Текст книги "Алмазная пыль (ЛП)"

Автор книги: Адива Гефен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

8

– Я думала, ты умираешь от усталости… – Рут насмешливо закатила глаза.

– Рут, ты помнишь Идана? Кажется, вы уже встречались. Он со мной работает. Идан Своленски-Коэн, Душка, – я попыталась говорить ровным голосом, но снова расхохоталась, увлекая за собой и Душку.

– Что с тобой творится, Габи?! Посмотри, на кого ты похожа.

– А на кого я похожа?

– Для девушки твоего возраста это неприлично, – произнесла Рут. Душка испугался.

– Прошу прощения за шум… – пробормотал он, пытаясь подняться с пола. Матерчатый его рюкзак скатился со ступенек, и содержимое вывалилось под ноги Топаза и тети Рут.

– Ничего, ничего, – сказал Топаз отеческим голосом и стал собирать потрепанные учебники и тетради. Затем, поднявшись по лестнице, он протянул Душке рюкзак и, как опытный охотник, замер, выжидая, пока я открою дверь квартиры.

– Вы позволите? – спросил он, входя вслед за Душкой. Не теряя времени, он принялся изучать мрачные картины на стенах. Остановился у портрета Бэлы, дедушкиной бабушки. Мадам была одета в пышное праздничное платье из белоснежного муслина и, слегка отстранившись, обнимала белую собачонку. Морщины на лбу придавали ей задумчивый вид. Похоже, она думала о том, успеет ли художник избавить ее от этого наказания прежде, чем собачонка намочит тщательно накрахмаленный и отглаженный муслин.

– Кто это?

– Бабушка моего дедушки, – коротко ответила я. Душка скрылся в кухне, и за стеной послышался звук льющейся в чайник воды и пение: «Одинокий фонарь на окраине». Я улыбнулась про себя – он фальшивил. Топаз посмотрел на меня и заговорщицки улыбнулся.

– Это впечатляет… – процедил он, расхаживая по комнате.

– Да. Он хорошо поет.

Смех Топаза напомнил звук испорченного мотора.

– Я имею в виду коллекцию. Владелец этой коллекции обладает хорошим вкусом и глубокими знаниями. – Он указал на картину, изображающую пророка Элияху, держащего в руках дрожащего от страха человека. – Элияху расправляется с пророками Ваала, – пояснил музеевед. – Потрясающе! А, кстати, что с вашим дедушкой?

– Всё в порядке. Я уверена, что его обрадует впечатление, которое произвели на вас его картины.

– Очень большое впечатление! – подчеркнул Топаз. – И, как я понимаю, здесь только часть коллекции. Вам известно, где он хранит остальные картины?

Десятки картин, таких же мрачных, как эти, были заперты в двух комнатах. Часть из них представляла собой портреты членов семьи, другие дедушка собрал на протяжении многих лет. Когда я была маленькая, я эту коллекцию ненавидела. В узком коридоре, ведущем в туалет, висели семь портретов строгих женщин, сердито провожавших меня взглядом. Я всегда со страхом пробегала по коридору. Всех их я упрятала в запертые комнаты вместе с портретами сердитых раввинов и детей, обратившихся в белый дым.

– Понятия не имею, – ответила я. – В мои обязанности входит только стирать пыль с картин, висящих здесь.

Оставив этого типа наслаждаться злыми лицами, я ушла в кухню к Душке. Топаз тут же приперся туда. Я с нетерпением посмотрела на незваного гостя. Душка наливал воду в две большие чашки. Две чашки! Намек понятен?

– Так вы заняты?

– Еще как заняты! – ответила я.

Он не смутился.

– Галерея, с которой я работаю, специализируется на еврейских картинах. У нас есть два Модильяни и несколько редких Шагалов. Вы должны увидеть потрясающую коллекцию Писсаро… – он с удовольствием потер руки.

– Писсаро был не вполне кошерным евреем, но это не важно. Поговорим обо всем в другой раз? Сейчас поздновато… – я очень старалась быть деликатной. Все-таки, человек приехал из Берлина. Но Топаз не отличался особой чувствительностью. Он придвинул стул, намереваясь сесть.

