Текст книги "Hassliebe. Афериsт (СИ)"
Автор книги: Алекс Мелроуз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 31 страниц)
– Ты все это говорил, чтобы я ушла? – Свон спрятала лицо на его груди, усмехнувшись. – Я ведь упрямая, но, если задуматься, именно поэтому и нравлюсь тебе.
– Не только, – улыбнулся Киллиан, положив руки на ее талию, – в тебе есть еще несколько качеств, которые меня страшно раздражают.
– Очень?
– Ты даже не представляешь насколько.
– Ну, тогда моя миссия выполнена, – протянула она, обхватив руками его плечи, и вдруг напряглась, подняв испуганные глаза. – А Грэм? И Дэвид? Ты правда…?
– Я не хотел их убивать, – он покачал головой, поджав губы, – больше пугнуть, чтобы на пути не стояли. Дэвид явно не пострадал, отключился, может, на несколько минут. А Грэм… жизненно-важные органы точно не задеты, я рассчитал, а вот артерия… Надеюсь, что все обошлось, потому что мы, как бы то ни было, реально друзья, даже если это глупо звучит, да и они не заслужили такого обращения.
– Мы сейчас вернемся и проверим, как они, хорошо? – прошептала Свон, прикрыв глаза, и прижалась лбом к его лбу. – И не пугай меня так больше, ты… ты был реально, как ненормальный.
– Годы практики, – прошептал он, также закрыв глаза, и крепче обнял ее, притянув к себе, – все, забудь. Я не буду делать это, и правда глупо как-то. Я же не настолько дурак, чтобы на такую птицу идти, не подготовившись. Поехали домой и долой все. Я устал.
– Ну наконец-то, – усмехнулась она и, подавшись ближе, прикоснулась к его губам, улыбнувшись, когда он ответил на поцелуй, скользнув руками по ее спине.
В этот момент раздался выстрел, и тело Киллиана дернулось в руках Эммы, словно он наткнулся со всего размаху на невидимую стену. Она замерла, поймав руками его лицо, и он, как-то странно улыбнувшись, стал оседать, перестав обнимать ее.
– Нет… нет, нет… – прошептала Эмма, не в силах удержать его, опуская его на траву. Подняв глаза, она, почти не думая, выхватила свое оружие и трижды выстрелила в мужчину, стоящего возле колонны. Тот, выронив пистолет, упал навзничь, закашлявшись, но она даже не посмотрела на него, обхватив руками лицо Киллиана, который, хватая губами воздух, перевел на нее мутный взор, стараясь улыбнуться. – Нет, Киллиан, смотри на меня… Нет… – ее голос дрогнул, когда она, подняв руку от его спины, увидела на ней кровавые разводы, – господи, нет, пожалуйста… – снова посмотрев в его глаза, она до боли сжала его руку, встряхнув ее, – держись, я… я сейчас вызову скорую, слышишь? Мы все поправим. – неслушающимися руками она попыталась достать мобильный из кармана, кусая губы до крови, стараясь успокоиться.
– Эмма… – прохрипел он, сглотнув, но она судорожно затрясла головой, оборвав его.
– Нет, не смей мне ничего сейчас говорить, слышишь?! Сейчас приедет скорая, и все будет хорошо. Даже не думай говорить мне это, понял? – она судорожно пыталась ввести пароль, снова и снова ошибаясь, ругаясь себе под нос.
– Успокойся, – выдохнул Джонс, поймав ее руку, и сжал ее, выдавив улыбку, – кое-что я понял из слов психолога, который, помнишь, приходил к нам? Душевное равновесие – это когда в голове, в душе и в постели один и тот же человек. А ты тот самый человек, Эмма, который выглядит, как богиня, трахается, как дьявол, но в то же время являешься другом, с которым можно просто говорить ни о чем. Я не знаю, чем заслужил такого человека, как ты, но…
– Заткнись! – рявкнула блондинка, жмурясь. – Прекрати сыпать глупыми, ненужными цитатами ради меня! Ты не умрешь, слышишь?! Я не позволю! Ты будешь жить, ты будешь жить со мной, Киллиан! Ты нужен мне, так что не смей, сволочь, умирать и оставлять меня!
– Эмма!
– Эмма!
