Текст книги "Алмазная пыль (ЛП)"

Автор книги: Адива Гефен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

4

…Из утренней дымки вынырнула полицейская машина и с внушительным скрежетом затормозила у времянки, продолжая рассыпать вокруг синие искры мигалки. Из машины высыпали трое полицейских. Движения их были слажены как у автоматов, руки двигались в едином ритме, ноги энергично рассекали прохладный воздух. Доблестные представители закона! Один из них, сержант, приблизился к домику и остановился у двери, размеренно и сосредоточенно жуя жвачку. Двое других заинтересованно прочесывали двор. Они двигались, держа правую руку на кобуре пистолета в полной готовности к действию, как будто за каждой бочкой прятался преступник-карлик, а в каждом ящике – жуткий серийный убийца.

Я вышла во двор и приветливо помахала, демонстрируя им свое расположение ни в чем не повинного человека. Всё еще привязанный за домом Мориц беспомощно залаял.

Тот из двоих, что пониже ростом, был похож на петучини перед варкой – бледный и жесткий. Второй полицейский вышагивал по двору, по-гусиному переваливаясь. Выразительный животик раскачивался в такт его тяжелым шагам. Петучини подошел ко мне. Он смерил меня долгим взглядом, как подозреваемую, и застыл в ожидании. Я поняла – он ждет, чтобы я заговорила, и собирается сказать, что каждое мое слово может быть использовано против меня. Но я была готова к такой сцене! Я почувствовала себя актрисой, выбранной известным режиссером на главную роль в фильме. Только сценарий у полицейского был другой…

– Кто здесь Габи?

– Я.

– Понятно. – Он громко и продолжительно причмокнул. – Это вы звонили в полицию?

– Я.

Гусь враскачку приблизился к нам. Он обратился ко мне холодным и жестким тоном:

– Госпожа проживает здесь?

– Нет. Я здесь в гостях.

– Понятно. Гостья, которая вдруг обнаружила труп? – Он раскачивался вперед-назад с важностью кантора. Бородавка на его щеке покраснела. Вот оно как! При наличии трупа все под подозрением. Все до единого!

– Нет, вы не поняли. Я его внучка. Внучка моего дедушки. Это он здесь живет.

– Я понял. Вну-чка. Дедушка живет здесь, – просиял Петучини, а Гусь энергично застрочил в блокноте, как будто я сообщила им формулу разложения белка.

– Гнилое местечко выбрали для дедушки. – Петучини ткнул Гуся локтем в бок. Они обвели взглядом двор, и я догадалась, что они видят в нем рай для самых изощренных убийц.

– Может, расскажете нам об этом месте? – спросил Гусь.

– Вы не хотите увидеть женщину, которую мы нашли?

Петучини опять причмокнул – на сей раз дольше и красивее прежнего:

– Скажите, вы сами видели труп? Потому что очень часто старики выдумывают всякие истории. Знаете, сколько раз мы слышали такие рассказы, а потом оказывалось, что всё это пустая болтовня путаников, которым не хватает экшена!

– Я видела ее!

– Расскажите нам еще раз, что вы здесь делаете в такое время.

– Макс Райхенштейн – мой дедушка – позвонил и попросил приехать, чтобы помочь ему справиться с этим делом.

– Справиться с этим делом. Понятно. Что вы делали перед тем, как он позвонил?

– Это важно?!

– Позвольте мне решать, что важно. Итак?

– Какая вам разница?

– Когда речь идет об убийстве всё важно.

– Я трахалась. Что дальше?

Бородавка на щеке у Гуся сделалась фиолетовой. Он уставился на меня так, будто я только что взяла на себя ответственность за кишиневские погромы. Подумаешь! Просили ответ – получили ответ.

Петучини пришел в себя и снова стал сыпать вопросами.

– Мы вас поняли. А где дедушка?

– Там, рядом с трупом. Пожалуйста, будьте с ним помягче. Он старый. Ему нельзя волноваться.

– Одну минутку… А почему он сам не позвонил в полицию? Зачем он вызвал внучку?

– А что сделал бы ваш дедушка в подобном случае?

– Я вам задал вопрос. Ответьте.

Хорошо, хорошо. Я поняла. Они не хотят со мной дружить. И не надо!

– Моему дедушке уже восемьдесят пять лет!

