Текст книги "Серое небо асфальта"

Автор книги: Альберт Родионов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

Виктор тихонько матюгнулся…

– Опять, блин, плечами жмёт, да у тебя их два – тыла то, а может и три, – он зачем-то посмотрел на свои руки, потом в старенькое, стоящее напротив, трюмо. – Машка, что-то говорила, будто выкупили они тебя на двоих – с Лизой, фифти – фифти!

– Ты гонишь, что ли? – Димка даже привстал от удивления. – Маша… – он потянулся к плечу спящей женщины…

– Не трогай, пусть спит, она, кстати, просила тебе не говорить об этом, но я посчитал, что так будет не справедливо, – Виктор сорвал пробку с бутылки. – Ну что, добавим в голову?!

– Наоборот, отнимем! – кисло усмехнулся Дима.

– Не знам… не знам…

* * *

Внизу живота давило и он открыл глаза, сон бежал оттого, что пора было бежать в туалет ему.

– Отолью и досмотрю свой добрый сон, – подумал он, переваливаясь на бок и вставая со скрипнувшей плоскости. – Голосистый ты мой, – Димка недружелюбно посмотрел на диванчик и натянул покрывало на голое бедро Маши. – Всё тело в одежде, но именно нога оголилась, – усмехнулся он и заправил под ремень, вылезшую из брюк рубашку. – Так, щас разгуляюсь и уже не засну, а сон был такой классный. – Он поспешил в туалет…

В животе стало легко, но заснуть не удавалось, да и Машка ворочалась с боку на бок, заставляя диван стонать оргaном.

– Не спишь? – спросила она, не открывая глаз.

– Сплю!

– Не ври! – она приподнялась на локтях и погладила его щёку. – Где, кстати, Виктор?

– С утра исчез, словно бестелесный дух!

– А я соскучилась!.. – она виновато посмотрела в ближний угол комнаты.

Он понял: соскучилась не по Виктору, и почувствовал, что тоже благодарен ей за всё; ему вдруг так стало жалко себя, её, так жалко, что либидо оголтело кинулось на помощь, словно в последний раз, испугавшись наступления конца.

– Организм, на похмелье, думает, что я умираю, и стремится к размножению, – усмехнулся он и обнял Машу за талию…

– Вставай милый, раздевайся, а я бельё свежее постелю, – она вытащила испод кровати Амалии клеёнчатый чемодан и достала оттуда чистый комплект белья. Быстро набросив всё это на диван, подарила Димку светящимся взглядом и шмыгнула в ванную…

… – Ой, осторожно, у меня, кажется, сломаны рёбра, – Димка сморщился от боли, и Маша переместилась ниже…

– Не плачь малыш, я всё сделаю сама, – задыхалась она, стараясь не причинить ему боль…

– Да я, как-то тоже не прочь тебе помочь, – пыхтел он, – движение – жизнь!

Они смотрели в серый, давно не белёный потолок, во все четыре глаза, рука в руку, и казалось, медитируют.

Потолок, был чист, ровен и сер.

– Зима – мухи спят – потолок чист! – подумал Дима и вспомнил свой белый потолок… – Лиза сейчас пьёт чай, а может, приехал Федька, у него должна закончиться сессия. Эх, повидаться бы, да разве в таком виде пойдёшь. Нет, таким он меня видеть не должен, и Лиза не должна! Эх…

– Надо в церковь сходить, – раздался голос у самого уха.

– Чего ты там забыла? – он продолжал смотреть в потолок, он привык смотреть в потолки, хотя давно уже не смотрел. – "Врёшь, – вспомнил он, – смотрел, на шершавый, копченый, иссиня-серый… в камере".

– Хочу помолиться! – она вздохнула, уже не у самого уха и он понял, что отвернулась.

– Ты хоть одну молитву знаешь?

– И не одну!

– Что, верующая? С каких пор? – он повернулся на голос и внимательно вгляделся в её профиль.