– Вам не кажется, что Рут ждет вас? – У меня не было выбора. Я должна была избавиться от этого клеща.

– Может быть. Но я бы выпил чашечку кофе. Ваша тетя объяснила мне, что, придерживаясь принципов натуропатии, она категорически возражает против употребления кофе, – в его взгляде, обращенном на нас с Душкой, сквозили мольба и юмор одновременно.

Я не собиралась поддерживать эту рептилию! Даже удовольствие, доставленное инсинуациями в тетин адрес, не могло меня поколебать.

– Послушайте, господин Топаз, – я заставила себя мило улыбнуться, – Вам придется потерпеть без кофе. У нас с Иданом много работы. Мы должны подготовить отчет в отдел культуры. Как-нибудь в другой раз, хорошо?

Разочарованно глядя на меня, он поднялся со стула:

– Так, говорите, в другой раз?

– Да, конечно, – заверила я его.

Он поплелся к выходу, задержавшись на миг у портрета Эстер, непослушной тети Макса. На картине эта строптивая тетя сидит на качелях, на голове у нее желтый берет, и она демонстрирует художнику и всему миру длинную красивую ногу.

– Кто это?

– Эстер Кеслер, тетя моего дедушки.

– Она очень красива, – сказал он и опять уставился на меня. Потом протянул к картине длинную руку. – Она меня очень, очень интересует!

– Жаль, но я не думаю, что она ответит вам взаимностью. Эстер Кеслер погибла. В Холокосте.

Это его не смутило.

– Да… – протянул он тоном врача, обнаружившего у пациента подозрительную сыпь. – Очень красива… Похоже, что среди женщин вашей семьи красота передается по наследству.

– Дедушка говорил, что эта картина написана в начале века, Эстер было лет шестнадцать… Он говорил, что она была красавицей и сводила с ума парней Вены, – я открыла дверь. Несмотря на комплименты и лесть, время его истекло.

– Габи, у вас тут редкая коллекция. Меня особенно интересуют женские портреты. Вы могли бы немало заработать на этой сделке…

– Это не мое дело, – оборвала я его.

– Поговорите с дедушкой, – Топаз никак не желал отцепиться. – Эта выставка будет кочевать по крупнейшим столицам мира! Вы понимаете, что это значит?! Повлияйте на дедушку. Я уверен, что вы можете это сделать…

Его слова были не лишены логики. Вот только сам Топаз не был похож на спасителя дедушкиной коллекции. Он производил впечатление мошенника, который, выждав удобный момент, скроется с картинами или деньгами.

– Поговорите с дедушкой сами. На меня не рассчитывайте!.

– Не будьте так циничны! Мы сейчас говорим об очень больших деньгах. В данный момент в этой квартире находятся красивые, впечатляющие картины, ценность которых не определена. Но, как только коллекция попадет на международную выставку, цена картин сразу подскочит. Когда Алексей-Лев Левински организовал выставку «Венская красота» и познакомил публику с Зуциусом, цена представленных там картин взлетела до небес! Вы представляете, сколько стоит сегодня, после выставки Левинского, картина Зуциуса? Вы ведь слышали о Пауле Зуциусе? – Глаза Топаза взволнованно заблестели.

– Нет. Но могу вас заверить, что он тоже обо мне не слышал, – я широко зевнула.

– Вы сказали, Зуциус? – Душка, бодрый, как утренняя птица, выглянул из кухни. – Пауль Зуциус? Я от него тащусь…

– О! Наконец-то нашелся понимающий человек! – Лицо Топаза озарилось. Он улыбался Душке так, будто нашел брата, потерявшегося в густом лесу. – Зуциус – гигант! Оригинальный, дерзкий и сердечный в одно и то же время. Его мягкие линии, пьянящие краски, поклонение красоте… В конце двадцатого века Зуциус был для Вены как порыв свежего ветра.

– Он же всегда рисовал женщин, правда? Очень молодых и очень красивых женщин. До боли красивых…

Этот прилипала Топаз восторженно закивал.