– Ну и что?

– Он не знает, что делают в таких случаях. Он никогда не имел дела с полицией, и труп на его двор тоже занесло впервые. Людей боятся таких вещей!

Рослый Гусь что-то писал в блокнот. Он то и дело поднимал глаза и изучал меня. В сером утреннем свете я увидела, что его бородавка покрыта белесым пушком. Мне приходилось сдерживаться, чтобы не разглядывать ее.

– Идите за мной, – велел Петучини и направился к времянке. Третий полицейский, который всё время стоял у двери, выплюнул жвачку и сразу же заменил ее новой. Гусь шел за нами, следя, чтобы я вдруг не исчезла.

Я тихонько постучала в дверь.

– Не испугайте их, – попросила я троих полицейских. – Говорите с ними тихо.

Они понимающе кивнули.

Я опять постучала.

– Дедушка, это я. Полицейские тоже здесь.

Из комнаты послышался тихий дедушкин голос, успокаивающий Газету:

– Зай ейн гите полицай, это хорошие полицейские…

– Нельзя ли попросить их поторопиться? – рявкнул Петучини.

Дедушка Макс открыл дверь, и трое решительно настроенных полицейских ворвались в домик и тут же остановились, отброшенные волной зловония – секретным оружием Газеты.

– К этому привыкаешь, – бесстрастно сказала я. Они страдальчески смотрели на меня, закрыв лица ладонями.

Дедушка стоял у окна. Я подошла и ласково тронула его за плечо. Он был очень напряжен. Моя рука должна была сообщить ему, что он не один. Что я с ним.

– Здравствуйте, дедушка, – неожиданно мягко сказал жующий сержант.

Дедушка кивнул и буркнул что-то, что могло означать и «доброе утро», и «кому вы нужны тут». Газета вскочил, подтянул штаны, радостно отдал честь и указал на труп.

– Женщина тут. Не дышит.

Полицейские ошарашено смотрели на него. Потом все трое обернулись и вопросительно уставились на меня.

– Кто это?

– Якоб, – ответил дедушка. – Мой друг. Он человек хороший, не опасный.

Трое представителей закона понимающе кивнули и только после этого взглянули на труп женщины.

Гусь и Петучини опустились рядом с ней на колени. Сержант остался стоять, внимательно изучая нас с дедушкой, будто хотел отыскать компрометирующие приметы. Поджатые губы. Дрожащие ресницы. Нервный тик.

– Докладываю. Женский труп, – сказал Петучини, а его товарищ поспешил вынуть блокнот. – Белая женщина, возраст около пятидесяти, имеются следы насилия, очевидно, получила удар по голове, несколько глубоких царапин и ран на руках. Тело абсолютно холодное, серого цвета. Видимо, уже несколько часов мертва. Орудие убийства не найдено. Похоже, проломлен череп. Нужно вызвать криминалистов и людей из бригады по особо тяжким преступлениям.

Сержант взглянул на него и, не сказав ни слова, вышел. Слышно было, как он говорит в переговорное устройство: «Прошу подкрепления… Особо тяжкие…» – прямо сериал какой-то!

– Вы ее знаете? – спросил Петучини.

– Нет.

– Может быть, видели ее здесь когда-нибудь? – Он огорченно погладил себя по голове.

– Дедушка думает, что это одна из проституток, которые бродят здесь по ночам.

– Это легче всего, правда? – он говорил как бы сам с собой. – Если это проститутка, то всё в порядке. Кто будет обращать внимание на проститутку? Проститутка – дело не первой важности… – Тут он посмотрел на дедушку. – Это вы ее нашли?

– Не я. Мориц нашел в кустах.

– Кто такой Мориц? – оживился он, уверенный, что нашел еще одного подозреваемого.

– Наша собака. Макс и Мориц – знаете?

– Нет. И я не видел никакой собаки.

– Потому что он привязан, – подчеркнуто терпеливо объяснила я. – Вы слышали его лай.

– А кто пригласил к себе проститутку? Он? – мотнул он головой в сторону Якоба.

– Нет. Он, я и Мориц нашли ее в кустах, – сказал дедушка.

Полицейский посмотрел на меня взглядом, выражавшим: «Старик ничего не понимает». Он ждал моего подтверждения. Да уж… О человеке старше восьмидесяти думают, что он говорит одни глупости.

