Текст книги "Торговец смертью: Торговец смертью. Большие гонки. Плейбой и его убийца"

Автор книги: Адам Даймен

Соавторы: Джерри Коттон,Джеймс Монро
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 32 страниц)

– Мерзость, – бросил Грирсон. – Ужасная мерзость.

Крейг не ответил. Несколько миль спустя Грирсон сказал:

– Есть еще кое-что, что тебе следует знать.

Но Крейг не ответил. Он спал.

Грирсон ехал в аэропорт Генуи. Крейг храпел всю дорогу, но как только послышались звуки большого города, он тотчас и полностью проснулся и молча выслушал инструкции Грирсона, что им нужно делать. Была уже ночь, и аэропорт почти пуст, Грирсон достал паспорта, и они пошли за посыльным, который провел их через таможню и эмиграционную службу, где чиновники сонно покивали и поставили нужные печати, а Крейг старался выглядеть несчастным, так как отпуск кончился, и прятал свою изувеченную руку.

Диктор объявил посадку, и они направились навстречу самолету фирмы «Бритиш эйруэйз» и радушной улыбке стюардессы в форме цвета бутылочного стекла.

– Грирсон и Лавгроув, – сказал Грирсон, и стюардесса улыбнулась, взяла их посадочные талоны и поставила маленькие аккуратные галочки против их фамилий.

– Лавгроув, – протянул Крейг. – А почему вы не сделали меня Уинтерботтомом?

– Это лучшее, что я смог вовремя достать, – сказал Грирсон. – В любом случае, что может быть более респектабельным?

– А кто я такой?

– Вы – служащий в крупной фирме, – сказал Грирсон. – Вы неплохо работаете. Через несколько лет, возможно, вас сделают младшим партнером.

Самолет взлетел, набрал высоту, врезавшись в сверкающую средиземноморскую ночь, внизу на побережье огни каждого местечка слились в цепочки, окаймляющие Геную, и были видны до тех пор, пока они не поднялись выше облаков, и тогда Грирсон достал сигареты и заказал джин. Они болтали, дремали, читали журналы, которые купил Грирсон, пока самолет неуклонно двигался над Альпами, через Францию и Ла-Манш к Англии и наконец достиг Манчестера.

Тут на таможне не было никакой лени, никто зевотой не намекал, что уже поздно и что все устали. Суровые таможенники в строгой форме, словно исповедники, терпеливо вслушивались в бормотание кающихся мирян. Багаж Крейга и Грирсона обследовал очень строгий офицер таможенной службы, чемодан с документами был пропущен без всяких затруднений, но он взыскал с них четыре фунта стерлингов за бренди и свитера, и они поняли, что наконец-то оказались в Англии.

После этого они выпили чаю и были отвезены на ожидавшем их «рапиде» в аэропорт Гетвик, где моноплан с маленькой кабиной с ревом пробился сквозь туман и дождь к нежности нового восхода, и они еще раз поняли, что находятся в Англии, настолько пастельными были все краски.

Глава 17

Кто-то поставил «лагонду» Грирсона в аэропорту, и они в предрассветной тишине направились в Лондон, обгоняя рабочие автобусы и тяжелые грузовики, проносясь по улицам, где тянулись кучки зевающих людей, дрожащих от утреннего холода, заехав сначала к врачу, молча обработавшему раны Крейга, а затем в тихие кварталы Вест-энда, в сторону Куин Энн Гейт, где лишь черный дрозд нарушал тишину своей бесконечной песней.

– Наверно, мы позавтракаем вместе с ним, – сказал Грирсон. – Я полагаю, что ты проголодался. Он же голоден всегда. Сначала лучше умыться и побриться.

Они прошли в ванную, где побрились электробритвой, а затем в столовую с овальным столом, на котором дворецкий, похожий на бывшего боксера-средневеса, расставлял тарелки. Чай и кофе были уже на столе, но Грирсон был слишком хорошо вымуштрован, чтобы сесть до появления Лумиса. Крейг закурил, и брови у дворецкого полезли на лоб от изумления. Когда же он налил себе чашку чая, тот готов был упасть в обморок.