– Свон!
Откуда-то из-за спины послышались крики, и вдруг чьи-то руки оттащили ее в сторону, обхватив ее талию. Она закричала, стараясь вырваться, но Дэвид – она узнала его голос – лишь крепче прижал ее к себе, перехватив ее руки.
– Успокойся, Эм! Приди в себя!
– Он ранен! В него стреляли! – закричала она, цепляясь за его руки, стуча по ним кулаками и извиваясь всем телом, и он сильнее сдавил ее, оттащив назад. Она затряслась, когда вниз спустились еще люди, какие-то лица, на которых она не останавливалась, только в какой-то момент она узнала Бута, который что-то сказал, и незнакомые люди подняли тело Киллиана на носилки, неся его к дороге.
– Все, успокоилась? – осведомился Нолан, все еще удерживая ее на месте. – Поверь, Свон, я сейчас не в том состоянии, чтобы бегать за тобой. И так перед глазами все плывет. Все, норма? – поймав ее слабый кивок, он немного отступил, сжимая ее локоть, и она, на мгновение прикрыв глаза, покачала головой, посмотрев на него.
– Как… как ты? Как Грэм? Как… как вы нас нашли?
– Я очухался от голоса Грэма, он лежал на полу, зажимая рану рукой, орал что-то о том, что Киллиан пырнул его. Я даже сейчас толком не оклемался, но, видимо, удар был не серьезный, так что жить, вроде как, буду. Позвали Бута, сказали, что нужно срочно искать Джонса, поехали искать его машину, разделившись, потом я и твою увидел, сообщил им, а, спустившись, увидел… – он замолчал, поджав губы, – знаю, звучит глупо и нелогично, но я честно не до конца еще все перевариваю.
– Грэм в порядке? – задав вопрос, она словно не ждала ответа, поднимаясь наверх, не отводя напряженного взгляда от носилок.
– Ему скорую вызвали. Жизненно-важные органы не задеты, да и крови, слава Богу, не так уж и много. Как бы мне не хотелось это признавать, Джонс явно знал, что делать, и убивать от нас явно не планировал. Планировал бы – мы бы уже умерли, теперь я точно уверен.
– Дэйв, пожалуйста, – Эмма быстро посмотрела на него, поджав губы, – я сейчас не знаю, о чем мне думать. Мне… мне страшно, все путается, и я просто… – она с болью и негодованием посмотрела на свои окровавленные руки, со злостью проведя ими по джинсам, скрипнув зубами.
– Эй, Эм, – Нолан повернул ее к себе, обхватив руками ее лицо, – он выкарабкается, слышишь? Это же Джонс, чтоб его! Я уверен, что все будет хорошо. Скорую ему, наверняка, уже вызвали. Ты сама-то как? На тебе лица нет.
– Я… я не знаю, – прошептала она, облизав губы, – когда я узнаю, что все в порядке, то смогу выдохнуть наконец, потому что сейчас вообще не дышу.
– Дэвид! – послышался голос Августа, и оба повернулись к нему, ускорившись. – Мы едем в больницу, разберись с теми двумя внизу, я оставлю тебе людей. Ты как, сможешь? – он обеспокоенно коснулся его плеча, и тот кивнул, выдавив улыбку.
– Так точно, сэр. Все сделаю.
– А ты, Свон… – начал было Бут, но девушка решительно тряхнула головой.
– Я еду с Киллианом. Можете меня после этого выгнать, но я поеду с ним, – мужчина помолчал, пристально глядя на нее, потом, тряхнув головой, кивнул на скорую, поджав губы.
– Черти что творится…
В больницу их не пустили, сказав, что и так слишком много народу набилось, и в итоге Эмма и Август остались на улице, ожидая, пока подойдут остальные, и через полчаса к ним подошел Дэвид, поддерживая Грэма, который, хоть и выглядел помято, но явно был в порядке.
– Господи, Грэм, – выдохнула девушка, вскочив со скамейки, на которую села меньше минуты назад, и мужчина медленно опустился на нее, поморщившись, – ты в порядке?
– Жить буду, – отозвался он, выдавив улыбку, – правда, врачи заставили расписку написать, что я по своему желанию покидаю палату, так как по хорошему мне бы отлежаться пару дней, но разве я мог все это пропустить?