– Всегда! – она тоже смотрела в потолок. – Просто забыла об этом и… честно говоря, обижалась. – Он увидел, как маленькая прозрачная слезинка скатилась у основания её носа, она большим пальцем растёрла её по щеке и сказала: – У Достоевского в "Бесах" Пётр Степанович говорит: "… в религии: чем хуже человеку жить или чем забитее и беднее весь народ, тем упрямее мечтает он о вознаграждении в раю, а если при этом хлопочет ещё сто тысяч священников, разжигая мечту и на ней спекулируя, то…" – она, уже не скрываясь, шмыгнула носом и стряхнула движением головы, обильнее побежавшие слёзы.

– Я тебя понимаю, – тихо сказал Димка и снова уставился в потолок, ему было неприятно видеть её слёзы, потому что самому хотелось разрыдаться… от жалости ко всему миру. Но ведь ещё вчера он пел оду "К радости!" оттого и было неприятно сегодня смотреть на слёзы.

– Вот и он – Пётр Степанович – редкая сволочь, так и сказал: "… то я вас понимаю".

– Ты хочешь сказать…

– Нет, извини, я не имела в виду… поверь… ведь я, кажется, люблю! – последние слова она сказала очень тихо и повернулась к нему, он почувствовал это по её прерывистому дыханию, затем по красному носу, уткнувшемуся в его щёку. – Люблю! слышишь?

Он молчал и гладил её руки, даже поцеловал в мокрую солёную щёку; ей было мало – без слов и ласки, их лимит был исчерпан, но она, кажется, нашла свой Срединный Путь к его сердцу и терпела, успокаиваясь тем, что вновь набралась ума.

– А может, и не пойду, – она потерлась щекой о его плечо, вытирая последние слёзы.

– Чего это тебя носит? – усмехнувшись, он погладил её волосы.

– Потому что: "Чистота и нечистота связаны только с самим собой, одному другого не очистить", именно так должно быть написано в твоей маленькой книжке, – Маша покачала головой… – Согласно школам хинаяны, лишь самостоятельные нравственные и духовные усилия могут благоприятно сказаться на судьбе, ибо над законом кармы не властны ни люди, ни боги, ни сверхъестественные силы.

– Слушай, откуда ты-то это знаешь, изучала, что ли, в институте? – Димка с уважением посмотрел на лежащую рядом женщину. – Ко мне вдруг приходит… но поверишь, я совершенно не читал эту свою книжицу, собирался, правда, да не успел, не знаю, откуда она взялась… на мою голову.

– Кто знает, куда истина?! Может, на голову, может, на добро, трудно ответить однозначно, не попробовав; меня эти знания тоже когда-то сбили в лёт! Но вот ведь в чём проблема: если бы действительно знания, а то ведь так – по верхам. Этому надо посвятить жизнь, не играть в Буддизм, а изучать! Можешь себе представить "Слово Будды" в 108 томах энциклопедического формата, а "Толкование Закона" индийскими мастерами в 225 томах? Разве можно это изучить походя!?

– Невозможно и не походя, хоть стоя, хоть лёжа, хоть сидя, это почти бесконечность! – Димка восхищённо кивнул.

– Бесконечность в познании, – Маша улыбнулась. – Эту фразу можно отнести к чему угодно. Получается, что всё, за что ни возьмись, бесконечно!

– А косность, невежество?

– Не стоит о грустном, – Маша перешагнула через Димку и сняла со спинки стула халат. – Между прочим, если уж так кортит тебе достичь Просветления, то совсем не обязательно проходить десятки стадий приближения к нему. Китайцы: Дао – ше, Хуэйнэн и другие буддисты школы Чань, учили о возможности мгновенного Просветления, так что старайся… медитируй… может, сподобишься!?

Дима, в это время, тоже поднялся с дивана и как раз влезал ногой в трусы… Он скептически посмотрел на Машу, пытаясь угадать – где сарказм, а где добрый совет… и пробубнил:

– Ага, вот сейчас трусы только одену и сразу в позу лотоса… медитировать!

– Ладно, не злись, – Маша посмотрела на настенные часы с нарисованными медведями в лесу и двумя висящими на цепочке гирьками… – Что-то Виктор задерживается, забухал где-то, что ли? А деньги у него с собой?

