Текст книги "Броненосцы Петра Великого -ч.3 Петербург (СИ)"

Автор книги: Алекс Кун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 59 страниц)

Поговорили о деньгах. Не то, чтоб Петр жаловался, но его тоскующий взгляд напомнил мне разговор из магазина моего времени – «Мама, купи мне игрушкууууу!!! Сынок, подожди до зарплаты…. Хочу сейчас!!! Хочуууууу!!!!»

Даже глаза прикрыл, так живо это прозвучало. А организм, не будь дурак, моментально переключился на режим сладкого посапывания, оставив на дежурстве одну только паранойю.

Вот она и подала сигнал, что за бортом не все гладко и требуется присутствие разума, канувшего в глубины сознания.

Пока паранойя делилась последними услышанными фразами с выдернутым из нирваны разумом, хлопал глазами, пытаясь найти обтекаемый ответ на заданный мне вопрос. Потом решил, что для политики еще недостаточно проснулся, и буду говорить почти правду.

– Прости государь, сморило меня после ночи тревожной, да разносолов богатых. Спрашиваешь, где денег взять? Так они у тебя есть, ты их просто не получил в казну.

Излишне говорить, что топтание по самому чувствительному органу боярства – то есть по кошельку – немедленно вызвало требования объясниться. Что же, извольте.

– По сказкам, что наместники тебе дали, выходит, народу в государстве и пяти миллионов нет. А вот по отчетам факторий, которых еще слишком мало – получается, что в тех же местах, про которые наместники сказывали – мужиков податных вдвое больше обитает. А коль так, то и остальным сказкам веры нет. Думаю, не 5 миллионов у тебя под рукой, а все 10, а то и 12 миллионов, и это без земель казацких, крымских, да и сибирских по большей части. Хоть указ о новом уложении налогов и принес тебе в казну, заместо двух миллионов, почти четыре – вот только должен был он принести все семь, а то и девять миллионов рублей. Считай, половина казны по мошнам разбежалась…

Договорить не дали. Петр вскочил, под ропот застольных приближенных, которые даже новомодные, стальные вилки с витыми ручками побросали, навалился на стол, воткнув в меня хмурый взгляд, и поинтересовался шипящими интонациями, откуда мне о том ведомо.

Хорошо быть полусонным, все эмоции как сквозь вату. Пожал плечами, скорее даже передернул ими, как от озноба

– Специально в Москве сказки сравнивал, что от факторий да от наместников поступали, а потом еще и проверил тут на месте, в каких сказках об этих землях правды больше. И это еще благодать, что фактории совсем новые, фискалов в них бояре прикормить не всех успели. Вот увидишь, год другой пройдет, и сказки как с одного голоса сказаны будут.

Глубоко вздохнул, пользуясь повисшей тишиной, в омут, так в омут.

– Воруют, государь, на Руси. То и тебе ведомо. Но половину казны в карманы рассовать – то уже грех смертный, как мне думается. И не бояться местечковые ставленники грозных указов – они видят, что никто к ним не приходит, ответа строгого спрашивать. А коль приходит, так от таких они и откупиться могут.

– А это тебе откуда ведомо!

Петр уже дошел до состояния выхватывания шпаги, усы на его лице зажили собственной жизнью, а правая щека начала слегка подергиваться, выдавая нешуточное бешенство.

Ну не говорить же ему, что чиновники во все времена одинаковы. Еще на заре нового летоисчисления римский поэт Ювенал, отточивший искусство оратора, цитируя с трибун свои книги с едкой сатирой, вопрошал – кто будет сторожить сторожей? При этом, добавляя, что «запах прибыли одуряюще приятен, отчего бы он ни исходил». Кстати, именно он говорил – «в здоровом теле, здоровый дух», «суд прощает воронов, но не прощает голубок «и много всего в этом же духе – что актуально было две тысячи лет назад и актуально сейчас. Особенно зная, чем кончила Римская Империя.

Может, все это говорили и до него. Даже наверняка говорили. Но он умудрился донести свои слова до потомков. Будто бы нам сие не ведомо. Эхх. «Добродетель хвалят, но она мерзнет» – это еще одно его высказывание «не в бровь, а в глаз».

