Текст книги "Вне закона (СИ)"
Автор книги: Адам Хлебов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)
– Брависсимо, не будь мои руки связаны, я бы поаплодировал вам. Не могли бы немного расслабить верёвку?
– Вы неплохо говорите по-русски. Но расслабить не могу.
– Грациас, спасибо за честность.
– Не за что.
– Я в некотором смысле ваш коллега. Откуда вы так хорошо знаете итальянские машины? Водили ли вы что-то из этих марок? Кстати, меня зовут Микеле Джордано.
Он говорил всё без особого напряга. Немного протяжно. Расслабленно, словно лежал на покачивающемся матрасе на море, а не на пыльном стуле в заброшенном здании со связанными за спиной руками.
– Нет, не довелось. Но, может быть, когда-нибудь у меня появится такая возможность. А меня зовут Александр.
– Прекрасное имя. Я верю в то, что у вас это получится. «Феррари» уно белля маккина. «Феррари» – прекрасный автомобиль!
– Да, я в курсе.
– Вы никогда не хотели поехать на Запад, в Европу, в Италию?
– Не особо.
– Многие хотят уехать. Знаете почему?
Вот гад, пытается меня тихонько вербовать.
– И почему же?
– Дело в том, что мы на Западе свободны. Там у нас совсем другая жизнь, не такая, как в Советском Союзе.
– И какая другая?
– Мы можем ездить куда хотим в любое время, можем слушать любую музыку, какую захотим, можем читать любые книги. И никто не вправе нам запретить это делать. А ещё не хочу вас обидеть, но уровень жизни у нас, у наших граждан, несравненно выше, чем у вас. Любой может позволить себе джинсы, а если трудится, то и машину. А если очень упорно трудится, то и хорошую машину типа «Феррари». Вы бы хотели иметь собственный «Феррари»?
– Ого! Да у вас там просто рай! – я усмехнулся.
Итальянец продолжил, не обращая внимания на мою иронию:
– Александр, вы ещё молодой. У вас вся жизнь впереди. Если вы поедете на Запад, то сумеете свободно заниматься всем, чем угодно. Можете стать художником, поэтом, писателем, композитором!
– Или таксистом, а может, грузчиком? Как наши беглые советские эмигранты. Несчастные люди. Хотя в Италии меня, пожалуй, даже в таксисты не возьмут. Там своих водил хватает.
– Но наши таксисты всё равно зарабатывают больше, чем профессор в вашем университете. Разве так должно быть? Разве это справедливо?
Судя по тому, как хорошо он говорил по-русски, Микеле давно находился в нашей стране.
– Ваша проблема в том, что вы много лет работаете в нашей стране и ничего про нас не поняли.
– Чего же я в вас не понял, по вашему мнению?
– Вот вы бы оставили свою Италию и переехали в социалистическую страну, если бы вам предложили выплачивать до конца жизни самую высокую зарплату? Выше, чем у всех ваших итальянских или даже американских коллег?
– Конечно, любой разумный человек согласится.
– Вот этого вы и не можете понять. Этим мы и отличаемся. Возможно, это будет звучать смешно или пафосно, но мы Родиной не торгуем. У нас не все такие, как ваши приятели, торгующие иконами.
Итальянец неожиданно снова улыбнулся. Это была какая-то неловкая, призрачная улыбка.
– Вы молоды, Александр, если бы знали, сколько человек готовы продать не только иконы, Родину, но и душу, лишь сбежать из СССР.
Улыбка скользнула по его лицу, а потом исчезла без следа.
Я смотрел ему прямо в глаза, наставив на него пистолет.
– Пух! – я сделал жест стволом, будто сдуваю дым после выстрела, – ну что же, таким мразям не место в нашей стране, скатертью дорога. Вам тоже, Микеле Джорджио.
Он выдохнул. Но справился с эмоциями. Видно, их хорошо тренируют в «Опус Деи» или как там их папская спецслужба называется.
– Вы, ваши люди не понимаете, что отвергаете. Вы никогда нормально не жили. Вы никогда не знали достатка, а тем более изобилия. Не смотрите на меня с таким презрением.
– Презрением? Не будьте тщеславны. Много чести. Насчёт изобилия: как только мы начинаем жить в достатке, приходят подобные вам и пытаются отобрать этот достаток. А заодно грабануть наши церкви и музеи.
– Александр, вы имеете право на своё мнение. Но очень хорошо, что не все думают так, как вы. Люди хотят свободы слова, честных судов…
Я оборвал его на полуслове.
– Ага. Ты контрабандой вывозишь чемоданы с ворованными иконами, расскажи мне про честные суды и демократии.
