Текст книги "Перед вратами в бесконечность (СИ)"

Автор книги: Альбертина Коршунова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 36 страниц)

   – Вот такая трагедия, герр Винтерфрай, весьма и весьма неприятная для нас, – удручённо произносит заместитель президента могущественной алхимической корпорации «Белый фиал» Квентин Новалис.

   – Когда-то это должно было произойти, – я продолжаю задумчиво рассматривать удручающий пейзаж за окном уютного кабинета Новалиса, – сегодня на турнире бьются не бойцы, а алхимические корпорации и компании, которые стоят за каждым из них. «Белый фиал», «Аркадийский котелок», «Элексиры Элдрика». И это всё ещё называют честными поединками.

   – Вы имеете что-то против алхимии? – удивлённо вскидывает бровь Квентин.

   – Нет, ведь я был на той войне, – негромко отвечаю я.

   Да, в битве у Ротенберга мы хлестали эти зелья бутылями. А как иначе, если на каждых двух латников у высших эльфов приходился маг, который бил молнией и огнём как сумасшедший, да ещё с двух рук одновременно? Райх тогда устоял, потому что не дрогнули мы. Не дрогнули, так как сражались плечом к плечу, не вникая, какой расы товарищ, что прикрывает твою спину. Сегодня об этом немного подзабыли. Впрочем, это сейчас неважно.

   – Говорите, Франц потерял сознание прямо в раздевалке?

   – Именно, – подтверждает Новалис, – сразу же после поединка. Без сознания его доставили в лечебную обитель, не приходя в него, он и скончался спустя несколько часов.

   – И маги-целители утверждают, что причиной смерти стало ваше зелье?

   – Зелье, но не наше, – резко поправляет меня Квентин, – в этом-то вся и загвоздка.

   – Это вам будет трудновато доказать, – резонно замечаю я, – ваши флаги уж какой год развеваются над тренировочным ристалищем наших бойцов. Что послужило причиной смерти – отёк мозга?

   – Таков официальный диагноз.

   – А вызвало отёк зелье, чьи следы обнаружили в крови?

   – Повышенная чувствительность к одному из компонентов, – морщится Новалис, – и целители полагают, что этот компонент тот самый – запрещённый.

   – А будь он разрешён, вы бы просто назвали всё несчастным случаем и не слишком бы переживали, что от вашего коктейля умер человек?

   – От наших зелий не умирают, герр Винтерфрай, с их помощью становятся чемпионами.

   – В этом-то и проблема, – вздыхаю я, – кстати, по какому признаку ваша ассоциация определяет, что разрешено, а что запрещено?

   – Всё просто, – объясняет Квентин, – во-первых, никакой магии при создании зелий. Только чистая алхимия. Во-вторых, никаких нарушений этических норм. Использовать человеческие органы строжайше запрещено, даже если они изъяты у закоренелых головорезов, получивших своё. И, между прочим...

   – Никаких нарушений морали, – строго напоминаю я, – есть и третий критерий?

   – Да. Ничего из потустороннего мира.

   – Вы имеете в виду Восьмикружье и его обитателей?

   – Совершенно верно. Именно вещество оттуда и обнаружили в крови Пихлера.

   – А Пихлер мог приобрести это зелье самостоятельно?

   – Исключено, – качает головой Новалис, – в этом вопросе мы не допускаем никакой самодеятельности. Вся подготовка бойца к турниру идёт под нашим строгим контролем.

   – Другими словами, вы считаете, что зелье подменил некий злоумышленник?

   – Для нас это ясно, как день.

   – Чего он хотел? Снятия Франца с соревнований? Подорвать вашу репутацию?

   – Возможно и то, и другое. Франц – один из лидеров команды, а скандал с запрещённым препаратом серьёзно ослабил бы наши позиции на рынке. Конечно, вряд ли он и его заказчики ожидали летального исхода...

   – То есть в теории это зелье совершенно безвредно? Для здорового человека?

   – Оно точно не яд. Ни в какой форме. Выпей его кто-нибудь другой из наших бойцов – лишь резвей носился бы по ристалищу.

   – Подозреваете конкурентов?