– Нам, наверное, следует подождать Лумиса, – заметил Грирсон.

– Откуда мне было это знать? – удивился Крейг. – Я ведь всего-навсего простой любитель. А кроме того, я хочу пить.

Грирсон вздохнул. Он уже заранее знал, что встреча пройдет не просто. Если Крейг приготовился к войне, это было его право, после всего того, что произошло. И он знал, кто окажется между двух огней. Ясно, что ему это было предназначено судьбой.

Лумис торопливо появился к завтраку, оживленный и легкий, в костюме сельского помещика из твида, с галстуком бригады почетного караула и очень грязной рубашке. Он выглядел как профессиональный жулик после окончания аферы. Его лохматые брови нахмурились при виде курящего Крейга, но он сдержал свой гнев, придвинул к себе индийское блюдо из риса, яиц и лука и принялся за еду. Грирсон тихо простонал и тоже принялся за это блюдо, а также за яичницу с ветчиной и почки, приготовленные в остром соусе. Было неплохо уже то, что в данный момент Лумис оказался в хорошем настроении.

Крейг налил себе вторую чашку чая, взял тонкий ломтик поджаренного хлеба и молча наблюдал, как Лумис ест. Этот тучный, прожорливый, необычайно грубый и подавляющий всех человек обладал огромной силой и жаждой успеха, которые двигали его вверх. Несомненно, руководители правительства и государственной службы осуждали его; и столь же несомненно было то, что они нуждались в нем и имели с ним дело, так как никто другой не смог бы выполнять работу гангстера, судьи и детектива; и все это в одной толстой и неряшливой упаковке.

Наконец завтрак закончился и трое мужчин перешли в большой кабинет, где сначала они сели все вместе. Лумис что-то тихо бормотал про себя, опускаясь с довольным вздохом в большое кресло, которое тут же откликнулось, принимая его вес.

– Расскажите мне, – сказал Лумис, – расскажите все.

Сначала говорил Грирсон, холодно, бесстрастно, не упуская из виду ни одной детали, которая представляла какую-либо ценность. Крейг слушал и восхищался тем, что человеческий ум может работать с такой безукоризненной логикой, когда тот говорил о Софи и Марии, об Эшфорде, о самом себе. Ужас, который они испытали на вилле у Сен-Бриака, бегство и охота на них в саду, дуэль, побег – нее это свелось в его изложении к холодному и обдуманному передвижению шахматных фигур, так, словно тело не покрывалось потом во время схватки или не корчилось от боли, так, словно смерть была не чем иным, как самым заурядным событием.

Но в то же время он был абсолютно честен. Крейг убил Сен-Бриака, Крейг проник на виллу. Похвала произносилась столь же легко, как и осуждение, столь холодно и отстраненно, что не могло возникнуть никакой неловкости. Когда Грирсон закончил, Лумис пару раз довольно кивнул и повернулся к Крейгу.

– Хорошо. Теперь расскажите вы. Видите ли, я хочу знать обе версии происшедшего. Мне нужно выяснить, совпадут ли они. Расскажите мне свою версию, сынок. И не беспокойся о времени. В нашем распоряжении целый день.

Какое-то время Крейг сидел молча и неподвижно, вспоминая все, что произошло. Наконец он сказал:

– Ты, большой, толстый, грязный подонок, что еще я должен сделать для тебя? Я убил человека, которого ты хотел видеть мертвым, я украл документы, которые ты хотел заполучить. Я старался спасти Эшфорда. Я научил Грирсона драться. И единственное, чего я не сделал – так это не погиб, но тебе и не следовало на это рассчитывать. Ты думал, что я настолько глуп, что дам себя поймать. И ты ошибся. Ты приказал Грирсону бросить меня, – и он это сделал… А когда мы снова встретились, я сказал ему, что убью его, если он попытается сделать это еще раз. Может быть, я так и сделаю… Я не знаю. Но ты… ты – мерзавец, и я точно так же могу убить и тебя.

