Текст книги "Наперекор всему (СИ)"

Автор книги: Алекс Радкевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

– Иди. В Машину. Пожалуйста! Я сейчас приду.

– Доведи его за ручку, – прокомментировал Костик, все еще сидя на снегу. – Я как раз за вами по песочку пойду, не скользко будет.

Ник рывком поднял Костика на ноги, чтобы через секунду свалить на землю новым ударом.

– Ник, ты что творишь! – возмутился Глеб, но на него никто не обратил внимания.

– Мог бы и не поднимать, чего уж, так бей, – усмехнулся Костик.

– Лежачих не бью. Вставай и дерись, девочка! – процедил Ник, с трудом сдерживая ярость.

Только бы Глеб не полез их разнимать, Нику ничего не стоило сейчас случайно задеть и Глеба. Но Костик явно не собирался драться.

– Ты можешь меня избить, но не я делал эти снимки.

– И не ты навел своего дружка на нас с Глебом? Ты думаешь, я поверю?! Ты надеялся таким образом избавиться от Глеба, ведь так?!

– Не так! Твой распрекрасный Глеб как человек – редкое дерьмо! Любого из его коллег спроси! У Артема сестра есть, Света. Помните такую, Глеб Васильевич?

Глеб стоял, прислонившись к машине, бледный как смерть.

– Так помните? На бек-вокале у вас работала, звездой стать мечтала!

Глеб кивнул.

– Немов ей золотые горы обещал! И карьеру, и славу, мол, научит всему. Учитель херов! Трахнул ее пару раз на гастролях, Светка забеременела. А он даже на аборт денег не дал, задним числом уволил и все! А теперь вот на мальчиков перешел, они ж не залетают! Вот ты ради чего с ним спишь? Ну не на сцену же тебе надо? И бабосы вроде есть. Или тачку он тебе купил?!

Нику даже как-то расхотелось драться. Это не драка, только руки пачкать.

– Да пошел ты, мразь. Учти, сделаешь что-то Глебу, ты или твой дружок, вам не жить. В лес поедете, по частям, в пластиковых пакетах. Я серьезно.

Не дожидаясь ответа, Ник подошел к машине, помог Глебу залезть, сел за руль и быстро отъехал от дома.

– Кто это был? – первым нарушил тишину Немов. – Ты его знаешь? И причем тут Горнов?

– Мелкая сволочь. Зовут Костиком. Спит с Горновым, но очень хочет спать со мной. Источник наших проблем.

– Спит с Горновым? Так он…

– Да. Я вчера видел их вместе в Камергерском. И в Израиле я Костика тоже видел, но думал, что мне показалось.

Глеб замолчал, переваривая информацию. Ник старался сосредоточиться на дороге. Сейчас Глеб сложит два и два и поймет, кто на самом деле виноват во всех их бедах. Но Глеб молчал. В тишине они доехали до ателье на Кутузовском, где предстояло померить костюм. Никита припарковал машину, выключил мотор и повернулся с Глебу. Любимый сидел, сосредоточенно глядя перед собой в одну точку.

– Ник, насчет Светланы… Я действительно…

О, Господи! Сложил он два и два, и получил пять!

– Глеб, мне совершенно неинтересно, что и с кем у тебя было до меня! Не надо оправдываться, пожалуйста!

– Но я…

– Но ты для меня любимый и единственный, что бы ни натворил в прошлом! Даже если мне сообщат, что у тебя есть рога и хвост, а на завтрак ты раньше пил кровь младенцев, это ничего не изменит! Пошли уже мерить твой костюм, иначе на запись мы сегодня не попадем!

@@@

Вот и нет хорошего настроения, как будто и не было. А как славно день начинался! Никита цедил невкусный, кислый кофе, который ему предложили в ателье, и с грустью наблюдал, как любимый качественно выносит мозг портному. Он уже достаточно изучил Глеба и знал, что означают насупленные брови, поджатые губы и «звездные» капризы: его светлость сильно не в духе и готова отыграться на окружающих. Хорошо еще, если просто не в духе, судя по скованным движениям, еще и чувствует себя хреново.

– Это что за расцветка вообще?! Я же другую ткань выбирал! – кипятился Глеб, рассматривая себя в зеркале.

– Именно эту, Глеб Васильевич! Мы с вами несколько десятков образцов в прошлый раз пересмотрели, вы выбрали этот узор!

