Текст книги "Хлеб великанов"

Автор книги: Агата Кристи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Книга третья
Джейн

Глава 1

1

Квартира Джейн Хардинг находилась на самом верху большого дома в Челси и смотрела окнами на реку.

Сюда и пришел Себастьян на другой день после приема.

– Я все организовал, Джейн, – сказал он. – Завтра к тебе придет Радмогер. Похоже, он предпочитает прийти сам.

– «Ну, давайте же, рассказывайте, как вы живете?» – передразнила Джейн. – Живу мило и респектабельно, и совершенно одна! Есть хочешь, Себастьян?

– А у тебя что-нибудь найдется?

– Омлет с грибами, тосты с анчоусами и черный кофе, если ты смирно посидишь, пока я приготовлю.

Она положила перед ним пачку сигарет и спички и ушла на кухню. Через четверть часа еда была готова.

– Почему мне нравится приходить к тебе, Джейн, так это потому, что ты не держишь меня за разжиревшего еврея, которого устраивает только мясо в горшочках из «Савоя».

Джейн молча улыбнулась, потом сказал!

– Себастьян, мне понравилась твоя девушка.

– Джо?

– Да, Джо.

Себастьян хмуро спросил:

– И что же ты о ней думаешь?

Джейн опять ответила не сразу.

– Такая молодая. Ужасно молодая.

Себастьян ухмыльнулся.

– Если бы она тебя слышала, она бы разозлилась.

– Вероятно… – Она минуту помолчала. Потом сказала: – Ты любишь ее, Себастьян, ведь так?

– Да. Странно, Джейн, не правда ли, как мало значат вещи, которые у тебя есть? Я могу иметь практически все, что захочу, кроме Джо, а только Джо и имеет для меня значение. Я понимаю, что я дурак, но это ничего не меняет! Какая разница между Джо и сотней других девушек? Почти никакой, но все равно для меня в целом мире имеет значение только Джо.

– Частично из-за того, что не можешь ее получить.

– Возможно. Но не думаю, что только из-за этого.

– Я тоже так думаю.

– А что ты думаешь о Верноне? – спросил Себастьян.

Джейн сменила позу, отвернувшись от огня.

– Он интересный человек, – медленно сказала она, – отчасти потому, что совершенно лишен честолюбия.

– Ты думаешь, он не честолюбив?

– Нисколько. Он хочет, чтобы все было просто.

– Если так, он ничего не добьется в музыке. Для этого нужна движущая сила.

– Это тебе нужна движущая сила. Но музыка сама будет двигать его вперед!

Себастьян просветлел.

– Знаешь, Джейн, а ведь ты права!

Она только улыбнулась.

– Хотел бы я знать, как быть с той девушкой, с которой Вернон помолвлен.

– Какая она?

– Хорошенькая. Некоторые назовут ее очаровательной, но я – только хорошенькой. Делает то же, что другие, но делает очень мило. На кошечку не похожа. Боюсь, что она тоже любит Вернона.

– Зачем же бояться? Твоего гениального ребенка ничто не собьет с пути и не сможет подавить. Этого не случится. Я более чем уверена, ничего такого не случится.

– Это тебя ничто не собьет с пути, у тебя-то есть эта самая движущая сила.

– Представь, Себастьян, что меня легче было бы, как ты выражаешься, сбить с пути, чем твоего Вернона. Я знаю, чего хочу, и туда иду, а он не знает, чего хочет, или вообще ничего не хочет, но оно само идет к нему… И чем бы оно ни было, ему нужно служить – жертвовать всем, не постояв за ценой.

– Жертвовать – чем же?

– Ах, если бы знать…

Себастьян поднялся.

– Мне надо идти. Спасибо, что накормила.

– Тебе спасибо за Радмогера. Ты настоящий друг, Себастьян. Я думаю, никакой успех тебя не испортит.

– О, успех… – Он протянул ей руку.

Она положила руки ему на плечи и поцеловала.

– Дорогой мой, я желаю тебе получить Джо. А если нет, то я уверена, что ты получишь все остальное!

2

Герр Радмогер не приходил к Джейн почти две недели. Он явился без предупреждения в половине десятого утра, вошел в квартиру, не извиняясь, и осмотрел стены гостиной.

– Это вы занимались мебелью и обоями?

– Да.

– Вы живете одна?