– Нам бы всем перерыв не помешал, – процедил Дэвид, сев рядом, и провел рукой по голове, – а, как же все гудит.
– Раз уж мы все вместе, – грубо произнес Август, повернувшись к ним, – может, вы мне наконец все расскажете? Что, черт возьми, происходит? Почему Киллиан ни с того, ни с сего набросился на вас? Кто в него стрелял? Почему наши сейчас разбираются с двумя трупами под мостом? Как вы можете все это объяснить?
– Товарищ генерал… – начал Нолан и осекся, поджав губы.
– Сэр… – тоже открыл рот Миллс, но Эмма перебила его, покачав головой, и он замолк, опустив голову.
– Это моя вина, – твердо произнесла она, облизав губы, – Вы бы давно были в курсе всего, если бы я не уговорила всех молчать, – девушка на мгновение замолчала, собираясь с силами, и дальше уже говорила ровно, не прерываясь, словно уже давно готовила эту речь. – Дело в том, что Киллиан – наемный убийца, все те убийства, которые мы не раскрыли, в том числе убийство мэра и покушение на Вас – это его рук дело. Он и пришел в участок с особым заказом, не просто так. Я узнала об этом… случайно и попросила остальных молчать, так как причина его дел…
– Он убивал людей! – рявкнул он, заставив ее вздрогнуть. – Убивал людей, работая у нас, и вы молчали?! Он хотел убить меня, и вы снова молчали?!
– Мы тогда не знали… – протянул Дэвид и поджал губы, съежившись под грозным взглядом начальника.
– Вы должны были доложить, как только узнали, черт возьми! Он ведь мог…
– Но не убил же! – воскликнула Эмма, подняв голову, с вызовом глядя на него. – Да, он стрелял в Вас, но не убил, хотя ему заказали Вас именно убить. А те люди, чьи смерти мы разбирали, мы потом выяснили, что все они поголовно последние мерзавцы и подонки, которые в принципе не должны жить.
– Людей не убивают! – прокричал он, побагровев. – Если есть, за что посадить, нужно донести и посадить, а не убивать! Нормальные люди так делают! А убивают только с отклонениями!
– У него была причина на эти отклонения! – она сглотнула, смаргивая слезы. – Даже не одна! Но он ведь изменился, это заметно, он помогал нам, он не убил Вас, он проводил операции, он несколько раз спас меня!
– Зато сегодня отличился, почти убив своих якобы друзей!
– Ну не убил же, – снова проворчал Нолан, облизав губы.
– А, то есть лучше, если убил бы?! – взревел Бут. – Он убийца!
– Вы ничего не знаете! – Свон покачнулась, тряхнув волосами. – Вы и понятия не имеете, через что он прошел, чем он жертвовал, чтобы просто жить сейчас! И Вы бы были уже мертвы, если бы он был другим, но он проникся к Вам, он Вас уважает, поэтому он и убил тогда! Он…
– Прошу прощения, – все четверо вздрогнули, услышав из-за спины напряженный голос врача, – у вас все в порядке?
– Да, – выдохнул Август, проведя рукой по лицу, – небольшие… рабочие неполадки. Есть какие-то новости?
– К сожалению есть, – кивнул он, и все застыли, словно окаменев. – К сожалению, нам не удалось ничего сделать. Киллиан Джонс скончался. Нам очень жаль.
Комментарий к 53. Я в отпуск.
====== 54. ======
Комментарий к 54. Ребятушки, хочу указать на тот факт, что я не смотрела “Белого воротничка”, так что понятия не имею, что там было. Просмотр этого сериала у меня только в планах :)
Казалось, мир остановился. Планета перестала вращаться, и все замерло в невесомости. Воздух, движение молекул, запахи, ветер, звуки – все просто пропало, став одним большим «ничем». Наверное, такое же затишье было после падения метеорита миллионы лет назад, словно из мира выкачали все живое, и остался только вакуум.
