Текст книги "Вне закона (СИ)"

Автор книги: Адам Хлебов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Глава 9

– Кого ты на понт берёшь, фраер? Думаешь, я поверю, что ты можешь завалить человека?

Его голос звучал довольно уверенно. Рашпиль решил взять реванш за то битьё в коридоре гостиницы в первый вечер.

Он ещё не отошёл от дикого удивления после того, как я ткнул ему своим стволом в лицо.

Такого исхода он явно не ожидал. Но самообладания не потерял, и можно было сказать одно: Рашпиль уже не раз бывал в подобных ситуациях.

– Хочешь проверить?

Я молча выстрелил в землю. Пуля вошла в грунт прямо рядом с его арестантским ботинком. Он отпрыгнул.

– Ты чё? Больной?

Мой пистолет снова был нацелен ему прямо в голову. Рашпиль выдал свой фирменный оскал. Страха в его глазах я не увидел.

Но вид ТТ в моих руках не поколебал его решимость. Я видел колючие глаза беглого зека, который вёл себя так, будто ему нечего терять. Всё его тело источало уверенность, что пули ему ничего не сделают.

– Следующий будет в ногу.

У урки заходил кадык, он перехватил свободной рукой рукоять ствола снизу, как в заграничных боевиках.

– Не доводи меня до греха, Сантей. Не доводи.

Я смотрел ему в глаза и не испытывал к нему ни единого доброго чувства. Ни малейшей симпатии. Его взгляд бегал. Он то смотрел в область моего подбородка, то в область груди, то в глаза.

– Так что делать будем? Зачем ты просил меня выйти из-за руля? Ты понимаешь, что сейчас палишь нас по полной?

– Ты на меня стрелки не переводи, за предъяву в палеве можешь и пулю словить, фраерок. Ты чё, себя царём горы возомнил?

Была такая в детстве игра, когда на заснеженную горку пыталась взобраться ватага мальчишек, побеждал в игре тот, кто столкнёт остальных претендентов вниз и останется стоять на вершине.

Пока мы стояли, мимо нас пронеслось пару автомобилей, но никто не решился остановиться.

Наверно, со стороны наше противостояние выглядело как съёмка фильма. Вряд ли проезжающие часто видели подобные сцены на дороге.

Напряжение нарастало, я был готов выстрелить, зная, чем это может закончиться для обоих.

– Не надо, Саша, Серёжа, я вас прошу, – раздался голос Алисы, выросшей между нами словно из-под земли, – опустите ваши пистолеты.

Она положила кисти на наши руки сверху и отвела стволы вниз.

– Ребят, давайте сядем в машину и поедем, а по дороге всё спокойно обсудим, – взывала к нашему разуму девушка.

– Что, Сантей? Послушаешь бабу или как? – Рашпиль ехидно издевался, он отшагнул назад и мог в любой момент снова прицелиться в меня и выстрелить.

К тому же, с его точки зрения, «баба не могла посоветовать ничего путного».

Согласиться с Алисой в его глазах означало, что я слабак, подкаблучник, человек, неспособный принимать самостоятельные решения.

Он намеренно провоцировал, чтобы потом использовать это решение для давления на меня в будущем.

– Проблема в том, что всё дерьмо, которое творится у нас в дороге, происходит в результате действий Рашпиля, понимаешь, Алис.

Потом я обратился к нему:

– Ты изменил маршрут, набухался в ресторане и пошёл воплощать свою мечту с мордобоем. На вокзале тебе нужно было тихо посидеть в машине. Но ты вылез и попёрся внутрь.

Его глаза были совершенно равнодушны к моим аргументам.

– И чё?

– Чё-чё? – передразнил я его, – ничего! Напоролся на ментов, украл чемодан. Обвинил всех в том, что тебя кинули, хотя это не так. Сейчас взял меня на прицел. Чего ты хочешь, в конце концов? Что ты хочешь доказать? Что дальше, продырявим друг друга?

– Я ничего не хочу доказать, понял? Я кому надо уже давно всё доказал. А вот ты меня бесишь, понял? – он говорил это спокойно, как человек, владеющий собой.

– Что и следовало доказать. Не получится у нас просто сесть и поехать спокойно.

– Ну а что вы предлагаете? – спросила девушка, – мы не можем стоять бесконечно здесь с оружием в руках, кто-то обязательно сообщит в милицию.