– Посмотри в тумбочке под журналом, должны быть там, – Димка достал из шкафа чистое полотенце и исчез в ванной.

Двести долларов лежали под журналом, ровно распластавшись во всю длину и ширину. Маша заглянула в ванную…

– Двести баксов! А сколько вы вчера меняли?

– Сотку… но купили всего два пузыря и несколько банок консервы.

– Только две бумажки лежали под журналом.

– Ну, значит, остальные взял с собой.

– Пропьёт зараза, точно пропьёт! – Маша хотела хлопнуть дверью, но передумала.

Дима вышел из ванной, розовый от горячей воды и помолодевший без щетины.

– Нечего чужие деньги считать! – строго бросил он и нагнулся за брюками…

– Чужие? Ну, прости, моих, личных, теперь нет! – Маша нахмурилась и, схватив со стола пустой чайник, вышла на кухню.

Димка дернулся, было за ней, но остановился…

– Каждый раз теперь, что ли, извиняться? У неё, видите ли, нервы! А у меня? Нет, ну, конечно, я тут не прав! Но… -

Эта мысль не принесла ему облегчения… и на кухню он всё же не пошёл.

ГЛАВА 23

Она наблюдала за медленно качающимися из стороны в сторону, танцующими парами и вспоминала подземный ресторанчик в Свердловске, где они познакомились…

Димка швырял деньги, просто швырял… где он их взял, она не интересовалась; было очень здорово, не потому, что на неё много тратили, она к этому привыкла – единственная дочь богатых родителей, просто было приятно ощущать себя взрослой и самостоятельной, а он… Сумасшедший!

Когда шли домой, вчетвером, он размахнулся и бросил бутылку Хванчкары, которую захватили с собой, прямо в снег; она улетела далеко, метров за тридцать и утонула в сугробе, по крайней мере, найти её в тот вечер не смогли. Зачем он бросил эту бутылку, она не могла вспомнить. Помнила, что утром, когда у всех болели головы, а спиртное продавалось только с двух часов дня, Дима с другом пошли на остановку и нашли эту бутылку вина; словно предвидел, что будет на другой день, хотя, это было не сложно.

В ту первую ночь у них ничего не получилось. Он успел лишь раздеть её до пояса… так и заснув, уткнувшись носом в высоко вздымающуюся от волнения грудь, с остро торчащими сосками. На второй день остаться у его друга, не смогла она, и они расстались почти на два месяца.

Потом, он приехал… и с порога, бросил в неё огромной охапкой алых роз… она сильно уколола палец, пытаясь поймать цветы.

В ту ночь он был почти трезв, и она запомнила её на всю жизнь… В мгновениях между вечностью их любви он играл на гитаре и пел песни: "Я спросил у тополя…" и "Для меня нет тебя прекрасней", и ещё они танцевали, голые, медленное танго, почти такое же, как звучало сейчас.

– Может, хочешь танцевать? – спросил её спутник, и она взглянула мимо него. – Если захочешь, скажи! – не унимался он, видимо, желая поскорее прижать к себе её всё ещё роскошное, гибкое тело.

– Я не хочу танцевать, пожалуй, уже поздно, – ответила она, всё ещё глядя мимо.

– Поздно? – кавалер удивлённо взглянул на часы.

Она заметила его движение и снисходительно улыбнулась.

– Не обращай внимания Никита, это я так о своём – о женском. Но, может, ты и прав! Пойдем-ка отсюда, что-то скучно стало.

– А чашку кофе дашь? – Никита напрягся…

Лиза внимательно посмотрела на него, помолчала и вздохнула:

– Куда тебя девать…

– Сейчас, вызову такси, – Никита заволновался и чуть не бегом кинулся к столику администратора.

* * *

Она проснулась первая, откинула одеяло и встала… Подошла к зеркалу и критическим взглядом окинула свои стройные ноги, ещё не познавшие целюлит; плоские бёдра и довольно высокую грудь. Рядом, на кровати, чмокнуло, булькнуло… и, посмотрев на детское лицо взрослого мужчины, она брезгливо скривила губы.

