Текст книги "Вне закона (СИ)"
Автор книги: Адам Хлебов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)
А после линейки как-то не вспомнилось, Шемякин уехал к родне в другую деревню на всё лето.
– Валёк, а помнишь, как Витька тебя скелетом обозвал?
– Да, сука такой! Как не помнить, считай, при всей школе решил меня опозорить.
– Пошли! Мне кажется, он уже должен был вернуться. Послезавтра в школу, пусть повторит, что сказал.
– Пошли!
Они нашли дом Шемякина и вызвали его во двор.
Но загорелые рельефные тела под белоснежными майками на бретельках, хищные улыбки братьев, которые подросли за лето на целых полголовы, сильно смутили Витьку.
Он нутром почувствовал, что сейчас ему лучше не связываться с ними.
– Здорово, пацаны, семок хотите? Чего звали?
Шемякин вышел и попробовал завести свойский разговор, опасливо переводя взгляд с одного брата на другой.
– Здоровее видали. Ты помнишь, как Вальку на линейке скелетом обозвал и сказал, что если дунешь, то он упадёт? Ты ещё сидел на парапете?
Витька понял, что братья пришли его бить. В другой ситуации он, может быть, и схватился один на один, но сейчас, взглянув на набитые кулаки, решил врубить заднюю.
Братья настроены серьёзно. Огромные фингалы на оба глаза ему обеспечены.
А это в планы Витьки Шемякина не входило. Его бы засмеяли в первый же день.
В таких ситуациях надо брать умом и сообразительностью, как птица-говорун.
Иными словами, заболтать, а потом при удобном случае толпой отмутузить братьев.
– Нет. Не помню, пацаны. А что такое-то?
– Как не помнишь? – Валька угрожающе нахмурился и сделал шаг вперёд.
– Так, давно же было, пацаны. Вы что? Может, и сказал, брякнул не подумав. Вы это, пацаны, извините, если что.
– Нам твоё извинение не канает! – Рашпиль прикидывал, куда лучше бить – в солнышко или в челюсть.
– Почему не канает? Подождите, – Витьку Шемякина давно никто так не заставал врасплох.
– Ты выпендривался при всех, при всей школе? – Рашпиль напирал, ему не терпелось подраться, – а извинения без свидетелей просишь?
– Так, пацаны, стоп. Говно-вопрос! Если надо прилюдно, то я прилюдно извинюсь, послезавтра перед всей школой на линейке. Устроит?
Глава 16
Но братьям так и не удалось опробовать свои силы. Витька был вынужден извиниться в присутствии своих одноклассников.
Сделал он это коряво, но формально извинился.
На первое сентября оба брата подошли к своему противнику перед началом школьной линейки.
– Помню, помню. Обиделись, что скелетом назвал? Ну, извините.
Поторопился при своих товарищах «выполнить» обещание.
Интонация, с которой были произнесены извинения, конечно, звучала как издёвка. Но согласно мальчишечьим понятиям, Шемякин слово сдержал.
– А что такое, Витек? – поинтересовался один из них, разглядывая нахмуренных братьев.
– Да, всё нормально. Потом объясню.
– Ещё претензии к нам есть? – спросил Рашпиль.
– Не дерзи, малой.
– Если есть, то говори сейчас.
– Я слово своё сдержал, смотри, я с тобой культурно базарю, могу и по-другому.
Братья потоптались на месте. Выходила ничья. Можно было устроить драку, но не стоило это делать на глазах у всей школы.
– Пошли, – толкнул плечом брата Валька.
В конце концов, они добились своей цели, отстояли честь и репутацию. Шемякин извинился.
В то утро не удалось затеять запланированную потасовку.
А вот вечером отчим, набравшись, решил повоспитывать и наставить на путь истинный. Настроить на учёбу.
– Вы оба, сучата! – он еле вязал лыко, и его язык заплетался, – заканчивайте мне эти утренние забеги, нах. И чтобы одни пятёрки были.
Он вошёл в сарай, где братья обычно проводили время, пока отчим опустошал бутылки, сидя в доме на кухне.
Они стояли, насупившись, и слушали мужика. Его впервые интересовали их оценки.
– Я с вами говорю или со стенкой?