– Совершенно верно! К большому сожалению, значительная часть его работ пропала во время второй мировой войны. Немцы разграбили собрания произведений искусства в Вене, особенно те, что были в домах евреев. Считается, что большая часть картин Зуциуса до сих пор не найдена. Время от времени кому-нибудь удается найти его картину. В прошлом году торговец антиквариатом нашел в Словении большую картину маслом, неоконченную, которая валялось на чердаке у какого-то крестьянина. Оказалось, что Зуциус какое-то время жил в Бледе и оставил там неоконченную картину. Знаете, сколько этот антиквар за нее получил? Миллионы! – Его глаза алчно сверкали. – Миллионы… – повторил он. – Любой, причастный к торговле произведениями искусства, мечтал бы отыскать одного-двух Зуциусов…

– Вы полагаете, это картина Зуциуса? – взгляд Душки переместился с лица Топаза на картину с Эстер Кеслер.

– Не уверен. Она напоминает мне другую его картину того же периода, но всё возможно… Габи, пожалуйста, дайте мне взглянуть на другие картины, принадлежащие вашей семье. Рут сказала, что они свалены в какой-то кладовой. Это может быть ужасно… Я обязан посмотреть, что там. Я хочу вам помочь…

– Нам обязательно говорить об этом сейчас?

– Подумай, Габи, – Душка загорелся не меньше Топаза. – Может быть, у тебя тут сокровище!

– Вам обоим надо успокоиться. Это просто семейные картины, имеющие сентиментальную ценность, или картины, которые дедушка купил у беженцев, прибывших из Вены и нуждавшихся в деньгах. Он не был таким уж большим коллекционером. Он им просто помог. Нет тут никакого Зуциуса и вообще ничего. Я спрошу у дедушки, но поверьте мне, ничего из этого не выйдет. – Я твердо посмотрела на Топаза. – Вы останетесь музееведом или кем бы вы там ни были, а я так и буду преподавать в драмкружке в Яффо. Миллионерами нам не бывать. А сейчас, спокойной ночи!

– Габи… Послушайте…

Он готов был бесконечно тянуть эту резину, но мои силы были на исходе. Душка, как видно, забыл о своей должности моего личного спасителя. Я должна была сама избавляться от этой болячки.

– Хватит, Топаз. Я устала. Tomorrow is another day, – сказала я возбужденному музееведу и подтолкнула его к выходу.

– Поговорим завтра… – разочарованно пробормотал он, спускаясь по лестнице в направлении тетиной квартиры.

Я хотела закрыть дверь, но Душка схватил меня за руку.

– Подожди… Мне надо его кое о чем спросить… – он вышел вслед за Топазом на лестничную клетку и закрыл дверь.

Через закрытую дверь я слышала, как они разговаривали, смеялись, перешептывались и вдруг замолчали. Я взглянула в глазок…

Отойдя от двери, я свернулась на большом диване. Через закрытое окно было видно, как качается от осеннего ветра вершина большого кипариса. Может быть, завтра пойдет дождь, подумала я, укрываясь клетчатым пледом. Красивое лицо Эстер Кеслер улыбалось мне…

– Габи, – надо мной склонился Душка. – Проснись.

Я открыла глаза:

– Нет сил…

– Ты же хотела о чем-то со мной поговорить.

– Ах да…

Он расшнуровал мои ботинки и снял их. Потом подоткнул плед и подсунул мне под голову подушку. Усевшись на край дивана, он стал гладить мои волосы. Это было так приятно… Как миллион лет назад, когда я болела ангиной, и мама принесла мне чай с лимоном и желтые конфетки от кашля, и положила мне на лоб прохладную руку… Рука Душки соскользнула мне на щеку, коснулась раз и навсегда застывшей линии подбородка. К горлу подкатил давний плач. Я лежала, боясь шевельнуться. Только бы он не убирал руку… Пусть гладит меня, подумала я, закрывая глаза…

Когда я проснулась, вокруг была темнота. Я лежала в своей постели, укрытая двуспальным пуховым одеялом, на мне была моя большая футболка. Игрун лежал поверх одеяла, уставившись на меня зелеными глазами. Из гостиной доносилось тихое всхрапывание. Я встала. Душка лежал на диване, до самых кудрей укрытый пледом. Прелестный принц, самый красивый парень на свете здесь у меня, ждет только знака…

Прекрати, Габи!