– Фактории, что тут заложены должны были быть – уже подкупленными пришли. О том князь-кесарь поведал, по результатам допросов ослушников. Уж не знаю, отчего тебе он о том не докладывал.

Петр перебил нетерпеливо.

– Докладывал, и что? Людишки гнилые попались и вся недолга.

– Да нет государь. Не в том дело. Вот возьми ты крепкий кол, окори его, да в сыру землю забей. Сгниет? Сгниет! И не кола в том вина, и даже не земли сырой. Коли восхочет мастер изгородь ставить, он колья высушит, пропитает, да еще смолой покроет. Смола без кола делу не поможет, как и кол без смолы – а вместе они долго стоять будут, их только изредка подменять надо.

– Что-то не пойму твою аллегорию. Говори яснее!

Ну вот, только на поэзию пробило, а тут такой пассаж, нетерпеливым голосом главного мастера страны.

– Нет пригляда на местах и за посаженными в управы, и за фискалами разрастающимися. О том Ромодановскому докладывал, да схемку Следящего приказа ему давал, а к ней еще схемку приказа внутренней безопасности. Вот только вместе с приказом земской стражи у нас выходит потребность в сотой части работников от всего населения России. Это же считай сто тысяч грамотных да делу преданных набрать надо. Высмеял меня князь. Да только дело то так на месте и замерло. Укорил он меня, будто нахлебников целую армию набрать желаю. То верно. Коль они дело справно исполнять не будут – нахлебники и есть, которым даже мужик от сохи воды дать побрезгует. А коль дело справно идти будет, то они тебе, государь минимум три миллиона рублей заработают. Как? Да просто. На их жалование уйдет полтора миллиона рублей. Да, больше чем на армию той же численности! Зато сказки податные исправят, как есть, коль конечно приказ следящих не оплошает. Тати в городах и на трактах притихнут, что торговлю оживит, и опять же барыш казне принесет. Впрочем, подробно все в листах князю-кесарю изложил.

Петр на середине монолога поправил шпагу и уселся обратно за стол, сменив раздраженный вид на задумчивый, что, впрочем, у него выходило примерно одинаково.

– Ты эти листы дай-ка и мне просмотреть. Задумка эта не нова, да у тебя обычно складно все расписано – глядишь, и выйдет чего на этот раз.

– Коль за делом ты лично, государь, приглядывать будешь – выйдет обязательно. Ну, хоть не за всем делом, а только за приказом Следящих. Пусть они при тебе будут гражданской гвардией. Коей и почет большой, но и спрос особый. Удел их, не в столице сидеть, а по землям колесить беспрестанно, да приглядывать, чтоб все указы твои исполнены были и по духу и по букве. Указ, он ведь силу набирает не тогда, когда его на бумагу записали, да на торжках зачитали – а когда люди верные за его исполнение спросить могут каждого. Не одного из тысяч, а именно каждого, без скидок и отговорок. И главное, государь, чтоб окромя тебя иных людей не было, с кого «следящие» спрос учинить не могли бы. Очень важно, сие. Как важно и то, чтоб «следящие» лично пред тобой отчет держали. Много им воли давать не след, да и кару за их неверные решения очень суровую ввести надо – но один пастух разросшуюся отару не соберет, а вот со сворой верных псов…

Петр ухмыльнулся. Видимо с пастухом несколько перегнул, но это от вечных проповедей Ермолая про пастырей. Настроение государя, как обычно, качнуло стрелку его барометра в сторону «ясно».

– Так есть у меня такая гвардия – бояре мои за тем следить и поставлены!

Довольно зашумевшие сотрапезники подтвердили монаршую мысль вполне однозначно.

Переждал бурные одобрения государевой мудрости и задал короткий вопрос.

– И как, государь? Уследили они за пополнением казны? А за татями московскими, что в столице едва меня живота не лишили?

Над столом повисла тишина. Видимо, неприятные вопросы монархам задавать было не положено.

Петр начал набивать трубку, постепенно теряя веселость, но вроде не переходя к раздражению. Видимо этот вопрос он себе уже задавал.

