Текст книги "Бывший рай"

Автор книги: Алек Майкл Экзалтер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Так, в ряде планетарных явлений архиавторитаризма обособленное элитарное правительство, доводя до абсурдного логического конца социальное регулирование и ужесточение административного контроля, самопроизвольно и стихийно деструктурировали общество, превратив подданных в живущую одним днем аморфную атомизированную массу, лишенную стимулов к развитию, в конце концов переставшую реагировать на любые команды управления. В результате чего на нескольких планетах, оказавшихся временно недоступными для имперской реколонизации, наступили смутные времена социального хаоса, ужасающей аномии и административной анархии. То есть цикл насильственного принуждения и там тоже менялся на цикл силового освобождения, причем с нежелательной максимальной амплитудой, как одного, так и другого проявления социально-политической динамики.

Оптимальный характер эволюции социальных процессов в доступной Ойкумене, согласно теоретическим посылкам адепт-магистра палеографии Тео Сальсы, может гарантировать минимальное авторитарное групповое принуждение, при непременном условии индивидуалистического освобождения от эксцессивных духовных и материальных тягот, налагаемых политической системой. Иными словами, индивидуальная свобода должна компенсировать или превосходить воздействие на отдельного человека злоупотребленных, хоть и узаконенных, доказательных методов упорядочивания общества.

В качестве доказательств профессор Сальса перечисляет, чересчур много на взгляд магистра Хампера, разноплановых примеров, когда неизбежные неудобства и расходы на общий имперский авторитаризм и военную (признаем без экивоков) диктатуру Звездной империи Террания, призванную отражать эвентуальные экуменические угрозы, возмещаются системным экономическим либерализмом. А политические, экономические, гуманитарные права полноправных граждан империи, как и подданных доминионов и протекторатов, надежно и метаконституционно защищены имперскими юридическими учреждениями и региональными демократическими институциями…

Впрочем, публицистическое многословие достопочтенного учителя Даг Хампер не считал серьезным недостатком, поскольку все политические теории состоят из общих мест; их авторы пытаются доказать уже многократно подтвержденное практикой и в общем-то ломятся в открытую дверь, куда отчего-то не желают заглядывать научные и политические оппоненты творцов-теоретиков.

Научная полемика имеет завещанные с античных времен изначальной Земли традиции и нравы, поэтому профессору Сальсе приходилось неустанно повторять тезис о том, как политический авторитаризм, хотя бы на периферии человеческого бытия, вольно или невольно допускающий индивидуальную духовную и экономическую свободу, способен безболезненно, органично, без серьезных социальных потрясений перерастать в себе противоположный демократический образ правления. При этом вооруженный индивидуализм полноправных граждан империи, подчеркивал профессор Сальса, потенциально не позволяет авторитарным правителям локальных территорий закостенеть в самодержавной ригидности, способствует свободной прогрессивной эволюции и служит социальным ограничителем притязаний на абсолютистскую власть групп интереса и бюрократических объединений, в силу своей иерархической компоновки неизменно пытающихся отдаляться и секуляризироваться от тех, кем они призваны править и управлять.

Правительство может быть и либерально-демократическим, разрешая все, что не запрещено, но в настоящем варианте его поддерживает и дополняет коллективизм в массе социализированных компонентов: традиционных сословий, бюрократических структур, групп интереса. При демократии именно коллективизм, выражающийся в духовном единстве и противопоставительной идентификации социальных элементов различного уровня: семьи, профессиональной корпорации, самоопределяющегося в пространстве этноса, глобальной планетарной территории, локального и имперского патриотизма, – утверждал Тео Сальса, – является основополагающим стимулом вневременного общественного прогресса.

Одновременно, предупреждал маркиз Сальса, солидарная представительная демократия, вынужденно опирающаяся на коллективизм, несет в себе монструозный зародыш тоталитаризма, позволяющий какой-либо социальной группе, разоружив других, предъявить претензии на вооруженную гегемонию и абсолютную власть. При единовластном вооруженном доминировании групповой коллективизм разрастается как раковая опухоль в человеческом организме, где выведена из строя вторая иммунная система. В такой версии политического развития рано или поздно наступает новый цикл принуждения с максимальной амплитудой, а демократия становится тоталитарной. При этом не важно, как оно там себе происходит: с помощью демократического плебисцитарного волеизъявления или насильственным путем государственного переворота-революции.