Никита любил её всегда, сколько она его помнила, если и не любил, то желал – наверняка, но вечно между ними стоял Дима, и она только смеялась, ловя вожделенные взгляды друга семьи.

Она помнила, как Никита, оставаясь у них ночевать после праздничного застолья, нервничал, когда они с Димкой, завёрнутые в полотенца, выходили на кухню покурить. Он услужливо наливал ей кофе и смотрел, как она обжигает свои розовые полные губы, стёрбая из чашки. Потом они снова скрывались в спальне, а он… наверное, страдал… Забавно!

Сейчас он мирно посапывал, разбросав щёки по подушке… Сбылась мечта, и он получил – её – немного подержанную, может и много, но получил! Ей было грустно и противно. А чего собственно ждала? Гейзер страсти, водопад оргазма? С ним? Просто устала одна, совсем одна, без своего ансамбля, своего трио!

– Эй, маленький гигант короткого секса, подъём! – она толкнула Никиту в плечо… захотелось пошалить! Взяв с тумбочки стакан с водой, хихикнув, она вылила его на голову спящему.

– А, что, о-о-о… ты что, ох… с ума сошла? – Никита был смешон до невозможности, она чуть не заплакала от злости…

– Подъём говорю, завтракать будем! Надеюсь, ты дашь мне сегодня отгул, я так устала, ты просто загнал меня мой неутомимый жокей! – она посмотрела на него похотливым взглядом и театрально закусила нижнюю губу.

Никита съёжился, он был не дурак и сразу угадал сарказм… но, взяв себя в руки, тем более речь зашла о работе, и ему напомнили, что он, как ни как, начальник отдела, бодро вскочил с кровати, сделал несколько наклонов, размял поворотами головы – остеохондроз, присел десяток раз и убежал в ванную…

Неизменные бутерброды с сыром и ветчиной, потели слезой и ждали его на столе…

– М-м… вкусно! – он запил кофе и взял с тарелочки ещё один…

– Кушайте на здоровье, повелитель! – Лиза поклонилась и звякнула своей чашкой о блюдце.

– Слушай, кончай юморить! а!? – Никита сделал скорбно просящую мину. – Если тебе было плохо, то не обязательно винить в этом меня!

– Может ты и прав, – Лиза согласно качнула головой.

– Димка не объявлялся? Не проявлялся как-нибудь?

– Нет! – ей показалось, что она ответила слишком жёстко и категорично, поэтому поспешила придать лицу благожелательное, безразличное выражение.

– А я его видел, недавно, – Никита допил кофе и вымел языком испод губ остатки пищи. – Но заговорить с ним постеснялся. Он стоял, то есть распивал в таком окружении, да и сам не очень-то от них отличался, что мне показалось – не стоит. Ужас, он так жалко выглядел!

– А ты ведь считался его другом!?

– Ну и что, когда это было?! И в кого он превратился?! в этом что, я виноват? – Никита пососал коренной зуб.

– Говорят ведь: от сумы и от тюрьмы не зарекайся! – Лиза натянуто улыбнулась.

– А я и не зарекаюсь, просто каждому своё!

– А он, я уверенна, не постеснялся бы подать тебе руку, если бы ты был на его месте!

– Пусть все будут на своём месте и тогда… и тогда, всё в этой жизни будет там, где дoлжно! – Никита встал, провёл рукой по лацкану дорогого костюма и остался доволен… чем не понятно, но доволен, так подумала Лиза, но поняла, что не имеет смысла что-либо доказывать этому самовлюблённому индюку. Такие, как он, будучи закоренелыми импотентами, всегда умудрятся найти виноватого в собственной несостоятельности – на стороне.

– Ладно, отдыхай сегодня, не слишком всё же молода! – он усмехнулся. – Так, когда я снова смогу вас лицезреть?

– Завтра, на работе! – Лиза поднялась, чтобы проводить… на его тон она даже поленилась обижаться.

– Лизхен, ну не сердись, ты ведь тоже меня сегодня подоставала, а я ничего, съел! так когда? – Никита с мольбой протянул к ней руки.

