Текст книги "Торговец смертью: Торговец смертью. Большие гонки. Плейбой и его убийца"

Автор книги: Адам Даймен

Соавторы: Джерри Коттон,Джеймс Монро
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 32 страниц)

– Что вы имеете в виду, когда говорите «преуспел»?

– Крейг думает, что он может быть школьным учителем. По его оценкам это означает высокую степень успеха. Если это так, то я не советовал бы проводить эту встречу. С другой стороны, если с точки зрения Крейга он потерпел неудачу, то встреча может оказаться полезной для ваших целей.

– Я выясню, чем он занимается, – сказал Лумис, все еще разглядывая обложку своей книжки.

– Он дал мне адрес Макларена.

Лумис не глядя протянул руку.

– Это не имеет никакого значения, – заметил Уэтерли, – но я могу заверить вас, что с анатомической точки зрения такое строение этой молодой женщины совершенно невозможно.

Казалось, что это огорчило Лумиса.

– У нас у всех есть мечты, – сказал он. – Да, у всех. Иначе у вас не было бы работы.

Глава 10

В тот же вечер Грирсон вез Крейга на своей «лагонде» в студию «Экспресс Телевижн Компани». Рука у него только что перестала болеть и настроение было отвратительным. Он ненавидел Крейга и то, с каким легким презрением тот швырнул его и чуть было не покалечил, и теперь для него было делом чести добиться, чтобы тот был поражен, если не запуган.

Большой мягко мурлыкающий автомобиль должен был по всем стандартам произвести впечатление, и такое же впечатление производило водительское умение Грирсона, когда он гнал машину в сторону Хемпстеда сквозь усиливающееся движение по улицам Лондона; затем через Хит и к северу в сторону магистрали А1, заставляя стрелки компрессора, таксометра и спидометра карабкаться все выше и выше до тех пор, пока они не достигли отметки в сто миль и продолжали подниматься выше; автомашина, которая была достойна умелых рук, находилась в умелых руках. «Ну, погоди, подонок», – мысленно кричал Грирсон на Крейга. И он проходил повороты так, что все четыре колеса шли юзом, а таксометр только чуть вздрагивал, а он все жал и жал на педаль газа. Крейг, который все это время молчал, прислушиваясь к работе двигателя, повернулся к Грирсону.

– Вам следует почистить клапана, – сказал он.

Какой-то миг Грирсон был настолько зол, что чуть было не разбил машину, а затем, ослабив нажим своей правой ноги, рискнул взглянуть налево. Крейг явно смеялся над ним.

Грирсон снова резко нажал на педаль газа, и машину бросило вперед, потом он ослабил нажим, и они оба расхохотались.

– Очень хорошо, – сказал он. – Сдаюсь. Полагаю, что вам приводилось водить и «Лe Ман».

– Нет, – покачал головой Крейг. – Мне хотелось, но не пришлось. Обычно я водил «ягуар» типа «Е», но потом поменял его на «бристоль». Моя жена… – он поколебался, – предпочитала крышу над головой. У вас тоже неплохая игрушка.

– Сто десять миль – это ее потолок, – сказал Грирсон. – При ее возрасте грешно требовать большего. – Он еще немного сбросил скорость. – Теперь запоминайте. Я – парень, присланный рекламной компанией, потому что они хотят взять меня на работу, а я сказал, что хочу просмотреть запись. А вы – мой старый приятель, который оказался здесь, потому что я вас пригласил. Это означает, что все будут обращать внимание только на меня.

– Меня это устраивает, – сказал Крейг. – Представьте себе. Старый Макларен. Старый телевизор, – в его голосе звучала ирония, и Грирсон снова взглянул на него. Крейг не выглядел рассерженным; просто это его немного забавляло или вызывало сожаление.

– Как вас зовут? – спросил Грирсон.

– Джон Рейнольдс.

– Профессия?

– Директор компании, – сказал Крейг. – Продаем всякие большие игрушки.

– Как называется рекламная компания?

– «Дженсен, Кальдекорт и Трю».

– Роджер, – сказал Грирсон. – Когда все закончится, у Макларена будет вечеринка. Я договорился, что мы подъедем к нему, если ты не против.

– Посмотрим, – кивнул Крейг.