– Но мы сейчас помогаем друг другу, не так ли? Вы принимаете мою помощь с этим вашим другом.
– Помощь? Не смешите мои тапочки, как говорят у нас в Одессе. У нас помощь – это когда люди помогают друг другу бескорыстно. То есть бесплатно. Знаешь такое слово? Дождался бы я от тебя помощи, если бы ты не был заинтересован в информации об иконах, которую ждёшь от Рашпиля. Хотя я понимаю, как наивно это звучит.
– Это просто бизнес. Кстати, как так получилось, что КГБ сотрудничает с киллером?
– Меньше знаешь – лучше спишь, сеньор Микеле.
Глава 24
Покататься на итальянской машине у меня получилось раньше, чем я ожидал.
Мы с Рашпилем ехали на юг по трассе М4 на «Лянче», принадлежащей итальянскому торгпредству.
Трасса вела на Ростов-на-Дону. Машина привлекала внимание не только своими красными номерами «Т011023», но и необычным дизайном.
Конечно, создатели этого авто постарались и сделали его удобным и для водителя, и для пассажира.
Четырёхместное переднеприводное купе с двухлитровым движком на механике набирало сотню за девять с небольшим секунд.
Салон, отделанный белой кожей и велюром, стеклоподъёмники, казавшаяся немного космической панель приборов – всё сразу стало привычным. Удобные боковые зеркала «Виталони».
Белая «Лянча Гамма», которую Рашпиль отжал у итальянца, несла нас на юг. Он не только забрал этот автомобиль, но и заставил отогнать на окраину наш зелёный «Москвич».
– Чё, как тебе тачка?
– Можно было бы что-то поскромнее взять.
– Не-не, настоящие уборщики только на таких и ездят.
– Номера слишком видные.
– Зато ни одна собака не остановит. И мы при параде, пусть ростовские очкуют.
– Что-то удалось узнать про Алису?
– А как же! Она на хате у Жоры Ростовского, того самого, что икону в залог предлагал.
Он посмотрел на меня испытующе. Не найдя в моём взгляде страха и волнения, улыбнулся и кивнул.
– Мы бы с тобой были хорошими подельниками.
Я скептически посмотрел в его сторону и промолчал.
– Не нравится слово «подельник»? Можно меня назвать напарником, как у ментов. Мне разницы нет. Знаменский и Томин? А как тебе?
– Нет уж, спасибо.
– А что так? – не унимался Рашпиль. – Мы, можно сказать, оба сейчас на органы впахиваем. Делаем за них работу. Девку похитили? Похитили! Иконы тоже. Боремся с ростовской преступностью. Так что всё честно.
Его глаза горели, как у шаловливого юнца.
Я не очень понимал, как он может в себе совмещать личность матёрого уголовника и подростка.
– И после нашего приезда преступность исчезнет навсегда?
– Ну, типа того, расчистим поляну, так сказать!
– Это вряд ли.
– Почему? Ты во мне сомневаешься?
– В тебе нет…
Я кое-что знал о Ростове-на-Дону. Я посмотрел на часы, затем на спидометр. Времени у нас было достаточно.
Мы давно проехали Воронеж, и до конечной точки оставалось примерно двести километров.
Поэтому я сделал для Рашпиля небольшой экскурс в историю ростовского блатного мира.
Вот уже более ста пятидесяти лет Ростов-на-Дону с Одессой попеременно делили звание криминальной столицы если не всей России, то русского Юга точно.
Получив возможность развиваться за счёт портов и перевалки огромного потока грузов, города быстро разрастались.
Тёплый климат, плодородная земля, обилие рыбы в Дону привлекали всё новых и новых переселенцев.
В отличие от старомодных и чопорных городов средней полосы, портовые «мама» и «папа» были открыты для всех приезжих, невзирая на их веру и национальность.
Имперская босота вперемешку с разорившимися крестьянами, разночинцами, подёнщиками, отставными солдатами, иногородними, бурлаками, бродягами, нищими, погорельцами, беженцами, инородцами потянулась в Ростов и Одессу.
Население прибавлялось и быстро богатело. А раз богатело, то было что красть.
В Ростове-на-Дону, образовавшемся на месте Темерницкого порта и таможни, а позже крепости Святого Дмитрия Ростовского, воровали всё, что плохо лежит.
Грузы, лошадей, телеги, бельё, невест, кошельки, само собой деньги, драгоценности и даже землю.
Сохранились музейные данные о том, что один из ушлых и прожжённых пришлых купцов по фамилии Кива соорудил себе хату на окраине города, захватив городскую землю.