   – Подозрения никому не интересны. Нужны доказательства.

   – Тогда ищите исполнителя. А если не найдёте?

   – Не найдём до конца дня – снимем команду с турнира.

   – Испортите всё веселье

   – Нам не до него. К тому же, согласитесь, какой праздник, когда умер герой всего фюрстентума?

   – Сильный аргумент, – одобрительно киваю я, – если не секрет, какова ваша личная версия?

   – То есть, кого считаю преступником лично я? Как всегда, я иду по пути наименьшего сопротивления. Главный подозреваемый – тот, кому было совершить преступление проще всего. Таковых в данном случае двое – наставник бойцов Хольцер и Ханс Эверд – он жил с Пихлером в тренировочном доме в одном номере. Наш глава службы безопасности Иржи Паточка разрабатывает именно их.

   – Да? Всё, пропал турнир, – безнадёжно машу я рукой.

   – Почему?

   – Я знаю Хольцера с войны. Турнир для него – дело всей жизни. И даже если гипотетически предположить, что алеманский воин мог подложить свинью боевому товарищу, только без обид, вы, в самом деле, полагаете, что кто-то из них всерьёз воспримет человека, с фамилией Паточка?

   – На что вы намекаете?

   – Начистят вашему Паточке физиономию, этим всё и кончится. Я – не пророк, но никаких стоящих сведений он не добудет.

   – А если с бойцами поговорите вы? Вас они уважают, и если кто-то что-то подозрительное заметил, то с вами поделятся гораздо охотней, чем с Паточкой. В конце концов, вы, наверняка, считаете Франца Пихлера, как это вы говорите «... товарищ по оружию».

   – Ну, раз вы говорите, что расследование займёт не больше суток, – я на мгновение задумываюсь, – а почему бы и нет? Это не самый худший способ потратить время.

   – Вот и договорились. Я бы пообещал вам полную поддержку фюрста, но ведь вы и без нашей помощи входите в его дворец в любое время дня и ночи.

   – Что вы хотите, – улыбаюсь я, – род Винтерфраев – второй по знатности в Медвежьем городе.

   .....................................................................................................................

   На ловца, как говорят, и зверь бежит. Почти у самого входа в здание корпорации «Белый фиал» я сталкиваюсь с Гюнтером Штайнфаустом – штандартенфюрстом «Лейб-штандарта» – элитного отряда нашего войска. Гюнтера я хорошо знаю ещё со времён войны – тогда он лихо рубил высших эльфов с рвением, которое сделало бы честь любому бойцу. Судя по его карьере, к этому занятию он не потерял интереса и сегодня.

   – Доброе утро, Вольфганг, – на лице Штайнфауста, словно высеченного из гранита, мелькает нечто отдалённое похожее на приветливость, – что, тоже заходили к этим алхимикам узнать о смерти Франца?

   – Если откровенно, то заходил я не совсем за этим, я не охотник до сплетен. Но вот выхожу с осознанием, что уже в деле. В смысле – расследовании.

   – Да? – в низком суровом голосе Гюнтера звучит явный интерес, – и чем поделился с вами этот хлыщ Квентин?

   – Иржи Паточка разрабатывает Хольцера и Эверда, – доверительно сообщаю я Штайнфаусту.

   – Создатели, – тихо рычит и закатывает глаза к небу Гюнтер, – не зря говорят, что алхимия – наилучшее занятие для воров. Они понятия не имеют, что такое боевое товарищество и воинская честь алемана.

   – Зато их логика понятна – подозревают тех, кому проще всего было подменить зелье Францу.

   – А надо тех, кому была выгодна его смерть, – жёстко отрезает штандартенфюрст.

   – Не думаю, что речь шла об убийстве. Скорее замышляли снятие Пихлера с турнира.

   – Не важно. Вы поняли мою мысль.

   – И как я понимаю, – вскидываю я бровь, – у вас есть версия? Поделитесь?

   – Орки, – убеждённо произносит Гюнтер, – в командной битве они будут нашими следующими соперниками. Выведи они Франца из игры – их шансы на победу существенно бы возросли. И это не голословное обвинение. Мы выяснили – один из этих зубастых был на нашем тренировочном ристалище. Якобы наблюдал за тренировкой. Вот тогда-то он и подменил зелье.