Портной, между прочим, один из лучших кутюрье России, уже весь в мыле был. Надо думать, костюм-то уже почти сшит, по фигуре подогнать осталось, поздно ткань менять!

– Узор может быть и этот. А блестки откуда взялись? Что это за люрекс?! Я вам что, клоун?

– Глеб Васильевич, может быть, освещение другое было?

– Я, по-вашему, слепой?! Убирайте все эти блестюшки как хотите!

– Тогда мне придется шить другой костюм!

– Так шейте! Этот все равно мне не подходит – он же на мне болтается. У пиджака бока висят, штаны я вообще сейчас потеряю!

– Это можно было бы подогнать, но вы действительно очень похудели с последней примерки, – заметил модельер, забирая лишнюю ткань на брюках и закалывая ее булавкой. – И на лицо тоже. Кстати, могу посоветовать отличного косметолога, если хотите на юбилее выглядеть красавцем…

Ник зажмурился. Ну кто его за язык тянул! Сейчас Глеб взорвется. Но ничего не произошло, Глеб то ли не услышал, то ли мимо ушей пропустил обидный комментарий. И слава Богу. Выглядел родной действительно неважно – похудел, осунулся, сразу новые морщины появились, а старые стали заметнее. Но Никита надеялся, что все это временные явления, а для него Глеб был красивым в любом виде.

Из ателье сразу поехали на студию, но на Кутузовском попали в пробку.

– На час точно встали, – мрачно констатировал Ник. – Можешь подремать.

– Какое подремать! Я же распеться не успею! Мне что, тут распеваться? У меня с Ильей запись!

Глеб явно начал нервничать. Ник вздохнул, его куда больше волновало, что Глеб не успеет пообедать и отдохнуть перед записью.

– Илья придет как всегда готовым к труду и обороне, – продолжал ворчать Глеб. – Вот у кого луженая глотка: он и на морозе может петь, и в шесть утра после ночной пьянки, и с простудой. И всегда звучит отлично! А он старше меня на пять лет, между прочим. И даже не сомневаюсь, что еще на моих похоронах споет.

– Родной, ну что ты себя накручиваешь? Распевайся тут, мне ты совершенно не мешаешь, окна у нас и закрыты, и затонированы.

– Вообще-то сидя не поют. Но выхода все равно нет.

«Ти не лякайся, що ноженьки босии,

Вмочиш в холодну росууу…»

Ник аж вздрогнул, едва не выпустив руль, от неожиданности.

– Ну и репертуар! Ты еще и мову знаешь?

– Я песню знаю. На народных хорошо распеваться. Не звучит ни черта …

Никита только глаза закатил. Еще ни разу он не слышал от Глеба, что он в форме и звучит так как надо.

До студии добрались одновременно с Каролем, встретились аккурат у входа. Илью Дмитриевича Никита первый раз видел живьем, зато слышал о нем столько, что впору научную работу писать. Судя по рассказам, Глеб его тихо ненавидел, он же, отходя от наркоза, порывался именно Каролю морду набить. А сейчас вот мило расцеловались, обнялись. Кароль рядом с даже похудевшим Глебом смотрелся каким-то мелким и невыразительным. Ник в очередной раз подивился, как экран может менять людей.

– Как ты? – поинтересовался Кароль, по-отечески приобнимая Глеба за плечи. – До меня дошли слухи, что ты в Израиле оперировался?

– Вообще-то я не афишировал.

– Связки? Глеб, это бесполезно. Возрастные изменения никуда не денутся.

– Спина, – процедил Немов. – Позвоночник в трусы ссыпается. Столько лет на сцене стоять!

– Так я тебе сто раз говорил, не стой памятником! На сцене двигаться надо, а у тебя только бек-вокал пляшет. Выглядишь ты не очень, честно скажу. Бери хорошего гримера на юбилей.

– Своего не советуй, – огрызнулся Глеб. – Пошли уже писать.

– Ты без распевки?

– У меня с утра три выступления было, распелся. А ты?

– Да мне же вообще не нужно, ты же знаешь.

– Мне в машине посидеть? – вклинился в обмен любезностями Никита.

– Нет, пойдем. Илья, знакомься, мой новый помощник Никита Тайлевич.

– Тайлевич? Знакомая фамилия, – прищурился Кароль.

– Ты наверняка знаешь его отца, Иосифа Тайлевича, пластического хирурга.

