Текст книги "Хлеб великанов"

Автор книги: Агата Кристи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

Глава 4

1

Июльским днем Себастьян шел по набережной по направлению к дому Джейн. Погода напоминала скорее раннюю весну, хотя дело было в разгаре лета. Он моргал от холодного пыльного ветра, дующего в лицо.

Себастьян заметно изменился, он казался намного старше. Очень мало осталось от мальчишки, хотя никогда особенно много и не было. У него всегда был удивительно взрослый вид, присущий всем семитам. Когда он вот так шел, нахмурившись и что-то обдумывая, ему можно было дать тридцать с лишним.

Джейн сама открыла дверь. Она говорила тихим, совсем охрипшим голосом:

– Вернона нет. Он тебя не дождался. Ты обещал к трем, а сейчас уже полпятого.

– Меня задержали. Обычное дело. Никогда не знаешь, как лучше подойти к Вернону с его нервами.

– Не хочешь ли сказать про еще один кризис? Я этого не вынесу.

– О, ты к ним привыкла. И мне приходится. Что у тебя с голосом, Джейн?

– Простуда. Горло. Все в порядке, я лечусь.

– Боже мой! Завтра «Принцесса в башне»! Ты не сможешь петь?

– О, я буду петь. Не бойся. Только не возражай, если сейчас буду разговаривать шепотом. Надо сберечь все, что можно.

– Конечно. У врача была?

– У моего лечащего врача на Харли-стрит.

– Что он сказал?

– Как всегда.

– Он запретил тебе завтра петь?

– О нет!

– Ну какая же ты врушка, Джейн!

– Да, было бы неплохо отложить, но это повредит тебе. Буду честной. Он предупредил меня, что я годами перетруждала свой голос. Сказал, что петь завтра – безумие. Но мне наплевать.

– Дорогая моя Джейн, я не собираюсь рисковать твоим голосом.

– Занимайся своим делом, Себастьян. Мой голос – это мое дело. Я не вмешиваюсь в твои заботы, а ты не вмешивайся в мои.

Себастьян ухмыльнулся.

– Тигрица, – восхитился он. – Но все равно, Джейн, так нельзя. Вернон знает?

– Как ты думаешь? Нет, конечно. И ты не говори ему, Себастьян.

– Обычно я никогда не вмешиваюсь. Но, Джейн, дорогая, ты десять тысяч раз пожалеешь. Опера того не стоит. И Вернон не стоит. Можешь сердиться за то, что я это говорю.

– Зачем же сердиться? Это правда, я знаю. Но все равно буду петь. Можешь называть меня тщеславной или эгоисткой, но без меня «Принцесса» не будет иметь успеха. В роли Изольды у меня был успех, а моя Сольвейг произвела фурор. Это мой звездный час. И Вернона тоже. Я сделаю это хотя бы для него.

Он расслышал подтекст – ее невольно выдало это «хотя бы», но ни одним мускулом лица он не показал, что понял. Он только повторил с мягкой настойчивостью:

– Он этого не стоит, Джейн. Подумай о себе. Ты уже достигла вершины. А у Вернона все впереди.

– Я знаю, знаю. Этого стоит только один человек – ты, Себастьян. И все же я делаю это не ради тебя.

Себастьян был удивлен и тронут. Глаза его заволокло туманом. Он взял Джейн за руку. Минуту они сидели молча.

– Очень мило с твоей стороны, – сказал он наконец.

– Это правда. Ты стоишь десятка Вернонов. У тебя есть ум, инициатива, характер… – Хрипловатый голос умолк.

Еще через минуту Себастьян спросил:

– А вообще как дела? Как обычно?

– Да, пожалуй. Знаешь, что ко мне приходила миссис Дейр?

– Нет. Что ей надо?

– Она пришла умолять меня отдать ей ее сыночка. Сказала, что я разрушаю его жизнь. Только дурная женщина может поступать так, как я. И прочее. В общем, можешь себе представить.

– А ты что? – полюбопытствовал Себастьян.

Джейн пожала плечами.

– Что я могла сказать? Что Вернону все равно – та шлюха или другая.

– О, дорогая, неужели до такого дошло?

Джейн встала, закурила и принялась ходить по комнате. Себастьян увидел, что у нее измученное лицо. Он отважился спросить:

– Как он?

– Слишком много пьет, – резко сказала Джейн.

– Ты не можешь его удержать?