Эмме казалось, что она падает, что еще немного – и она окажется лицом на асфальте, но потом поняла, что продолжает стоять на месте, глядя в одну точку, ничего не слыша и не видя. Где-то задним фоном, краем глаза она видит, что Дэвид подскакивает на месте, отчаянно жестикулируя, Грэм, кажется, даже зависает от неожиданности, Бут что-то снова и снова узнает у врача, повернувшись к нему всем корпусом. Уши застилает шум, и она закрывает глаза, покачав головой. Очень хочется просто лечь и не просыпаться, чтобы не чувствовать… это. Она даже не может поймать название той эмоции, которая сейчас делает ее слепой, глухой, парализованной, неспособной даже думать, не то, что шевелиться.
Ей снова кажется, что ее ведет в сторону, и она обхватывает себя руками, словно надеясь так удержать равновесие. Закусив губу, она чувствует вкус своей крови, но даже не понимает этого, продолжая всматриваться в одну точку, не видя ничего вокруг себя, даже не пытаясь прислушаться или разобрать слова людей вокруг нее.
Немного приподняв голову, Свон скользит взглядом по лицу Дэвида, который, покраснев от гнева, что-то кричит врачу, взмахивая руками. Она не слышит его голоса и даже не может прочитать по губам, просто попав в какой-то образовавшийся вокруг нее кокон. Сказанные врачом слова снова и снова прокручиваются у нее в голове, как сломанная пластинка, но она буквально не понимает их смысл, чувствуя, что что-то не так, что это слишком неправильно, нереально, даже нечестно.
– Нам правда жаль…
– Вы должны были его спасти! – рычит в ответ Дэвид. – Черт возьми, ему даже не в грудь попали! Вы должны были помочь ему!
– Мы сделали все возможное!
– Значит, вы сделали недостаточно!
– Он потерял слишком много крови, были задеты…
– Вы можете не оправдываться! Я видел, как его увозили! Его можно было спасти! А вы… – Эмма морщится, резко вернувшись в сознание, на мгновение оглохнув от такого количества громких и резких звуков, которые обрушиваются на нее вместе с осознанием полученной информации.
Киллиан. Джонс. Скончался. Эти три слова въелись в ее мозг, и она пыталась переварить их, в то же время боясь столкнуться с реальностью и осознать их. Это было слишком… слишком нечестно, по отношению к ней, к нему, к ним. Она ведь только нашла счастье, он только начал меняться, они только нашли общий язык, а сейчас… Дэвид еще что-то кричал, Бут, обрывая его, тоже возмущался, врач бледнел, вжимая голову в плечи, и Эмма опустила глаза, дыша через нос, чувствуя, как по телу проносится дрожь, которая являлась первым признаком приближающейся истерики, и сжала руки в кулаки, не желая поддаться эмоциям. Не сейчас, не перед всеми.
– Эмма? – очередной голос ворвался в ее сознание, и она встретилась взглядом с напряженными глазами Грэма, который пристально смотрел на нее. – Ты в порядке? – покачав головой, она отвернулась и посмотрела на врача, подойдя к нему.
– Я могу его увидеть?
– Думаю, что это невозможно, мэм, – мягко отозвался он, – мы не ра…
– Мне плевать, – резко оборвала его девушка и, пройдя мимо него, побежала в сторону больницы, не оборачиваясь на голоса друзей.
В голове все звенело, и она просто отказалась слышать и понимать что-либо, просто зная, что ей нужно увидеть его. Сейчас. Чтобы убедиться, что ей не соврали, что он мертв, что все кончено. Она боялась узнать это, боялась признать новость, которая лишала воздуха, но понимала, что не может оставаться в том состоянии, которое сейчас давит на нее, не давая трезво думать.
Ворвавшись в здание, она налетела на медсестру, которая была с врачами, которые забрали Киллиана, напугав ее до полусмерти, и бросилась дальше по коридору, оглядываясь по сторонам. Ее окликали врачи, люди в белых халатах отскакивали к стенам, изумленно глядя на нее, а она, даже не глядя на них, завернула за угол и замерла, глядя через стекло палаты на койку, вокруг которой сновали врачи.
Киллиан лежал с закрытыми глазами, какого-то странного бледно-серого цвета, ни единой эмоции на лице, даже намеку на ту ее любимую легкую ухмылку, которая вечно горела на его губах. Спокойные веки, умиротворенное лицо, руки, безвольно лежащие по швам, замершая грудь, в которой не бьется сердце.
