Текст книги "Саньяси (СИ)"

Автор книги: Алан Аюпов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 33 страниц)

– Ты же все документы мне передал. Нет у тебя ничего. – Сказал он, берясь за бутылку.

– Блин!.. Совсем забыл.

– Не мудрено. Бери.

– Может, сначала расскажете? – Попробовал возразить я.

– Ты сначала выпей. Легче будет перенести.

– Что, перенести?

– Пей. За твоё здоровье! – Провозгласил директор, касаясь краем бокала моего бокала. – А оно тебе понадобится!.. Ой, как ещё понадобится…

Мы выпили. Я взял бутерброд с тарелочки и принялся жевать. Хлеб был свежим и вкусным. Тут я почувствовал, что очень хочу есть.

– Ладно, Семён Иванович, давайте, рассказывайте. А то мне ещё обойти всех админов надо, проверить аппаратуру, технику, в общежитие смотаться. Себя в порядок привести, отдохнуть, выспаться, и завтра на работу.

– Да, ты прав. Сколько не тяни, а рассказать придётся.

Он протянул руку, взял со стола перекидной календарь и протянул мне. Я посмотрел на число. Там красовалась цифра 10.

– Не понял? – Переспросил я.

Директор взял со стола свой мобильный телефон, нажал пару кнопок и протянул мне. На экране светилось: "10 августа".

– В каком смысле? – Растерялся я.

– В таком. Тебя не было полтора месяца.

– Как это? – До меня никак не доходило.

– Откуда я знаю? Тебя считали безвести пропавшим. Велись розыски, но, увы! Всё безрезультатно.

– А как же террористы? Людей хоть отпустили?

– Отпустили. Конечно, отпустили. – Успокоил меня директор. – Куда им было деваться?.. Давай, ещё по одной.

Он разлил остатки по бокалам. Взял бутерброд, посмотрел через него на свет. Вздохнул.

– Давай. За тебя.

Мы чокнулись. Я выпил, и тут же почувствовал нарастающий шум в голове. Вошла секретарь с подносом, принялась расставлять чашки на столе.

– Спасибо. – Поблагодарил Семён Иванович, кивнув на дверь. Обошёл стол и опустился на своё обычное место.

– Присаживайся, давай. Хватит торчать у меня перед глазами.

Я подтянул стул и сел, придвигая к себе чашку чая.

– Так что же произошло? – Снова спросил я.

– А кто его знает?.. Тебя увезли. Эти твари покинули здание, извинились, ехидненько, и исчезли, как их и не было. Нас тут же окружили заботой… Примчались эмчеэсники, скорые!.. Растащили кого куда!.. Явились безопасники. Допрашивали всех подряд. Чего искали, чем интересовались, лично я так и не понял. На следующий день появился твой Лёша. Принялся налаживать работу. Вот, пожалуй, и всё.

– Ладно, Семён Иванович, что‑то я Вас не очень понял. Пойду‑ка я к ребятам, может они лучше объяснят.

– Ты понимаешь?.. Тут вот какое дело!.. Ммммм!.. Я вчера подписал приказ о назначении твоего сменщика на твою должность. – Заметив моё недоумение, он быстро добавил: – Откуда я знал, что ты вернёшься?! Ты только не подумай, что я тебя списал. Ни в коем случае! У меня новая должность теперь имеется. Ты как раз на неё пойдёшь.

– Кем?

– Начальником информационно‑аналитического центра.

– Я не аналитик. – Возразил я.

– А тебе и не надо заниматься аналитикой. Твоя задача информация и всё связанное с ней. Теперь оба отдела: информационный и аналитический в твоём полном распоряжении. Отныне ты являешься моим заместителем, наравне с Самуилом Исмаиловичем и Матвеем Петровичем.

– Только что придумали?

– Нет. Метил на это место Волконскую.

– А теперь решили, что я лучше? Нет, подсиживать не люблю.

Тебе не придётся этого делать.

– Почему? Маша ведь начальник аналитического отдела. Это её законное право.

– Была… Начальником…

– Почему была?

– Потому что три дня назад она уволилась.

