин собирается сделать предложение. Разговаривая с ним, она следила за его лицом, возможно, вспоминая, как спросила его, знаком ли он с женой Кина, и его решительный ответ: «Я был в неё влюблён». Она могла бы рассказать Кину об этом, пока Валькирия отсутствовала, но по какой-то странной причине он был уверен, что нет.

Затем она упомянула о повышении Кина и о возможности его назначения портовым адмиралом в Плимуте, и отчаяние, всегда ожидавшее своего шанса, снова охватило его.

Она даже упомянула дом в Плимуте, Боскавен-хаус. Он едва мог скрыть свои эмоции.

Именно в доме портового адмирала он совершенно случайно встретил Зенорию. Она уронила перчатку, выходя из экипажа. Это был последний раз, когда он видел её, перед тем, как она покончила с собой. Она приехала в Плимут в Боскавен-хаус в сопровождении лондонского адвоката.

Неужели Кин действительно купил его так давно? Неужели для него это означало всего лишь подходящий дом для высокопоставленного офицера и его жены?

Как и вчера… Зенория в доме адмирала, в окружении других офицеров и их жён, и всё же совершенно одна… И её перчатка, которую он нёс, когда американские бортовые залпы уничтожили его «Анемон». Это тоже был ещё один фрагмент этой неутихающей боли.

Её голос. «Сохрани это для меня. Думай обо мне иногда, ладно?»

Он никогда этого не забудет.

Он резко повернулся на стуле. «Кто это?»

Это был Джон Уитмарш, его слуга. Ещё одно напоминание. Он был единственным выжившим с «Анемона», если не считать тех, кто сдался, увидев гибель своего капитана. Совсем мальчишка, которого «добровольцем» отдал дядя, когда его отец утонул у «Гудвинов». Ему было не больше десяти лет, когда его отправили в море на «Анемоне».

«Я, цур». Он осторожно шагнул в круг света. «Я думал, ты, скорее всего, останешься на берегу, цур».

Адам провёл пальцами по своим тёмным волосам. Он не должен так продолжать. Он погубит себя и тех, кто от него зависит.

«Я обдумал это». Он указал на шкафчик. «Рюмочку коньяка, пожалуйста, Джон Уитмарш». Он смотрел, как тот суетится, всегда такой довольный, такой нетерпеливый. Когда Адам предложил ему место слуги, мальчик отнёсся к этому с нескрываемой радостью, словно ему бросили спасательный круг. Откуда ему было знать, что тот, в свою очередь, предложил то же самое своему капитану?

И вот, все эти перемены. Что же будет дальше? Он мрачно посмотрел на мальчика. У него никого не было. Отец умер, и от матери не было вестей, хотя Адам писал, пытаясь выяснить её местонахождение и интересна ли она, если таковая вообще есть, своему сыну. Ему было тринадцать лет. Как и мне когда-то.

Он взял кубок и поднес его к свету лампы.

«Останься на минутку, Джон Уитмарш. Я как раз собирался поговорить с тобой».

«Что-то не так, зур?»

«Вы когда-нибудь думали о своем будущем, на флоте или за его пределами?»

Он нахмурился. «Я… я не уверен, цур».

Адам несколько секунд внимательно изучал его. «Видите ли, я не получил ответа от вашей матери. Кто-то должен принять решение за вас».

Мальчик вдруг встревожился. «Мне здесь очень хорошо, цур. Ты научил меня так многому: читать и писать…»

«Это не всё моя заслуга, Джон Уитмарш. Ты быстро учишься». Он снова взглянул на кубок. «Не могли бы вы поручиться за место мичмана или перевестись волонтёром на какой-нибудь корабль, более подходящий для продвижения по службе? Вы об этом думали?»

Мальчик покачал головой. «Не понимаю, цур. Мичман… носить королевский мундир, как молодые джентльмены, как убитый мистер Лови?» Он снова покачал головой, и решимость внезапно сделала его уязвимым. «Я буду служить тебе, цур, и однажды, возможно, стану твоим рулевым, как старый мистер Олдей для сэра Ричарда!»

Адам улыбнулся и был странно тронут. «Никогда не позволяй Оллдею слышать, как ты называешь его старым, мой мальчик!» Он снова стал серьёзным. «Я верю, что ты мог бы стать мичманом, а в конечном итоге и королевским офицером, получив образование и правильное руководство.