– Дайте мне знать, – сказал Грирсон. – Теперь расскажи мне подробнее о твоей компании, ты, грязный подонок.

Студия компании «Экспресс Телевижн» представляла собой большое здание с застекленным фасадом, расположенное среди лужаек, фонтанов и цветов. Вокруг было довольно много рощиц типа хертфордширских, которые создавали соответствующее обрамление и скрадывали некоторую угловатость здания, и сейчас весенним вечером его стеклянные стены излучали тепло многочисленных огней. У входа стоял швейцар в форме, которая представляла нечто среднее между формой офицера флота и патрульного королевских бронетанковых войск; широкие двери – безукоризненно чистые стеклянные поверхности – открывались автоматически, в лифтах пахло гвоздикой, а работники студии были так преданы своей работе, так поглощены ею, так счастливы от того, что они служат катодной трубке, что двое мужчин просто почувствовали стыд, что ничего не знают о телевидении.

Одному из сотрудников, Слетеру, было поручено просветить их. Он ввел их в курс дела в течение пятнадцати минут, затем пригласил в свой кабинет, где налил по большой порции розового джина, а потом повел в студию – через путаницу осветительных кабелей, звуковых установок и камер – в укромный уголок, из которого они могли и почтительном молчании наблюдать, как делается запись.

Крейг наблюдал за длинной процессией исполнителей: танцовщицы, одетые как райские птички; два комика в футболках; четверо молодых людей, целиком состоявших из зубов и электрических гитар, и шотландец по имени Арчи Макфи, который рассказывал шотландские анекдоты мягким голосом горца и философствовал на тему о стремительности городской жизни и о том, как плоха она по сравнению с журчанием ручья, в котором водится форель, и криками выпи посреди вересковых зарослей. Настоящее имя философа было Макларен.

Когда репетиция закончилась, Слетер вновь отвел их в свой кабинет, где угостил сэндвичами с жареными цыплятами и бутылкой мозельского вина, а затем провел в просмотровую комнату, где они смогли посмотреть всего «Храброго шотландца», сценарий и главная роль в котором принадлежали Арчи Макфи. Грирсон предпочел бы посидеть с сотрудниками студии, но Крейг, еще не совсем готовый к этому, весь сконцентрировался на экране.

Сначала промелькнул знак компании, затем ревущий дизель пролетел через мост, затем прошли волынщики, как почетная стража, грохоча подвешенными на поясе барабанами, потом под аплодисменты публики появился Арчи Макфи, рассказывающий истории и афоризмы о мудрости жителей гор и восторженно повествующий о серых холмах и пурпурном вереске. Следом появились танцовщицы, исполнившие модернистский танец, а затем комики в футболках. Рекламная пауза. Еще Арчи. Затем шотландский тенор, слегка замаскированный под принца Чарли. Снова комики. Птички из райского хора. Рекламная пауза. Зубастые молодые люди с гитарами. Снова Арчи, на этот раз поющий протяжную мелодию с завываниями для команды танцоров, причем все мужчины были загримированы под принца Чарли, а женщины – под Флору Макдональд, но в этот раз они танцевали настоящий танец, что служило сотым доказательством того, что Макларен называл упадком культуры, умершей вместе с войной. Затем вступил оркестр, мелодия которого перешла постепенно в твист, потом хор (все полураздетые Флоры Макдональд) также начал отплясывать на заднем плане, появились и начали мигать звезды, музыка смягчилась, тогда Арчи вышел вперед и снова напомнил о криках кроншнепов и плеске воды, в которой водится быстрая форель. И затем все кончилось и публика умирала от смеха, глядя, как две девушки из хора пытаются научить Арчи танцевать твист и его шотландская юбка кокетливо заворачивается, а репутация катится вниз.

– Я думаю, что в лице Арчи мы нашли удачного исполнителя, – сказал Слетер. – Конечно, он неплохо показал себя в шоу на местном уровне, но мне кажется, что сам он немного переигрывает, не так ли? Он проведет программу в следующем месяце. Этот легкий налет философии производит впечатление на публику. Вы не находите, что он искренен? Он действительно человек из народа, но к тому же образованный. И аудитория знает это. Вы не можете обмануть аудиторию.

Тут лицо Слетера приняло религиозное выражение, словно он искренне верил в то, что сказал.