   – Орков всегда считали настоящими воинами, – напоминаю я.

   – Дикари, – отмахивается Штайнфауст, – настоящая честь им не ведома. А вот шаман у них есть. Но мы это так не оставим. С рук им это не сойдёт. В общем, знайте, если мы выйдем из турнира, а убийца останется безнаказанным – «Лейб-штандарт» снесёт с лица земли орочью крепость в нашем владении. Давно пора.

   – У орков превосходные доспехи и неплохое оружие.

   – Спорить не стану. Но против нашей эбонитовой брони и клинков им не устоять.

   Что верно, то верно. Идущий в бой «Лейб-штандарт», в чёрной эбонитовой броне, под знаменем, украшенным руническими молниями – зрелище одновременно грозное, величавое, и устрашающее. А что крепость орков – деревянный частокол, да пара вышек. Да и орков там не много. Разнесут, раскатают по брёвнышку.

   – А фюрст знает о вашей затее?

   – Не знал бы, не послал бы с нами Тоттенкопфа, – улыбается штандартенфюрст.

   – Старина Тоттенкопф с вами? Понятно, придворный маг всегда увлекался некромантией, а тут столько подопытного материала.

   – Этого добра мы предоставим ему в избытке, – обещает Гюнтер.

   Кто бы сомневался. Но если орки из других крепостей начнут мстить. Нет, здесь в Медвежьем городе бояться нечего – тут и «Лейб-штандарт», и стража в резной алеманской броне, и отважный фюрст, который первым мчится на коне на помощь алеманской деревне, когда на неё нападают разбойники. Но вот поселения сельтов, южных нормандинов, ротвахов. На них фюрсту всегда было плевать. А про тёмных эльфов и говорить не приходится. Перед моим взором почему-то предстаёт огонь и кусок недожаренного мяса, из которого сочится ещё красная кровь. К чему бы это?

   – И всё же я надеюсь, что турнир для нас ещё не закончен, – говорю я вслух.

   – Надейся на лучшее, но готовься к худшему, – резонно отвечает штандартенфюрст.

   Интересно, что в данном случае он считает тем и другим?

   ..................................................................................................................

   В эту пору самая худшая часть суток – позднее утро. Почему? Да потому что в эти часы всё вокруг кажется каким-то блёклым и тусклым – словно кто-то нарочно убавил яркость всех красок этого мира. Даже здесь – в самом роскошном гранд-отеле Медвежьего города «Свеча и очаг» это чувствуется. Куда подевалось всё вечернее великолепие и таинственность, когда отель сияет многочисленными огнями, когда в мраморных каминах как-то по-особому уютно горит мирный огонь, а самые искусные барды города красивыми, отлично поставленными голосами поют «За годы младые мы чашу испьём». Наверное, зря я зашёл сюда по дороге.

   – О, герр Винтерфрай, – поспешно направляется ко мне от барной стойки Донован Кин – молодой спортивный журналист из Города Мечей.

   А может и не зря. Донован прибыл к нам специально, чтобы освещать ход турнира, так что смерть Пихлера, наверняка, не прошла мимо его внимания.

   – Доброе утро, герр Кин. Как ваши дела?

   – Прескверно, прескверно, герр Винтерфрай, – жалуется Донован, – представляете, этот негодяй Паточка не хочет делиться с прессой ходом расследования.

   – Что, турнир вас уже не интересует?

   – Герр Винтерфрай, для журналиста сенсация – это хлеб насущный. А тут – целое убийство!

   – Тогда считайте, вам повезло. Я немного в курсе расследования Паточки и кое-чем могу с вами поделиться.

   – Я слушаю, – мгновенно подбирается Кин.

   – Паточка подозревает Хольцера и Ханса Эверда, – многозначительно сообщаю я.

   – Я бы поставил на Эверда, – после короткой паузы произносит Донован, – хотите знать, почему именно он убил Пихлера?

   – И почему же?