– Мы можем поехать, если он отдаст мне свой пистолет, – ответил я.

Глаза Рашпиля расширились от услышанного. Он сложил кукиш и выбросил его в мою сторону.

– Вот тебе, ствол! Ага, счас! Отдам я тебе…

– Тогда мы просто расходимся, как в море корабли. Прямо сейчас. Рашпиль остаётся, а я уезжаю. Если хочешь, можешь ехать со мной. Могу довезти тебя до Горького или до Москвы.

Рашпиль задумчиво поглядывал на водительское сиденье и замок зажигания.

Ключи находились у меня в кармане.

– Давай, рискни здоровьем. Ты же видел, что тут ключ с секреткой? Знаешь зачем? Правильно. Чтобы не было соблазна взломать зажигание и угнать. Эта машина называется «догонялка», она сделана для особых целей. И она не должна попадать в руки таких, как ты.

Он слушал, недоверчиво нахмурив брови.

– Поэтому КГБ, заказчик машины, попросил завод оснастить систему зажигания противоугонной механикой. Пока ты будешь пробовать нашарить и вырвать провода, я тебе десять раз башку прострелю.

Он посмотрел на меня, потом сплюнул в сторону. Видимо, так он хотел показать своё презрение ко всему миру и ко мне. Вот верблюд. Но этот короткий раунд я выиграл. Рашпиль больше не думал об угоне.

Алиса открыла пассажирскую дверь.

– Саша, можно тебя на пару слов, сядь, пожалуйста, в машину. А ты убери пистолет и жди, – последняя фраза была обращена к Рашпилю.

Она плотно прикрыла за собой дверь.

– Сашенька, послушай меня, я тебя очень прошу, не бросай нас с ним.

– Поехали со мной.

– Нет, ты не понимаешь, я не могу. Я должна остаться с ним.

– Мы не сможем ехать, пока я буду чувствовать, что на заднем сиденье может ехать ублюдок, готовый в любой момент вынести мне мозги выстрелом в затылок. Я бы с удовольствием, но прости, нет.

– Что же мне делать, я не могу ехать с тобой? Я должна остаться с ним.

– Алис, почему ты с ним? Я же вижу, что ты другая, ты слеплена из другого теста. Неужели ты в него так сильно влюблена? Поверить не могу.

– Нет, дело не в этом.

– А в чём?

– Я не могу тебе сказать.

Что-то не клеилось. В моей голове никак не складывалась общая картина.

– Он тебя не любит и бросит, как только ты перестанешь быть нужной в его текущих делишках.

– Пусть так, ну и что? Не оставляй нас на дороге. Мы без тебя не выберемся, Саш.

Пока я думал, она, не глядя в мою сторону, рассказала, что перешла в наследство от родного брата Рашпиля, которого пришили за какие-то тёмные делишки.

Как так вышло, лучше не спрашивать. Она его, Рашпиля, не любит, но сложилось как сложилось. Она ничего с этим поделать не может, и её всё устраивает.

В отличие от этого мерзавца с двойным – тройным дном, я понимал, что Алиса не юлит.

Она скорее готова сама «умереть сегодня», чтобы дать окружающим возможность «умереть завтра».

В этом не было слабости жертвы, как могло бы показаться, наоборот – сила, искренность и благородство, на которые способен далеко не каждый мужчина.

Она знала о Рашпиле намного больше, чем говорила, но обладала редким даром для женщин – умением не болтать и держать язык за зубами.

Времени на долгие раздумья нет. Вот-вот кто-нибудь стукнет гаишникам на посту на въезде в Куйбышев о нашей дуэли.

Каналья! Позавчера я её знать не знал, а теперь понимал, что не могу оставить девушку на трассе.

Рашпиль ехал на заднем сиденье, стволы были убраны в багажник, и у нас обоих не было быстрого доступа к ним.

Он на удивление быстро согласился на это.

Возможно, он надеялся, что сможет добраться в багажный отсек из укрытия под сиденьем, но я знал, что это дохлый номер.

Доступ ограничивала металлическая плита, которую я вставил при подготовке машины.

Перестрелка откладывалась, по крайней мере, до вечера.

Было решено держаться подальше от Куйбышева, потому что риск нарваться на неприятности на посту был крайне велик.