– Да.

– Но вы не всегда жили одна?

– Нет.

– Это хорошо, – неожиданно сказал Радмогер. Потом властным тоном приказал: – Подойдите сюда.

Обеими руками он подтащил ее к окну и осмотрел с головы до ног; ущипнул за руку, открыл ей рот и заглянул в горло и под конец своими крупными руками обхватил за талию.

– Вдох – выдох! Вдох – выдох!

Он вынул из кармана портновский метр, замерил объем при вдохе и выдохе, потом свернул его и засунул в карман. Ни он, ни Джейн не видели в этих процедурах ничего курьезного.

– Хорошо, – сказал Радмогер. – Отличная грудная клетка, сильное горло. Вы умны – поскольку не прервали меня. Я могу найти много певиц с голосом лучше вашего – у вас прекрасный голос, но в нем нет чистой, серебряной нити. Если вы вздумаете его форсировать, он пропадет – и что тогда с вами будет, спрашиваю я вас? То, что вы сейчас поете, – абсурд; если бы вы не были такой упрямой, вы вообще не брались бы за эти роли. Но я вас уважаю за то, что вы актриса.

Он помолчал.

– А теперь слушайте меня. Моя музыка прекрасна, и она не испортит ваш голос. Когда Ибсен создал Сольвейг, он создал самый удивительный женский тип, который когда-либо создавался. Моя опера вся держится на Сольвейг, и мне мало иметь хорошую певицу. Все эти Каваросси, Мэри Мортнер, Жанна Дорта – все надеются петь Сольвейг. Но я их не возьму. Кто они такие? Самки без интеллекта с грандиозными вокальными данными. Для моей Сольвейг нужен совершенный инструмент, соединенный с интеллектом. Вы певица молодая и пока неизвестная. На следующий год вы будете петь в Ковент-Гардене в моем «Пер Гюнте», если мне подойдете. Вот послушайте…

Он сел к пианино и стал играть – ритмичные и монотонные пассажи.

– Это, как вы понимаете, снег – норвежский снег. Вот таким должен быть ваш голос – снег. Белый, как полотно, и сквозь него пробегают узоры. Но узоры в музыке, а не в вашем голосе.

Он продолжал играть – бесконечно монотонно, с бесконечными повторениями, но иногда вдруг как будто что-то очень легкое вплеталось в эту ткань – то, что он называл узорами.

Он остановился.

– Ну как?

– Это будет очень трудно спеть.

– Вот именно. Но у вас отличный слух. Вы хотите петь Сольвейг?

– Естественно. Такой шанс выпадает раз в жизни. Если только я вам подойду.

– Думаю, подойдете. – Он встал, положил руки ей на плечи. – Сколько вам лет?

– Тридцать три.

– Вы были очень несчастны, да?

– Да.

– Сколько у вас было мужчин?

– Один.

– И он не был хорошим человеком?

Джейн ровно ответила:

– Он был очень плохим человеком.

– Понятно. Да, это написано у вас на лице. А теперь послушайте. Все, что вы выстрадали, все, чем наслаждались, вы вложите в мою музыку – без надрыва, без суматохи, а с контролируемой, дисциплинированной силой. В вас есть интеллигентность и мужество. Человек, не имеющий мужества, отворачивается от жизни. Вы никогда не отвернетесь. Что бы ни выпало на вашу долю, вы встретите это с поднятой головой и твердым взглядом… Но я надеюсь, дитя мое, что вам не слишком много доведется страдать.

Он повернулся.

– Я пришлю партитуру, – бросил он через плечо. – Учите.

Он вышел и захлопнул за собой дверь.

Джейн присела к столу, невидящими глазами глядя в стену. Пришел ее шанс. Она тихо прошептала: «Боюсь».

3

Всю неделю Вернон обдумывал вопрос, надо или нет ловить Джейн на слове. Он мог бы подъехать в город в конце недели – а вдруг ее не будет дома? Он испытывал неуверенность и смущение. Может, она уже забыла, что приглашала его?

Эти выходные он пропустил. Убедил себя, что она уже забыла о нем. А потом получил письмо от Джо, где та упоминала, что дважды виделась с Джейн. Это решило вопрос. В следующую субботу в шесть часов Вернон позвонил в дверь квартиры Джейн.