   – Из-за женщины, – убеждённо говорит Кин, – уверен, Эверд был любовником супруги Пихлера и решил немного изменить свой статус.

   – Вы немного увлеклись, Донован, – охлаждаю я пыл журналиста, – зелье, ставшее причиной смерти Франца, – никакой не яд. Никто не считает это преднамеренным убийством. Речь идёт о попытке подставить Пихлера и «Белый фиал», а сама смерь – это несчастный случай. Так что ваша версия более чем сомнительна. Ладно, если узнаю кое-что ещё интересное, обещаю, вы в неведении не останетесь. До скорого.

   ..................................................................................................................

   – А, Вольфганг, как я рад увидеть настоящего алемана! – гауптшарфюрст Ральф Штайнфауст – родной брат Гюнтера, уже успел поднять себе настроение кружкой-другой доброго алеманского мёда. Собственно, именно из -за любви к поднятию настроения Ральф всё ещё гауптшарфюрст, а не, скажем, гауптштурмфюрст, – хоть кто-то разделит мою скорбь!

   – Вы про смерть Франца? – уточняю я.

   – А о чём же ещё? – разводит руками Ральф, – но ничего, сегодня ночью я и мои товарищи отомстим этим остроухим. Разнесём весь их проклятый квартал!

   – При чём здесь тёмные эльфы, Ральф?

   – При чём? – довольно ухмыляется Штайнфауст, – при чём. А кто, по-вашему, поменял зелье, а?

   – Кто?

   – Эльф! – выпаливает Ральф, – уборщик на тренировочном ристалище. Я всё разузнал, Вольфганг, всё проверил. Этот длинноухий мерзавец весь тот день там находился и убирался во всех помещениях, в том числе и в номере Франца, и в раздевалке. Естественно, были моменты, когда его никто не видел. Да и кто будет обращать внимание на какого-то эльфа-уборщика. Вот тогда-то он и воспользовался случаем, и подменил зелье. Но сегодня ночью они за всё ответят!

   – В вашей версии есть определённый смысл, – морщась, признаю я, – и её стоит проверить. Но разнести весь квартал. Кстати, ваш брат грешит на орков.

   – А может они заодно, – разрождается светлой мыслью Ральф после некоторого мучительного раздумья, – золото у орков водится, вот они и заплатили мерзавцу. Много ли тому надо?

   – Всего ничего, – мрачно отвечаю я, – всего ничего. Вы уж ночью там не перепутайте друг друга с эльфами.

   – Будьте покойны, – довольно смеётся Ральф, – по ушам отличим!

   Отличат, как пить дать отличат. Это с виду Ральф – шкаф шкафом без малейшего признака разумной мысли, а на самом деле кое-что в его голове работает. Сунуть бедняге пару золотых за, с первого взгляда, безопасную подмену – при такой жизни эльф вполне мог и согласиться. И убрать его в случае чего – не проблема. Разнесут, разнесут весь квартал. И никто им не помешает. Скверно.

   ...................................................................................................................

   – Вы слышали, герр Винтерфрай, дракон напал на Священную Рощу, – ошеломлённо сообщает мне стражник у входа в Эльфинаж, – кстати, что вы здесь забыли? Дайте-ка угадаю – кто-то из этих длинноухих негодяев украл у вас сладкий рулет.

   Да, да, без шутки юмора в такое время никак.

   – Ваша проницательность делает вам честь. А как тут вообще, спокойно?

   – Тут только пьяные драки, да мелкие кражи. Эх, давно у нас не было хорошего разбойничьего налёта, – мечтательно произносит стражник.

   Будет. И очень скоро. При вашем полном попустительстве и бездействии.

   – Может, присоединитесь к вашему кузену?

   – Да, и меня когда-то вела дорога приключений, – вздыхает страж.

   .....................................................................................................................

   Запустение. Когда причина ему беззаботная лень или беспечная легкомысленность – она вызывает у нас лишь саркастическую насмешку или доброжелательную укоризну. Но когда запустение порождают отчаяние и безнадёжность – печаль и тоска воцаряются и в наших сердцах.