– И кто теперь начальн!.. – Я не договорил, вдруг осознав, что Маши больше нет здесь.

– Ты его не знаешь. Это новенький. Мужик, умудрённый опытом. В курс дела ещё толком не вошёл, а кое‑какие предложения уже сделал. Это его мысль объединить оба отдела под единоначалие.

– Вы думаете, так будет лучше?

– Думаю, да. ВО всяком случае, меня в этом убедили, а разубедить человека не нашлось. Пока не нашлось. Попробуешь?

– Не знаю. – Вяло ответил я. – Может быть, Ваш новый начальник это местечко для себя готовил.

– Нет. Он парень мозговитый, но планку не завышает. Вы сработаетесь. Уверен.

– Почему уволилась Волконская? Или это секрет фирмы?

– Нет, не секрет. Но в заявлении написано: "По собственному желанию". А сейчас тебе действительно стоит отправиться домой, восстановиться в общежитии, забрать вещички из камеры хранения!.. В общем, обустроится. А к завтрашнему дню твой кабинет будет готов.

Я покинул директора с внутренним ощущением побитого пса. Откуда оно взялось, не понимаю. Вроде никто не обижал, не унижал, наоборот, встретили как родного, обласкали, приютили… А ощущение было пакостное. Блондинка и охранник проводили меня долгими восторженными взглядами.

"Чёрт, – Проскочила искрой мысль. – Опять забыл спросить, как зовут секретаршу?".

Заходить к Лёше я не стал, решил сразу же разрулить возникшие проблемы с жильём. Но, увы!.. Мой сменщик отследил меня из своей модераторской, и перехватил на площадке второго этажа.

– Эй, начальник! Ты куда? – Заорал он, поднимаясь мне на встречу и вытягивая руки для объятий.

– Лёшка, зараза! – Растроганно захлопал я товарища по спине.

– Ты, это, давай… Пошли к директору…

– Зачем? – Не понял я.

– Меня же вчера приказом назначили на твоё место. Так что пусть отменяет приказ. Начальник вернулся!!!

– Не, Лёшенька, не пойдёт. – Улыбнулся я, наблюдая, как вытягивается лицо бывшего сменщика. – Приказ обратного действия не имеет. Я только что от Семёна Ивановича.

– Тебя уволили?! – Обомлел Лёша.

– Нет, Лёшенька, не уволили. – Успокоил я его. – Просто меня повысили в должности. Отныне я зам директора по информационно‑аналитическому отделу.

– Чего?

– Лёш, давай будем разбираться завтра. Мне надо ещё в общагу, восстанавливаться. Ведь меня отовсюду уже уволили.

– Как скажешь. – Согласился Лёша, так и не понявший до конца, что же всё‑таки произошло.

– Лёша, – поторопился я упредить, готовящуюся свалиться на мою голову, лавину вопросов. – Все рассказы завтра. Завтра будет время, потрепимся. Пока!

– Пока!.. – Растерянно попрощался Лёша.

Я быстро спустился вниз, почти выбежал на улицу и остановился. Куда сначала пойти? В общежитие, или к Иске Нюмовне пообедать? Правда, время было не обеденное, только одиннадцать часов… Но вдруг прокатит? Позади тихо щёлкнула дверь, и я, не оглядываясь, зашагал к трамвайной остановке.

В общежитии проблема решилась мгновенно. Мой сосед Серёга не позволил выносить мои вещи, и не дал никого подселить, будучи уверенным на все сто, что я временно отсутствую. Комендант спорить не стал, а обратился в профком за принудительным выселением. Однако в профкоме сидели люди не торопливые, и назначили заседание по моему принудительному выселению лишь на следующей неделе. Моё появление сняло все вопросы.

Серёга, рад был бы услышать мой рассказ о похождениях, но срочная работа требовала его присутствия, и он, тяжело вздыхая, убежал, передав мне второй ключ. Я наконец‑то разобрал саквояж, дожидавшийся меня в шкафу. Побрился, ополоснулся, и отправился к Иске Нюмовне на обед.