– Спроси его, – сказала я полицейскому и тоже мотнула головой в сторону Якоба. Я хотела, чтобы они оставили дедушку в покое. Пусть лучше попробуют разговорить Газету. Я знала, что дедушка готов на всё, чтобы защитить своего подопечного – лгать, ругаться, кричать.

Тот, что жевал, вернулся с желтой полиэтиленовой лентой в руках.

– Выйдите, пожалуйста! – И он начал опоясывать времянку лентой.

– Больше сюда не входить, – приказал он, – пока мы не снимем эту ленту. Ясно?

Газета как загипнотизированный смотрел на желтую ленту.

– Вам тоже ясно? – спросил сержант. Газета взмахнул своим игрушечным ружьем, будто собирался выстрелить, отдал честь и поставил его на землю. Примерный солдат!..

– Вы не слышите? Отойдите, вам говорят! – Он толкнул Якоба, и ружье с глухим стуком упало на землю. Отталкивая Якоба подальше от домика, полицейский наступил на ружье.

Газета посмотрел на растоптанное ружье, потом на дедушку и вдруг повернулся к полицейскому, сжимая кулаки. Трое полицейских с откровенной насмешкой взирали на этого тщедушного человечка.

– Скажите ему, пусть успокоится, – потребовал сержант. – Иначе нам придется задержать его как мешающего работе полиции, а он и так уже замешан в деле с этим трупом…

– Хватит, хватит, либе Якоб[14]14
  Дорогой Якоб (нем.).


[Закрыть], – дедушка обхватил его руками и повел за собой. Газета послушно, как ребенок, пошел за ним и громко запел: «Вас махт дер Меир, ди клайне Меир…» – он всегда пел эту дурацкую народную песенку, когда волновался.

Да!.. Не каждый день выпадает полицейским такое развлечение. Когда вернутся в отделение, там все полягут от хохота: «Дедушка, внучка и псих нашли труп проститутки…» Похоже на пошлый анекдот.

– Кто здесь живет? – спросил любитель жвачки.

– Он, – ответили мы с дедушкой вместе.

– Понятно. Он, кажется, не совсем… Не того… – он умолк, глядя на меня и ожидая подтверждения.

– Он человек хороший, – ответил дедушка. – Он понимает больше, чем вы думаете, просто иногда он слишком волнуется. Оставьте его в покое. Спрашивайте у меня всё, что хотите.

Сержант продолжал смотреть на меня, не замечая дедушку.

– Он просто немного растерян, он не совсем обычный человек… – промямлила я. – Его нужно понять. Он добрый…

– Ясно, – сказал полицейский. – Давайте подыщем вам какое-нибудь место, где вы сможете дождаться приезда опергруппы. Они уже в пути. Они, конечно, захотят с вами поговорить. И, пожалуйста, ничего не трогать!

В сером утреннем свете двор был похож на сцену из фильма ужасов. Было холодно, от усталости у меня дрожали ноги.

– Давай зайдем в дом и приготовим чай? – попросила я дедушку. Он сразу выпрямился, как будто мысль о чашке чая вдохнула в него новую надежду. В доме у дедушки и бабушки верили, что против чая любая беда бессильна. Высокая температура? Насморк? Воспаление мочевого пузыря? Депрессия? Жара? Проигрыш на бирже? Приход к власти «Ликуда»? Чашка чая всё поправит! И не просто чашка чая. Чашка дедушкиного Чая!

Его знаменитый Чай был личным вариантом того особенного чая, который он пил, когда работал в фирме по шлифовке алмазов в Южной Африке. Собственно, это была чайная каша – тягучая и ужасно сладкая. Дедушка готовил свой чай нежно и внимательно, будто младенца спать укладывал. Он кипятил молоко, высыпал туда полстакана сахара и мешал, мешал без устали. Потом выливал в эту смесь стакан кипятка и всыпал горсть чайного листа, который он хранил в ржавой жестянке. Он стоял возле булькающей кастрюльки с закрытыми глазами и мешал, напевая древнюю австрийскую песню, в которой невероятным образом сплелись «Маленький Йонатан» и «лид» Шуберта. Напиток, приобретая глубокий бежевый цвет, спокойно варился до полного загустения. Дедушка мешал и пробовал, пробовал и мешал, добавлял сахар, а затем широким дирижерским жестом гасил огонь и разливал чай через ситечко, взирая на мир взглядом, присущим великим изобретателям.