– Бог с тобой, Глеб, откуда мне пластических хирургов знать?

– Ну, значит, жена твоя знает, – хмыкнул Глеб.

Никита только головой покачал. Два взрослых мужика, до седой задницы уже дожили, а как мальчишки, честное слово.

В студии концерт продолжился. Ник не очень разбирался в вокале, но отчетливо слышал, что оба не поют, а орут в микрофон, пытаясь перекричать друг друга. Причем Кароль не прилагал для этого особенных усилий, а Глеб выкладывался изо всех сил, срывая ноты, злясь на себя и нервничая.

– Отдыхать тебе надо, – заключил после пятого дубля Кароль. – Ты еще не восстановился.

– Нормально все со мной. Давай еще раз!

С шестого дубля все-таки записали. Глеб вывалился из студии мокрый как мышь и еле живой. Кароль выглядел, как будто только с курорта.

– Ну я побежал, у меня сегодня еще концерт в Театре эстрады, – сообщил он.

– У меня тоже, – Глеб уже не говорил, а сипел. – Я в конце, так что позже подъеду.

– А я его веду, так что мне уже пора.

Кароль так же бодро со всеми попрощался и уехал. Глеб сполз в кресло.

– Ник, можно мне чаю?

– Сейчас сделаю. С молоком?

– С цианидом. И Славку набери, где он вообще сегодня? На концерт хотя бы подъедет? С утра дозвониться не могу.

На студии имелась комната отдыха с чайником, холодильником и даже запасами молока, печенья и конфет, которыми работавший здесь звукорежиссер Олег охотно поделился. Принадлежала студия Глебу, официально Олег работал у него, но записывался тут Немов не так часто, по мере необходимости.

– Льняного масла ему в чашку капни, – посоветовал Олег, наблюдая, как Ник возится с чайником. – Три капли, вон пузырек стоит. Мой фирменный секрет, на пару часов поможет связки восстановить.

– Думаешь, сейчас хоть что-то поможет? Он же даже не говорит толком! Вот ради чего, а?

– Успокойся, у них с Каролем личное. На каждой совместной записи так. Хорошо хоть они редко бывают. Знаешь, как Илья Глеба зовет? Мой заклятый друг.

– Мило. Я про этого Кароля уже слышать не могу.

– Погоди, он еще на юбилее какую-нибудь пакость сделает, в ответ. В прошлом году Глеб Васильевич на сольнике Кароля заявил, что очень ему благодарен за то, что Кароль всегда был любимцем партийной элиты, что позволяло ему, Немову, быть любимцем женщин.

Ник закашлялся. Что-то за сегодняшний день он слишком много нового узнал о любимом. Он, конечно, прекрасно знал, какой Глеб подарок, но к Нику он все же относился совершенно иначе, чем к окружающим.

Глеб повел носом над чашкой:

– С маслом?

– Да, Олег сказал, что поможет.

– Ненадолго. Но на одну песню должно хватить.

– Ты себя беречь будешь когда-нибудь?

– Не в этой жизни.

@@@

Домой ехать чертовски не хотелось, но Глеб себя все-таки заставил. Не в первый раз. Когда надо, он прекрасно умел обуздывать собственные желания. С Ирмой нужно мириться, он не может теперь вот так взять и переселиться к Нику. Раньше случалось, конечно, недельку жить у Вяземских, в рамках дрессировки супруги. Но в свете последних событий нужно быть осторожнее, хорошо еще, если вся эта история с Горновым так просто закончится. Да и не собирался он ничего кардинально менять, его жизнь вполне Глеба устраивала.

Раньше, возвращаясь домой после очередного загула, Глеб старался что-нибудь придумать, чтобы замолить грехи перед женой: привезти дефицитную тряпку или дорогое украшение, явиться с огромным букетом цветов, а однажды даже, позвонив в дверь, встал на колени. Хотел соригинальничать, правда, пришлось из-за двери орать, что это он – не увидев никого в глазок, Ирма решила было не открывать. Потом долго смеялись. Но это все было раньше, по молодости лет. В последние годы Глеб старался не наглеть и тщательно заметать следы. А сейчас так вообще не чувствовал себя виноватым. Кажется, впервые инициатором ссоры была Ирма – по крайней мере, так казалось Глебу. И как себя вести в этой ситуации он не понимал. Требовать извинений? Глупо. Выяснять отношения? Абсолютно не хочется – у Глеба не было сил сейчас еще скандалить. Он и так после выступления говорил исключительно шепотом, действие льняного масла закончилось и голос пропал окончательно. Делать вид, что ничего не произошло? Да, пожалуй, это самая лучшая политика.