– Нет.

– Странно, я считал, что ты имеешь на него большое влияние.

– Сейчас нет. – Она помолчала. – Нелл выходит замуж осенью, кажется?

– Да. Думаешь, тогда станет легче?

– Понятия не имею.

– Молю Бога, чтобы он выстоял, – сказал Себастьян. – Если не ты, то никто его не удержит. Это у него в крови.

Она подошла и снова села рядом.

– Расскажи мне все, что знаешь. Про его отца, мать.

Себастьян кратко описал Дейров.

– Мать его ты видела. Не правда ли, странно, что Вернон не унаследовал от нее ни единой черточки? Он Дейр с головы до пят. Все они артистичны, музыкальны, слабовольны, самонадеянны и гроза для женщин. Странная штука наследственность.

– Я с тобой не совсем согласна. Вернон не похож на мать, но кое-что он от нее унаследовал.

– Что же?

– Жизненная сила. Она – необыкновенно живучая, как животное. Ты никогда не думал о ней с этой точки зрения? В Верноне есть что-то от нее. Иначе он не стал бы композитором. Будь он только Дейром, он бы баловался музыкой. Кровь Бентов дала ему силу для творчества. Ты говоришь, его дед построил свой бизнес голыми руками, то же сделал Вернон.

– Не уверен, что ты права.

– А я уверена.

Себастьян некоторое время думал. Потом спросил:

– Дело только в пьянстве? Или есть – ну, я хочу сказать, есть другие женщины?

– О! Есть, есть и другие женщины.

– И ты не возражаешь?

– Не возражаю? Конечно возражаю. Из чего, по-твоему, я сделана? Возражаю до того, что убить готова. Но что я могу? Разбушеваться, устроить сцену и выгнать его отсюда?

Ее прекрасный голос вырвался из шепота – Себастьян быстро сделал знак, и она остановилась.

– Ты прав. Надо быть осторожнее.

– Я не могу понять, – проворчал Себастьян. – Сейчас Вернону, кажется, и музыка не важна. Он соглашается со всем, что Радмогер ему предлагает, прямо ягненок. Это ненормально.

– Нужно подождать. Все вернется. Это реакция. К тому же Нелл. У меня такое чувство, что, если «Принцесса» будет иметь успех, Вернон придет в себя. У него появится гордость, чувство свершения.

– Надеюсь, – тяжело вздохнул Себастьян. – Но будущее меня очень тревожит.

– В каком смысле? Чего ты боишься?

– Войны.

Джейн удивилась. Она не поверила своим ушам, подумала, что ослышалась.

– Войны?

– Да. Из-за того дела в Сараево [22]22
  Имеется в виду убийство летом 1914 года в Сараево наследника австрийского престола Франца-Фердинанда, послужившее поводом к началу Первой мировой войны.


[Закрыть].

Джейн это казалось смешно и нелепо.

– С кем же будет война?

– Вообще-то с Германией.

– О Себастьян, но это же так далеко. Сараево!

– Предлог может быть любой! – раздраженно бросил Себастьян. – Все дело в деньгах. Деньги скажут свое слово. Я сам имею дело с деньгами, наши родственники в России имеют дело с деньгами. Мы знаем. По тому, как ведут себя деньги, можно догадаться, что носится в воздухе. Приближается война, Джейн.

Джейн посмотрела на него и перестала улыбаться. Себастьян был серьезен, а он всегда знает, что говорит. Если он говорит, что приближается война, то, как бы фантастично это ни звучало, война приближается.

Себастьян сидел молча, погрузившись в размышления. Деньги, инвестиции, разнообразные займы, финансовая ответственность, которую он на себя принял, будущее его театров, позиция принадлежащих ему газет. Затем, конечно, будут сражения. Он – сын натурализовавшегося англичанина. Он ничуть не хочет идти воевать, но, видимо, придется. Как и всем, кроме самых пожилых. Его тревожила не опасность, а необходимость оставлять свои взлелеянные проекты в чужих руках. «Они все испортят», – с горечью думал он. Войну он оценивал как долгую кампанию – года на два, не меньше. Он не удивится, если под конец в нее ввяжется Америка.