Купив брёвна и строительный лес на ростовской лесной бирже (она же местная пилорама), он возвёл жильё себе и своей семье за ночь – без разрешения города.
Его примеру последовали ещё несколько человек. Двое или трое.
Городская управа сразу не заметила, что произошёл самозахват. Люди успели там обжиться. Начались судебные тяжбы. Через пару лет суд постановил захватчикам заплатить штраф, но незаконные постройки по какой-то причине не снесли.
Когда люди увидели, что хаты Кивы и его последователей стоят, самозахват принял стихийную форму.
Место, где внаглую, нахально строились без разрешения и документов на землю, стали называть Нахаловкой.
Вскоре в этом районе насчитывалось более пятисот хат и халуп, притом что в городе было зарегистрировано не более двух тысяч жилых строений.
По Ростову прошёл слух, что земля, на которой появилась Нахаловка, не принадлежит городу. И хлынул ещё больший поток людей. К концу 1883 года в районе незаконно проживало более четырёх тысяч человек.
Город рос. До революции появились два самых «блатных», «босяцких» района – знаменитая Богатяновка и Старый базар, который тогда был новым.
Рай для людей «благородной» уголовной специальности – карманников.
Там же собирались местные торбовщики, воровавшие огромные тюки с телег, обладавшие недюжинной силой и выносливостью. Попробуй, пробеги стометровку с мешком на плечах!
Тут обитали целые кланы домушников, преступников, обворовывающих жилые дома и квартиры.
На Богатяновке появились подпольные питейные заведения, притоны, игорные дома. Там жили герои криминального мира, и стояла тюрьма. Впрочем, она и сейчас на своём месте.
Людей воровского ремесла было много. Южная специфика, связанная с продажными полицмейстерами, позволяла им чувствовать себя вольготно благодаря взяткам.
Сформировались определённые правила поведения и внутренние законы, регулирующие взаимоотношения между блатными и полицией.
Появились семейные династии, где азы и секреты ремёсла передавались из поколения в поколение.
Ростов-на-Дону приобрёл славу города – кузницы криминальных кадров.
С приходом революции всё поменялось. Временным правительством была объявлена всеобщая амнистия, и поток уголовников хлынул на свободу.
Опустели не только тюрьмы, но и сахалинские, забайкальские рудники.
Вернулись в том числе и ростовские уголовники.
По улицам бродили тысячи людей прямо в арестантской одежде, порою даже с белым или жёлтым ромбом – «бубновым тузом» – на спине. Так помечали каторжан, чтобы конвойным было легче видеть издалека.
Объявив амнистию, власти столкнулись с невиданной до той поры волной преступлений. В городе началась вакханалия убийств, грабежей и краж.
И так происходило по всей стране, до тех пор, пока в Сокольниках не была ограблена машина самого Ленина.
Власти ответили террором. В Ростове-на-Дону появились парни Феликса Дзержинского в кожаных куртках. Блатным пришлось несладко.
Формально сотрудники ЧК не имели права расстреливать. Но то формально. А фактически законность в деле борьбы с бандитизмом, мягко говоря, игнорировалась.
Чекисты умели быстро и безжалостно расправляться с врагами. Кто бы они ни были – хоть «буржуи», хоть «уркаганы».
Усилия «кожаных курток» очень быстро стали давать свои плоды.
Грабежи и убийства пошли на убыль, блатные старались не попадаться на глаза.
Часть преступного элемента эмигрировала с белой армией. Небольшая часть, как ни странно, пошла работать в ЧК и ГПУ, как Котовский – бывший уголовник по кличке Кот.
Другой части пришлось перестраиваться. Возвращаться к карманным кражам и домушничеству. Кланы и династии понемногу отходили в прошлое.
Воры знали друг друга, придерживались своего кодекса и как-то приспособились к новой жизни.
Во время и после войны наблюдался ещё один всплеск преступной активности, но его быстро погасили фронтовики, вернувшиеся в правоохранительные органы.
Но уничтожить, искоренить ростовскую преступность, изменить образ жизни людей, десятилетиями занимавшихся воровством и имеющих устоявшиеся традиции, советская власть и компартия так и не смогли.
– Сантей, ты прям ходячая энциклопедия!
– Не то слово! Подъезжаем к городу. Куда едем, открывай карту.
Похоже, за последние дни мы привыкли друг к другу. Я поймал себя на мысли, что уже не испытываю к Рашпилю той лютой неприязни.
Да и он стал совершенно другим. Мой спутник достал карту и с удовольствием выполнял функции штурмана – и справлялся с этим неплохо.
Понимал ли я в тот момент, что это были последние часы нашего общения?