– Мы сейчас пойдем выпьем, чтобы дать Арчи время переодеться, – продолжил он, – а затем встретим его и отправимся на вечеринку. Вы ведь поедете с нами?

Крейг кивнул.

– О, отлично. Мне хотелось бы, чтобы вы рассказали вашим людям, что мы не только показали вам хорошее шоу, но и дали возможность хорошо провести время.

Затем снова было мозельское и визит в сопровождении очень важных персон в гримерную звезды, где Арчи принял их как равных, – а разве они тоже не были весьма важными персонами? – и открыл для них шампанское. Четверо полураздетых молодых людей, теперь потерявших свои гитары, но продолжавших сверкать зубами, позволили, чтобы их представили. И каждый был исключительно мил, и в атмосфере всеобщей расслабленности Крейг впервые, после того как попал в студию, ощутил чувства, которые мог разделить.

– Ну, не забудьте о вечеринке, – сказал Слетер. – Это в Челси. Я надеюсь, вы найдете дорогу?

– Мы можем вас подвезти, – предложил Крейг. – А вы покажете нам, где это.

Слетер поколебался, потом согласился. У компании, пославшей Грирсона, были такие внушительные счета… «Лагонда» также произвела на него впечатление, как это и было задумано.

Крейг спросил, может ли он сесть за руль, и Грирсон без особого желания согласился. Слетер пробормотал что-то о том, что Тэм устроит ему нагоняй, и о стоимости аренды студии за минуту, но затем сел в машину в надежде выяснить, в чем заключаются собственные интересы Грирсона, и тот достаточно благополучно что-то ему наврал, тогда как водительское мастерство Крейга оказалось достойным автомобиля и «лагонда» ревела от удовольствия, мчась по пустынным освещенным луною дорогам. Только однажды возникла довольно рискованная ситуация, когда Крейг протискивался между двумя тяжелыми грузовиками, но он переключился так мягко, сменил передачу так точно перед тем, как рвануться вперед, что Грирсон улыбнулся от удовольствия, удивляясь, почему вдруг Слетер так притих. Тот не произнес больше ни слова, пока они не приехали в Чейни Уок, и затем первым выбрался из машины.

Квартира Макларена была расположена на первом этаже и была такой же большой и блестяще обставленной, как театральная сцена. Она была полна света, воздуха и легкомысленного веселья, все двери были открыты настежь; нее присутствующие были шведами, датчанами и финнами, за исключением одной служанки, которая была испанкой. Слетер снова вернулся к жизни, принес им индюшку и ветчины, добавил приправы в салат и налил шампанского; гем временем машина за машиной прибывали другие гости, и он мог представить этих влиятельных сумасшедших двум симпатичным девушкам, сказать Арчи, что тот был великолепен, и отправиться домой к своей жене, которая постоянно его пилила, своему какао и романам Энтони Троллопа.

Вечеринка доставила Крейгу большое удовольствие. Он пил целый вечер, и выпивка снимала накопившееся напряжение; вид Пуселли, смерть Каделлы, испытания, которые как бомбы обрушил на него Лумис. Теперь он снова был Джоном Рейнольдсом, которого интересовали станки и штампы, болты и гайки, который танцевал с симпатичными девушками, время от времени целовал то одну, то другую в оранжерее, которая, казалась, и была построена специально для этого, изображал преданного спутника Грирсона и поджидал, когда толпа немного рассосется и он сможет потолковать с Маклареном по душам и спросить, какого черта он все это изображает.

В начале вечеринки Макларен держался несколько отчуждено, был вежлив, но сдержан, словно лорд Честерфильд среди поэтов, но затем он стал постепенно меняться и сначала превратился в орущего деревенщину, затем в угрюмого Гарри Лаудера, вслух подсчитывающего стоимость индюшек, ветчины, виски и вина и придающего значение каждому слову. Большинство из его гостей было, по-видимому, знакомо с этой его манерой и, не обращая никакого внимания, продолжало пить и веселиться до тех пор, пока он не отправился на диван, где пристроил свою голову на коленях у одной из танцовщиц, угощавшей его виски из большого стакана.

Крейг поцеловал еще одну девушку, угостил Грирсона еще одной шуткой и отправился на диван.

– Весьма милая вечеринка, мистер Макларен, – начал он.

– Зови меня Арчи, – сказал Макларен. – Я перестал быть Маклареном десять лет назад.