– Ты нам никто, чтобы указывать, – тихо проговорил Рашпиль.
– Чего ты сказал? Ну-ка повтори!
– Ты никто. Ещё раз руку на мать поднимешь – убью!
– Ах ты щенок!
Отчим пьяно замахнулся. Рашпиль отскочил в сторону и ткнул кулаком в подбородок отчима. Промахнулся и попал в зубы.
Разница в весе не позволила сбить с ног, но отчим явно не ожидал, что ему влепят в морду.
Он мгновенно рассвирепел, схватил старую кочергу и бросился на Рашпиля.
Валька, видя, что брата вот-вот зажмут в угол и раскроят череп, запрыгнул отчиму сзади на спину и укусил в шею, потом в ухо.
Тот заревел как медведь и сбросил Вальку с себя через плечи, словно пушинку.
Из шеи брызнула кровь. Почувствовав, что рубаха быстро намокла и окропилась красным, отчим провёл рукой по месту укуса и посмотрел на свою окровавленную ладонь.
– Убью, суки! Обоих!
Он рванул было к Рашпилю, но неудачно споткнулся о чурбан, прикрытый сеном, и полетел головой в столб.
Рашпиль с братом наблюдали, как в замедленной съёмке, как он летит лицом прямо на здоровенный гвоздь, торчащий из дерева.
Отчим умер за секунду, напоровшись глазом. Он обхватил столб руками и замер в неестественной позе.
Оба дрожали. Рашпиля вывернуло наизнанку после того, как он зачем-то вырвал кочергу из рук мертвеца и отбросил в сторону.
Братья бросились вон из сарая.
Они молча бежали к оврагу, в шоке от пережитого.
– Что будем делать? – спросил Валька.
Рашпиль помедлил с ответом.
– А ничего.
– Как это ничего?
– Вот так, умоемся, пойдём домой. Никто ничего не видел. Он сам на гвоздь напоролся. Пьяный был. Мы тут ни при чём.
– А укус на шее? А кровь?
Только сейчас Рашпиль увидел, что вся рубашка Вальки испачкана кровью отчима. Измазался, пока висел у него на спине.
– Снимай. Закопаем, потом сожжём.
Но сжечь не получилось. Участковый, вызванный матерью наутро, после того как она обнаружила отчима ночью в сарае, дело своё знал.
Он первым делом опросил соседей и узнал, что те слышали пьяную ругань, а потом видели, как братья бежали по улице.
Один из них, по словам свидетелей, которых набралось несколько человек, был с головы до ног в крови.
Весь посёлок знал, что братья бегали к старой груше у оврага.
Участковый быстро нашёл закопанную рубашку. Братья отпирались до последнего, всё отрицая.
Но когда участковый вытащил окровавленную рубашку, не на шутку испугались и замкнулись.
Если бы с самого начала они рассказали правду, то, возможно, вся жизнь сложилась бы иначе.
Но услышав от кого-то старую арестантскую «истину»: «признаёшься – мало дадут, не признаешься – ничего не дадут», продолжали всё отрицать.
Чем и загнали себя в тупик. Они не смогли объяснить укусы, окровавленную рубашку, отпечатки пальцев на кочерге. Ободранная кожа на кулаке со следами зубов.
С одной стороны, участковому всё понятно – пьяный споткнулся, неудачно упал. Несчастный случай.
Такое происходит сплошь и рядом. С другой – эти два брата явно что-то недоговаривали и, судя по всему, между ними и отчимом произошла драка.
А вот если он полетел в результате удара или толчка одного из братьев, то это уже убийство по неосторожности, возможно, с превышением пределов допустимой самообороны.
Закрыть глаза на такое нельзя. Почувствовав себя безнаказанными, завтра они сотворят что-то похлеще. В посёлке поползли слухи.
Пока шло следствие, кое-что изменилось в их жизни.
Двух братьев стали называть убийцами, люди сторонились их, недобро смотрели. В школе их бойкотировали и учителя, и одноклассники.
Матери при каждом удобном случае напоминали, что она воспитала двух душегубов. Никому не нужный ранее отчим стал «невинной» жертвой.