Чтобы предотвратить чреватое горестными издержками увеличение амплитуды социально-политического цикла этатического принуждения, опять же нужны авторитарно-либеральные методы, воплощенные в освободительной контрреволюционной гражданской войне или относительно мирными средствами, когда демократическое правительство держит под недреманным контролем общественные процессы. Тогда оно наступает на горло собственной эгалитарной песне и отдает пальму первенства авторитарному произволу, поддерживаемому индивидуализмом, а носителей тоталитарного коллективистского начала временно, возможно, бессрочно элиминируют, как оно происходит сегодня и завтра будет осуществляться в имперской политической практике, выражал исторический оптимизм адепт-магистр палеографии Тео Сальса-и-Гассет.

Политологические выводы профессора Сальсы, привязанные к современной истории, так или иначе одобряли приверженцы его научной школы. В том числе и действительный магистр палеографии Даг Хампер. Своих во что бы то ни стало надо поддерживать, как бы ни клеймил в полемическом самозабвении коллективизм и групповщину достославный учитель. Ко всему прочему аргументировано отвергнуть и опровергнуть какую-либо политическую теорию способна лишь чужая теоретическая доктрина. А Даг Хампер вовсе не намеревался беспринципно перебегать в другой научный лагерь. Посему деградацию первопоселенцев Экспарадиза следует всенепременно выводить из социально-политической динамики Тео Сальсы, целесообразных обстоятельств и должным образом сервированных и поданных доказательств.

Вдобавок политические причины, придающие неимоверно веские и до невозможности доказательные обоснования всему и вся, еще более уместны, нежели подведение безразмерного философского базиса под сооружение внятной рабочей гипотезы. Политика – вещь более чем спонтанная и хаотичная, стало быть, придание политической подоплеки аргументам и найденным на планете Экспарадиз артефактам сродни искусству составления гороскопов. Подходит оно абсолютно всем. Главное в астрологии – найти путеводную звезду, под чьим светом нечто или некто родились. Тем более, время и место рождения известны – Экспарадиз-Элизиум три с половиной тысячи лет тому назад. Вот она бывшая колония, под рукой и под ногами. Осталось всего-навсего с большой или меньшей степенью достоверности растолковать, как она двигалась среди других звезд, куда пошли и как докатились до полнейшего политического упадка колонисты Экспарадиза.

Политика приходится как нельзя кстати, если приходится раскладывать по классификаторским полочкам какие-либо противоречивые социальные явления. Политические кунштюки буквально и текстуально годятся на любые случаи жизни. Поскольку из всех областей человеческой реальности политика является сопряженным с риском делом предельно неопределенным.

Тут определенно не случайно, а в силу логики рассуждений, Даг Хампер вспомнил стародавний афоризм: в жизни и в политике все обстоит совсем не так, как на самом деле.

Политика по сути парадоксальна, следовательно, в политическом измерении любой довод становится равно интересен как соратникам по борьбе точек зрения, так и врагам, окопавшимся на иных научных позициях. Если первые пытаются укрепиться в групповом мнении и найти подтверждение собственным мыслям, то вторые, выступая от противного, руководствуются архаичным диалектическим трюизмом: внимательно выслушивать противоположную сторону, чтобы узнавать в лицо врага и понимать, чем он дышит.

Дышите глубже, дорогие коллеги, не волнуйтесь и ни на что не надейтесь, не без доли ехидства предостерегал оппонентов магистр Хампер, набрасывая план будущей статьи.

… В политике все как в политике, почтеннейшая публика, в политических мотивировках познание истины вовсе не означает, будто бы тем самым удастся благополучно освободится от супротивной идеологии. Доскональное изучение обстановки и неприятеля необходимо на войне, но оно далеко не всегда пригодно на фронтах идеологических сражений.