Глеб позвонил в дверь и с удивлением отметил, что в ответ не раздался привычный лай Динки. Позвонил еще раз. Отошел на несколько метров и окинул дом взглядом – ни одно окно не горело. Потрясающе! И куда все подевались?

Пришлось искать ключи, которые как назло куда-то завалились, возиться с замком. Попав наконец домой, Глеб не раздеваясь пошел в столовую – место, где традиционно оставлялись записки и еда, если Ирма куда-то отлучалась. Ни того, ни другого он не нашел. Глеб достал мобильный и набрал номер супруги. Ирма ответила почти сразу.

– Ты где? – вместо приветствия поинтересовался Глеб.

– Ты, как я понимаю, дома? – вопросом на вопрос ответила Ирма подозрительно спокойным голосом.

– Дома. Тебя нет, Диночки тоже. Что происходит?

– Глеб, я вообще-то сутки пыталась до тебя дозвониться, но ты же очень занят. Я уехала в Петербург – у меня выездной пятидневный тренинг. Собаку отвезла в гостиницу. Ты не отвечал, а я не знала, когда ты вернешься. Не оставлять же ее в доме одну неизвестно на сколько?

– В какую гостиницу? – оторопел Глеб.

– В гостиницу для животных, на Дмитровском шоссе.

– С чего такая срочность? Почему я ничего про этот твой тренинг не знаю? Нельзя меня заранее предупреждать?

– А ты меня вообще слушаешь? И ты недвусмысленно дал понять, что мои занятия тебя не интересуют. Да, насчет денег можешь не переживать, тренинг оплачен не из твоего кармана.

Спросить, из чьего, Глеб не успел – в трубке послышались короткие гудки. Потрясающе просто! И как это все понимать?

Глеб Васильевич в растерянности походил по пустым комнатам, не замечая, что так и не разулся и оставляет после себя грязные следы. В гостиной сел в кресло перед неразожженным камином. На столике обнаружился бокал с остатками чего-то непонятного и початая коробка конфет. Глеб взял бокал и поднес к лицу, судя по запаху, Бейлис. Сладкая гадость, он такое не пьет. Как не похоже на Ирму оставить грязную посуду. Глеб наклонился и на нижнем ярусе столика нашел бутылку. Долил в бокал, придвинул к себе поближе конфеты. Лучше, чем ничего, коньяк ему все равно сейчас нельзя, он связки обжигает, а голоса и так нет.

Сколько он так просидел, не раздеваясь и не зажигая свет, Глеб вряд ли смог бы сказать. После третьего бокала начало клонить в сон. Проснулся посреди ночи от ноющей боли в спине. Пришлось вставать и брести на кухню искать обезболивающие.

Глеб перерыл все шкафчики, нашел все возможные виды круп, включая экзотический черный рис и еще какую-то дрянь, название которой он так и не смог прочесть, годовой запас специй, с десяток упаковок чая и кофе, пятьсот долларов, припрятанные в банке с сахаром, и даже Динкин мячик, но аптечку ему так и не удалось обнаружить. Спина ныла все сильнее, еще и голова разболелась. Перетряхнув шкафчики в ванной первого этажа и окончательно отчаявшись, Глеб не выдержал и набрал Ника.

– Привет, что делаешь?

Судя по паузе на том конце, Ник сначала ответил на вызов и только потом проснулся.

– Вообще-то сплю. А сколько времени? Ого! Глеб, что случилось?

– Меня жена бросила.

– Чего?! Совсем?

– Не знаю. Ник, приезжай, пожалуйста. Д-ома никого нет, Динку она куда-то увезла, у меня все болит, и вообще мне плохо.

– Что болит? – голос в трубке из сонного превратился во взволнованный.

– Спина, голова, сердце. Все! И лекарств нету никаких совсем…

– О господи! Сейчас приеду.

– И Динку забери! Она в какой-то гостинице на Дмитровском.

– Глеб, ну кто мне в три часа ночи собаку отдаст? Давай завтра, не до того сейчас! Ты бы Скорую вызвал!

– Я и вызываю, тебя!

– Мда. Ладно, я сейчас буду.