Мать такого не выдержала и запила. Братья, как могли, старались оградить её от алкоголя. Но у них это плохо получалось.
Как-то очень быстро она довела себя до ручки и, получив инфаркт, ушла вслед за отчимом.
Следствие теперь располагало мотивом убийства. Кто-то слышал, как они, тренируясь, обсуждали месть отчиму.
К тому же встал вопрос, что делать с братьями. Их нужно было отправлять либо в детдом, либо интернат для малолетних правонарушителей.
Рашпиль был младше Вальки, ему ещё не было четырнадцати. А значит, привлечь к уголовной ответственности его не могли.
Сейчас он не стал бы повторять ту глупость, но тогда, желая выбрать из двух зол меньшее, он взял всю вину на себя и подписал явку с повинной.
Участковый сказал, что, даже если их отправят в детдом, дело он закрыть не может и передаст в суд.
А там уже «самый гуманный суд в мире» решит, что делать с братьями. А ещё добавил, что лучше признать убийство по неосторожности, чем пытаться водить суд за нос.
Судьи – люди опытные. С Рашпиля бы спроса не было, а вот Валентину могли впаять по полной за преднамеренное, с учётом его малолетства, конечно.
Решение созрело само, хоть Валька и отговаривал брата, но не сильно. Младший написал, что отчим хотел его избить по пьяни, он его укусил, потом случайно толкнул.
Посоветоваться было особо не с кем, Рашпиль знал, что интернат всё-таки не зона. Поэтому и решился на этот отчаянный шаг.
Но оказалось, что порядки и там, и там не сильно отличаются.
В интернате его попробовали «прописать». Среди воспитанников выделялся один – самый наглый и отвязанный. Петка Сиплый.
Он не только третировал всех воспитанников, но и ставил на уши весь коллектив воспитателей.
В интернате содержатся несовершеннолетние. Там нет карцера, и с Петькой мало что могли поделать, хотя и постоянно наказывали.
Все ждали его скорого перевода в другое учреждение.
Когда Рашпиля завели в комнату, где содержались воспитанники, Петька Сиплый подскочил, чтобы дать новичку шелбана и пенделя.
С этого начиналась «прописка». Но Рашпиль задействовал свою коронку.
На этот раз он вырубил своего соперника без труда. Но беда никогда не приходит одна. Петька, падая назад, ударился затылком о железный уголок кровати и больше не пришёл в сознание.
Остальные пацаны никогда такого не видели, перепугались и молча разбрелись по своим койкам. Ни у кого больше не возникало желания «прописывать» Рашпиля.
Самое ужасное в этой ситуации было то, что всё это видел воспитатель. Рашпиль видел его глаза, когда обернулся к двери после удара.
Рашпиль не спал ночью, не мог заснуть в гробовой тишине и всё смотрел на остывшее тело Петьки.
Он знал – утром за ним придут и объявят его настоящим убийцей.
Но утром ничего подобного не произошло. Пришёл дежурный, нашёл тело, которое тут же вынесли.
Никто из пацанов не рискнул рассказать, как было дело, все говорили, что спали, наверно Петька просто упал.
А вот Рашпиля опрашивал тот самый воспитатель, который вчера его заводил в отряд.
– Ты не бойся. Тебе ничего не будет.
– Я ничего не боюсь, испугали ежа голой жопой. Пуганый уже я.
– Ты вчера что-нибудь видел?
Рашпиль внимательно посмотрел на воспитателя. Он же сам всё вчера видел, к чему он клонит.
– Ничего не видел, пришёл и лёг спать.
– Ну мы-то с тобой знаем, что всё же кое-что между тобой и тем мерзавцем произошло? – он подмигнул подростку.
Рашпиль громко ответил.
– Дядя, я не знаю, чего вы там видели. Записывайте. Я пришёл и сразу лёг спать, ничего не видел.
А потом придвинулся и тихо сказал воспитателю на ухо:
– Или сдавай меня прямо сейчас, гражданин начальник, или будешь моим соучастником. Ты меня на испуг не возьмёшь. Дядя.
– Гм… – воспитатель мотнул головой, – так и пишу, пришёл и лёг спать, ничего не видел, ничего не слышал.