Здесь всё было по‑прежнему. Тихо шумела вытяжная вентиляция, создавая лёгкий фон. За столиками сидели не многочисленные посетители. Где‑то за дверями во внутреннее помещение слышалась перебранка мужских голосов, толи грузчиков, толи подрядчиков, толи экспедиторов.

Втянув носом чудные запахи домашней кухни, я сделал шаг по направлению к своему обычному столику. Но тут как из‑под земли вынырнула хозяйка заведения.

– извините, молодой человек, но Вам отныне вход сюда запрещён. – Объявила она.

Я замер, пытаясь осознать происходящее.

– Простите… В чём моя вина? Что я нарушил? Какие правила?

– Вы плохо слышите?

– Я слышу хорошо. Однако я, прежде чем уйти, хочу знать, в чём меня обвиняют?

– Вы посмотрите на него! – Воскликнула Иска Нюмовна, не выдержав взятого тона. – Он ещё и желает знать?! Ты, кабель, испоганил мне девку, а теперь прикидываешься овечкой?!

– Иска Нюмовна! Остановитесь! – Повысил голос и я, поднимая руки в предостерегающем жесте. – Не бросайтесь такими обвинениями. Самой потом стыдно будет!

– А, так я ещё и виновата!!! – Взвизгнула хозяйка домашней кухни.

– Никто Вас ни в чём не обвиняет…

– Снасильничал девчонку, а я виновата!!!

– Успокойтесь! – Рявкнул я. – Никто, никого не насиловал. Что за бред Вы несёте?!

– Я?! Бред?! А где, по‑твоему, сейчас Зассиль?

– Откуда я знаю? Я сам только пару часов назад, как в город вернулся.

Иска Нюмовна вдруг осеклась. Внимательно посмотрела на меня, и уже более тихим голосом сказала:

– Хочешь уйти от ответственности?

– Какой ответственности? – Устало спросил я.

– Будешь отказываться от отцовства?

– Едри твою налево! – Не выдержал я. – Какого отцовства? Вы что несёте?

– Хочешь сказать, что Зассиль не от тебя забеременела?

– Чего?! – Удивился я. Иска Нюмовна, меня полтора месяца не было в городе! Вы о чём?!

– Уходи. Уходи, и больше никогда не попадайся мне на глаза. – Не громко сказала старая женщина. – Зассиль я отправила на родину. Надеюсь, что она не будет дурой и сделает аборт.

– Какую родину? Она же здесь родилась?

– На исконную родину, а не суррогатную. – Уточнила иска Нюмовна.

– Значит, эта родина уже суррогат?

– Пшёл вон!

Входная дверь распахнулась. За ней показались фигуры динозавров. Я развернулся, и вышел. Надо было найти, где поесть. Не так‑то это было просто сделать. За последние годы питания у старой еврейки я настолько привык употреблять исключительно качественную еду, что далеко не каждый ресторан города мог заменить утраченное. Медленно шагая по тротуару, разглядывая вывески, я думал, что ещё надо сделать сегодня, кроме как не умереть с голодухи. И тут подумал, что ведь можно напроситься в гости. К примеру, позвонить уволившейся Маше, заодно решить и другую надвигающуюся проблему. Я решительно вытащил телефон. Набрал номер и приготовился ждать, но в трубке раздался голос робота, сообщающий, что данный номер больше не обслуживается. Я открыл адресную книгу, ещё раз проверил номер и снова набрал. Результат был тот же. Тогда набрал номер Митьки Загальского. Трубку долго не брали. Наконец раздался голос друга:

– Здрасти! Вам кого?

– Митька, ты что? Уже друзей не узнаёшь? – Опешил я от такого приветствия.

– Это кто? – Уже более серьёзным голосом поинтересовался Митька.

– Господин Загальский, стоило мне исчезнуть на полтора месяца из города, как ты меня уже не узнаёшь?

– Санька?! – Возопила трубка.

– Ну? А кто, по‑твоему, может звонить с моего номера?

– Да кто угодно. Откуда мне знать, кому его продали?..

– С какой стати его должны были продать?

– Санька, зараза! Живой! Давай встретимся прямо сейчас?