Джейн открыла сама. Когда она разглядела, кто перед ней, глаза ее округлились, но она не высказала удивления.

– Заходите, – сказала она. – Я заканчиваю занятие, но вы мне не помешаете.

Он прошел за ней в длинную комнату с видом на реку. Она была пустой – только рояль, диван и два кресла да на стенах бушующий вихрь колокольчиков и желтых нарциссов. Одна стена имела особые обои – ровного темно-зеленого цвета, и на ней висела единственная картина – странноватая группа голых древесных стволов. Чем-то она напомнила Вернону его детские приключения в Лесу.

На табурете у рояля сидел человечек, похожий на белого червя.

Джейн сунула Вернону пачку сигарет и жестким командирским голосом сказала: «Мистер Хилл, начали», – и стала расхаживать по комнате.

Мистер Хилл накинулся на рояль, его пальцы забегали с невероятной скоростью и проворством. Джейн пела большей частью sotto voce [19]19
  Тихим голосом (ит.).


[Закрыть], почти не слышно, изредка что-то в полный голос. Раз-другой она оборвала себя яростным, нетерпеливым возгласом, и мистеру Хиллу приходилось возвращаться на несколько тактов назад.

Прекратила она неожиданно, хлопнув в ладоши. Потом прошла к камину, позвонила в колокольчик и впервые обратилась к мистеру Хиллу как к человеческому существу:

– Мистер Хилл, выпьете с нами чаю?

Мистер Хилл извинился и сказал, что никак не может. Несколько раз вильнув всем телом, он бочком выскользнул из комнаты. Горничная внесла черный кофе и горячие гренки. Джейн, похоже, именно так себе представляла послеобеденный чай.

– Что вы пели?

– «Электру» Рихарда Штрауса.

– О! Мне понравилось. Будто дерутся две собаки.

– Штраус был бы польщен. Но я вас поняла. Драчливая музыка.

Она подвинула к нему гренки и сказала:

– Ваша кузина дважды была у меня.

– Я знаю. Она мне написала.

Он чувствовал себя скованно. Так хотел прийти, а теперь не знает, что сказать. Было в Джейн что-то такое, из-за чего он чувствовал себя неуютно. Вдруг он выпалил:

– Скажите честно, вы советуете мне бросить к черту работу и насесть на музыку?

– Как я могу такое сказать? Я же не знаю, чего вы хотите.

– Но вы же говорили это в тот вечер. Что каждый волен делать то, что ему нравится.

– Да. Не всегда, конечно, но почти всегда. Если вы хотите кого-то убить, ничто вас не остановит. Но потом вас повесят.

– Я никого не собираюсь убивать.

– Нет, вы хотите, чтобы у сказки был счастливый конец. Дядя умирает и оставляет вам все деньги, вы женитесь на своей возлюбленной и живете в Эбботс – или как там оно называется – спокойно и счастливо всю жизнь.

Вернон рассердился:

– Я бы не хотел, чтобы вы смеялись надо мной.

Джейн замолчала и совсем другим голосом сказала:

– Я не смеялась. Я пыталась вмешаться и то, что меня совершенно не касается.

– Что значит пытались вмешаться?

– Пыталась повернуть вас лицом к реальности, забыв, что вы… вылет на восемь моложе меня и что для вас эта пора еще не пришла.

Он вдруг подумал: «Ей можно сказать что угодно – все. Хотя она не всегда будет отвечать так, как мне хочется».

Вслух он произнес:

– Продолжайте, пожалуйста. С моей стороны очень эгоистично говорить все время о себе, но я так беспокоюсь… мне так тревожно. Я хочу знать, что вы имели в виду, когда в тот раз сказали, что из четырех вещей я могу получить что-то одно, а не все сразу.

Джейн сосредоточилась.

– Что я имела в виду? А, вот что. Чтобы получить желаемое, приходится платить или идти на риск, иногда – и то и другое. Например, я люблю определенную музыку. Мой голос годится для совсем другой музыки. У меня хороший концертный голос – но не оперный, разве что для оперетты. Но я пою Вагнера и Штрауса – то, что люблю. Я пока еще не расплачиваюсь за это, но риск огромный. В любую минуту я могу потерять голос. Я это знаю. Я посмотрела фактам в лицо и решила, что игра стоит свеч.