Рашпиль не понимал, зачем его прикрывают, но знал, что палка о двух концах. Если воспитатель не стал докладывать о драке, значит, хотят замять дело по-тихому.
Рашпиль считал, что крепко взял воспитателя за яйца.
Вот так безнаказанно он убил человека впервые. За первым произошло второе.
Там же в интернате. На этот раз всё было спланировано вместе с тем самым воспитателем.
Он убрал очередного отморозка, который пытался наводить тюремные порядки и насиловать вновь прибывших.
В жертвы он выбирал себе младше по возрасту, самых слабых и забитых.
Конечно, Рашпиль согласился на это дело не просто так. Его могли продержать в интернате до совершеннолетия. А могли бы отпустить через месяц.
Как так? Легко. В подобных местах свои законы. Объявить дисциплинарные взыскания – как два пальца об асфальт.
А это повод запретить освобождение и перевод в детский дом.
«Был бы человек, а повод найдётся», как говорится. При Рашпиле никого не освободили из интерната, но он верил своему куратору, и тот не обманул.
Дело было сделано. Рашпиль вырубил одним ударом, а потом столкнул «чёрта» из слухового окна чердака, располагавшегося на третьем этаже учебного корпуса.
Тот обустроил там себе что-то типа апартаментов.
Куратор тщательно убрал следы за Рашпилем.
Комиссия установила, что произошёл несчастный случай. Снова он вышел сухим из воды.
Когда Рашпиль думал о произошедшем, то поймал себя на мысли о том, что ему легко совершать убийства.
Никаких угрызений совести, никаких мертвецов, приходящих во снах.
Сон у Рашпиля был безмятежный и чистый.
Между первым и вторым преступлением он продолжал упорно тренироваться, отжимался и подтягивался при первой возможности. Делал уголки, выходы, подъём-перевороты на турнике.
Бегал лучше всех на уроках физкультуры.
Куратор сдержал своё слово не сразу. Но всё же принёс бумагу о переводе в детский дом.
За время пребывания в интернате закончилось следствие, прошёл суд. Рашпиля дважды вывозили на заседания суда.
На суде он давал новые показания и говорил, что на самом деле отчим отступился и напоролся на гвоздь сам.
В сарае был один. Брат с матерью были в доме.
Про рубашку сказал, что очень испугался вида крови, поэтому и спрятал.
Рассмотрев обстоятельства дела и материалы следствия, судья пришёл к выводу, что отчим умер в результате несчастного случая.
Через полтора года Рашпиля перевели в один из детских домов на Урале, пообещав, что дадут возможность разыскать брата.
К тому времени он возмужал и повзрослел. Ему уже стукнуло пятнадцать, и он чувствовал себя взрослым и самостоятельным.
Ему казалось, что после суда и комиссий все эти истории со смертью отчима, двух воспитанников остались в прошлом, но однажды он сделал для себя неприятное открытие.
Шлейф «отцеубийцы» ещё долго преследовал его.
Несмотря на отсутствие судимости, в детдоме его всё равно поставили на учёт в детскую комнату милиции.
Инспектор по делам несовершеннолетних, лейтенант Кошкин пригласил Рашпиля на беседу в кабинет завуча, предоставляемый для таких случаев.
– Проходи, не бойся, не съем, – сказал инспектор, когда Рашпиль постучался и заглянул в кабинет.
Кошкин сидел за столом и читал личное дело. Рашпиль увидел на обложке свою фамилию.
– А я и не боюсь, чего мне бояться?
– Эк какой храбрый. А я бы на твоём месте побаивался бы.
– Чего это?
Лейтенант представился.
– Будем теперь работать вместе.
– Это как?
Словно оправдывая свою кошачью фамилию, веснушчатое лицо лейтенанта с широкими скулами напоминало морду кота. То ли из мордвы, то ли из татар. Его узковатые глаза, казалось, сверкали жёлтым цветом.
Хитроватый взгляд говорил о том, что добра от этого человека ждать не стоит.
– Ну вот тут написано, что ты добровольно помогал администрации и педагогам интерната, дисциплинирован, любишь спорт и ещё кое-что.
– И что?