– Гвардия говоришь.

Мне даже курить не хотелось. Отстали бы только – еще ведь к «Духам» идти надо, потом из черновиков новый комплект бумаг для Петра рисовать, потом мастера наверняка пристанут – они и так месяц сдерживались, работая исключительно на приезд государя. Дурдом словом. Причем концентрированный, и собранный в одно место.

Петр выпустил под крышу беседки клуб дыма, следя взглядом, как слабый ветерок выносит серую вуаль из-под резного оформления скатов, и отплатил мне другим неприятным вопросом.

– Углядел ноне в цехах твоих мастеров, что двумя перстами крестились. Да и работный люд себя так осенял. Что скажешь на это?

Вот ведь …. Искренне надеялся, что нашего прошлого разговора на эту тему было достаточно.

Начал осторожно.

– Мастера эти, государь, корабли великие для тебя построили. Армиям оружие сковали. Тебя ждали с радостью. Встречали государя поклонами и с чистым сердцем. Что их теперь, казнить за верную службу тебе? А иноверцев, коих во флоте не мало, куда?

Петр, на удивление спокойно слушал мою путаную речь, не подавая виду, куда мне следует идти по этому минному полю.

Когда перечисление заслуг староверов перед отечеством себя исчерпало, в беседке повисла тишина. Петр докурил трубку, и отдал ее тезке на прочистку, вглядываясь в вид дальних берегов Двины.

Будто проснувшись, Петр вновь развернулся к столу, и начал говорить, будто с самим собой.

– Думка у меня есть. Негоже раскол в землях моих ширить. Уже, считай, пять десятков годков как ересь изживаем, и коль она до сей поры не изведена, то знать у неё свой путь. А раз людишки староверные на благо земли работать готовы, да бунты не учиняют – то и не след их каленым железом жечь. О том еще с Афанасием переговорю, но мнится мне, для земли нашей будет лучше, коль клятвы Московского Собора отменены будут, яко не бывшие.

Петр задумчиво вздохнул, покивал своим мыслям. Видимо представляя, какой поднимется ор. После паузы продолжил.

– Уже полтора года, как патриарх Адриан преставился – все перекрестились и осуждающе на меня глянули, будто в его смерти есть и мой след – нет единения в церкви православной, не вижу в ней опоры замыслам моим. Всяк на себя одеяло тянет. Стефан Явронский, что место патриарха блюсти поставлен был, сказался вовсе не так хорош, как поначалу думалось. Он хоть и образован, но больно уж трусоват – и нашим и вашим угодить пытается. Подумываю даже совсем упразднить патриарший престол, ибо не вижу достойного патриарха.

Бывают минуты, когда человеку надо поговорить с самим собой. И не в одинокой постели, а прилюдно, чтоб от слов своих потом отказаться стыдно было.

Вот и Петр задумчиво вещал о своих сомнениях. Можно сказать, честь оказывал. Тем не менее, спать хотелось все больше. Что можно ответить государю? Хочет Афанасия прокачать на предмет патриаршества? Флаг ему в руки. Наша бабушка, божий одуванчик, архиепископа вроде как вытянула из северной хандры и кхеканья, кстати, в том числе и одуванчиками. Думаю, лет десять еще Афанасий будет вполне активен, особенно в менее суровом климате и у теплой печки. А коли травница его не оставит, глядишь, Афанасий и до ее возраста доживет – даже боюсь спрашивать, сколько же ей лет, так как выглядит она на сотню, а по опытности и зловредности – на две сотни лет.

Встревать в монарши думы про старообрядчество? Сплюну три раза – главное, чтоб от завода отстал. Ведь рассказывал ему, что, как появился в этом времени, думал, к старообрядцам попал. Не изжили их за три сотни лет, и клятвы Собора все одно отменили. Чего тянуть то? Ведь Петр сам говорил – по делам о человеке судить … Хотя, цари никогда не отличались последовательностью. Двойные стандарты, отнюдь не изобретение моего времени.

В беседке опять повисла тишина. О деньгах поговорили, о религии тоже. О чем еще? Только о бабах и об оружии. Последнюю тему лучше не поднимать, тогда точно застряну тут надолго, да и рыльце у меня в пушку. В смысле, прикрываю недостачу Тульских заводов и утаиваю последние образцы.