– Мы встречались еще до этого, – сказал Крейг. – Сицилия, май 1943 года.

– Боже мой, вы тоже были там? – спросил Макларен и повернулся к хористочке. – Ты видишь, какой я старый? Где ты была в мае 1943-го? А вообще-то ты уже была?

Девушка влила ему в рот очередную порцию виски.

– Мы с вами были в резервном лагере, – напомнил Крейг. – У вас была бутылка виски, и мы выпили ее. Это было очень хорошее виски.

– Боже мой, конечно, – сказал Макларен. – Припоминаю. В ту ночь танцевали шотландские стрелки.

– Правильно, – кивнул Крейг. – Они очень грустили, потому что большинство их друзей погибли.

– И они должны были погибнуть, – продолжил Макларен, – но оставшиеся в живых танцевали здорово.

– Они были прекрасны, – сказал Крейг.

– Да, конечно. В тех обстоятельствах они и должны были быть прекрасны. А вы тоже были солдатом, не так ли?

– Служба специальных судов, – сказал Крейг. – Я – Рейнольдс.

– Вы – шотландец?

– Из Джорджии.

– Да, конечно. Я вспоминаю ваш акцент. Кстати, куда он подевался?

– Вы посоветовали мне избавиться от него и стать джентльменом.

– И вы сделали это? Я очень рад.

– А как вы?

– Я сделал тоже самое. Это, конечно, не преступление – быть бедняком, но иной раз может им и оказаться. Я думаю, что я где-то украл эту цитату. А вы не бедствуете?

– Нет, – сказал Крейг.

– Тогда я дал вам хороший совет.

– Да, я действительно богат, – кивнул Крейг. – Конечно, мне пришлось много рисковать…

– Вам нравилось рисковать, – сказал Макларен. – Я воспоминаю, как вы рассказывали мне об этом с вашим смешным акцентом. Вам действительно нравилась опасность. Вот почему я посоветовал вам сделать опасность своей работой. Вам повезло. На свете не так много людей, которые это могут.

– А вы можете?

– Я боролся за то, чтобы выжить, – покачал головой Макларен, – и действительно выжил. Затем я опять вернулся в университет заниматься философией, потому что она мне нравилась. Кроме того, я занимался культурой моего народа, потому что это мне тоже нравилось. А потом я работал – учителем, журналистом, агентом бюро путешествий, продавцом, – и это мне совсем не нравилось. Теперь я проституирую дух моего народа и делаю на этом деньги. И это доставляет мне не больше удовольствия, чем все остальное. Это вас шокирует?

– Нет, – сказал Крейг.

– Эти молодые люди, от которых пахло смертью, танцующие на развалинах греческого замка, – романтизм девятнадцатого века, немецкий романтизм, это уже больше не работает. С этим все кончено… э… как вас…

– Рейнольдс.

– Извините меня, Рейнольдс. Все кончено, включая вас и меня.

– Я так не думаю, – сказал Крейг. – Ничего не кончено до тех пор, пока вы можете бороться за то, что вам нужно.

Макларен покачал головой.

– Это тоже романтизм, – сказал он. – Вы опоздали. Мы уже приехали к последней остановке, старина.

Он сказал это довольно самодовольно и снова устроился на длинных мускулистых бедрах танцовщицы, лаская их кончиками пальцев.

– Простите, – обратился он к Крейгу с истинной старинной вежливостью горца, – а вы не желаете одну из этих?

– Нет, спасибо, – ответил Крейг. – Я привык двигаться на своих.

Макларен засмеялся резко и пронзительно, так, что оставшиеся на ногах гости удивленно оглянулись на него.

– Приходите, – сказал он, – а если мне захочется поскучать, то я приду к вам.

Крейг кивнул и вернулся к Грирсону, который развлекался тем, что запоминал телефонные номера. Они нашли свои плащи и вернулись к Макларену, к тому времени уже уснувшему. Танцовщица оставалась неподвижной.

– Нам пора уходить, – сказал Крейг. – Передайте ему, что мы прекрасно провели время.

Девушка кивнула, а когда он повернулся, окликнула их.

– Он действительно был на войне? – Крейг кивнул. – И он видел людей, которых убили?

– Да, – сказал Крейг.