– Что-что. Нам такие люди нужны. Вот что. Будешь мне сообщать обо всех движениях и течениях в детдоме. Кто с кем, почему. Не только про вас, шалопаев, но и про педагогов. Понятно?
– Вы меня с кем-то спутали, гражданин начальник. Я стукачом не был, и становиться им не собираюсь, – отрезал подросток, давая понять, что решение окончательное и обсуждению не подлежит.
Рашпиля оскорбило подобное предложение. «Ты хоть понимаешь, мент поганый, с кем разговариваешь?»
– Ты мне ваньку не валяй, из интерната просто так никого и никогда не переводят. Раз тебя перевели, значит, у администрации была весомая причина.
– И какая же это причина, разрешите поинтересоваться, гражданин начальник?
– Ты мне тут это прекрати, вопросы свои накидывать. Здесь я задаю вопросы! – разъярился инспектор Кошкин, – ты понял?
– Да уж, как не понять, понял. Спрашивайте. Чего хотели?
– Ты мне расскажи, как ты отчима своего так удачно замочил, что тебе всё сошло с рук.
– Отчим был пьяный. В сарае споткнулся о чурку, упал, напоролся на гвоздь, умер.
Рашпиль смотрел на инспектора с презрением. В голове промелькнула мысль, что была бы возможность завалить Кошкина – убил бы.
Да вот ситуация неподходящая была.
– Я ещё раз повторяю, просто так из интерната не переводят. Значит, ты сотрудничал. Не пойму, чего ты упираешься?
– С кем сотрудничал? О ком вы? О чём вы говорите? Не понимаю.
Кошкин ничего не знал о произошедших смертях, понял Рашпиль, значит, бояться нечего.
Воспитатель уже ни за что не признаётся. Сам пойдёт под расстрел. А Рашпилю ничего не будет, он на момент совершения преступлений ему не было четырнадцати.
– Я не знаю, как тебе удалось выбраться из интерната, но так и быть, ты меня разозлил. Я это узна́ю. Вот тогда мы с тобой поговорим. А пока садись, бери лист бумаги и пиши список всех, кого знаешь в детдоме. В том числе всех педагогов.
– Не буду, не имеете права заставлять, гражданин начальник. Я вам не стукач. Других поищите, гражданин начальник.
Спокойно ответил Рашпиль, не теряя чувства собственного достоинства.
– Я тебе покажу, гражданина начальника! – заорал Кошкин, но на крик в комнату вбежала завуч.
– Что у вас происходит? – она беспокойно переводила взгляд с Рашпиля на Кошкина.
– Ты ещё пожалеешь, ой как горько пожалеешь! Свободен! – на Рашпиля смотрели два кошачьих глаза, наполненные ненавистью.
Рашпиль этих угроз совершенно не боялся. Ему теперь вообще ничего не было страшно.
Он сожалел только об одном.
Его единственной проблемой было то, что братьев разлучили перед отправкой в интернат.
И Рашпиль не знал, в каком детдоме находится Валька.
Когда он входил в кабинет завуча, то очень надеялся, что можно будет получить сведения о Вальке через инспектора.
А теперь хрен там.
В самом детдоме никто из педагогов не горел желанием помогать Рашпилю в этом вопросе.
Парень имел дурную репутацию, несмотря на положительную характеристику из интерната.
Все, кто были знакомы с личным делом Рашпиля, почему-то пребывали в уверенности, что братья вдвоём разделались с отчимом.
Никто не хотел их воссоединения. Тут с одним Рашпилем бы справиться. А вдвоём с братом они целая банда.
Рашпиль решил искать брата сам.
Глава 17
Они с Валькой нашлись после окончания обучения в детдомовской школе. Сколько ни писал в РОНО и всякие инстанции писем – ответы не приходили.
А может, и приходили, но педагоги прятали или уничтожали письма. У Вальки тоже не было никаких сведений о брате – он даже не знал, что Рашпиля перевели из интерната в детдом.
Пока Рашпиль находился в детдоме, Кошкин всё это время не успокаивался. Инспектор писал запросы в интернат до тех пор, пока не сопоставил те два случая с прибытием и убытием Рашпиля.