Рашпиль больше не спорил и на удивление со всем соглашался или молчал.

Я не стал загадывать время на маршруте, сейчас важнее выбраться отсюда без новых приключений.

Хорошо было бы отъехать километров на сто от столицы Куйбышевской области на запад и найти ночлег в частном секторе.

Гостиницы теперь казались мне расставленными ловушками.

Наконец, я вывел машину на трассу, ведущую в Дмитровград. Проехав по ней километров шестьдесят, я свернул перед указателем в сторону рабочего посёлка.

Грунтовая дорога, на которой мы подняли тучи пыли, привела нас в небольшой населённый пункт, скорее напоминающий деревню.

Не доезжая до старой разрушенной церкви и здания сельсовета, я припарковался у первого более-менее прилично выглядевшего дома.

В таких местах спрашивать постой на ночь можно в любой избе. Люди в глубинке, в деревнях простые. На просьбы отзывчивые.

Я посмотрел в зеркало заднего вида и встретился взглядом с Рашпилем.

– Надеюсь, у тебя хватит разума не выходить, не выкидывать фортеля, не устраивать нам очередной шухер. Я иду узнать, возьмут ли нас сюда на ночлег.

И на этот раз беглый урка ничего не ответил, а просто проводил меня равнодушным взором.

Неужели перевоспитался? Слабо в это верится. Скорее затаился. Как бы там ни было, я подошёл к палисаднику и негромко постучал в окно костяшкой указательного пальца.

В следующее же мгновение занавеска отдернулась, и я увидел лицо беззубого старика, испещрённое глубокими морщинами. Видно, он давно наблюдал за нами из глубины комнаты.

Своим загорелым, обветренным и мясистым лицом, тёмными глазами он напоминал одного из двенадцати апостолов с иконы.

– Здравствуйте, – сказал я довольно громко, не рассчитывая на то, что старик сохранил слух, – можно вас на минутку, хочу спросить про ночлег?

Дед исчез, а занавеска вернулась в исходное положение.

Через считаные секунды дверь со скрипом отворилась, и он возник на пороге своего дома, в белой майке с плечиками большего размера, чёрных залатанных во многих местах штанах.

– Чего орёшь-то? Чай, не глухие мы тут, – сказал он тоном без агрессии и обиды.

– Простите, отец. Хотел спросить, можно ли у кого-нибудь в деревне переночевать и остановиться на постой? Не бесплатно, естественно. Заплатим как полагается.

– Ты эта, ты, человек не местный, деньгами своими никого не удивишь, не тыкай ими.

– Простите, отец. Не хотел никого обидеть, я учту. Так как насчёт ночёвки?

– Сколько вас? – он заглянул в салон чёрной Волги, – трое?

– Да, я, мой приятель и его невеста. Мы люди приличные. Я в органах служу, могу и удостоверение показать.

Я полез в карман, но дед остановил меня жестом.

– Мне оно ни к чему знать. Втроём вряд ли кто вас возьмёт…

– Почему?

– Изба, чай не санаторий, вот почему. Лавок ни у кого нет свободных, не на полу же вам стелить.

– Мы можем и на сеновале.

– Эх, городские, учат вас, учат в школе, а ума вы так и не нажили. Где сено по весне в деревне найдёшь? – проворчал старик, – на сеновале… Скотина всё поела за зиму. Нет сена. Да и не возьмёт вас никто.

– Может, пустующие дома есть?

– Пустующих нет.

Он помедлил, будто раздумывая давать нам ценную информацию или нет, потом хитро прищурился:

– Разве только…

– Разве только что? – переспросил я.

– Съездите к Евдокии, может, и возьмёт она вас к себе. Она одна живёт.

– А где живёт эта Евдокия?

– Так, на дальнем конце деревни, мимо колхозных коровников, как проедешь, на своей «барже» – он указал рукой в сторону Волги, – так увидишь дом на отшибе. Он там один в сторонке стоит у оврага, вроде как в деревне, а вроде как и нет. Ты его сразу узнаешь, цветастый и чайками.

– Спасибо, отец, – я поспешил его поблагодарить.

– Только учти.

– Что?

– Она, как бы, блаженная баба.

– Не понял, это как?

– Как-как… Малость не в себе! Тю-тю, – он покрутил всеми пальцами правой ладони у виска, словно переключал ручку телеканалов на телевизоре.