@@@

Никита несся в Нововнуково, игнорируя все знаки ограничения скорости. Патрули ночью не стояли, а камеры – да черт с ними, придут штрафы, оплатит. Бэха слушалась его идеально, плавно входя в повороты и не теряя управляемости даже в тех местах, где дорогу не почистили от снега. Если бы все в жизни было так же просто, как водить машину. Ну что же это за полоса невезения!

Вечером нормально расстались, Глеб, конечно, сильно устал и голос посадил, но ни на что не жаловался, сам решил ехать к жене, Ник только порадовался – вся эта ситуация с Ирмой его здорово напрягала. И вот пожалуйста! Не могла Ирма его бросить, в это Ник как психолог не верил. После стольких лет совместной жизни, сейчас, когда Глебу особенно нужно внимание! Нет, это просто невозможно. Скорее всего, милый что-то недоговаривает. Но факт остается фактом: Глеб один в пустом доме, без лекарств ко всему прочему.

Ворота оказались открыты, дверь незаперта, так что Ник беспрепятственно вошел в дом.

– Глеб, это я. Ты где?

Черт, дом триста квадратов, два этажа, орать можно до посинения. И везде темень, хоть глаз выколи.

Глеб обнаружился в гостиной, в кресле перед телевизором.

– Глеб, Глебушка, родной, ты как?

Ник поспешно подошел к нему, присел на корточки и заглянул в глаза. Милый посмотрел на него осоловелым взглядом и что-то невыразительно пробормотал. Ник почувствовал запах спиртного и с облегчением вздохнул:

– Так ты пьян, что ли? Господи, я уже неизвестно что подумал. Когда успел-то?

– Долго ли умеючи.

– Действительно. Что ты пьешь? – Ник отнял у него стакан, пригубил. – Пакость какая.

– Пакость, – охотно согласился Глеб. – Ирма оставила. И меня… оставила…

– Не может такого быть! Помиритесь. Глеб, ты не против, я свет включу? Сидишь тут в потемках.

Комнату освещал лишь экран телевизора, и Нику не доставало света, чтобы правильно оценить обстановку и состояние Глеба. Он щелкнул выключателем на торшере возле кресла, но Глеб тут же застонал.

– Выключи, п-п-пожалуйста. Голова раскалывается.

– Так, значит, голова все-таки болит. Еще что?

– И спина.

– Так, а чего мы тут сидим? Почему не лег?

– Я к-к-концерт смотрю.

Только сейчас Ник обратил внимание на то, что смотрел Глеб – по одному из кабельных каналов шла «Песня года 73». Сейчас как раз пел Кароль, практически неузнаваемый, молодой, где-то еще даже симпатичный, если не обращать внимание на жуткий твидовый пиджак непонятного покроя. Пел что-то патриотичное, про любимую партию и дорогого вождя.

– Приступ ностальгии, Глебушка? Или ты в поклонники Кароля записался?

– Ты не понимаешь! Мы там все молодые. Через три песни я выйду.

– Замечательно. Давай мы тебя посмотрим, лежа в кроватке? Поднимайся, родной. Сейчас померяем тебе давление, выпьем таблеточки, посмотрим тебя по телевизору и будем баиньки, да?

– Не сюсюкай, я не ребенок, – огрызнулся Глеб, поднимаясь.

– Нет, конечно, ты еще хуже. Пошли, пошли.

Ник привез с собой целый арсенал медикаментов, но, к счастью, понадобились только обезболивающие и таблетки от давления. Глеб улегся, но спать явно не собирался – внимательно следил за происходящим на экране. Ник устроился рядом поверх одеяла.

– А это кто? Что за девушка?

– Не узнал? – усмехнулся Глеб. – Оля Звягина. Сейчас я выйду ей цветы вручать. Вот, смотри, это я.

Ник смотрел и не переставал удивляться. Обычно Глеб терпеть не мог смотреть концерты со своим участием, всегда переключал канал. А уж представить, что Глеб сам включит такое ретро, было просто невозможно.

– Как ты ее нежно обнимаешь, – поддел любимого Ник. – Можно подумать, между вами что-то есть.

– Глупости не говори, – возмутился Глеб. – Семьдесят третий год, я только на Ирме женился!

– Ой, ну простите, простите!

– Прощаю. Со Звягиной было гораздо позже, – довольно сообщил Глеб. – Вот, слушай, сейчас я буду «Нивы России» петь!