– Государь, сестра твоя, Наталья Алексеевна, оказала внимание идеям моим – благородных девиц искусству ревизоров обучать. И учителя идеей прониклись – знатное дело для молодых дворянок выйти может. Им ведь казнить на месте не надобно будет, только нарушения выявить, да тебе доложить. Чем не служба для дворянского рода, где сыновей нет. Это то, о чем ты вопрошал меня еще в Москве. Вот только весомости им надо добавить, чтоб от царских ревизоров отмахнуться нельзя было! Может с них и начать гвардию гражданскую собирать?

Тишина в беседке стала еще глубже. Даже мороз по коже пробежал. Петр вообще глядел прицеливаясь, будто на вкус меня оценивал.

– Бабье войско? Да у меня из гвардии офицеры сбегут, краснея от позора! Думай, что сказываешь!

– Наоборот, государь. Захотят показать, что они лучше. Впрочем, можно ведь и иначе твоих представителей назвать. Коли в армии есть лейб гвардия, дословно «личная охрана», то ревизоров можно назвать «личными проверяющими», лейб аудитор, чтоб и весу добавить, и с армией не спутать.

Петр слегка прихлопнул по столешнице ладонью

– Ладно, поговорю с Натой, что вы там удумали. А пока давай о делах более важных сказывай …

Ну вот, добрался государь до любимой армии и ее вооружения – «ховайтесь суслики по норкам».

Начинало вечереть. Пронзительно синее небо раскрашивало красным низкое солнце, подсвечивая инверсионные следы перистых облаков. Ветерок стих, и через гул завода стал отчетливее слышен звон вампиров, собирающихся к ужину.

Сидел в опустевшей беседке, лениво похлопывая себя по шее и по щекам. Петр ушел было в дом, оставив меня отходить от экспресс допроса, но с полпути вернулся, уже один, сел напротив напрягшегося меня.

– Сказывай князь, что тебя так гнетет. Вижу ведь, не любо тебе свеев воевать, но и трусом тебя назвать никто не может. Правду сказывай! Не то тут тебя оставлю.

Вот почему так всегда? Все требуют правды, а когда ее услышат, начинают шашками размахивать, или кричать, что все ложь. Кому эта правда нужна? Вот ее адаптированный и приглаженный суррогат – примут с удовольствием. А чистая правда, она как ежик – и держать в руках больно, и выбросить жалко – вот и смотрят ненавидящими глазами на принесшего этот подарок.

– Не в свеях дело, государь. Иное меня гнетет. Вот своюем свеев, а там и иные границы притягательны станут, а за ними еще и еще. Война, она как чума – расширяется быстро, да людей прибирает много. А земля наша еще от прошлой, настоящей чумы только отходить начала. Страшно, государь, мне на Руси узреть пустые города и заброшенные поля, как мы видели в Посольстве. Завод мой пустым наполовину, баб за станками, мальцов, что с отцовской лодкой управится на море пытаются. Ты правду требовал? Вот она и есть. Страшно мне, что война эта не просто за Ижорские земли пойдет, а победы только аппетит разожгут – и будет война бесконечна.

Петр поднялся, правда, вроде без резких жестов, заложил руки за спину и начал мерить беседку шагами. Все же в беседе один на один он гораздо спокойнее.

– Экий ты конец света рисуешь. Впору голову под крыло прятать.

Петр остановился напротив меня и опять навис над столом

– А супротивники, думаешь, смиряться с победами нашими? А может им все отдать сразу, чтоб мужиков не трудить? Али думаешь, наши земли под свеями не опустеют? Так те земли, что мы в Посольстве зрели и были под ними!

Пустой это разговор. Зря затеял. Даже такая полуправда вон как Петра распаляет. Чувствую, он еще долго вещать может.

Дождался паузы в речи монарха.