В вашем случае вы перечислили четыре вещи. Во-первых, я полагаю, что за несколько лет работы у дяди вы станете богаты без дополнительных усилий. Но это не слишком интересно. Во-вторых, вы хотите жить в Эбботс-Пьюисентс. Вы можете сделать это завтра же, если женитесь на девушке с деньгами. А что касается девушки, которую вы любите и хотите жениться…

– Да, могу я получить ее завтра же? – со злой иронией спросил Вернон.

– Я бы сказала – да, запросто.

– Как?

– Продав имение. Ведь оно ваше, не так ли?

– Да, но я не могу… Не могу…

Джейн улыбалась, откинувшись в кресле.

– Вам приятнее верить в сказки?

– Должен быть какой-то другой выход.

– Конечно, он есть. Простейший. Пойдите с ней в ближайшую контору и зарегистрируйте брак. Вы оба совершеннолетние.

– Вы не понимаете. На таком пути сотни трудностей. Я не могу предложить Нелл жить в нищете. Она не хочет быть бедной.

– Или не может.

– Как это?

– Просто не может. Есть люди, которые не могут быть бедными, знаете ли.

Вернон встал и прошелся по комнате. Вернувшись, он опустился на коврик перед камином возле кресла Джейн и, глядя на нее снизу вверх, спросил:

– А четвертое? Музыка? Вы думаете, я могу что-нибудь там сделать?

– Не знаю. Одного желания недостаточно. Но если так случится, то она поглотит нее остальное, так мне кажется. Все уйдет – Эбботс-Пьюисентс, деньги, девушка. Боже мой, я чувствую, вас ждет нелегкая жизнь! Ух! Аж мурашки по коже. Лучше расскажите мне про оперу, которую вы пишете, – мне Себастьян говорил.

Когда он закончил рассказ, пробило девять. Оба удивленно вскрикнули – и отправились в ближайший ресторанчик. Когда они стали прощаться, к нему вернулась прежняя робость.

– По-моему, вы самый-самый милый человек, какого мне приходилось встречать. Вы разрешите зайти к вам еще раз? Если сегодня я вам не слишком надоел.

– В любое время. До свидания.

4

Майра написала Джо:

«Дорогая, дорогая Джозефина!

Я так беспокоюсь насчет Вернона и той женщины, к которой он ездит в город, она оперная певичка или что-то такое. Я гораздо старше его. Просто страшно, как женщины такого сорта могут окрутить мальчика. Я ужасно волнуюсь и не знаю, что делать. Я говорила с дядей Сидни, но он ничем не помог мне, сказал, что парень есть парень. Ноя не хочу, чтобы мой мальчик был таким. Как ты думаешь, Джо, может, мне встретиться с этой женщиной и уговорить ее оставить моего мальчика в покое? Я думаю, даже дурная женщина послушает мать. Вернон слишком молод, чтобы губить свою жизнь. Я не знаю, как быть. В последнее время я совсем потеряла влияние на Вернона.

С любовью, признательная тебе тетя Майра».

Джо показала письмо Себастьяну.

– Она имеет в виду Джейн, – сказал он. – Вот бы посмотреть на их встречу! Честно говоря, Джейн бы позабавилась.

– Ну и глупо! Я желаю Вернону добра, так что лучше бы он влюбился в Джейн, чем в эту глупую куклу.

– Тебе она не нравится?

– Тебе тоже.

– Ну нет, не скажи. Она не слишком интересна, но я вижу, как она привлекательна. В своем роде прелестна.

– Ага, в шоколадно-конфетном роде.

– Меня она не привлекает, потому что, на мой взгляд, в ней нет ничего, что бы тронуло меня. Нелл еще не стала настоящей. Может, так и не станет. А кого-то такой вариант привлекает, поскольку открывает массу возможностей.

– Пожалуй, Джейн стоит десятка таких, как Нелл! Чем скорее Вернон избавится от своей телячьей любви к Нелл и влюбится в Джейн, тем лучше.

Себастьян закурил и неторопливо сказал:

– Пожалуй, я с тобой не согласен.

– Почему?