– Не знаю, сегодня ничего не знаю, идите Никита Сергеевич, опоздаете на пленум! – Она отвела его руки, и первая пошла к двери…

– Начальство не опаздывает, оно задерживается! – он чмокнул её в щёку и вышел на площадку.

– Ты ещё не директор банка… слава Богу! – тихо добавила она и закрыла за ним дверь.

Включив горячую воду она стала мыть посуду… и когда уже струя воды сделалась мутной, что говорило о её поднявшейся температуре – почти до кипения, руки стало печь…

– Ой – ёй… чуть не обварилась, – она уменьшила напор газа в колонке и посмотрела на покрасневшие руки… достала туесок с солью и сунула их внутрь, зарывая поглубже. Этому её научил отец, сам когда-то ошпарившись крутым кипятком, на себе испытал мгновенное лечение солью; только делать это нужно было сразу. – Подумала о Фрэде, вот и размечталась, – усмехнулась она и вспомнила, как Дима забирал их из роддома:

Ожидая в приёмном покое в компании счастливых папаш, ещё не видя наследника, но, услышав громкий писк за дверью, он с уверенностью заявил: – "Это мой!"

Он не ошибся, и нянечка сунула ему в руки скрипящий свёрток. Лиза краснела от смущения и счастья рядом…

Руки ещё жгло, значит, вытаскивать их из соли было рано, и она снова вернулась мыслями в те трудные, но счастливые дни…

Трудные, очень! Димка сразу после рождения Федьки уехал на сессию (тогда он учился в музыкальном училище) в другой город, и она осталась одна, совсем одна, в девятнадцать девчоночьих лет. Её родители, в это время, помогая неграм обслуживать проданные им – наши автомобили, могли помочь дочери только морально и материально. Мать Дмитрия жила за городом, на ней висело хозяйство и собственный дом, поэтому приезжать часто не могла, а может, не очень-то хотела; наверное, устала от быстро меняющихся жён сына и не верила в его устойчивое будущее, почему-то не подумав, как всё же трудно девятнадцатилетней девчонке, в одиночку столкнуться с только что появившимся на свет рачком, растопырившим свои ножонки и ручонки в разные стороны и вопящем на всю Новоивановскую.

Димка зауважал тогда Лизу ещё больше и понял: сколько силы духа в этом хрупком юном человечке.

А Федька орал, орал круглые сутки, орал полтора года, видимо что-то было не так в его маленьком организме, но, несмотря на непрекращающийся ор, рос быстро и так же быстро прибавлял в весе.

– Зря я затеяла с этим Никитой; кейфа нуль, на душе гадко! что выиграла? только потеряла! – Лиза тяжело вздохнула и обратила внимание, что руки перестало печь. – Вот и ладненько, хоть тут всё в порядке, – она отряхнула соль и поставила туесок на место. – Завтра приезжает Фрэд, как я ему в глаза посмотрю, и так обвиняет меня, кажется, в душе, что отец ушёл, даже проговорился как-то, что мол, выгнала, наверное… дескать, папаша в бомжи не собирался. Потом куда-то уходил, искал, наверное, отца?!

Она снова включила воду, чтобы домыть посуду…

– Если честно, не думала, что путешествие Димки так затянется и затянет его, словно трясина. Думала: побалуется, хлебнёт, шишек набьёт и попросится обратно… Ан нет, да ещё на деньги попала! Эксперимент обошёлся недёшево! Эх, где же ты сейчас бич мой дорогой? – Ей захотелось всплакнуть и очиститься душой и телом… – Телом особенно, – она вспомнила липкие ласки Никиты, его скользкий язык и, сбросив на пол халат, ринулась в ванную…

ГЛАВА 24

Фрэд наблюдал, как Игорь тщательно наглаживает рубашку, и ехидно улыбался… Он знал от чего так старается друг – сосед по комнате, знал и подзуживал:

– Ты ещё смокинг одень!

– Одел бы, если б имел! – парировал Игорь, лепя на лице независимое выражение.

– Ты что, думаешь, если это будущие учителя, то что-то меняется или будет по-другому? – Фрэд делано засмеялся… – Разбредёмся по парам и по амбарам… как обычно!