Отнюдь, выдающихся политических успехов как раз чаще всего достигают те, кто обходится без чужеродных истин, упорно проповедуя доморощенные и самобытные понятия, не позволяя объектам пропаганды знать что-либо об аргументах и артефактах врага. Нет ничего лучше, когда не было политических печалей у тоталитарных правителей, сумевших свести к нулю свободу информации. Хотя и у изоляционистов, спрятавшихся за железным занавесом, все отнюдь не идет слава неведомым богам или вселенской энтропии – на то она и политика, если ни один тоталитарный режим не в состоянии в несокрушимом виде продлиться достаточно долго во времени и пространстве…

Раньше всего рушится вознесенная в сферы высокой политики иератическая идеология. Официозным памятникам политического зодчества и канонической пропаганде начинает противостоять неистребимое массовое недовольство через неофициальную контрпропаганду альтернативных источников и средств информации. Вскоре легендарные предания, былое и думы тоталитарных властей и тому подобное политическое мифотворчество утрачивают не только первую агитационную свежесть, но в частном и общем разумении превращаются в полностью несъедобный идеологический продукт.

Если много раз произносить слово "халва" непременно станет слаще во рту у скудоумного обывателя, безоглядно доверяющего властям предержащим, облыжно провозглашающим неразрывную исходную связь с каким-нибудь народом, родом-племенем или свое происхождение от какого-то бога, кумира, тотема. Жаль, пропагандой и агитацией долго сыт не будешь, а от частого монотонного употребления агитационно доходчивые, будь то правильные или неправильные глаголы, утрачивают вербальный и предметный смысл. Таково неотъемлемое свойство политики как явления, где смысловой и прагматической эрозии постоянно подвергаются любые идеологические догмы и благая устремленность в светло-розовую будущность. Даже в среде собственных ортодоксальных сторонников политический догматизм подвержен кардинальным изменениям. Уже второе, не говоря о третьем поколении догматиков, норовит по-своему и по-новому всесторонне истолковать, доставшуюся им по наследству историческую идеологию.

Даг Хампер был всецело на стороне Тео Сальсы, когда тот выдвинул постулат об относительности исторических знаний; из чего для них обоих следовало: политическая история внешне формально выражается в тенденциях, трендах, но абсолютно не имеет внутреннего содержания в виде объективных законов. (Нерациональные спорадические циклы принуждения и освобождения, разумеется, не в счет.) Тогда как любой политической режим, высокомерно претендовавший на некое рациональное знание и следование законам истории, никогда не мог существовать достаточно долго в локальных и глобальных границах, чтобы в течение хотя бы трех человеческих поколений обеспечить преемственность верховной власти.

История – не загнанная кляча, а очень даже норовистая лошадь, приводил сравнение Тео Сальса, на вкус Дага Хампера заезженно зоологическое. Не всем планетарным правителям дано ее объезжать по кривой дорожке. Своенравна наша лошадка, она каверзным образом ждет не дождется и улучит таки момент, когда станет возможным скинуть в дренажную канаву или любезно отвезти прямо на свалку истории горделиво гарцующего наездника, якобы взнуздавшего ее какой-либо исторической необходимостью. Притом достаточно скоропостижно, писал Тео Сальса в монографии "Принуждение и освобождение", история безжалостно расправляется и прощается с приверженцами антинаучных гипотез о классовой борьбе, сословном антагонизме и национальной исключительности.

Пусть с догалактических времен бытующие в человеческих сообществах идеологемы сталинского коммунизма и гитлеровского национал-социализма исключительно живучи словно раковые клетки, но на то она и с древности неизлечимая болезнь тоталитаризма, чтобы летально заканчиваться вместе с пораженным ею государственным организмом. Правда, чаще всего процесс умерщвления гуманистического государства, где все во имя и на благо им созданного или придуманного нового человека, весьма мучителен для тех, кто когда-то с большого невежества опрометчиво поверил, как если бы социальные группы могли быть движимы политическими стадными инстинктам, каковые, дескать надо ни много ни мало, но объективно вычислить и рассчитать. Отсюда также происходят, с позволения сказать, иллюзорные неологизмы: клиология, психоистория и другие уже не столь безобидные утопические измышления, ставшие далеко не гуманной политической практикой.