Он остановился в ожидании взрыва, но Лумис остался все таким же совершенно спокойным и расслабленным.

– Если ты выйдешь отсюда живым, – заметил он.

– Я выйду, – заверил Крейг. – И я вернусь сюда за тобой. Но уж если мы говорим друг другу голую правду, то позволь мне спросить тебя кое о чем. Что произошло с Пуселли? Я думал, что ты собираешься задержать его здесь.

– Тут я должен просить у тебя прощения, – признал Лумис. – Я действительно виноват, что это прошляпил.

Беда заключается в том, что Пуселли – человек, за которым очень трудно следить. Наши парни потеряли его. – На какой-то момент хорошее настроение покинуло его, и он прорычал: – Я поговорил с ними как следует. – И снова вежливо: – Но ведь все это не имело большого значения, верно? Я так понял, что ты справился с Пуселли без особого труда?

– О да, – с горечью сказал Крейг. – Я справился с ним. Я всадил ему в руку пулю тридцать восьмого калибра.

– Ну, вот видишь, – кивнул Лумис.

– Дело вовсе не во мне, – сказал Крейг. – Он и его дружок-садист могли убить невинных людей.

– Невинных, – задумчиво повторил Лумис. – Какое приятное слово. Такое привлекательное. Такое старомодное. Хотя немного глупое – в твоих устах. Это все были люди, с которыми ты общался, не так ли? Ты подобрал двух девушек; ты вломился в их дом; ты подружился с Тернером… стрелял с ним из пистолетов, что позволило Ля Валере узнать, где ты находишься.

– Мне повезло, что я это сделал, – сказал Крейг. – Иначе они бы меня схватили.

– Ты все равно справился бы с ними, – сказал Лумис. – Я допускаю это. Парочка сексуальных пташек и миллионер – любитель выпить. Между прочим, у них было все, чего тебе хотелось… кроме благоразумия.

– Они позволили мне уйти, – снова возразил Крейг.

– А ты втянул их в это дело, – настаивал Лумис. – И если они оказались в опасности, то это была твоя ошибка, не так ли? Грирсон лучше знал, как надо вести себя. Он не хотел брать их с собой. Он хотел оставить их.

– Они служили хорошим прикрытием, – сказал Крейг. – И в любом случае Грирсон был намерен меня бросить.

– В каждый момент времени нужно делать только одно дело, – весело сказал Лумис. – Теперь давайте вернемся к твоим друзьям. Подобрал бы ты их на дороге, будь они несколько толще или наоборот? Остался бы ты на вилле Тернера, будь они не столь симпатичными? Ты же знаешь, что тебе не следовало там оставаться. Грирсон-то не сделал этого. И раз ты мне неустанно повторяешь, что ты такой изумительный парень, что все мог сделать сам… А сломанные пальцы и все такое…

Теперь поговорим о дезертирстве Грирсона. Действительно, он покинул тебя… потому что я приказал ему так поступить… и теперь я намерен рассказать, почему. Я думал, что ты сам сможешь выпутаться из беды… и я хотел, чтобы это произошло именно так… и более того, я хотел, чтобы ты проделал это с максимально возможным шумом… потому что тогда это походило бы на работу любителя. И ты оказался самым подходящим любителем, которого нам удалось найти. У тебя были средства для выполнения этой работы, у тебя был мотив, и мы предоставили тебе возможность. Когда все было бы кончено и вы выбрались…

– Если бы я выбрался, – поправил Крейг.

– Ты бы выбрался, – сказал Лумис. – Мы не собирались заставлять тебя играть с ними бесконечно… когда бы ты выбрался, то должен был исчезнуть. Французы запросили бы нас о Рейнольдсе, а мы им ответили, что такого не существует. И все это время ты бы счастливо жил на Багамских островах или где-то еще.

– А если бы они запросили о Крейге?

Лумис хитро посмотрел на него.