Почему?

Ты не можешь позволить себе потерять его. Это не Арик какой-нибудь, который пришел и ушел.

Тем не менее, я села возле него. Он повернулся, даже не открывая глаз, обвил меня руками и привлек к себе. Паутина сна – хорошее оправдание. Для меня тоже. Я погладила его шею, как глажу Игруна, пока тот не начнет урчать. Душка улыбнулся, не открывая глаз. На щеке появилась ямочка, а посреди пледа выросла внушительная выпуклость.

– Ты не спишь? – пробормотал он.

– Я сплю, – прошептала я, поглаживая выпуклость. – И ты тоже спишь.

Душка страстно вздохнул. Затвердевший выступ в моей руке – как волшебная палочка. Это именно то, что мне нужно после этого ужасного дня. Но уже проснулся мой мерзкий внутренний цензор…

Габриэла!

Что-о-о?

Только не он! Найди себе для удовольствий кого-то, кто не привязан к твоей душе.

Поцеловав его в ухо, я юркнула в спальню. Легла на живот и сильно сжала ноги. Моя пучина наслаждений бурлила и требовала своего. Раздвинув ноги, я погладила затвердевший клитор. Только бы успокоить его… Чтобы перестал посылать волны желания… Но требовательная киска не успокаивалась. Я смазала ей губы прохладным кремом и начала считать лошадей, овец, свечи… Завтра же, пообещала я себе, куплю вибратор на батарейках. Такой, который только дрожит тихонько, без эмоций, без чрезмерных чувств, без души…

9

Душка стоял возле кровати с чашкой ароматного кофе в руке.

– Держи, – протянул он мне дымящуюся чашку. – Мне надо бежать.

– Так рано? Кто тебя ждет?

– Не так уж и рано. Я договорился с Топазом, он хочет мне что-то показать.

Я вдруг почувствовала себя очень неуютно, будто где-то готовится секретная вечеринка, о которой мне не сообщили.

– И что теперь? Вы с ним отправитесь на гастроли?

Он удивился:

– В чем дело, Габи?

– Ни в чем. Просто ты и этот Топаз… Что ты в нем нашел?

– Да что с тобой?

– С тобой – что?!

– Хочешь поссориться?

– Нет. Я хочу спать. Убери свой кофе, еще слишком рано.

Он наклонился ко мне, чтобы взять горячую чашку, и я ощутила медовый запах его кожи.

– Вчера ты хотела со мной о чем-то поговорить.

– Я забыла – о чем…

– Хорошо… Так я пойду… – Его глаза сделались серыми. – Да, кстати, звонила Сюзан. Они уже успели вывесить объявление о кастинге для спектакля, и теперь весь Яффо бурлит. Все хотят быть прекрасной Марией или великолепным Тони. Она просила, чтобы ты пришла пораньше. И еще – она знает, что я у тебя ночевал.

– Жаль. Зачем ты ей ответил?

– Не хотел, чтоб ты проснулась. Я полетел… – сказал он и вышел.

– Габи, скажи мне одну вещь, – вернулся он в комнату. – Со мной что-то не в порядке? Почему ты такая?

– Почему ты такой? – прикинулась я непонимающей.

– Не притворяйся. Ты знаешь. Почему ты?.. Ведь ты же знаешь, что я не из тех, кто приходит и уходит… Я настоящий…

Я смотрю на него – а у него на лице печаль, приправленная томлением. Как сказать влюбленному парню, что он выбрал не тот объект, чтобы поискал другую дорогу, что я – неверный маршрут. Я понимала, что никакими словами не смягчить нанесенную обиду. Ничего не ответив, я просто натянула одеяло на голову.