Практически, современные коммунизм, фашизм и тому подобные гуманистические утопии, как бы они от оного не открещивались, ведут научную родословную из упрощенно дедуктивных социал-дарвинистских воззрений, механистично сводящих политическую жизнедеятельность человека к его биологической сущности. Из чего диверсифицированные по всему спектру партидизма приверженцы идеи сепаратно социализированного благоденствия делают незамысловатый, технически логичный (как им кажется) вывод о единственно возможном употреблении власти исключительно ими самими, дабы счастливо доктринально направлять и политически управлять неразумными человеческими стадами.

Тем не менее, к большому счастью всего рода-племени людского, продолжил мысль учителя Даг Хампер, всякая политика, как бы многим не хотелось обратного, иррациональна и субъективна. Тогда как технологии суть объективны и рациональны. Иначе они не были бы таковыми. Тезис о принципиальной несовместимости реальной политики и мифически универсальных научно-технологических подходов ее регулирования Хампер с большим удовольствием специально выделил шрифтом в предисловии к статье "Экспарадиз: тени в бывшем раю".

Больше сочинить и порассуждать на заданную тему ему было не суждено в один присест. Служба есть служба, и научные умопостроения – ничто в сравнении с искусством ходить строем как в античные времена для тактико-строевой подготовки фаланги или воевать в данном времени и пространстве, где один в поле сам по себе автономный воин и самостоятельный воевода в режиме полной скрытности, если по приказу у него на то хватает степеней свободы и собственных мозгов. Поэтому когда по графику не вернулся из рейда второй полиамбиентный беспилотник экзобиологической разведки, по красной тревоге лейтенант Хампер возглавил разведдозор, чтобы выяснить, что же стряслось с умной боевой машиной "АМТ-чассер".

Высокая градация боевой тревоги оказалась почти напрасной, как и меры боевого охранения; ничего страшного не произошло. Ментатор беспилотника, не совсем без вести пропавшего под камнепадом в паре десятков километров от расположения экзобиологического командно-наблюдательного пункта, остановился на алгоритме пассивного поведения и, протолкнув наружу гравиметку, благоразумно дождался подмоги, дабы не нарушать режим секретности. В самом-то деле, разве может крупное травоядное животное самостоятельно выбраться из многотонной массы камней? Пришлось рейнджерам организовать еще один крупный обвал скальной породы, чтобы под его естественным гравиметрическим прикрытием скрытно вызволить боевую машину.

Вольному воля, спасенному рай, даже если он бывший, тогда как военная рутина есть рутина высшей марки, где избыточные меры предосторожности полагают нонсенсом и произволом начальства лишь нонкомбатанты, никогда не державшие в руках оружия. А вот для людей военных неукоснительное следование боевым уставам и наставлениям есть дело доблести и геройства, когда приходится преодолевать собственную бесшабашность и веселящее чувство всесилия хорошо вооруженного человека.

– … Оружия вам дано совсем не для того, чтобы с бухты-барахты пускать его в ход вверх-вниз, туда его в зад, в обе полусферы… а с целью поддержания постоянной боеготовности, – в сержантском стиле, оставив паузу для смеха, наставительно пошутил по данному поводу первый лейтенант Хампер. – Поберегите адреналин для будущего, братья рейнджеры. Капрал Дин Ли вам все ясно?

– Да, сэр, первый лейтенант Хампер, сэр.

– То-то… По возвращении в "Гнездо орла" всем действовать по распорядку.

Вновь подступившись к проблеме теней исчезнувших колонистов в бывшем раю Элизиум, Даг Хампер просветленно постулировал политкорректный императив статьи, каковой должны разделить или (хотелось бы верить) в минимальной степени оспорить все истинные приверженцы научной школы Тео Сальсы. В кратком виде постулат Хампера гласил: в изолированном авторитарно-либеральном общественном устройстве, придерживающимся идеологического плюрализма, при достижении стадии суперлативной технологической цивилизации отсутствуют объективные предпосылки социальной деградации.