А позже стал писать рапорты начальству, чтобы поднять старые дела и отправить их на повторную проверку. Но, видимо, никто из начальства не посчитал это перспективным или по каким-то другим причинам не желал посылать дела на доследование.
Скорее всего, никто не хотел портить статистику или что-то вроде того.
Кошкина в конце концов перевели на другую должность, и попытки добиться правды с его стороны были прекращены.
Но все запросы, ответы и копии многих рапортов остались до поры до времени в личном деле инспекции по делам несовершеннолетних.
Первым брата разыскал Валька. Ему понадобился целый год, чтобы в конце концов определить местонахождение детдома. Старший брат не забыл жертвы, на которую пошёл Рашпиль ради него.
Сразу после выпускного вечера братья снялись и поехали на юга «отдохнуть».
А дальше у Рашпиля началась криминальная жизнь.
Валька к тому времени освоил профессию картёжного каталы и хотел приобщить Рашпиля к карточным играм. Чтобы играть и дурить лохов на пару.
Но Рашпилю это не очень нравилось. Как-то так вышло, что роли распределились по-иному. Валька играл, а Рашпиль его охранял, если кто-то из проигравших пытался силой вернуть продутые бабки.
Это был довольно лёгкий заработок – редко кто из «терпил» возбухал, а если и пытался качать права, то быстро оказывался в нокауте.
К тому времени появились первые девушки, не обременённые нормами морали. Краткосрочные спутницы появлялись и исчезали, так что Рашпиль даже не успевал запоминать их имена.
Как-то раз они играли с командированными в СССР на строительство отеля четырьмя югославами.
Играли, сидя на бочках прямо на стройплощадке.
Югославы были лакомыми кусками. Зарплаты у них были по союзным меркам высокие.
Люди они были бесшабашные – в них не было советской настороженности, всё-таки их европейские порядки заставляли смотреть на вещи иначе.
Это в Союзе азартная игра на деньги была запрещена, а в Югославии существовали официальные казино с 1963 года.
Правда, с одной особенностью – двери казино были открыты только для иностранцев, сами югославы не могли в них играть, только работать.
Но предприимчивые югославы быстро смекнули, что игроков особо никто не проверял.
Единственным критерием было наличие иностранной валюты, за которую продавались фишки.
Поэтому некоторые несознательные югославские граждане покупали с рук валюту и, прикидываясь иностранцами, ударялись во все тяжкие.
Игра с югославами шла как обычно: Валька дал пару раз себя выиграть, а потом, повысив ставки, быстро обчистил кассу и игроков.
Те стали требовать возможности отыграться. Валька пообещал вернуться через час, но ему не поверили.
Окружив братьев, четверо братьев по соцлагерю грозно надвигались.
В руках одного заблестел нож. Тогда Рашпиль схватил валяющийся неподалёку инструмент. Югослав сделал выпад, но Рашпиль его опередил – смертельно ранил, ударив в лицо напильником.
Оттуда и пошло его прозвище – тюремное прозвище Рашпиль.
Второй иностранец подобрал нож и подрезал Вальку.
Кто-то вызвал ментов – Вальке с Рашпилем, так же как и югославам, убежать не удалось. Взяли всех.
Югославы, не подозревая, что закапывают себя сами, наперебой рассказывали, как предложили отыграться и были возмущены отказом, полны решимости заставить снова сыграть.
Так как в ситуации были замешаны иностранцы, к делу подключился КГБ.
Стали интересоваться подноготной братьев, их прошлым, родом занятий.
И тут всплыли все наработки Кошкина. Выйти сухим из воды на этот раз братьям не удалось.
Валентин, можно сказать, легко отделался – хулиганкой и двумя годами срока. А вот Рашпиля в этот раз знатно мариновали.
В чём его только не пытались обвинить: и в подрывной деятельности против советского строя, и в работе на иностранные разведки, в диверсиях с целью рассорить братские югославский и советский народы.
Само собой, в нанесении телесных повреждений, повлёкших тяжкие последствия. В общем, нервы помотали знатно. Дали десятку, чего молодой человек совершенно не ожидал.
Но у всей этой истории были и хорошие стороны, если так можно выразиться.
То ли потому что дело было на контроле у КГБ, то ли потому что потерпевшими и одновременно обвиняемыми проходили югославы – Рашпиль отправился отбывать наказание в «Интурист».