– Давай. – Согласился я, в тайне надеясь на приглашение к Митьке домой.

– Окей! Тогда через пол часа у Иски Нюмовны.

– Стой! – Заорал я. – Не пойдёт.

– Почему? – Удивился Митька.

– Потому что хозяйка домашней кухни пять минут назад выдворила меня из своего заведения. Да ещё и со скандалом.

– Каким скандалом?

– С самым обыкновенным. Ладно. Это не телефонный разговор. Давай встретимся у Маши.

– Нет. Не получится. – Упавшим голосом возразил Загальский.

– Почему? – Насторожился я.

– Потому что она уехала из города трое суток тому. И квартиру продала.

– Мить, а почему так скоропостижно?

– Точно не знаю, но предполагаю, что она понесла от тебя ребёнка. А тут сообщили, что тебя, скорее всего, уже убили. Что шансов нет никаких. Вот она и уехала, чтоб сменить обстановку. Чтоб ничто ей не напоминало о тебе. Но это лишь мои предположения. – Поторопился добавить мой друг.

Во, блин! То Зассиль, то Маша!..

– Что, Зассиль тоже твоя работа?

– Так утверждает Иска Нюмовна. Потому и прогнала меня без объяснений.

– Ясно. – Подвёл черту Загальский. – Тогда дуй ко мне. Посидим, побеседуем. Может что‑то и наклюнется.

– Хорошо. – Согласился я, махая рукой проезжающему такси.

Но к Загальскому в гости я так и не попал.

Такси виртуозно подкатило к тротуару, и в этот момент меня сжали тиски в виде двух внушительных парней.

– Тихо, – сказал правый, – не шумите, и не дёргайтесь. Садитесь в машину, с Вами просто хотят поговорить. Не делайте глупостей.

Я и не собирался ничего делать. В моём положении вообще нельзя было ничего предпринять. Надо было быть самоубийцей, чтоб рыпаться в таких условиях.

Левый слегка отклонился, одновременно распахнув передо мной заднюю дверцу. Я, молча, забрался внутрь. Парень тут же нырнул следом, прижав меня к третьему, сидящему у левой дверцы. Предупредивший меня устроился рядом с водителем спереди. Обе дверцы тихо щёлкнули, отделяя меня от окружающего мира. Двигатель едва слышно загудел, как трансформатор, работающий в стандартном режиме, и автомобиль аккуратно влился в поток машин, находу перестраиваясь в третий ряд.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Контрабандисты

ПРОЛОГ

Посетители чайной избы, как ни в чём не бывало, продолжали выпивать, закусывать, танцевать, время от времени бросая взгляд на обзорные экраны, которые открыла для них барменша Шушара. Новое реал‑видео было изобретено, изготовлено и установлено Любоградскими умельцами и, пронизывая толщу стен здания, заканчиваясь широким окном из прозрачной иттриевой керамики, через систему зеркал позволяло обозревать весь Любоград невооружённым глазом. В прозрачном окне, как на стереоэкране кинотеатра, едва заметно двигалась панорама вечернего города. Казалось, будто чайная изба парила на огромной высоте, так было удобнее обозревать улицы и бульвары, проспекты и переулки, парки и площади виртуальной столицы. Искусственный облачный покров местами, казался загадочно плотным, кое‑где изобиловал большими разрывами. В них проплывали свинцовое море, коричневые равнины вроде степей или лесов, жёлтые хребты и массивы высоченных, явно молодых, гор. Зрители постепенно привыкали к виду сверху, и всё больше подробностей открывалось любопытствующим взглядам.

Любоград, совсем маленький, по сравнению с реальными городами, и совсем не похожий на них своей архитектурой, манил, привлекал, зазывал. Море, на берегу которого устроился город, расположилось со стороны экватора, вгрызаясь в сушу, образуя тем самым удобный залив в виде буквы "С". Прямо перед входом в гавань в десяти милях раскинулся остров, как бы охраняя подступы к волшебному граду. Слева на мысе у входа в бухту расположилась центральная площадь города с правительственными строениями: мэрией, библиотекой и прочими зданиями. Справа симметрично подпирал небеса Любоградский маяк, за которым спрятались причалы морского порта. Улицы меридиональными дугами отходили от центральной площади, и замыкались в районе порто‑франко (у бункера черноцветочного мага), огибая сказочный залив с лукоморьем. Справа, если смотреть на бухту с моря, за маяком виднелось устье безымянной Любоградской речки. За ней тянулись бескрайние дремучие леса. Слева за мэрией зеленели парки и скверы, а вдали возвышались белые пики гор, ограждая город от северных ветров.