Всякое иное достаточно длительное отступление от сходной модели образа правления и субъективного общественного развития чревато цивилизационными издержками, при определенных условиях способных поставить человеческое сообщество на грань исчезновения. При этом особенно пагубным был и будет детерминированный тоталитарно-демократический отказ от техногенного артифицированного исторического генезиса человека разумного и спустя десятки тысяч лет повторное включение человечества в процесс спонтанной биоэволюции.

Отстаивая исключительные идеалы техногенной эволюции, магистр Хампер не очень-то жаловал правоприменительную деятельность экуменических демократических институций, погрязших в отвратительном коллективизме и бюрократических процедурах, тормозящих научно-технологический прогресс. При прочих равных условиях Хампер отдавал преференцию быстродействующему авторитаризму и к имперской демократии, позволяющей парламентски как угодно судачить-фордыбачить экогуманистам и пацифистам, не испытывал особого доверия. В том, почему демократия может быть тоталитарной, он соглашался с системой аргументации профессора Сальсой. И прежде всего в свете внедрения инновационных технологических достижений, когда имперский военный авторитаризм как нельзя более уместен при сдерживании и профилактике весьма вирулентной инфекции коллективного тупоумия, если охранительно-консервативные пустословы так и норовят вполне демократически отринуть от себя, мало того – воспретить остальному человечеству прогрессивные начинания и распространение передовых технологий, рассуждал магистр Хампер. К слову, технологически колонисты Экспарадиза имели адекватные, сравнительно-исторически, стартовые условия и невообразимо благоприятную природную среду, но, очевидно, идеологически не сумели отделаться от экогуманистической заразы.

… Вот биосфера планеты и освободилась от них всех скопом самым простецким эволюционным образом. Экогуманисты, стремясь соответствовать сумасбродной природе, по всей видимости, пошли на поводу у естественного отбора и натурально стали биологическим видом, не выдержавшим тягот биоэволюции, работающей наобум по вероятностным критериям. Сообразно, ей рано или поздно точно удается, как говаривали пращуры, не ходить за молоком, попадать прямо в яблочко и расставлять фишки по выигрышным местам. Оставшимся в дураках статистические законы природы, по всей вероятности, не писаны, не читаны и не поняты. Для тех же, кто чуть поумнее и способен учиться на чужих ошибках, на заре времен появился рукописный ввод гусиным стилусом; в частности, так было написано: их пример – другим наука. Отсюда мне в напечатанном и (будем надеяться) в опубликованном виде научная статья "Экспарадиз: тени в бывшем раю".

Даже в природном раю человеку, вооруженному разумом и суперлативными орудиями труда, никоим образом, манером, макаром не следует забывать о безопасности. К природе и окружающей среде не стоит оппортунистически подстраиваться, возлагая надежды на авось-небось и полагаясь, будто все само по себе может идти к лучшему в каком-нибудь самом лучшем из миров. Каждый мир в доступной Ойкумене человеку разумному надлежит изящно, изысканно доместицировать, то есть аккуратно, но твердо укрощать, приручать, приучать к устойчивому утилитарному существованию в настоящем и предстоящем пространстве-времени…

Изыскав неологизм "доместикация", терминологически им заимствованный из староевропейских языков изначальной Земли, Даг Хампер восхитился, возликовал и восторжествовал, в радостном порыве разукрасив пансенсорный интерфейс, где он набирал текст статьи, фейерверком многомиллионных радужных цветов и оттенков. Только что ему пришло в голову: квинтэссенцией и лейтмотивом публикации о Экспарадизе у него отныне станет идея о человеке как хозяине, частном собственнике, категорически обязанном в своем пропиетарном вселенском праве изменять и трансформировать окружающую среду с целью сохранения, долговременного резервирования и безопасности стихийно склонной к потрясениям, бедствиям неразумной природной действительности, и потому нуждающейся в присмотре, защите от самоё себя. Зато человек истинно разумный, в новом понимании Хампера, собственно, творец и созидатель, находится уже не внутри тесной экологической ниши, бессмысленно отведенной для него биоэволюцией, а вне естественных ограничений, преступая материальные пределы в познании себя и окружающего универсума. Тем самым в данном смысле трансцендентный совокупный разум экуменического человечества перестает быть как абстрактным следствием биоэволюции, так и конкретной гуманистической причиной, рычагом, на который якобы следует давить-нажимать, дабы добиться желательных кому-либо социально-исторических результатов в отдельно взятом пространстве-времени.