Так называлась зона для иностранцев и диссидентов, расположенная в Мордовии. Она немного отличалась от обычных зон. Но назвать её комфортной было нельзя.
Отличалась тем, что была в подчинении Комитета. В «Интуристе» не было той привычной воровской иерархии.
Всем заправляли менты, и блатные вынуждены были следовать «политике партии». Здесь он столкнулся с серьёзным давлением со стороны сотрудников исправительного учреждения.
Ему быстро и доходчиво объяснили, кто такой «кум», почему ему лучше всего подчиняться и выполнять все распоряжения администрации.
Его не сломали – нет. Ничего особого поначалу не просили. Просто пообещали условно-досрочное освобождение за хорошее поведение.
Присматривались к нему.
Даже в «Интуристе» с зеками-иностранцами была градация по «мастям». Но Рашпиля не причислили ни к одной из прослоек арестантского сообщества.
Он держался в сторонке. И таких называли «волчарами».
Чаще молчком, чем в разговорах, Рашпиль в свободную минуту тренировался, а в остальное время старался ничем не выделяться и быть как все.
Конечно, важно иметь хорошую физическую форму на зоне, но её легко потерять.
Недоброжелатели могут навалиться толпой, душить, отбивать почки – так что человек месяц кровью мочится. Но важнее всего «дух».
Этого у Рашпиля было не занимать. Пару раз его пытались задирать из нижних каст – он просто игнорировал наезды, а если переходили границы, то просто молча вырубал и уходил.
Рашпиль не знал, что о его поведении, почти о каждом шаге докладывали начальнику исправительного учреждения.
В один из дней его вызвали к заместителю по воспитательной части. Тот молча раскрыл личное дело одного из зэков и показал жестом от уха до уха.
Рашпиль всё понял. Тот заключённый был даже по воровским меркам ещё тем ублюдком. Придётся ему, как и в интернате, убирать всякое дерьмо.
На следующий день, после того как рассвело, прямо посреди плаца было найдено тело с небольшой ранкой в области сердца.
Сразу и не поймёшь, что это след от точно выверенного укола тонким длинным шилом.
Как и когда это произошло – никто не знал. Такое иногда случается в зонах.
Комиссия, созданная для расследования этого инцидента, не смогла установить виновного.
Кому-то из руководящего состава были объявлены выговоры и применены взыскания. На этом всё закончилось.
Вскоре его услуги потребовались ещё раз. Тот же зам по воспитательной показал ещё одно дело.
Но на этот раз Рашпиль не собирался сразу соглашаться.
– Шоколад, хорошее курево, колбаса копчёная.
– Бухло?
– Не пью. Но можно. Обменяю.
Он уже знал, что если выпьет, то станет дурным.
– Что-то ещё?
– Бабу.
– Нет, с этим строго – бабу не получится.
– Тогда ещё курева.
– Куда тебе столько? Ты же не куришь?
– На зоне курево всегда есть куда пристроить.
Второй заказ был исполнен так же виртуозно, как и первый.
Того, кого заказали, нашли повешенным в прачечной. Никаких следов насильственной смерти. Самоубийство. Такое тоже часто бывает в зонах.
Прошли два года. Рашпиль заматерел – его все боялись как огня, блатные обходили стороной, а простые мужики и подавно.
За это время он выполнил ещё несколько заказов. Ни разу ни одна ниточка не привела к нему.
Однажды ночью на него напали двое здоровенных зеков, но на следующий день их нашли заколотыми, лежащими в обнимку. В недвусмысленной позе. Мол, получите и распишитесь, пидарасы.
Теперь он жил в отдельном помещении в хозблоке, имел телевизор, отличную еду, мог пользоваться баней в любое время наряду с другими привилегированными блатными.
При его появлении стихали разговоры – никто не хотел с ним связываться.
От Валентина стали приходить письма и передачи. Брат освободился и начал налаживать семейные связи. Примерно в тот период Валька познакомился с Алиской.
Однажды его вызвал его заказчик – уже знакомый зам по воспитательной работе.
Но на этот раз в кабинете он был не один. У окна стоял мужчина в штатском и, сложив руки на груди, смотрел в зарешеченное окно.