– Это трудно объяснить. Но Джейн – настоящий человек. Любить Джейн – это повседневная работа. Мы с тобой согласились, что Вернон, видимо, гений, так? Не думаю, чтобы гений мог жениться на настоящей женщине. Он хочет жениться на ком-нибудь ничтожном, чья личность не была бы ему помехой. Может, это цинично, но, если он женится на Нелл, так и будет. Она сейчас похожа, как бы это выразить, на «золотую яблоньку в цвету». То же будет, когда он женится. Она останется хорошенькой, покладистой девушкой, он будет ее любить, но она не будет помехой, не встанет между ним и его работой, личности для этого у нее не хватит. А Джейн могла бы. Сама того не желая. В Джейн привлекает не красота, а она сама. Для Вернона она может стать роковой женушкой.

– Ну а я не согласна! По-моему, Нелл – просто дурочка, мне будет противно, если Вернон женится на ней. Надеюсь, этого не случится.

– Что было бы лучше всего, – сказал Себастьян.

Глава 2

1

Нелл вернулась в Лондон. На следующий день Вернон зашел к ней. Она сразу же заметила перемену в нем: он выглядел измученным и возбужденным. Он коротко сказал:

– Нелл, я собираюсь завязывать с Бирмингемом.

– Что-о?

– Погоди, сейчас расскажу.

Он заговорил напористо и возбужденно. Музыка! Он отдастся ей целиком. Рассказал про оперу.

– Слушай, Нелл. Это ты – в башне – принцесса с золотыми волосами, которые сияют на солнце. – Он подошел к пианино и заиграл, попутно объясняя: – Здесь скрипки, а это для арфы… а это круглые бриллиантовые подвески…

То, что он играл, Нелл казалось набором негармоничных обрывков. Про себя она думала, что это ужасно. Может, в исполнении оркестра будет звучать иначе. Но она любит его, и потому все, что он делает, должно быть правильно. Она улыбнулась:

– Чудесно, Вернон.

– Тебе в самом деле понравилось? О, любимая моя, моя прелесть! Ты все понимаешь, ты просто чудо!

Он подошел, упал перед ней и уткнулся лицом ей в колени.

– Я так люблю тебя! Так люблю!

Она погладила его темноволосую голову.

– Расскажи мне, про что это.

– Ты хочешь? Так вот, в башне сидит принцесса с золотыми волосами, и короли и рыцари со всего света съезжаются, чтобы добиться ее руки. Но она так надменна, что ни на кого не смотрит, – настоящая сказочная недотрога. И вот появляется один парень, вроде цыгана, оборванный, в зеленой шляпе и с дудочкой. Он играет, поет и говорит, что у него самое большое королевство – весь мир, и самые лучшие бриллианты – капли росы. Все считают его сумасшедшим и гонят прочь. Но в эту ночь принцесса, лежа в постели, слушает, как он играет на дудочке в саду ее замка.

В этом же городе живет старый еврей-торговец, он приходит к парню и предлагает ему золото для того, чтобы тот мог завоевать принцессу, но цыган смеется и спрашивает, что же тот попросит взамен. А старик говорит – зеленую шляпу и дудочку, но цыган не желает с ними расставаться.

Каждую ночь он играет в дворцовом саду. Старый скальд во дворце рассказывает сказку о том, как сто лет назад цыганка заколдовала одного принца, превратила в бродягу, и с тех пор его никто не видел. Принцесса слушает и наконец ночью встает и подходит к окну. Цыган предлагает ей бросить все наряды и драгоценности и уйти с ним в одной этой белой рубашке. Но она на всякий случай тайком зашивает жемчужину в подол, выходит к нему, и они идут под луной, и он поет. Но жемчужина в подоле так тяжела, что принцесса не успевает за ним. И цыган уходит, не замечая, что девушка остается, вся в слезах.

Я плохо рассказываю, но здесь конец первого акта – он уходит в лунном свете, оставляя плачущую принцессу. Всего будет три декорации – замок, рынок и сад у нее под окном.

– Но это, наверное, очень дорого – такие декорации? – поинтересовалась Нелл.

– Не знаю… не думал… о! Как-нибудь устроится. – Прозаические детали раздражали Вернона.

– Второе действие – на рыночной площади. Девушка с черными волосами чинит кукол. Цыган приходит один, спрашивает, что она делает, и девушка отвечает, что чинит детские игрушки, у нее есть волшебная иголка и нитка. Он рассказывает ей, как потерял принцессу, и говорит, что пойдет к старому еврею-торговцу и продаст ему свою зеленую шляпу и дудочку. Она предостерегает, чтобы не делал этого, но он говорит, что должен.