– Ох, Габи, как с тобой тяжело… – услышала я. Дверь захлопнулась…

Сбросив одеяло, я встала. Кофе стоял на журнальном столике в гостиной. На полу рядом с диваном валялась желтоватая визитная карточка. «Михаэль Топаз», – гласила карточка по-английски и на иврите. – «Эксперт-реставратор». Внизу были номера телефонов и адрес электронной почты. Можно подумать! Сегодня у каждой зебры есть такой адрес. Кто ты, Михаэль Топаз?

Я включила компьютер, и началось обычное медленное ползание по сети. Как на телеге по скоростному шоссе, ей-богу! Если дедушка продаст участок, попрошу себе новый компьютер. Еще несколько судорожных миганий и сообщений о вирусах, притаившихся в недрах моего ящика, и я, наконец, вошла в «Гугл». Но едва я успела набрать «Топаз», компьютер завис. Черт! Еще одна вспышка – и экран погас. С этой развалиной я ничего не смогу узнать о Михаэле Топазе.

Сюзан пришла в ужас, когда я вошла в ее кабинет на час раньше положенного времени.

– Что-то случилось?

– Почему?

– Ты ужасно выглядишь. И так рано пришла…

– Правда? А я наоборот чувствую себя как цветущий нарцисс. А пришла раньше, потому что хочу воспользоваться компьютером.

Мой мобильник зазвонил. Я не ответила.

Сюзан положила в рот две мятные конфеты.

– Постарайся не застревать. Сегодня будет трудный день. Многие руководители кружков отсутствуют. А кстати, что с Иданом?

– А что с ним?

– Он сообщил, что появилось неотложное дело, и он опоздает, – она многозначительно на меня посмотрела. – У вас с ним всё в порядке?

Никакой реакции с моей стороны.

Она пожала плечами.

– Как хочешь. Послушай, сегодня мы начинаем кастинг для «Южной набережной». Мы уже развесили объявления, где только можно. Интерес огромен! Ты не поверишь, сколько народу мне уже звонило…

– «Южная набережная»? Прекрасное название для мюзикла! – ядовито прервала я ее. – Где ты нашла такое чудо?

Она покраснела:

– Я так и знала…

– Чего ты краснеешь? Можно подумать, ты украла у меня идею…

– Не сердись на меня, Габи. Я подумала, что так будет лучше – подать это, как мою идею. Если бы мы сказали, что идея принадлежит тебе, всем бы захотелось предложить что-то свое. Сказали бы, что я тебе патронирую. И вообще, какая разница, кто это придумал? Главное, что идея хорошая, и нам обеим это нравится…

Я с усмешкой посмотрела на нее.

– Обеим? Мы с тобой пока еще не коллектив соавторов. Заруби это себе на носу! Что ты говорила о кастинге?

– Главная роль не потребует много прослушиваний. Дочь Зеликовича из мэрии очень подходит. Я знаю эту девочку. Она потрясающе выглядит. А отец говорит, что она полтора года училась вокалу.

– Какой отдел возглавляет в мэрии господин Зеликович?

– Он ответственный за бюджет, – на этот раз она даже не покраснела. – При чем здесь это? Она просто находка, хочешь посмотреть фото?

– Сюзан, – я приблизилась к ней настолько, что она заморгала. – Запомни, решать буду я. Если юная Зеликович подходит – ее примут. Если ты хочешь принять ее без прослушивания – будешь ставить спектакль сама. Но если тебе нужна профессиональная труппа, позволь решать мне. У тебя есть аранжировщик музыки, хореограф и режиссер – ты помнишь? Поэтому только Шарон, Гиль и я будем решать, кому играть Марию.

– Только, чур, не злиться, ладно?

– Нет! Сколько записалось?

– На роль Марии? Семьдесят. Семьдесят девочек хотят быть Марией. Ты же знаешь, как я завишу от бюджета…

– А я завишу от подходящей актрисы, которая умеет двигаться, играть и петь. Что еще?

– Помнишь Хилика, который был командиром взвода у новобранцев?

– Да. У него тоже есть дочь?