Он не был похож на сотрудника исправительного учреждения.
– С тобой хотят поговорить.
Рашпиль молча ждал, что будет дальше.
– Я, пожалуй, удалюсь, – зам по воспитательной части вышел из комнаты.
Человек у окна оказался комитетчиком. Он коротко представился, обращаясь к Рашпилю по имени и отчеству, а потом изложил цель своего приезда.
Рашпиль зарекомендовал себя как надёжный исполнитель. И те, кто посылал заказы, готовы ходатайствовать о его условно-досрочном освобождении.
Для этого нужна формальность – согласие Рашпиля на сотрудничество.
Комитету нужны люди из среды заключённых, умеющие выполнять деликатные поручения. Нужно будет пару раз в год заезжать в зоны и решать проблемы.
Вместо оставшихся восьми – пять лет условного срока. Конечно, больше никакой самодеятельности – с прошлой жизнью нужно завязать.
Если Рашпиль не допустит никаких эксцессов и проколов, то по окончании пятилетнего срока он снова свободен, как ветер.
Предложение показалось Рашпилю заманчивым. Он согласился.
Всё шло отлично. За первый год его лишь однажды заселили в одну из зон для уборки «дерьма».
Как всегда, он справился с заданием без особых затруднений.
Но потом произошло событие, перевернувшее всё вверх дном.
Валька попал на неудачного партнёра по игре. Будучи шулером, сам попался на крючок и проиграл крупную сумму.
Не сумел вовремя расплатиться и поплатился. Вальку нашли на берегу пруда на третий день после исчезновения.
Он якобы утонул, но Рашпиль прекрасно понимал, что ему помогли.
Желание отомстить за единственного родного человека ослепило Рашпиля.
Он перестал выходить на связь с Комитетом и бросился искать убийц своего брата.
Заказчика он нашёл быстро. Игровой мир очень тесен, и о случае с Валькой долго говорили в шулерских кругах.
Никто не узнал, как выпал из окна с одиннадцатого этажа тот, кто из-за денег нанял убийцу брата.
А вот с самим исполнителем было сложнее. Он к тому времени уже отбывал свой четвёртый или пятый срок в зоне, откуда бежал Рашпиль несколько дней назад.
– Как же ты сумел попасть туда? Не думаю, что ты так запросто можешь выбрать место, где собираешься отбывать наказание? – спросил я Рашпиля, прикидывая в уме, сколько у него ушло на это лет. Выходило, что примерно лет двенадцать, а то и пятнадцать.
– Всё было не так просто. Комитетчики, бляха-муха, перестали мне доверять. А без них попасть в ту зону было нереально.
– Мне пришлось до хрена лет доказывать, что я из-за брата ушёл с радаров. Короче, только после кое-какого дела они перекинули меня в Оренбург.
– И что, нашёл того, кого искал?
– Об этом история умалчивает, – Рашпиль довольно сложил руки за голову и потянулся, – ну что? Как вам моя житуха? Ты теперь понял, кто такой уборщик?
История, рассказанная в лицах и подробностях, действительно могла впечатлить кого угодно.
Особенно она подействовала на Алису, потому что, насколько я понял, та изначально встречалась с Валентином.
Судя по её выражению лица, она до сегодняшнего дня не знала, чем занимается Рашпиль.
Даже не догадывалась, с кем имела дело.
Она задумчиво смотрела на дорогу. Я заметил, что во время рассказа на её щеках то вспыхивал румянец, то кожа бледнела, как снег.
Это особенно проявлялось в моменты упоминаний о брате Рашпиля.
– Так понял или нет?
Мне не хотелось отвечать на вопрос Рашпиля.
– Я понял, кто такой уборщик. Немного не понял другое.
– И чё ты не понял?
– Ты вчера мне рассказывал про отношение среди воров и арестантов. Расписывал, какие они благородные и справедливые. Что есть понятия.
– Ну и чё?
– Выходит, что это всё ерунда? Нету между вами людского? Вот твоя профессия – яркое тому свидетельство, что нет никакой арестантской солидарности. Что нет правды между вами ворами. Кто сильнее – тот и прав.