– А как бы они могли это сделать? Только представьте себе, что они запрашивают о Крейге. А мы спрашиваем, почему они им интересуются. Они заявляют, что он убил Сен-Бриака, а я отвечаю, что, по моим сведениям, несколько недель назад Сен-Бриак убил Крейга, и спрашиваю их, верят ли они в привидения. Они оказались бы в глупом положении, не так ли? А французы терпеть не могут попадать в глупое положение.

– Так что все в полном порядке? – спросил Крейг.

– Ты считаешь? Я могу объяснить роль Грирсона. Просто еще один боевик, которого ты нанял для осуществления этого дела… но что делать с Эшфордом? Вначале, когда я только планировал эту операцию, Эшфорд был всего лишь любовником Ля Валере. И он действительно был им, сынок. Я использовал Эшфорда по той же причине, по которой использовал и тебя. Он не был профессионалом… просто так случилось, что он был влюблен в Ля Валере… и Ля Валере обожал его. Я заставил его работать на нас. Я шантажировал его. И теперь он мертв, потому что ты позволил Ля Валере найти его, и его связи стали известны. Конечно, мы будем все отрицать, и они не смогут ничего доказать… но тем не менее все станет известно. В эту минуту в Париже есть человек, который знает, что я причастен к этому убийству. Может быть, сейчас он уже знает, почему это произошло… и это чертовски весомая причина. Так не должно было случиться.

Ты же не думаешь, что я занимаюсь такими вещами каждую неделю, не так ли? Я убиваю тогда, когда не существует другого способа решения проблемы, – и Сен-Бриак был одним из тех, кого нужно было убить. Не сделай мы этого, он убил бы огромное количество людей и, возможно, вызвал бы войну. Потому я нашел тебя. Видишь ли, ты был сделан, как на заказ, не правда ли? В любом случае я знал, как добраться до них. А я никогда не ошибаюсь.

– Полагаю, что это когда-нибудь должно было случиться впервые, – сказал Крейг. – Мне очень жаль, что таким случаем оказался я.

– Когда я говорю никогда, это означает никогда. В том числе и теперь. В том числе и с тобой. Я просто не делаю ошибок. Ты их делаешь, и я их тебе объяснил. Существуют вещи, о которых тебе следует знать, и я могу, если хочешь, рассказать, почему ты их делаешь. Но я не стану этого делать. Я не решаюсь. Все твои ошибки были предусмотрены. Посмотри-ка. Тот факт, что вы подобрали девушек, показывает, что вы были не моими агентами. Затем деньги, которые вы взяли из сейфа. Это доказывает, что вы оба были преступниками.

– А Эшфорд?

– Эшфорд просто столкнулся с проблемой, слишком серьезной для него. Он любил человека, который пытался погубить свою страну. Он обнаружил это… и это оказалось для него слишком тяжело. Это его убило. Когда мы начали серьезно обсуждать меры, которые должны предпринять наши люди, он попытался связаться с британской разведывательной службой, и мы сказали, что это его право. Мы не могли допустить, чтобы он был связан с нами. Другая сторона наверняка узнала об этом, но они не смогли ничего доказать.

– Во всяком случае, большинство их них порядочные люди. Алжир для них – сумасшедший дом с открытыми настежь дверьми. И они пытаются их закрыть. Сложность заключается в том, что некоторые из этих сумасшедших – достаточно высокопоставленные люди, настолько высокопоставленные, что имеют возможность защитить Сен-Бриака и ему подобных; будь это не так, мы давно запросили бы его выдачи. Теперь он мертв и они ничего не смогут с этим сделать, разве только потребовать твоей выдачи. И если ты – Крейг, то ты мертв, а если ты – Рейнольдс, то тебя не существует. И мы можем это доказать.

– А что делать с блестящей идеей инспектора Маршалла?

– О ней забудут, – сказал Лумис. – Нас это не интересует.

– А Дюкло и Пуселли?

– Я думаю, что сейчас они в тюрьме, – сказал Лумис, – если этот твой приятель Тернер действительно так богат, как он говорит. Еще что-нибудь?