«Выпей моего чаю, Габи», – уговаривал он, а я молила о внезапном землетрясении, которое спасет меня от этой сладкой муки. Бабушка улыбалась и подмигивала мне. Как только дедушка скрывался в своей лаборатории, мы с бабушкой поливали знаменитым Чаем огромный куст филодендрона, растущий у входа.

Мы вошли в дедушкину квартиру. Он занялся чаем, а мы с Якобом вышли на веранду. Я плюхнулась в хромое плетеное кресло. Я была выжата, как носок, только что вынутый из гигантской стиральной машины.

– На, выпей, – дедушка прервал мой глубокий сон и поставил передо мной чашку. – Бедная девочка, какая же ты худенькая, как ребенок!

Для него я всегда буду ребенком, которого нужно кормить, подкладывая ему на тарелку то кусочек мясца, то картошечки, то ломтик колбаски… Невозможно было уклониться от пристального взволнованного взгляда дедушки и не пить этот сладкий Чай.

Тем временем к трем полицейским присоединились два детектива и стали осматривать двор, исполняя малоизящные пируэты – они двигались вперед и назад, нагибались, выпрямлялись, внимательно смотрели на нас, изучая нашу реакцию, внезапно исчезали во времянке и снова возникали во дворе… Один из детективов, подойдя к веранде, молча исследовал потрескавшиеся ступеньки, перила, плетеное кресло, в котором я сидела. Он то и дело останавливался, поднимал что-то с земли, вкладывал в полиэтиленовый пакетик и писал на нем буквы и цифры.

У ворот остановилась белая машина с тремя буквами на двери. МЗП – криминальный отдел. Мамочки! Сейчас они всё о нас узнают – когда дедушка ковырял в носу, и когда я пила чай. Известное дело! Дай им шерстяную нитку – и они узнают, что подавали гостям на твоей брит-миле.

Из машины вышли двое с серьезными лицами, у каждого в руках – серый чемоданчик. Они направились к опоясанному желтой лентой домику. В этом самом заброшенном месте в мире вдруг закипела бурная деятельность.

Петучини подошел к веранде.

– Прошу освободить это место, – сказал он с важностью. – Нужно произвести здесь обыск.

Я устало поднялась и поплелась в дедушкин кабинет, оставив за собой двух ползающих по полу детективов. Можно подумать, они обнаружили там следы нефти! Дедушка и Газета пошли за мной. Мы сидели втроем, погрузившись в раздумья, будто суматоха во дворе нас не касается. Да и в самом деле – что нам до всего этого! Обшарят, ощупают всё и уйдут. Труп перешел под опеку полиции. Мы уже ни при чем. Дедушка сидел за столом и рылся в груде бумаг. Газета дремал с приоткрытым ртом в маленьком кресле в углу комнаты. Его лицо излучало спокойствие, а упавший на лоб завиток делал его похожим на довольного младенца. Трудно было угадать в нем то подвижное создание, которое способно бегать, не переставая, как лиса, убегающая от охотника.

Кажется, я тоже заснула. Мягкий голос попросил меня ответить на несколько вопросов. Я вздрогнула.

– Приятно познакомиться. Капитан Шамир из отдела особо тяжких преступлений. Мы, как вы понимаете, расследуем этот случай.

Он был симпатичный, этот капитан Шамир, поэтому я сразу и окончательно проснулась. Вот только пострижен он был ужасно! Похоже, что он стрижется сам, без зеркала. Но это поправимо. Афтершейв тоже не мешает сменить. Зато видно, что человек много времени проводит в тренажерном зале, а это большой плюс в его пользу!

– Капитан Шамир, я – Габи Амит, – я пожала ему руку. – Куда делся Петрушка?

– Простите?..

– Ваша вторая половинка[15]15
  Шамир (иврит) – укроп.


[Закрыть].

Он засмеялся:

– Петрушка… Вы правы. У меня действительно есть вторая половина… Он снаружи – кое-что проверяет. Его зовут Джейми. Джейми Раанана[16]16
  Раанана – город в Израиле.