Где-то в глубине души – да, понимал. Но отгонял от себя плохие мысли.
Нет-нет, схватку с Жорой Ростовским он проведёт более чем достойно и выйдет из неё в новом для себя статусе.
Мы подъехали по адресу. Рашпиль полез в багажник, достал оттуда дробовик, перебросил мне ружьё и пояс с патронами.
– Ты только меня и Алису не завали, а так, если что, можешь стрелять во всё, что движется.
Сам достал пистолет ТТ, проверил магазин, затвор. И, держа его в левой руке, не скрываясь, но и стараясь не шуметь, направился в подъезд двухэтажного особнячка.
Жилой дом, отстроенный сразу после войны пленными немцами, был расселён.
Второй этаж был запущен, там давно никто не жил. Это было видно по выбитым стёклам.
А вот первый, видимо, целиком был отведён под штаб-квартиру Жоры Ростовского.
Мне показалось, что нас заметили. На окошке первого этажа дёрнулась занавеска. Кто-то отпрянул.
Войдя в подъезд, я увидел сидящего на ступеньках субъекта в кепке с висящей на губе «Беломориной».
Он было поднялся нам навстречу, но я сбил его с ног прикладом.
Рашпиль, не оглядываясь, проворно рванул к двери справа и затарабанил в неё.
– Жора, принимай гостей, паскуда! Чего прячешься, поговорить надо.
Каким-то шестым чувством мы оба почувствовали, что из-за двери готовятся стрелять, и отвалили в стороны.
Раздалось два выстрела, пули пробили дверь изнутри.
Рашпиль разозлился. Он достал свой ствол, встал под углом и тоже выстрелил – но вниз, в ноги.
За дверью раздался стон и звук падающего тела. В следующий момент мой спутник двумя выстрелами выбил замки, а потом мощным толчком ноги распахнул дверь внутрь.
На полу в муках корчился ещё один уголовник – тот, что стрелял в нас.
Рашпиль с силой долбанул его рукоятью ТТ за ухом, тот замер.
– Жора, сучара позорный, где ты?
Краем глаза я заметил движение в ближайшей комнате. К нам с оружием в руках выскочил человек. В следующее мгновение я вырубил его прикладом.
Это был тот самый спортсмен, которого я огрел трубой в Горьком. Я узнал его по распухшему слева лицу.
В этот раз я бил справа, он сразу потерял сознание.
Рашпиль продвигался вперёд. В следующей комнате мы застали несколько игроков в карты.
– Где Жора, братва?
Но никто не ответил.
– Я задал вопрос: вы что, глухие?
– Ну задал, и что? Ты сам-то кто такой? – ответил самый борзый.
– Кто я такой? – Рашпиль подскочил к нему, выстрелил в пол рядом с ногой и приложил дымящийся ствол к виску. – Зачем тебе знать, кто я? Знаешь, кто я? Я твоя смерть. Чуешь, что следующий маслёнок разнесёт тебе мозги?
Парень поднял две руки:
– Ладно, ладно. Мы пришли сюда секу погонять. Он там дальше по коридору. Жора с бабой какой-то.
Рашпиль схватил его за грудки, поднял на ноги и, тыкнув дулом в затылок, приказал:
– Веди!
Я пропустил их мимо себя, потом посмотрел на оставшихся в комнате и приложил указательный палец к губам.
– Т-ш-ш-ш…
Дальше всё происходило как во сне. Мы выдвинулись по подъездной лестнице на второй этаж.
Игроку сразу открыли дверь после условного стука.
Рашпиль двумя молниеносными ударами обездвижил обоих – и того, кто открывал, и того, кто вёл нас.
Он осторожно заглянул внутрь, а потом, перескочив через тела, без заминки продвинулся в центр комнаты. Я – за ним.
На нас тут же набросились трое. Жора сцепился с первым, я же, орудуя ружьём, схватился словно в рукопашной с оставшимися двумя.
Мы раскидали кодлу меньше чем за минуту.
– Жора, где ты? Чего прячешься, выходи! Вопросы к тебе имеются, – Рашпиль тяжело дышал, но не терял присутствия духа.
Вдруг за нашими спинами послышался голос:
– Здесь я, Рашпиль. Что-то ты раздухарился, гости себя так не ведут. Придётся тебя поучить манерам.
Мы одновременно обернулись, и я тут же взял на прицел мужчину лет сорока пяти.
Цепкие глаза криминального иерарха разглядывали меня. У него был угрожающий вид, татуировки в виде перстней на больших, крепких пальцах.
Он был широкоплеч и жилист. Ни капли жира под кожей, которая обтягивала рельефные мышцы, выпирающие из-под белой рубахи.