Правительство выпустит заем – военные займы могут быть хорошим вложением. В театрах – ничего для высоколобых, только комедии, красотки, ножки, танцы – для солдат в увольнении. Он внимательно все обдумывал. С Джейн всегда легко – она понимает, когда неохота разговаривать. Он посмотрел на нее. Она тоже задумалась. Интересно, о чем? С Джейн никогда этого не знаешь. Они с Верноном похожи – не говорят, о чем думают. Может, она задумалась о Верноне. Что он пойдет на войну и его убьют. Нет, такого не должно быть! Вся артистическая натура Себастьяна взбунтовалась. Вернон не должен быть убит.

Через три недели представление «Принцессы в башне» было забыто, потому что разразилась война.

До этого оперу, что называется, «хорошо принимали». Часть критиков бушевала и язвила по поводу «новой школы молодых музыкантов», которые считают, что опрокидывают все устои. Другие искренне хвалили ее как многообещающую работу, хотя и несколько сырую. И все с энтузиазмом говорили о красоте постановки в целом. Все ехали в Холборн – «это так далеко, милочка, но стоит того», – чтобы посмотреть фантастический спектакль и «эту чудную новую певицу Джейн Хардинг. У нее просто удивительное лицо, дорогая, – настоящее средневековье. Без нее все смотрелось бы иначе».

Это был триумф Джейн, хотя и кратковременный. На пятый день ей пришлось покинуть состав исполнителей.

Себастьян был вызван по телефону, когда Вернона не было дома. Джейн встретила его с такой сияющей улыбкой, что он было подумал, что его страхи напрасны.

– Плохо дело, Себастьян. Роль перейдет к Мэри Ллойд. Она, в общем-то, неплоха; голос у нее лучше моего, и она хорошенькая.

– Хм, я боялся, что Хершел тебе запретит. Надо бы мне самому с ним повидаться.

– Да, он хотел тебя видеть. Хотя ничего тут не поделаешь.

– Что значит – ничего не поделаешь?

– Голос пропал, мой мальчик. Пропал навсегда. Хершел честно сказал, что надежды нет. Он, конечно, говорит, что никогда не бывает полной уверенности, что после отдыха он может вернуться и т. д. Он все это говорил, потом посмотрел на меня и смутился. Кажется, он с облегчением увидел, как я приняла приговор.

– Джейн, дорогая, милая Джейн…

– О, не канючь, Себастьян. Пожалуйста, не надо. Гораздо легче, когда тебя не жалеют. Ты сам знаешь, это была рискованная затея, голос у меня несильный, я все время рисковала. Сначала выигрыш, потом проигрыш. Азартный игрок должен уметь проигрывать. Так говорят в Монте-Карло?

– Вернон знает?

– Да. Он ужасно расстроен. Он любил мой голос. У него прямо сердце разрывается.

– А знает ли он…

– Что, если бы я тогда подождала два дня и не пела бы на открытии его оперы, все было бы нормально? Нет, не знает. И если ты мне друг, Себастьян, никогда и не узнает.

– Не могу обещать. Думаю, он должен знать.

– Нет, потому что я сделала непозволительную вещь! Без его ведома возложила на него ответственность за меня. Нельзя так делать. Это несправедливо. Если бы я тогда пошла и сказала Вернону, что говорит Хершел, думаешь, он позволил бы мне петь? Ни за что. А теперь я приду и скажу: «Смотри, на что я пошла ради тебя!» Стану хныкать, просить сочувствия и благодарности? – Себастьян молчал. – Ну же, дорогой, согласись, что я права!

– Да, – сказал наконец Себастьян. – Ты права. Ты поступила неэтично, что не сказала Вернону. Так пусть он и не знает. Но, Джейн, дорогая, зачем ты это сделала? Неужели музыка Вернона того стоила?

– Когда-нибудь окажется, что стоила.

– А я думаю – нет.

Наступила пауза. Себастьян спросил:

– Что ты теперь будешь делать?

– Наверное, преподавать. Может, вернусь в театр. Не знаю. Если беды посыплются одна за другой, я могу быть и кухаркой.

Оба засмеялись, Джейн – сквозь слезы.

Она вдруг встала, подошла к Себастьяну и опустилась на колени, положив голову ему на плечо. Он обнял ее.

– О Себастьян, Себастьян…

– Бедняжка Джейн!

– Как бы я хотела отнестись к этому легко, но не могу… Я любила петь, любила… Чудная музыка Радмогера. Никогда мне больше ее не петь.

– Джейн, ну почему ты такая дура?

– Не знаю. Чистый идиотизм.