– Все так государь. Даже больше скажу – есть такая поговорка – «кто не хочет кормить свою армию, тот будет кормить армию завоевателя». Про иное говорил. Вот ты к роскоши не тянешься, да и траты на двор в два раза умерил. А ведь с землей та же история. Уже ныне Россия огромна, земли твои, считай, от моря до моря простираются. Можешь мне не верить, но с Сибирью и землями на Дальнем Востоке сейчас под твоей рукой шестая часть всей суши. А с колониями в Америке, может и пятая часть, а то и четверть. Римская империя, государь, в три раза меньше была. И ее сгубили новые земли и новые завоевания. Что измениться, коли прирежешь ты к этой громадине еще один надел? Он как капля в море. Выходы к морю потребны, не спорю с этим. И места стратегические занять надобно. Да только война для того не всегда нужна. Вон, Мальта считай уже наша, и средиземный флот с нее не уйдет. Коли с испанцами связи наладим, так и Гибралтар оседлаем. А главное, силы да деньги, что на прирезание маленького надела войной потребны будут – гораздо больше выгод принесут, коли их на земли уже имеющиеся приложить. Татей извести, заводы поставить, дорогами все земли связать, да чтоб они и по весне проходимы были. Казнокрадов на местах, да и при дворе прижать – одно это казну в два раза богаче сделает. А армию и флот надо иметь просто сильными. Чтоб даже мысли у супостатов не возникало, на земли наши набегать.

Петр уже отошел от стола и вновь начал мерить шагами беседку. По его виду сложно было судить о реакции, но все больше склоняюсь к мысли – пустое это все. Иметь игрушки и не побряцать ими? Даже американцы в мое время не удержались и сбросили ядерные бомбы на населенные города. А в этом времени еще и ценности иные.

– Складно опять сказываешь. Но коль отцы наши по наделу бы не прирезали, так и не было бы ноне той державы, что по твоим словам шестую часть земель заняла. И нам то отцы завещали – приумножать!

Прикрыл глаза. Внутри все ныло. Организм сопротивлялся переходу к плану «Б», так как чувствовал основанием, чем этот план закончится.

Надо сворачивать этот пустой спор.

– Приумножать, государь, по-разному можно. Зачем пастуху с тремя овцами поле до горизонта? Пока пастух валит деревья, еще больше поле расчищая, волки и последнюю овцу зарежут. Впрочем, прости государь, что не в свое дело лезу. Не сомневайся, флот тебя не подведет, выполнит все справно. И раньше тебя не подводил, и далее так будет.

Петр постоял, посверкал глазами – то ли сказать что хотел, то ли раздумывал. Потом кинул на ходу «Добре» и ушел темным силуэтом в сторону россыпи светлых окон.

Отвратительно поговорили. Как обычно есть два мнения – монарха, и неправильное.

Вытащил из внутреннего кармана тонкую прямоугольную шкатулочку с трубкой, повертел ее в руках. Значит – план «Б»…. Не хочется то как…

Курил, просто отдавшись умиротворяющим звукам вечера, вытянув ноги и устроив голову на резное дерево ограждения беседки. Ладно, все это лирика, пора идти на причалы, где расцвеченные огнями, под не умолкающий грохот и извивающиеся змеи загрузки, стояли канонерки. Жизнь продолжается.

Условное утро встречал раньше всех в Вавчуге, сидя на марсе бизани Гонца и проверяя механизм фиксации выдвинутой стеньги. На стапеле это все было проверено, но теперь на канонерках шла проверка по второму кругу – уж больно много было мелких сбоев уже проверенных узлов.

Снизу гудела палуба Гонца, перекрикивание мастеров прерывали звонкие удары кувалды. Из труб к марсу поднималось облако выхлопа котлов, теплое и слегка влажное – следующим пунктом, будем отстраивать паровые конденсаторы.

Кроме утра, первым заметил сытую, выспавшуюся, змею свиты, приближающуюся к причалам. Неужели вторая часть? Останусь на марсе, прикинувшись стеньгой! Второго обеда, до самого ужина, мне не пережить. Еще от первого впечатление не выветрилось.

Но змея завернула на городской причал, неторопливо втягиваясь в струги. Трусливо решил переждать очередной тайфун на мачте, делая вид, что просто жду, не ослабнут ли зацепы фиксаторов. Даже дергал их рукой для вида, хотя это из серии – точить якорь.