В то же время гуманистический антропоцентризм, разместив человека в равноудаленную точку пересечения всех координат мироздания, считая человеческую особь мерилом, причиной всего и вся, естественно, злоупотребляет субъективным регулированием и технократическим принуждением. Вместо того, чтобы противоборствовать эффектам и эксцессам, вытекающим из принципиально иных причин, гуманисты ищут, но, к величайшей беде своих ближних и дальних, равно находят или же нет некое уникальное обоснование нежелаемых, неугодных им последствий развития в индивидуальном человеческом измерении или в людских сообществах. Называют они сии поиски-искания прикладными гуманитарными науками да единственно верными учениями. Ох, беда-беда тем людям, на ком они бессчетное количество раз пробуют экспериментировать, чтобы в очередной раз доказать и показать несостоятельность поисков химерической панацеи от болезней общества, какими им во многих случаях представляются обыденные каждодневные симптомы, признаки, проявления логичного исторического развития и последовательного прогресса.

Последствия упрямо ищущей человека социальной псевдоинженерии всегда печальны и горестны, какими бы добровольными или насильственными способами, методами не пытались призывать и действовать чрезмерно гуманные экспериментаторы, чтобы терапевтически, чаще хирургически, в силу кем-то произвольно выдвинутой необходимости или объективности инструментально улучшить на прозекторском лабораторном столе, точнее, на Прокрустовом ложе человеческую породу и совершенствовать род людской. Как если бы скальпель патологоанатома вдруг взялся исследовать, модифицировать, модернизировать самого себя, так и гуманисты всех материалистических, идеалистических, религиозных окрасов и мастей пытаются в человеке, а также в человеческих сообществах выявить и (что гораздо плачевнее) по-вивисекторски преобразовать причинно-следственные связи, превышающие гуманистическое разумение, понимание, базирующееся на малодостоверных доктринальных установках, производных от среды обитания, стереотипах обретения информации о себе и мире, нашел нужным отметить Даг Хампер в статье "Экспарадиз: тени в бывшем раю". Хампер даже выделил цветом абзац, где трактовал в первом приближении психологические и классические бихевиористские истоки простонародного, большей частью, гуманизма.

… Ближе всех к типическому гуманисту-вивисектору и модификатору находится он сам, человек разумный (по определению, но вряд ли по существу проблемы), следовательно, корни зла и цветы добра ему удобнее всего искать в себе самом, по аналогии в отдельных людях или, неправомерно обобщая, в человеческих сообществах. Затем к произвольно взятой от сохи, от почвы, от электрической лампочки накаливания или с небесного потолка доктринальной причине резво подводить следствия, а потом долго и нудно ужасаться результатам, когда, казалось, его неописуемо естественные эгоцентрические, альтруистические или еще какие-нибудь психологически стереотипные умозаключения не выдерживают испытания практикой. Но гуманисты – народ непоколебимый методическими превратностями, они продолжают в веках и тысячелетиях днем с гуманистическим огнем и взором горящим с фанатическим упорством, вовсе не достойным никакого применения, сто– и тысячекратно искать человека, близлежащие тривиальные истины, возводя их на философский уровень возвышенного обмана…

А вот и нет, добрые леди и джентльмены! Гуманизм гуманизмом, а ноги у каждого из гуманистов все равно растут из задницы. Туда вам всем и дорога…

В душеспасительную пропаганду гуманности Даг Хампер никогда не верил, умилительных слез над печальной судьбой колонии на Экспарадизе-Элизиуме прагматически проливать не проливал, пусть он (похвалиться не грех, коль скоро ты того достоин) плодотворно и превосходно, судя по магистерской степени, трудился на нивах и пажитях социально-гуманитарных наук.