– Если бы у тебя был шанс…

– Я сделала бы то же самое.

Тишина. Потом Джейн подняла голову и спросила:

– Себастьян, помнишь, ты говорил, что во мне есть «движущая сила»? Что никому не удастся сбить меня с пути? А я сказала, что это сделать легче, чем ты думаешь. Оказавшись на одной дорожке с Верноном, в сторону отступаю я.

Себастьян сказал:

– Да, странно устроена жизнь.

Джейн села на пол, не выпуская его руки.

– Ты можешь быть умным, – размышлял Себастьян, – можешь предвидеть, планировать, добьешься успеха, но, будь ты самым умным в мире, тебе не избежать страданий. Это так нелепо. Я знаю, что я умен, что добьюсь вершин во всем, за что возьмусь, не то что Вернон. Вернон то гений, вздымающийся к небесам, то беспутный лентяй. Если что у него есть, так это его дар. А у меня лишь способности, но, будь я самым способным в мире, я все равно не могу не пораниться.

– Никто не может.

– Не знаю. Если посвятить этому всю жизнь. Думать только о своей безопасности… Опалил крылышки – это еще не конец. Надо построить крепкую стену и укрыться за ней.

– Ты имеешь в виду кого-то конкретного? Кого?

– Просто размышляю. Если быть точным, то о будущей миссис Джордж Четвинд.

– Нелл? Думаешь, она сумеет укрыться от жизни?

– О, у Нелл великолепная приспособляемость. – Он помолчал, потом спросил: – Джейн, Джо тебе писала?

– Да, дорогой, два раза.

– Что она говорит?

– Очень мало. Как она веселится, как довольна собой, как великолепно чувствует себя человек, который имел мужество отвергнуть условности. – Она помолчала и добавила: – Она несчастлива, Себастьян.

– Ты думаешь?

– Уверена.

Они долго молчали. Два лица были обращены к холодному камину. За стеной по набережной мчались такси, жизнь продолжалась…

3

Девятого августа Нелл Верикер сошла на станции Паддингтон и медленно направилась в сторону парка. Мимо нее в открытых машинах проезжали старые дамы, увешанные драгоценностями. На каждом углу красовались афиши. В каждом магазине толпились люди, спеша купить что-нибудь из предметов первой необходимости.

Нелл повторяла себе: «Началась война», – и не могла в это поверить. Сегодня война впервые дала о себе знать. Об этом свидетельствовал случай на вокзале: в кассе отказались разменять пятифунтовую банкноту. Смешно, но так и было.

Мимо проезжало такси, Нелл остановила его, села и дала адрес Джейн в Челси. Взглянула на часы – пол-одиннадцатого. Так рано Джейн еще не могла уйти из дому.

Нелл вышла из лифта и встала перед дверью, дожидаясь ответа на звонок. Сердце стучало. Сейчас дверь отворится; она побледнела. Открывается! Вот они с Джейн лицом к лицу.

Ей показалось, что Джейн чуть вздрогнула, и только.

– А, это ты.

– Да, – сказала Нелл. – Можно войти?

Ей показалось, что Джейн заколебалась, но потом отступила и пропустила ее. Сразу прошла через холл и закрыла дверь в дальнем конце, а перед Нелл открыла комнату, вошла следом и плотно прикрыла дверь.

– Ну?

– Джейн, я пришла спросить, не знаешь ли ты, где Вернон.

– Вернон?

– Да. Я вчера приезжала к нему – он съехал, и хозяйка не знает куда. Она сказала, что его письма пересылает тебе. Я вернулась домой, написала тебе письмо, но потом подумала, что ты не ответишь, и пришла сама.

– Вижу.

В ее тоне не слышалось ни малейшего желания помочь.

– Я была уверена, что ты знаешь, где он.

– Знаю.

«Неоправданно замедленный ответ, – подумала Нелл, – то ли знает, то ли нет».

Снова пауза. Джейн спросила:

– Зачем ты хочешь видеть Вернона?

Нелл подняла побледневшее лицо.

– Я поступила чудовищно, просто чудовищно! Теперь я это вижу – когда началась война. Я повела себя как жалкая трусиха. Я себя ненавижу. Просто из-за того, что Джордж добрый, хороший и – богатый, да! Джейн, ты должна презирать меня, я знаю! Ты права. Война все прояснила, верно?