– Спасибо, что предупредили.

– Не за что, может, и возьмёт вас, а может, погонит санными тряпками.

Дед улыбнулся.

– Как понравитесь.

Подумав, я решил, что проблемы с рассудком у потенциальной арендодательницы нам даже на руку.

Если станут расспрашивать о нас, то к её словам вряд ли кто-то отнесётся серьёзно, раз у неё такая репутация в деревне. Я ещё раз поблагодарил деда и направился к Волге.

– Ну что там? Что дед говорил? – нетерпеливо спросила Алиса, когда я сел обратно в салон «Утехи», захлопнул дверь и, вставив ключ в замок зажигания, завёл машину.

– Всё как обычно у нас в Союзе, сказал, что в их гостинице мест нет. Даже для таких важных персон, как мы.

– Поедем искать ночлег в другую деревню?

– Пока попробуем найти Евдокию. Есть тут одна местная знаменитость, если и там откажут, то придётся ехать в другую.

Лицо Алисы немного повеселело.

– Мне почему-то кажется, что она нас примет.

– Посмотрим, – я повёл машину дальше по грунтовой улице, никогда не знавшей асфальта.

Рашпиль молча слушал нашу беседу, наблюдал за мимикой девушки с презрительным безразличием.

Я по-прежнему не ждал от него ничего хорошего.

Показались низкорослые кирпичные строения коровников, словно вросших в землю. Издалека казалось, что их высота была настолько мала, что в них едва поместился бы человек в полный рост.

За коровниками на небольшом холме стояла изба, которая сильно отличалась внешним видом от остальных в деревне.

Колхозные дома в деревне были сплошь оббиты доской, покрашенной в салатовый или небесно-голубой цвет.

На окнах каждого дома имелись белые резные наличники, украшающие нарядными кружевами человеческое жилище.

Дом Евдокии же был пёстро разукрашен в разные цвета. На стенах красовались цветочки и летящие птицы с распростёртыми крыльями.

Рядом с домом стоял сарай – полный антипод дома. Его почерневшие от времени стены мрачновато контрастировали с окружающим пейзажем.

На пороге дома, уперев руки в бока, стояла нахмурившаяся женщина лет шестидесяти, наблюдавшая за тем, как к её дому подъезжает наша чёрная кгбшная Волга.

В её седые кудри на голове были вплетены цветные ленты, словно в национальный венок на голове то ли украинок, то ли белорусских красавиц.

– Ни хрена себе, а что это за чудо в перьях, – разулыбался Рашпиль, разглядывая хозяйку дома.

Я остановился, обратился к своим попутчикам:

– Сидите в машине и молчите в тряпочку, пока я вас не позову.

– Не, ну ты глянь, что это за дитё солнца?

– Угомонись, Рашпиль. Я тебя по-человечески прошу.

– Ладно, валяй. Иди договаривайся, только скажи ей, чтобы хату нам оставила, а сама в сарай валила.

Мне хотелось обернуться и врезать локтем с разворота в морду этого дятла, но я сдержался и вышел из машины.

– Здравствуйте, вы Евдокия?

Женщина ответила не сразу, она наклонила голову набок, разглядывая меня, потом заглянула в салон.

– Что-то вы припозднились, я вас вчера ждала. А что это за девка с вами?

Меня очень удивил такой ответ, поэтому я повторил вопрос.

– Извините, вы Евдокия?

– Евдокия, Евдокия. Вы ко мне на постой приехали. Так что за девка, говорю?

– А, это Алиса, невеста моего приятеля.

– Вот оно что, невеста…

У женщины поднялись брови, она всем своим видом выражала сомнение в моих словах.

– Ну, можно сказать, невеста. Или подруга близкая. А что значит припозднились, мне кажется, вы нас с кем-то путаете. Мы и не планировали этой дорогой вчера ехать. Так, случайно вышло.

На последние фразы Евдокия не обратила никакого внимания.

– Ладно, пошли в дом. Зови своих жениха с невестой.

Она махнула рукой в сторону машины, развернулась и зашла за порог своей цветастой избы.

Я сделал жест своим попутчикам. Правые дверцы машины открылись одновременно.

Рашпиль посмотрел в сторону багажника, оценивая мои шансы добраться до стволов первым.