Эмма пошатнулась, прижавшись лбом и руками к стеклу, слыша, как бешено стучит ее собственное сердце в груди, рискуя разбить грудную клетку на части и вырваться наружу. Перед глазами все плыло, и очень хотелось моргнуть, стереть слезы, которые застилали глаза, но она упорно, до боли, до жжения, смотрела на его восковое лицо, словно надеясь, что вот сейчас он вздохнет или невольно двинется, и она поймет, что все это шутка, что он жив, что он все еще с ней. Что он не оставил ее.
Но секунды шли, растягиваясь, как ей казалось, в часы, а ничего не менялось. Откуда-то из-за спины послышался топот и голоса, чьи-то руки оттащили ее в сторону, и она увидела бледное лицо Дэвида, который крепко сжал ее за плечи.
– Эмма, ради Бога! Что ты…
– Он умер… – прошептала она неслушающимися губами, глядя в его остекленевшие глаза. Всхлип сорвался с ее губ, и она, вцепившись руками в его рубашку, уткнулась лицом в его грудь, плотно зажмурившись, – он правда умер… Его нет, Дэйв…
– Знаю, детка, – просипел он, крепко обняв его, с болью посмотрев на тело друга через толщу стекла, – еще как знаю.
Эмма всегда любила черный цвет. Изящный, изысканный, сочетающийся со всем, идеальный и не требующий порой каких-то добавлений. Но сейчас, стоя перед шкафом и глядя на черное платье по колено, она не могла шелохнуться, испытывая страстное желание взять ножницы и порезать его на части. Но она сдерживала себя снова и снова, пока медленно одевалась, прекрасно понимая, что не опоздает, даже если очень захочет. А она хотела. Хотела просто лечь и лежать, глядя в потолок и забросив все мысли, все еще не признав тот факт, что сегодня она пойдет на похороны дорогого человека.
Грэм и Дэвид сказали, что она может не идти, что они понимают ее состояние, но потом так же тихо добавили, что Киллиан хотел бы, чтобы она была там. И она будет. Хотя бы потому, что она должна ему. Должна мужчине, к которому за все время их знакомства она испытала весь спектр чувств, от жгучей ненависти до страстной любви. И она даже не знала, что сейчас ей хотелось бы больше, что было бы легче пережить – ненависть к нему или любовь, которая сдавливала грудь все сильнее с каждым вздохом.
И одеваясь перед зеркалом, Свон старалась сделать так, как понравилось бы ему, потому что это был его день, его правила и ее уступки. Она редко красила ресницы, но сейчас осторожно орудовала кисточкой, прекрасно осознавая, что вернется домой с черными разводами на щеках, потому что она еще не выплакала все, что сидело внутри. Потом собрала волосы в пучок, из которого почти сразу выбились несколько прядей, и девушка, подняв голову, посмотрела на свое отражение, почему-то зная, что выбросит это платье сразу после возвращения домой, потому что она больше никогда не захочет видеть его. Слишком больно. Она и так будет до самого конца жить с этой болью, не нужны еще воспоминания.
Уже сидя в машине рядом с матерью и Генри, который был необыкновенно тих сегодня, Эмма смотрела в окно, не понимая, почему светит солнце, как бы издеваясь над ней. Она понимала, что это немного не так, но все равно жила с мыслью, что он пожертвовал жизнью ради нее, закрыв ее собой, и теперь она должна продолжать жить, как он и просил, освободившись от своих оков. Разве это честно? Научить ее доверять людям, любить, гореть, жить вне стен и своих страхов – и потом оставить с ощущением жгучей пустоты в том месте, где должно быть сердце.
Чувствуя, что глаза начинает жечь, она крепче сжала руку сына, словно ища в нем поддержку, и получила ее, когда хрупкая детская ладошка с неожиданной силой вцепилась в ее пальцы, а темноволосая головка прижалась к ее плечу, даря настолько необходимое тепло. Эмма не знала, что бы было сейчас с ней, если бы не Генри, который, услышав новость, не начал плакать, а подошел к ней и крепко обнял ее, обхватив мелко дрожащими ручками ее шею, как бы показывая, что она все еще не одна, что ее любят, что есть люди, которые заботятся о ней. И тогда, с трудом глотая слезы, она не могла понять, как ребенок, который еще толком не так много понимает, может настолько прочувствовать ее состояние и сделать то, что ей было так необходимо в ту секунду. Она поняла объятия матери, ее слезы на щеке, ее дрожащее тело, какой-то шепот, и девушка просто растворялась в этом теплом чувстве поддержки, в семье, которая не давала ей сдаться и опустить руки.