– Что скажет наш гость, – по обыкновению сощурился седой, – диковинный городок?

– Ничего диковинного! – важно ответил Гость. – Земные города куда круче. Вероятно, сервер Любограда устойчивее, спокойнее, чем населённые пункты в реале, не так резки сотрясения, перезагрузки, нет вулканов (вирусов), как, скажем, в Гималаях или на Японских островах, разумеется, нет землетрясений или подобного им. Всё это закономерно. Удивительнее другое…

– Обогащение народонаселения при полном отсутствии денежных знаков? – Громко сообщила хозяйка чайной избы.

– Обитателями сего закоулка слишком много пережито в реале, потому здесь сплошная романтика, фантазия, изысканность в манерах и прочее. Здесь трудно дышать (в переносном смысле) и придётся избегать резких движений, словесных, конечно. – Улыбнулся седой. – Зато море, насыщенное углекислотой, прозрачно, как в древнейшие геологические эпохи реальной Земли… наверное, с массой известкового осадка на дне. Всё это не вяжется с представлениями большинства наших гостей, и строго соответствует информации, изложенной старожилами в летописях семь лет назад.

– Тут немало противоречий между реальностью и виртуальностью, – согласилась графиня Светлада. – Может быть, не стоит стараться их разгадать, пока не внедритесь, так сказать не вживётесь, не сольётесь в единое целое, пока не придёт понимание происходящего. Здесь нет искусственных спутников, летающих над вашими головами, нет ядерного оружия, здесь вообще нет никакого оружия.

– Мы взяли из реала всё самое лучшее на наш взгляд. – Согласился седой. – А наши новые жители привносят всё новое и новое. Не всегда оно хорошо и нравится жителям, но приживается лишь лучшее. Так уж повелось. Естественный отбор.

– Наши филологи заняты изысканиями в области красноречия и правописания. Нашим лингвистам удалось получить тексты достаточной длины, чтобы выяснить структуру языка методом тыка. Каждый из нас хочет, чтобы вы, поселившись или посетивши город и следя за жизнью его обитателей, легко и быстро научились понимать речь Любоградцев.

– Разумно! Избежать неверных ассоциаций, из которых образуются стойкие клише, мешающие пониманию. – Веско заключил тираду седого, граф Оман Виктория Урис Барм Алей.

– О, вас, Любоградцев, неплохо подготавливают! Даже по психологии. – Удивился Гость.

– Мы давно заметили несовершенство узконаправленного образования, сосредоточившегося только на своей строго определённой области. Без представления о человеке как факторе планетного масштаба случались опасные ошибки. Теперь за этим следят наши координаторы, – сказал седой, жестом подзывая официанта.

– И вместе с тем мы отлично преуспели в этой области, едва попав сюда. Ведя постоянную борьбу за существование, мы изобрели своеобразный способ общения, передачу информации и эмоционального состояния человека на расстоянии, методы изложения и ведения дискуссий. Мы открыли тот гигантский пласт неиспользуемых возможностей, о котором до сих пор спорят специалисты виртуальности, как о редчайшем исключении, – добавила графиня Светлада, разглядывая через полупрозрачный веер хрустальную люстру под потолком.

Молоденькая студентка Дафна порозовела от удовольствия и, чтобы скрыть смущение, добавила:

– А исключение это у всех на виду. Достаточно выйти в интернет не для того, чтобы играть, а чтобы познавать.