   Эльфинаж. Здесь даже снег кажется серым, как будто настоящая пыль полностью поглотила его. Мерзкая смесь, и она повсюду. При одном взгляде на неё на зубах ощущаешь противный вкус и скрежет сухой земли и глины. Так что на облупившиеся стены, заколоченные окна и покосившиеся заборчики уже просто не обращаешь внимания. Странно, я никогда не задумывался, почему местные обитатели не бегут отсюда. Что их удерживает в этом затхлом квартале? Хаос и ужас, что творятся за мощными стенами Медвежьего города? Или воспоминания, что так было не всегда?

   Да, при деде и отце нынешнего фюрста дом, возле которого я стою, посещали многие знатные алеманы, не находя в этом ничего постыдного или зазорного. Его хозяин пользовался у них заслуженным почётом и уважением. Сейчас, многие об этом стараются забыть. Но вот я помню. И не забуду.

   – Здравствуйте, доктор.

   – А, герр Винтерфрай, какая честь. Решили снова навестить старого эльфа?

   – Я к вам по делу, доктор. Разрешите?

   – Конечно, конечно. Проходите. И хотя вы, конечно, уже привыкли к этой обстановке, я всё-таки опять попрошу у вас прощения.

   – Не за что, доктор. Не за что.

   Эти комнаты знали лучшие времена. Как и мы, как и весь Райх. Старость – не радость. А печать древности и ветхости лежит здесь на всём – на истёртом ковре, поцарапанной, рассохшейся мебели, потемневших и потускневших переплётах книг.

   – О чём вы жалеете больше всего, доктор?

   – О том, что мне не позволяют передавать мои знания. Если они уйдут вместе со мной...

   – Это называют безвозвратностью.

   – Но не будем о грустном, герр Винтерфрай. Вы ведь не затем пришли ко мне, чтобы разделить мою меланхолию?

   – Вы считаете это меланхолией? Впрочем, вы правы. Как я уже говорил, мне нужен ваш совет. Вы слышали о трагедии на нынешнем турнире? О смерти Франца Пихлера?

   – Плохо, очень плохо. Такой молодой человек. А ведь я знал его ещё маленьким мальчиком. Да, тогда ваши соотечественники с радостью приводили ко мне своих детей. И могу с гордостью сказать – я дарил исцеление всем им. А тот случай с Францем я хорошо помню – мальчик находился в шаге от смерти.

   – Даже так?

   – Представьте себе. Тяжелейший приступ, вызванный, как я выяснил после тщательного исследования, аллергией на лиловый горноцвет.

   – Лиловый горноцвет, лиловый горноцвет. Подождите, – поднимаю я указательный палец, – эссенция демона, яйцо дрозда, лиловый горноцвет. То есть у Франца не было никакой повышенной чувствительности к эссенции демона?

   – Герр Винтерфрай, эссенция демона – это вещество из совершенно иного, чуждого нам мира. Поэтому, несмотря на всю свою одиозную славу, на всех нас без исключения действует совершенно одинаково. Поверьте моему многолетнему опыту.

   – Знаете что, доктор, в свете нынешних порядков, вы лучше не распространяйтесь, что лечили Франца и знали о его аллергии к горноцвету. Кое-кого вы можете ввести в сильнейший соблазн. Превратить несчастный случай в умышленное убийство.

   – Если откровенно, вы несколько запоздали с вашим советом.

   – Это как понимать?

   – Неделю назад у меня состоялась весьма интересная беседа. Сами понимаете, в последнее время меня не часто балуют визитами, а тут. Не припомню уже, с какой темы начался наш разговор, но где-то в его середине мы как-то незаметно перешли на обсуждение современной алхимии. Вот тогда-то я и рассказал о той скрытой опасности, какую способны нести на первый взгляд совершенно безвредные препараты. Ах да, перед этим мой собеседник, как-то вскользь упомянул о нынешнем турнире и о том, что Франц Пихлер на нём – явный фаворит, в том числе благодаря поддержке «Белого пиала».

   – И вы привели приступ Франца, как пример скрытой опасности зелий?