– А он… он тоже был в опасности?

– Конечно. Ведь он был коммандос.

– Арчи? – недоверчиво спросила она. – Он мне говорил, что был чиновником в налоговом управлении.

– Нет, – сказал Крейг. – Он был сержантом коммандос.

– Вы имеете в виду, что он тоже убивал людей? – Она с благоговением и страхом взглянула на лежавшего Макларена. – Он ведь чудный, правда?

– Полагаю, да, – кивнул Крейг. – Спокойной ночи.

В машине Грирсон спросил Крейга:

– Ты хотел ее?

– Нет, – ответил Крейг. – Если бы я захотел, мог заполучить любую из них. Надо поблагодарить Арчи. Он поставляет их пакетами по две дюжины. Я соскучился по Тессе.

Он откинулся назад и вздремнул, пока Грирсон не довез его до дома Хакагавы, а там повернулся, чтобы взглянуть ему в лицо.

– Мне очень жаль, что пришлось тебя ударить, – сказал он.

– Мне тоже, – ответил Грирсон.

– Нет, послушай. Если тебе придется сделать это снова, то я снова отвечу. Я ничего не могу с этим поделать. Просто я имею в виду, что мне очень жаль, если Лумис заставит тебя сделать это.

– Лумис – подонок, – буркнул Грирсон, – но он знает, что делает.

– Ему следует лучше это знать, – заметил Крейг.

– Так ты согласишься? – спросил Грирсон.

– Да, – ответил Крейг.

«Постарайся стать джентльменом», – сказал ему Макларен, и он сделал все, что было в его силах, и потерпел неудачу. С одеждой у него было все в порядке, с манерами за столом – тоже, акцент и лексика – по меньшей мере удовлетворительны, но это и все. Ему понадобился бы миллион лет, чтобы научиться вести себя как сэр Джеффри, и даже тогда ему приходилось бы бороться, бороться, чтобы победить, пробиваться руками и ногами, используя любые подручные средства.

Джентльмен из него не получился. Он потерпел неудачу. И уже не мог вести себя как одинокий волк. Его жена, его умерший ребенок, Тесса, даже сэр Джеффри, за всех за них он нес ответственность. Это была его ответственность. Иногда он сознавал ее, иногда пытался пренебречь ею, но они всегда оставались с ним, ожидая, что он сделает что-то для них. Это были его люди, и когда им была нужна защита, его обязанностью было ее обеспечить, так же как отец защищал его в рыбацком баркасе много лет назад. Для того чтобы защитить их, ему нужно было убить Сен-Бриака.

– Я должен убить его, – сказал Крейг. – У меня нет другого выбора.

Тесса не спала, поджидая его в гостиной. Пока он раздевался, она рассказала, как добра была к ней семья Хакагавы, какие у них прекрасные манеры, они ни разу не позволили себе никаких замечаний в ее адрес, ни разу не выразили удивления по поводу того, что произошло.

Крейг сказал:

– Ты будешь здесь в безопасности, Тесса.

– Почему ты говоришь только обо мне?

– Возможно, мне придется ненадолго уехать. Нужно кое-что узнать.

– Это надолго?

– Не очень. Может быть, на неделю.

– Это все из-за Грирсона?

– Нет, – сказал Крейг. – Из-за тебя. Если я с этим не разберусь, то мы никогда не будем жить спокойно. Если мне удастся сделать это… тогда нам не о чем будет беспокоиться.

Осторожно подбирая слова, Тесса спросила:

– После этого… ты вернешься ко мне?

– Ну конечно, – сказал Крейг. – Ты задаешь глупые вопросы.

И потом, даже несмотря на то что Тесса стеснялась семьи Хакагавы, спавшей за тонкой дверью, она просто должна была заняться с ним любовью.

На следующее утро она проснулась рано, поела и шутила с Сануки, пока Крейг спал. Женщины быстро подружились, возясь вместе на кухне. Мягко двигаясь, как всегда, вошел Шен-ю, позавтракал фруктами и молоком, пока Тесса жарила яичницу с ветчиной.

– Это для меня неподходящая пища, – сказал Шен-ю, – но она хороша для Джона. Он так быстро сжигает свою энергию.

Он очистил яблоко, срезав кожуру в виде тонкой, как лист бумаги, спирали.