Жаль, я плохо рассказываю. Просто передаю сюжет, а не как я разбил его, потому что сам пока не уверен. У меня есть музыка, а это великое дело: тяжелая музыка пустого дворца, шумная, болтливая музыка рынка, и принцесса – как строчка стиха: «журчащий ручеек в тиши долины», и девушка – кукольница, и деревья шумят так, как они шумели в Лесу в Эбботс-Пьюисентс, – помнишь? Загадочно, чарующе, жутковато… Я думаю, придется некоторые инструменты настроить особым образом… Ну, я не буду вдаваться в технические детали, это тебе не интересно.

На чем я остановился? Ах да, юноша возвращается во дворец, на этот раз это могущественный король, весь сверкает и звенит бриллиантами, принцесса в восторге, они собираются пожениться, и все как будто хорошо. Но принц бледнеет и слабеет, с каждым днем ему становится все хуже, а когда его спрашивают, что случилось, он отвечает: «Ничего».

– Как ты в детстве, в Эбботс-Пьюисентс, – улыбнулась Нелл.

– Разве я так говорил? Не помню. Так вот, в ночь перед свадьбой он не выдерживает, тайком убегает из дворца, приходит на рыночную площадь, будит старого еврея и говорит, что ему нужна его шляпа и дудочка и что он отдаст все, что брал. Старик со смехом швыряет разорванную пополам шляпу и сломанную дудочку принцу под ноги.

Он подбирает их и с разбитым сердцем бредет, пока не натыкается на кукольную мастерицу, которая сидит, поджав под себя ноги, и чинит кукол. Он рассказывает ей, что произошло, и она велит ему ложиться спать. А когда он наутро просыпается, то видит свою зеленую шляпу и дудочку – они выглядят так, что даже не догадаешься, что их починили.

Он смеется от радости, а она достает из шкафа такую же зеленую шляпу и дудочку, и они вдвоем идут через лес, и как только солнце поднимается над кромкой леса, он смотрит на нее и вспоминает: «Слушай, сто лет назад я бросил свой дворец и трон ради любви к тебе». А она говорит: «Да, но ты побоялся и на всякий случай спрятал слиток золота за подкладку камзола, его сверкание ослепило тебя, и мы потеряли друг друга. Но теперь нам принадлежит весь мир, и мы вечно будем вместе шагать по нему».

Вернон остановился, повернув к Нелл вдохновенное лицо.

– Здесь должен быть чудный, чудный конец! Как бы передать в музыке то, что я вижу и слышу? Они вдвоем в зеленых шляпах и с дудочками, и лес, и восход солнца… – Он мечтал, забыв о Нелл.

Нелл не могла бы выразить словами нахлынувшие чувства. Этот чудной, охваченный восторгом Вернон пугал ее. Она знала мнение Себастьяна – настанет день, и Вернон сделает нечто выдающееся, но она читала о том, как живут гении музыки. Она вдруг от всей души пожелала, чтобы у Вернона не было этого дара. Пусть бы все оставалось как прежде – влюбленный в нее мальчишка и одна на двоих мечта.

Жены музыкантов всегда несчастны, она читала об этом. Она не хочет, чтобы Вернон стал великим музыкантом. Она хочет, чтобы он быстренько заработал деньги, и они стали бы жить в Эбботс-Пьюисентс. Она хочет нормальной, здравой будничной жизни. Любви – и Вернона.

А эта штука, эта одержимость, – опасна, очень опасна.

Но она не может разочаровать Вернона, для этого она слишком его любит. Она сказала, стараясь говорить заинтересованно и сочувственно:

– Необыкновенная, сказочная история! Неужели ты запомнил ее с детских лет?

– Более или менее. Она мне припомнилась утром на берегу реки в Кембридже, как раз перед тем, как я увидел тебя под деревом. Дорогая, ты была так прелестна… Ты всегда будешь прелестна, правда? А то я не вынесу! Боже, что за вздор я болтаю! А потом в тот восхитительный вечер, когда я признался тебе в любви, на меня нахлынула музыка. Я тогда еще не все вспомнил, только про башню. Но мне грандиозно повезло. Я встретил племянницу той сиделки, которая рассказывала мне эту сказку. Она все очень хорошо помнит и помогла мне восстановить ее в памяти. Представляешь, какие бывают совпадения?