Их пригласили на день рождения в общежитие пединститута. Знакомые ребята с рабфака, многие уже отслужили в армии, обещали интересную вечеринку и стаю девчонок – будущих Ушинских. "Всем хватит!" – кивали они и подмигивали…

Но Игорь шёл не поэтому!

Среди будущих Ушинских была девушка, которая ему очень нравилась, для неё он и наглаживал шмотки, предпочитая сегодня строгий стиль. Несколько раз они уже встречались.

– Ты извини Игорь, – Фрэд поджал губы, – но твоя Леночка не вызывает у меня доверия!

– Чем же это?

– Так…

– Нет, ты конкретизируй, а то мне может показаться, что ты завидуешь, – Игорь несколько побледнел.

– Ты сколько в неё уже вбухал денег?

– Какая разница, "башмаки" ещё пришлют! – Игорь приложил галстук к воротнику.

– Подарки дарил?

– Ну, колечко с камушком красненьким за сто баксов, очки за столько же и всё! – Игорь безразлично пожал плечами, явно гордясь своей состоятельностью и возможностями.

Фрэд шмыгнул носом…

– Вот и я о том же, мне мать даёт пятьдесят баков на месяц, и хватает, и ещё пивка могу себе позволить!

– Так ты стипендию получаешь, и прибедняешься тут! – Игорь возмущённо помахал утюгом в воздухе. – Красавец!

– А тебе кто мешает? – тоже возмутился Фрэд.

– Shut up! Достал! – Игорь безнадёжно махнул рукой, сетуя, что даже друг не способен его понять.

Фрэд хотел было ответить и рассказать, как Леночка, две недели тому, приглашала его в бар и намекала, что на выходные её соседи по комнате разъедутся по домам, а она остаётся… но промолчал. Когда-то отец учил его, чтобы не лез в чужую жизнь, что человек желает быть обманутым, можно сказать мечтает, только не хочет себе в этом признаться.

– Ты знаешь, я, пожалуй, не пойду на party? Завтра домой ехать, буду пахнуть перегаром, мать расстроится, итак проблем хватает, и отец тоже… третий год, как ушёл в никуда… – Он почувствовал, что комок по-пластунски подползает к горлу.

– Я тебе не пойду, я там почти ни с кем не знаком, а ты знаешь, как это для меня важно!? – Игорь побледнел ещё больше, видимо испугавшись. – Ты мне друг или как?

– Друг, друг, успокойся, сделаешь завтра свою Леночку! – Фрэд грустно вздохнул и решил почистить туфли.

* * *

Стол напоминал Манхеттен, высоко торчащими пластиковыми бутылками с пивом, кока-колой, минералкой и пониже – стеклянными бутылками со спиртным. Среди этой высокогорной сутолоки затерялось несколько тарелок с колбасой, сыром, бадейка с капустным салатом и несколько тарелок с нарезанным хлебом.

– Это чтобы быстрее вставило? – Фрэд кивнул на изобилующий спиртным, в отличие от еды, стол.

– Понятно, – улыбнулся рабфаковец, – не жрать сюда пришли!

– Это правильно! – поддакнул Игорь, – Я ездил с "ботинками" в Германию, так немцы вообще не закусывают, когда пьют водку, только запивают или смешивают с колой. Но когда выступают именно по пиву… – целой улицей могут бухать – столы расставляют прямо на дороге, в кузове грузовика рок-группа гремит… – то усиленно наяривают жаренные колбасы… Классно! Кстати, видел, как немец кружку, из которой пил, сунул за пазуху и ушёл, а мы уверенны, что они не воруют!

– Все воруют! – резюмировал, вальяжно развалившийся на кровати парень. – Всё зависит от степени уверенности в собственной безнаказанности.

– Ух, ты, умный! – шепнул Игорю на ухо Фрэд, и они засмеялись… Вдруг лицо Игоря побледнело, затем стало наливаться кровью и щёки запылали ярким румянцем…

– Что там? – Фрэд оглянулся…

Леночка вошла в комнату с таким видом, словно была царицей Древнего Египта и её несли на руках тысячи чёрных влюблённых рабов.