Каждый раз, чувствуя, что готова заплакать, Свон замирала, кусая губы, прекрасно зная, что бы сейчас сказал Киллиан, если бы увидел ее. Нахмурился бы, недовольно цокнул языком, закатив глаза, и, крепко сжав ее плечи, запретил бы раскисать, потребовал бы в своей обычной манере быть сильной и держаться, несмотря ни на что. Может, он бы даже поддразнил ее, сказав, что она теряет половину своей красоты, когда плачет, и она, улыбаясь сквозь слезы, обняла бы его, ощущая так близко его тепло. Но не могла этого сделать. Верно говорят: верить кому-то – значит вложить ему в руку кинжал и направить острие себе в сердце. Она верила ему и вот сейчас слишком остро ощущала боль в груди, понимая, что до конца она никогда не пройдет.
Когда машина подъехала к кладбищу и припарковалась возле других автомобилей, Эмма замерла, вжавшись в спинку сидения, неожиданно поняв, что не сможет сделать ни шагу, не сможет даже шелохнуться с места, выйти из машины и столкнуться с этими угрюмыми людьми в темном.
– Эмма, – послышался мягкий, но в то же время сильный голос матери, и блондинка медленно перевела на нее взгляд, чувствуя, что снова готова заплакать.
– Я не смогу, мам… Это просто выше моих сил… Я не могу увидеть его… там… Это слишком для меня…
– Ты должна это сделать, – твердо произнесла Мэри-Маргарет, сжав ее руку, – ты должна пойти. Я знаю, что ты сейчас чувствуешь, но поверь мне – если ты сейчас не пойдешь туда, ты потом будешь корить себя всю свою жизнь, что не переборола себя и не сделала этот шаг. Тебе тяжело, я понимаю, дорогая, но перешагни через себя, потому что ты должна попрощаться с ним, должна отпустить его, иначе ему там будет больнее и тяжелее жить. Так будет лучше для вас обоих.
– Но я… я не хочу отпускать его, – прошептала она, глотая слезы, – он нужен мне здесь, рядом, я не готова попрощаться. Я ведь… я не умею говорить «прощай», я не смогу…
– Ты должна сделать это ради него, – повторила женщина и, поцеловав ее в лоб, вышла из машины. Свон замерла, вытирая слезы, и слабо вздрогнула, когда Генри, пододвинувшись к ней, сжал ее руку, заставив посмотреть на него.
– Ты ведь любила его, да, мам?
– Любила. Да и сейчас люблю… Так, что мне даже страшно…
– Тогда не сиди, – произнес он, облизав губы, – выйди и скажи ему об этом. Он… он ведь должен это услышать, верно? Хотя бы раз. Он заслуживает знать, что ты его любишь, потому что… – он наморщил лоб, кусая губы, и медленно продолжил, словно повторяя чьи-то слова, – ему не нужен никто из этой толпы, кроме тебя. Так… так говорила бабушка, и я верю, что она права.
– Но это так сложно… – прошептала она, коснувшись губами его руки, и закрыла глаза, смаргивая слезы.
– Тогда давай сделаем это вместе, – решительно произнес Генри и вышел из машины, продолжая сжимать ее руку.
Медленно идя по кладбищенской дороге, Эмма крепко держала руку сына, нуждаясь в нем сейчас больше, чем когда-либо. Слезы, казалось, уже давно должны были закончиться, но влага на глазах не исчезала, не давая нормально рассмотреть всех, кто сейчас собрался вокруг красивого черного гроба, окруженного цветами. Бреннан куда-то уехал еще за день до смерти Киллиана, и Грэм с Дэвидом, как ни пытались, не смогли дозвониться ему, так что вся тяжесть и морока с похоронами легла на плечи команды. Бут, несмотря на шок от полученных известий, был вместе с ними, помогая по мере своих возможностей.