– Вы сказали, что знаете, почему я делаю ошибки.

– Это очень просто. Ты слишком долго находился в одиночестве. Все эти годы ты жил, будучи накрепко отгорожен от всех остальных – и никому, кроме себя, не доверял. И теперь ты пытаешься вернуться назад, попытаться опереться на других людей; сделать так, чтобы они опирались на тебя. Это делает тебя уязвимым, Крейг. Но зато это делает тебя человечным.

Крейг кивнул.

– Я не жалуюсь, – сказал он. – Будет лучше, если дело будет обстоять именно таким образом. А что с моей женой?

– Никаких изменений, – Лумис покачал головой. – Но маловероятно, что она поправится, по крайней мере, сейчас положение именно таково.

– Мы привыкли друг к другу, – сказал Крейг. – И в значительной мере это была моя вина. Я мог бы изменить ее, если бы попытался. Но я не хотел даже пробовать. – Он поднялся. – Я хочу повидаться с Тессой.

– Ну конечно, – кивнул Лумис. – Мы перевели ее в другое место. Теперь у нее квартира на Риджент-парк. Можешь ехать туда. Мы позвоним, если понадобится. Вот адрес. – Он протянул Крейгу листок. – Тебе тяжело досталось, сынок. Я знаю. Люди, подобные Сен-Бриаку, знают, как причинить боль. И я знаю, что ты ничего им не сказал. Если бы ты захотел, то мог бы не возвращаться сюда. Я благодарен, что ты это сделал.

Крейг кивнул и вышел.

– Он – неплохой парень, – заметил Лумис.

– Превосходный, – сказал Грирсон.

– Он тебе понравился, не так ли? Это меня не удивляет. Он хорошо поработал. Жаль, что мы не встретились с ним много лет назад. Теперь уже слишком поздно. Он больше не хочет оставаться один, а только в таком случае он мог бы представлять для нас какой-то интерес.

Квартира на Риджент-парк оказалась большой, полной воздуха и обставленной в соответствии со спокойным вкусом хорошего стилиста: подобающие ковры на паркетном полу, подобающие тона мебели, традиционные и в то же время современные; скромно закрытый телевизор; копии трех известных полотен – Ван Гога, Моне и Каналетто – повешены наилучшим образом.

Когда Крейг пришел, квартира была пуста. Он заглянул в буфет и шкафы и заметил, как тщательно разложены его вещи, восхитился спокойным видом на парк, строгим порядком на кухне, налил себе выпить и уселся в ожидании. Оно не затянулось.

Послышался звук ключа, повернутого в замке, но Крейг остался сидеть, потягивая свою выпивку, спокойный и довольный. Высокие каблуки простучали на кухню, хлопнула дверца холодильника, и послышался шум воды из крана, наливаемой в чайник. Когда Тесса вошла наконец в комнату, она выглядела высокой и элегантной в темно-синем костюме, с сумкой из белой соломки через плечо, но когда она увидела его, сумка полетела на пол и вся элегантность пропала.

– Боже мой, – сказала она. – О Боже мой.

Когда он встал, она бросилась к нему, тесно прижалась всем телом, но когда он нагнулся, чтобы поцеловать, уткнулась лицом ему в плечо и не поднимала глаз до тех пор, пока он не взял ее за подбородок и не откинул ее голову назад.

– Тесса, – спросил он, – что-то случилось?

– Я думала, ты никогда не вернешься назад, – выговорила она, задыхаясь. – Я думала, что все кончено. А ты повредил руку. Что случилось? Ты попал в аварию? Милый, тебе надо быть осторожнее. И, пожалуйста, прости меня. Мы с тобой ссорились – разве ты не помнишь? Я знаю, что это было глупо, и чувствую себя очень неловко, потому что не могла удержаться.

Он же все забыл, кроме того, что она была нужна ему и что она должна жить. Когда он поцеловал ее, ее губы были сухими, твердыми и неподатливыми, но наконец они оттаяли и ее язык скользнул меж его зубов. Когда он отпустил ее, она откинулась назад в кольце его рук.