[Закрыть], то есть, Амирам, но мы в отделе зовем его Джейми Раанана. Только не спрашивайте его почему – он вам расскажет длинную и скучную историю.

Раанана приблизился к нам. Такого как он любой режиссер был бы счастлив заполучить на роль палача мафии. Он хлопнул Шамира по спине и засмеялся, потом восхищенным взглядом окинул мою фигуру. Я привыкла к такому интересу – маломерка с большой грудью.

– И всё же – почему Раанана?

– Ты ей уже рассказал? – Он многозначительно посмотрел на Шамира. – Да ну! Это долгая история. Может, когда-нибудь, когда мы поближе познакомимся. А про Шамира Нану ты рассказал? – Раанана довольно заржал.

– Почему Нана[17]17
  Нана (иврит) – мята.


[Закрыть]?

– А почему бы и нет?

Я успокоилась. Всё будет хорошо. Они славные ребята. Люди с чувством юмора не могут быть злыми или глупыми.

– Что я могу для вас сделать, капитан Шамир Нана и Джейми Раанана?

– Ответить на пару вопросов, касающихся трупа, – только и всего, – ответил Раанана. – Вы когда-нибудь видели эту женщину?

– Нет.

– Может быть, похожую на нее женщину, – здесь или в любом другом месте?

– Нет

– Не было ли случая, что вы приехали навестить дедушку, а она как раз выходила? – спросил Шамир. Раанана вышел на веранду.

Опять всё сначала?

– Мы уже сказали полицейским. Я никогда не видела ее! Ни я, ни дедушка и уж конечно не Якоб! Впрочем, если вы его попросите, он признается, что встречался с Индирой Ганди.

– Понятно. Но оставим пока остальных… Они сами будут давать показания. Как вы думаете, что могло здесь понадобиться такой женщине?

– Понятия не имею. Может, она действительно проститутка, и какому-нибудь нервному клиенту не понравилось, как она делает минет?..

Он покраснел. Тоже неплохо…

– Мы проверяем версию о проститутке. А он? – Шамир вперился в спящего Якоба взглядом охотника на крокодилов. – Он случайно не рассказывал вам, что он видел?

– Ничего.

– Он наверняка что-нибудь видел или слышал.

– Вы сказали, что он сам будет давать показания, не так ли? Я думаю, что он ничего не знает. Разве вы не видите? Он не очень хорошо понимает, что вокруг него творится.

– Можно узнать, почему эти двое живут на свалке?

В своем отчете он, конечно же, напишет: «Я встретился с двумя стариками, выброшенными на обочину общества, о которых семья позабыла».

– По собственному желанию, – поторопилась я объяснить. – Дедушка предпочитает жить рядом с лабораторией. А Якоб… – я замялась. Трудно объяснить, что значит Якоб для дедушки. – Якоб здесь вроде охранника. Он наш близкий… Ну, вроде родственника…

– Охранник? – Шамир бросил взгляд на времянку.

– Познакомьтесь с ним и решайте сами. Вы уже знаете, кто эта женщина?

– Нет, но скоро узнаем. Нам кажется, что она приехала сюда на машине. Возможно, на такси. Может быть, кто-то ее подвез. Мы нашли отпечатки шин у западных ворот. При ней нет никаких документов… Скажите, здесь можно курить?

– Только если угостите меня тоже!

Он протянул мне сигареты и галантно поднес зажигалку. Союз отверженных. В наше суровое постникотиновое время курящий – враг народа. Разрушитель здоровья. Экологический террорист. Ну и пусть! Всё это стоит пяти минут краденного счастья! Мы стояли на веранде и курили. Даже при недостаточном росте Шамир был симпатичным и знающим себе цену мужчиной. Не из тех, кого валит с ног пятая кружка пива. Если бы мы с ним столкнулись в тель-авивском баре, вечер мог бы иметь продолжение, где рост значения не имеет.

– Почему твой дедушка сам не позвонил? – Голос Шамира вернул меня в мини-драму, разыгрывающуюся в дедушкином дворе.

– Он боялся вас. Ему восемьдесят пять лет, капитан!

– Боится тот, у кого есть причина бояться. У дедушки есть причина?

– Да.

Шамир бросил окурок и придавил его каблуком:

– Я слушаю.