– Кто она, эта женщина?

– Знаешь, она замечательная личность. Ужасно милая и умная. Она певица. Джейн Хардинг. Она поет Электру, и Брунгильду, и Изольду в Английской оперной труппе. Может быть, на будущий год она будет петь в Ковент-Гардене. Я познакомился с ней у Себастьяна. Я хочу, чтобы ты тоже с ней познакомилась. Она тебе ужасно понравится.

– Сколько ей лет? Она молодая?

– Довольно моложавая, лет тридцати. Она производит очень странное впечатление. Вроде бы она тебе даже неприятна, и в то же время она заставляет тебя почувствовать, что ты способен многое сделать. Она очень хорошо отнеслась ко мне.

– Не сомневаюсь.

Почему она так сказала? С чего бы Нелл испытывать предубеждение против этой женщины, Джейн Хардинг? Вернон озадаченно смотрел на возлюбленную.

– В чем дело, дорогая? Ты так странно это сказала.

– Не знаю. – Она постаралась засмеяться. – Мурашки по коже.

– Забавно, но кто-то недавно сказал то же самое. – Вернон нахмурился.

– Многие так говорят, – засмеялась Нелл. – Я бы очень хотела познакомиться с твоей подругой.

– Она тоже хочет. Я столько ей наговорил о тебе.

– Лучше бы не говорил. Мы же обещали маме, что никто не будет знать.

– Никто и не знает, только Себастьян и Джо.

– Это другое дело, вы знакомы всю жизнь.

– Да, конечно. Извини, я не подумал. Но я не говорил, что мы помолвлены, и не называл твоего имени. Ты не сердишься, дорогая?

– Конечно нет.

Она сама слышала, как ненатурально у нее это прозвучало. Почему в жизни все так трудно? Нелл боялась этой музыки. Из-за нее Вернон бросает хорошую работу. Что такое эта его музыка? И что такое Джейн Хардинг? «Лучше бы я никогда не встречала Вернона, – с отчаянием думала она. – Лучше бы я не любила его. Хоть бы мне поменьше его любить! Я боюсь… Боюсь…»

2

Победа! Свершилось! Конечно, было нелегко. Дядя Сидни был в ярости, и не без оснований, вынужден был признать Вернон. Мать закатывала сцены – слезы, упреки. Десятки раз Вернон готов был отступить. И все же он устоял.

Все это время он ощущал странное одиночество. Он остался один на один со своим решением. Нелл соглашалась со всем, что он говорил, но он чувствовал, что его поступок огорчает ее и подрывает веру в будущее. Себастьян считал такой шаг преждевременным, хотя этого и не говорил, – он никогда и никому не давал советов. Даже непоколебимая Джо сомневалась. Она понимала, насколько серьезен для Вернона разрыв с Бентами, и не настолько верила и музыкальную будущность Вернона, чтобы приветствовать такой поступок.

Впервые в жизни Вернон набрался смелости решительно кому-либо противостоять. Когда все закончилось и он поселился в самых дешевых комнатах, какие удалось найти в Лондоне, он чувствовал себя так, словно преодолел неодолимое препятствие. Только после этого он отправился к Джейн Хардинг.

В своем воображении он разыграл беседу с ней.

«Я сделал так, как вы мне сказали».

«Великолепно! Я знала, что у вас хватит мужества».

Он скромен; она аплодирует. Ее похвалы поддерживают его и поднимают его дух.

На деле вышло все наоборот. С Джейн всегда так. Заранее воображаешь, как пойдет разговор, а получается совсем наоборот.

В данном случае, когда он с примерной скромностью объявил, что уволился, она приняла это как должное и не нашла в его поступке ничего героического. Только сказала:

– Что ж, значит, вы этого действительно хотите, иначе бы так не поступили.

Он разозлился. Почему в присутствии Джейн он всегда чувствует себя так неловко?

Не может вести себя естественно. Ему столько хотелось ей сказать – но он не мог, смущался. Потом вдруг без всяких причин, словно облако рассеивалось, он говорил легко и весело все, что приходило в голову.

Почему так получается? С того момента, как он впервые увидел Джейн, он ощущал какую-то тревогу, будто боялся ее. Это его раздражало.

Попытка подружить их с Нелл провалилась. Вернон видел, что за внешней вежливостью и сердечностью нет решительно никаких чувств.