– Мне очень жаль, – сказала Тесса. – Я знаю, я была глупой, но… о мой милый, я настолько счастлива… черт возьми, что у тебя в пиджаке?

Она расстегнула пуговицы, и пиджак распахнулся. Под ним все еще висел кольт «вудсмен».

– О-о, – протянула она.

Крейг сбросил пиджак, расстегнул ремни мягкой кожаной кобуры и снял ее, вынул револьвер, разрядил его и заглянул в дуло. Оружие нуждалось в чистке. Потом он заглянул ей в глаза и увидел там и страх, и любовь.

– Все в порядке, – сказал он. – Мне пришлось им воспользоваться. Именно поэтому я и уезжал. Ты же знаешь…

– Ты… убил кого-то?

Он кивнул.

– Он пытался убить меня. И почти смог это сделать. – Он положил пистолет на стол. – Ты все знаешь. Я тебя предупреждал. У меня был только один шанс, Тесса. Это был шанс для нас обоих. Я должен был либо убить его, либо ждать, пока он не найдет меня.

Она все еще молчала.

– Послушай, – воскликнул он, – в этом деле участвовали четверо – мы продавали оружие арабам. Остальные трое мертвы. Бах-бах-бах. И виноват был один. Моя жена умирает, мой шурин мертв. И виноват он. А потом он схватил меня. Тебе лучше все это знать. Я почти захлебнулся, причем это повторялось снова и снова, я был избит и обожжен, они сломали мне пальцы. И он был виноват. Он был виновен во всем.

Здоровой рукой он расстегнул рубашку и показал ей повязки крест-накрест на груди и спине.

– Это все сделал он… и потом он пытался убить меня… но один раз он оступился… всего лишь раз… но этого было достаточно. И теперь он мертв. Ты думаешь, это меня не беспокоило? Он чуть было не убил и тебя. Он подложил бомбу в твою квартиру – ты помнишь? Или приказал кому-то сделать это – какая разница? А теперь он мертв. Теперь они оставят нас в покое.

Она шагнула к нему, ее руки мягко касались его израненного тела, и все ее существо излучало благодарность и заботу. И Крейг любил ее с такой нежностью, которой никогда не испытывал по отношению к другим женщинам, так что потом она тихо плакала, и в его глазах тоже стояли слезы удивления, что двое людей могут так обладать друг другом, что желания их тел и сердец могут так сливаться. Он нежно целовал ее, удивляясь, как только он мог даже подумать, что он должен простить или пожалеть ее. Когда она была так необходима ему, просто не было места для прощения и жалости.

Для Тессы следующие двадцать четыре часа были лучшими в ее жизни. Она знала, знала без сомнений, всю глубину его любви к ней; она знала, что все трудности и опасности, которые ему пришлось пережить, были хоть частично связаны с ней. И теперь он демонстрировал ей свою любовь всеми возможными способами.

Он повел ее в ресторан, к ювелиру, к меховщику, покупая все, что взбредет в голову, словно каждая новая вещь должна была стать символом не ценности, а доверия. Вечером он повел ее в театр, а потом в ресторан и в клуб. Он даже спросил, нет ли у нее желания вновь зайти в «Лаки Севен», это было самое глупое и самое удивительное предложение, которое он только мог сделать.

И когда она ответила отрицательно, он повел ее в самые дорогие заведения, в одно за другим, а когда они вернулись домой, то он вновь и вновь любил ее, и это было еще прекраснее, чем прежде, и потом они лежали в темноте и нежным шепотом говорили друг другу о том, куда они поедут, и он рассказывал ей о греческом острове, который хорошо знал, и о том, как они будут там счастливы, и говоря это он уснул на ее обнаженной груди, а Тесса лежала очень тихо, нежно гладила его жесткие темные волосы и думала о том, могут ли вот такие двадцать четыре часа полностью перечеркнуть десять лет невзгод и страданий.