– Он, – указала я на спящего Газету. – Вот кто его пугает. Дедушка боится, что кто-нибудь может подумать, будто его нужно отправить в сумасшедший дом. Дедушка всю жизнь его бережет.

– Думаете, он в чем-то замешан?

– Кто? Дедушка?! Он замешан только в своих порошках.

– Порошки? – Глаза сыщика взволнованно заблестели. Дедушка с порошками… Звучит весьма пикантно!

– Алмазные порошки, – сказала я. Его глаза изумленно распахнулись. К этому я тоже привыкла.

– Это совсем не так увлекательно, как кажется, – поспешила я погасить нарастающее волнение капитана Шамира. – Речь идет о сероватой пудре, сделанной из остатков алмазов. Это такое сырье для промышленности, которую дедушка сам изобрел.

Он задумчиво жевал кончик авторучки, разочарованно глядя на меня.

– Как вы думаете, почему они перенесли тело в домик?

Он продолжал жевать авторучку. Уловка детективов – предоставляют подозреваемым самим описывать место преступления, путаться и вилять, пока не проговорятся. Знаю я их фокусы из «Закона и порядка»!

– Вы у меня спрашиваете?

– Совершенно верно.

– Почему бы вам не спросить у них?

– Потому. И я жду ответа, а не уверток. – Его тон стал очень серьезным. – Что, по-вашему, произошло здесь сегодня ночью?

– Понятия не имею. Я не сыщик. Я просто гражданка, которая вас вызвала.

Он что-то записал в блокноте и огорченно посмотрел на меня.

– Понятно. Просто гражданка. Расскажите мне об этом дедушкином друге.

– Он славный. Он не из тех, кто может убить, – он даже на муравьев старается не наступать.

– И все же, что заставило его перетащить тело и охранять его?

– Он не совсем вменяем. Он думал, что это труп немецкой шпионки. – Я широко зевнула. Надоели мне эти вопросы! – Послушайте, детектив, я смертельно устала. И старики тоже. Может, мы потом обо всем поговорим? Вы видите, с кем имеете дело – не слишком-то похоже на серийных убийц.

На веранде возник Джейми Раанана.

– Пойдем со мной, – позвал он Шамира, и оба поспешили во двор.

Я вошла в кабинет с пустой чашкой в руке. Поставила ее на массивный письменный стол. Дедушка в парадном костюме всё еще сидел за столом, слушая радио. Дикторша мягким голосом заверила, что сразу после новостей будут передавать музыку.

– С кем ты там разговаривала? – спросил дедушка.

– С каким-то сыщиком.

Дедушка внимательно на меня посмотрел. В его глазах был страх.

– Что ему известно?

– Они проверяют… Им уже известно, что вы перенесли тело, и они захотят узнать почему.

– Что ты ему сказала?

– Ничего. Они сначала попробуют установить, кто эта женщина, найти орудие убийства, причину смерти, в котором часу она умерла – всю эту чепуху, которую ищут в фильмах… Потом они спросят, действительно ли ты с ней не знаком, и ты скажешь им всё, что захочешь. Но мне, своей Габи, скажи сейчас. Ты ее знаешь? Деда, пожалуйста, не отвечай сразу, сначала подумай.

Дедушка покраснел от злости.

– Гут, гут, – сказал он. – Найн, найн, нет, алзо, пошел спать, старики – они такие, быстро устают. Скажи этим двоим из полиции – дедушка спит. Всё.

Он чего-то боялся.

– Хорошо, дедушка. Иди спать. Что делать с Газетой?

– Его зовут Якоб! Сколько раз тебе говорить?! Якоб Роткопф! Сколько можно тебя просить – немного уважения, Габи, немного уважения. Кто не уважает других, того тоже не уважают! – Дедушка стукнул кулаком по столу, и моя чашка подпрыгнула.

– Я не хотела тебя рассердить. Но если ты идешь наверх спать, захвати с собой своего друга, господина Якоба Роткопфа, который спит здесь как ребенок, иначе придет какой-нибудь гениальный сыщик, разбудит его и услышит от твоего господина Роткопфа, что ты – шведский шпион, собирающийся взорвать здание ООН.