– Да не буду я их трогать. Успокойся. Если ты будешь вести себя вменяемо без закидонов, то мне нет нужды.

Будто соглашаясь со мной, Рашпиль кивнул, а потом мотнул головой в сторону избы:

– Ты первый.

Я развернулся и зашагал в сторону крыльца.

Хорошенько вытерев ноги о половик перед дверью, я оглянулся на своих попутчиков и, переступив порог, вошёл в сени.

– Разувайся и проходи.

Довольно просторная комната, в которой находилась хозяйка «весёленького дома», видимо, служила гостиной, столовой и кухней одновременно.

Она стояла спиной ко мне у печи и чистила картошку рядом с кухонным шкафом, столешница которого была накрыта толстой клеёнкой с цветами и выполняла роль разделочной поверхности.

– Ещё раз здравствуйте, Евдокия. Нам бы переночевать у вас.

– Переночуете, не волнуйся.

Сзади раздался топот. Алиса и Рашпиль тоже вошли в избу.

– Разувайтесь, – строго приказала вошедшим Евдокия, – картошку будете?

– Да, с удовольствием, – ответил я за всех. – Нам тут в деревне по дороге к вам сказали, чтобы мы денег не совали. Даже не знаю, как можно отблагодарить вас за гостеприимство.

– А чего тут знать? Это им в деревне деньги не нужны, им колхоз платит, а мне не помешают, – старуха повернулась к Алисе, – что стоишь столбом? Иди помогай, вот нож, вот картошка.

Алиса неловко закивала головой и метнулась к кухонному столу.

– Не боись, хозяйка, не обидим, бабки есть! – Рашпиль хлопнул в ладоши и потёр их друг о дружку, будто предвкушал ужин с картошкой.

– И много есть? – спокойно спросила Евдокия, не оборачиваясь.

– А много надо? – парировал, улыбаясь, Рашпиль.

– А сколько тебе не жалко, столько и надо, у меня тут прейскуранта нет.

– Для хорошей хозяйки нам ничего не жалко, да, Сантей? – посмотрел на меня Рашпиль, – горилочки бы нам, или самогоночки.

– Обойдёшься, урка, – твёрдо ответила Евдокия, – ты уже сегодня натворил делов из-за бухла, вон своих подставил, с тебя хватит.

У Рашпиля вытянулось лицо. Мы с ним переглянулись. Старуха не могла знать таких подробностей…

Глава 10

– Ну нет самогонки, так нет. Я со своим уставом в чужой монастырь не лезу. А с чего это я урка? – не растерялся с ответом Рашпиль.

– У тебя всё на роже написано. И она тебе не невеста. Пользуешь ты её, вот и всё.

Евдокия смотрела осуждающе на Рашпиля.

– Да, рожей я и вправду не вышел, не Ален Делон. А вот если ты всё знаешь, мать, скажи мне, что нас ждёт? Что впереди-то?

– Какая я тебе мать? Постыдился бы. Известно, что ждёт.

– Что ждёт?

– Плохо ты кончишь, вот что. Но только ты сам себя в эту пропасть тащишь.

– Походу, у тебя и вправду крыша съехала, баба Евдокия, как в деревне говорят.

– Может быть, я и вправду безумна? – она посмотрела сначала на меня, потом на Алису, будто интересуясь нашим мнением, но не дождавшись ответа, продолжила, указав пальцем в сторону деревни:

– Что же, может быть и так. Только я намного нормальнее тех, кто считает, что в шестьдесят нельзя вплетать в косы ленты. Они безумно глупы! В шестьдесят, когда бо́льшая часть жизни прожита, можно делать всё что угодно, лишь бы не во вред другим людям.

– Вот это по мне. Я тоже люблю делать всё, что душеньке угодно, – Рашпиль сел за стол. С его лица уже съехала его ехидная улыбочка.

– Нет, тебя это не касается. Ты так заигрался в пацанские игры, что ты больше не умеешь жить обычной, нормальной жизнью вне тюрьмы. И всё твоё нутро так и норовит попасть обратно.

– Значит, мы оба с тобой ненормальные, бабка. Одинаковые.

Он говорил это, пряча глаза. Невероятно. Казалось, что Рашпиль стыдился.

– Нет. Не одинаковые. Я делаю всё, что пожелаю, потому что я свободна и так решила, а ты из страха перед людьми и миром. Ты думаешь, что главное для человека – деньги, а я думаю, что совесть. Вот мы и делимся друг с другом тем, чего у нас в избытке.