И я готов стать твоим спонсором». Он увидел, что ничего не добился. «Я заплачу, даже твоя мать не станет возражать!»

Мальчик смотрел на него, его глаза были полны решимости. В них было всё: отчаяние, тревога и недоверие.

«Я хочу остаться с тобой, цур. Мне никто другой не нужен».

Ноги над головой двигались взад-вперёд, стрелки часов менялись. Должно быть, было четыре часа. Но для этого мальчика это ничего не значило; он видел лишь, как у него отнимают единственную жизнь, которую он знал.

«Я расскажу вам историю. Жил-был мальчик, который жил со своей матерью в Пензансе. Денег у них было немного, но они были счастливы вместе. Потом его мать умерла, и мальчик остался ни с чем. Только с листком бумаги и именем дяди, чей дом находился в Фалмуте».

"А это ты, цур?"

«Да, Джон Уитмарш, именно так. Я дошёл пешком до самого Фалмута. Не до Индии, но достаточно далеко, и там меня приютила и защитила женщина, которую я узнал как свою тётю Нэнси. Я мог бы остаться у неё и больше не бояться нужды. Но я дождался возвращения корабля моего дяди в Фалмут. Он был её капитаном». Он удивился собственному голосу. Гордость, любовь к человеку, который был одним из величайших адмиралов Англии.

Мальчик серьёзно кивнул. «И ты стал мичманом, цур». Повисло молчание, затем он сказал: «Когда я встретил сэра Ричарда в тот день, когда он спросил о тебе и о том, что я видел, когда наш корабль затонул, я почувствовал это. То же, что чувствовал он, и что ты значил для него, как и для меня и моего отца».

«Так что подумайте об этом, ради себя. И ради меня. Мы многое берём из этой странной жизни, которую ведём. Иногда утешительно вернуть ей что-то».

Мальчик поднял пустой кубок, но Адам покачал головой и оставил его.

Затем он сказал: «У меня был только один настоящий друг, цур, это был Билли, и он пропал в тот день».

Адам встал и зевнул. «Ну, теперь у тебя ещё один, так что иди и отдохни, пока не заиграли стрелки».

Он обернулся, чтобы посмотреть, как хрупкая фигурка растворяется в тени, и остался доволен тем, что сделал.

Они вышли из Галифакса через два дня, снова направляясь к Бермудским островам, и «Валькирия» с её тяжело нагруженными пассажирами едва прошла пятьсот миль. Долгие, монотонные дни, когда некоторых матросов приходилось гонять даже на рутинные дела, вахта за вахтой.

При других обстоятельствах это было бы идеально. Дул лёгкий северо-восточный ветер, достаточный, чтобы надуть паруса, но не более того, а ясное небо и солнце прогнали воспоминания о зимнем холоде и мраке.

В полдень Адам встал у ограждения квартердека и, прикрыв глаза от солнца, наблюдал за тремя тяжелыми транспортами, идущими по ветру, а также за силуэтом небольшого двадцативосьмипушечного фрегата «Уайлдфайр», почти невидимого в мерцающей мареве жары.

Он слышал бормотание гардемаринов, собравшихся с секстантами, чтобы оценить и сравнить свои расчёты по полуденным прицелам, пока Ричи и один из его товарищей двигались среди них с усталым терпением школьных учителей. Лейтенант Дайер стоял с боцманом у фок-мачты, обсуждая предстоящие работы на поперечных балках, хотя Адам догадывался, что тот выбрал момент лишь для того, чтобы не мешаться.

Эта бесконечная работа по конвою, солдаты и пушки, припасы и боеприпасы – возможно, это и было необходимо, но такая жизнь его не радовала. Медленное течение и вялый парус, когда он привык решать, брать рифы или нет, а брызги, обрушивающиеся на нос судна, сбивали неосторожных.

Он взглянул на световой люк. Он почти не видел капитана Дейтона с тех пор, как тот поднялся на борт. Сейчас он находился там, в большой кормовой каюте. Дейтон, вероятно, наслаждался ею, предвкушая момент, когда она станет для него ступенькой к более высокому званию.

Он взглянул на топ мачты. Хорошо хоть, широкого шкентеля ещё не было. Это всё ещё мой корабль.