– Не совсем. Войны бывали раньше, будут и впредь. Они ничего, по существу, не меняют.

Нелл словно и не слышала ее.

– Жениться надо только по любви, все остальное – порочно. Я люблю Вернона. Я всегда его любила, но мне не хватало смелости… О Джейн! Неужели уже поздно? Возможно, он не захочет меня видеть. Но я должна с ним повидаться. Я должна ему сказать.

Она жалобно глядела на Джейн. Захочет ли та помочь? Если нет, она попросит Себастьяна – но Себастьяна она боялась. Он может просто отказать ей, и все.

Через минуту-другую Джейн медленно произнесла:

– Я могу его тебе предоставить.

– О, спасибо, Джейн. Скажи еще – а война?..

– Он собирается пойти на войну, если ты об этом спрашиваешь.

– Да… О! Какой ужас, если его убьют. Но война долго не продлится. Все говорят, до Рождества.

– Себастьян говорит, она продлится два года.

– О, Себастьян не может знать. Он не англичанин, он русский.

Джейн покачала головой:

– Я пойду и… позвоню ему. Жди здесь.

Она вышла, закрыла дверь, прошла в спальню. Вернон поднял с подушки взлохмаченную черную голову.

– Вставай, – резко сказала Джейн. – Умойся, побрейся и постарайся привести себя в божеский вид. Пришла Нелл и хочет тебя видеть.

– Нелл! Но…

– Она думает, что я звоню тебе по телефону. Когда будешь готов, выйди на улицу черным ходом и позвони в парадном – и пусть Господь будет милостив к нам.

– Но, Джейн, Нелл… чего она хочет?

– Если ты хочешь на ней жениться, сейчас твой шанс.

– Но я должен ей сказать…

– Что? Что ты вел «веселую жизнь», «сумасбродствовал» и прочие эвфемизмы. Как раз этого она и ожидает; она будет благодарна тебе за то, что ты свел стресс к минимуму. Но стоит тебе заикнуться про нас с тобой – перейти от общего к частному, – и ты убьешь ее. Так что заткнись со своим благородством и подумай о ней.

Вернон с трудом поднялся с кровати.

– Я тебя не понимаю, Джейн.

– И никогда не поймешь.

– Она что, порвала с Джорджем Четвиндом?

– Я не спрашивала подробности. Я возвращаюсь к ней. Поторопись.

Она вышла.

«Я никогда не понимал Джейн, – думал Вернон. – И не пойму. Она все время меня смущает. Я был для нее лишь временной забавой. Нет, это неблагодарно. Она чертовски порядочно обошлась со мной. Порядочнее и быть не может. Но Нелл не поймет. Она считает, что Джейн ужасна».

Он торопливо брился, умывался и думал: «Все это не имеет значения. Мы с Нелл никогда не будем вместе. О, об этом и речи нет, она пришла, чтобы перед моей отправкой на эту чертову войну попросить прощения на случай, если я буду убит. Девушки всегда так делают. Все равно, меня это не очень волнует».

Внутренний голос ехидно сказал: «Не волнует? Почему же у тебя так бьется сердце и дрожат руки? Еще как волнует, дубина несчастная!»

Он был готов. Вышел, нажал звонок Примитивная хитрость, ему было стыдно. Джейн открыла дверь и сказала тоном горничной: «Сюда, пожалуйста», – и показала рукой. Он вошел в комнату и закрыл дверь.

При его появлении Нелл встала. Она стиснула руки. Голос у нее был тихий и слабый, как у виноватого ребенка.

– О Вернон…

Время унеслось назад. Он был на лодке в Кембридже… на мосту в Рейнло. Он забыл Джейн, забыл все. Он и Нелл были единственными на земле.

– Нелл!

Они бросились в объятия друг друга, задыхаясь, как после долгого бега. Слова беспорядочно срывались с губ Нелл:

– Вернон, если хочешь… я люблю тебя. О! люблю. Я выйду за тебя замуж в любое время, сейчас, сегодня. Пусть мы будем бедные или что угодно – мне все равно.

Он подхватил ее на руки, целовал глаза, волосы, губы.

– Дорогая, о, дорогая! Не будем терять ни минуты. Я не знаю, как это делается, пойдем и спросим. Наверное, надо пойти к архиепископу Кентерберийскому? (Почти то же, что к Папе Римскому.) Получить разрешение? Как же к чертям люди женятся?!

– Может, спросим у священника?