– О, Господи! Глеб, я боюсь даже подсчитать, сколько лет ты их поешь?

– Столько не живут. А что я могу сделать, если публика требует? Нет, ты посмотри, какой я был! Молодой, красивый, а голос какой! Силы сколько! Да я Кароля мог сделать только так!

«И тут Остапа понесло», – мысленно прокомментировал Ник, но вслух говорить ничего не стал, только крепче обнял Глеба, пристроив подбородок на его плече.

Экранный Немов допел и пафосно раскланялся перед публикой, забрал свой диплом лауреата «Песни года» и ушел со сцены гордый до невозможности.

– Ну как я тебе?

– Честно? Никак! С этим самовлюбленным занудой я бы в одном поле… хм… Не сел бы я с ним в одном поле, в общем.

Глеб как-то растерянно на него посмотрел, видимо не зная, обижаться ему или радоваться, так что Ник поспешил развить мысль:

– Ты мне нравишься такой, какой ты есть сейчас. С морщинками и жизненным опытом. Ну сильнее у того Немова голос, и что? Орет как дурак, даже не понимает, о чем поет. Чувств никаких вообще. Вот о чем ты тогда думал, а? О « Нивах России»? Или о том, что тебя показывают на всю страну и все увидят, как тебе диплом вручают?

– Вообще-то я очень переживал, что Каролю на том концерте дали Народного, а я еще даже Заслуженным не был.

– Ну вот и я о том же. Глеб, ты прости меня, конечно, но как артист ты меня не очень привлекаешь. Я вот такого Глебушку люблю, домашнего.

– Прикроватного?

– Типа того. Прикроватного, ненакрашенного, без костюма, нализавшегося Бейлиса. Знаешь, мама про пьяных почему-то всегда говорила: «Сладкий-нежный». Меня это удивляло, представляешь, как дико звучит: «Петрович вчера опять после получки был сладкий-нежный». Так вот, глядя на тебя, я понимаю, что-то в том определении было!

Ник осторожно поцеловал пахнущие приторно-сладким Бейлисом губы.

– Господи, Глеб, в следующий раз пей, пожалуйста, коньяк.

– Мне же его нельзя, давление, – хитро улыбнулся Глеб. – Можно подумать, от тебя фиалками пахнет – накурился опять до одури.

– Я нервничал! Ты звонишь и сообщаешь, что чуть ли не при смерти тут! Конечно я пачку скурил, пока доехал!

– Не дождетесь. О, смотри, а это Алиска! – Глеб прибавил громкость. – Талантливая девчонка! Ну, сейчас уже не девчонка, конечно, сейчас умудренную жизнью светскую львицу изображает. А тогда, в семьдесят третьем, такой нежный цветочек был! Это ее первая «Песня года»!

– Только не говори мне, что этот цветочек тоже ты сорвал, – закатил глаза Ник.

– Не я, врать не буду. За ней Кароль ухлестывал. Говорил – было, но я сильно сомневаюсь. На словах у него со всеми было.

– Кого-то он мне напоминает. Глеб, а почему любой просмотр концерта у нас превращается в обсуждение постельных подробностей? У меня такое ощущение, что ты не деятель искусства, а работник сферы интимных услуг. Вы там вообще про искусство вспоминаете или только трахаетесь?

– Одно другому не мешает, – хмыкнул Глеб. – А если серьезно, я быстро прекратил заводить отношения с коллегами. Пару раз попробовал и хватило, брезговать начал, знаешь ли.

Ник промолчал, сделал вид, что поверил. Концерт досмотрели спокойно – Глеб вскоре задремал, а Ник, пристроившись у него на плече, не столько смотрел, сколько размышлял, как необычно спать в кровати Глеба, в доме Глеба, и как не похож его Глеб на экранную версию образца семьдесят третьего года.

Глава 14. Настоящий альфа

Ник проснулся рано, и взглянув на часы понял, что спал всего пару часов. Больше не хотелось, и неудивительно – снились ему исключительно кошмары. Горнов, обнародовавший снимки, Глеб, душащий журналиста, причем довольно успешно – остаток сна они с Ником пытались спрятать труп и, кажется, закопали его на приусадебном участке Вяземских. Бред, одним словом. Энергетика здесь что ли плохая? Обычно Ник спал как убитый.