Хозяйка чайной избы обвесила залы своего заведения в связи с приближением праздника нечисти из бункера черноцветочного мага. На стенах красовались картины и маски, подсвеченные изнутри обыкновенными лампами хром‑ванадьевого нитевого накала с жёлто‑коричневым оттенком, что делало и без того жуткие украшения ещё кошмарнее. Каждый отдыхающий, покончивший с закуской в ожидании заказанных блюд, погружался в созерцание изображений, одновременно прослушивая творения местных музыкантов, подсознательно запоминая ритм и мелодию, а так же осмысливая тексты песен. Семантика и альдеология их очень походили на тексты конца восемнадцатого, начало девятнадцатого веков, с удивительной смесью слов Восточной Азии и распространённого в те времена Французского языка.

– В реале на земле нет единого средства общения и передачи информации, а вот язык Любограда является всеобщим, но с какими‑то остаточными диалектами в разных точках города, для которых нет названий и определений. – Продолжала Дафна. – Всеобщность языка облегчает задачу случайных посетителей, но изменение в структуре построения фраз, переопределение акцентов, скрытый истинный смысл, притрушенный эпитетами и метафорами, как салат зеленью, оказывает на посетителей как завораживающее, так и резко отталкивающее воздействие, в виду полного непонимания, отторжения. Куда проще язык окружающих реалий… Что не слово – мат. Что не фраза – грубость. Что не ласка – садизм, в лучшем случае похоть.

– Зачем это? – негодовала конкретная пацанка Алеолина, одна из самых молодых жительниц города, покачивая коляску с младенцем шинкаря. – Разве нельзя выразить оттенок мысли кратким словом типа "ваще" вместо завывания, вопля или мяуканья? Не возвращение ли это к предкам из числа скакавших по ветвям?

– Для иных проще одно и то же слово произнести по‑разному, меняя смысл, – возразила графиня Светлада, виртуозно владеющая искусством словоблудия.

– А для меня проще запомнить десяток жаргонных выражений, чем взвыть в середине или в конце уже известного, – недовольно хмурилась Алеолина. – Не всё ли равно, сто или сто пятьдесят тысяч слов?

– Не всё равно, если орфография так сильно не совпадает с произношением, как у современной молодёжи в реале, – авторитетно заявил отставной моряк.

– Как могло получиться столь нелепое расхождение?

– Из‑за недальновидного консерватизма. Оно наблюдалось и у нас во времена не столь уж отдалённые, которые заставили произвести появление программ‑переводчиков. С ускорением развития общества язык стал меняться и обогащаться, а правописание оставалось на прежнем уровне. Даже хуже: упорно упрощали орфографию, облегчая язык для ленивых или тупых людей, в то время как общественное развитие требовало всё большего усложнения.

– И в результате язык утрачивал своё фонетическое богатство?

– Неизбежно. По существу, процесс был сложнее. Например, у каждого народа реала с подъёмом культуры шло обогащение бытового языка, выражавшего чувства, описывающего видимый мир и внутренние переживания. Затем, по мере разделения труда, появился технический, профессиональный язык. С развитием техники он становился всё богаче, пока число слов в нём не превысило общеэмоциональный язык, а тот, наоборот, беднел. И я подозреваю, что общеэмоциональный язык Любограда ещё пока что слишком беден по сравнению с языком великого Пушкина.

– Означает ли это перевес профессиональной жизни над досугом? – Поинтересовался господин Мармик.

– Вне всякого сомнения. У каждого человека времени на занятия самообразованием, искусством, спортом, даже просто для общения друг с другом становится всё меньше. Много меньше, чем на зарабатывания денег для сносного существования. Хотя стремление жить лучше, выглядеть не хуже окружающих так же имеет не последнее значение для добычи финансов любыми средствами в как можно большем количестве. Может быть и другое – неумение использовать свой досуг для самообразования и совершенствования, а так же правильное распределение доходов. То и другое – признаки плохой организации и низкого уровня общественного сознания. Всякий образованный человек знает, что в публикуемых ныне книгах, в телепередачах, в текстах песен, в содержании радиопередач реала так же мало смысла, как бывало у нас в недалёком прошлом, когда отпечатанные на стареньких клавиатурах, на доисторических эйбиэмках, переданные посредством электронной почты off line, ежедневные бюллетени новостей, теле и радиопередач несли не больше трёх – пяти процентов полезной информации. Кроме того, главный корректор предупреждает, что, судя по наличию большого количества семантических стереотипов, письменность реала упала на такой низкий уровень развития, который трудно сравнить даже со средневековьем.