– Или в отделе регистрации.

– Мне не хочется выходить замуж в отделе регистрации. Как какая-нибудь горничная или кухарка.

– Я так не думаю, дорогая, но если ты хочешь венчаться в церкви, давай поженимся в церкви. В Лондоне тысячи церквей, всем им нечего делать… Я уверен, там нас с радостью обвенчают.

Они вышли, весело смеясь. Вернон забыл все – угрызения совести, раскаяние, Джейн…

В тот же день в половине второго Вернон Дейр и Элинор Верикер обвенчались в церкви Святого Этельреза в Челси.

Книга четвертая
Война

Глава 1

1

Шесть месяцев спустя Себастьян получил записку от Джо.

«Отель «Сент-Джордж» Сохо.

Дорогой Себастьян, я в Англии проездом на несколько дней. Очень хотелось бы повидаться.

Твоя Джо».

Себастьян читал и перечитывал коротенькую записку. Он находился в краткосрочном отпуске в доме матери, так что получил ее без задержки. Он чувствовал, как глаза матери наблюдают за ним через стол, и в очередной раз восхитился ее материнской интуицией. Она читает в его непроницаемом лице так же легко, как он читает эту записку.

Она заговорила самым обычным тоном:

– Еще мармеладу, дорогой?

– Нет, спасибо, мама. – Он сначала ответил на высказанный, а потом на невысказанный вопрос. – Это от Джо.

– Джо, – повторила миссис Левин. Ее голос ничего не выражал.

– Она в Лондоне.

Пауза.

– Понятно, – сказала миссис Левин. Опять ее голос ничего не выражал. Но Себастьян понял всю бурю ее чувств. Как будто бы она прокричала: «Сыночек, сыночек! Только ты начал ее забывать! Зачем она вернулась? Почему не оставит тебя в покое? Эта девушка, которой нечего делать среди нас и нашей расы! Которая никогда не станет тебе хорошей женой!»

Себастьян поднялся.

– Думаю, мне следует зайти к ней.

Мать ответила тем же голосом:

– Зайди, конечно.

Больше они не говорили. Они понимали друг друга и уважали чужое мнение.

Вышагивая по улице, Себастьян вдруг сообразил, что Джо не дала никакой подсказки, звать ли ее мисс Уэйт или мадам Ламарр. Не важно, конечно, но из-за таких глупых мелочей чувствуешь себя ужасно неловко. Придется спрашивать либо так, либо этак. До чего это похоже на Джо – пренебречь таким важным пунктом!

Однако никакой неловкости не случилось, потому что первой, кого он увидел во вращающихся дверях отеля, была Джо. Она приветствовала его возгласом удивления:

– Себастьян! Я и подумать не могла, что ты так скоро получишь мое письмо!

И она повела его в дальний угол вестибюля.

Первым его впечатлением было то, что она изменилась – так сильно, что стала почти чужой. Отчасти из-за одежды, решил Себастьян. Ультра-французский наряд. Спокойный, темный, неброский, но явно не английский. На лице косметика. Его молочная бледность искусно подправлена, губы накрашены, что-то она сделала с уголками глаз.

Он подумал: «Незнакомая – и все же это она! Та же самая Джо, только она проделала большой путь – ушла так далеко, что до нее не дотянуться».

Но разговор шел довольно легко, хотя каждый словно выставил вперед невидимые щупальца, проверяя разделяющее их пространство. И вдруг это расстояние само собой исчезло, элегантная парижанка превратилась в Джо.

Они заговорили о Верноне. Он не писал никому из них.

– Он на Солсберийской равнине, под Уилтсбери. В любую минуту их могут отправить во Францию.

– Так Нелл все-таки вышла за него замуж! Себастьян, я довольно свирепо относилась к Нелл. Я не думала, что у нее хватит духу. Если бы не война, это и не проявилось бы. Не правда ли, эта война – замечательная вещь? Я имею в виду то, что она делает с людьми.

Себастьян сухо ответил, что эта война – как любая другая война.

– Нет-нет, вот тут ты не прав. После нее мир станет другим. Люди увидят то, чего не замечали раньше. Всю жестокость и бессмысленность войны. И они постановят, что такое никогда не должно повториться.