– У него сын. А Хилик – большой босс в банке «Леуми». Они рассматривают вопрос о спонсировании мюзикла. Хотят закупить пять тысяч билетов. Ты понимаешь, что это значит?!

– Сюзан! – я повысила голос почти до крика. – Чтоб ты даже не вздумала прийти на кастинг! Иначе я вместе со своим мюзиклом ухожу в клуб Кирьят-Гата. А сейчас дай мне на пару минут компьютер, пожалуйста.

Компьютер Культурного Центра работал безупречно. Быстрый поиск в «Гугле» не принес никакой информации о музееведе по имени Михаэль Топаз. Зато более десяти тысяч сайтов упоминали Зуциуса. С чего начать?

Мой мобильный телефон упрямо застрекотал.

Сюзан беспокойно вертелась вокруг меня:

– Не будешь отвечать?

– Нет. Пойду готовиться к кастингу.

Выйдя из кабинета, я заглушила звонок назойливого аппарата. На двери моего класса висело объявление о кастинге для мюзикла. Несколько девочек ждали в коридоре.

– Девочки, вы что, из школы сбежали?

– Нас сегодня раньше отпустили… – захихикали они.

– Ясно. Но мы начнем не раньше трех.

Студия была готова к прослушиваниям. За длинным столом стояли три стула для судей и перед ними – новые желтые блокноты. Отлично! Сначала выберем Марию, потом – Тони. Он должен будет соответствовать девушке. Потом отберем актеров на остальные роли, танцоров и певцов.

В кармане завибрировал мобильник. Переждав его эпилептический припадок, я проверила список входящих звонков. Восемь звонков от той, которая когда-то была моей матерью. Один звонок от Рут, один от Идана и пять от Шамира. Шамир и еще раз Шамир. Никуда от него не денешься! Ах да! Я же обещала с ним сегодня встретиться! Но я не знала про кастинг, так что – пускай подождет…

Без четверти три в комнату заглянул Гиль Шломот – хореограф Культурного Центра, и сразу за ним появилась Шарон Алуф – аранжировщик, талантливая девушка, которая так же, как Гиль и я, променяла искусство на практическую деятельность. Одним искусством не проживешь…

Мы пригласили первую претендентку. Высокая накрашенная девица впорхнула и остановилась точно передо мной.

– Это вы – Габи? – спросила она, широко улыбаясь. – Я Нирит. Нирит Кахлон, – и выжидающе посмотрела на меня.

Я не реагировала.

– Я – дочь Кахлона! – пояснила она. Ну, конечно! Как же я не догадалась?! Дочь заведующего отделом парковки в тель-авивской мэрии.

– Давай, Нирит, покажи нам, что ты умеешь, – улыбнулся Гиль с наивным оптимизмом.

– Я приготовила музыкальный номер из «Кэтс», – объявила юная Кахлон, цепляя сзади к брюкам красивый черный хвост.

Дверь студии распахнулась, и в комнату вплыла Сюзан собственной персоной.

– Да! – рявкнула я. – Что ты хотела?

– Тебе звонили, сказали – это очень срочно, перезвонят через две минуты. Иди, я тебя подменю.

Что это? Сюзан хочет таким способом обеспечить дочери заведующего отделом парковки роль Аниты? Не похоже. Лицо Сюзан выражает сочувствие. Она не пыталась меня провести. Я выбежала из комнаты. Я не просто испугалась – я была в панике. Я ворвалась в кабинет, и в ту же минуту зазвонил телефон.

– Ответь же! Скорее! – закричала я Фиме, который сидел за письменным столом.

Удивленно посмотрев на меня, он поднял трубку.

– Да, она только что вошла, – сказал он и прикрыл рукой микрофон. – Это из полиции, – прошептал он, протягивая мне трубку.

Это был не Шамир и даже не Джейми, а незнакомая полицейская, которая сухо сообщила мне, что мой дедушка находится в приемном покое больницы «А-Шарон».

– Что случилось? Что с ним?! – закричала я.

– Всё в порядке. Не волнуйтесь. Но мы просим вас приехать.