Игорь кинулся ей на встречу, но она едва кивнув ему, прошла к столу и села с торца – у окна.

– Елена Батьковна, там, я думаю, захочет сесть именинница! – заметил Фрэд, ехидно улыбаясь.

– Ничего, я подвинусь, – Леночка одарила его насмешливым взглядом, но он отметил, что тот всё же колюч.

Игорь, словно хамелеон, опять сменил окраску, снежно побледнев, и Фрэд, желая его поддержать, шепнул, дружески похлопав по плечу:

– Веди себя прилично, слушай! что ты, как красна девица? Так девчонок не снимают!

Алкоголь услужливо быстро достиг мозга, к чему собственно и стремились хозяева, экономя на закусках. Свет в комнате почти погас, выживая трёхликой примитивной цветомузыкой и бросая замысловатые тени на голые крашенные стены с обнажёнными красотками, распластавшимися по ним блестящими фотоплакатами. Танцующие пары настолько сблизились телами, что сам Аристофан порадовался бы, глядя на реанимированных андрогинов, без помощи Гефеста вновь слившихся в единое целое; чего конечно нельзя было бы сказать о родителях оных, увидь они подобное.

Не везло лишь Игорю: все его попытки приблизиться вплотную к желанному телу Леночки, заканчивались неудачей, её локти упрямо давили на его рёбра, стоило ему податься вперёд.

– Спокойнее мальчик, – охлаждала она, устало вздыхая. – Знай, я, что ты такой собственник, не пришла бы вообще!

– Ты недовольна этим? – Игорь отстранялся и пытался поймать её взгляд.

– Кто может быть доволен рабством?! – отвечала она и смотрела ему за плечо… туда, где размазав по себе будущего педагога, медленно покачивался Фрэд.

– Извини, я не думал, что так тебя напрягаю, – Игорь хмурил брови и отстранялся на пионерское расстояние.

– Именно, напрягаешь, мы танцуем с тобой третий танец подряд, а я ненавижу однообразие, ненавижу обязательств, это настолько подавляет мою индивидуальность, что готова выть белухой и возненавидеть человека, который видит во мне свою собственность!

Игорь с удивлением взглянул на свою пару, побледневшую и от волнения закусившую губу.

– Ого! Зачем так серьёзно? – он попытался улыбнуться…

– Вот именно, зачем? – Лена убрала руки с его плеч, но продолжала безвольно покачиваться в такт музыке… – Неужели нельзя было обойтись без этого объяснения, ты что, маленький? Ей стало жаль влюблённого дурачка, и она расстроилась, что, может, была слишком резка.

– Взрослей Игорёк… и не обижайся, ты классный парень, но я не могу никому принадлежать! – Она погладила его по щеке, он вспыхнул болью и отпустил её талию. – Останемся друзьями? – она посмотрела на него с мольбой… – Свобода дороже всего!

– Нет проблем! – выдавил из себя Игорь и натянуто улыбнулся.

Фрэд увидев фиаско друга, извинился перед танцующей с ним девушкой и подошёл… Обняв его за плечи, он делано пьяным голосом предложил:

– Пошли, накатим старик?! Не вешай нос, – добавил он тихо и совсем трезво. – Я тебя предупреждал!

Они прошли за стол, и Фрэд наполнил рюмки…

– Это она расчищает плацдарм на сегодня, – он поднял рюмку и чокнулся с приятелем, – сегодня оттянется, а завтра снова будет нуждаться в спонсоре и прибежит к тебе; посмотри, кто здесь сможет заменить ей тебя в этом качестве? – Фрэд нагло ухмыльнулся.

– А в другом? – Игорь странно взглянул…

– Ну, тут уж, как масть ляжет! – Фрэд сочувственно поднял брови. – Но устраивать скандал, если она с кем-то выйдет покурить, не советую. Не стоит обижаться на больных! Мой папик говорил, что от феминизма до феминизации, точнее – маскулинизации, один шаг!

– Что это за хрень такая? – Игорь недовольно глянул…

– Появление у женщин вторичных мужских половых признаков при нарушении деятельности желёз внутренней секреции, – Фрэд довольно осклабился. – Надо было мне в медицинский идти!