   -Да, но не назвал точный диагноз, всё-таки я не забыл о врачебной этике. Но знаете, на следующий день. Да на следующий день у меня сложилось впечатление, что в дом кто-то заходил в моё отсутствие. Меня тогда спешно вызвали в наш клуб, там одному посетителю стало плохо.

   – А почему вы сказали, что у вас сложилось впечатление?

   – Ничего не пропало. Но вот мой медицинский архив – не могу утверждать с полной уверенностью, но...

   – У вас возникло чувство, что некто просмотрел его? – уточняю я.

   – Что-то в этом роде.

   – А ваш словоохотливый гость, это случаем не Иржи Паточка? – как бы между прочим бросаю я.

   – Нет. Это был молодой журналист из Города Мечей.

   – Донован Кин?

   – Совершенно верно. Вы знаете его?

   ..................................................................................................................

   Всё-таки тёмные эльфы – ещё те оригиналы. Слово то какое выдумали – клуб. Вот у нас у алеманов всё просто и ясно. Кабаре. Его «Лейб-штандарт» посещает чуть ли не всем составом. Впрочем, это сейчас совершенно не существенно. Важно то, что я, кажется, напал на след.

   – Послушайте, приятель, это правду говорят, что один из ваших завсегдатаев недавно чуть не приказал всем долго жить?

   – Создатели с вами, герр Винтерфрай, – взволнованно всплёскивает руками бармен, – да он никакой не наш завсегдатай. Наши посетители – приличные эльфы. А этот тип – вообще не местный. Он прибыл с город вместе с этим журналистом из Города Мечей – как его – Кин. Компаньон. И сюда они заявились вдвоём. Но журналист быстро ушёл, а этот – задержался. Я вам про него только одно скажу – шут. Кривлялся, зубоскалил, нёс всякий бред и ломал комедию. И всё время вспоминал свою мамочку. А напоследок устроил этот балаган с приступом. Мы все перепугались не на шутку, побежали за нашим доктором, но вы его знаете – настоящее светило науки. Ну, тот его откачал за пять минут, так этот чудак чуть ли не полчаса благодарил доктора и всё не хотел его отпускать, пока тот не выпьет с ним. Доктор еле-еле от него отвязался. И знаете, что я вам скажу – по мне весь его приступ – чистой воды жульничество.

   – Знаете, приятель, я вот тоже об этом подумал, – медленно и негромко произношу я.

   ..................................................................................................................

   Забавный компаньон Донована Кина расстался с ним и покинул город на следующий день после происшествия в клубе. Занятно. Но ещё занятнее другое – все наши бойцы, что были в день смерти Пихлера на турнирной арене, в беседе со мной уверяли, что Кин там не появлялся. Поэтому не удивительно, что моё расследование я завершаю там, откуда его и начал.

   – Ну что, Квентин, вы узнали, что я просил?

   – Да, герр Винтерфрай, – кивает Новалис, – за два дня до трагедии с Францем, к нам поступил заказ на приобретение Зелья долгой невидимости и лилового горноцвета.

   – И кто покупатель?

   – Наш курьер доставил заказ по указанному адресу. Отель «Свеча и очаг».

   – Что же, я, пожалуй, повторю его маршрут.

   ..................................................................................................................

   Предсумеречный час – чудесная и таинственная пора. Сама природа намекает нам – пришло время забыть о дневных сиюминутных заботах и бессмысленной суете. Сама вечность готова предстать перед нами. Счастлив тот, кто, отрешившись от мелочных дел, вдохнув глубоко воздух и закрыв глаза, почувствует и ощутит её прикосновение. Оно дарит умиротворение и душевный покой. Оно открывает истину. Увы, сегодня я в число этих счастливцев не вхожу. У меня ещё осталось одно неоконченное дельце.

   – А, герр Винтерфрай! – приветствует меня Донован Кин, стоя у парапета на втором этаже отеля, – узнали что-то новенькое?

   – Я ведь обещал вам, Донован, что не оставлю вас в неведении. А я всегда держу слово.

   – Тогда поднимайтесь ко мне в номер. Надеюсь, я не останусь разочарованным.

   – Я тоже.