Он спросил Нелл, что она думает о Джейн, и услышал:

– Она мне очень понравилась. По-моему, она очень интересный человек.

Спрашивать Джейн ему было неловко, но та сама пришла ему на помощь:

– Вы хотите знать, что я думаю о Нелл? Она прелестна и очень славная.

– И вы думаете, вы могли бы подружиться?

– Нет, конечно. Зачем?

– Да, но… – Он смешался.

– Дружба – это не равносторонний треугольник. Если А любит В и А любит С, то В и С – и т. д. У нас нет ничего общего – у меня с вашей Нелл. Она тоже считает, что жизнь должна быть сказкой, и как раз сейчас начинает понимать, что это не обязательно. Бедное дитя. Как Спящая Красавица, которая проснулась в лесу. Любовь для нее – это нечто прекрасное и удивительное.

– А для вас разве нет?

Он должен был спросить. Он жадно ждал ответа. Как часто он гадал о тех ее пяти годах с Борисом Андровым!

Она посмотрела на него; в лице ее погасло всякое выражение.

– Как-нибудь я вам расскажу.

Он хотел сказать: «Расскажите сейчас», – но вместо этого спросил:

– Скажите, Джейн, а для вас – что такое жизнь?

Она помолчала. Потом ответила:

– Трудное, опасное, но бесконечно увлекательное приключение.

3

Наконец-то он может работать. Он стал постигать радость свободы. Ничто не действует на нервы, ничто не отбирает энергию – все вливается в один поток, в любимую работу. Кое-что отвлекало – в настоящий момент он едва сводил концы с концами. Эбботс-Пьюисентс все еще не был сдан в аренду…

Прошла осень и большая часть зимы. С Нелл он виделся один-два раза в неделю, и встречи не приносили удовлетворения. Оба сознавали, что первые восторги погасли. Она допытывалась: как продвигается опера? Когда он закончит? Каковы шансы ее поставить?

Практическую сторону дела Вернон представлял себе смутно, сейчас его занимало только творчество. Опера рождалась медленно, с бесчисленными трудностями, с отступлениями, вызванными недостатком опыта и техники. Говорил Вернон в основном о возможностях или недостатках инструментов. Он общался с некоторыми оркестрантами. Нелл часто ходила на концерты, она любила музыку, но едва ли могла отличить гобой от кларнета и считала, что горн и английский рожок – одно и то же. Ее приводил в ужас объем знаний, необходимый для написания партитуры, и тревожило безразличие Вернона к продвижению оперы на сцену. Он вряд ли сознавал, как угнетают Нелл его неопределенные ответы. Однажды она чуть не напугала Вернона, когда сказала – даже не сказала, а взвыла:

– Вернон, не мучай меня! Это так тяжело, так тяжело! У меня должна быть какая-то надежда, как ты не понимаешь?

Он с удивлением посмотрел на нее.

– Но, Нелл, все идет хорошо. Надо только набраться терпения.

– Я знаю, Вернон. Мне не следовало говорить, но видишь ли…

Она замолчала.

– Дорогая, мне будет еще труднее, если и буду чувствовать, что ты несчастна.

– О, это не так… Я не буду…

Но в глубине души снова подняла голову былая обида. Вернон не понимает, как для нее все сложно. Никогда не понимал. Ее затруднения он назвал бы глупыми и примитивными. В каком-то смысле это верно, но, с другой стороны, ведь из них состоит ее жизнь! Вернон не видит, не понимает, что она живет в постоянной борьбе, она никогда не может расслабиться. Если бы он это понял, сказал бы хоть слово ободрения, проявил понимание ее трудного положения! Но он ничего не видит.

Нелл охватило тоскливое чувство одиночества. Таковы мужчины – не понимают, не заботятся. Им кажется, раз любовь – значит, все проблемы решены. Ничто не решено. Она почти ненавидела Вернона. Он эгоистично погружен в свою работу и не хочет, чтобы она чувствовала себя несчастной, потому что это его огорчает…

Она подумала: «Только женщина меня поймет».

И, движимая каким-то неясным чувством, отправилась к Джейн Хардинг.

Джейн была дома. Если она удивилась, увидав Нелл, то ничем этого не показала. Они немного поговорили о пустяках; Нелл видела, что Джейн смотрит на нее и ждет, жалея свое время.