Странная была эта шестидесятилетняя женщина. Она разговаривала с матёрым уголовником так, будто мать, справедливо спрашивающая со своего чада.

Рашпилю стало совсем невмоготу находиться в избе.

– Пойду, покурю, а то смотрю, что в хате не курят.

Он суетливо полез в карман, извлёк спички и сигареты и пробкой вылетел на крыльцо.

После ужина старуха распределила места для ночлега следующим образом:

– Ты поедешь с ней спать в сарай. Там есть лавки. Матрас, одеяла и подушки я вам выделю, а там уж как сами разберётесь, – обратилась она к урке.

Тот молча кивнул, не поднимая головы. Он вообще теперь весь вечер молчал, и это вполне устраивало всех присутствующих.

– Спасибо, бабушка, – поблагодарила Евдокию Алиса.

– Тебе постелю здесь в избе, в этой комнате на кровати.

Я посмотрел на койку с высокими перинами, стоявшую в углу у стены, рядом с окном.

На кровати, кроме перин, располагалась целая пирамида из подушек, уменьшающихся в размерах от основания к потолку.

Подушки, словно паутиной, были накрыты тонкими кружевными салфетками из белой бязи.

– На ней моя матушка отошла в мир иной, мёртвых не боишься? – старуха пытливо смотрела на меня.

– Надо бояться не мёртвых, а живых. Чего их бояться?

– Кто вас городских знает. Вот и хорошо, что не боишься. Ну, я пошла за постелью. Мы тут в деревне рано ложимся.

Она явно давала понять, что «банкет» окончен.

Вернувшись через пару минут с ворохом постельных принадлежностей и матрасом, Евдокия вручила всё это Рашпилю.

– В сарае не кури. Спалишь сарай – прокляну до конца дней, будешь болеть и воли тебе не видать. Бычки в баночку собирай, не разбрасывай.

Рашпиль кивнул и зло посмотрел на меня, мол, ну и местечко ты, Сантей, откопал для ночлега, но ничего не сказал.

Алиса пожелала нам спокойной ночи, а затем Рашпиль с девушкой направились к выходу.

– Ну что, внучок, как ты с ним связался? Небось тоже лёгких денег захотел? – спросила бабка, когда мои спутники скрылись за дверью.

– Выходит, что так. Только я с ним не по своей воле. Можно сказать, что, помогая ему, я отдаю долг.

– Нехорошие люди тебя принудили к этому.

– Вы и о них знаете? Бабушка, можно спросить?

– Валяй.

– Откуда вы всё это знаете?

– Что всё?

– Ну что он беглый зек, что Алиса ему не невеста, про нехороших людей. Вы сказали, что нас раньше ждали. Вы что, и вправду ясновидящая?

Евдокия засмеялась моему вопросу.

– Кто-кто? Ясновидящая? – она мотала головой из стороны в сторону, плечи её тряслись от смеха.

– Нет, ну я серьёзно. Что тут смешного?

Когда она успокоилась, объяснила:

– Менты про вас говорят, на ушах все стоят, я его по приметам сразу узнала.

– Ничего не понимаю, какие менты?

Ответ меня поразил как гром среди ясного неба.

– Да, Колька, племянник мой, участковым работает. Он рацию притащил и у меня оставил, говорит, чтобы мужики в опорнике не раздербанили и не пропили. Наши-то, деревенские, и не такое могут учудить.

– Радиостанцию? Милицейскую?

– Ну да. Телевизора и радио у меня в избе нет, вечерами скучно, вот я и наловчилась включать и слушать милицейскую волну.

– Ну-ка, погоди, – она отправилась во вторую комнату, которая служила спальней. Оттуда донеслось шипение радиоприёмника.

– Сейчас пока передач нет, – виновато сказала она, вернулась и села на табурет напротив.

– Обалдеть. И что? И про нас говорили?

– И про вас. Сначала, что сбежал опасный преступник, потом то, что трое, два парня и девушка устроили дебош в ресторане, избили официанта. По приметам точно ты, твой Рашпиль и его баба.

Вот оно что, значит, на вокзале транспортная милиция не зря вынюхивала и про троих расспрашивала.