«Мы»? Что делает полицейская рядом с моим дедушкой? Но на расспросы не было времени. Меня охватила паника. Что он сказал полицейским? Что его так подкосило?

Швырнув трубку, я выбежала из кабинета прямо в объятия Сюзан.

– Звонили из больницы? Что они сказали?

– ЧП, Сюзан!

– То есть?..

– А то, что теперь ты будешь руководить кастингом, – выпалила я. – Но запомни – никаких детей и внуков! Последнее слово за мной! Мы потратим на поиски Марии хоть два года, но сделаем хороший мюзикл! Только так мы получим бюджет! Вот увидишь!

Она обняла меня.

– Подожди! – закричал мне вслед Фима. – Ты же не можешь вести машину в таком состоянии. Я вызову такси… – но я была уже на улице и неслась к машине. Тут я заметила высокую фигуру Душки, который стоял недалеко от ворот, опираясь на шикарную машину с затемненными стеклами. А рядом с ним – ни кто иной, как сам господин Топаз.

– Габи! – крикнул Душка и помахал мне. Отделившись от роскошной машины, он подошел ко мне. – Что случилось? Почему ты не на кастинге?

Я не ответила. Уселась в старый «форд» и повернула ключ. Утреннее смущение, беспокойство за дедушку, секреты между Душкой и Топазом – всего этого было слишком много. Мне хотелось только одного – уехать отсюда и добраться до больницы.

– Стой, сумасшедшая! Что с тобой? – закричал Душка и встал перед «фордом», преграждая мне путь.

Я открыла окно:

– Уйди с дороги!

– Нет! Что случилось?

– Не твое дело! Как поживает твой новый друг?

– Хорошо, а что?

– Ничего!

Он и не подумал отойти в сторону. Он меня знает…

– Что стряслось, Габриэльчик?

– Дедушка… Его забрали в больницу.

Вкрадчивая улыбка мигом слетела с его губ. Он открыл дверцу машины и подтолкнул меня на пассажирское сидение.

– Подвинься, я поведу, – он сказал это таким заботливым голосом, что у меня внутри будто лопнуло что-то.

– Эй, да ты плачешь?! – Душка был поражен. Ловко маневрируя, он выехал с тесной стоянки.

– Нет.

– Не плачь. Твой дедушка не из тех, кто с легкостью расстанется с этим миром. Не надо, милая, прекрати…

Я уже много лет не плакала. Слезы, плач, жалость к себе – всё это для меня давно закончилось. Папа не разрешал мне плакать. Он говорил, что мы должны беречь запас слез, ибо кто знает, что еще нас ждет… В общем, когда она уехала, а мы остались, твердо решив не плакать, папа привязался к виски… Он прятал бутылки в пустующей спальне. Каждый вечер он пил, глядя куда-то вдаль, слушал измученного Малера и всё ждал, что она войдет в калитку, принеся с собой аромат жасмина, которым она любила душиться…

Слезы были роскошью. Только бабушке Йоне разрешалось плакать. Она обнимала меня, прижимала к своей огромной груди и заливала мне лицо соленой жидкостью. «Бедная девочка», – всхлипывала она…

– Ты в порядке? – Душка тронул меня за плечо и тут же отдернул руку.

Пожалуйста, не убирай руку, прикоснись ко мне, погладь, утешь меня, а я разнежусь под твоей теплой рукой на соседнем сиденье, и, может быть, расскажу тебе, как ты мне нужен.

– Я в полном порядке. О чем вы разговаривали с Топазом?

– О тебе. Только о тебе. Скажи, ты действительно собиралась меня переехать?

– Да! А о деле Топаза?

– Да ну, ерунда! Он уверен, что у вас есть ценные картины, и хочет узнать, как попасть к твоему дедушке.

– Поэтому ты и согласился на него работать?

Он не ответил.

– Кто тебе сообщил о дедушке?

– Полицейская какая-то…

– С какой стати – полицейская? Что он натворил? Обжулил Газету в канасту?

– Понятия не имею, – соврала я. Я же еще не успела ему рассказать о событиях прошлой ночи на дедушкином дворе.