– Начнём изучать и письменность? – шутливо вздохнул Ашот Гороховцев, личность несчастная, заброшенная, позабытая спящим красавцем и посему блуждающая по просторам Любограда. – Сколько же нам придётся крутиться в этой среде?

– Не так уж много, – утешила его Дафна, – теперь дело пойдёт интереснее. Видишь, какую штуку придумала для нас госпожа Шушара?

И действительно. Чайная изба с некоторых пор стала местом паломничества. Столики заказывали за месяц до того, как принималось решение посетить данное заведение. Богатые Любоградцы закупали абонемент на постоянный отдельный кабинет, что стоило бешеные деньги. Бюджет Шушаринского семейства рос не по дням, а по минутам. Народ являлся задолго до назначенного времени, рассаживался перед громадными стереоэкранами, часами наблюдая за жизнью своего детища. Жители Любограда были так похожи на реально живущих вне виртуальности, что более ни у кого не оставалось сомнения в правоте догадки историков. Странное ощущение овладевало горожанами. Будто бы они смотрели на свои же массовые представления, разыгрываемые на исторические темы. Разглядывая собственную жизнь под микроскопом, их богатое воображение рисовало гигантские города, редко разбросанные по виртуальности, точно воронки, всосавшие в себя основную массу населения. Внутри них люди виртуальности жили в тесноте многоэтажных зданий, под которыми в лабиринтах подземелий происходила повседневная техническая работа. Каждый город, окаймлённый поясом чахлых рощ, рассекал их широкими дорогами, точно щупальцами, протянувшимися в обширные поля, засаженные какими‑то растениями, похожими на соевые бобы и луковицы тюльпанов, культивировавшиеся в огромном количестве. Самые крупные города находились вблизи берегов экваториального океана, на тех участках дельт рек, где каменистая почва (устойчивые сервера надёжных провайдеров) давала опору большим зданиям. Вдали от рек и возделанных полей колоссальные площади суши были заняты сухими степями с редкой травянистой растительностью и бесконечно однообразными зарослями кустарников. В поясах возделанной земли отсутствовали постоянные посёлки. Какие‑то унылые постройки, длинные и низкие, утомляли глаз повторением однообразия. Повсюду царило полное отсутствие фантазии, романтики, эстетического вкуса, гармонии. Особенно это было заметно подле больших городов и меньших концентраций населения.

Час за часом, не смея нарушить молчание, чтобы не помешать окружающим, изредка деликатно постукивая по тарелкам и стаканам, подзывая официантов, обитатели Любограда смотрели на собственную жизнь в реальном отображении, оглушённые массой первых впечатлений. Даже заядлые курильщики рысцой уносились в курилку, делали быстрые, скупые затяжки и вихрем возвращались к экранам, боясь упустить хотя бы часть из времени выкупленного с таким трудом.

– Как здорово в сравнении с нашим дурацким разнообразием шрифтов, закорючек, завитушек и прочей дряни! – Возмущалась конкретная пацанка Алеолина, разглядывая современные компьютерные шрифты Майкрософт ворд. – Может быть, нам стоит ввести и у себя такой удобный метод письменности? Подадим заявку в СВУ – Совет Всеобщих Усовершенствований? Или главному корректору?

– Не думаю, – возразила графиня Светлада, – алфавитами этого вида уже пользовались в Любограде, и достаточно долго. Консерваторы всех времён и народов отстаивали их преимущество перед чисто фонетическими, подобными тем, какие дали начало нашему современному письму. Они доказывали, что, будучи идеограммами, эти знаки читаются в едином смысле народами, говорящими на разных языках…

– И буквы становятся не только абстрактными знаками, но и символами конкретного смысла, – подхватила студентка Дафна. – Вот почему их так много.

– И слишком мало для всего объёма расширяющейся экспоненциально человеческой мысли, – добавила графиня Светлада.