Студент пришёлся как нельзя кстати. Но как объяснить, что она нас ждала?

– Вы сказали, что ждали нас раньше.

– А сон я видела, вещий. У меня все сны вещие, всегда сбываются с самого детства. Снятся, правда, редко. Может по году и даже по два ничего не сниться. Но если вижу сон, всё сбывается капелька в капельку.

– И вы прям нас во сне видели?

– Нет, просто во сне ви́дение мне было, что гости меня посетят. Троица. Только не ангелы, как на иконе, а две белых души и одна тёмная.

Я не очень верю в вещие сны, но её слова звучали убедительно. Старуха чем дальше, тем больше казалась вполне здравомыслящей, а ленточки в волосах просто причудой.

– А как вы поняли, что они не жених и невеста?

– Да очень просто. Они всё время в разные стороны смотрят. Нет между ними искры. Этот, так вообще её за человека не считает. Она для него то мебель, то отмычка для замков. Мир-то для него заперт. Вот он её и использует. А ещё скажу я тебе, он её совсем не топчет. Девка-то больно красивая. Если бы он был женихом, то она бы не смотрела на тебя голодными глазами.

– На меня? – я вытаращил глаза от удивления.

– Слепые вы всегда, мужики. Ничего в жизни толком не видите.

В комнате снова затрещала радиостанция, и из динамика донеслись обрывки переговоров. Два мужских голоса.

– Четвёртый, четвёртый, приём!

Второй отвечал неразборчиво.

Как же я совсем не подумал о том, что Евдокия приходится тёткой участковому милиционеру.

– Ты за ментов не беспокойся, – сказала она, словно снова прочитав мои мысли, – я вас не выдам, переночуете и поедете утром с Богом.

– У вас же Колька участковый.

– В том-то и дело. Из-за него молчать буду.

– Не очень понятно.

– Чего непонятного? Во сне голос сказал, что если Колька узнает о гостях, то умрёт он.

Старуха говорила об этом совершенно спокойно, будто рассказывала мне про поход на базар.

– Ну ладно, давай укладываться. Можешь мне верить. Бабушка тебя не обманет. С утра напеку вам в дорогу пирожков.

Она встала с табурета и направилась во вторую комнату. Я пожелал ей спокойной ночи и осмотрел скудное убранство избы.

Хоромина та ещё. В некоторых местах пол вспучился. Одно окно только на светлую сторону, два других на север – даже в солнечный день в избе темновато.

С потолка свисал атласный абажур с единственной лампочкой.

По стенам шла допотопная электропроводка с выключателями и розетками из далёких тридцатых годов.

Наверно, со времён электрификации рабочего посёлка, к ней ни разу не притрагивались. Провода испачканы белой краской.

Стены недавно белены. Русская печь, керосиновая конфорка, рукомойник с носиком на стене, рядом нарядное полотенце, наверняка повешенное к приезду гостей.

Под ними белая эмалированная мойка, из которой использованная вода стекала в ведро. Рядом кухонный комод.

Кружевные плетёные занавески на окнах, икона в углу, стол, лавки и собственно кровать, на которой мне предстояло спать.

Остальные удобства во дворе.

Несмотря на всю бедность, я бы даже сказал некоторую убогость обстановки, здесь было невероятно уютно и безопасно.

Я откуда-то знал, интуитивно чувствовал, что Евдокия говорит правду и не станет вызывать милицию.

Только сейчас я почувствовал настоящую усталость, навалившуюся на моё тело. Последние трое суток были довольно напряжёнными.

Убрав лишние подушки, я разделся и лёг. Не успела моя голова коснуться постели, как я провалился в глубокий сон.

Среди ночи в абсолютной темноте я проснулся оттого, что почувствовал, как чьи-то руки гладят меня по груди, животу, плечам и шее.

– Саш, я вся горю, – услышал я шёпот Алисы. Она лежала со мной в одной постели.

Моё мужское естество пробудилось, напряглось, и я стал гладить молодое женское тело в ответ.

По спине, талии, пояснице. Мои ладони скользнули ниже к её попе.

Она была без нижнего белья, абсолютно голой. Алиса прижалась ко мне обнажённым телом и поцеловала в губы.

Внутри всё пылало. Это был приятный огонь предвкушения тайны.

Я вот-вот должен был познать, каково это – быть с такой девушкой тёмной ночью в старом деревянном доме.