Никита покосился на Глеба – любимый, судя по безмятежному выражению лица и вольготной позе, чувствовал себя вполне комфортно и видел хорошие сны. Ну да, логично, это же его спальня. Вероятно, только Нику здесь не по себе. Хотя в комнате нет ни единого предмета, напоминающего об Ирме, у него все равно ощущение, что он третий лишний в чужой постели.

Никита решительно поднялся. Несколько минут постоял, любуясь своим спящим сокровищем, осторожно коснулся губами начавшего уже колоться подбородка, провел рукой по волосам, поправил сползшее одеяло и вышел, плотно притворив за собой дверь.

И чем теперь прикажете заниматься? В доме Немовых он чувствовал себя далеко не так комфортно, как у Вяземских. Телевизор в гостиной включить? Нет, лучше завтраком заняться, Глеб наверняка проснется голодным.

Ник отправился на кухню. Вот здесь начинались владения Ирмы, и это чувствовалось сразу – обои в цветочек, вышитые полотенчики на каждом шагу, в холодильнике одни овощи и фрукты. Ни мяса, ни пельменей, ни сосисок. И чем Глеба кормить прикажете? Он же не хомяк на завтрак морковку грызть!

В холодильнике даже яиц не оказалось. Как они живут вообще? И что теперь, в магазин ехать? Где тут ближайший супермаркет, Ник понятия не имел, но решил, что спросит у кого-нибудь, в крайнем случае, в планшете навигатор включит. И Динку заодно нужно забрать, Глеб что-то там говорил про гостиницу для собак на Дмитровском шоссе.

Записку оставлять не стал, если Глеб проснется, догадается позвонить. До собачьей гостиницы добрался за час, и только добравшись подумал, что никаких документов на Динку у него нет, и фамилия его не Немов, так что собаку ему могут просто не отдать. Но все получилось иначе. Стоило объяснить сотруднице, за кем он приехал, и ему обрадовались, как родному:

– Просто замечательно, что вы решили собаку забрать! А мы уже хотели Ирме Владимировне звонить! Вообще-то мы таких агрессивных животных на передержку не берем.

– Агрессивных? – поразился Ник. – Да Диночка мухи не обидит!

– Все вы так говорите! Она уже сутки лает, не прекращая, кидается на любого, кто пытается подойти к вольеру, и ничего не ест.

– Вся в папу, – хмыкнул Ник. – Ну показывайте, где наша зверюга.

Зверюга при виде Никиты залилась восторженным лаем, метя хвостом по полу с бешеной скоростью. Поводок Никита взять забыл, так что пришлось сгребать «страшную зверюгу» в охапку и нести в машину. По дороге Ника облизали, обнюхали, облаяли и снова облизали.

– В салоне не свинячить, стекла слюнями не заливать! – строго предупредил Ник, устраивая Динку на заднем сидении. – Сейчас поедем домой, только в супермаркет заглянем за едой для нашего папы.

Счастливая Динка согласно тявкнула. Ник завел Бэху и вырулил на шоссе, размышляя о том, как было бы чудесно, если бы Ирма действительно ушла от Глеба. У них могла бы получиться настоящая семья: воскресные завтраки, походы по магазинам, воспитание Диночки. Никита усмехнулся и закурил. Размечтался. Не в этой реальности, где Глеб публичный человек, и дело не только в журналистах, следящих за каждым его шагом. Глеб сам не хочет менять свою жизнь, его все устраивает. Жена должна быть, сидеть дома, вязать салфеточки и ждать его светлость. И точка. А мечты Ника о семье – это только его мечты.

Вернувшись в дом Немовых, Ник выпустил Динку, тут же помчавшуюся в спальню хозяина, а сам отправился готовить завтрак. Он успел не только пожарить яйца с беконом и приготовить тосты, но и починить подтекающий кран на кухне и наточить ножи – судя по обнаружившемуся в ящике с приборами точильному камню и царапинам на всех ножах, Ирма занималась этим сама и безуспешно. Ник как раз варил кофе, когда послышались знакомые завывания сверху.

– Я то-от, которому внимала ты в полуноооочной тишине!

– Гав! Гав-гав-гав! – вторила хозяину Динка.

– Я то-от, чья мысль в душе шептала, чью гру-усть ты тихо отгадала!

– Гав!

– Я тот, чей взор надежду губит, едва-а надежда расцветет! Я тот, кого никто не любит, и все живущее клянет!!!

– Глебушка, ты преувеличиваешь, – Никита обнял спустившегося на кухню, заспанного и взлохмаченного «Демона». – Доброе утро, родной!