   Знаете, считать ступени – неплохой способ сохранить спокойствие и самообладание.

   – Итак, я слушаю, – устраивается поудобнее в кресле Донован.

   – Недурные у вас апартаменты, – осматриваюсь я, – и сколько стоит провести в них день?

   – Не так уж и много.

   – Особенно когда платят за вас, – многозначительно произношу я.

   – В моём издании не скупятся на расходы, – улыбается Кин.

   – Оно, случаем, не входит в холдинг семейства Шварцхайде? – интересуюсь я.

   – Мы независимы, – спокойно отвечает Донован, – а почему вы спросили о них?

   – Насколько мне известно, Шварцхайде-младшая входит в правление «Элексиров Элдрика». А там спят и видят, как потеснить позиции наших алхимиков из «Белого фиала». Но если честно, меня больше интересует другой представитель этой семьи – Зигберт. Это ведь он сделал на прошлом турнире рекордную ставку в пятнадцать тысяч золотых марок на проигрыш Пихлера?

   – Да и был в бешенстве, когда она не сыграла.

   – Тогда многие дельцы из Города Мечей пролетели. Что-то у них не срослось.

   – И вы намекаете...

   – Дискредитация основных конкурентов – это как раз в стиле Гильдии Воров, которая, как говорят расположена в Городе Мечей. А злые языки утверждают, что семейство Шварцхайде тесно связаны с ней. Но Гильдия не убивает. А вот некая другая организация...

   – Другая, – вскидывает бровь Донован.

   – Schwarzheide – schwarz sakrament, – выразительно говорю я, – а вы были правы. Франца убили. Расчётливо, хладнокровно и с выдумкой. Архив старого доктора – это ведь настоящий кладезь интересных сведений, не так ли? А ваш компаньон – блестящий актёр. Вы очень правильно сделали, что отпустили его, но вот время вас поджимало, поэтому лиловый горноцвет вам пришлось покупать у местных алхимиков. Как и зелье долгой невидимости. Что, Зигберт настолько кровожаден?

   – Поэтому часто расстраивает мать, – качает головой Кин, – но её уроки не идут ему впрок. Впрочем, о чём это я. Мне интересно другое – зачем вы влезли в это дело?

   – Да, видите ли, – любезно поясняю я, – я прекрасно знаю, что в одной орочьей крепости живут женщины и дети, а кое-кто не считает их таковыми. Ещё мне известно, что поселения беженцев за стенами города совершенно беззащитны. А, кроме того, мне дорог один квартал нашего города. И хотя многие мои соотечественники зовут его не иначе, как помойка, мне не хочется, чтобы сегодня ночью пламя заплясало по крышам его лачуг, а на улочках валялись чьи-то тела.

   – Понятно, – не торопясь встаёт с кресла Донован, – метите в спасители мира? Боюсь, это место уже занято.

   – Что-то уж очень уверенно вы об этом говорите, – замечаю я.

   Секунды две мы молча смотрим друг на друга, а затем Кин наносит резкий боковой нижний удар ногой и ею же боковой в голову. Я успешно блокирую оба и выбрасываю в ответ ногу в грудь Донована. Журналиста отбрасывает к стене, но он тут же, чуть ли не бегом возвращается на исходную позицию. Исполнив ногами удар-ножницы в прыжке, отбитый мной, он трижды резко и быстро бьёт руками в голову. Но и они не достигают цели, впрочем, как и мой ответный. Вновь с его стороны следует комбинация из верхнего бокового и удара с разворота, ещё один круговой, он наносит в очередном высоком прыжке. Но все они лишь рассекают со свистом воздух, точно так же, как и мой верхний прямой. Годы у меня уже не те, чтобы скакать, аки горный козёл. Донован рвёт дистанцию и с близкого расстояния садит целой серией коротких прямых в корпус, заканчивая её размашистым боковым. Вот от него то я и ухожу, опускаясь в поперечный шпагат и тут же нанося удар Кину в пах. Журналист складывается от боли, я же, резко поднявшись, добавляю ему двойку в голову и круговой с ноги. И я в молодости обожал это дело. Донован вновь отлетает к стене, крепко впечатаваясь в неё, и на этот раз поднимается с явным трудом.