Ричи делал записи в своем журнале и поднял взгляд, когда на него упала тень Адама.

Море было пустым, сверкающей, ослепляющей пустыней, и всё же мысленным взором он видел землю, точно такую, какой её описывали точные расчёты Ричи и его предполагаемое местоположение. Нью-Йорк находился примерно в ста пятидесяти милях к западу. Корабли, движение, враг. Но надолго ли?

«Как вы себя чувствуете, мистер Ричи?»

Он сразу увидел тревогу, беспокойство. Как у мальчика, когда он спросил его о будущем.

«Справедливо, сэр», – вздохнул он. «Бывают дни лучше, бывают хуже».

Адам серьёзно посмотрел на него. «Остерегайтесь непогоды, мистер Ричи. Может быть, поговорить с хирургом?»

Измученное лицо Ричи расплылось в улыбке. «Конечно, сэр».

Джордж Минчин был хирургом старой школы, одним из мясников. И всё же, даже пропитанный ромом, он, вероятно, спас больше жизней в своём жестоком ремесле, чем другие, более внимательные к риску. Он был хирургом Болито на старом «Гиперионе», когда тот вёл свой последний бой. Выпивка давно должна была вознести его на небеса, подумал Адам, но он всё ещё был с ними. Он понимал нежелание Ричи попасть к нему в руки.

Он увидел, как Ричи слегка повернул голову. «Он один из ходячих мертвецов, которых я когда-либо видел, сэр!»

Этот человек был высоким, узкогрудым и костлявым, словно живой скелет. Если не считать того, что Адам видел, как он нёс сундук капитана Дейтона и другие вещи с лодки, не имея ни снастей, ни помощи от других рук; мускулы у него были стальные. Он был личным слугой Дейтона и носил имя Джек Норвей. Если его действительно так звали.

Когда к нему обращались, он внимательно слушал, слегка склонив свою худую голову набок и не отрывая взгляда от говорящего. Дайер раздраженно заметил: «Ни слова не произносит, чёрт возьми! Скорее телохранитель, чем слуга, если хотите знать мое мнение!» Он не проявлял никакого интереса к общению с окружающими, и остальные, похоже, были этим вполне довольны.

Адам вытащил часы и открыл фиксатор. Затем он слегка повернул их, чтобы поймать солнечный отблеск на гравированной русалке, которая сразу же привлекла его внимание в магазине в Галифаксе. Часы с боем, часы всех видов, и эти. Его старые часы пропали после того, как он был ранен в Анемоне, или их украли во время заключения. Русалочка. Как те, что, как говорили, посещали церковь в Зенноре, где сейчас лежала Зенория. Или она…?

«Мы проверим правую батарею после того, как матросы покормят, мистер Ричи». Он учуял в тёплом воздухе пьянящий аромат рома – ещё один неотъемлемый атрибут корабельной жизни. И мой тоже.

Он увидел, как один из гардемаринов чистил свой секстант, а затем отвернулся, когда на шканцах появился Дейтон.

Он взглянул на рабочих на палубе: парусников, с их иглами и ладонями, сшивающих и чинящих, не давая пропадать ни единому лишнему пальцу. Фаскен, канонир, склонился над одной из карронад левого борта, а лейтенант Уоррен, до недавнего времени бывший мичманом, с тревогой наблюдал за ним. Разница между ними, наверное, лет сорок.

Дейтон заметил: «Некоторые из них опытные, капитан Болито, но некоторые очень молодые, вы согласны?»

Адам сказал: «На корабле хороший костяк опытных матросов, уорент-офицеров и тому подобного. Мне повезло. Некоторые из них довольно молоды, и у меня всё ещё не хватает людей, несмотря на добровольцев из Галифакса, но даже у молодых есть достаточный боевой опыт».

Он изучал профиль Дейтона, короткие рыжие волосы, вечно беспокойные глаза.

Дейтон, словно обращаясь к самому себе, добавил: «Держи их занятыми, гони их как угорелых – вот и всё. Но я уверен, ты это знаешь, да?»

«Это не линейный корабль, капитан Дейтон. Мы часто преследуем вражеские суда, оставляя в конце дня один-два приза. Нам всегда нужны дополнительные люди для управления призами, где бы и когда бы мы их ни нашли».