– Ага, на гинеколога! – Игорь был зол. – И какое отношение имеет твоя маскухренизация к Ленке?

– Устранение дискриминации и уравнение в правах с мужчинами, своего рода освобождение от догматических устоев. Но… до тех пор, пока не вступает в силу закон меркантильного влечения. Лишь только он вступает, так сказать, в силу, как весь феминизм улетучивается, словно пар; не очень, выходит, стойкая потребность, а значит – враньё! Ха-ха-ха! – Фрэд радостно заржал… Он наслушался подобных разговоров с детства, даже невольно выучил используемую родителями терминологию, и вот, пригодилось. Он, к своему сожалению, понимал и то, что ему придётся не раз ещё обращаться к подобной теме, что и его не минует старая, как мир обыденность.

– Что-то ты гонишь сегодня, наверное, знал?! – Игорь тяжко вздохнул. – Но возразить нечего! – он поднял голову и посмотрел на друга… – Вернётся, говоришь? Точно?

– Точно! – Фрэду стало грустно.

– У сучка!.. Может, отвалим, что-то скучно стало, не хочу видеть, как она задницей будет тут вертеть!

– Не… у меня появился один сисястый интерес… но ты можешь идти, я не обижусь, потому что понимаю, – Фрэд спокойно посмотрел в глаза друга.

– Ну что, ушёл этот прилипала? – Лена протиснулась между диваном и столом и присела рядом с Фрэдом.

Тот был несколько занят: его рука мягко лежала на плече юной рабфаковки, иногда ныряя ниже, в глубокое декольте…

– Ты о ком, – он едва повернул голову, продолжая орудовать рукой…

– О твоём дружке, будто не понял, – Леночка склеила симпатичную гримасску. – Ну, налей даме вина, что ли!

– Ох… – он потянулся за бутылкой креплёного кагора и налил… левой и правой соседкам.

– А себе? – они, обе, та, что была правa и та, что левa, спросили его унисон и радостно от этого засмеялись.

– Мне хватит, настоящий мужчина всегда должен быть в форме! – патетически изрёк Фрэд и хитро, по очереди посмотрел на окружение.

Они лежали на полу… втроём, на двух, сброшенных на пол, матрасах. Как это произошло, он не помнил! Его всё-таки напоили, и он подозревал, что тут не обошлось без Ленки; Лариса казалась ему скромнее, но кто их разберёт!

Он пошевелился, хотелось пить, и вытащил руки испод двух голых тел.

На столе стояла начатая бутылка водки, пустая испод вина и пол тарелки капустного салата. Голова трещала…

– Никогда не похмелялся, – подумал Фрэд и налил себе в стакан… Водка обожгла гортань и чуть было не вернулась назад… но полная ложка салата пробкой закрыла пищевод и медленно утопила зелье. На дне салатницы собрался коктейль подсолнечного масла и солёного капустного сока, и он подумал, что сможет даже запить, если слить жидкость в чашку, что и сделал, проглотив ещё сто грамм водки, не пьянства ради, а… лечения.

Девчонки свободно разбросались во сне, скомкав простыни… их сакрал был на лицо, Фрэд даже почувствовал некоторое беспокойство, но вспомнил, что сегодня уезжает домой, что если останется здесь, то снова напьётся, да и перед Игорем было неудобно, хотя себя не винил, потому как не помнил – за что, но зато вспомнил любимую поговорку одного знакомого:

"Чего не помню – того не было!"

– Удобно, – согласился он и переступил через манящие обнажённые тела. – Жаль всё-таки, что сам вчерашний процесс плохо запечатлелся в памяти. Точнее совсем не запечатлелся! А, может, ничего и не было? – он посмотрел вниз и потрогал покрасневшее орудие… – Болит немного, что-то было и видимо долго! Неужели изнасиловали? – ему стало смешно… – А что, всё возможно в наше непростое время – слишком упрощённых отношений! – Он поискал по сторонам… и, найдя – одел! Уже у двери обернулся, полюбовался сонным царством… вжикнул молнией куртки и решил, что с Ларисой ещё увидится.