Такой человек занял место в преступной иерархии не случайно и не просто так.
– Что-то я тебя, пацан, не припомню. Не тот ли ты водила…
Рашпиль положил сверху на ствол ладонь и опустил моё ружьё.
– Ты сначала на мои предъявы ответь, а потом будешь выяснять, кто, чего, кого. Где Алиса?
– Ха, – Жора Ростовский оскалился в улыбке. – Ты ничего не попутал, сынок? Расхрабрился? Ты кому тут вопросы задаёшь, сявка? Забыл, кто перед тобой стоит?
Тон вора не предвещал ничего хорошего, кроме расправы над Рашпилем. Такие люди умеют давить психологически. В его руках появился пистолет.
– Была твоя, теперь моя, – а дальше он процедил сквозь зубы с презрением: – Пшёл вон, или я тебя прямо тут замочу.
Это была нетипичная угроза. Обычно криминальный авторитет такого уровня не пачкает свои руки и посылает на такое шестёрок.
Но, видимо, сейчас у Жоры некому было вступать в схватку с оппонентом.
Я быстро среагировал и снова хотел поднять ружьё, но Рашпиль опять меня остановил и отстранил в сторону.
– Погодь, я сам, – обратился ко мне мой спутник. И неожиданно для меня медленно передал мне свой ТТ.
А потом в мгновенье ока набросил свою куртку на голову Жоре.
Я даже не сразу успел сообразить, что произошло, услышав несколько выстрелов.
Жора палил вслепую. Сработал инстинкт. Но Рашпиль не был бы наёмным убийцей, если бы всё не рассчитал заранее.
Ещё через секунду он повалил ничего не понимающего Жору на пол и начал душить того сзади борцовским приёмом.
– Я тебя, сука, голыми руками задушу!
Я хотел было помочь, но Рашпиль на этот раз закричал мне:
– Уйди! Я сказал – сам!
Они катались и рычали по полу, как дикие львы.
У Рашпиля откуда-то открылось второе дыхание, будто и не было у него совсем недавно ранения и операции.
Наконец, Жора начал задыхаться, его тело билось в конвульсиях. Он громко хрипел, дёргал ногами.
Затем стих.
Рашпиль тут же отпустил его, вскочил на ноги. Убрав ствол Жоры и схватив со стола бутылку пива, он начал поливать лицо своего врага.
– Просыпайся, тварь!
Веки ростовского вора задрожали и приоткрылись. Он пытался прийти в себя.
Рашпиль влепил ему звонкую пощёчину. А потом встал коленом на грудь.
– Ладно, ты послал Костромского убить меня. За какие такие дела? Обоснуй, разве честный вор может так поступать?
Он влепил ему ещё одну пощёчину, от которой голова Жоры откинулась в другую сторону.
– Разве честный вор может иметь дела с КГБ? Скажи мне, Жора?
– Разве есть у тебя что-то святое?
– А? Разве вор может торговать своими крестами?
– Разве иконы, которые ты подрезал и продавал, не святое?
– А ты прибытком с продажи икон, которые тебе КГБ подогнало, с пацанами поделился? Или скрысил?
С каждым вопросом Рашпиль наотмашь бил Жору по лицу, так что звон ещё долго стоял у меня в ушах.
– Какие иконы? – в дверях стояло трое уголовников и наблюдало за этой картиной.
Жора встал на четвереньки и попытался отползти в сторону, но Рашпиль теперь прицельно бил ногой того под рёбра, так что я слышал, как воздух со свистом вылетает из лёгких ростовского вора.
– Не имеешь права пальцем меня трогать, я коронован, я вор!
Рашпиль ещё раз врезал Жоре.
– Ты не вор, ты крыса. Как короновали, так и раскорчуют. Расскажи пацанам, как ты с КГБ итальяшкам иконы семнадцатого века толкал. Где деньги, Зин? В карты просрал?
– Тебе хана, Рашпиль! Ты, что ли, меня раскоронуешь? Все знают, что ты за гнида… – хрипел Жора.
Но в комнату подтянулись подельники вора. Один из них присел рядом с тем на корточки.
– Что за иконы, Жора? – он заглядывал в глаза поверженному авторитету.
– Я всей малине, всем пацанам, кроме этой мрази, приношу искреннее извинения. По-другому бы не вышло. С меня компенсация. А этим сами разбирайтесь. Я готов ответить, если что нарушил. Если что, то найти меня можно у… – он назвал имя. – Где девчонка?
Тот, что стоял на корточках у лежащего на полу Жоры, кивнул двум другим.
Один из них поспешил в другую комнату и через минуту привёл Алису.