– Доброе! Ты зачем это несносное создание ко мне пустил? Она меня разбудила и облизала! А теперь распеться не дает! – Глеб потрепал собаку за уши и плюхнулся за стол. – Господи, неужели в этом доме пахнет нормальной едой! И кофе! Хорошо-то как, не сдохнуть бы от счастья!

– Сколько эмоций, – хмыкнул Никита, придвигая к любимому тарелку тостов и банку с джемом. – Я тебе кран починил и ножи наточил. Если Ирма удивится, припишешь эти подвиги себе.

– Легко, – кивнул Глеб с невозмутимым видом. – Терпеть не могу домашние обязанности.

– Какие у тебя на сегодня планы?

– Никаких! Будем валяться, смотреть телевизор, ну может еще чем интересным займемся? У меня выходной!

– Тогда давай съездим в больницу и выясним насчет твоей физиотерапии?

– Ник, не будь занудой! Я хочу побыть дома. Можем бассейн налить, мне там что-то Гутенберг про лечебное плавание говорил!

Никита отставил свою чашку кофе и серьезно посмотрел на Глеба:

– Родной, так ты здесь хочешь остаться? Со мной?!

– Ну да. А что?

– Глеб, может быть, мы быстренько тут приберемся, возьмем Динку и поедем на Бардина?

– Там бассейна нет, – справедливо заметил Глеб. – В чем дело? Тебе не нравится мой дом?

– Причем тут «нравится»? Это просто твой дом. Рюшечки, цветочки, ненаточенные ножи и гербарий в холодильнике. Глеб, я тут что делаю? Это ваш с Ирмой дом. У нас с тобой есть квартира, не такая шикарная, без бассейна, но мне там гораздо комфортнее. Не обижайся, постарайся меня понять.

Поздно, он уже обиделся. Отодвинул пустую тарелку, посмотрел серьезно и мрачно.

– Ник, ты здесь, потому что я тебя позвал. Это мой дом, построенный… Ну ладно, я не могу сказать, что этими самыми руками, но вот этим горлом точно! Я пять лет из гастролей не вылезал, чтобы его построить. Тур по Уралу, тур по Сибири, корпоратив на Камчатке, тусовка на Сахалине. И везде пел, пел, а иногда еще и плясал. Народный артист России пляшет и развлекает пьяных братков на свадьбе одного «конкретного пацана». Нормально? Нормально! Он же на фундамент зарабатывает. Или на мягкую кровлю, пластиковые окна, бассейн! А чтобы скважину пробурить и разводку на воду сделать, я по нефтяным вышкам ездил, пел славным добытчикам нефти в поселках, где не то, что гостиницу, просто дом с сортиром не на улице не найдешь. И вот идешь ты, ночью, в мороз минус десять, со своей больной спиной через огороды в деревянную будочку без света, пописать, потому что старенький ты уже, не получается без ночных подъемов до утра дотерпеть, и думаешь, какого хрена ты Народный, любимый, почетный и прочая. Я этот дом строил, будучи уже немолодым человеком. Предполагая, что старость встречать я буду именно тут. Потому и туалеты на каждом этаже, и лестницы пологие, и спальни предусмотрены и внизу, и наверху. Мало ли, может, через десять лет я вообще не смогу на второй этаж забираться? Так вот, я этот дом сам построил, и никому отдавать не намерен! Хочет она со своим жопником спать, вперед и с песней! А это – мой дом!

Никита давно забыл про свой кофе и во все глаза смотрел на Глеба. Он и предположить не мог, что все настолько серьезно, и что у любимого такие проблемы. Психологические, прежде всего. Как он этого Ирминого тренера назвал? Жопником? Прелесть какая.

– Ты понимаешь, Ник, я возвращаюсь с гастролей еле живой, с одним-единственным желанием лечь спать. В нормальную, чистую и мягкую постель. Лучше на сутки или двое. Грязный как свинья, потому что горячая вода в тех местах, где я выступал, большая роскошь. С севшим голосом и черными кругами под глазами. Но с тугой пачкой денег. А она с порога: посмотри, какую я салфеточку вышила, ты совсем не обращаешь на меня внимания, скушай салатик. Я в свою спальню пройду, упаду и вырублюсь, через пару часов она появляется: ты домой только спать приходишь, ты не хочешь со мной общаться!