Лицо ее горело экстазом. Себастьян почувствовал, что война, что называется, «заразила» ее. Война всех заразила, они с Джейн уже обсуждали и немало сожалели об этом. Его тошнит от газетной трескотни: «Война делает героев», «Война до победного конца», «Битва за демократию». На деле война как была, так и осталась кровавым бизнесом. Не пора ли об этом сказать открыто?

Джо с ним не соглашалась. Она утверждала, что трескучие фразы неизбежны, что это неотъемлемая принадлежность войны. Так Мать-Природа дает людям возможность укрыться от суровых фактов за стеной лжи и иллюзий.

Себастьян сказал:

– Я не настаиваю, но, по-моему, война обернется дьявольским уроном для нации.

Он был слегка подавлен яростным энтузиазмом Джо. Но для нее это характерно.

Она всегда раскаляется докрасна. Никогда нельзя было предугадать, в каком лагере она окажется. С таким же успехом она могла быть пацифисткой и с жаром приняла бы мученичество. Она накинулась на Себастьяна с обвинениями.

– Ты не согласен! Ты считаешь, что все повторяется!

– Войны были всегда, и они ничего не меняли.

– Да, но сейчас совсем другая война.

Он не мог сдержать улыбки.

– Дорогая моя Джо, когда дело касается лично нас, то всегда все другое.

– О! Ты меня выводишь из себя! Такие, как ты… – Она остановилась.

– Да? – подбодрил ее Себастьян. – Такие, как я…

– Раньше ты таким не был. У тебя были идеи. А теперь…

– А теперь я погряз в деньгах. Я капиталист. Всем известно, какие капиталисты жадины.

– Не дури. Но все равно деньги душат людей.

– Да, отчасти это верно. Но все зависит от человека. Я согласен, что нищета благословенна. Выражаясь литературно, она – как навоз для сада. Но глупо говорить, что из-за своих денег я не могу прогнозировать будущее, тем более в том аспекте, как война отразится на государстве. Именно то, что у меня есть деньги, и дает мне возможность судить. Деньги и война накрепко связаны.

– Да, ты все меряешь деньгами, потому и говоришь, что войны будут всегда.

– Ничего подобного я не говорил. Я думаю, что войны будут упразднены. Лет через двести.

– Ага, признаешь, что наши идеалы чище твоих?

– С идеалами это никак не связано. Это скорее вопрос транспорта. Развитие коммерческих перелетов свяжет все страны воедино. Например, воздушный караван через Сахару по средам и субботам – как тебе? Это будет революция в торговле. Мир станет меньше. Со временем он превратится в единый народ, включающий отдельные страны. По времени пути он сократится до масштабов одной страны. Так называемое всемирное братство будет достигнуто не благодаря прекрасным идеям, а просто из соображений здравого смысла.

– О, Себастьян!

– Я тебя раздражаю, Джо, дорогая. Извини.

– Ты ни во что не веришь.

– Ну нет, это ты у нас атеистка. Хотя это слово вышло из моды. Мы теперь говорим, что верим в Нечто! Лично меня вполне устраивает Иегова. Но я тебя понял, и ты не права. Я верю в красоту, в творчество, в музыку Вернона. Я не вижу, как можно защитить их экономически, но я уверен, что это самое важное, что есть на свете. Иногда я даже готов потратить на них деньги. Представляешь, что это значит для еврея!

Джо невольно засмеялась.

– Себастьян, скажи честно, что такое «Принцесса в башне»?

– О, это что-то вроде разминки для гиганта: спектакль неубедительный, но масштаб грандиозный, не похожий ни на что.

– Думаешь, со временем…

– Уверен. Абсолютно уверен. Если только его не убьют на этой проклятой войне.

Джо поежилась.

– Это ужасно. Я работала в госпитале в Париже. Это надо видеть.

– Могу понять. Если его покалечат, это не конец, не то, что скрипач без руки. Нет, тело его они могут изуродовать, лишь бы он сохранил голову. Может, звучит жестоко, но ты меня понимаешь.

– Да. Но иногда… даже тогда… – Она оборвала себя и совсем другим голосом сказала: – Себастьян, я вышла замуж.

Если в нем что-то дрогнуло, этого нельзя было заметить.

– Вот как? Ламарр развелся?

– Нет. Я ушла от него. Он чудовище.

– Могу себе представить.

– Я ни о чем не жалею. Каждый должен жить своей жизнью, обретать опыт. Нечего шарахаться от жизни. Этого не могут понять такие, как тетя Майра. Я не поеду к ним в Бирмингем. Я ни о чем не жалею и не раскаиваюсь.