Нашли. Вот почему у гонцов такое радостно-возбужденное выражение моськи, когда они находят свою жертву?… Ладно… Кличет, так кличет, спускаюсь.

Петр на весь причал сверкал свежестью и неукротимой энергией. Чем-то напоминая мне наши первые электродвигатели, которые выли и искрили щетками. Но в этот раз Петр был не настроен на разговоры, да и струги его полков, уже выходили на стержень Двины. Словом, чемоданное прощание, с наказами через месяц быть в Архангельске, и так далее. Отмучился.

А денек то начинается очень даже неплохо!

Так думал ровно до тех пор, пока от причалов отходили струги, провожаемые массой высыпавшего на берега народа. Когда флотилия вышла на стержень, перевалила его и начала разворот против течения, прижимаясь к дальнему берегу, сзади раздалось покашливание.

– Эээ … Мастер, не соблаговолите ли глянуть ….

Развернулся к толпе скопившихся за спиной мастеров, оценил их плотоядные взгляды и не рискнул дальше испытывать народное терпение.

Шли по цехам – дивился на любовно доставаемые мастерами из-под верстаков или с полок диковины, заботливо укутанные в тряпицы, а то и упакованные в деревянные шкатулки. К слову, Петр, инспектируя цеха, получил еще одну гору подарков – не только верфи готовились к приезду государя. Как выяснил вечером, государь еще и отдарился, деньгами и иконой – якобы животворной. А пока вертел в руках новинки и усовершенствования, а мастера охотно раскладывали чертежи и тыкали пальцами в затыки, или наоборот, ждали от меня, чтоб потыкал. Даже взбодрился слегка. Есть такое состояние – когда на вторые бессонные сутки вроде взбадриваешься, и чувствуешь себя огурцом. Правда, обычно после этого рубит.

Вертел в руках модифицированный «комбайн ружейный». Мастерам понравилось мое наименование этого порочного чуда оружейного гения – и теперь мои руки оттягивала «Кобра». Правда, на этот раз в вину комбайну можно было поставить только излишний вес и дороговизну. Зато плотность огня на дальней, средней и ближней дистанции затыкала за пояс все наши предыдущие творения. Для линейных войск – избыточно. А вот для небольших групп егерей – пожалуй, можно и раскошелится. Задумался. От пары сотен человек идущие к Архангельску полки корпуса не обеднеют. Может и пора расширять номенклатуру частей корпуса. Обратился к мастеру, с нетерпением ждущего диагноза.

– Семену уже давали попробовать? – по растянувшей бороду ухмылке стало понятно, что не только давали, но еще и с трудом отобрали потом – Тогда передай подмастерьям, чтоб два образца на стрельбище отнесли с припасом для всех стволов. В деле попробую. И Семена туда кликните. И револьвер новый прихватите, попробую и его.

Обследовал стационарную картечницу, но скорее для приличия – этого добра уже навидался и на двуколках, и на катерах и на канонерках, как оружие непосредственной обороны.

А вот в углу цеха, сразу за двуколкой, стояла еще одна двуколка – по началу думал – орудийный ящик, но мастера гордо представили свое творение как «ракетную сороку». Любопытная ассоциация. Дело в том, что выражение «сорок сороков», обозначающее великое множество – оно не на ровном месте появилось. Еще сотню лет назад оружейники создавали многоствольные «сороки». Достаточно вспомнить пятитонный, сто ствольный шедевр Андрея Чохова, который прикрывал Москворецкие ворота Китай-города в Москве, и лишь недавно был отвезен на пушкарский двор, в запас. Сотня ядрышек в 200 грамм – отобьет у любой армии супостата желание лезть в ворота. Правда, заряжать долго.

«Ракетную сороку» заряжать было не в пример проще, хотя вид она имела необычный – квадратные сварные трубы, набранные по шесть пусковых в четыре ряда, закручивались наподобие витого канделябра – не просто направляя реактивные снаряды калибра 80мм, но еще и подкручивая их для стабилизации. К слову, закручивание направляющих явно уже избыточно, можно было просто чуток подгибать стабилизаторы снарядов. Это мастера уже явно по аналогии с нарезными орудиями сделали. А с другой стороны – что мешает испытать оба варианта?