Дедушка Макс посмотрел на меня синими глазами. В них промелькнула буря гнева, превращающая глубокую синеву в темный уголь. Папа говорит, что у меня глаза точь-в-точь, как у дедушки и ведут себя так же. Дед глубоко вздохнул и, ни слова не говоря, склонился над свернувшимся в кресле Якобом, схватил его в охапку и на глазах изумленных Джейми и Шамира, стоящих на пороге, вышел с ним из комнаты и стал подниматься по лестнице на второй этаж.

– Помощь не требуется? – спросил Джейми. Я отрицательно помахала рукой. Не нуждаемся ни в какой помощи. Я поднялась вслед за дедушкой, вошла в спальню и посмотрела на него.

– С тобой всё в порядке?

Дедушка не ответил. Он показал на свое ухо, давая понять, что уже отключил слуховой аппарат, и потому любое мое слово будет лишним, повернулся ко мне спиной и вышел.

На стуле висел его синий пиджак – выходной пиджак, который бабушка чистила щеткой перед каждым парадным выходом. Нимало не колеблясь, я пошарила в карманах. В правом кармане нашла сложенную кипу, которую он держит для похорон. В левом – клочок бумаги. Чек из такси на сумму восемьдесят семь шекелей, датированный вчерашним числом, время – пять часов вечера. Дедушка не ездит на такси. С тех пор, как папа запретил ему водить машину, он договорился с Иеошуа Тирошем, который возит его в случае необходимости, – он даже стал другом семьи. Странно. Почему он поехал на такси? Я продолжила поиски. Во внутреннем кармане нашлось еще кое-что. Мятый белый конверт. В нем лежала фотография картины, на которой были три девушки в обтягивающих брюках и сине-белых тельняшках с белыми матросскими воротниками. Девушки стояли, обнявшись, на цветастом ковре – спокойные и раскованные. Снимок был покрыт пятнами и измят. Лиц девушек было не разобрать. Внизу была размытая подпись и число – октябрь 1910. Кто-то от руки приписал название: «Три девушки в матросских костюмах».

Зачем дедушке фотография трех хихикающих девчонок в матросских костюмах, нарисованных сто лет назад? Может быть, кто-то из его знакомых опять предложил ему купить старинную картину? Раньше дедушка питал слабость к старине. Его увлечением были гипсовые статуи скрипачей, раввинов и лошадей, стеклянные клоуны и фарфоровые пастушки. Может быть, в нем снова проснулся инстинкт коллекционера? Может, он хотел купить эту картину? А вдруг это как-то связано с трупом женщины?!

Я взяла фотографию. Завтра, когда мы все будем не такими усталыми и раздраженными, я спрошу дедушку, что это за картина, куда он ездил на такси и почему он разгуливает ночью в своем лучшем костюме.

Я сошла вниз. Грустно и обессилено посмотрела на Джейми Раанану и Шамира Нану.

– Да, да, можете отправляться домой спать, – сказал Шамир. – Оставьте нам все телефоны, по которым с вами можно связаться. Позже вам позвонят и попросят прийти для дачи показаний.

– Нет проблем! – сказала я. – Только учтите, что я собираюсь забраться в постель и продрыхнуть всё утро. А после обеда я занята. Отвечать на звонки не буду! Оставьте сообщение на автоответчике.

– Чем вы будете заняты, Габи?

– Культурным Центром в Яффо.

– Яффо? Где именно в Яффо?

– Яффо «Д», по дороге на Бат-Ям, если вам известно такое место.

– Известно. Там живет моя бывшая жена. И округ Яркон тоже находится там.

– Это радует!

Он улыбнулся. Симпатяга!

– Что вы делаете в Центре в Яффо «Д», Габи?

– Вы не поверите! Я не делаю там ничего, что было бы связано с обнаружением женским трупов! Я преподаю сценическое мастерство…

– Вы актриса?!

– Нет. Я режиссер. А сегодня я должна работать с полудня до вечера. И если я не приду вовремя на уроки, Сюзан – моя начальница – позаботится о том, чтобы я выглядела как эта несчастная, которую мы тут сегодня нашли.

На этот раз он не улыбнулся. Трупный юмор не идет человеку его положения. Он записал расписание моих занятий и телефоны, попросил еще и дедушкин телефон, потом открыл дверь и проводил меня до машины.

Во дворе на холодной земле лежало тело, упакованное в черный полиэтилен…