…Интересно, какие-такие сельскохозяйственные культуры, кроме риса и пшеницы, произрастали у древних гоминидов Экспарадиза на тех самых нивах? По-моему, нива есть нечто аграрное. И что же или кого на деле взращивали на пресловутых пажитях изначальной Земли?..

Магистр Хампер дал себе гастроматическое задание детально выяснить эту аграрно-лингвистическую архаику, возвратившись к суперлативам цивилизации и к информационным ресурсам интергала после шикарно ленивой миссии на пустынный Экспарадиз, где никто и ничего вроде бы не препятствуют рассуждениям на тему, как и почему опустел всепланетный рай внезапно, в одночасье. Разумеется, с точки зрения цивилизованного человека и высоты истории. Хотя для одичавших потомков первопоселенцев рай становился бывшим постепенно в течение двух тысяч лет, для многих и многих поколений одуревших обывателей очень незаметно, но весьма деятельно склоняясь все ниже и ниже к политическому упадку и технологическому вырождению.

Действительно, наверняка на Экспарадизе-Элизиуме этак основательно занимались техносоциальными экспериментами, коль умудрились круто, необратимо, тотально повернуть историю вспять, заметил на полях статьи Даг Хампер. От системных взаимосвязанных суперлативных технологий к хаотичному индустриальному производству и далее дегенераты Экспарадиза катились вниз к ручному труду и мускульной рабочей силе.

… Так-так, через пару сотен миллениумов согласно дарвинистским заветам континентальные гоминиды непременно отрастили бы себе обезьяньи хвосты и с большого исторического разбега залезли на пальмы. Если раньше с неодикарями истово по-варварски не разобрались бы антарктические поселенцы, не пожелавшие надменно пренебрегать плодами и благами техногенной цивилизации…

Благополучие экуменического человечества основывается не на предвзятом манипулировании фальсифицированными гуманитарными причинами, а на аподиктическом, проверенном временем, доказанном историческим развитием разума, объективном потенциале техногенной эволюции, умеющей искусно, искусственно, рационально с течением времени создавать как для отдельных индивидуумов, так и для человеческих сообществ в целом, благоприятную социально-биологическую среду обитания, смягчая, сглаживая, сводя к минимуму негативные следствия когнитивного, по-умному говоря, гносеологического прогресса. Если таковые, признавал таки магистр Хампер, время от времени неуместно проявляют себя по мере экспансивного развития человека разумного и освоительного расширения дарованной ему судьбой доступной Ойкумены.

В доказательство того, как изумительно бездарно ищущие подходящего человека теория и практика могут безнадежно воевать с произвольно взятыми гуманистическими причинами, Даг Хампер воспользовался кое-какими палеографическими источниками изначальной Земли, сначала вспомнив на первый взгляд лишенный здравого смысла лозунг коммунистической России образца первой половины XX века в условной датировке от Рождества Христа. На полном серьезе в письменном виде тогда предупреждали прохожих на улицах: чисто бывает не в тех местах, где убирают, а там, где не сорят. Тем самым предлагалось вместо того, чтобы постоянно подметать и промывать коммунальные места, как оно говорилось, бороться за чистоту, обращаясь на первоисточник всяческого мусора, то бишь к человеку, коего в идеале следует вовсе ликвидировать. (Чтоб не сорил и не загрязнял среду, стервец…) Чем, собственно, и занималось тогдашнее государство, практически, физически, массово ликвидируя так называемые эксплуататорские социальные группы. Зато гораздо хуже у того же коммунистического государства получалось бороться со следствиями общечеловеческого развития, например, с частной собственностью не только на средства производства. Формалистически тогдашние рутенские комми лишили человека всех прав состояния, владения орудиями труда, самостоятельно распоряжения произведенной продукцией, но в полной мере рыночную экономику им отменить не удалось, и за несколько десятилетий советского тоталитаризма в товар превратилась власть, ведь ее они тоже попытались вывести из сферы либерального обращения. В итоге посткоммунистическая Россия, ее бывшие колонии сполна испытали малогуманные пертурбации частичной реставрации общемировых форматов политического и экономического либерализма.