– Джон, пожалуй, лучший дзюдоист из тех, кого мне приходилось обучать, и это делает его очень опасным человеком.

– Я так не думаю, – ответила Тесса.

– О, да. Он – человек, которому можно доверять, но он опасный человек. И еще более опасный, потому что я научил его… я научил его. Он был очень долго несчастлив. Я не думаю, что и сейчас он несчастлив, – японец поклонился Тессе.

– Он собирается уехать.

Шен-ю быстро и пристально взглянул на нее, хотя рука, державшая нож, оставалась совершенно неподвижной.

– Надолго? – спросил он.

– Говорит, примерно на неделю.

– Он сказал, зачем едет?

– Какое-то дело, которое он должен закончить. После этого, сказал он, мы будем жить спокойно.

– Вы оба этого заслуживаете, – сказал Шен-ю. – Вам не следует беспокоиться, Тесса. Он – очень хороший человек. У него все будет нормально.

Она отнесла завтрак Крейгу и, прихлебывая кофе, наблюдала за тем, как он ест, сидя в постели.

– Все нормально? – спросила она.

– Прекрасно, – кивнул он. – И ты знаешь, что это так.

Наконец он отодвинул поднос, закурил сигарету и притянул ее к себе.

– Но мне не хотелось бы, чтобы ты это делала, – сказал он.

– Что именно?

– Ждала меня, как ты сейчас это делаешь. Я мог метать и позавтракать.

– Ты устал… и кроме того, мне нравится это делать. У меня не будет этой возможности, когда ты уедешь. – Тут она повернулась к нему, он увидел страх в ее главах. – Шен-ю сказал, что я не должна беспокоиться. Что с тобой будет все в порядке.

– Конечно.

– Но он имел в виду не это. Ведь тебе предстоит что-то опасное, правда?

– Нет, – сказал Крейг. – Он просто подшутил надо тобой…

– Ты меня обманываешь, – сказала она. – Думаешь, я не знаю, когда ты меня обманываешь?

Крейг пожал плечами.

– Ничего не поделаешь, милая, – сказал он. – Я должен ехать.

– Куда?

Он покачал головой.

– Что ты собираешься делать?

– Я уже говорил тебе, – сказал он. – Обеспечить спокойствие нам обоим.

– Или погибнуть? Да?

– У меня нет выбора. Поверь мне…

– О да, ты должен, – кивнула Тесса. – Мы могли бы уехать. Сейчас. Сегодня.

– Вчера, – сказал он, – но не сейчас. Теперь мы не можем уехать.

– Это все Грирсон, да? – спросила она.

– Это ты и я. Я говорил тебе вчера вечером.

– Дорогой мой, – сказала она. – Пожалуйста, скажи мне, что ты собираешься делать.

Он покачал головой.

– Не могу.

Тогда она отодвинулась от него и сидела молча, наблюдая, как он умывается, одевается, достает свой пистолет, проверяет его и пристраивает кобуру под мышкой. Потом он вывернул свой бумажник, высыпая все деньги ей на колени.

– Я должен ехать, – сказал он. – Этого тебе хватит до моего возвращения.

Она продолжала молчать.

– Это может быть опасным, – сказал он. – Я надеюсь, что ничего не случится, но все может быть. Не беспокойся, милая. У тебя будет все хорошо.

– Хорошо? – переспросила она. – Будет ли так на самом деле?

– Я уверен. – Он кивнул и продолжил очень серьезно. – Если со мной что-то случится, ты будешь богатой женщиной. Я составил новое завещание.

Она вздрогнула так, словно он ее ударил.

– Но я собираюсь вернуться… ради тебя. Ты мне веришь?

Медленно, неохотно, она кивнула.

– Ты будешь здесь?

– Да, – прошептала она.

– Тогда в чем же дело?

– Я буду ждать тебя, потому что я должна, – сказала она. – Потому что у меня нет другого выбора. То, что я чувствую… но мне это не нравится. Это меня пугает.

– Очень жаль, – сказал Крейг, – я уже говорил, как это будет.

– Разве мы не можем прямо сейчас уехать, – спросила она. – Разве не можем?

– Мы увидимся через неделю, – он наклонился, чтобы поцеловать, но она отвернулась.

Крейг пожал плечами и надел плащ. Не было смысла спорить. И нужно было идти.