Подойдя к толпе, встав немного в отдалении, Свон, отпустив Генри к матери, обхватила себя руками, стараясь хотя бы немного согреться, несмотря на палящее солнце. Ее пустые зеленые глаза медленно скользили по людям в темной одежде, и она с каждым разом все сильнее сжимала губы, узнавая лица. Грэм, Дэвид, Август, Нил в инвалидной коляске, так как он все еще с большим трудом наступал на больную ногу, Мэри-Маргарет, Генри, Реджина, которая пришла поддержать ее, немного в стороне стояла Белль, которая едва держалась на ногах, покачиваясь из стороны в сторону, дрожа всем телом. В какой-то момент Дэвид, скользнув по ней взглядом, медленно подошел к ней, сжав ее плечо, и девушка, вскинув на него глаза, лишь опустила голову, сильнее задрожав, и Нолан, шагнув вперед, обнял ее, ласково и немного напряженно водя рукой по ее волосам, стараясь хотя бы немного успокоить.
Легкая улыбка коснулась губ Эммы, а дальше как в тумане. Кто-то что-то говорит, вспоминает, сыплются сотни ненужных фраз о том, каким Джонс был прекрасным человеком, как его будет всем не хватать, как скорбит каждый из присутствующих, и она уже не могла дождаться, когда же сможет вернуться домой, скинуть ненавистное платье и просто утонуть в боли, чтобы ее никто не видел, не видел ее слез и слабости, которую она теперь будет скрывать.
– Мисс Свон? – послышался мягкий голос, и она вздрогнула, подняв голову, поняв, что пришла и ее очередь.
Впоследствии она не помнила, как преодолела эти метры до гроба, чувствуя, как каблуки немного проседают в землю, заставляя ее качаться, как ловила взгляды толпы, как слышала ее слишком громкое сердцебиение, которые было почему-то нереально сильным. В ее память впечаталось мраморно-белое лицо Киллиана на фоне белой подушки. Идеальный костюм, синий галстук, традиционно– сложенные на груди руки, спокойные губы, умиротворенное выражение лица, полная расслабленность всех мышц лица. Остановившись, пристально вглядываясь в его лицо, Эмма снова поняла, что ждет, что он откроет глаза, улыбнется и, резко сев в гробу, выпалит какую-то шутку о том, какие они все простофили и как глупо купились. Ответом была лишь тишина, и она, облизав сухие губы, тихо произнесла, не напрягая зря связки, так как считала, что эти слова нужны ему, а не кому-то другому, и она не хотела кричать о них, даже дышать было тяжело.
– Я думала, самое страшное я уже пережила в жизни. Все испытала, все ощутила, все познала. Но, оказалось, самое страшное гораздо сильнее врежется в память, чем все, что было раньше. Нет ничего хуже, чем видеть смерть любимого человека, зная, что он никогда не узнает о том, что ты чувствуешь к нему. А ведь это было так просто – сказать три таких банальных слова, ведь были десятки подходящих моментов. Но я боялась. Я ведь не сильная, Киллиан, я была такой, потому что думала, что у меня не было другого выбора, теперь же я буду такой, ведь ты так хотел. И я знаю, что уже поздно говорить, что ты скорее всего даже не услышишь этих слов, но мне нужно, чтобы я сказала это тебе в лицо – я люблю тебя, Киллиан. Знаю, ты говорил, что не принимаешь эти слова, но мне не дает покоя, что, скажи я эти слова раньше, все могло бы быть по-другому.
Понимая, что сейчас сломается, девушка отступила и, не глядя ни на кого, торопливо пошла по дороге, словно стараясь убежать от всех, скрыться. Она даже не поняла, когда погода успела испортиться, и сейчас с серого неба медленно летели редкие капли, предвестники дождя, и Эмма замерла, прижав руки к груди, и подняла лицо наверх, подставляя его под дождевые капли, будто ожидая, что слезы смешаются с ними и она перестанет плакать.
– Нам суждено терять людей, которых мы любим, – Свон вздрогнула, медленно повернувшись к Августу, который, убрав руки в карманы, стоял позади нее, поджав губы. Она слабо кивнула, вытирая глаза, и он с болью посмотрел на нее, постаравшись улыбнуться, чтобы поддержать ее. – Иначе как понять, что они важны для нас, верно?