– Вы верно подметили главное противоречие, – подтвердил седой, – ничто не даётся даром, и преимущества идеографического письма становятся ничтожными с развитием культуры и науки. Зато стократно усиливается его недостаток – смысловая окаменелость, способствующая отставанию мышления, замедлению его развития. Сложное красивое письмо, выражающее тысячи оттенков мысли там, где нужна лишь техническая информация, становится архаизмом, подобием пиктограмм людей каменного века, откуда оно, несомненно, и произошло.

– Я никогда не сдамся, госпожа графиня Светлада! – Фыркнула Алеолина. – И пусть в СВУ меня объявят сторонницей пещерного мышления, я буду продолжать отстаивать свою точку зрения. Благодарю за спасение от позора, но я в этом не нуждаюсь. Я не считаю это позором.

– Вряд ли СВУ расправился бы так беспощадно с тобой, – в тон ей возразила студентка Дафна. – В этом Совете составляют большинство мужчины, и притом скептики. Сочетание нестойкое перед персонами нашего пола, особенно с вашими данными.

– Вы шутите, – серьёзно заметил граф, – а мне кажется трагичным столь долгое существование идеограмм у нас в Любограде. Это неизбежная отсталость мышления…

– Вернее, замедленность прогресса и архаика форм, – поправил графа художник Ладожский, – отсталость подразумевает сравнение. С кем? Если с нами, то на каком историческом уровне? Наш современный гораздо выше. Сколько позади осталось лет хорошей, разумной и дружной жизни, жадного познавания мира, счастья обогащения красотой и радостью. Кто из нас отказался бы жить в те времена?

– Я, – откликнулся Шурик. – Они, наши предки, знали так мало. Я не мог бы…

– И я тоже, – согласилась Дафна, – но безграничный океан познания так же простирается перед нами, как и перед ними. Эмоциональной разницы нет. А личное достоинство, мечты и любовь, дружба и понимание – всё, что выращивает и воспитывает нас? В этом мы одинаковы.

Из глубины стереоэкрана послышалась мелодичная музыка, лишь изредка прерываемая диссонансными ударами и воплями. Перед горожанами появилась площадь на холме, покрытая чем‑то вроде бежевого ковра. Эта дорожка направлялась через площадь к лестнице из того же материала. Уступ, украшенный высокими вазами и массивными столбами из серого камня, всего через несколько ступеней достигал стеклянного здания, сверкавшего в красном солнце. Лёгкий фронтон поддерживался низкими колоннами с причудливой вязью пилястров из ярко‑жёлтого металла. Лёгкий дымок курился из двух чёрных чаш перед входом.

По асфальтовой дороге двигалось сборище молодых людей, размахивая короткими палочками и ударяя ими в звенящие и гудящие диски. Некоторые несли на перекинутых через плечо ремнях маленькие красные с золотом коробочки, настроенные на одну и ту же музыку, которую посетители чайной избы причислили бы к дикой какофонии первобытно общинного строя.

Видео камеры съёмочной группы приблизились к идущим, выделив среди толпы две четы, оглядывавшиеся на спутников и дальше на город со странным смешением тревоги и удальства. Все четверо были одеты почти в одинаковые чёрно‑белые одежды. Девушки в белых пышных платьях, скрывающих их истинные фигуры. Двое мужчин в костюмы, в галстуках, расцвеченных извивами золотых драконов с разверстыми пастями. Каждый из мужчин подал руку своей спутнице. Продолжая двигаться боком к лестнице, они вдруг запели, вернее – пронзительно заголосили. Вызывающий напев подхватили все сопровождавшие.

– Если это свадьба, то почему они так боятся дворца бракосочетания?! – Возмущённо воскликнула Дафна.

– Госпожа Шушара! – Раздался голос седого.

Хозяйка питейного заведения вздрогнула от неожиданности, уронив бокал прессованного стекла, который не замедлил разбиться.

– Ваше преосвященство, благодаря нарушению вами общественного порядка я разбила десять бокалов для шампанского. Из Богемского, между прочим, горного хрусталя. – Сообщила она, набрасывая свой фартук на осколки. – С вас…