Сами снаряды для «сорок» обзавелись еще и небольшим носовым оперением, иначе бы они болтались в направляющих трубах. Хотя, и это не есть оптимальное решение. Но пока критиковать не буду – мастера явно не один десяток экспериментов провели. Пальнем – посмотрим.

– «Сороку» завтра к стрельбам подготовьте. Вижу, что червяки наводки сняты – соберите пока, как есть, и попробуем. А то вижу и иные рога подводные, но пока смутно – хочу в деле посмотреть.

Пообсуждали. Ракетчики горели желанием облагодетельствовать меня «снарядом, супротив кораблей». И мастер фейерверков им вторил. По их чертежам выходила дура 150 мм, больше похожая на удлиненный бочонок, так как дальность они брали небольшую, скромно умалчивая – что дальше будет просто не попасть. Предложил им посчитать, сколько надо пороху на этот снаряд, и сколько его надо на снаряд для пушки. Мы так пороху не напасемся! Хотя … для ракетных двигателей прессовали черный порох, а для флотских артсистем все больше шли нитробумажки…

Будто почувствовав мои колебания, мастера, чуть не под ручки, завели меня в пристройку, где на двух козлах лежали два собранных, но явно не начиненных корпуса «бочонков» в паре деревянных ящиков. Причем, судя по стальным направляющим уголкам по углам длинной тары, в которые упирались носовые и кормовые стабилизаторы – ящик и был их пусковой установкой. В принципе, нечто подобное мастерам рассказывал, на наших вечерних посиделках в уже забытые времена. Но такой реализации не ожидал.

А потом мастера меня развеселили, гордо назвав эти летающие, пока еще непонятно как, бочки – «Гарпуном». Ржал как лошадь Приживальского, выплескивая в этой полу истерике накопившиеся душевные шлаки. Гарпун. Это надо же! Янки удавились бы, увидя свою противокорабельную гордость в нашем исполнении. Что там у нас осталось? Тополь? Сатана?

Оперся на край стеллажа, приходя в себя.

– Добро мастера. Начиняйте «гарпуны», и их посмотрю.

– Так, не испытывали их ешо, княже. Тебя все дожидались.

Окинул взглядом угнездившиеся в ящиках бочонки. Коль они еще не летали, так и не полетят, скорее всего – соотношения у них не ракетные какие-то. Пересчитывать? Опорных точек мало, если даже тягу двигателя они мне еще сказать не могут. Попробую метод асимптотического приближения – или по-простому – научного тыка. Прикрыл глаза, вспоминая картинки с настоящими «Гарпунами» и таблички характеристик под ними. Получалось плохо. Картинка еще всплывала, а табличка под ней размывалась памятью.

– Давайте чертежи, буду вносить поправки, а уж потом посмотрим, что получилось.

Уходил из оружейного цеха, думая о головках самонаведения… Конечно слабо! Даже торпедный гироскоп пока сомнителен. Но без этих головок наведения – что торпеды, что крупнокалиберные ракеты – выкинутые деньги. Стрелять ими можно только в упор, что противоречит моей основной стратегии. Значит, пока это еще один «оружейный комбайн». Хотя … если на катера попробовать – обновленные ящики аккурат посередине между абордажным нарядом поместятся. Две штуки точно, друг на друге, третий уже не впихнуть видимо будет. Катера тогда станут очень даже грозной силой даже для линкоров.

До порохового форта не дошел, хоть и очень хотел. Ходил по цехам, как по пещере Али-бабы. Чудесами могли похвастать даже ткачихи. Они не внесли существенных изменений, но отточили настройки станков до немыслимых пределов. Нити они вили тончайшие, уже ничуть не напоминающие те «канаты», с которых начинал этот цех. И еще это был первый цех на заводе за сегодняшний день, где меня, в закутке отделенным от цеха, под грохот ткацких станков поили чаем из маленького самовара. С вареньем. Зря они так – организм пожал плечами и ушел на отдых – мол, а вы как хотите. Помню, пока отключался, с бобиной ниток в руках, думал о вискозе. Будто о чем другом в таком окружении подумать не мог! В результате снилась всякая ерунда, бумажные трусы и треуголка из газеты. Жуть.