   – Да вы какой-то неубиваемый, – с досадой, недовольно морщась, произносит Кин.

   Что есть, то есть. Думаю, каждый, кто пережил битву при Роттенберге, скажет о себе то же самое.

   – Ладно, квест всё равно зачтён, – немного успокаивается Донован, – так что... счастливо оставаться, – проворно сигает он в окно, вдребезги разнося стекло.

   Квест, так это теперь у них называется.

   – Эй, стой! Стой, кому говорю! – доносится с улицы отчаянный крик стражника, – а гром меня разрази, Создатели! Проклятое простреленное колено!

   ..................................................................................................................

   – Вот это да, – удивлённо говорит фюрст, – и Гильдия воров, и Братство тьмы. А ведь казался вполне приличным человеком. И вы подозреваете, Вольфганг, что тут замешаны Шварцхайды? Скверно, очень скверно. Город Мечей – наш главный стратегический союзник, а они там – самое влиятельное семейство. Могут смело потягаться с самой фюрстин. Боюсь, в свете нынешней ситуации, придётся эту тему замять. Ну а с исполнителя, не будь я фюрст Медвежьего города, мы тысячу золотых марок стрясём.

   – Во всяком случае, полагаю, «Белый фиал» очищен от всех подозрений.

   – Я тоже так считаю, – кивает фюрст, – ваши доказательства столь убедительны, что у комиссии не должно возникнуть никаких сомнений. Так что, Квентин, вам не придётся снимать нашу команду с турнира. И я вам не прощу, если наши бойцы не возьмут первого приза. Вздуйте этих орков как следует. Для наших ребят турнир состоится в любую погоду.

   – Раз поход на орков отменяется, – вступает в разговор Гюнтер Штайнфауст, – думаю, пора вернуться к нашей главной проблеме. Мы должны заставить фюрста Драконьего города наконец сделать выбор.

   – Он настоящий алеман, – торжественно заявляет фюрст, – уверен, он примет правильное решение.

   Так, эти речи я слышу уже в сотый раз. Мне пора.

   .................................................................................................................

   ... Эверд великолепно принимает на щит молодецкий удар орочьего боевого молота! Браво, браво, Эверд! Биттерфельд молнией проносится по краю ристалища... Меч, меч у Лангера. Удар, ещё удар! Да! Есть! Орк без сознания валится наземь! Счёт открыт. Один ноль в нашу пользу! Вы слышите, слышите восторженный гул трибун? Да, именно за это мы все любим Турнир.

   Турнир продолжается. И вот, что я вам скажу. Пусть боевые молоты и булавы глухо бьют о щиты, а мечи и секиры высекают искры друг о друга и доспехи только на его ристалище. Шут с ними, с зельями. Пускай хлещут его сколько влезет. Лучше уж здесь, чем, да вы и сами всё прекрасно понимаете.

   Перед вратами в бесконечность

   Знаете, что отличает грозную и могучую империю от маленького уютного королевства? Гибнет она дольше и гораздо мучительней. Больше крови и грязи, сильней накал страстей. Многие погреют на этом руки, а историкам и поэтам вообще жаловаться грех. Благодатная тема для первых и неиссякаемый источник вдохновения для вторых. Те, кто попадут на страницы их трудов, возблагодарят судьбу. Они обретут бессмертие – самый ценный дар на этой земле. О них узнают. Их запомнят. Они избегнут самой страшной участи, уготованной остальным – полного забвения. Ради такого и жизнь отдать не жалко, верно? Кто сейчас предложит за неё лучшую цену?

   Впрочем, если эта история не оставит равнодушными далёких потомков, я буду не слишком высокого мнения об их моральном облике. Объяснить мою позицию получше? Что же, я начну...

   Глава 1. Основная локация

   Если бы кто-нибудь пару лет назад сказал, что я задержусь в этом городе, я рассмеялся бы ему прямо в лицо. Менее всего меня привлекают подобные места. Но когда вы играете вторым номером – выбор не за вами. Особенно, когда вы подозреваете, что другого шанса не будет.