Она с вызовом посмотрела на него, и он мыслями унесся в лес в Эбботс-Пьюисентс. Она все такая же. Заблуждается, бунтует, восхищается. Следовало ожидать от нее чего-нибудь в этом роде. Он мягко сказал:

– Мне только жаль, что тебе пришлось страдать. Ведь ты страдала?

– Ужасно. Но теперь я нашла настоящую жизнь. В госпитале был один парень, тяжелораненый. Ему давали морфий. Он вылечился, хотя работать, конечно, не может. Но морфий – он к нему пристрастился. Вот почему мы поженились. Две недели назад. Будем бороться вместе.

Себастьян лишился дара речи. Джо верна себе. Но почему, во имя всего святого, она не может довольствоваться хотя бы физической немощью?! Морфинист. Кошмар!

Его пронзила острая боль. Последняя надежда рухнула. Их пути идут в разных направлениях: Джо со своими заблудшими созданиями – и он на крутом подъеме. Его, правда, могут убить на войне, но он почему-то думал, что не убьют. Даже не ранят серьезно. В нем жила странная убежденность, что все это его благополучно минует, возможно, он получит медаль; вернется к своим спектаклям, переделает их и возродит; станет знаменитым в том мире, где не прощают неудач. И чем выше он будет подниматься, тем больше отдалится от Джо.

«Всегда найдется женщина, готовая вытащить тебя из пропасти, – с горечью подумал он, – но никто не составит тебе компанию на вершине горы. Так и останешься там в гордом одиночестве».

Он не знал, что сказать Джо. Не стоит огорчать бедного ребенка. Упавшим голосом он спросил:

– Как теперь твоя фамилия?

– Вальньер. Надо будет тебе как-нибудь встретиться с Франсуа. Я приехала уладить здесь кое-какие формальности. Мой отец умер месяц назад.

Себастьян кивнул. Он слышал о смерти майора Уэйта.

Джо продолжала:

– Я хочу повидать Джейн. И еще Вернона с Нелл.

Договорились, что завтра он отвезет ее в Уилтсбери.

2

Нелл и Вернон снимали комнаты в маленьком домике в километре от Уилтсбери. Вернон, загорелый и оживленный, кинулся обнимать Джо.

Они зашли в комнату, где стол был накрыт для ланча – отварная баранина и соус с каперсами.

– Вернон, ты отлично выглядишь, правда, Нелл?

– Ему идет форма, – застенчиво сказала Нелл.

Как она изменилась, подумал Себастьян. Он не видел ее после замужества. Для него она всегда была представительницей класса хорошеньких девушек определенного склада. Сейчас он увидел ее индивидуально – настоящую Нелл, освободившуюся от кокона.

Она как будто светилась. Стала спокойнее и одновременно живее. Молодые были счастливы, это было видно каждому. Они редко переглядывались, но когда это случалось, то вы это чувствовали – будто что-то пролетало между ними, еле уловимое, но несомненное.

Ланч проходил весело. Вспоминали Эбботс-Пьюисентс.

– И вот мы опять собрались вместе, все четверо, – сказала Джо.

Теплая волна окатила Нелл. Джо включила и ее, она сказала «четверо». Нелл помнила, как Вернон говорил: «Нас было трое», – и как ее ранили эти слова. Но все прошло. Теперь она – одна из них. Вот еще одна награда. Жизнь, казалось, полна наград.

Нелл была неимоверно счастлива. А ведь могло случиться так, что она не знала бы такого счастья – если бы вышла замуж за Джорджа. Как она могла быть такой глупой, не понимать, что ей нужен только Вернон, все остальное не важно? Они необыкновенно счастливы. Как прав был Вернон, когда говорил, что бедность не имеет значения!

Она не одна такая – множество девушек, бросив все, выходят замуж за любимого, даже если он очень беден. После войны этого уже не будет. В глубине души таится страх, который глушишь в себе, единственное, что позволяешь сказать, – это: «Что бы впредь ни случилось, у нас было время, когда мы были счастливы».

Она думала: «Мир меняется. Все теперь становится иным. И таким останется. Назад ничего не вернуть…»

Она бросила взгляд на Джо. Джо тоже странно изменилась. Что у нее там было с этим ужасным Ламарром? Нет, лучше не думать об этом. Теперь все это не имеет значения.