Это познание должно было содержать что-то дикое, первобытное, великое.

Кровать с железной сеткой предательски жалобно заскрипела под весом наших тел.

Мы замерли и прислушались к мирному посапыванию Евдокии, доносящемуся из соседней комнаты.

– Давай перейдём на пол, – тихо прошептала девушка и обхватила горячими губами мою мочку.

Меня будто ударило током. Мы торопливо встали с кровати. Я не дал ей стащить на пол перину, а развернул её лицом к столу.

Она почувствовала мои руки: одну на бедре, вторую на спине.

Я властно наклонил её вперёд и придавил её тело к столешнице. Ощущая возбуждение Алисы, я стал с ней одним целым.

Её дыхание стало прерывистым, оно задерживалось само по себе, без её воли, будто она ныряла и выныривала из пульсирующей неги.

Я же ощущал волны тепла и будто она втягивает в себя весь мир, а вместе с ним и моё тело, через своё игольное ушко.

Ту самую женскую петлю удовольствия, одарившую мужчин миллиардами мгновений счастья и одновременно принёсшая также много бед.

Меня бросало в приятную дрожь от осознания, что я обладаю этой красивой девушкой.

Потом я перестал думать и понимать, что происходит. Сознание, объединившееся с подсознанием, рисовало в воображении причудливые мозаичные узоры.

Когда всё закончилось, я обнаружил себя лежащим прямо на полу на спине рядом с Алисой.

Мы тихо, жадно и измождённо вдыхали воздух полной грудью и ощущали, что нам по-настоящему очень хорошо.

Она повернулась ко мне лицом и ещё раз поцеловала.

– Это было волшебно.

Она встала и начала нашаривать свою одежду в темноте.

– Подожди, не уходи. Объясни, что это было? – я наслаждался её силуэтом с трудом различимым во тьме избы.

– Потом, – прошептала она в ответ.

– А как же Рашпиль? Может, лучше останешься, а я утром с ним переговорю?

– Всё в порядке. Не переживай. Между мной и ним ничего нет. Не нужно с ним говорить.

– Как это?

– Не знаю, он после зоны как сам не свой. Короче, как-то так.

– Не понимаю.

– Не хочет женщин. Сказал, чтобы я отвалила. Типа, ты свободна.

– А раньше? Так было всегда?

– Нет. Раньше он был нормальным в этом смысле. С женщинами у него было всё в порядке.

– Вот как?

– Да, говорит, что на зоне ему кололи лекарство.

Лекарство? Иногда наркоманы так называли дозу наркотика. Это могло объяснять его неуравновешенное поведение, проблемы с алкоголем и перепады настроения. Я промолчал.

Она надела тоненькие трусики и застегнула лифчик на спине.

– Несмотря на всё это, мне нужно идти. Лучше его не бесить. Потом поговорим, спасибо тебе за то, что не бросил нас. Давай постель положим обратно на кровать.

– Оставь, я всё сделаю.

Она попросила не провожать её, того, как она оделась.

Послав мне улыбку и воздушный поцелуй, она на цыпочках подошла к двери и тихонько вышла на улицу.

Я подошёл к окну, и тут мне показалось, что во дворе промелькнула чья-то тень.

Каналья! Неужели он всё это время стоял за окном и подглядывал? В таком случае Алисе грозит опасность.

Одно дело на словах дать свободу, другое – иметь реальный повод обвинить в измене.

В преступном мире такое не прощается.

Я быстро накинул на себя одежду и выскочил во двор вслед за Алисой, как раз тогда, когда её фигура скрылась за воротами сарая.

Я обшарил весь двор и никого не нашёл.

Сколько я ни всматривался и ни вслушивался, ничего подозрительного мне обнаружить не удалось.

Я подкрался к сараю и услышал громкий мужской храп. Похоже, урка всё-таки спал всё это время и ничего не знал о нашем внезапном ночном свидании.

Постояв ещё немного для верности, я решил, что мне мелькнувшая тень привиделась впотьмах, и отправился обратно в кровать.

Я прилёг, мечтательно перебирая в памяти ощущения ночной встречи с Алисой, и снова не заметил, как заснул.

На этот раз я проснулся оттого, что услышал, как Евдокия возится со своим тестом на кухне.

– Проснулся?

– Доброе утро, который час?