– Я и так это знала…
– Значит, недостаточно сильно. Если бы знала, не отпустила бы. Любящий человек чувствует, когда другому грозит опасность, ты, видимо, когда-то упустила свой шанс спасти его.
– И теперь ненавижу себя за это, – прошептала она, покачав головой, – если бы я тогда…
– Эмма, – он притянул ее к себе, крепко обняв, – ты справишься, слышишь? Должна справиться. Многие люди в таких ситуациях сдаются и теряют волю к жизни, но тебе есть, ради кого держаться и быть сильной, жить, продолжать бороться. У тебя есть Генри, мать, твоя команда, которая всегда тебя поддержит. Ты просто должна знать, что ты не одна и никогда не будешь одна. Мы рядом, – поцеловав ее в лоб, он обнял ее, прижимая к своей груди, и провел рукой по ее спине, успокаивая, – ты не одна.
====== 55. ======
Эмма даже не поняла, что прошла уже неделя со дня похорон. Понимая, что ее выдержка на исходе, прогибаясь под непроходимой болью, она ударилась в работу, полностью погрузившись в нее, почти не вылезая из участка днями, возвращаясь домой уже поздно ночью, чтобы, не думая ни о чем, просто упасть прямо в одежде и уснуть. Таким образом она лишала себя возможности погружаться в себя и снова переваривать события минувшего месяца. Все произошло слишком быстро, смешавшись в один большой клубок боли, который снова и снова напрягал ее нервы, не давая продолжать нормально жить, но она боролась с собой, давая волю чувствам только ночами, даже толком не осознавая этого, просыпаясь на утро на влажной от слез подушке.
Работа и воспитание Генри три дня в неделю заняли всю ее жизнь. С понедельника по обед пятницы она работала, просто не допуская внедрения личных проблем в ее жизнь, разбирая преступления, иногда отвлекаясь на рассмотрения истории с Голдом, так как пообещала себе, что разберется во всем без Киллиана, если он не успел. А остальные два с половиной дня она была у матери, гуляла с Генри, играла с ними, учила читать, рассказывала сказки перед сном, таким образом стараясь восполнить все время, что отсутствовала на работе. Сын, заметно изменившийся за это время, научился мириться с состоянием матери, всячески стараясь ее порадовать очередной поделкой, с особым усердием слушая ее объяснения и трепетно желая учиться.
Только иногда ребенок, в очередной раз проводив мать, украдкой доставал из-под подушки рисунок и, сев на подушку, долго смотрел на него, кусая губы. На нем были изображены Эмма и Киллиан, которые стояли с двух сторон от него и сжимали его руки. Широкие, кривые и такие счастливые улыбки на пол-лица делали рисунок веселым, пытаясь передать радость изображенных персонажей, но Генри не мог сдержать слезы, то и дело шмыгая носом, водя пальцем по соединенным рукам нарисованных фигур, а на написанное сверху слово «семья» падали робкие детские слезы. Но стоило только ему услышать шаги бабушки, мальчишка прятал рисунок, словно ценность, изображая, что уже спит, почему-то не желая ни с кем делиться своим сокровищем.
Нил почти свыкся с коляской, научившись управляться с ней самостоятельно, постоянно ворча из-за того, что теперь не может выезжать на вызовы, которых ему так не хватает, что он вынужден ожидать информацию в участке, как какой-то инвалид, на что Грэм и Дэвид с улыбками припоминали ему, как он злился из-за постоянных вызовов и мотаний по городу. Эксперт в ответ только пыхтел и, захватив свои бумаги, гордо выезжал из кабинета, бормоча что-то себе под нос.
В какой-то день Эмма, не выдержав, решительно постучала в кабинет Бута во время обеденного перерыва и, услышав разрешение войти, открыла дверь, глядя на начальника, который смотрелся очень комично с детским йогуртом в руках.
– А, Свон, – оживился он, вытерев губы, и указал ей на стул, пододвинувшись ближе, – все никак не поймаю тебя, чтобы нормально поговорить. Все ты в работе, то в архивах, то на вызове, то по городу носишься. Не слишком больная нагрузка? Ты что-то бледная.