Пришел в себя поздно вечером – видимо среагировав на снижение шума в цеху. Меня снова напоили чаем и начали наперебой рассказывать, кто меня искал, и как долго их уговаривали, что «… как только, так сразу же сказать …». Порадовало, что ткачихи записали пожелания на бумажку. Порадовали не сами пожелания, а то, что записи явно велись разными подчерками, гражданским шрифтом, и значит, ткачихи успешно посещают заводскую школу. Вот это особо грело душу. А мастера – потерпят, никуда не денутся.

Шел к верфи мурлыкая про себя «… первым делом, первым делом – канонерки, а диковины? Диковины потом …». Завтра попробую вывести Духа на ходовые испытания. Он менее проблемный получился.

К обеду Дух накрутил свой первый десяток километров под мотором на экономичном ходу. С помарками, но без замечаний.

Есть в ходе под мотором своя прелесть. Совсем иная, чем под парусами. Нет скрипа рангоута, нет хлопанья парусов, но когда лопасти ввинчиваются в Двинскую воду, когда корпус под руками начинает дрожать мелкой дрожью, а ускорение заставляет покрепче ухватиться за поручень – это песня. Нельзя сравнить, акапельное пение и орган. Разные они. Каждое по-своему прекрасно. А все прекрасное надо сохранять и преумножать, не убивая одно, ради другого.

Накручивали километры не просто так, разумеется. Кроме проверки матчасти, вели замеры по спокойной воде скорости и расхода топлива, нарезая мерные отрезки по и против течения, а потом еще и поперек. Скорость поменьше расчетной, расход побольше – но особо и не рассчитывал почти в прототипе достигнуть оптимума. Ход есть, экономичность приемлемая.

Обратно пойдем на форсаже. Помолиться что ли?

Форсаж, это уже не песня, это целый оркестр. Прирученная мощь рвет гладь реки ножом форштевня, развалы обводов носа отбрасывают вздыбившуюся воду на стороны, и их этой пены выноситься канонерка, оставляя за собой усы высоких волн, с неожиданной силой плещущих в берег и захлестывающих низкие настилы мостков.

Жаль, что некогда просто лицезреть эту картину. Проверка вращения башен при вибрации, проверка эффективности руля на «змейке» и возникающие при этом крены. Скорость циркуляции. Само собой, работа машинерии. Словом, все то же самое, что и при экономичном ходе.

Домой долетели как на крыльях, тщательно подсчитывая, во что эта легкость выливается в граммах, точнее, в килограммах. Выходило солидно. Все же, воевать – очень дорого.

Отшвартовав Духа, дал механикам команду разбирать двигатели по винтикам. Будем смотреть износ и задиры. Надеюсь, все не так мрачно, как рисует мне воображение.

Полигон – стрельбы из новых образцов, разговоры с Семеном про егерей. Визит в полк, опять значительно пополнившийся новобранцами и, что удивительно, кандидатами в офицеры из новых дворян – похоже, народ распробовал, в какую сторону дует ветер. Словом, карусель продолжилась, беря реванш за вынужденную паузу.

Имел долгий разговор со строителями по поводу камеди. Принцип прост, можно замешать глину а потом обжечь, и получим камень. А можно сначала обжечь, а потом замешать. Удобство второго способа – обжигать можно на заводе, а замешивать уже на месте. Свел двух выделенных подмастерьев-строителей со стекольщиками – пусть экспериментируют. Возжелал вернувшись из похода увидеть образцы «кирпичей» отлитых по новой технологии и с заполнением шлаком. С заполнителем велел аналогично экспериментировать, были в шлаке какие то проблемы, то ли щелочь образовывалась, толи еще что. Вот об этих проблемах и хочу узнать. А все образцы кирпичей, в том числе и замешанных по разным рецептурам, выставить под непогоду. Посмотрим. Сослался, что это секретные испанские технологии, и мне точно не известно, что должно получится.